Текст книги "Волки и вепри (СИ)"

Автор книги: Хаген Альварсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Не запутывай гостя, брат Кернах, – шутливо погрозил пальцем священник, – разумеется, вина её доказана, в том поручились достойные горожане…

– Но она-то не созналась? – уточнил Хаген.

– Упорствует, – вздохнул клирик и развёл руками.

…Хродгар не слышал. Смотрел на ведьму, не отрывая глаз. Любовался ею. Страшился того пламени, что вот-вот должно было полыхнуть из-под дров. Ещё больше страшился того пламени, что зарождалось в его сердце.

Их взгляды встретились. На миг. Два мира, два неба: серый простор над северным морем – и глубокая синева над холмами. Мир, где ведьма всё ещё значило – Ведающая Мать, и мир, где ведьма значило – злобная карга. Девушка не выдержала, её стон стрелой долетел до молодого вождя, поразив в самое сердце.

«– Уходи, чужеземец, – говорил тот стон, – уходи, коль не можешь облегчить моих страданий. Не надо мне твоей жалости, хватило холода твоих глаз…»

И вот тут прорвало гейзер в сердце юноши. Бушующие потоки пламени Муспелля разливались по венам, безжалостно плавя кости, пожирая плоть белого великана. Так огонь Рокового Часа уничтожит тело великана Имира, из которого сотворён мир.

– Уйдём отсюда, – сказал Лейф, – меня сейчас стошнит.

– Вот уж хрен, – воскликнул Хродгар, выхватывая скольм…

– Ну просто «Сага о Вёльсунгах», – прошептал Хаген, восхищаясь решимостью вождя.

– Точно, – кивнул Крак Кормчий, – чем наш Хродгар не Сигурд, а эта девка – не Брюнхильда?

– Будет защищать его в сражениях, коль выживут, – хохотнул чародей.

Истинно так: подобно Сигурду, Хродгар промчался сквозь кольцо огня, к своей Брюнхильде[45]45
  Согласно исландской (более древней) версии вёльсунго-нибелунговского мифа, герой Сигурд проскочил на коне через стену пламени на вершине горы, за которой обнаружил спящую валькирию Сигрдриву, которую в более поздних версиях сказания отождествляют с другой валькирией (Брюнхильд), и, по всей видимости, стал её любовником.


[Закрыть], отпихнул священника, пинком разбил горящий ворох под ногами. Взорвались искры, жар обдал волной, взмах ножа – пали путы, и ведьма – на могучих руках, а рядом – верный Хаген с топором и мечом, да и прочие не мешкали…

Палач в буром плаще не вмешивался. Просто стоял и глядел.

Клирик поднялся – и рявкнул:

– Что стоишь, Кернах? Задержать!

– И не подумаю, святой отец, – невозмутимо откликнулся тот. – Я не твой человек, если ты забыл. Я – Кернах Дюжина, сын Корка сына Корбейна, я – филид, – похлопал себя по бритому темени, – знаток закона и учёный человек, и не стану выслушивать от тебя приказов. И, насколько мне видится, сей муж, – указал на Хродгара, – усомнился в честности суда. Я тоже, кстати сказать, сильно в ней сомневаюсь. Что же, локланнах, – обратился к вождю, – требуешь суда не мирского, но божьего?

– Проницателен ты без меры, Кернах ан-Корк, – ответил вместо хёвдинга Торкель, – мы требуем судебного поединка, здесь и сейчас!

И со свистом крутанул мечом «мельницу».

– Кто выступит от имени суда? – спросил Кернах.

– Ну, если ты такой сукин сын, что не станешь… – затянул волынкой местный голова.

– Не стану, – заверил, скупо ухмыляясь, филид, – вот такой я сукин сын, да-да.

– Ну, доблестные сограждане, храбрые сердца! – воззвал господин к толпе. – Есть среди вас герои? Кто защитит честь и славу Горлеха?!

– Доколе терпеть будем ярость язычников? – поддакнул клирик.

– Да ну в жопу, – раздалось из людского сусла, – вот пусть сам преподобный и выходит.

– Ага, ага, выходи, не бойся – Йон Спаситель рассудит!

– А чего, чего сразу мы? Вот пусть те, кто её судил, те и дерутся! – вторили добрые люди болотными жабами, забыв, как только что забрасывали девушку дерьмом. – Выходи, Ангус Голова! Становись, городская старшина!

Набольшие Горлеха явно не горели желанием состязаться в игре героев, являя чудеса отваги, но раз уж брагу заварили… Сошлись на том, что выставили местного полудурка. Звали его Кулан, или Малыш Ку. В войско его не взяли по причине слабоумия, но мало кто отважился бы вызвать его ярость: детина был здоровенный, как тролль, шутя орудовал дубовым ослопом, больше похожим на таран. Ангус напутствовал его такими словами:

– Побьёшь ихнего бойца, получишь пирожок с повидлом и кружку сидра, да ещё Финдабаир тебе отсосёт.

– КУУУ, – радостно промычал Малыш – видать, Финдабаир того стоила.

Биться с ним вызвался Лейф Кривой Нос. Перехватил поудобней клевец, плюнул сопернику прямо в глаз. Малыш Ку взревел и так ударил дубиной, что с окрестных деревьев посыпалась листва. А с Лейфа ничего не посыпалось: он отскочил, кланяясь толпе, словно в танце – праздник же! – а потом вогнал клевец Кулану прямо в сердце. Тот сперва не понял, что случилось, пару раз замахнулся, схватился за грудь, икнул и умер.

– Вот тебе и пирожок, – Лейф выдернул клевец, брезгливо отёр пучком травы. – Ненавижу таких бугаёв, ещё с детства. Хродгар – без обид.

Хродгар не ответил. Его больше занимала девушка на его руках. Она успела надышаться дымом, обгорела и потеряла сознание. Ноги Тура жгло от желания покинуть Горлех, вынести несчастную подальше, чтоб хотя бы смазать раны, но толпа бродила и шипела, как пиво, грозя разорвать бочку. Хаген же подошёл к местному главе, подцепил мечом торквес на его шее:

– Ради всего благого, Ангус, или кто ты там, – удержи своих людей, и особо вот этого лысого рукоблуда в одеждах старухи. Наша сотня не слишком далеко. Не откупитесь.

Ангус, красный от ярости, молча кивнул.

А жрец Белого бога выхватил дротик у кого-то из горожан и замахнулся на ведьму. Весьма прытко – никто и моргнуть не успел. Однако дротик вонзился в землю, а святой отец заорал, баюкая перебитую руку. Кернах Дюжина, улыбаясь, второй раз угостил его ясеневой палкой – теперь по спине, а затем – и по тому, что ниже. Добрые люди расхохотались, Ангус же бросил:

– Хватит, убьёшь ведь!

– Поделом бы, – заметил Хаген…

…Викинги шли с холма. Молча. Раскрасневшиеся и ошалевшие. Кернах шагал рядом.

– Погуляли, ёж твою мышь! – сплюнул Бьярки. – Добро хоть, бочонок эля прихватил!

Эль распили уже в стане, под вечер. Пересказывая прядь о Сигурде и Брюнхильде. Северяне с любопытством поглядывали на ведьму, обмениваясь ехидными замечаниями. Сигурду и Брюнхильде было не до них.

Девушка пришла в себя и даже позволила Хродгару осмотреть и обработать раны. Хродгар же вознёс хвалу всем богам – красавица пострадала, но не так, как люди, памятные вождю по сожжённым усадьбам и кораблям. Ожогов не останется.

– Как тебя хоть звать-то? – спросил на ломанном Имраэге.

– Ниала, – тихо проронила колдунья.

– Ньяла, – повторил Хродгар на северный лад. – Скажи, ты и правда… наводила порчу, вредила чарами и всякое такое? Зачем?

– Ненавижу, – устало, но жёстко вымолвила Ниала, каменея лицом, – ненавижу их, но… не так, чтобы вредить чарами. Спроси своего человека, – указала на Хравена, дремавшего у огня, – что бывает с теми из нас, кто становится на этот путь. Во что мы превращаемся…

– Тогда зачем они…

– А ты не понимаешь? – ухмыльнулась ведьма, скривилась от боли. – Всегда кто-то виноват. Кто-то… иной. Я сгодилась на место жертвенной козы. Ведь я не приняла веру Креста, меня воспитала старая ведьма в лесу, я поклоняюсь священным деревьям, солнцу и луне… Достаточно? Нет? – не могла остановиться. Слова рвались с губ, словно птицы со стальными крыльями. – Ниала О'Байрэ не вышла замуж, хотя уже давно не ребёнок! У Ниалы О'Байрэ есть чёрный кот! Успел в лес убежать, когда за мной пришли, а то бы растерзали… Ниала О'Байрэ остра на язык и дерзка, как не подобает девке! И в церковь не ходит. А ещё Ниала О'Байрэ отказала какому-то там родичу Ангуса Головы, а тот возьми да удавись…

– Думается мне, Ангус невысоко ценил того родича, – проворчал Хродгар, – иначе не отпустил бы нас просто так.

– Да он просто жалкий засранный трус, наш Ангус! – воскликнула Ниала. – Они там все… все такие. Кто был достоин – ушёл на север… – внезапно девушка подсела ближе к Хродгару, вцепилась ему в уши и жарко прошептала, – теперь ты мой, локланн! Ты отныне принадлежишь мне, а не красноубранной Смерти. Увези меня отсюда, локланн. Увези в свой край, на север, в страну озёр и льдов… Чтобы моё сердце там остыло, чтобы кровь заледенела, чтоб дыханье стало инеем. Заклинаю тебя, сделай так, и позор на твои уши, коли не выполнишь мою волю![46]46
  Формула, часто встречаемая в ирландских сагах, когда героиня пытается манипулировать любовником.


[Закрыть]

Хродгар закрыл глаза. Не мог вынести тоски и надежды во взоре ведьмы. Не мог ослушаться приказа. И вовсе не позор на ушах устрашил его, не ведавшего страха.

Слова пришли сами, и раскрылись веки – навстречу судьбе.

– Будь мне супругой, Ньяла.

– Супругой? – ведьма отпустила бедные уши Хродгара, на диво ласково коснулась лица, намотала на палец светлый чуб, погладила по бритой голове. – Зачем? Я буду скверной хозяйкой, а ты – не лучшим мужем. Но я стану любить тебя, а ты – меня, мой герой, и наша любовь продлится тысячу лет.

Когда вождь объявил о своём намерении взять Ньялу на Север, никто не удивился. Только Крак ворчал, что, мол, баба на судне не доведёт до добра, но кто ж его слушал?

10

Кернах сын Корка сына Корбейна прибился к хирду Хродгара и ходил с викингами. То был нестарый ещё человек – едва разменял четвёртый десяток зим, но уже прославился как учёностью, так и острым умом. В детстве перенеся какую-то хворь, он с тех пор прихрамывал и при ходьбе опирался на ясеневый посох, который служил и грозным оружием в умелых руках. У него не было недостатка в отваге и сноровке, но в сражениях он участвовал редко, ковылял при обозе да приглядывал за скарбом. Лейф Кривой Нос возмутился: мол, неразумно доверять этому чужаку – набьёт мошну из нашей доли, ищи его потом! – но Хаген возразил:

– Присмотрись к нему. Далеко ли убежит этакий хромец? К тому же Кернах – филид, так здесь называют толкователей закона. Пригодится.

И – да, пригодился. Кернаха звали, когда требовалось объясниться с местными, не проливая понапрасну крови. Переговорщик из него вышел незаменимый. Хродгар спросил его:

– Не зазорно тебе ходить с нами, чужаками? Ведь мы грабим в землях твоего народа.

– Как мне видится, вы грабите в Маг Арта и в Маг Эри, а не в Глен Мор, – усмехнулся Кернах, расчёсывая тёмно-рыжую бородку. – Враг моего врага, сам знаешь, мой друг.

С северянами Кернах изъяснялся на Скельде, но Хродгар настоял, чтобы филид поучил его местному наречию. Ньяла на Скельде не говорила, и он пока не слишком хорошо понимал возлюбленную. Что, конечно, вовсе не уменьшало их взаимной приязни.

– А кто же твой враг, достойный сын Корка? – спросил в свою очередь Хаген, который как-то сразу сошёлся с этим учёным мужем. – Ты отдубасил божьего человека, и тебе это спустили. Но ты покинул Горлех, и непохоже, что тебе там были рады…

– Рассказывай, – просто повелел Хродгар.

Кернах тяжело поднялся, насупившись, обвёл попутчиков холодным надменным взглядом с высоты своего немалого роста, затем почесал кончик длинного носа, вздохнул и сел обратно.

– Нетрудно сказать – труднее выслушивать повеления. Филиды не принимают приказов ни от кого, кроме своих старших собратьев, и то не всегда. Но пак[47]47
  Пак (ирл. phuk, вар. phooka, phuka) – мелкая нечисть ирландского фольклора (ср. исл. púkinn – «чёрт, бесёнок»).


[Закрыть] с ним… С чего бы начать?

– Дунь, – Хаген протянул ему набитую трубку, – в голове прочистится.

– Сто благодарностей, – кивнул Кернах, раскурил, затянулся пару раз, – мне в последнее время не перепадало ни зелья, ни лишних монет. Нет, воистину настали тёмные века, если знаток закона сидит у костра с морскими разбойниками!

Все засмеялись, а знаток – громче всех. Утёр рукавом выпуклый лоб и бритое темя.

– Однажды Кетах сын Морна позвал меня подсобить ему в одном деле. Закон был не на его стороне, и упала бы цена моей чести, коли я стал бы ходатайствовать за него. Там как раз шла речь о том, должны ли подданные короля менять веру по воле владыки. Все наши обычаи и законы говорят, что те, кто служит самому королю, должны держаться той же веры, что и король. Однако прочий люд на земле этого князя нельзя ни к чему принудить. Каждый свободный человек может поклоняться тем богам, которым сочтёт нужным. Это вождь Ан-Клайдов знал и без меня, разумеется. Речь зашла о том, имеет ли король право менять закон, как то сделал Кормак Многая Мудрость, властелин священной Тары. «Может, – ответил я, – если займёт Янтарный престол в Тара Хэйне». Тогда Кетах приказал мне солгать или хотя бы умолчать о том. «Объяснишь, мол, народу, что есть такой закон – люди должны так и сяк принять ту веру, какую укажет их ри», – так он сказал. Я удивился: меня же братья-филиды засмеют! Ри-Кетах махнул рукой: не переживай, мол, на сей счёт, кто надо тебя поддержит. Тут я понял, что правдивыми оказались слухи: наш венценосец беззастенчиво скупает филидов, и говорю: вот пусть те, кто поддержит, те и пачкают рот ложью. Меня-то к чему запрягать в эту колесницу беззакония? Кетах усмехнулся: ты молод и известен своей честностью. Тебе простится обман, тем паче – во благо. «В чём благо?» – спросил я. Кетах назвал цену. Признаюсь – удивил, и я даже подумал, не принять ли его предложение. Долго думал, аж вспотел. Потом откланялся и пошёл оттуда прочь. Братья-филиды на всякий случай объявили меня вне закона. Как раз шёл на север, прибиться к какому-нибудь ри ко двору. А прибился к вам, разбойники!

– Но в Горлехе тебя позвали помогать при казни, – возразил Хродгар.

– А никого больше не нашлось, – ухмыльнулся Кернах.

– Отчего тебя прозвали Дюжиной? – спросил Хаген.

– Нетрудно сказать, – филид скромно и смешно потупился, – как-то раз я защищал в суде двенадцать парней, которых обвиняли в разбое, и добился их оправдания.

– А они разбойничали? – уточнил Хаген.

– Они коров угоняли, – развёл руками Кернах, улыбаясь, – это такая народная потеха.

– В чём разница? – не понял Хродгар.

– Иной поступок, – слегка удивлённо пояснил филид, – иное наказание. За разбой их и казнить могли, а так по жопе надавали и принудили к уплате выкупа. Домой они вернулись героями.

– Весело вам тут живётся, в вашей Зелёной Стране, – рассмеялся Торкель.

– Да и вы в Заливах, уж пожалуй, не скучаете! – ответил Кернах смехом на смех.

– У нас на Тангбранде за овцу убивали, – тихо проронил Хродгар, – не то что за корову.

Кернах же сказал так:

– А верно ли я понял, что вы, локланнахи, союзны ри-Тэгирнаху Ан-Бетаду, владыке Глен Мор? Если это так, позвольте мне послужить вам. Ибо ничего меня так не обрадует, как поражение и позор Кетаха Ан-Клайда!

На том и порешили.

Лето шло к закату. Викинги опустошили Маг Эри от Глен Дайбханн на севере до Деас Абайд, Южного Аббатства; от города Дайре на западе до Форгойла на востоке. Затем вернулись на берега озера Мадхе, и оттуда через речку Лейру – в озеро Лок-Лейр, затем по Эрке – в Лок-Эрк. Это были земли Маг Арта. Были разграблены Дерг Бо, Дергафойр, Лиа Мин, Риадах, Слиах, Эрк Мор, сожжена столица, прекрасный и древний Артареддин. Откупился один лишь Гойл Фирнах, где народ не одобрял ни Кетаха, ни своего короля Феарвалла, да ещё пощадили городок Фион Лиа на Мадхе – ему досталось ещё от Кетаха.

Рабов набрали столько, что не хватило бы никаких кораблей, чтобы доставить их на Север. Часть по обоюдному согласию позволили выкупить властям того же Гойл Фирнах, часть отдали в долю геладцам Утхера Медового Волынщика, прочих заставили строить временный лагерь на берегу Мадхе. Скоро туда прибыли ушлые торгаши из Керима и скупили почти весь товар. Откуда и прознали? Хаген предполагал, что не обошлось без Золотого Совета – на то и Золотой. Хотя и платили керимцы, конечно, по гуртовой цене, а не как положено.

Арнульф им не обрадовался:

– Скотоложцев этих не хватало! Заразу занесут, чуму или холеру какую…

– Почему ты так говоришь?! – возмутился Раудульф Эоринг, которому и принадлежала мысль поставить лагерь для торговли невольниками.

– А как же иначе? – вскинул брови Седой. – С Востока всегда всякая зараза приходит!

И как в небо глядел: кишечная хворь вспыхнула сразу после отбытия керимцев. Раудульф высказался за то, чтобы запереть оставшихся пленных в сараях да сжечь, и все сказали, что это будет наилучшим выходом. Все, кроме Хродгара.

– Коли начать лечить сейчас, так и не придётся никого сжигать, – заявил он непреклонно.

– Чьи слова сейчас на твоих губах? – прищурился Арнульф. – Не той ли твоей ведьмы?

– Истинно так, – потупился Тур, дёргая себя за чуб, – но я готов под ними подписаться.

То был веский довод, ибо далеко не все из викингов умели писать.

– Лечите, – пожал плечами Арнульф. – А мы сворачиваемся и уходим. Догоните потом. Да глядите мне, рабов уцелевших не забудьте! Хаген, дружище, на пару слов…

Тогда Ниала О'Байрэ принялась за дело. Подсобить ей вызвались, довольно неожиданно, Хравен Увесон, Халльдор Виндсвалль – этот пошёл против воли своего хёвдинга, Орма Белого, и даже Олаф Хаммарваль, который показал себя сведущим не только в гибельный чарах, но и в целебных. Люди Хродгара разделились: одни остались помогать по хозяйству и сторожить, но больше было таких, кто поспешил покинуть недоброе место. Был среди них и Торкель Волчонок, и его мало осуждали. Никто не вызывался врачевать хвори в походе. То не ремесло для викинга. Хаген же, разумеется, остался ухаживать за бедолагами. Во-первых, Арнульф дал ему поручение. Во-вторых, сам прекрасно помнил, каково оно – кислое пиво неволи, да ещё когда здравие покидает тебя, и ты без сил валишься наземь, а хозяин подумывает, не сжечь ли тебя живьём – чтобы заразу не разносил. А в-третьих, его сердце радовалось при виде того, как Хродгар во всём поддерживает свою возлюбленную чародейку, и как она платит ему заботой да лаской. Тогда на лице Хагена появлялось глуповатое выражение, взор становился как светильник с китовым жиром – тёплым и масляным, и вспоминались ему рыжая Альвёр, которой он впервые посвятил стихи, тёмненькая Игерна, что искренне переживала за него и щедро делилась познаниями, и, разумеется, загадочная и гордая дочь вождя проклятых Ан-Мойров, красавица Эмери. Тогда сердце пронзала звонкая струна тоски, гулкая струна тревоги, и таял иней на рёбрах. Как добралась до отчих краёв, Эмери? Свидимся ли? Юноша утешал себя мыслью о том, что на обратном пути всенепременно побывает на Варохе да всё разузнает.

И, коль повезёт, ещё раз коснётся пальцев милой девы.

Впрочем, далеко викинги не ушли.

На следующий день после того, как разразилась болезнь, Арнульф получил послание от врагов. Пробежал глазами, хмыкнул и попросил Утхера зачитать вслух. Громко, чтобы никто не сказал, будто не слышал.

– «Дорогой наш друг и братец! – первые же слова вызвали среди северян шторм хохота, но Утхер так дунул в волынку, что все мигом заткнулись. – Допрежь между нами не было раздора. Широко разлетелась над народами слава Арнульфа Седого, сына Ивара! Что же нам теперь искать встречи на поле брани? Дела державные не позволяют нам прибыть лично, дабы засвидетельствовать наше почтение, и нас весьма опечалили вести, что вы, северяне, столь неучтиво обходитесь с нашими подданными. Впрочем, орлу надобно чем-то промышлять, и мы, несомненно, простим тебе обиду, коли ты сочтёшь нужным направить свои ладьи к родным берегам, в Страну Заливов. И чем скорее, тем лучше. В противном случае мы будем вынуждены вернуться. С десятью тысячами отборных бойцов. Убедительно просим тебя, Арнульф Седой, не вынуждать нас к такому действию». Подписались: Кетах ан-Мойр из клана Ан-Клайдов, Феарвалл ан-Турлок из клана Ан-Валлоков и Робер Аррауд, маркграф де Лотен. Писано в Киах-на-Мор месяца Сектемпа дня двадцать второго.

Утхер перевёл дух и подытожил:

– Вот так-то, братцы!

Зашумело людское море, бурное море Севера, и одни говорили, что надо уходить, пока дают, а другие – что нужно непременно остаться и накормить воронов телами десяти тысяч отборных бойцов. Альм Вещий, старший из предводителей гравикингов, взял слово первым.

– Думается мне… – начал было он, но Арнульф поднял руку – и викинг умолк.

– Ты уж прости, Альм, но мне теперь мало дела до того, что кому думается, – мрачно процедил Седой и обратился к гонцу, – передай своим господам: «Встретимся на равнине Маг Курои».

Надо было видеть, как побледнел гонец.

Не знал того ни Вещий Альм, ни кто иной из хёвдингов: накануне Арнульф получил ещё одно письмо. Принёс его в клювике тощий серый дрозд. От Брендаха друида, того самого, из Золотого Совета. Брендах сообщал, как повернулось дело Кетаха Крестового в Глен Мор. Союзники взяли столицу Срединной пятины, златобагряный Элейн, и многие другие города, пили вино на руинах древнего Дорнана, но большого проку им это не принесло. Людей и всё мало-мальски ценное имущество загодя переместили в глубинные области Глен Мор, куда и направились захватчики. Кетах наделся решить дело в одной большой битве, как положено, но правитель Великой Долины, Тэгирнах Ан-Бетад, имел на сей счёт иное мнение. Он уводил войска вглубь своих владений, изматывая врага непрестанными мелкими стычками, чем заслужил неудовольствие своего сына Найси и прозвище Сурок. Союзники всё лето топтались у границ священной долины Маг Байд, порываясь вторгнуться, Кетах, по выражению Найси, «выпрыгивал из килта» от желания водрузиться на престол Тары, но вынужден был отражать удары то с севера, то с запада, то с востока. Терпение вождя Ан-Клайдов лопнуло, и он, преисполненный ярости, поджёг Янтарный Лес, чтобы облегчить захват долины, да с погодой не повезло – в конце лета зарядили такие дожди, что нельзя было и костра развести. Тогда Кетах ринулся напролом, как вепрь сквозь кустарник, с боями прорвался через лес, но при штурме цитадели Тара Хейна потерял две тысячи бойцов и взял город в осаду.

«Теперь же, – писал Брендах, – осада снята, и крестовое войско, разорив Маг Байд, движется на юг, через Серые Холмы. Найси Ан-Бетад во главе отцовских дружин преследует их. Полчища Кетаха двигаются через Тир-на-Морх, к среднему течению реки Аллайд. Полагаю, Кетах не намерен выпускать вас из Маг Эри живыми и не прочь отыграться на вас за неудачную войну и за те неприятности, что вы ему причинили».

Дальше шло перечисление родов войск, имеющихся в распоряжении Кетаха и его союзников, и примерная численность бойцов. В конце, после подписи, имелась приписка: «В земле Тир-на-Морх есть замечательное место, именуемое Маг Курои. Там есть где развернуться».

И ехидная строчка на обратной стороне листа: «Komm du seill».

Человек Золотого Совета снизошёл до того, чтобы пожелать счастья чужакам на их языке.

Когда гонец Кетаха умчался на север, хёвдинги потребовали от Арнульфа собрать тинг. Морской король скрипнул сточенными зубами, но подчинился. Всё же войско викингов от века называлось «банда» – «связанные клятвой», а ещё – «фелаг».

Братство.

И всем этим людям Арнульф был не дедом и не отцом, а в лучшем случае – старшим братом.

– Ты, Седой, считать не разучился? – едко усмехнулся, прищурившись, Хакон Большой Драккар. – А тут счёт пойдёт на тысячи! Десять тысяч у Кетаха, а у нас и тысячи не наберётся. Неужто ты всерьёз полагаешь, что один северянин стоит дюжины эридов?

– Ну, положим, против нас не десять тысяч, а восемь, – заметил Арнульф. – И, сдаётся мне, ты недооцениваешь силу народной ненависти, Хакон сын Хальфгута.

– Что-то я перестал тебя понимать, – почесал в своей роскошной бороде Хакон.

– Ты думаешь, я просто так, по доброте душевной, отдал часть добычи жителям города Фион Лиа? – усмехнулся Арнульф. – Того самого города, рядом с которым Раудульф выстроил лагерь для рабов? Того самого Фион Лиа, который мы пощадили? Ты думаешь, я просто так оставил там наших парней – возиться с болячками невольников? Или ты полагаешь, что жители Тир-на-Морх и Фион Лиа простили Кетаху, что он разграбил их земли, чтобы прокормить свою ораву?

– И что же, ты думаешь, они станут за нас биться? – недоверчиво покосился Эрленд сын Хроальда.

Старый вождь поглядел куда-то вдаль и сказал:

– А вот мы их сейчас и спросим.

По дороге рысью скакали Хродгар, Хаген и ещё один человек, в котором викинги признали Диармайда, молодого князя Фион Лиа. Спешно спешившись, Диармайд преклонил колено перед Арнульфом, поклонился собранию и произнёс:

– Твои люди передали нам твоё послание, Арнейльф Хэн. Мы, как видишь, совещались недолго. Этой весной мои отец и дядья пали, пытаясь защитить город от произвола Кетаха Крестового, да падёт проклятие на все его члены, и особенно на детородный… – все, разумеется, заржали, что приободрило князя. – Кетах обещал, что не станет чинить зла нашим людям в обмен на признание его власти, но, видимо, его псы о том не слыхали, или он не знает, что грабёж, убийства и насилие – это зло. Так или иначе, коли вы, локланнахи, решите сражаться с южными ублюдками, мы вас поддёржим. Пять сотен копьеносцев чистят оружие в Фион Лиа.

– Быть посему, – кивнул Арнульф, – эй, налейте гостю мёду, да постелите шкуру – пусть посидит с нами до конца тинга.

Младшие в хирде, свейны, бросились исполнять поручение, а сэконунг обратился к филиду:

– А что, Кернах Дюжина, ты пустил уже ратную стрелу по Тир-на-Морх?

– Пустить-то пустил, – откликнулся законник, – но кто и сколько откликнутся, мы узнаем уже на Равнине Курои.

– Вот видите, – самодовольно огладил бороду Седой, – не столь уж нас и мало.

По рядам молодняка прошёл тревожно-восхищённый шелест, а пожилые вожди угрюмо молчали, глядя исподлобья. Франмар сэконунг, глава хрингвикингов, сказал:

– А ты уж всё приготовил, мало спрашивая нас? Похвальная прыть в твои-то годы! Но ведь и мы всегда можем тебя покинуть, Арнульф Седой. Добыча поделена, поход окончен. К чему нам и дальше хранить тебе верность?

– Вы можете поступить, как считаете нужным, – отмахнулся морской король, – а я одержу победу с войском эридов. И что ты тогда станешь кричать над морем, э, братец Беркут? Что скажут люди во фьордах, когда узнают, что хрингвикинги отступили там, где не сробели эриды?

– Ну соберём мы пару тысяч, – буркнул Франмар, – всё равно выходит один к четырём. В чистом поле нас сметут.

– Ты обещал нам богатую добычу, а не славную смерть, – напомнил Орм Белый. – Ты, видимо, торопишься умереть, и это похвально, но к чему тянуть всех нас за собой?

Тут вскочил Хельги Убийца Епископа и гневно воскликнул:

– Замолчи, племянник ярла! Не смей позорить нас перед союзником, не смей сомневаться в доблести хлордов. Если тебе, Белый Змей, важно свернуться кольцом над грудой сокровищ, так и ползи себе в пещеру, но тут ещё остались волки да вепри!

– Поглядим, как ты станешь рычать и фыркать, когда дойдёт до дела, – прохладно усмехнулся Орм, – и тогда ты увидишь, юный герой, ярость драконов.

– Всяко досадно мне уходить, не переведавшись парой ударов с достойным врагом, – сказал Эрлюг сын Хроальда. – Мало потехи было грабить монастыри да церкви!

– А тебе, я гляжу, мало было по морде получить в Блумвике от сидов, – заметил Хакон.

– Дивлюсь я на твои слова, дядька! – поднялся Рэфкель Лосось, сын Рорика Неудачливого. – Раньше такого не бывало, чтобы ты предлагал бежать с поля битвы!

– А что я? – возмутился Хакон. – Я ничего такого не предлагал, но надо же прикинуть нос к ветру. Ты, Рэфкель, весь в своего отца, даром что четвёртый десяток разменял. Одно дело – доблесть, а вовсе иное – безрассудство.

– Безрассудно было напасть на Эрвингард, – вставил Бьёлан Тёмный, – но мы совершили тот набег, и ни разу о том не пожалели. Думается мне, что не исчерпан запас удачи Арнульфа Седого, и нам не прибавится чести, коли мы не попытаемся это проверить.

– Если всё как следует обмозговать и подойти к делу с умом, – осторожно проговорил Альм Вещий, – то выйдет толк. Однако мне всё же сдаётся, что наш морской король знает нечто такое, что нам невдомёк. Не так ли, Седой?

…Сотни глаз. Взгляды – настороженные, холодные, – грозовые тучи над северным морем. Застыло небо, застыли волны, только ветер ерошит пенные холки на равнине вод. Не обратится ли ветер – гибельным смерчем? Ещё миг – и вскипит пучина, вздымая валы до небес, и небеса откликнутся громом да пляской молний, рёвом неистового Тэора… Выстоит ли Седой, Длиннобородый, Податель Побед, Отец Ратей, Владыка Дружин, Высокий, Повелитель Мёртвых и Всеотец? Выстоит ли отец – против сына?

Нет.

Старший брат – против младшего.

Орёл – против змеев и беркутов, волков и вепрей.

Старый глупый орёл, который сам себя загнал на край небес. Однако ещё способный поднять бурю взмахами могучих крыл. И кровь быстрее бежала по венам, разогревая старческие кости, а взор наполнялся цветом, светом и смехом. «Вы думаете, братья, будто у меня есть тайны от вас? – усмехался старый орёл. – Это правда, и некоторые из них я раскрою прямо сейчас. Но последнюю тайну, последний урок вы усвоите в самом конце. Кто до него доживёт!»…

– Найси, сын Тэгирнаха конунга из Глен Мор, гонит на нас оленье стадо, добычу королей! – воскликнул Арнульф, и голос его звучал на диво звонко, как в юности, когда сына Ивара Хромого ещё не звали Седым. – Всё, что нам остаётся, это занять Поле Курои и держаться, пока не подойдут гленморцы.

– Мы станем наковальней, по которой будет лупить кувалдой Тэгирнах конунг? – уточнил Франмар Беркут.

Арнульф кивнул и добавил:

– Думается, ничего сложного в том нет. Если мы построимся «курганом» и будем крепко стоять, не наступая, союзнички обломают клыки и умоются кровью. К нашей славе.

– А как быть с их конницей? – спросил Альм Вещий. – Сколько рыцарей ведёт этот Робер Аррауд, маркграф де Лотен? И сколько прочих конников у неприятеля? Выстоим ли?

– Много рыцарей, – подтвердил Арнульф, – почти сотня, и ещё несколько сот легкоконных бойцов. Придётся туго, но тем большей будет цена нашей славы!

– Цена славы форнских рейтеров также велика, – проронил Орм, – и она ведома всем…

Его перебило скромное, но настойчивое покашливание Хагена. Орм бросил короткий неприязненный взгляд и развёл руками – мол, и так всё ясно.

– Если будет позволено мне сказать слово, – рассудительно произнёс юноша, – я хотел бы напомнить, что здесь полно высоких и тонких сосен.

– Ну и что, что тут полно сосен? – пожал плечами Франмар Беркут. – Ты, Лемминг, предлагаешь нам залезть на них, снять штаны и насмерть засыпать рейтеров дерьмом?

– Это была бы печальная и вонючая смерть, – кивнул Хаген сквозь общий невесёлый смех, – но я имел в виду вовсе не то. Пусть Унферт Алмарец расскажет, как берны одержали победу над рыцарской конницей Остарланда при Демвальде!

Орм метнул короткий предостерегающий взгляд на своего советника, но Алмарец столь же коротко передёрнул плечами:

– Это никакая не тайна. Бернские ополченцы построились прямоугольником и отражали конные атаки лесом кольев, заточенных из сосен. Длина кольев позволила не подпустить рыцарей на расстояние удара копьём и уж тем более мечом. Сосна – ломкое дерево, но дешёвое.

– А там была не сотня, а две тысячи рейтеров, – добавил Хаген с самой невинной улыбкой.

– И где ж нам взять столько кольев, когда уже надо выступать? – насмешливо вскинул бровь Раудульф Эоринг. – Или твои родичи-белки зубами выстрогают?

– Зачем зубами? – Хаген кивнул на Диармайда, ослепительно улыбаясь. – Вождь достойного рода Ан-Кумалов подтвердит: уже всё готово! Нет так ли, ри-на-Фион-туатх?