Текст книги "Якорь в сердце"
Автор книги: Гунар Цирулис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Я боялся упустить его, так что подрулил туда прямо с грузом.
– Не знаю, что нынче с Артуром сделалось, – ворчал Извозчик. – Обещал прийти, да вот ужа больше часа жду зря.
– Может, увязался за девчонками? – предположил я.
Извозчик презрительно покосился на меня:
– Не все бегают за девчонками. Если у Артура в этой юдоли слез есть что-то святое, то это его жена. Только не распускай язык: этого он тебе не простит.
– Ну, дело его. – Я торопился поскорее все выяснить и доставить гравий на место. – Позвони-ка ему.
Вскоре Извозчик вернулся.
– Есть заказ на шины для ЗИМа. Заплатят прилично, но обязательно сегодня вечером: завтра клиент уезжает. Сам Артур на пойдет, у него с женой что-то стряслось: болит не то желудок, не то слепая кишка – кто там разберет. Ладно, поехали.
Мы медленно колесили по центральным улицам. Извозчик поглядывал по сторонам. Как обычно в дождливую погоду, прохожих было немного. Кое-где стояли машины, но, как назло, ни одного ЗИМа. И вдруг Извозчик схватил меня за локоть:
– Гляди!
И правда, на углу Кирова и Промышленной стоял ЗИМ «скорой помощи». Шофер как раз помогал санитару вытащить носилки, затем они скрылись в подворотне.
– ЗИМ! – взволнованно прошептал Извозчик. – Зимочка! Сам просится!.. Ну, гони вперед по Псковскому шоссе. На тринадцатом километре обгоню.
– Прямо так, с грузом? – заколебался я.
– Доставишь потом. Скажешь, что по пути, – он осклабился, – по пути, мол, пришлось менять шины. Такой случай упускать нельзя! Подумать только: жмешь на всю железку, а милиция еще и дорогу расчищает…
Я не стал спорить и притормозил. Извозчик вылез и скрылся во дворе. Я едва успел развернуться, как он вышел из парадных дверей и направился к ЗИМу…
Остальное случилось так, как показал ваш следственный эксперимент, который эта гражданка уже описала в своей тетрадке. Хочу пояснить только, почему мы зажгли машину.
Я свалил часть гравия на обочине. Погрузили шины, замаскировали, собираемся назад. Но, уже залезая в кабину, Извозчик заметил, что, возясь с тросом, порвал перчатки, так что два пальца вылезли наружу.
– Только этого мне не хватало, – сердито проворчал он, – оставить свою визитную карточку.
– Ты чего? – не понял я.
– На машине наверняка остались отпечатки пальцев. Придется устроить аутодафе.
– Какое авто? – Я не сразу сообразил, что у него на уме. – А! Жаль машину.
– Себя жалей, а не барахло. Тебя разве не учили в школе, что в нашей стране самое ценное – человек? – ухмыльнулся Извозчик.
Деваться было некуда – мы облили ЗИМ бензином и поднесли огонь. Когда пламя охватило машину, внезапно загудел сигнал. Наверное, от жара замкнулись контакты. Машина выла, словно раненый зверь. Кровь стыла от этого замогильного голоса. Мы вскочили в мой самосвал и пустились наутек, словно за нами гнались черти…»
– Настоящее имя Извозчика? – деловито спросил майор, когда Кактынь умолк.
– Не знаю, честное слово, не знаю, – пробормотал Кактынь. – Как-то неудобно было спрашивать. Да и своей доли я еще не получил. Он обещал принести деньги вечером.
– В тот же буфет?
Кактынь кивнул.
Майор и Густа переглянулись. Если только у этого Извозчика есть знакомства среди шоферов, он еще днем услышит об аресте Кактыня. А тогда ищи ветра в поле: с деньгами в кармане можно быстро скрыться.
Снова все зависело от часов, может быть даже от минут. Напряженно перебирая в уме варианты, Низуль вдруг вспомнил рассказ дежурного капитана. «А что, если это был не бред? Что, если есть какая-то связь между сбивчивым рассказом пьяного о смерти его жены – и кражей машины «скорой помощи»? Его ведь тоже звали Артуром – как и человека из буфета… Ну-ка, наведем справки – где живет этот бедолага?»
Через четверть часа майор Низуль и Густа звонили в дверь Артура Бритыня.
IV
Квартира Бритыня была обставлена с мещанской роскошью: полированная ореховая мебель, кружевные салфеточки, хрустальные вазы, шелковые подушечки на диване. Везде царила безукоризненная чистота. Не гармонировал с обстановкой лишь сам хозяин – с ввалившимися от бессонницы глазами, небритыми щеками и полуразвязанным галстуком, он, казалось, случайно забрел в этот мир порядка.
Появлению работников милиции Бритынь ничуть не удивился.
– Я и сам бы снова пришел, – тяжело проронил он, и чувствовалось, что это на пустые слова. – Пускай что угодно – не могу сидеть здесь наедине с мыслями… Эх, Зайга, не вовремя ты заболела…
Он умолк. Майор предупреждающе покосился на Густу: пока откликаться на эти слова еще не следовало. Но Бритынь и не ждал ответа.
– Когда приехала «скорая», жена уже говорить не могла – так болело. Шофер с санитаром старались нести поосторожнее, но лестница, сами знаете… А Зайга при каждом толчке только стонала и все крепче сжимала мою руку.
«Хорошо, что сразу позвонили, – утешала меня докторша. – В таких случаях решают минуты. Хирург уже извещен и ждет в операционной». – «Слышала, Зайчик? – пытался я подбодрить жену. – Все будет хорошо. Не успеешь моргнуть – тебя уже доставят в больницу…»
Мы вышли из ворот, а ЗИМ в этот миг сворачивал за угол! – Бритынь стиснул голову ладонями. – В то время я еще ничего не понял. Пока бежал наверх, пока вызывал другую машину, да и потом, в больнице, не до того было. Попозже мне сказали, чтобы не путался под ногами, и я пошел домой. А так примерно через час явился Извозчик.
«Заказ выполнен! – самодовольно сказал он. – Поехали к твоему клиенту». – «В самосвале, что ли?» – спросил я, чтобы что-то сказать: мне было не до того. «Самосвал в гараже, спит сном праведника, – и Извозчик весело засмеялся. – А шины уже лежат в обычном месте. Все вышло гладко, как в кандидатской диссертации. Ты только послушай: катаемся мы, значит, по городу, и вдруг…»
Дальше я не слушал. За стеной зазвонил телефон, и я как-то сразу понял, что это – из больницы. Сосед позвал меня. Трубка прыгала в моих руках.
«Умерла? – не понял я. – Как это – умерла? Вы же говорили…» – «Слишком поздно, – сказал голос на том конце провода. – Мы сделали все возможное. Если бы ее доставили хоть на полчаса раньше!»
Я вернулся в комнату, чувствуя, что теряю рассудок. А там Извозчику все не терпелось досказать о своих приключениях.
«Да ты послушай, что за сказочное везение! Значит, вдруг вижу – стоит ЗИМ «скорой помощи», и прямо у твоего дома! Тебе что, неинтересно?» – перебил он сам себя. «Ладно, говори!» Теперь я должен был услышать все до конца. «Я – в машину, и…» – «Угнал «скорую»? Ты?» – «Еще как! На первой космической! Раз заказаны шины с ЗИМа…»
У меня не было сил прикончить его…
Бритынь умолк. И вдруг вцепился в руку майора:
– Но вы это сделаете, гражданин начальник? Правда ведь, вы отомстите за смерть моей жены?
Впервые в жизни майор не знал, что ответить.
1965
Перевел В. Михайлов.
ЛИНИЯ УДАЧИ НЕОЖИДАННО ОБРЫВАЕТСЯ
Очерк
Старый Трубек который год безуспешно единоборствовал с бессонницей. Пока он работал проводником в купированных вагонах, дело еще куда ни шло, – можно было добровольно вызваться на рейс в Таллин или Ленинград, продежурить ночь напролет и тем оказать услугу себе, пассажирам и товарищам по работе, которые в это время спали сном праведника, а в дни получки поднимали за Трубека чарочку, желая ему долгих лет жизни и несокрушимого здоровья.
Но закон есть закон, и в один прекрасный день его проводили на пенсию. Отныне жизнь стала невыносимой и для Трубека и для его сына с невесткой. Невестка никак не могла привыкнуть к неугомонному «пассажиру», который через каждый час отворял в квартире все двери, по нескольку раз выходил в сад прогуливаться, чуть свет включал пылесос и полотер. Наконец она собралась с духом и предложила:
– Почему бы вам, отец, не пойти поработать вахтером? И вы успокоитесь, и семье польза. Когда в доме двое школьников, лишняя копейка не помешает.
В самом деле, почему бы не пойти? Спустя неделю Трубек принес домой овчинную шубу, сапоги, выданные органами охраны, а также вооружение, которое на смех внукам состояло из одного свистка. Правда, вмонтированная в свисток сухая горошина придавала ему некоторое сходство с милицейским, но Трубеку от этого не стало веселей на душе. Неужто ему, старому партизану гражданской войны, нельзя было доверить какую-нибудь огнестрельную штуковину? И объект поважнее, чем продовольственная лавочка? Как назло, ни Трубек, ни его сын не состояли в охотничьем обществе, поэтому он не мог прихватить на дежурство даже простой двустволки, разве что здоровенный финский нож, которым обычно стругал лучины для растопки. Хорошо, хоть магазин находился по соседству, между их домом и главным корпусом обувной фабрики. И два раза в ночь, ровно в двенадцать и в пять, с хронометрической точностью, как подобает старому железнодорожнику, Трубек являлся домой, чтобы принять лекарства и запить их стаканом горячего чая. Так прошло лето. Шуба и сапоги лежали в нафталине. Миновал на редкость теплый в этом году сентябрь. Казалось, даже свисток можно оставлять в ящике стола, до того спокойными были ночи сторожа: лишь иногда случалось перекинуться неторопливыми фразами с патрулирующим милиционером, покалякать с запоздалым прохожим, которому развязал язык алкоголь.
Наступила ночь на первое октября.
Погода стояла неприветливая. Как бы желая прочертить точную границу между погожим бабьим летом и суровой осенью, северный ветер гнал по низкому небосклону клочковатые дождевые тучи. Даже луна, изредка появлявшаяся в рваных трещинах туч, не могла развеять хмурое настроение. Старого Трубека причуды погоды не пугали. Скорее наоборот – вызывали в памяти дни далекой юности. Сибирские партизаны только и ждали такой погоды, чтобы подкрасться в неверном свете луны к колчаковским укреплениям. Как бы подтверждая неизгладимую память тех лет, где-то глубоко под ложечкой заныла старая рана, давая знать, что настало время выпить очередной порошок.
Прямо против калитки его двора на той стороне улицы стояла «Волга» с погашенными фарами. Вжавшись в угол машины, за рулем дремал шофер. «Странно, – подумал Трубек, – похоже, она тут стоит уже добрых полчаса. Ей-богу, нынешнее поколение совсем совесть потеряло, нет чтобы человека в дом пригласить».
Термос с горячим липовым чаем – невестка никогда не забывала заварить его – стоял на привычном месте. Сидя за кухонным столом и макая седые усы в пахнущий весной напиток, сторож время от времени прислушивался. Он давно наловчился различать ночные шумы. Часто повторяющийся скрежет сообщал о том, что ветру удалось оторвать оковку жалюзи в магазине – завтра надо будет починить, и заклепками собственного производства, чтобы держали до самого коммунизма. Вдоль окна торопливо застучали каблуки, затем что-то жалобно проскрипело, послышались громкие голоса, и Трубек, не взглянув на часы, понял, что молодая бойкая блондинка из фабричной охраны снова прибежала на работу с опозданием. Со стороны железнодорожного переезда доносилось дорогое его сердцу пыхтение паровоза, проревел дизель, дала гудок электричка. «Предпоследняя на взморье», – отметил про себя сторож, отодвинул пустое блюдце и встал. В этот миг он услышал, как что-то глухо бухнуло. Звук этот никак не вписывался в традиционную гамму ночных шумов. Трубек замер и даже дыхание затаил, но все было тихо. Он надел пальто, вышел в коридор и только там сообразил, что его насторожило, – звук долетел не с улицы, а с другой стороны, из его собственного сада.
Успев заметить, что машина по-прежнему стоит, как стояла (факт сам собой разумеющийся – иначе бы он услышал, как завелся мотор!), Трубек отправился выяснять причину загадочного звука. Сад был невелик. Его можно было обследовать, не сходя с крыльца, с помощью карманного фонарика. Сноп света выхватил замок дровяного сарайчика, призрачно белевшую краску на яблонях, аккуратные полосы грядок с овощами и кирпичную стену фабрики, которая оберегала плантацию Трубека от студеных ветров, позволяя выращивать помидоры. Проклиная соседского кота и собственную подозрительность, сторож собрался было погасить фонарь, как вдруг дернулся, словно его стукнули кулаком в лоб. Никаких сомнений: у стены чернел, полускрытый помидорной ботвой, довольно крупный предмет.
Возможно, следовало поднять тревогу, вызвать фабричную охрану, разбудить домочадцев, но старый партизан не сделал ни того, ни другого – боялся стать посмешищем. В конце концов, он ведь не баба, которой в потемках мерещатся привидения.
Действительно, стоило ли пугаться пяти мешков с хромовой кожей и странной рептилии, которая издали напоминала удава, а вблизи оказалась всего-навсего куском веревки. Трубек наклонился над своей находкой и не расслышал крадущихся вдоль забора шагов. Он спохватился, лишь когда пришельцы подошли почти вплотную.
– Стой! – хрипло крикнул Трубек и выпрямился.
Незнакомцы тоже опешили, даже не пытались бежать. Трубеку удалось схватить одного из них за отвороты пальто. Но тут он почувствовал сильный удар в затылок. Оттолкнул первого и, нащупав в кармане финку, обернулся к другому, нападавшему сзади. Преступник оказался проворней. Размахивая ножом, он бросился на Трубека.
– Уйди! Зарежу!
В голосе прозвучала такая звериная ненависть, что старик невольно подался назад. И тут же попал в тиски. Чужие руки обхватили его шею с такой силой, что Трубек начал терять сознание.
– Я держу его, выноси мешки!
Сторож обмяк, как в обмороке, затем рванулся вверх и со всего маху ударил головой преступника в лицо. Теплая шапка смягчила отдачу, но у него самого аж искры из глаз посыпались. Послышался тихий звон, тиски ослабли. Преступник обратился в бегство.
«Нужно задержать хотя бы второго!» – мелькнуло в голове у Трубека. Он преградил дорогу. Но тот не собирался задаром отдать свою свободу. Сторожу не осталось ничего другого, как, защищаясь, пустить в дело нож. Раненный в плечо преступник вырвался из хватких рук Трубека и выбежал из ворот. Взревел мотор «Волги», рокот удалился, и снова наступила тишина.
Разбудив сына (эх, отчего он не сделал этого сразу!) и приказав ему сторожить мешки, старый Трубек отправился в милицию.
* * *
Трудно теперь сказать, почему в отделении милиции решили сообщить об этом случае в республиканскую прокуратуру. С «героями ножа» тут обычно справлялись сами, но сторожу показалось, что преступники, судя по голосам, – юноши, а может быть, даже подростки, и это решило дело: кому охота заниматься несовершеннолетними.
Старший следователь Карлис Стабинь, который в эту ночь дежурил в прокуратуре, не торопился. В темноте все равно нельзя осмотреть место преступления, сфотографировать следы, снять отпечатки пальцев и наглядно представить себе, как было совершено преступление. Выслушав сообщение оперуполномоченного милиции, он лишь наказал тщательно охранять сад и ни в коем случае не дотрагиваться до мешков, а затем стал размышлять. Значит, опять предстоит разгадывать ребус, вступить в бой, в котором поначалу все преимущества, как всегда, на стороне преступника. Только на этот раз уже в дебюте тот допустил грубую ошибку. И Стабинь не сомневался, что в миттельшпиле сравнительно легко нападет на верную нить.
Вряд ли был смысл вызывать собаку – в городе след обычно обрывается на первом же перекрестке, кроме того, сторож видел легковую машину. Стабинь пробовал представить себе, как поступил бы сам на месте воров. Машину, если только за рулем не сидел соучастник, он отпустил бы у вокзала. А дальше? Наверно, скрылся бы на неделю из Риги, чтобы после возвращения можно было бы рассказывать, что уехал еще до полночи. Но в состоянии ли преступник вообще пуститься в дальнейший путь? Возможно, что ранение серьезно. В таком случае…
Стабинь снял телефонную трубку. Сам он, конечно, ни за что не поехал бы в больницу, а ворам и бандитам наплевать только на чужую жизнь, над своим драгоценным здоровьем они трясутся, как балованные маменькины сынки.
Уже третий разговор принес удачу.
– Около часу ночи, – рассказала сестра приемного покоя, – машина «скорой помощи» доставила к нам молодого человека по фамилии Крум, на которого в парке напали хулиганы. Как хорошо, что вы позвонили, товарищ следователь, виновников во что бы то ни стало нужно поймать. Вообразите, негодяи не только отобрали у бедного парня деньги, часы и документы, но вдобавок пырнули его ножом… Да, да, довольно глубокая рана в спине, справа, если не ошибаюсь. К счастью, легкое не задето, так что жизни опасность не угрожает… Что вам еще хотелось бы знать?.. Конечно, конечно. Извините, рубашка вся в крови и в парке тоже… Хорошо, будем ждать!
Стабинь положил трубку. Он был разочарован. Неужели победа далась ему без боя? Следователь не сомневался, что находится на верном пути. Только в детективных романах обстоятельства подстроены так, что обеляют преступников и обвиняют невинных. В жизни такие совпадения чрезвычайно редки, тем не менее это не значит, что следователь имеет право не считаться с фактами и идти узкой заранее намеченной тропой вопреки всему. Даже если все следы вели бы в больницу, где лежал этот Крум, его вину еще нужно было бы доказать. И сделать это часто бывает куда труднее, чем прийти к правильному умозаключению. Многим преступникам удалось избежать заслуженной кары только по той причине, что на суде не хватало доказательств.
Он позвонил в милицию и попросил послать в больницу работника, который незаметно установил бы за Крумом наблюдение. Затем достал следовательскую сумку и надел пальто. За окном занимался рассвет.
* * *
Увидев на месте происшествия уголовного эксперта Рейниса Лепсиса, Стабинь обрадовался. Ему уже доводилось сотрудничать с этим капитаном милиции и должным образом оценить его знания. Не нужно только обращать внимание на колючий характер эксперта, тогда все пойдет как по маслу… И все-таки его немножко задело, что Лепсис не удостоил его приветствием. Опустившись на четвереньки, он небрежно кивнул и продолжал обследовать узкую полоску земли между тротуаром и булыжником. Затем сверкнул лампочкой, щелкнул фотоаппаратом, вынул из сумки коробку с желтоватой пастой и принялся снимать отпечатки покрышек.
– Такие идеальные следы, – буркнул он, – что неохота возиться с гипсом. Попробую новый состав, если нет возражений.
И, не дождавшись ответа, снова склонился над своей находкой.
Стабинь терпеливо стоял рядом. Можно было, конечно, зайти во двор и самому начать осмотр, но на сей раз торопливость была неуместна. Лучше сначала дать специалисту покончить с улицей, где скоро появятся ранние прохожие и первые машины с хлебом и молоком.
Наконец Лепсис поднялся.
– Вам, как всегда, везет, – сказал он и, как бы желая смягчить скрытый в этих словах двойной смысл, сердечно пожал Стабиню руку. – Протектор совершенно новый, необкатанный, вряд ли на нем проехали больше ста километров. Смотрите. Что это «Волга», вы, наверное, уже сами догадались.
Стабинь не обиделся. Иногда эксперты, чьи имена не упоминаются ни в прессе, ни в отчетах прокуратуры, самостоятельно разгадывают в своих лабораториях самые сложные уголовные загадки, а слава достается оперативным работникам. Так пусть себе хорохорится на здоровье.
– Можем ли мы из этого сделать вывод, что это была рижская машина? – спросил он для верности.
– Выходит, так. Хотя не исключено, что эта «Волга» приехала из Огре или Цесиса. Словом, радиус сто километров.
– Товарищ лейтенант, – обратился Стабинь к оперативному уполномоченному милиции Мурьямову, – позвоните, пожалуйста, в автоинспекцию. Пусть выяснят, какие учреждения в эти дни получили новые покрышки для «Волги», продавались ли они частным лицам.
Выслушав рассказ старого Трубека, следователь вышел в сад. Стабинь не сомневался, что преступники оставили следы, которые рано или поздно приведут их на скамью подсудимых. Даже в криминальных романах не бывает безупречно совершенных преступлений. Как бы тонко и детально извращенный мозг ни разрабатывал план операции, какие бы шаги предосторожности ни предпринимал матерый рецидивист, всегда случается нечто непредвиденное, что меняет заранее намеченную линию поведения. Сегодня, например, неожиданно появился сторож и навязал преступникам бой. Вместо того чтобы заботиться о мерах предосторожности, пришлось пуститься наутек. Нет, следы непременно должны быть, и только от его умения примечать зависит, удастся ли их найти.
Во всех пяти мешках были свалены обувные верха разного размера и качества – из мягкого «калфбокса», из свиной, хромовой и даже блестящей лакированной кожи. Перетряхивать каждый из них в поисках отпечатков пальцев – задача неблагодарная. Все равно что попытаться вычистить знаменитые авгиевы конюшни. Стабинь принялся за веревку, привязанную к мешку. Измеряя, он дошел до другого конца, который рассматривал в лупу Лепсис.
– Она не оборвалась, ее обрезали, – категорически заявил эксперт. – Притом довольно тупым ножом, чуть ли не пилить пришлось, вон смотрите, – он показал на неровно обрубленные волокна. – Сколько у вас там набралось?
– Двадцать девять метров.
Они закинули головы. В стене корпуса не было ни окна, ни скобы, ни малейшей неровности. По ней не спустился бы даже самый ловкий цирковой акробат.
– Крыша у них на высоте тридцати пяти метров, – сказал подошедший Мурьямов. Он успел получить информацию в фабричной охране.
Стало понятно, зачем ворам понадобилось перерезать веревку. Видимо, сперва они хотели спуститься по ней вниз, но, убедившись, что земли не достать, бросили добычу и сами пошли в обход. А когда явились за мешками, то наткнулись на старого Трубека. Ход событий прощупывался все явственней.
Место битвы легко удалось найти по стоптанной траве. Отпечатки ног были нечеткие, но в одном месте на грядке отпечатался чуть ли не классический образец следа из учебника криминалистики.
– Чешская кеда со своеобразным срезом на правой стороне каблука, – без особого восторга комментировал Лепсис. – Остается лишь поискать, не оставили ли преступники где-нибудь своей визитной карточки.
В самом деле, могло показаться, что расследование предстоит не сложное. Сторож носил сапоги, поэтому вмятина прибавила еще одну нить для поиска. Однако Стабинь и не думал ликовать прежде времени. Было бы несправедливо называть экспертов кабинетными учеными. Скорее наоборот, их труд имел чрезвычайно большое практическое значение. И все же сколько он помнит случаев, когда преступник, который теоретически был, что называется, в руках, – против него свидетельствовали все улики, – долгое время разгуливал на свободе, поскольку не хватало самого главного: живого человека, который объединил бы в себе все дактилоскопические заключения, результаты анализов крови и тканей, данные спектрального анализа, выводы трасологии. Каким бы рельефным ни был созданный специалистами портрет, он мог завести в тупик, если не оживить его эликсиром практики. И сейчас предстояло считаться с тем, что нити могут оборваться, не достигнув цели.
– Товарищ Стабинь! – доложил милиционер, поставленный у калитки, чтобы не пускать в сад посторонних. – Приехал директор фабрики и начальник того самого цеха, где шьют верха.
Следователь повернул к выходу. Сад, пожалуй, обследован, все мало-мальски подозрительное сфотографировано, находки подробнейшим образом запротоколированы. Чтобы еще раз окинуть взглядом общую картину и запечатлеть в памяти обстоятельства разыгравшейся борьбы, Стабинь остановился. В эту секунду лучи солнца пробились сквозь завесу облаков и коснулись пожухлой осенней травы. Словно отвечая на приветствие светила, в ней что-то сверкнуло. Стабинь быстро взглянул на эксперта: нет, Лепсис ничего не заметил.
«Вот теперь я тебя оставлю с носом», – подумал Стабинь не без злорадства и пошел обратно. Поднял несколько осколков стекла, повертел в руках, но что с ними делать, не знал. Волей-неволей пришлось обращаться за советом к эксперту.
Лепсис не торопился высказывать свое мнение. Но Стабинь достаточно хорошо знал его, чтобы догадаться: в руки следователей попал козырь, который может решить исход партии. Об этом свидетельствовала чуть ли не священная бережность, с какой эксперт спрятал осколки в конверт.
– В вашей семье кто-нибудь носит очки? – спросил он старого Трубека и, получив отрицательный ответ, сказал: – Не хочу терять ни минуты. Вам в цехе придется обойтись без меня. Думаю, что через час сумею вас порадовать конкретными результатами.
Вышел на улицу и, не спросив разрешения, сел в машину прокуратуры.
* * *
Чем глубже Стабинь вникал в обстоятельства кражи, тем сильнее в нем крепло убеждение, что совершил его не «человек со стороны», а кто-нибудь из теперешних или бывших работников фабрики. Эта версия возникла уже во время разговоров с директором – в связи с переоборудованием электросети все машины стояли, все цеха вчера запечатаны. Условия для взломщиков более чем благоприятные – не напорись они на сторожа магазина, кражу обнаружили бы только в конце недели. Поди отыщи концы, когда они давно спрятаны в воду.
Теперь эти мнимые преимущества оборачивались против преступников. В цех никто и ногой не ступал. Убедившись, что найденные в мешках куски кожи те самые, которые он накануне получил на складе, начальник пошивочного цеха в присутствии понятых распечатал дверь. В просторном помещении на пятом этаже взору открылась картина полного разгрома – на полу валялись раскроенные куски кожи, на полках, где верхи обычно раскладывали по фасонам, царил невообразимый хаос, шкафы с резервным сырьем были перерыты. Люк в потолке над главным штамповочным станком был открыт настежь, его покореженная крышка напоминала вывихнутую нижнюю челюсть с выбитыми клыками. Табуретка на рабочем столе, подобно дорожному знаку, указывала направление, в котором двинулись воры.
Но Стабинь не торопился следовать указателю. Гладкая блестящая поверхность машины, казалось, была создана для отпечатков, надо было сначала исследовать ее. Распылителем аэрозоля он быстро покрыл плоскости тонким слоем пудры, покуда на самом видном месте не обозначился папиллярный узор чьей-то ладони. Больше следов обнаружить не удалось – перед тем как запечатать цех, уборщицы потрудились на славу.
Стабинь долго рассматривал отпечаток. Казалось, он хочет прочесть в нем ответ на все неразрешенные вопросы. Затем взглядом измерил расстояние до потолка и сказал:
– Тут он оперся, когда спрыгивал с чердака… Жаль, что пока в нашем архиве находятся только карточки с отпечатками пальцев. Иначе мы сразу выяснили б, с кем имеем дело, со старым знакомым или новичком.
– Значит, практически этот след ничего не дает? – разочарованно спросил директор.
– Нет, почему? – улыбнулся Стабинь. – Гадалка, например, сказала бы, что линия жизни у владельца этой пятерни длинная и извилистая. Однако линия удачи обрывается совершенно неожиданно. Если отнести это к сегодняшнему случаю, то наши шансы блестящи. – Он снова стал серьезным. – Это послужит неопровержимым доказательством, свидетельствующим о том, что личность, оставившая этот отпечаток, находилась в цехе где-то между восемнадцатью часами и нашим прибытием. Так и отметим в протоколе, который подпишут оба свидетеля.
На чердаке и на крыше окончательно выяснилось, как разворачивались события. Преступники вскарабкались по пожарной лестнице, затем через люк залезли на чердак, оттуда в цех. Заметили привязанную к трубе веревку (директор рассказал, что на крыше уже месяц как работают верхолазы) и решили ею воспользоваться. Веревка не доставала до земли, пришлось ее перерезать. Затем воры спустились по той самой лестнице, по которой поднялись, и пошли за краденым добром в сад… Продолжение было известно.
Что же добавил осмотр фабричного корпуса? Ценный отпечаток ладони и уверенность, что по крайней мере один из воров хорошо знал помещение цеха и чердак, значит, был, как говорится, своим человеком: нельзя же наугад лазить по рижским крышам, авось попадется золотоносная щель. Кроме того, Стабинь пришел еще к одному выводу: воры не только молодые, но и безусловно отлично тренированные, возможно даже альпинисты. При воспоминании о прогулке по крутой и скользкой крыше у него и теперь, в директорском кабинете, мурашки пробегали по коже.
– Как видите, число подозреваемых лиц на этот раз довольно ограничено, – сказал Стабинь, открывая оперативное совещание. – Исходя из этого, дальнейший план у нас таков. – Он подождал, пока Мурьямов приготовит ручку и блокнот, и продолжил: – Проверить личность госпитализированного Крума и, договорившись с дежурной сестрой, получить отпечаток его ладони, ну хотя бы на стакане; чая или графине с водой. Есть? Узнать, что вчера на крыше делали оба верхолаза, есть ли у них алиби. Выяснить, кто из работников фабрики знал, что цех вчера получил со склада большое количество кожи. Поговорив с начальником отдела кадров, выяснить, нет ли среди недавно уволенных кого-нибудь подозрительного – пьяницы или охотника за длинным рублем. И проделать все это как можно скорее, товарищ лейтенант.
– А вы? – чувствовалось, что Мурьямов не прочь бы свалить на плечи Стабиня хоть часть ответственности.
– Пойду домой и лягу наконец на боковую. Ловить преступников – обязанность милиции… Когда все материалы будут собраны, позвоните мне.
* * *
Надежде Стабиня не дано было осуществиться. До дому он, правда, добрался, но в постель попал только поздно ночью.
– Тебе два раза звонили, – доложил шестилетний сын и гордо показал отцу исписанную каракулями бумажку.
– Не сказали, кто говорит?
– Дядя сказал, и я все записал. Почему ты не читаешь?
Проклиная черта, который угораздил его еще до школы научить сына грамоте, Стабинь набрал номер научно-технического отдела милиции. Так и есть, его искал Лепсис, он, дескать, скоро вернется и тогда еще раз позвонит.
Наверно, Стабинь задремал в кресле, потому что, услышав телефонный звонок, в первый момент даже не понял, с кем разговаривает.
– Мои догадки подтвердились, – взволнованно рассказывал Лепсис. – Это линзы очков, причем такой диоптрии, что их владелец практически полуслеп. Улицу и ту не может перейти, не рискуя жизнью.
– Срочно нужно предупредить все оптические магазины, – Стабинь посмотрел на часы и понял, что потерял час.
– Уже сделано, товарищ следователь прокуратуры, – в голосе эксперта прозвучала ирония. – «Ловить преступников обязанность милиции», – повторил он наставление Стабиня. – Минут двадцать назад какой-то юноша заказал точно такие очки, просил сделать их побыстрее и обещал хорошо заплатить.
– Ну и?
– Оптики работают, до обеда стекла будут отшлифованы. Я тем временем проверил адрес заказчика. Живет якобы на улице Мартас, а там такого номера и нет… Через два часа птичка будет за решеткой.
