Текст книги "Девушка по имени Судьба"
Автор книги: Гуиллермо Гланк
Соавторы: Мария Менис,Хуан Марин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)
– Насколько я знаю, Шанке не собирался уходить до вашего приезда. Он это говорил Вирхилио, когда тот пытался его выгнать отсюда. Вирхилио был в ярости, и я боюсь…
– Когда ты в последний раз видел Шанке? – прервала его Асунсьон, которой и без того были понятны опасения Браулио.
– Вчера вечером.
– Идем искать Шанке! – тотчас же распорядилась она. – Седлай лошадей!
Шанке они нашли неподалеку от имения, в овраге – избитого, полумертвого.
Асунсьон сразу поняла, чьих это рук дело, и не поверила Шанке, сказавшему, что его понесла лошадь.
– Это тебя-то? Такого виртуозного наездника? – упрекнула она Шанке. – Браулио, помоги мне поднять его и отвезти в имение.
– Отвезите меня в мой лагерь, – с трудом выговаривая слова, попросил Шанке.
– Нет, я сама тебя выхожу! – решительно заявила Асунсьон.
Вирхилио похолодел, увидев, как госпожа привезла домой Шанке – живого! Проклятый индеец почему-то не умер, хотя Вирхилио и его сообщники были уверены, что оставили в овраге труп.
– Ты, кажется, испугался? – спросила Асунсьон, пристально глядя в глаза Вирхилио,
– Да, зрелище ужасное, – выдавил из себя тот, кивнув на окровавленного Шанке. – Что с ним?
– Несчастный случай. Так мне объяснил сам Шанке, – с вызовом ответила Асунсьон. – Но ты можешь не волноваться: Шанке будет жить в моем доме, и я сумею поставить его на ноги! А ты занимайся своими обычными делами.
У Вирхилио отлегло от сердца. Он поспешил на конюшню, сжимая кулаки в бессильной злобе.
Хулиана, которой Асунсьон еще в Санта-Марии рассказала о своих чувствах к Шанке, искренне обрадовалась, что госпоже удалось найти своего возлюбленного пусть и тяжелораненым, но живым. Однако и она не удержалась от замечания:
– Все же, мне кажется, вы слишком рискуете: зачем надо было отдавать ему лучшую комнату в доме?
– Я готова отдать ему свою жизнь, а ты говоришь о какой-то комнате! – ответила Асунсьон.
Когда Мария приехала в «Эсперансу», Шанке уже немного оправился от ран, хотя и был еще очень слаб. Склоняясь над ним бессонными ночами, Асунсьон открыто говорила о своей любви и, услышав ответное признание, почувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. С какой уверенностью она убеждала Шанке, что расовые предрассудки – чушь, если есть любовь! Ему хотелось в это верить, но он не представлял, как индеец и белая женщина могут объединить свои жизни, вступить в брак.
– Не думай сейчас об этом, – сказала Асунсьон. – Главное, что мы любим друг друга. А потом обстоятельства подскажут, как нам поступить. Во всяком случае, я готова согласиться с любым твоим решением и пойти за тобой, куда скажешь.
Приехавшей племяннице она представила Шанке как своего возлюбленного, с которым намерена идти рука об руку всю жизнь.
Мария была потрясена смелостью и решимостью Асунсьон. Вот достойный пример, как надо бороться за свою любовь! А она, Мария, смалодушничала, смирилась с ситуацией, надеялась ужиться с Гонсало – даже теперь, когда умерла мать, и эта жертва уже ни к чему…
– Я во что бы то ни стало разыщу Энрике! – сказала она Асунсьон. – На коленях буду просить его о прощении. Не сомневаюсь, что он поймет меня и простит. Мы еще сможем быть вместе!
– Что ж, я рада за тебя, – поощрила ее намерения Асунсьон. – Ты, наконец, стала взрослой.
– Да, я на многое теперь смотрю иначе, – согласилась Мария. – И все же не могу понять Викторию. Как она посмела не отдать мне записку Энрике, помешать нашей встрече?!
– Прости ее, Мария. Она сама давно влюблена в Энрике.
– Что? Ты знала это? – изумилась Мария. – И молчала?
– Виктория открыла мне свою тайну накануне помолвки, – пояснила Асунсьон. – Помнишь того таинственного незнакомца, в которого она влюбилась с первого взгляда, – «генерала ее мечты»? Так вот это и был Энрике.
– Боже мой! – схватилась за голову Мария. – Значит, Виктория полюбила Энрике еще раньше, чем я?
– Да. И можешь представить, как она страдала, скрывая свое чувство и способствуя твоему побегу с Энрике!
– Теперь мне все ясно. Как же я была несправедлива к Виктории! Что же мне делать?
– Поезжай в монастырь, – посоветовала Асунсьон. – Поговори с ней.
– Да, конечно, – неуверенно молвила Мария. – Но почему ж она не сказала мне, что Энрике вернулся?! Не могу ей этого простить.
– Виктория знала, что ты ждешь ребенка. Я думаю, поэтому, – высказала предположение Асунсьон. – К тому же, увидев Энрике, она могла просто забыть обо всем на свете, кроме своей любви.
– В том числе и об Адальберто, – с осуждением добавила Мария.
– Адальберто лишь помогал ей избежать замужества, которого требовал от Виктории отец. Их помолвка была мнимой. Виктория мне в этом тоже призналась.
– Вот как! А от меня скрыла, – обиженно сказала Мария. – Она давно уже перестала воспринимать меня как подругу и сестру.
– Нет, это не так! – уверенно заявила Асунсьон– Виктория любит тебя. Вы нужны друг другу. Поезжай к ней. Не надо копить обиды.
– Да, ты права, спасибо тебе, – сказала Мария. – Я поеду к Виктории, попрошу у нее прощения, и мы опять станем сестрами.
Но благим намерениям Марии не суждено было осуществиться: Виктория наотрез отказалась встретиться с сестрой, хотя настоятельница монастыря эту встречу и разрешила.
– Я не могу ее простить, не могу! – пояснила свой отказ Виктория матери-настоятельнице.
Из монастыря Мария поехала прямо на квартиру к Хименесу, надеясь узнать какие-либо новости о судьбе Энрике. Однако Мартина сказала ей, что Хименес напился с горя, оплакивая гибель друга – сержанта Муньиса.
Мария упала как подкошенная, потеряв сознание.
Испуганная Мартина позвала на помощь Эулохию, да и Хименес враз протрезвел, помогая женщинам привести в чувство Марию. Когда она очнулась, он рассказал ей то, что услышал в гарнизоне: Энрике геройски погиб в бою.
Мария еще несколько часов провела в доме Эулохии – не в силах двигаться, не в силах что-либо говорить.
А в это время Гонсало вернулся в Санта-Марию и первым делом разыскал Бенито.
– Ты нашел Муньиса?
– Нет, – ответил Бенито, самодовольно усмехаясь. – Но вы можете быть спокойны: сержант Муньис отдал жизнь за Родину. Героем оказался! Ха-ха-ха!
– За покойника стоит выпить! – тоже рассмеялся Гонсало. – Пусть земля ему будет пухом.
Ободренный такой новостью, он поехал к Маргарите, которая уже несколько дней жила в новой квартире, снятой для нее Эрнеста Сантьяго, и самозабвенно предался любовным утехам.
Лишь поздно вечером переступив порог дома Оласаблей, Гонсало узнал, что Мария уехала в «Эсперансу».
– Она совсем перестала со мной считаться! – разгневался он, но тут же увидел Марию, входящую в гостиную.
– Папа, я вернулась! – бросилась она к отцу, и это также больно ранило Гонсало.
– А мужа ты, похоже, даже не заметила? – произнес он язвительно.
– Перестань, Гонсало, сейчас не время для ссор, – устало молвила Мария.
– Согласен, ссоры ни к чему, но объясниться нам все же следует, – строго сказал он.
Обрадовавшись возвращению дочери, Мануэль тихо вышел из гостиной: пусть супруги останутся наедине, им есть о чем поговорить после разлуки.
Он не мог знать, какая злоба кипела в душе Гонсало и какая боль сжимала сердце Марии. Теперь, когда Энрике погиб, ей надо было думать о ребенке и вновь налаживать жизнь с Гонсало.
– Ты прав, нам надо объясниться, – сказала она. – Жизнь оказалась к нам слишком суровой, послав такие страдания…
– Говори проще и яснее, – прервал ее Гонсало.
– Да что тут неясного? Я поссорилась с Викторией, она ушла в монастырь.
– И тебе все понятно в ее поведении? – удивился Гонсало. – По-моему, это бред какой-то.
– Не суди ее, она глубоко несчастна, – сказала Мария. – И я несчастна… Но Господь послал мне ребенка. Нашего ребенка, Гонсало!
Такого поворота событий он не ожидал. И такой наглости не ожидал от Марии. Подумать только – путалась с сержантом, спала с ним на конюшне, как последняя шлюха, а теперь без зазрения совести заявляет: «Наш ребенок»!
Боясь не сдержаться и не убить на месте эту лживую, подлую женщину, Гонсало без каких-либо объяснений покинул дом и всю ночь провел у Сантьяго, выпив не одну бутылку виски.
– Она хочет подсунуть мне этого солдатского ублюдка! – с трудом ворочая языком, то и дело повторял он. – Считает меня полным идиотом. Нет, я убью ее!
– Не теряй голову, Гонсало, – пытался вразумить его Сантьяго.
– Я потерял ее давно, еще когда влюбился в эту мерзавку и потаскуху, – отвечал тот. – А теперь мне ничего не остается, как уничтожить ее!..
Глава 15
С первых же дней пребывания Виктории в монастыре ее уединение стремилась нарушить чрезмерно общительная сестра Хуанита, подходившая к окошку и соблазнявшая новенькую скромными монашескими радостями – прогулками по саду, вкусной пищей, сладким ягодным ликером.
Виктория поначалу просто отмахивалась от Хуаниты, а потом, немного придя в себя и присмотревшись к ней, прямо спросила:
– Зачем ты здесь? Тебе ведь ни к чему эта монашеская жизнь. Мне так кажется.
– Я здесь не по доброй воле. Меня упек сюда отец, – грустно молвила Хуанита. – Он не хотел, чтобы я выходила замуж за Мартина – вдовца, человека хорошего, работящего. Отца не устраивало, что Мартин значительно старше меня.
– Но ты-то его любишь? – спросила Виктория.
– Да я бы жизнь отдала за то, чтоб хоть минуту побыть рядом с ним! Мартин приходит сюда в последний день каждого месяца и часами стоит у забора. А мое сердце разрывается здесь от боли. Так что этот дом Господен стал для меня сущим адом.
– Зачем же ты терпишь? – изумилась Виктория. – У тебя есть любовь, взаимная! Этим надо дорожить. Если бы тот, кого люблю я, хоть раз пришел сюда, ничто бы меня не удержало в этой келье! Ты должна бежать со своим Мартином, вот что я знаю твердо.
– А ты?
– У меня другая ситуация. Меня никто не любит по-настоящему. Я никому не нужна и хочу забыть свое прошлое. Может, Господь сжалится надо мной и даст мне это забвение.
На следующий день Хуанита сбежала из монастыря, а Виктория во время очередной молитвы вдруг потеряла сознание и, очнувшись, сочла это за благословение Господне.
– Я готова принять обет, – сказала она матери– настоятельнице. – И как можно скорее.
– Что ж, надеюсь, это осознанное решение, – одобрительно молвила та. – Но прежде ты должна исповедоваться, чтобы все твои мирские страсти остались в прошлом.
Виктория в общих чертах рассказала все, что произошло с нею накануне, и настоятельница благословила ее.
Когда же ей принесли письмо от Марии, в котором та сообщала о гибели Энрике, Виктория порвала его, не читая:
– Мои сестры – здесь, в монастыре. А там, за его пределами, у меня нет сестры.
Отоспавшись у Сантьяго и на трезвую голову поразмыслив над своим будущим, Гонсало вновь вынужден был обуздать расшалившиеся нервы и до поры до времени отложить сведение счетов с Марией. Попросив у нее прощения за несдержанность, он пообещал, что отныне будет если не образцовым, то, по крайней мере, внимательным и заботливым мужем.
Затем они с Марией объявили домочадцам о будущем ребенке, Мануэль и Доминга прослезились от счастья, и в доме наступила видимость мира и благополучия. О Виктории старались вслух не говорить, надеясь, что вскоре и она образумится – вернется в лоно семьи.
Однако и это, весьма зыбкое, спокойствие длилось недолго: Вирхилио послал к дону Мануэлю гонца, и тот сообщил о связи Асунсьон с индейцем.
Возмущенный Мануэль тотчас же отбыл в «Эсперансу».
Шанке же к тому времени полностью поправился и стал собираться в свой лагерь, считая невозможным для себя оставаться у Асунсьон. Пока она уговаривала его подождать и искала разумный выход из создавшегося положения, приехал Мануэль.
Ссора между братом и сестрой – жестокая, непримиримая, больше похожая на схватку – не оставила Шанке сомнений, как он должен поступить. Несмотря на все возражения Асунсьон, он покинул имение.
А Мануэля она выгнала из дома сама, сказав, – что он разбил жизнь не только ей, родной сестре, но и собственным дочерям.
Затем велела заложить лошадей и решительно направила свою повозку в стан индейцев.
Сестра Инес, готовившая Викторию к посвящению в монахини, стала свидетелем очередного обморока своей подопечной и заподозрила неладное.
– Я встречала у женщин такое недомогание, – сказала она Виктории, когда та очнулась. – Понимаешь, о чем я говорю? О возможной беременности.
– Нет! Нет! – в ужасе воскликнула Виктория. Но осмотревший ее врач подтвердил опасения Инес, и Виктория горько заплакала:
– Ну зачем мне все это сейчас, когда я уже нашла свой путь и моя душа могла наконец обрести покой?! Что же мне теперь делать?
– Просить помощи у матери-настоятельницы, а лучше – у твоего отца, – ответила Инее.
– Не могу я идти к отцу! – воспротивилась Виктория, но мать– настоятельница тоже сочла этот вариант наиболее приемлемым.
И – поникшая, опечаленная Виктория побрела на поклон к отцу, еще не представляя, как сообщит ему о своем внебрачном ребенке.
К дому она подошла в сумерках. На ее счастье, дон Мануэль в одиночестве сидел на террасе и, глядя на звезды, курил сигару. Мысли его были о дочерях, о непокорной Асунсьон, о внуке, которого вынашивала под сердцем Мария, о незабвенной, никем не заменимой Энкарнасьон…
– Папа, – тихо позвала Виктория, и, обернувшись на голос, Мануэль в первый момент решил, что это галлюцинация. Но дочь сделала шаг ему навстречу и припала к его груди, – Папа, я вернулась.
– Доченька, Виктория! – обрадовался Мануэль. – Какое счастье! Пойдем в дом, к Марии.
– Нет, папа, подожди, я должна тебе сказать то, чего ты не знаешь.
– Это не имеет значения, дочка! Главное – что ты вернулась и теперь мы будем вместе. Знаешь, Мария ждет ребенка! Ты должна простить ее. Мы снова станем одной дружной семьей, будем растить малыша, моего внука! Представляешь?
– Да, папа, очень хорошо представляю, как все это может быть, – горестно молвила Виктория. – Позволь мне прогуляться по саду, прежде чем войти в дом. Я хочу все тут осмотреть…
– Ну, если тебе так хочется, – не понял ее изменившегося настроения Мануэль. – Пройдись, осмотрись, а я тем временем скажу Марии, что ты здесь.
Виктория медленно обошла вокруг – дома, прощаясь с ним навсегда, а заодно прощаясь и с ребенком, который, как она теперь ясно поняла, не должен появиться на свет – для него тут попросту нет места.
Мария же, узнав о возвращении сестры, бросилась искать ее в саду.
– Я очень виновата перед тобой! – сказала она, отыскав Викторию. – Обидела тебя, оскорбила. Но я ведь не знала главного. Потом Асунсьон мне все объяснила. Бедная моя сестричка! Сколько же тебе довелось вынести! Обещаю, что теперь все будет по-другому.
– По-другому уже не может быть. Мне лучше уехать, – отстранилась от нее Виктория.
– Нет! Не уходи, ты очень нужна мне, – взяла ее за руку Мария. – Я ведь жду ребенка. И никому, кроме тебя, не могу открыться, рассказать о своих страхах. Ты – самый близкий мне человек!
– А ты – мне! – взволнованно заговорила Виктория, для которой в словах сестры мелькнули проблески надежды. – Я больше не могу лгать. Иначе сойду с ума.
– Что тебя так мучает? – встревожилась Мария. – Расскажи, не бойся. Я помогу тебе.
– Да, мне очень нужна твоя помощь, – подхватила Виктория. – Дело в том, что я… Я тоже жду ребенка.
– Ребенка? – повторила ошеломленная Мария. – От Адальберто?
Виктория потупила взор и ничего не ответила. Мария, испугавшись своей догадки, спросила упавшим голосом:
– Почему ты молчишь?
– Мне все-таки лучше уехать, – сказала Виктория.
– Нет, подожди! – требовательно произнесла Мария. – Это ребенок Энрике? Так? В ту ночь ты с ним…
– Я сама не знала, что делала, – заплакала Виктория, не в силах больше скрывать правду. – И он тоже, он был не в себе… Мы не хотели этого. Прости меня, умоляю!
– Нет, это невыносимо! Я не могу тебя слушать! – воскликнула Мария и бросилась прочь от сестры.
– Не оставляй меня, я в отчаянии! – попыталась удержать ее Виктория. – Не отталкивай, прошу тебя!..
Но Мария вырвалась из ее рук и побежала к отцу:
– Папа, помоги Виктории! Я – не могу.
– Что с ней? Говори!
– Я оттолкнула ее, и теперь она может уехать навсегда. Задержи ее, останови. Она беременна!..
– Что?!
– Да, папа, иди к ней.
Дон Мануэль догнал Викторию уже у ворот и, вцепившись в ее худенькие плечи, гневно произнес:
– Ну, куда ты теперь собралась?
– Пусти меня, папа, – высвободилась из его рук Виктория. – Я очень виновата перед тобой, но, возможно, ты поймешь меня, если выслушаешь.
– Что я должен слушать? Как ты втоптала меня в грязь и решила принести в этот дом незаконнорожденного?
– Так, значит, она тебе все сказала?
– Да, мне все рассказала Мария, моя дочь! Единственная, кого я считаю дочерью!
– Ну и оставайся с ней! Чтоб она у тебя встала поперек горла! – ослепленная обидой, крикнула Виктория. Затем, вскочив на коня, с горечью добавила: – Поехали, миленький, куда глаза глядят.
– Езжай, езжай! На все четыре стороны! – не помня себя, кричал ей вслед уязвленный в самое сердце отец.
Когда же он вернулся в дом, к нему с мольбой бросилась Мария:
– Папа, отыщи ее, верни! Сделай это ради меня, ради внука! Виктория пришла ко мне за помощью, а я не смогла, не сумела ее поддержать.
Всю ночь несчастный Мануэль колесил по городу и его окрестностям, но так и не нашел Виктории.
Добравшись до индейского поселения, Асунсьон смело предстала перед вождем племени:
– Я ищу здесь одного мужчину, которого люблю и надеюсь стать его женой. Готова соединить с ним свою жизнь по тому обряду, какой он выберет.
Услышав эти слова, Шанке подошел к Асунсьон и на руках отнес ее в свою хижину.
А утром стало известно решение вождя: свадьба состоится на закате солнца, по обряду племени, к которому принадлежал Шанке.
Днем индианки омывали Асунсьон душистыми травяными отварами, окуривали благовониями и творили молитву, прося своих богов о благосклонности к белой женщине.
Затем все племя собралось на большой поляне, и началась общая молитва – песнопение – с приплясыванием и движением по кругу.
Когда же последний луч солнца блеснул над поляной, вождь благословил соплеменников на священную жертву, и самый сильный молодой воин одним ударом мачете свалил наземь огромного быка.
Асунсьон внутренне содрогнулась, но Шанке уверенно сжимал ее руку, и храбрая невеста сумела преодолеть минутный страх и отвращение к чуждому ей ритуалу.
А вождь, взяв в ладони еще теплое, пульсирующее сердце священного животного, начал главную молитву.
– О, всемогущие боги! Мы все в вашей власти и просим вас: позвольте этим мужчине и женщине из разных народов соединить жизни. Возьмите их под свою защиту. Шанке, сын благородного воина Катральфуса, берет в жены Асунсьон Оласабль и обязуется по законам своего племени уважать и защищать ее. Наши деды и отцы будут с небес следить, как он это выполняет. Иначе будут прокляты эта семья и оба наших народа.
Он закончил молитву, более похожую на клятвенную речь перед лицом богов, и мощные звуки тамтамов возвестили о том, что Шанке и Асунсьон могут теперь с полным правом считать себя мужем и женой.
– Я люблю тебя, Асунсьон! – горячо прошептал Шанке и в ответ получил такое же признание.
Затем индейцы стали подносить им свадебные дары: целый табун лошадей, оружие, украшения для новобрачной.
Праздник на поляне продолжался до самого утра, а Шанке и Асунсьон отправились в свою хижину, где, обнимая и лаская друг друга, невольно возвращались к разговору о том, как им жить дальше.
– Я не могу вернуться в твое имение, – сказал Шанке, – но и ты не сможешь жить здесь. А что нам делать, если завяжется бой между твоими и моими братьями? Мы с тобой теперь не должны принимать чью-либо сторону. Поэтому нам надо найти такое место, где мы могли бы жить в мире со всеми людьми, независимо от цвета кожи.
– Да, ты прав! – подхватила Асунсьон. – Мы построим ранчо, которое и станет нашим домом. И пусть все видят, как могут жить индеец и белая, не враждуя между собой, а нежно любя друг друга.
– Возможно, так мы положим начало миру между нашими народами, – продолжил ее мысль Шанке.
Тревога о судьбе Виктории подкосила Марию. Она слегла, и доктор всерьез опасался, смогут ли нормально пройти роды.
Мануэль и Доминга часами просиживали у постели Марии, которая металась в жару и все время звала Викторию.
Гонсало же не мог позволить себе пассивную роль сиделки – его теперь занимал только капитал Оласаблей, который он вознамерился значительно преумножить, прежде чем полностью завладеть им.
С этой целью он предложил сделку крупному землевладельцу Байгоррии – депутату конгресса.
– Правительство хочет расширить границы, присоединить новые земли и утихомирить индейцев, – излагал свой план Гонсало. – Я готов отдать индейцам много голов скота и могу уговорить других помещиков сделать то же самое.
– А индейцы должны отдать свои земли в обмен на скот? – догадался Байгоррия.
– Да. Вы поможете протолкнуть этот закон в конгрессе, а я, получив хороший кусок земли, в долгу перед вами не останусь. Мы оба будем в выигрыше.
Байгоррия согласился с предложением Гонсало, но попросил не посвящать в их план Мануэля Оласабля.
Заручившись поддержкой влиятельного депутата, Гонсало отправился в «Эсперансу» – вести подготовительную работу среди соседей-землевладельцев.
Какое-то время Виктория скакала по степи без всякой цели, обливаясь горючими слезами и прощаясь со своей жизнью – такой тяжелой и несчастной.
Но когда, обессилев от рыданий, она пришпорила коня и огляделась вокруг, то поняла, что находится в нескольких милях от «Эсперансы».
Это открытие внезапно придало Виктории сил. Как же она могла забыть об Асунсьон? Ведь есть еще на свете один человек, который, возможно, поймет ее и подскажет какой-нибудь выход!
Однако в «Эсперансе» Викторию встретила растерянная Хулиана, сказав, что Асунсьон уехала искать своего индейца и неизвестно, вернется ли сюда вообще когда-либо.
Виктория восприняла эту неожиданную новость как указующий перст судьбы: надеяться больше не на кого, и на всей земле не осталось места, где можно было бы найти приют.
Попив чаю с Хулианой, она ушла в спальню и, сжимая в руках крест Энрике, стала просить у Господа прощения за то, что вынуждена лишить жизни себя и ребенка.
Затем, тихо выйдя из дома, направилась к реке.
Хулиана же, обеспокоенная состоянием Виктории, никак не могла уснуть и, услышав странный, непривычный шорох за стеной, встревожилась еще больше. Может, девочке нужна помощь?
Заглянув в комнату гостьи и не найдя ее там, Хулиана громко кликнула слуг и вместе с ними бросилась на поиски Виктории.
А тем временем Гонсало как раз подъехал к имению, встреченный криками и факельным шествием.
– Что здесь происходит? – недоуменно спросил он Хулиану.
– Сеньорита Виктория пропала.
– Виктория здесь? – изумился Гонсало.
– Да. Но она приехала в таком состоянии, что я за нее боюсь, – сказала Хулиана. – Как бы она не наложила на себя руки.
– Этого только не хватало! – воскликнул Гонсало и, сориентировавшись на местности, устремился к реке, где еще издали увидел Викторию, медленно погружавшуюся в воду.
Гонсало громко окликнул ее, но Виктория его не услышала. Голова ее скрылась под водой.
Добежав до реки, Гонсало, не раздумывая, нырнул в воду и вытащил на берег бездыханное тело Виктории. Затем долго хлопотал над нею, делал искусственное дыхание, пока не привел утопленницу в чувство.
– Ну вот, так-то лучше! – сказал он удовлетворенно и на руках понес Викторию в дом.
Из ее рукава на постель упал крест Энрике.
Утром, когда она немного пришла в себя, Гонсало попросил Хулиану оставить его наедине с Викторией.
– Говорить буду я, у тебя еще слишком мало сил, – сказал он. – А ты только слушай. Не знаю, почему ты так поступила, и не буду тебя об этом спрашивать. К тому же для меня не секрет, как ты ко мне относишься. Но у меня есть одно несомненное достоинство: я способен оценить своего врага. А нам ведь с тобой еще предстоит борьба, не так ли?
Виктория, чей взгляд до той поры оставался равнодушным, вдруг взглянула на Гонсало с удивлением, а он тем временем продолжил:
– Противник ты – сильный, отважный. То, что случилось сегодня ночью, – не в счет, ибо это не в твоей манере. Так поступают трусы, а ты – женщина сильная. И я не хотел бы лишиться такого противника. Мне еще надо победить тебя! – сказав это, он улыбнулся Виктории совсем по-дружески, и она ответила ему такой же открытой, доброжелательной улыбкой.
Гонсало же, завершая свою речь, сказал:
– Мне уже пора ехать, меня люди ждут. А ты поправляйся. Тебе надо держаться. Женщинам семейства. Оласабль и не так еще доставалось! Помни это.
– Да, ты прав, – слабым голосом произнесла Виктория. – Это была минутная слабость.
– Значит, я могу ехать спокойно?
– Да. Спасибо тебе за все… Еще вчера не думала, что буду кого-нибудь за это благодарить…
– Ничего, всякое бывает. Я рад, что подоспел вовремя.
– Не рассказывай об этом никому, – попросила Виктория, и Гонсало ответил шутливой клятвой:
– Слово врага!
Когда он уехал, Виктория с той же просьбой обратилась к Хулиане и, заручившись ее поддержкой, решительно встала с постели.
– Куда вы? Рано еще вставать! – испугалась Хулиана.
– Нет, самое страшное уже позади, – уверенно ответила Виктория. – Ты ведь еще не знаешь, что Гонсало вчера спас не одну жизнь, а две! Да, Хулиана, не смотри на меня так, я действительно беременна. И отец моего ребенка – Энрике! Теперь тебе понятно, почему я не могу оставаться под одной крышей с моей сестрой?
– Да. Вам трудно придется, – вздохнула добросердечная Хулиана. – Но мы с Асунсьон поможем вам! Она скоро вернется, я чувствую.
Предчувствие не обмануло Хулиану, но она и предположить не могла, что хозяйка приедет домой не одна, а с мужем-индейцем.
Увидев, как счастлива Асунсьон, Виктория не захотела омрачать медовый месяц любимой тетушки и стала собираться в дорогу.
– Но куда ж вы поедете? – обеспокоилась Хулиана. – Да еще одна! Знаете что, я поеду с вами. Мы будем жить в доме моего отца. Сейчас там никто не живет, дом заброшен, но мы приведем его в порядок.
– И ты оставишь Асунсьон? – изумилась Виктория.
– Сейчас я вам больше нужна, чем ей, – пояснила Хулиана. – У Асунсьон теперь есть надежный защитник. А вашего сержанта мы найдем!
Она позвала Браулио и попросила его помочь сеньорите.
– Мы с Хулианой уезжаем в домик ее отца, – открыла Виктория свой секрет Браулио. – Но ты не говори об этом никому, даже Асунсьон. Еще у меня к тебе огромная просьба: разыщи сержанта Энрике Муньиса, скажи, что я жду его. Больше ничего объяснить тебе не могу, только знай: от этого будет зависеть моя жизнь. Найди его, Браулио!
– Всю землю обойду, но исполню вашу просьбу, – пообещал верный Браулио.
Опьяненная своим счастьем, Асунсьон не заметила обмана, когда Виктория сказала ей, что хочет уехать в Европу, подальше от знакомых и родственников. Она пожелала племяннице удачи, отпустила с нею Хулиану и дала им денег на поездку.
Браулио же попросил у госпожи разрешения навестить якобы захворавшего дядю, и Асунсьон его тоже отпустила, ничего не заподозрив.
А через несколько дней в «Эсперансе» появился Мануэль, надеясь найти там Викторию.
– Ты опоздал, – сказала ему Асунсьон. – Виктория уехала в Европу.
– Но у нее же нет денег!
– Я дала ей.
– Беда! – схватился за голову Мануэль. – Что она там будет делать одна?!
– Не волнуйся, Виктория уже взрослая. К тому же с нею поехала Хулиана.
Мануэль поблагодарил сестру, но когда узнал о ее замужестве, пришел в негодование и поспешил обратно домой, попросив Асунсьон передавать ему новости о Виктории.
