Текст книги "Девушка по имени Судьба"

Автор книги: Гуиллермо Гланк

Соавторы: Мария Менис,Хуан Марин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Глава 13

Праздник в доме Оласаблей был в самом разгаре, когда Энрике подошел к заветным воротам. Музыка и смех, доносившиеся из открытых окон особняка, почему-то отозвались болью в его сердце. Впервые за годы разлуки он усомнился: а ждут ли его здесь?

В нерешительности Энрике остановился – надо было перевести дух, прежде чем отважиться на последний рывок.

А в доме Оласаблей жизнь действительно шла своим чередом.

Асунсьон, улучив подходящий момент, отвела в сторону Адальберто и прямо спросила, любит ли он Викторию.

– Да! – ответил он с такой искренностью, что у Асунсьон не осталось никаких сомнений: на этого человека можно положиться.

– Вы не удивляйтесь моему вопросу. Мне важно было услышать это от вас и увидеть ваши глаза, – сказала она. – Виктория открыла мне тайну помолвки, и я очень огорчилась. Мне хотелось бы, чтобы моя племянница действительно вышла за вас замуж.

– Мне тоже этого очень хотелось бы, – с печалью в голосе молвил Адальберто.

– Я думаю, ваше желание вполне осуществимо, – приветливо улыбнулась Асунсьон. – Только не отступайте и не оставляйте Викторию. Она еще и сама не понимает, насколько вы нужны ей. Но со временем поймет, я в этом уверена.

В глазах Адальберто сверкнули робкие искорки надежды.

– Спасибо вам! – произнес он взволнованно. – Вы снова вселили в меня веру.

– И вам спасибо за все, что вы сделали и продолжаете делать для Виктории. Отныне я – ваш искренний и надежный друг. И от всей души желаю, чтобы вы обрели счастье с моей племянницей.

Затем они вернулись в гостиную, и Адальберто, заговорщически взглянув на Асунсьон, пригласил Викторию на танец.

А Гонсало, глядя на блистательную, но несколько грустную Марию, вдруг почувствовал к ней прилив нежности и жалости. Бедная девочка – любила одного, а замуж вышла за другого. Но ведь смирила же себя, подавила свою страсть! И все эти годы была верной женой. Может, не такой пылкой, как хотелось бы Гонсало, но он сам виноват: надо было уделять ей больше внимания…

Пригласив Марию на танец, он стал говорить, – что не всегда был с нею ласков, порой обижал ее, но теперь у них все пойдет по-другому.

– Я хочу, чтобы ты меня полюбила по-настоящему! – горячо говорил он. – Забудем прошлое. И мое, и твое. Я стану другим. Помоги мне. Вдвоем мы спасем все, что у нас есть хорошего. Мы должны попытаться!..

В это время в зал вошла служанка Консепсьон и тихо позвала:

– Сеньора Мария!

Мария обернулась на голос служанки, но Виктория, видя, что между супругами происходит какой-то очень важный разговор, тотчас же вмешалась:

– Не беспокойся, Мария, танцуй. Я сама выясню, что нужно Консепсьон.

– Тут для сеньоры Марии записка, – сказала та Виктории. – Ее передал один военный.

– Где он?! – выдохнула Виктория, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.

– На кухне. Он почему– то не захотел воспользоваться парадным входом.

Консепсьон еще что-то пояснила, но Виктория уже не слушала ее. Ворвавшись в кухню, она бросилась к Энрике:

– Ты жив!

– Да, Виктория. Все самое страшное – позади. Я вернулся, как обещал. Где Мария? Я хочу побыстрее увидеть ее.

– Пресвятая Богородица! Вы опять здесь? – испуганно воскликнула Доминга, войдя в кухню и увидев там Энрике. – Сеньорита, что будем делать?

– Не беспокойся, Доминга, – сказала Виктория. – Я сама ему все объясню. Пойдем отсюда, Энрике. Нам надо поговорить.

– Я хочу видеть Марию. Позови ее, – продолжал твердить свое Энрике.

Уведя его в кладовку и плотно закрыв дверь изнутри, Виктория приступила к трудному объяснению:

– Понимаешь, за эти годы многое изменилось… Мария…

– Что с ней? Она жива?

– Да, но…

– Говори же, что с нею случилось! – теряя терпение, воскликнул Энрике.

– Мария вышла замуж.

– Нет! – вырвался из его груди истошный крик.

– Тише, прошу тебя, – крепко сжала ему руку Виктория.

– Она предала меня! Не дождалась! – в исступлении повторял Энрике.

– Нет, это не так. Выйти замуж ее вынудили обстоятельства.

– Пусть она сама мне скажет это!

– Мария ждет ребенка. Не нужно ее сейчас беспокоить, – твердо произнесла Виктория. – Она и так много страдала. Тебе следует понять ее и простить.

– Никогда я этого не смогу понять! Я тысячу раз мог умереть, но выжил – только ради нее. А она!..

Он сделал резкое движение, намереваясь уйти, но Виктория преградила ему дорогу:

– Куда ты? Не уходи!

– Нет, прости, Виктория, я больше не могу здесь оставаться. Уеду подальше от этого города, от моей проклятой любви!

– Я не отпущу тебя! – вцепилась она в Энрике. – Мне нужно много тебе сказать.

– Сеньорита Виктория, – прозвучал из-за двери голос Доминги. – Вас там все ищут. Дон Мануэль очень расстроен. Надо выйти к гостям.

– Энрике, прошу тебя, – взмолилась Виктория, – подожди меня на конюшне. Сейчас я тебя туда провожу и сбегаю ненадолго к гостям. А потом вернусь к тебе. Ты не можешь уйти, не поняв, что же тут произошло.

– Ладно, – нехотя согласился он. – Ведь я даже представить не могу, какие такие обстоятельства могут быть сильнее любви.

Возвращаясь в дом, Виктория столкнулась с Марией – в двух шагах от конюшни.

– Мария? Что ты тут делаешь? – испугалась она.

– Ищу тебя! Я так и знала, что ты сбежала к своим лошадям. Идем в зал, а то неудобно перед гостями. Отец, Адальберто, даже дон Федерико уже волнуются, куда ты пропала. А гости недоуменно, перешептываются.

У Виктории немного отлегло от сердца: слава Богу, Мария не догадывается, насколько близко от нее сейчас находится Энрике.

– Ну что? Он ушел? – шепотом спросила Домиига, отозвав Викторию в сторону.

– Нет, он на конюшне. Я сейчас туда пойду, а ты – никому ни слова!

Повертевшись среди гостей, она уже собралась вновь улизнуть, но ее остановил Адальберто:

– Ты чем-то очень взволнована. Скажи, что происходит?

– Нет, все нормально, – попыталась уйти от ответа Виктория.

– Не нужно меня обманывать. Я же вижу твои глаза. Ты вот– вот заплачешь.

– Да, ты прав, мои нервы на пределе, – согласилась она. – Пожалуй, надо открыть правду о нашей помолвке и прекратить этот фарс!

– Ты с ума сошла? Мы зашли слишком, далеко. Отступать некуда. Успокойся, Улыбнись. Пусть все видят, что мы счастливы. Идем танцевать.

– Да, сейчас. Я только на минутку загляну к Доминге. Надо сделать кое-какие распоряжения.

– Я жду тебя!

Войдя на кухню, Виктория велела Доминге отнести Энрике какую-нибудь еду и вино.

– Пусть обязательно меня дождется! Я скоро приду, – сказала она, возвращаясь к гостям.

Но Адальберто больше не отпускал Викторию ни на шаг, боясь, как бы она не натворила глупостей. До самого конца праздничного вечера она так и не сумела выбраться на конюшню к Энрике.

А он в это время пил вино и плакал, прощаясь со своей любовью, с иллюзиями и… с жизнью, которая теперь потеряла для него смысл.

Простившись с гостями и Адальберто, Виктория пожелала домашним спокойной ночи и отправилась в спальню, собираясь выскользнуть оттуда при первой же возможности.

Гонсало тоже пошел спать – с утра ему предстояла дальняя дорога.

А Марии захотелось перед сном поговорить с сестрой, и она вновь нарушила планы Виктории.

– Ты сказала Гонсало о беременности? – спросила Виктория, раз уж сестра оказалась в ее спальне.

– Нет. Пока нет. Но сегодня, во время твоей помолвки, мы очень хорошо с ним поговорили, и мне показалось, что у нас действительно все может наладиться.

– Ты в этом уверена? – спросила Виктория, терзаясь угрызениями совести перед сестрой за то, что утаивает от нее возвращение Энрике, и при этом искренне желая не навредить ей, не ввести в новое искушение.

– Да. Я думаю, это возможно, – ответила Мария. – Во всяком случае, меня обязывает ребенок. Ради него я сделаю все, чтобы в моей семье были покой и счастье.

– Ну что ж, иди к мужу. Вы теперь нужны друг другу, – сказала Виктория, у которой больше не осталось сомнений, как ей следует поступить.

А Мария пошла не к мужу и не в свою спальню, а в сад – ей хотелось унять то странное волнение, в котором она пребывала весь сегодняшний вечер.

К Гонсало же сон тоже почему-то не шел, и он направился в спальню к Марии. Однако там ее не было. «Наверное, болтает с Викторией», – подумал он и, решив дождаться ее здесь, подошел к открытому окну. То, что он увидел, потрясло его: Мария, в ночной сорочке, спустилась с крыльца и углубилась в сад. Сердце Гонсало забилось в бешеном приступе ревности. Не медля ни секунды, он тоже помчался в сад, но окликать Марию не стал, а решил за нею проследить.

Однако пока он спускался по лестнице, Мария исчезла из виду, и Гонсало пришлось долго бродить по темному саду, отыскивая жену.

А тем временем Виктория, наконец, смогла пробраться на конюшню, где нашла Энрике абсолютно пьяным. Никаких объяснений он не желал слушать, да и не мог их воспринимать. С трудом выговаривая слова, он твердил лишь одно:

– Теперь мне незачем жить!..

Виктория, все же надеясь пробиться к его сознанию, стала рассказывать о больной матери, о строгом отце, о дочернем долге Марии.

Неизвестно, все ли ее слова понял Энрике своим затуманенным мозгом, но заключение, которое он сделал, было предельно суровым:

– Это не оправдывает ее предательства. Я бы никогда так не поступил.

– Я бы, наверное, тоже, – призналась Виктория.

– А почему она сама не захотела со мной объясниться? – вдруг, словно протрезвев, совсем ясно и четко произнес Энрике. – Ей стыдно посмотреть мне в глаза?

– Да нет же! – в отчаянии воскликнула Виктория. – Пойми, она – замужем. Такая встреча вам обоим ни к чему. Подумай о ее ребенке, он ни в чем не виноват…

– Проклятье! Ненавижу эту жизнь! – снова, как в бреду, стал повторять Энрике. – Смерть – вот что мне нужно! Шальная индейская пуля была бы для меня сейчас спасением.

Шатаясь от горя и вина, он направился к выходу.

– Я не пущу тебя! – закричала Виктория, ухватив его за руку. – Надо жить, Энрике! Ты не должен искать смерти, я тебе не позволю!

Он грубо оттолкнул ее, но она, падая, обеими руками крепко обхватила его ногу.

Энрике тоже упал, и между ними завязалась борьба.

– Ты не имеешь права!.. – бормотал он, задыхаясь. – Я хочу умереть.

– Нет, ты не умрешь! – продолжала удерживать его Виктория. – Я этого не допущу! Я люблю тебя и пойду за тобой, куда скажешь. Все брошу ради тебя, Энрике!..

На мгновение он ослабил борьбу, потому что ему почудилось, будто перед ним не Виктория, а Мария.

– Я люблю тебя, – повторила между тем Виктория и жадно припала к его губам.

У Энрике все поплыло перед глазами, он уже вообще перестал что-либо понимать.

А Виктория продолжала осыпать его страстными, давно выстраданными поцелуями горячо шепча:

– Я люблю тебя с того самого дня, как мы впервые встретились… Я молилась о тебе… Ни на минуту тебя не забывала… Я спасу тебя!..

Она решительно сбросила с себя одежду и судорожно стала расстегивать мундир Энрике.

– Доверься мне! Все плохое забудется. Останется только любовь, – приговаривала Виктория, лаская его безвольное, обессилевшее тело.

Наконец он встрепенулся и тоже горячо, – страстно ответил на ее ласки. Виктория буквально задохнулась от счастья, услышав от него такие желанные, невероятные слова:

– Милая моя! Люблю тебя, люблю…

– Энрике, любимый!.. – простонала Виктория, без остатка отдаваясь своему счастью.

И вдруг – как сквозь сон, издалека, из немыслимо чудовищной реальности – до нее долетели слова Энрике:

– Мария! Любимая! Мария…

Эти исступленные возгласы Энрике донеслись – также и до слуха Гонсало, который в поисках жены: забрел на конюшню.

Кровь ударила ему в виски, когда при слабом огоньке свечи он увидел перед собою два обнаженных тела, слившихся в страстном объятии, а неподалеку – воинский мундир и белый шелк платья, показавшийся ему ночной сорочкой Марии.

Лишь невероятным усилием воли Гонсало заставил себя сдержаться и тотчас же не убить любовников.

Мысленно посылая им проклятия, он осторожно выбрался, из конюшни и, взяв дорожные вещи, покинул дом Оласаблей, никем не замеченный.

Виктория же с горечью вынуждена была признать, что вся эта пламенная страсть Энрике предназначалась не ей, а Марии. Просто на него нашло затмение.

Энрике тоже через какое-то время пришел в себя и, с ужасом осознав, что произошло, стал просить прощения у Виктории.

– Я не хотел обидеть тебя. Я сам не ведал, что творил… Прости, если сможешь. Мне надо поскорее уйти отсюда. Я больше не вынесу этого кошмара: ты, Мария…

– Не говори так, Энрике, – взмолилась Виктория. – Я ни о чем не жалею. И ты не казни себя. Я сама этого хотела, потому что люблю тебя!

Он же, больше не имея сил оставаться здесь, выбежал из конюшни и, добравшись до своего коня, ждавшего его в саду со вчерашнего вечера, прошептал:

– Вези меня отсюда, дружок! Подальше… На смерть вези меня…

Уже начинало светать, когда Энрике покинул город и поскакал в тот дальний форт, где недавно был тяжело ранен капитан Толедо и где несложно было найти смерть любому, кто ее тем более сам искал.

А незадолго до этого разъяренный Гонсало буквально ворвался в дом Бенито и потребовал:

– Убей этого мерзавца! Немедленно! Бенито спросонок не понял, о ком идет речь:

– Зря вы волнуетесь. Гутьерреса мы отправим на тот свет, как только он выедет из города.

– Забудь о Гутьерресе! – с досадой молвил Гонсало. – Сейчас меня занимает совсем другой подонок – сержант Муньис!

– Ну и дела, – развел руками Бенито. – Ладно. В гарнизоне у меня есть приятели, они помогут. Будьте спокойны: сержант распростится с жизнью сегодня же!

– Смотри, я на тебя надеюсь, – сказал Гонсало и, подогнав экипаж к дому Маргариты, стал терпеливо ждать, когда ее муж уйдет на свою почту.

В томительном ожидании прошло несколько часов, но Гонсало некуда было ехать: теперь у него осталась только одна Маргарита, да еще капитал Оласаблей, который он, после сегодняшней ночи, просто обязан был прибрать к рукам – в отместку за унижение и позор, испытанный им по милости Марии.

Маргарита встретила Гонсало враждебно, однако вскоре сдалась и призналась, что никогда не переставала его любить.

– Теперь у нас все будет по-другому. Ты станешь настоящей сеньорой. Я сумею доказать тебе свою любовь. Сегодня я уеду из Санта-Марии по делам, но мой друг Сантьяго снимет для тебя прекрасную квартиру, и ты переселишься туда еще до моего возвращения.

– Гонсало, это так неожиданно, – растерялась Маргарита. – Да и муж мой – добрый, порядочный человек. Я не могу поступить с ним так подло.

– Ты любишь меня или его? – рассердился Гонсало. – Ответь сейчас же. Уезжая из Санта-Марии, я должен быть уверен, что ты ждешь меня в нашем, пойми: в нашем доме!

– Можешь ехать спокойно, – сказала Маргарита. – Я сделаю все, как ты хочешь.

А Мария так и не смогла уснуть в ту ночь. Промаявшись до самого рассвета, она заглянула в комнату Гонсало, чтобы разбудить его и проводить в поездку, но его там не было. «Когда же он успел уехать? – удивилась она. – Может, еще с вечера?»

Затем приоткрыла дверь в комнату Виктории: а вдруг сестра тоже не спит и можно будет с нею поговорить?

Каково же было изумление Марии, когда и Виктории она не обнаружила на месте. Куда же все подевались? Виктория, похоже, вообще не ложилась спать – постель ее не разобрана. Что же случилось в этом доме?

Машинально приподняв подушку, Мария увидела клочок бумаги, исписанный тем самым почерком, который она могла бы безошибочно узнать из тысячи других. Энрике! Это был его почерк!

«Мария, – прочитала она. – Я вернулся и хочу тебя увидеть».

– Энрике! – воскликнула Мария, – Где ты? Где?

Она обежала весь дом в надежде отыскать Викторию и все у нее выспросить, но той нигде не было. Тогда Мария отправилась в сад, затем на конюшню. Разыскивая Викторию, она надеялась увидеть рядом с ней Энрике. Конечно, они оба только и ждут, когда она, Мария, проснется! Не хотят будить ее, ждут отъезда Гонсало. Так вот почему ей не спалось! Вот почему она, подобно сомнамбуле, полночи бродила по саду – чувствовала, что Энрике где– то рядом, что он ждет ее!

Не найдя никого и в конюшне, Мария вновь вернулась в дом. Виктория была уже в своей комнате – бледная, заплаканная.

– Мария? – удивилась она. – Я не знала, что ты проснулась в такую рань.

– Я вообще не спала сегодня. А ты, где была ты?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что я нашла у тебя вот это, – Мария показала сестре записку Энрике. – Где он? Почему ты не отдала записку мне?

– Потому что я должна была думать о твоем спокойствии, о твоем ребенке. Вам с Энрике незачем встречаться сейчас.

– Кто тебе дал право решать за меня?! – возмутилась Мария. – Говори немедленно, где Энрике! Я должна его увидеть!

– Он уехал… Не знаю куда.

– Ты ему все сказала обо мне?

– Да, я не могла солгать. Энрике все понял и уехал.

– Ты не должна была решать за меня. Мне самой надо было его увидеть, повиниться перед ним.

– Но у тебя есть муж! – напомнила сестре Виктория. – Ты сама выбрала Гонсало и предала Энрике. Я бы никогда так не поступила. Пусть бы мир рушился, но я бы не изменила Энрике! Предпочла бы умереть, чем оказаться в чужих объятиях!..

Мария с изумлением слушала сестру, и, наконец, ей стало все понятно.

– Так вот почему ты помешала нашей встрече с Энрике! – воскликнула Мария, потрясенная своей догадкой. – Ты любишь его! Как я не поняла этого раньше! Выходит… это ты предала нас в ту ночь, когда мы собирались бежать!

От такого обвинения у Виктории потемнело в глазах. Как Мария могла заподозрить ее в такой подлости?

– Да, я люблю Энрике! – приняла она вызов. – Давно люблю. Но ни разу даже не обмолвилась об этом. Ты и представить не можешь, какие муки я вытерпела, только бы вы были счастливы. И не моя вина, что вам тогда не удалось бежать.

– Я не верю тебе, – сказала Мария. – И доказательством твоей лжи является вот эта записка. Энрике ехал ко мне, и ты знала, что если бы мы встретились, то я могла бы вновь убежать с ним. Именно этого ты боялась. Никогда тебя не прощу!

– Мне и не нужно твое прощение, – безразличным тоном ответила Виктория. – Мне теперь уже все равно. Энрике уехал и больше никогда не вернется. Если он погибнет, то виновата будешь только ты.

– Боже мой! Энрике! – забилась в рыданиях Мария. – Я опять тебя потеряла.

– Мы обе его потеряли, – с горечью добавила Виктория.

Глава 14

Грустный Адальберто укладывал свой чемодан, собираясь обратно в Альто-Валье. Вчера его больно ранило то, что Виктория не просто холодно с ним попрощалась, а словно не могла дождаться, когда же он наконец уйдет.

Надеяться ему больше было не на что, и он спешил уехать из Санта-Марии как можно раньше, чтобы избежать поздравлений с помолвкой, которые так и сыпались на него со всех сторон.

Внезапно за дверью раздался шум, и по радостным возгласам Эулохии Адальберто понял, что вернулся с задания Хименес. «Вот кто действительно счастливый жених», – не без зависти подумал он. Надо было выйти, поздравить Мартину, поприветствовать Хименеса, но у Адальберто не нашлось для этого сил.

Он даже хотел уехать не попрощавшись, но пересилил себя и вошел в гостиную к донье Эулохии.

– А вот и ваш жених, легок на помине! – сказала она, подводя к нему Викторию. – К вам пришла ваша суженая.

От неожиданности Адальберто потерял дар речи, и Виктория заговорила первой:

– Ты мне очень нужен, Адальберто! Могу я с тобой посоветоваться?

– Да, конечно, – сказал он. – Пойдем ко мне в комнату.

Оказавшись с Викторией наедине, Адальберто сразу же спросил, что случилось.

– На тебе лица нет, – добавил он с тревогой.

– Случилось страшное, – сказала Виктория и умолкла.

– Что? Говори же!

– Нет, не могу. Я шла к Асунсьон, хотела ей все рассказать, но она уже уехала в «Эсперансу». Тогда я поспешила к тебе. Только зря… Я не смогу тебе этого открыть. Мне хочется наложить на себя руки, Адальберто!

Она заплакала, и он принялся утешать ее, гладя по волосам, как ребенка.

– Мне так стыдно! – внезапно подняв голову, сказала Виктория. – Ты – святой человек. А я… Если бы ты знал!.. Вчера, во время праздника, вернулся Энрике. Я чуть не умерла на месте, увидев его… Он вернулся, конечно же, к Марии. Я попыталась объяснить ему, что она вышла замуж. А он… Он говорил только о смерти. Это было невыносимо. Я хотела помочь ему, спасти его. Любой ценой!.. Он был рядом, и я… Я отдалась ему, Адальберто! Теперь ты понимаешь, что произошло?

Адальберто ошеломленно смотрел на нее, не понимая, что ей от него нужно.

– Я только тебе могла это рассказать, – услышал он голос Виктории. – Ты – мой единственный друг.

– Да, это так, – через силу молвил Адальберто. – Но ты забываешь, что я, в тоже время, – мужчина. И мне больно выслушивать подобные откровения.

– Прости меня. Я кажусь тебе отвратительной, но мне страшно потерять тебя! Мы всегда говорили друг другу правду…

– Не волнуйся, наша договоренность останется в силе. Сейчас я уеду в Альто-Валье, а в означенный день ты получишь мое письмо, в котором я сообщу, что разрываю помолвку.

Взяв чемодан, он направился к выходу. Виктория бросилась за ним: – Адальберто, не уходи! Прости меня!

– Ты тоже прости меня, – сказал он. – Но мне очень больно. Я смертельно ранен, Виктория!

Вернувшись домой, она заперлась в своей комнате и только сжимала в руках крест Энрике, который она так и не отдала Марии.

А Мария, выплакавшись, решила идти в гарнизон – искать Энрике. Ее остановила встревоженная Доминга:

– Вы уходите, сеньора? Ваша сестра… Она никого к себе не впускает. Я боюсь за нее.

– Ты ведь тоже знала, что Энрике был здесь? – с упреком спросила Мария. – Не отпирайся, я по твоим глазам все вижу. Еще одна предательница! Ни на кого нельзя положиться в этом доме.

Доминга не могла стерпеть такой обиды:

– И у вас язык поворачивается обвинять старуху? Да у меня вчера сердце разрывалось! Я так испугалась за вас, за него! Впервые в жизни старая Доминга не знала, что ей делать, как лучше поступить.

– Прости меня, Доминга, – опомнилась Мария. – Ты ни в чем не виновата. Но Виктория!..

– Она тоже хотела как лучше.

– Никто не вправе решать за меня, что лучше, а что хуже, – отрезала Мария. – Я люблю Энрике и никогда его не забывала. Если мне удастся найти его и он сможет меня простить, – ничто больше меня не остановит! Я хочу быть вместе с ним, Доминга!

В гарнизоне Марии сказали, что сержант Муньис сейчас находится в увольнении, но нашелся один солдат, видевший его сегодня утром на выезде из города:

– Он скакал в отдаленный форт, туда, где сейчас идут ожесточенные бои с индейцами.

– Боже мой! Он поехал искать смерти, – упавшим голосом произнесла Мария.

Там же, в гарнизоне, она встретила Хименеса и, не вдаваясь в излишние подробности, рассказала ему, что произошло вчера вечером.

– Энрике все узнал от других, а мне надо обязательно поговорить с ним самой! Вы это понимаете?

– Да, сеньора Мария. Как только мы с ним встретимся, я обязательно скажу, что вы его разыскиваете.

– Спасибо, Хименес.

– Не надо меня благодарить. Я люблю Энрике, как брата.

Опечаленная, Мария вернулась домой, а там ее ждала невероятная, немыслимая новость: Виктория объявила, что уходит в монастырь, и, как ее ни удерживали Мануэль и Доминга, – покинула родительский дом.

– Что ж, возможно, для нее это – единственный выход, – сказала Мария, – хотя мне трудно представить Викторию монахиней.

Этот сухой и холодный тон Марии ошеломил Мануэля.

– Тебя не волнует судьба твоей сестры?! Что между вами произошло? Виктория ушла, даже не попрощавшись с тобой. Мария, дочка, я ничего не понимаю! Вы обе сведете меня с ума.

Мария не стала пускаться в объяснения, лишь коротко бросила отцу:

– Виктория бежит от стыда!

Несмотря на монастырское уединение, настоятельница Росарио была наслышана о семействе Оласабль и не без удивления встретила у себя одну из его представительниц.

– Я прошу о помощи, – сказала Виктория. – Мне надо забыть прошлое, обрести другую жизнь и спасти свою душу.

– Вы просите об этом так, как просят ткань в магазине, – строго заметила мать-настоятельница, – А вам следует знать, что новая жизнь, душевный покой и здоровый дух – не покупаются. Их надо заработать честным трудом, самопожертвованием, терпением. Но даже и в этом случае все будет решать Господь.

– Помогите мне! Я совсем одна, – взмолилась Виктория.

– Я могу лишь указать путь, – ответствовала матушка. – Дать вам место для уединения и молиться за вас.

– Этого достаточно. Спасибо. Я знала, что вы мне поможете,

– Я могу только просить Господа, чтобы Он послал вам спасение, – повторила Росарио. – Но помните: вам будет здесь нелегко. Придется изо дня в день бороться с воспоминаниями о своей прошлой жизни, изгонять их из себя, как изгоняют дьявола.

– Я готова сделать все, что нужно.

– Хорошо. Давайте испытаем вашу веру, – сказала строгая матушка. – Для начала вам надо очистить душу и тело. Вы получите соответствующую одежду и уединитесь на несколько дней в келье – для размышлений. Времени у вас будет достаточно. Там и решите, как поступить со своею жизнью. А после – поговорим.

– Я согласна на все, – ответила Виктория. Однако прошлое вовсе не хотело отпускать ее, властно завладев и душой, и всем естеством Виктории. Облачившись в монашеские одежды и уединившись в монастырской келье, она только и делала, что молилась об Энрике – просила Господа уберечь его от гибели.

А Энрике тем временем уже добрался до форта, и опять оказался там как нельзя кстати: накануне индейцы совершили очередной набег и выкрали одну из женщин – Франсиску. Тактика эта была хорошо известна командующему фортом: индейцы, таким образом, провоцировали солдат на погоню, а в каком-нибудь перелеске их уже ждала засада. Поэтому капитан и медлил с приказом, не желая положить в неравном бою свое войско.

Но сержанта Муньиса, для которого жизнь была не в радость, а в тягость, не могла остановить никакая опасность. Он сразу же, в одиночку, бросился догонять похитителей, и капитану ничего не оставалось делать, как послать на подмогу отчаянному сержанту группу солдат.

Индейцев удалось настичь, когда они еще не доскакали до места засады, и потому бой вышел коротким и успешным. Франсиска была спасена, однако из перелеска уже мчались засевшие там индейцы, их стрелы и пули свистели над головами солдат, и одна такая пуля сразила Муньиса.

Отряд вернулся в форт, потеряв сержанта и нескольких солдат. Капитан представил погибших к наградам и отправил посыльного с донесением в Санта-Марию.

Когда же индейцы отступили на свои позиции, Росаура вместе с бойцами поехала к месту сражения – подбирать убитых и раненых. Ей не хотелось верить в гибель Энрике, и она действительно нашла его, истекающего кровью, и привезла на повозке в форт.

Затем принялась выхаживать раненого, не жалея ни сил, ни времени. Через сутки Энрике пришел в сознание, но жизнь его по-прежнему висела на волоске.

Мария не могла видеть, как страдает отец из-за внезапного, абсолютно не понятного для него бегства Виктории. Не зная истинных мотивов столь странного поведения дочери, дон Мануэль обвинял Викторию в дерзости, в неуважении к отцу и к Адальберто – достойному, – порядочному человеку, с которым она обошлась так подло.

– И что ей делать в монастыре – с ее-то характером? – недоумевал дон Мануэль.

– Вероятно, замаливать грехи, – сказала Мария, не объясняя, что имеет в виду,

– Но она же не сможет стать монахиней! Я слишком хорошо ее знаю, – сердился несчастный отец.

Мария тоже была уверена, что свободолюбивый нрав Виктории несовместим с монашеским образом жизни, и, отправившись в монастырь, прямо сказала об этом матери-настоятельнице.

– Насколько я поняла, Виктория ищет здесь не источник святой веры, а убежище от своих страхов и одиночества. Но пути Господни неисповедимы – иногда свершается чудо, – сказала Росарио.

– Поверьте, я лучше знаю свою сестру, – возразила ей Мария.

– Тогда непонятно, почему она искала помощи у меня, а не у вас, – резонно заметила Росарио.

– Ее толкнули к вам отчаяние и растерянность, – пояснила Мария. – И одиночество для нее – не лучшее лекарство.

– Иногда одиночество дает мудрый совет и указывает путь. В любом случае у Виктории сейчас есть возможность хорошенько обдумать свою жизнь и сделать правильный выбор, – заключила мать-настоятельница.

Вернувшись домой, Мария подробно пересказала этот разговор отцу, и он решил, что больше не имеет права скрывать случившееся от Адальберто.

Мария же, терзаемая двойственным чувством к сестре – ненавистью и жалостью, – собралась за советом к Асунсьон, которой она могла открыть всю правду о причине своей размолвки с Викторией.

– Передайте Гонсало, что я жду его в «Эсперансе», – сказала она отцу, и тот сделал робкую попытку удержать ее возле себя:

– Не уезжай. Я теперь останусь совсем один.

Ответ Марии заставил содрогнуться дона Мануэля.

– Виктория скоро вернется, я уверена. И тогда я, главная виновница несчастья, буду лишней в этом доме.

– Дочка, что с тобой? Как ты можешь такое говорить?! – воскликнул дон Мануэль.

– Папа, я ничего тебе не могу сейчас объяснить, но ты знай, что я люблю тебя и буду любить всегда.

С этими словами Мария села в экипаж и направилась в имение Асунсьон, где за это время тоже произошло немало событий.

Торопливость, с какой Асунсьон возвращалась домой после помолвки Виктории, объяснялась просто: Шанке! Асунсьон не была уверена, дождется ли он ее в имении. Ведь не зря же он упомянул об их социальном неравенстве – понимая, что беззаботная дружба, связывавшая их в детстве, сейчас невозможна.

И уж тем более невозможна любовь, вспыхнувшая в глазах обоих, как только они встретились после долгой разлуки.

Так наверняка считал Шанке, и потому Асунсьон боялась, что он предпочтет уехать, не дождавшись ее возвращения. Но сама она вовсе не хотела терять этого человека! Да, общество осудит ее за столь дерзкий поступок, ну и что? Асунсьон давно уже научилась жить без оглядки на общество, доверяясь только собственному разуму и сердцу. А несколько дней, проведенных в дороге и в общении с племянницами, лишь укрепили ее решимость побороться за свою любовь.

Но приехав в «Эсперансу», она не застала там Шанке. Вирхилио пояснил, что индейцы вступили в бой с солдатами и краснокожий табунщик тотчас же устремился на помощь своим соплеменникам.

– Он ничего не просил передать мне? – спросила Асунсьон.

– Нет, сеньора! – с нескрываемым удовольствием ответил Вирхилио, и это заставило Асунсьон заподозрить нечто неладное. Не мог Шанке уйти вот так, не передав ей хотя бы несколько слов, не такой он был человек.

– Индейцам ни в чем нельзя доверять, это опасные люди, – упивался Вирхилио возможностью досадить хозяйке.

– Шанке – мой друг! – строго напомнила ему Асунсьон, – И прошу не забываться. Держи свои расистские взгляды при себе!

Затем она позвала к себе Браулио – конюха, доброго и рассудительного человека, который давно был дружен с Шанке. Асунсьон надеялась, что Браулио расскажет более подробно, с каким настроением уходил Шанке, но он сам был встревожен: