Текст книги "Кузницы Марса. Трилогия (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 68 страниц)

Бьеланна взглянула на него. Она сняла шлем, и его потрясли запавшие тени вокруг глаз ясновидицы.

– Глубоко. – Вот и всё, что она ответила.

Робаут не стал настаивать, и вместо этого начал сжимать и разжимать скользкие от пота пальцы. Он старался контролировать дыхание и посмотрел на потрескавшийся экран планшета рядом с гидравлическим регулятором лифта. Прокручивавшийся бинарный код ничего не значил для него и изменялся слишком быстро, чтобы определить последовательность.

– Они, что не могут использовать нормальные числа? – пробормотал Робаут скорее для себя, чем для кого-то ещё. – Император, сколько ещё это будет продолжаться?

– Управляющие устройства показывают, что мы начали подъём приблизительно с двадцати семи километров под поверхностью планеты, – сказала Павелька. – При нашей текущей скорости потребуется чуть меньше часа, чтобы достигнуть поверхности.

Робаут медленно выдохнул. Час!

– Напоминает тренировочные уровни под каср Хольном, – усмехнулся Вен Андерс. – Такие же глубокие тёмные места. Тоннели, по которым приходилось ползти, извиваясь, словно червь, не просматриваемые повороты, трёхмерные зоны для ведения совместного огня и несколько самых мерзких спусковых ловушек, которые я когда-либо видел. Тренировочной палубе магоса Дахана до этого далеко.

– Звучит так, словно вы скучаете по ним, – сказал Робаут.

Андерс пожал плечами:

– Это были трудные времена, но хорошие времена. Мы учились сражаться с врагами Императора, так что да, я вспоминаю о тех временах с теплотой. У вас разве нет хороших воспоминаний о службе в Ультрамарской ауксилии?

– Полагаю, есть, – ответил Робаут, благодарный, что воспоминания не сводились к темноте и убегавшему воздуху. – Но тренировки в пещерах Калта не были такими… тесными.

– Вы же не о клаустрофобии, не так ли?

– У меня не так много фобий, Вен, но оказаться в ловушке в одиночестве в темноте – это то, что преследует меня в кошмарах со времён атаки адского корабля на “Наставника”.

– Понимаю, – сказал Андерс.

– И у меня такое чувство, словно я снова переживаю этот кошмар.

Андерс кивнул и оставил его в покое.

Остальная часть пути прошла в тишине или настолько близко к тишине, насколько позволял скрежет поднимавшегося лифта. Робаут понял, что путешествие близится к концу, когда Храмовники Танны заняли позиции по углам кабины. Воины Бьеланны поступили аналогично, встав так, чтобы естественно дополнять развёртывание космических десантников.

Наконец кабина вздрогнула и остановилась. Одинокий люмен замерцал, и раздвижные двери начали рывками открываться под визг заржавевших гидравлических механизмов. Резкий нефтехимический запах хлынул в грузовой лифт, вместе с клубящимся облаком макрочастиц.

Робаут закашлял и прижал руку к лицу:

– Надеюсь, что это не один из тех токсичных регионов, которые упоминал Телок?

– Содержание воздуха умеренно опасно, – согласилась Павелька, а Чёрные Храмовники тем временем выбили двери. За ними вышли эльдары, за которыми быстро последовали кадианцы.

– Умеренно? Из уст техножреца звучит не слишком успокаивающе, – сказал Робаут, прикрыв рот рукой.

Последними вышли Котов и скитарии, и вся группа оказалась в просторном и похожем на ангар пространстве, волнистую листовую крышу которого поддерживали толстые сводчатые балки и голые железные колонны. Большую часть площади занимали огромные хранилища и рудные бункеры, соединённые сложной сетью подвесных виадуков и шипящих распределительных труб.

Гигантские рудовозы с нарисованными полосами опасности и испачканными маслом и пылью жёлтыми кузовами грохотали на перемалывающих гусеницах. Повсюду мигали предупреждающие лампы, а огромные машины, возвышавшиеся на постаментах, словно органы темплума, беспрерывно обменивались визжащим потрескивающим бинарным кодом. Сотни сервиторов в защитных очках и имплантированными дыхательными масками медленно передвигались по ангару, перевозя тележки с сырьём в клубах вентиляционных газов. Робаут выкашлял комок мокроты, и быстро заморгал, когда глаза заслезились от едкой атмосферы.

– Вот, – сказала Павелька, вручив ему защитный капюшон со стеклянным визором, который она взяла со стойки рядом с кабиной лифта.

– Спасибо, – ответил Робаут, натягивая его на голову. Фильтрующая маска закачала несвежий многовековой воздух в лёгкие и дыхание немедленно выровнялось.

Танна повёл их через ангар, обходя работающих сервиторов и медленные рудовозы. Эльдары рассредоточились, двигаясь, словно призраки в облаках пара.

Вен Андерс подошёл к ним:

– Сколько вы говорили до этой башни универсального транслятора? – спросил он, голос прозвучал приглушённо из-за дыхательной маски шлема.

– Семьдесят три целых шесть десятых километра, – ответила Павелька.

– Тогда нам нужен транспорт, – сказал Андерс. – Думаю надо реквизировать один из этих рудовозов. Это не “Химера”, но всё же лучше, чем ничего. Вы сможете управлять одной из этих штуковин?

Павелька кивнула и сказала:

– Их протоколы передвижения зафиксированы на этом месте, но сомневаюсь, что они окажутся слишком сложными для обхода.

– Тогда за дело, – произнёс Андерс. – Чем быстрее мы будем двигаться, тем больше у нас шансов опередить Телока.

Робаут и Павелька отправились вместе с кадианцами, оставив Котова и скитариев позади. Павелька забралась в кабину рудовоза, пока Чёрные Храмовники раздвигали двери ангара. Ведомые Странствующим Призраком эльдары разделились на группы по три воина и выскользнули на разведку.

Робаут последовал за ними наружу, затенив линзы капюшона от яркого разорванного штормом неба. Петли магистральных развязок сходились на широкой площади перед ангаром, также он увидел сложные системы контроля направления и комплексы разворотных площадок.

Он искал любой признак засады, но увидел только несколько сервиторов возле трансформатора.

– Центр распределения материалов, – произнёс Котов.

– Что? – переспросил Робаут, удивлённый неожиданным появлением Котова. Архимагос повернулся и показал механодендритом на радиальные схемы нарисованных на полу линий, которые вели к равномерно расположенным многочисленным лифтам ангара.

– Этот центр связан с десятками таких же, что мы только что покинули, – объяснил Котов. – Аве Деус Механикус, масштаб достижений Телока поражает.

– Я был бы более впечатлён, если бы он не пытался нас убить, – заметил Робаут.

– Верно, – согласился Котов. – И чем больше я смотрю на этот мир, тем больше отдаю себе отчёт, какую ужасную ошибку совершил, прибыв сюда.

Робаут медленно кивнул, но ничего не сказал, понимая, что любые слова покажутся легкомысленными на фоне редкого момента искренности Котова. Вместо этого он посмотрел на промышленные пространства Экснихлио.

Небеса пылали расплавленным оранжевым светом, исчерченным загрязнениями и вредными химическими выбросами, которые выбрасывала промышленность планетарного масштаба. Далеко за горизонт во всех направлениях протянулись неровные скопления монолитных структур, аналогичные тем, что он увидел во время путешествия на кристаллическом корабле, изрыгавшие дым градирни и потрескивавшие избыточными энергиями куполообразные электростанции.

Робаут сунул руку в карман кителя и вытащил окаймлённый медью компас астронавигации.

– Поймай для меня ветер, давний друг, – произнёс он как в старые добрые времена.

Робаут не мог сказать, что стало причиной, побудившей его забрать компас из своей каюты на “Ренарде”, но он являлся ничуть не худшим ориентиром в этом незнакомом мире, чем любой другой. Единственный предмет, который он забрал с обречённого “Наставника”, был ненадёжным навигатором, но его стрелка безошибочно указывала на огромную башню из циклопических колонн сегментированной стали.

– Это универсальный транслятор? – спросил Робаут у Котова.

– Да.

Сооружение возвышалось над горизонтом, напоминая смутно вырисовывавшийся шпиль улья, лёгкий смог обвивал его основание, и огромное похожее на мегафон устройство на вершине нацелилось в небеса.

Лабиринт охряных зданий, кузниц со стальными стенами и один только Император знал чего ещё лежал между ними и головокружительной необъятностью транслятора. Казалось невозможным добраться туда, потому что Телок, конечно же, предугадал их план, но разве оставался выбор?

– Не думал я, что всё так сложится, – произнёс Робаут, убирая компас в карман.

Тихий ответ Котова заглушил хриплый рёв рудовоза и ликующие крики кадианцев.

– Похоже, у нас есть транспорт, – сказал Робаут и усмехнулся, увидев, что Вен Андерс хлопнул Павельку по плечу.

Кадианский полковник высунулся из кабины, когда опустилась задняя грузовая рампа рудовоза:

– Все на борт! – крикнул он. – Эта башня сама себя не активирует!

Микроконтент 08

Покои Блейлока на “Сперанце” почти не отличались от тех, что располагались в самом центре кузни региона Кебрения. Обычно он не любил перемены ради перемен и считал адептов, которые утверждали, что это способствует творческому потенциалу крайне утомительными.

Он не нуждался во сне, аугметика черепной полости моделировала подобный процесс без потребности в кровати, а химикаты из цилиндра на спине обеспечивали питательные вещества и гормоны, которые намного превосходили те, что вырабатывались естественным путём.

Поэтому его личные покои являлись скорее мастерской, чем местом для отдыха и восстановления сил. Сутулые сервиторы стояли за спиной своего хозяина и бездействовали, а сам Блейлок сидел на укреплённом стуле у верстака, склонившись над деревянным прямоугольным предметом, изготовленным из древесины, которая была вполне уместна для палаты общения астропатов.

Он представлял собой квадрат со сторонами равными сорока пяти сантиметрам и покрытым ярко-красным блестящим лаком в тон пескам Марса. Созданный из генного образца вымершего калибанского дерева, известного, как нортвилд, которое по структуре и способности к обработке напоминало также вымершее красное дерево Старой Земли. Цвет поверхности равномерно потемнел за века, прошедшие с тех пор, как магос Альхазен подарил его Блейлоку после восхождения в Культ Механикус. Подобно и самому Блейлоку подарок взрослел с точностью, которая казалась восхитительной для чего-то созданного из непредсказуемого органического вещества.

Тиснёная золотая надпись протянулась вдоль краёв, представляя собой сочетание комбинаций квантовых рун, бинарной стенографии и божественных порядковых чисел аспектов Бога Машины. Поверхность покрывали запутанные кривые и эллипсы, похожие на схемы и рисунки во вращавшемся планетарии, и именно по этим линиям Блейлок двигал дощечкой, вырезанной из того же самого дерева.

Альхазен называл это Марс Вольта, проводником к Омниссии, некогда любимыми культами Зифианцев, но Блейлок раньше никогда не пользовался им. Он не был уверен в мотивах своего выбора, но во время размышлений о проблемах вокс-связи с поверхностью, картина спрятанного в его покоях подарка сама собой всплыла из памяти.

Такие предметы впали в немилость у Механикус ещё века назад. Большинство хранилось у самых суеверных жрецов Марса всего лишь как антикварные вещи, но даже если существовал малейший шанс, что это поможет в наступивший трудный час, то Блейлок был готов рассмотреть любой вариант, сколь нелогичным тот ни казался.

Оставались считанные часы до запуска загруженных алхимическими сатураторами геоформирующих кораблей Криптаэстрекса, в огромных трюмах которых расположились многочисленные астронавигационные зонды-сервиторы Азурамаджелли. Реализация идей вышеупомянутых адептов по отдельности не приведёт к преодолению помех в атмосфере Экснихлио, но вместе они могли открыть непродолжительное окно с поверхностью.

Но даже два геоформирующих корабля могли обработать только ограниченную область атмосферы, приблизительно равную одной шестнадцатой планетарного объёма. Недостаточно, чтобы быть уверенным, что кто-то на поверхности сможет получить или отправить сигнал. Какая бы часть планетарной атмосферы ни была очищена, это должно произойти примерно над тем местом, где находился архимагос Котов, иначе он просто не сможет ей воспользоваться.

Азурамаджелли остался на мостике, посылая бесконечный град вокс-запросов на поверхность, в то время как Криптаэстрекс наблюдал за развёртыванием своих крайне сложных геоформирующих кораблей. Такие суда представляли собой неуклюжие конструкции, разработанные для нахождения на низкой орбите или во враждебной планетарной биосфере. А вот для чего они не были разработаны так это для выхода на геостационарную орбиту посреди хаотических электромагнитных штормов на границе мезосферы.

Блейлок тысячу раз до пикоскопических деталей изучил каждое орбитальное сканирование Экснихлио в поисках подсказок, куда лучше направить геоформеры. Ни один из аналитических инструментов в его распоряжении ни к чему не привёл: ни региона, где искажение было бы тоньше, ни малейшего намёка, что это конкретное место внизу лучше другого.

И таким образом дело дошло до этого. Он осторожно коснулся металлическими пальцами деревянной дощечки на Марс Вольта. Он понятия не имел с чего начать и выбрал одну из первых и самых простых молитв Богу Машине:

– Познанием я очищаю свою плоть от невежества.

– Изучением я увеличиваю свою силу.

– Технологией я почитаю Бога Всех Машин.

– Силой технологии я восхваляю славу Марса.

– Все превозносят Омниссию, ведущего нас по пути познания.

Прошли века с тех пор, как Блейлок произносил эти слова. Этому нравоучению учили едва удостоившихся аугметики послушников, и его успокаивающая простота понравилась фабрикатус-локуму.

И затем дощечка переместилась.

Изумление Блейлока было абсолютным. Он искренне не ожидал, что из решения спросить совета у Марс Вольта что-то выйдет. Блейлок уменьшил идеомоторные реакции, а его искусственная нервная система была неуязвима для таких вещей, но он так и не смог обнаружить сознательное управление движением своих рук.

Дощечка плавно перемещалась от одной группы цифр к другой. Блейлок наблюдал за ней с растущим чувством божественного восхищения, словно вернулась давно отсутствовавшая в его жизни святая цель.

Сервиторы задёргались, когда его инфоток поднялся от волнения. Наполнившая хозяина энергия коснулась их монозадачных мозгов, и они забормотали бессмысленную глоссолалию.

Руки Блейлока больше не принадлежали ему, они стали продолжением Бога Машины, проводником трансляции мудрости Омниссии из бесконечности в смертные миры. Числа продолжали сменяться до тех пор, пока дощечка, наконец, не остановилась посередине доски.

Блейлок убрал дрожащие руки с деревянного указателя.

Цифры запечатлелись в его разуме, точные и однозначные.

Блейлок активировал встроенный в верстак гололитический планшет, загрузил результаты планетарного сканирования Экснихлио, а затем ввёл только что увиденные строки чисел.

И засветился сектор орбитального объёма планеты.

Рудовоз был не самым худшим видом транспорта, на котором Робауту пришлось путешествовать. Эта честь принадлежала санитарной “Химере” с разрегулированным гусеничным агрегатом и фильтром воздуха, который невнимательный технопровидец случайно подключил к отстойнику биоотходов.

Но он был вторым.

Павелька сидела за системой управления, архимагос Котов подключился рядом с ней. Оба протянули механодендриты до стены кабины за спиной и использовали простую логическую машину рудовоза в качестве посредника для аккуратного изучения местной ноосферной сети.

Кадианцы и Чёрные Храмовники ехали в пустом кузове, держась за всё, что только возможно, чтобы не вылететь из-за постоянной тряски импровизированного транспорта. Ариганна Ледяной Клык наотрез отказалась, чтобы её воины ехали в рудовозе, словно домашний скот.

– Мы побежим пешком, – сказала Бьеланна, когда возражения эльдаров едва не привели к вспышке насилия. – Мы не отстанем, архимагос Котов. Не беспокойся.

Робаут сидел рядом с Павелькой и Котовым, и смотрел сквозь навес из бронированного стекла на невероятные виды снаружи кабины. Время от времени он доставал компас астронавигации, и каждый раз убеждался, что стрелка указывала на универсальный транслятор.

– Вы доверяете этой вещи больше чем проложенному мною маршруту? – спросила Павелька.

– Никогда не помешает иметь второе мнение, – ответил Робаут, постучав по стеклу компаса. – Кроме того, он согласен с вами.

Их путь сначала пролегал по лабиринту храмов-кузниц и генераторий, но затем сменился бесконечным лесом устремившихся в небеса широких электрических опор. Все без исключения решётчатые башни из мерцающей стали напоминали пока не облачённые в камень сталагмиты. Высоко над путешественниками протянулись изящные параболы искрящихся кабелей, пересекаясь в гордиевых узлах, распределительных коробках и трансформаторных центрах. Шипящая энергия неустанно бежала по ним, капая ручейками расплавленного металла. Робаут не сомневался, что если рудовоз заденет хотя бы один из них, то всех на борту ждёт мгновенная смерть.

Статика потрескивала на каждой металлической поверхности кабины, поэтому Робаут крепко прижал руки к коленям, пока имперцы пересекали этот сверкающий лес стальных конструкций.

Впереди надо всем нависала башня универсального транслятора. Оказавшись ближе, Робаут смог по-настоящему оценить колоссальный масштаб устройства. На фоне других огромных сооружений было непросто оценить её высоту, но по оценкам Робаута она превышала три километра. Рудовоз пожирал расстояние, и Павелька уверенно объявила, что если не произойдёт ничего непредвиденного, то они окажутся у основания башни через двадцать одну минуту.

– Я искренне верил, что Омниссия привёл меня сюда, – произнёс Котов, глядя на универсальный транслятор. – Каждый этап поисков казался благословенным знаком, подтверждением, что я на правильном пути. Как я мог знать, к чему это приведёт? Разве я виновен в безумии Телока?

– Вы трактовали знаки так, как хотели, – ответила Павелька, печально покачав головой. – Архимагоса Адептус Механикус погубила предвзятость подтверждения. Это было бы почти забавно, если бы не ужасная угроза, которую вы выпустили.

– Знаки привели сюда, – возразил Котов. – Мы нашли Телока. И если бы не я, то кто-то другой нашёл бы его, в конце концов.

– В таком случае я уверена, что Империум простит вас через несколько тысяч лет, – с горечью сказала Павелька. – Если только Телок не переделает его к тому времени по собственному подобию.

К удивлению Робаута, Котов не поддался на укол Павельки.

Вместо этого он задумчиво кивнул и сказал:

– Вы знаете, что многие годы Телок был для меня героем? Его ранние работы были воистину превосходными – даже провидческими. Он был новатором Механикус, пока одержимость Дыханием Богов не поглотила его исследования. Некоторые полагали, что он может стать генерал-фабрикатором.

– Если мы его не остановим, он всё же вполне может им стать, – заметил Робаут. – И знаете, как говорится, никогда не стоит встречаться со своими героями. Они никогда не будут соответствовать вашим представлениям о них.

– Звучит так, словно вы говорите исходя из личного опыта, господин Сюркуф.

– Из личного опыта, – согласился Робаут. – Я был на Дамносе и встретил человека, которого идеализировал много лет. И всё обернулось не совсем так, как я надеялся.

Павелька и Котов замолчали. Оба прекрасно слышали об ужасных войнах, бушевавших на том загубленном мире.

– Вы принимали участие в освободительной кампании Ультрадесанта? – спросил Котов.

– Нет, я был там, когда он пал, – ответил Робаут. – Тогда я служил младшим офицером Флота и был среди флотилии, которая совершила десятки спасательных полётов в Келленпорт. К моменту нашего появления планета была уже потеряна, и предстояло эвакуировать десятки тысяч людей с её поверхности.

Робаут замолчал, видя в Экснихлио отражение чудовищных небес над космопортом. Перед полуприкрытыми глазами всплыла картина яростных сражений, бушующих у многочисленных ворот Келленпорта: тысячи ужасных ксеносов с серебряной кожей и небольшие группы непреклонных героев в кобальтово-синей броне.

– В награду за эвакуацию гражданских пилоты десантных кораблей были удостоены аудиенции с командующим Ультрадесанта, воином по имени Катон Сикарий. Конечно же, я знал о нём. Кто в Ультрамаре не знал? Я знал о каждой битве, в которой он участвовал, каждой одержанной им победе и изучил все написанные им тактики. Я не мог дождаться встречи с ним.

– Он не оправдал ваших ожиданий?

– Дамнос был потерян с самого начала, – вздохнул Робаут. – Никакая сила в Империуме не выиграла бы ту первую войну. Мы спасли от неминуемой смерти больше тридцати тысяч человек, что уже само по себе было победой, но Сикарий считал иначе.

– И как же он считал?

– Он считал, что он проиграл. Что он был побеждён, – ответил Робаут. – Не Ультрадесант. А лично он. Его не интересовала встреча с нами, но кто-то вышестоящий над ним, видимо, настоял на ней. Спустя несколько месяцев после того, как мы покинули Дамнос, илот сопроводил нас на одну из тренировочных палуб, где Сикарий был занят уничтожением десятков боевых сервиторов. Он поблагодарил нас сквозь зубы и посмотрел на нас так, словно мы предали его, участвуя в эвакуации вместо того, чтобы сражаться.

– Возможно, вам стоило рассказать мне эту историю до начала нашего путешествия?

– Возможно, и стоило, – согласился Робаут. – Это что-то изменило?

– Скорее всего, нет, – признался Котов. – Я не тот человек, который привык менять решения.

– Архимагос, мы остановим его, – сказал Робаут. – Телок, мы остановим его.

Котов нахмурился и покачал головой:

– Я восхищаюсь вашим оптимизмом, господин Сюркуф. Несомненно, оно является результатом вашего ультрамарского воспитания и подтверждает превосходство духа над телом. Но вы слышали Телока. Как мы можем надеяться скрыться на созданном им мире? Нет, по моей оценке мы будем мертвы самое большее через шесть часов.

– Не будем, если продолжим двигаться, – возразил Робаут. – Мы заставим эту башню транслятора заработать. Тогда мы сможем получить помощь со “Сперанцы”.

– Помощь со “Сперанцы”?

– Если мы очистим атмосферу для вокс-связи, то сумеем очистить её и для пролёта подкреплений. Поверьте мне, после приключений в атмосфере Келленпорта я могу утверждать, что любой толковый пилот легко сумеет добраться до нас. Нам нужно только продержаться до этого времени.

Котов странно посмотрел на него, всем своим видом показывая полное замешательство:

– Подкрепление? Нет, об этом не может идти и речи.

– О чём вы говорите?

– Господин Сюркуф, если у нас получится связаться с магосом Блейлоком, то первым моим приказом станет увести “Сперанцу” от этой планеты настолько далеко, насколько он сможет.

Купол картографии всегда являлся святилищем для Виталия Тихона, тем местом, где вселенная обретала смысл. Движения галактик, звёзд и планет выстраивались в тщательно организованный балет, при взгляде на который легко было обмануться и увидеть руку творца, а не красоту фундаментальных универсальных законов.

Он и Линья провели годы семейного созерцания в подобных местах. От гравитационно-волновых обсерваторий высоко на горе Олимп до галерей Кватрии они всматривались в самые дальние пределы вселенной в поисках необъяснимого.

Эксплораторы разума, как любила говорить Линья, когда мягко меняла тему разговора после его предложений занять должность картографа на корабле Механикус. Нельзя сказать, что он хотел, чтобы она ушла, но он и не хотел отказывать ей в возможности отправиться к чудесам, которые они видели.

Без энтоптических картин окружающих звёзд полусферический купол выглядел аскетичным местом, полированные наклонные стены которого принадлежали холодному голому металлу и эху. Стальной пол украшало вытравленное кислотой изображение, разумеется, в форме шестерёнки, и Виталий шагал по нему, словно заключённый.

Виталий считал себя выше мелочного понятия мести, но действия на мостике “Сперанцы” показали, насколько уязвимой добычей он оказался для мышления первого уровня. Адара Сиаваш заплатил за его ошибку жизнью. Юношу убила Галатея, но это не помешало тяжкому бремени вины опуститься на плечи Виталия.

Как он мог отомстить за Линью, когда то немногое, что от неё осталось, фактически стало заложником и находилось под угрозой исчезновения? Какой отец позволит убийце дочери жить, пока он ещё дышит?

Виталий полагал, что его тело не способно к физическому проявлению горя, но ох, как же он ошибался. Каждый раз, когда возникало особенно яркое воспоминание о Линье, желчные извержения в инфотоке посылали болезненные потоки по рукам и ногам и вырывались грубыми животными криками потери из аугмитов.

– Часть меня хотела бы, чтобы я ничего не чувствовал, – сказал он пустому куполу. – Находиться настолько далеко от человечности, чтобы твоя утрата ничего не значила бы. И затем я вспоминаю тебя… и хочу стать обычным человеком, чтобы скорбеть, так как и должен скорбеть отец…

Задуманная всего лишь как генетически идентичная замена, в лучшем случае помощник, но мутации с вероятностью миллиардов к одному преобразовали клеточную культуру его ДНК в воистину исключительного человека. Объединив лучшее от Виталия с собственной уникальностью, Линья смешала все его ожидания и превзошла во всём.

Он давно отказался от полученных при рождении глаз, но в даже малейшей черноте каждого окулярного цикла он видел Линью.

…ещё мокрого младенца, которого только что достали из резервуара с питательными веществами.

…рано развившегося ребёнка, поправлявшего наставников в Схолах Эксцелс.

…вступавшую в Культ Механикус на склонах горы Фарсида.

Но больше всего Виталий помнил её, как маленькую Линью, свою любимую дочь.

Красивая и яркая, она противилась любому внешнему давлению соответствовать общепринятым моделям поведения Механикус. Она шла своим путём и творила свою судьбу. Линья собиралась потрясти адептов Марса до самых основ.

Убийственная операция Галатеи навсегда оборвала подобную возможность.

Машинный гибрид разрушил что-то прекрасное и ради чего? Своего развлечения? Желания причинить Виталию боль?

Оба варианта возможны. Он сомневался, что Галатея нуждалась в мозговой ткани Линьи для действительно великой цели.

– Ты говорила, что пересекла с нами Шрам Ореола, чтобы убить Телока! – крикнул Виталий куполу. – Вот для чего тебе нужна моя Линья!

Его крик отразился от холодных стен купола, звеня в обвиняющем эхе. Виталий опустился на вытравленный череп и обхватил голову. Он хотел заплакать, хотел обладать какой-нибудь биологической возможностью выплеснуть горе, каким-нибудь способом освободиться от того, что чувствовал.

Он не сразу увидел свет.

Только когда тонкий луч инфосвета привёл в действие его пассивные загрузочные рецепторы, Виталий в замешательстве посмотрел вверх. Он обернулся через плечо и увидел только тёмную и холодную кафедру управления. Её дух спал.

Тогда почему под центром купола висела мерцающая завеса света? Виталий поднялся и позволил содержавшимся в свете данным окутать себя. Инфоток запульсировал с ударом нервного возбуждения, узнав показываемую систему.

Кватрия.

Слабая, едва видимая.

Виталий неуверенно направился к свету, страшась и надеясь того, что именно могло означать это видение любимой Кватрии. Гексаматические вычисления потекли вокруг планетария света, комплексные уравнения почти за пределами его понимания. Он знал принципы этого таинственного геометрического бинарного кода и обладал необходимыми преобразовательными имплантатами для его обработки, но всегда оставлял такой способ общения…

– Линья? – спросил он, принадлежавшая Механикус часть разума обругала его за то, что он даже допустил такую мысль.

Единственным ответом стало эхо.

Виталий протянул руку к свету.

Тот расцвёл вокруг него во взрывном ярком великолепии. Звёздный туман и свет окружили его удивительными эллипсами планетарных орбит, сверкающих туманностей и импульсами отражённого света солнц, которым уже были века.

И там была она, стоявшая в медленной параболе самой Кватрии, именно такая, какой Виталий её помнил. Нетронутая огнём, забравшим ноги и сплавившим кожу с костей. Снова целая. Без малейших следов кошмарных эксцизий Галатеи.

Она улыбнулась и то, что осталось от его сердца, разбилось снова.

– Линья… – произнёс он, вопреки всему надеясь, что не страдал от какой-то жестокой вызванной горем галлюцинации или утечки инфотока в черепную впадину.

Отец.

Нет. Тон голоса. Теплота. Небольшой подъём в уголке рта и складки кожи под глазами. Всё это сказало Виталию, что перед ним действительно Линья.

– Линья, Аве Деус Механикус… мне так жаль, – прорыдал он, но дочь подняла руку. – Я…

У меня мало времени, отец. Нейроматрица Галатеи всеобъемлющая и скоро она обнаружит это сообщение. Гексаматика – вот как мы победим её.

– Я не понимаю. Причём здесь гексаматика?

Она не может обрабатывать её. Она не знает как. Вот почему я могу сейчас говорить с тобой.

Виталий пытался разобраться в своих противоречивых чувствах. Аналитическая часть мозга признавала, что Линья пошла на риск, проецируя себя в это пространство, но отцовская часть хотела задержать её и сказать, как сильно он соскучился.

– Я не могу сражаться с Галатеей, – сказал он.

Ты должен, ты не можешь позволить ей существовать. Она – слишком опасна.

– Она сказала, что уничтожит твою сущность, – объяснил Виталий. – Я не могу так рисковать. Я не потеряю тебя дважды.

Выражение лица Линьи смягчилось, и она протянула руку. Виталий попытался взять её, и на мгновение показалось, что он почувствовал частичку биологической обратной связи от света.

Но ощущение исчезло, не более реальное, чем голограмма.

Кузня “Электрус”. Ты должен найти её, она – ключ.

– Не понимаю. Ключ к чему?

Там ты найдёшь того, чей свет может ранить Галатею в инфопространстве, того, кто может помешать ей увидеть то, что я собираюсь сделать.

Виталий кивнул, хотя он так и не понял, о чём говорила Линья.

– Кузня “Электрус”, – произнёс он. – Да. Конечно. Что-то ещё?

Прежде чем она успела ответить, Линья оглянулась через плечо с выражением тревоги на лице от чего-то невидимого.

Я люблю тебя.

И затем она исчезла.

В теории каждый из тиндалосов был равным, но теория и действительность очень отличались. Первый пробудившийся охотник Телока всегда был лидером этой стаи, даже ещё до того, как она стала стаей. Он появился на несколько веков раньше остальных, когда тайна его создания ещё являлась ревниво хранимым секретом.

Его тело было больше, а на броне виднелись следы ремонта с тех времён, когда ему требовался подобный уход. Его нейронная сеть представляла собой симбиоз эвристических убийственных моделей действий и автоматизированных механизмов распознания образов. Он не был задуман, как обладавший способностью к автономному мышлению, но повторявшиеся частотные процессы его супрамолекулярной системной архитектуры быстро эволюционировали к обладающему самосознанием мышлению.