Текст книги "Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира"

Автор книги: Грегори Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

14. Социальные последствия промышленной революции

Поэтому в той же самой мере, в какой растет непривлекательность труда, уменьшается заработная плата.

Карл Маркс и Фридрих Энгельс (1848)[309] 309
  Marx and Engels, 1967, p. 87; Маркс и Энгельс, 1955, с. 431.


[Закрыть]

Движущей силой промышленной революции было увеличение объема знаний. Тем не менее больше, чем какая-либо другая группа, от нее, как ни странно, выиграл неквалифицированный труд. Маркс и Энгельс с их мрачными пророчествами, обнародованными в 1848 году в «Манифесте коммунистической партии», не могли сильнее ошибиться в отношении участи неквалифицированных рабочих. На рис. 14.1 демонстрируется типичный образ бедствий, принесенных промышленной революцией, сумевший сохраниться в современном массовом сознании[310] 310
  Поиск в Google в ответ на запрос «промышленная революция» и «бедствия» (industrial revolution» и «misery») выдает 217 тыс. ссылок.


[Закрыть]. В реальности же все обстояло совершенно иначе. К 1815 году реальная заработная плата как сельскохозяйственных рабочих, так и городских неквалифицированных трудящихся начала в Англии неудержимый рост, который в итоге сделал обеспеченными все слои населения[311] 311
  Clark, 2001b, 2005.


[Закрыть].

РИС. 14.1. Трудоспособные неимущие бьют камень на щебенку для дорог в Бетнал-Грин (Лондон), 1868 год

Ошибочно даже представление о том, что промышленная революция первоначально оказалась более выгодной для владельцев земли и капитала, чем для трудящихся. С 1760 по 1860 год реальная заработная плата в Англии росла быстрее, чем реальная выработка на одного человека[312] 312
  См. рис. 14.4, на котором заметно возрастание доли заработной платы в национальном доходе с 1750 по 1860 год, Аллен (Allen, 2005, р. 1), наоборот, утверждает, что «с 1800 по 1840 годы ВВП на одного рабочего вырос на 37 %, реальная заработная плата не увеличивалась, а норма прибыли удвоилась». Однако этот вывод сделан на основе данных о реальной заработной плате из Feinstein, 1998 – чрезмерно пессимистичных, как демонстрируется в: Clark, 2001b, 2005. Представляется, что более точными были предыдущие, более оптимистичные оценки заработной платы в: Lindert and Williamson, 1983.


[Закрыть]. Достижения в сфере знаний дали очень скромное вознаграждение или не дали вовсе никакого вознаграждения новаторам, владельцам капитала и земли и обладателям человеческого капитала. В результате современный экономический рост, с самого начала принося наибольшие выгоды самым обездоленным группам доиндустриального общества – и в первую очередь неквалифицированным рабочим, – способствовал снижению социального неравенства.

Но если до сих пор экономический рост оборачивался для людей благом, нет никаких гарантий того, что в дальнейшем он будет способствовать насаждению равенства между обществами. Впереди нас может ожидать мрачная антиутопия, предрекаемая многими авторами, в которой заработки неквалифицированных рабочих упадут ниже социально определенного прожиточного минимума и общества будут вынуждены постоянно содержать значительную часть населения за счет государственной казны.

РАЗДЕЛ ПРИБЫЛИ

Чтобы понять, почему основные выгоды от повышения эффективности в современной экономике достались неквалифицированному труду, отметим, что при повышении выпуска на единицу факторов производства – капитала, труда и земли – средние выплаты владельцам этих факторов производства должны увеличиваться. Однако фундаментальное уравнение роста ничего не говорит нам о том, как именно распределяется прибыль. В формальном плане необходимо лишь, чтобы выполнялось равенство

g _a = ag_r + bg_w + cg_s,

где g_r, g_w и g_s – темпы роста реальных выплат владельцам капитала, труда и земли. Повышение эффективности на 1 % должно привести к возрастанию выплат владельцам факторов производства на 1 %. Одно лишь это уравнение допускает бесконечное разнообразие всевозможных вариантов распределения прибыли и даже убытков.

Землевладельцы в долгосрочном плане ничего не получили от промышленной революции. Давид Рикардо, первый экономист, явным образом рассматривавший вопрос о распределении доходов, в 1817 году, на самом раннем этапе английской промышленной революции, прогнозировал, что в дальнейшем заработки останутся на уровне прожиточного минимума, земельная рента повысится, а норма прибыли от капитала снизится одно временно с ростом населения, поскольку земля является фиксированным фактором производства[313] 313
  Ricardo, 1821; Рикардо, 2007


[Закрыть]. Однако на самом деле все получилось совершенно по-другому.

На рис 14.2 представлены значения реальной земельной ренты – номинальной ренты от одного акра, разделенной на среднюю цену товаров, – в Англии с 1210 по 2000 год. Реальная земельная рента достигла максимума в конце XIX века, после чего стала снижаться. В настоящее время на ренту от одного акра земли в Англии можно купить столько же товаров, как и в 1760-х годах. Собственно, реальная прибыль, приносимая одним акром земли, сейчас лишь немногим выше, чем в начале XIII века[314] 314
  В этих соображениях не принимается во внимание, как изменялась трудноизмеримая в долгосрочном плане стоимость городской земли, неявная рента от которой увеличилась в гораздо большей степени. Но даже с учетом этого обстоятельства землевладельцы почти ничего не выиграли от роста производительности после промышленной революции.


[Закрыть]. При отсутствии субсидий, получаемых фермерами в рамках «Общей сельскохозяйственной политики», реальные доходы от земли, несомненно, были бы меньше, чем в высокое Средневековье.

РИС. 14.2. Реальная рента от одного акра земли в Англии, 1210–2000 годы

Одновременно со снижением земельной ренты повышалась городская рента. Так, в 2000 году в Англии акр сельскохозяйственной земли продавался в среднем за 2900 фунтов стерлингов, притом что акр земли, пригодной для строительства, стоил 263 тыс. фунтов, а если разрешение на строительство уже имелось, то цена поднималась до 613 тыс. фунтов[315] 315
  Цены на сельскохозяйственную землю: United Kingdom, Department of Environment, Food, and Rural Affairs, 2005, table 4.3. Цены на участки для застройки: United Kingdom, Department of Communities and Local Government, 2007, tables 561, 563.


[Закрыть]. Но, как показано на рис. 10.3, даже в плотно населенной Англии, где рента от городских участков может быть в 2–3 раза выше, чем в большинстве стран с таким же уровнем доходов, она все равно составляет лишь 4 % национального дохода[316] 316
  Из расходов министерства обороны США на жилье для военнослужащих за границей следует, что стоимость съемного жилья в Великобритании почти вдвое выше, чем в других европейских странах с тем же уровнем доходов. Соответственно, в этих странах рента от городских участков не может превышать 2 % от всех доходов.


[Закрыть].

Из того, что площадь земли является жестко заданной величиной, следует, что при отсутствии существенного роста земельной ренты в пересчете на один акр и при одновременном увеличении выработки в масштабах всей экономики доля земельной ренты в национальном доходе соответственно снижается до незначительных величин (как видно из рис. 10.3). Именно из-за того, что количество земли, доступной для использования, ограничено, этот результат, полностью противоречащий ожиданиям Рикардо, выглядит настолько удивительным. Его обсуждение приводится ниже.

Владельцы физического капитала также ничего не получили от экономического роста. Реальная рента от капитала (за вычетом амортизации) – это всего лишь реальная процентная ставка. Однако вернемся к рис. 9.1, где показано, что реальные процентные ставки со времен промышленной революции только снижались.

Общие выплаты владельцам капитала колоссально возросли со времен промышленной революции, но лишь из-за того, что быстро увеличивались объемы капитала, которые можно расходовать бесконечно. Они растут так же быстро, как объемы производства, а изобилие капитала препятствует реальному возрастанию нормы получаемой от него прибыли. Продукция agr равна нулю. Таким образом, повышение эффективности приводит только к возрастанию заработной платы, то есть

g _a ≈ bg_w.

Поскольку b = 0,75, то со времен промышленной революции повышение эффективности на 1 % в среднем сопровождается повышением заработной платы на 1,3 %.

Мы могли бы ожидать, что возрастание заработка в непропорционально большой степени коснется квалифицированных работников – носителей серьезного человеческого капитала, тем более что основой экономического роста являются инновации и новые технологии. Но, как изображается на рис. 9.4, заработок неквалифицированных рабочих-мужчин со времен промышленной революции возрастал в Англии быстрее, чем заработок квалифицированных рабочих, и этот результат справедлив для всех развитых экономик[317] 317
  Van Zanden, 2004.


[Закрыть]. Премия за квалификацию в строительном секторе сократилась приблизительно со 100 % в XIII веке до современных 25 %. На рис. 14.3 показана величина реального почасового заработка у неквалифицированных строительных рабочих в Англии с 1220 до 2000 года. Колоссальный выигрыш, полученный даже неквалифицированными работниками, очевиден.

ИСТОЧНИК: Clark, 2005.

РИС. 14.3. Реальная почасовая заработная плата строительных рабочих в Англии в 1220–2000 годах

Простое объяснение того, почему снижается премия за квалификацию, состоит в том, что отчасти это происходит в результате уменьшения нормы прибыли от капитала. Как правило, квалифицированные рабочие в начале своего трудового пути зарабатывают меньше, чем неквалифицированные, поскольку тратят часть времени на обучение или на работу в качестве подручных для приобретения необходимой квалификации. В доиндустриальный период родители зачастую платили серьезные деньги для того, чтобы их сына взяли в ученики. Таким образом, относительное предложение квалифицированной рабочей силы зависит от процентных ставок на капитал. При высоких процентных ставках, преобладавших в средневековую эпоху, финансирование обучения за счет заемных средств обходилось дорого, в то время как инвестирование затраченных на обучение денег в другое предприятие могло бы дать большую прибыль. Поэтому следует ожидать, что в обществах с высокими процентными ставками премия за квалификацию также будет высокой.

Другой заметной тенденцией стало сокращение разрыва между заработками мужчин и женщин. В доиндустриальную эру женщинам в среднем платили в два с лишним раза меньше, чем мужчинам. Даже в тех профессиях, где не требовалась квалификация, этот разрыв был велик.

Английские женщины, работавшие по найму в сельском хозяйстве, в 1770–1860 годах получали лишь 43 % от заработка работников-мужчин[318] 318
  Burnette, 1997; Clark, 2003.


[Закрыть]. Сейчас же почасовая заработная плата женщин, не имеющих квалификации, составляет в Великобритании 80 % от заработной платы неквалифицированных мужчин[319] 319
  United Kingdom, Office of National Statistics, 2006a.


[Закрыть].

Низкие заработки неквалифицированных женщин в доиндустриальную эпоху, по-видимому, не были связаны с дискриминацией женщин, выходивших на рынок труда (хотя, несомненно, существовали предрассудки в отношении женщин, пытавшихся выучиться профессиям, требующим квалификации). В доиндустриальных обществах, как правило, не возражали против использования женщин в качестве грубой рабочей силы. Например, уже в древнейших английских документах XIII века мы встречаем упоминания о женщинах, занятых на элементарных сельскохозяйственных работах – прополке и жатве. Там, где женщины имели сравнительные преимущества из-за того, что требовалась не сила, а ловкость, например при прополке и жатве, женский труд использовался широко. На средневековых стройках женщины часто работали в помощниках у кровельщиков, поскольку подготовка соломы для кровли не требовала больших сил. Низкие относительные заработки женщин, вероятно, объяснялись наличием премии за силу в мире, где люди по-прежнему служили источниками грубой физической силы[320] 320
  Burnette, 1997.


[Закрыть]. В эпоху, когда мужчины и ослы были в состоянии более-менее на равных заменять друг друга, женщины не могли составить мужчинам достойной конкуренции.

Промышленная революция улучшила экономическое положение женщин в двух отношениях. Повышение доходов в силу действия закона Энгеля (см. главу 3) привело к тому, что производство в значительной степени переместилось из таких секторов, как сельское хозяйство (где требовалась сила), в такие секторы, как промышленность и услуги (где большее значение имела ловкость). Кроме того, созданные в ходе промышленной революции новые источники энергии постепенно сократили спрос на людскую мускульную силу и более важными стали такие навыки, как ловкость или общительность, доступные женщинам в той же мере, что и мужчинам.

Имеющиеся у нас данные по английским текстильным фабрикам конца XIX века позволяют сравнить производительность мужчин и женщин в такой сфере, как ткачество. В 1886 году дневная выработка женщин-ткачих в Ланкашире в среднем составляла 82 % от выработки мужчин-ткачей. Тем не менее средний заработок женщин в хлопчатобумажной промышленности достигал лишь 68 % от среднего заработка мужчин, поскольку только мужчин брали на такие требующие квалификации должности, как начальник цеха, механик или прядильщик[321] 321
  Wood, 1910, р. 620–624.


[Закрыть]. Но, несмотря на эти препятствия к карьерному росту, относительный заработок женщин заметно повысился по сравнению с заработками в доиндустриальном сельскохозяйственном секторе.

Сокращая разрыв в заработной плате между мужчинами и женщинами, промышленная революция опять же снижала общее неравенство в современных обществах. Таким образом, выплаты за единицу неквалифицированного труда в результате промышленной революции росли быстрее, чем выплаты за землю, выплаты за капитал и даже выплаты за единицу квалифицированного труда.

НЕРАВЕНСТВО В ДОХОДАХ

В то время как разобраться с вознаграждением за различные факторы производства не составило никакого труда, распределение доходов между индивидами и семьями представляет собой гораздо более сложную картину – ведь в распоряжении каждой семьи находится целый портфель таких производственных факторов, как неквалифицированный труд, квалифицированный труд, земля и капитал, а количество некоторых элементов этого портфеля – особенно квалифицированного труда и капитала – значительно увеличилось благодаря современному экономическому росту. Кроме того, неравенство в доходах – не такая величина, чтобы ей можно было дать однозначное численное выражение: оптимальный способ измерения зависит от того, насколько важны для исследователя различия в доходах в разных точках на шкале их распределения.

Привела ли в среднем промышленная революция сама по себе, без учета мер по налогообложению и перераспределению, к увеличению или снижению неравенства в доходах в современных индустриальных обществах? Имеется обширная литература, посвященная вопросу о том, существовала ли связь между ускорением роста и неравенства – так называемая кривая Кузнеца – с самого начала перехода от мальтузианского к современному состоянию[322] 322
  См. об этой связи в Европе накануне промышленной революции: van Zanden, 1995.


[Закрыть]. Здесь не место для подробного обсуждения этой темы, хотя ускорение роста реальной заработной платы по отношению к реальному доходу, а также стабильность премии за квалификацию в течение всех этих лет говорят о том, что возрастание неравенства едва ли имело место[323] 323
  Отчасти за идеей об увеличении неравенства стояли такие показатели уровня жизни, как питание и рост, которые в ходе промышленной революции выросли значительно меньше, чем должны были, исходя из данных о реальной заработной плате: Mokyr, 1988; Komlos, 1998.


[Закрыть].

Вместо этого мы рассмотрим вопрос о том, будет ли в долговременном плане мальтузианским экономикам свойственно большее неравенство, чем современным индустриальным экономикам. В целом создается впечатление, что даже до уплаты налогов доход сегодня распределяется более равномерно, чем в доиндустриальном мире.

Мы видели, что выплаты на единицу факторов производства возрастали только по отношению к труду, причем в наибольшей степени – по отношению к неквалифицированному труду. Помимо этого, также колоссально увеличились объемы физического капитала на душу населения. Во всех обществах обычно наблюдается крайнее неравенство с точки зрения владения капиталом и землей, причем большая доля населения вовсе не обладает рыночным богатством. Например, в табл. 14.1 показано распределение заработной платы в Великобритании за 2003–2004 годы (для работающих на полной ставке) по сравнению с распределением рыночного богатства. Несмотря на сильно возросшее значение человеческого капитала в современных обществах по отношению к древним обществам, распределение заработков по-прежнему осуществляется намного более равномерно, чем распределение капитала. Заработок в самом низкооплачиваемом дециле все равно составляет около 40 % от среднего, а заработок в наиболее высокооплачиваемом дециле все равно превышает средний заработок менее чем втрое – притом что беднейший дециль владеет нулевой долей возросшего богатства, а размер активов в богатейшем дециле впятеро превышает среднее по стране значение.

ТАБЛИЦА 14.1. Распределение заработной платы и богатства в Великобритании, 2003–2004 годы

* Распределение заработной платы показано для взрослых, работающих на полной ставке. Распределение богатства рассчитано, исходя из активов умерших в 2003 году.

ИСТОЧНИКИ: United Kingdom, Office of National Statistics, 2006a; United Kingdom, H. M. Revenue and Customs, 2007, table 13.1.

Таким образом, одним из ключевых показателей неравенства в любом обществе является доля трудовых доходов во всех доходах. Чем больше эта доля при прочих равных условиях, тем более низким, как правило, будет неравенство. На рис. 14.4 показана эта доля для Англии с 1750 по 2004 год. Доля труда в чистом национальном доходе, судя по всему, возросла примерно с 0,63 в начале XVIII века до значений, близких к 0,75, в наши дни. Есть основания полагать, что эта тенденция должна быть свойственна любому переходу от мальтузианской эры к современному миру. Земельная рента в оседлых аграрных обществах обычно составляла 20–30 % дохода, и, соответственно, с учетом прибыли от капитала, доля труда во всех доходах в доиндустриальном мире была ниже.

* Доля городской и сельской земельной ренты рассчитывалась так же, как на рис. 10.3.

РИС. 14.4. Доля труда, капитала и земли в чистом национальном доходе Англии, 1750–2000 годы

В еще более древних обществах собирателей, где отсутствует личное землевладение и почти нет вещественного капитала, практически не имеется иных доходов помимо трудовых. В силу этого на всем протяжении истории человечества мы вполне можем наблюдать кривую Кузнеца. Неолитическая революция, создавшая оседлое сельское хозяйство, резко увеличила долю активов во всех доходах, усилив неравенство. Однако промышленная революция, ликвидировав ценность земли как актива, снова повысила значение труда при распределении доходов. Поскольку труд – единственный источник дохода, в равной мере распределенный между всеми гражданами, и единственный, который не может быть отчужден, – в современном мире приобретает все большее значение, эта тенденция способствует более равномерному распределению дохода.

Более того, из имеющихся у нас данных следует, что в мальтузианском мире – по крайней мере в Европе – имущественное неравенство было выше, чем после промышленной революции. В табл. 14.2 приведены различные показатели имущественного неравенства с 1285 года для различных регионов Европы. Этими показателями выступают доля активов, которой владеет 1 % или 5 % самых богатых домохозяйств или лиц, и коэффициент Джини, связанный с распределением богатства[324] 324
  Коэффициент Джини, равный нулю, соответствует полному равенству; в том случае, когда коэффициент Джини равен единице, все принадлежит единственному лицу.


[Закрыть].

ТАБЛИЦА 14.2. Распределение богатства в доиндустриальном мире

ИСТОЧНИКИ: ^a Blanshie, 1979, p. 603. ^b Sussman, 2005, table 9. ^c Van Zanden, 1995, table 1. Рассчитано на основе выборки, описанной в Clark and Hamilton, 2006, в предположении, что лица, не оставившие завещаний, обладали нулевым состоянием. ^e Lindert, 1986, p. 1145. ^f Toт же источник, что и для табл. 12.2.

Все эти цифры говорят о сильном имущественном неравенстве, свойственном доиндустриальному миру, по сравнению с типичной современной индустриальной страной. Древнейшие из этих данных представляют собой оценки налогов, уплачивавшихся домохозяйствами, на основе активов в таких крупных городах, как Париж и Лондон. Эти оценки могут создавать впечатление большего неравенства, чем было свойственно стране в целом, из-за особых условий крупного города[325] 325
  В Van Zanden, 1995, отмечается, что степень имущественного неравенства в сельской Тоскане в 1427 году была ниже, чем во Флоренции.


[Закрыть]. Однако выборка из английских завещаний, составленных около 1630 года, относится к репрезентативной подгруппе населения. Будучи основанной на величине наследства, она обладает большим сходством с современными данными по имущественному неравенству в Англии, собранными британским департаментом государственных сборов. По всем оценкам – исходя как из доли, находящейся во владении у 1 % или 5 % самых богатых, так и из коэффициента Джини, – неравенство в обладании активами было в 1630 году более высоким, чем в 2000 году. Оценки, сделанные Питером Линдертом для всех английских домохозяйств в 1670, 1740 и 1875 годах, показывают еще большее неравенство по сравнению с современными цифрами.

Таким образом, на активы в доиндустриальном мире приходилась более значительная доля доходов, и эти активы были распределены более неравномерно, чем в наше время.

Табл. 14.2 относится к положению групп с максимальными доходами; она почти ничего не говорит нам о том, как с течением времени изменялось положение неквалифицированных наемных работников по отношению ко всему обществу. Табл. 14.3 представляет собой попытку приближенно оценить этот показатель для Англии.

ТАБЛИЦА 14.3. Доходы неквалифицированных трудящихся по сравнению со средними доходами в Англии

* Величина принята равной значению для 1850-х годов. Для 1770-х и 1850-х годов в качестве неквалифицированных трудящихся взяты сельскохозяйственные работники.

ИСТОЧНИК: Доходы по Великобритании за 2004 год: Office of National Statistics, 2006a.

В ней показаны ежегодные доходы неквалифицированной трудящейся семейной пары до выплаты налогов в пересчете на одного взрослого по отношению к среднему доходу на одного взрослого по обществу в целом. Для 1770 и 1851 годов в качестве неквалифицированных трудящихся взяты сельскохозяйственные работники. В 1770 году семья сельскохозяйственного работника в среднем зарабатывала по 10,4 фунта на человека исходя из предположения, что доля работающих женщин была той же, которая фигурирует в переписи населения 1851 года. Этот заработок соответствовал 47 % среднего дохода на одного взрослого в обществе. К 1851 году это соотношение не изменилось, несмотря на то что в результате быстрого роста английских городов и миграции сельского населения в город заработки в сельском хозяйстве снизились по отношению к городским заработкам. Однако в 2004 году типичная пара, состоящая из неквалифицированных трудящихся, зарабатывала 57 % от среднего дохода на одного взрослого в Великобритании. Таким образом, относительное положение беднейших английских семей в результате промышленной революции, по-видимому, улучшилось.

НЕРАВЕНСТВО В КАЧЕСТВЕ ЖИЗНИ

До сих пор речь шла только о материальном доходе. Но существуют и другие аспекты качества жизни, включающие ожидаемую продолжительность жизни, здоровье, число выживших детей и грамотность[326] 326
  Так, в «Докладе о мировом развитии» ООН приводится рейтинг стран в соответствии с индексом человеческого развития, который учитывает ожидаемую продолжительность жизни и уровень образования.


[Закрыть]. После промышленной революции различия между богатыми и бедными по всем этим показателям, вероятно, уменьшились. В табл. 14.4 приводятся данные по различиям в росте, ожидаемой продолжительности жизни, числу выживших детей и грамотности между богатыми и бедными в Англии около 1630 года (за исключением роста) и в 2000 году.

ТАБЛИЦА 14.4. Качество жизни богатых и бедных в Англии

ИСТОЧНИКИ: доиндустриальный период. Рост, 1790-е, 1800-е годы: бедные (английские солдаты в возрасте от 20 до 23 лет): Komlos, 1998, p. 781; богатые (кадеты из Сандхерста, с приведением роста 15-летних к росту 19-летних путем прибавления 11,5 см): Komlos, 2004, figure 7.14. Ожидаемая продолжительность жизни, число выживших детей и грамотность: на основе данных ок. 1630 года по завещателям, владевших активами менее чем на 25 фунтов, по сравнению с завещателями, владевшими активами не менее чем на 1000 фунтов. Современный период. Рост, 1991 год. I (свободные профессии) и II (промежуточный) социальные классы родителей по сравнению с IV (квалифицированные рабочие) и V (неквалифицированные рабочие) классами: Power el al., 2002, p. 132. Продолжительность жизни, 1997–2001 годы. I социальный класс по сравнению с V социальным классом: United Kingdom, Office of National Statistics, 2006b, tables 1, 3. Число выживших детей, 1999 год. Число детей в семье в зависимости от размеров дохода: Dickmann, 2003, p. 17. Грамотность, 2003 год. Доля лиц, не обладающих начальным уровнем грамотности, V социальный класс: United Kingdom, Department of Education and Skills, 2003, p. 3.

В доиндустриальном мире богатые были значительно выше ростом, чем бедные. Рост кадетов из Сандхерста около 1800 года почти на 6 см превышал рост солдат регулярной армии. Судя по числу выживших детей и по ожидаемой продолжительности жизни взрослых завещателей из различных имущественных классов, ожидаемая продолжительность жизни при рождении составляла лишь 33 года для беднейших завещателей по сравнению с 39 годами для самых богатых, что дает разницу в 18 %. Более того, у богатых завещателей было вдвое больше выживших детей, а уровень грамотности среди богатых был втрое выше, чем среди бедных. Таким образом, богатство в доиндустриальную эру, несомненно, обеспечивало более высокое качество жизни.

К 2000 году эти различия в качестве жизни все еще существовали, но заметно сократились, а в некоторых отношениях бедные даже получили преимущество. Богатые по-прежнему выше бедных, но очень ненамного. В 1991 году дети представителей свободных профессий были всего на 1 % выше ростом, чем выходцы из рабочего класса. Первые все еще отличаются большей ожидаемой продолжительностью жизни, однако разница относительно невелика. Более того, сейчас в богатых английских семьях детей меньше, чем в бедных, и если считать детей благословением, а не обузой, то в этом смысле преимущество оказалось на стороне бедных (хотя в некоторых других развитых экономиках богатые в этом отношении ничем не отличаются от бедных). Разрыв в уровне грамотности между богатыми и бедными также резко сократился.

Таким образом, представляется, что с точки зрения общего качества жизни богатых и бедных промышленная революция уменьшила различия между ними даже больше, чем следует из одних только показателей распределения доходов или активов.

ПОЧЕМУ НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИЛИ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЫ?

Но если промышленная революция в первую очередь повысила производительность в промышленном секторе по сравнению с сельскохозяйственным, то почему же, вопреки прогнозам Рикардо землевладельцы не оказались в огромном выигрыше благодаря возросшему дефициту земли, вызванному стремительным ростом населения и доходов после 1800 года? Причины того, что после некоторого повышения доходов на раннем этапе промышленной революции реальная прибыль землевладельцев сократилась, носят троякий характер.

Во-первых, дело было в низкой эластичности спроса на многие виды продукции, производство которых требовало интенсивных методов землепользования. Так, современные состоятельные потребители получают в день меньше калорий, чем трудящиеся в доиндустриальную эпоху, потому что уровень потребления калорий в первую очередь определяется объемами физической работы, совершаемой людьми.

В доиндустриальную эру производство в большой степени держалось на людской мускульной силе: во время полевых работ приходилось копать, таскать тяжести, обмолачивать; много сил требовалось также лесорубам, каменщикам, кузнецам и носильщикам. В нашем же обществе все эти задачи выполняются машинами, и, более того, у нас есть такие машины, которые отвозят нас из дома в кафетерий, а оттуда – на работу, и такие, которые во время работы поднимают и опускают нас с этажа на этаж. Поэтому, несмотря на высокие доходы и относительно высокий рост, средний мужчина в современных США потребляет в день лишь около 2700 килокалорий, и при этом многие еще ухитряются набрать серьезный избыточный вес. Напротив, в 1860-х годах сельскохозяйственные рабочие в некоторых регионах Великобритании – как правило, люди менее крупные и имеющие меньший вес, чем американские мужчины в наши дни, – в день поглощали около 4500 килокалорий. Они были на это способны, потому что занимались физическим трудом 300 дней в году, по 10 часов в день. Таким образом, повышение доходов не привело к пропорциональному возрастанию спроса на землю для производства сельскохозяйственной продукции.

Во-вторых, резко возросла производительность сельского хозяйства и, в частности, были разработаны технологии, позволяющие экономить землю, вследствие чего объем производства в сельскохозяйственном секторе увеличивался быстрее, чем численность населения, несмотря на ограниченное количество земель, пригодных для использования.

В-третьих, добыча ископаемого топлива – главным образом угля и нефти – обеспечивает современное общество энергией, основным поставщиком которой прежде было село. Добывая из земли энергию, накапливавшуюся и хранившуюся там в течение миллионов лет, наше общество, по крайней мере на время, добилось колоссального возрастания земельных ресурсов. Например, в 1860-е годы в Англии стоимость продукции сельского хозяйства составляла 114 млн фунтов стерлингов в год. Добыча угля на тот момент, если оценивать ее по объемам поставок угля потребителям, приносила 66 млн фунтов в год, то есть энергия, содержавшаяся в угле, уже тогда служила серьезным дополнением к продукции сельскохозяйственного сектора[327] 327
  Clark, 2002b; Clark and Jacks, 2007.


[Закрыть].

ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС И ЗАРАБОТНАЯ ПЛАТА НЕКВАЛИФИЦИРОВАННЫХ РАБОЧИХ

Промышленная революция представляется нам практически синонимом механизации и замены людского труда машинным трудом. Почему же в богатых экономиках по-прежнему сохраняется значительный спрос на неквалифицированный труд? Почему неквалифицированные иммигранты, почти не знающие английского, до сих пор пересекают пустыни юго-запада США в стремлении попасть на крупные городские рынки труда, чтобы получить колоссальное вознаграждение за свою работу, хотя бы и нелегальную? Почему люди могли месяцами и даже годами жить на товарной станции в северной Франции в ожидании шанса прорваться через пограничные заграждения и вскочить на поезд, идущий под Ла-Маншем в Англию?

Вскоре после начала промышленной революции среди политэкономов разгорелась дискуссия по «вопросу о машинах». Не приведут ли новые машины к снижению спроса на рабочую силу? Рикардо, первоначально выступавший в защиту машин, которые всех облагодетельствуют, в 1821 году предложил знаменитую модель, согласно которой машины некоторых типов порождают технологическую безработицу[328] 328
  Ricardo, 1821; Рикардо, 2007.


[Закрыть]. Однако его модель основывалась на том, что рабочие получают фиксированный заработок на уровне прожиточного минимума, а согласно более поздней оценке, пока между капиталом и трудом существуют достаточные возможности для взаимного замещения, каждый тип труда всегда будет производить положительный конечный продукт (см. главу 2), создавая возможность полной занятости.

Однако подобные успокоительные рассуждения общего плана обладают небольшой практической ценностью, поскольку они ничего не говорят о том, каким будет реальный уровень заработков. Почему же так вышло, что все неквалифицированные трудящиеся не только находят работу, но вдобавок та еще и прилично оплачивается? В конце концов, в начале промышленной революции существовали такие работники, которые к началу XX века лишились почти всякой работы и средств к существованию, – речь идет о лошадях. Правда, в реальности максимум поголовья рабочих лошадей наблюдался в Англии много лет спустя после промышленной революции, в 1901 году, когда в стране насчитывалось 3,25 млн лошадей. Несмотря на то что в перевозках грузов на большие расстояния их заменили железные дороги, а в качестве привода для станков – паровые машины, лошади по-прежнему вспахивали поля, перевозили людей и грузы на небольшие расстояния, тянули баржи по каналам, трудились в шахтах и использовались на поле боя. Однако появление двигателя внутреннего сгорания в конце XIX века быстро оставило их без работы, и в 1924 году поголовье лошадей не достигало и 2 млн[329] 329
  Thompson, 1976, р. 80.


[Закрыть]. При известной ставке оплаты всем этим лошадям можно было найти применение, но та была так низка, что не окупала их содержания и, безусловно, не позволяла вырастить новые поколения лошадей на смену старым. Так лошади стали одной из первых жертв индустриализации.