Текст книги "Полночная чума"

Автор книги: Грег Кайзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Глава 5
Пятница, 2 июня 1944 года

Болезни, от которых нет исцеления, излечиваются крайними мерами, или никак.

Уильям Шекспир, 1601 год

Темно-серый костюм на этом человеке не ввел в заблуждение Бринка. Уж слишком военная у незнакомца выправка. Даже если сейчас он и не служил в армии, то когда-то явно служил. Бринк вошел в тускло освещенную комнату, с дешевеньким торшером на полу.

Мужчине было лет пятьдесят. У него были коротко стриженные усики, которые придавали ему еще большее сходство с военным, нежели его осанка. А еще у него были бегающие глазки койота. Позади незнакомца стоял Чайлдесс, однако в полумраке было невозможно рассмотреть выражение его лица.

– Габбинс, Колин Габбинс, – произнес мужчина, с силой пожимая Бринку руку. У незнакомца был легкий шотландский акцент, который, однако, не резал ухо.

Бринк обвел взглядом комнату. Она была почти голой, лишь три стула и этот торшер. Никакого ковра на полу, никаких картин на стенах, мебель дешевая и далеко не новая, воздух затхлый, так обычно пахнет в кладовках и чуланах. Дом номер десять по Даунинг-стрит должен производить куда более внушительное впечатление, даже в два часа ночи, подумал Бринк. Габбинс перехватил его взгляд.

– Отсюда все вывезли несколько лет назад, когда после первых налетов решили, что премьер-министру оставаться здесь опасно, – пояснил Габбинс. – Теперь он обитает в пристройке или даже в бомбоубежище.

С этими словами Габбинс опустился на стул, который тотчас скрипнул под его внушительным весом. Казалось, он вот-вот испустит дух, как и все в Британии. Габбинс жестом указал на два других стула, сунул руку в карман пиджака и вытащил оттуда старый жестяной портсигар, из которого затем вытащил недокуренную сигарету и попытался снова ее раскурить. Бринк не имел ничего против табачного дыма. Более того, он с удовольствием закурил бы сам. Какой ему от этого вред, если на него дохнул больной француз? Но он пообещал Кейт.

Неожиданно до Бринка дошло, почему эта комната произвела на него такое странное впечатление. Да, углы ее были темными, а пол голым, но свет и стулья делали ее похожей на театральную сцену, на которой актер, Габбинс, играл свою роль. Сама пьеса сводилась к притворству и вызывала ощущение чего-то наигранного, фальшивого. Его здесь наверняка ждали секреты, а может, даже парочка лживых фраз, так что ощущение, по всей видимости, верное. Бринк посмотрел на Чайлдесса, но тот уставился в голый пол, затем на Габбинса. Шотландец чиркнул по коробку спичкой, чтобы закурить сигарету.

– Кто вы? – наконец решился задать вопрос Бринк.

Чайлдесс вскочил как ужаленный.

– Фрэнк, я же просил…

Габбинс помахал зажатой между пальцами сигаретой, и сигаретный дым описал в воздухе окружность.

– Я говорю от имени премьер-министра, – сообщил он. Впрочем, по тому, как он это произнес, Бринку тотчас стало ясно, что от дальнейших вопросов лучше воздержаться. Габбинс затянулся своим окурком.

– Вы хотите сказать, что фрицы положили больных евреев в эту лодку и отправили их нам в качестве биологического оружия? – спросил он, выковыривая застрявшую между зубов табачинку.

Воцарилось неловкое молчание. Бринк полагал, что его самолетом переправили в Лондон, чтобы отчитаться по поводу того, что он обнаружил в больнице Чичестера, и этот вопрос застал его врасплох.

– У нас не будет другой возможности для разговора, – произнес Габбинс, выдыхая дым. – Будьте добры, отвечайте.

Последняя фраза прозвучала скорее как приказ, а не как просьба.

– Ты ведь эксперт в этом вопросе, Фрэнк, – подал голос Чайлдесс со второго стула, кладя ногу на ногу.

– Не думаю, чтобы кто-то намеренно прислал нам этих евреев, – ответил Бринк. – Будь у кого-то такое намерение, нам бы прислали тех, кто еще не проявил симптомы болезни.

Габбинс задумчиво посмотрел на свой окурок, затем поднес его к губам, глубоко затянулся, после чего выпустил из пальцев.

– По-английски так не говорят.

Бринк попытался не выдать раздражения в голосе.

– Тот, у кого присутствуют симптомы чумы, способен передать возбудителя другому человеку кашлем или чиханием. Как инфлюэнцу. Чума переносится в крошечных каплях, которые вылетают при кашле из легких больного. Или при чихании. Это понятно? Легочная чума – заболевание со смертельным исходом и протекает стремительно. Если бы немцы хотели распространить ее здесь, они прислали бы тех, кто только что заразился. Это дало бы им время, прежде чем болезнь успела проявить себя и, возможно, была бы диагностирована, больше времени на то, чтобы евреи распространили ее на как можно большей территории. Однако почти все они были мертвы раньше, чем лодка достигла берегов Англии. Бринк на минуту перевел дыхание. Это какая-то ошибка, erreur monumentale, как выразилась девушка с зелеными глазами, и Бринк понял, что она говорит правду. В планы немцев не входило, чтобы эти евреи оказались в Англии.

– Боже, вот уж никак не думал! Как инфлюэнца, вы говорите? – уточнил Габбинс. Где-то вдалеке завыла сирена воздушной тревоги и продолжала завывать еще какое-то время. Лишь когда она смолкла, Габбинс заговорил снова. – Значит, это чрезвычайно опасно, – подвел он итог.

– Инфекции не дали распространиться, – сказал Бринк.

– Нет-нет, это понятно. Я имею в виду Францию. Что если болезнь пошла гулять по стране? – Габбинс подался вперед, и стул протестующе скрипнул под его весом. Глаза под густыми бровями буравили Бринка пронзительным взглядом.

– Я не… – начал было Бринк.

– Мы всегда предполагали, что фрицы работали над теми же проектами, что и мы, – оборвал его Габбинс. – Но только не над этим. Верно я говорю?

Никто пока еще не придумал, как пустить гулять по свету возбудителя Pasteurella pestis без помощи блох и вшей, и эти твари были весьма опасной штукой.

– Верно.

– Могли бы они распространить эту заразу, как мы намереваемся распространить заболевание домашнего скота? – Габбинс вновь потянулся за сигаретой, однако не спускал с Бринка глаз. В комнате снова воцарилась тишина, тем более что сирена вдалеке уже смолкла. Это была еще одна ложная тревога, и вскоре раздастся сигнал отбоя.

– Да-да, мне известно про сибирскую язву. Как я понимаю, вы тоже принимали участие в этих исследованиях, – произнес Габбинс. Он закурил очередную сигарету: сделал глубокую затяжку и выпустил струю дыма.

Бринк выдержал его пристальный взгляд. Он хорошо помнил бомбы, выпускавшие облако возбудителя, способное убить половину живого в радиусе мили. Покидая ту шотландскую скалу, остров Круинард, они оставили после себя груды мертвых овец. Бринку хорошо запомнились эти овцы и те три дня, в течение которых продолжалась агония. Его обязанности заключались в том, чтобы наблюдать за ними в бронзовую подзорную трубу, установленную на холме в сотне ярдов от деревянных загонов, в которых содержались несчастные животные.

– Или других средств. Доктор Чайлдесс говорил, что в Портон-Дауне занимались разработкой методов распыления возбудителя сибирской язвы, – что-то вроде того, как садоводы опыляют от вредителей розы. Что если немцы довели эти методы до совершенства?

Бринк покачал головой.

– Мы пытались распылять сибирскую язву в аэрозолях, однако безуспешно. Это очень трудоемкий процесс в техническом отношении. Нужно высушить и перемолоть споры в порошок, чтобы получить частицы одинаковых размеров, которые затем можно было бы распылять в виде аэрозоля. Не думаю, чтобы немцы…

– Однако исключать такую возможность нельзя.

– Это был тупик, – стоял на своем Бринк.

– Тем не менее они прибыли к нам, эти ваши евреи, – свидетельство того, что немцы явно что-то задумали… что-то коварное и страшное, – заметил Габбинс. – Возможно, они куда более изобретательны, чем вы думаете…

Бринк выдержал на себе его пристальный взгляд. Он больше года бился над решением проблемы, как превратить споры в аэрозоль, и в конце концов был вынужден отступиться. Даже его эксперименты с противочумной вакциной – причина, почему военные обратились к нему четыре года назад, причина того, почему те же самые военные спустя год передали его британцам, – ничуть не помогли.

– У них были кролики, – подал голос Чайлдесс. – Поэтому они и достигли успехов.

– Кролики? – переспросил Габбинс.

– Те, на ком можно производить эксперименты, – пояснил Чайлдесс, – кролики.

Габбинс прокашлялся.

– Вы должны отправиться во Францию, доктор, и выявить там случаи заболевания, – произнес он. Голос его звучал глуше, и в нем почти не был слышен шотландский акцент.

Слова его стали для Бринка сродни удару молота. Во Францию?

– Боюсь, я вас плохо понял.

– Скоро состоится высадка наших войск, доктор, если вы хотите знать правду. Наши армии под таким смертоносным облаком. Подумайте об этом, – продолжал тем временем Габбинс. – Паника, в лучшем случае, и тысячи мертвых солдат. В худшем – фрицы спихнут нас обратно в море. Очередной Дюнкерк. Не думаю, что мы смогли бы им успешно противостоять. Новой же возможности пришлось бы дожидаться еще не менее года. И неизвестно, дождались бы мы ее или нет.

– Но я не…

– Нет, вы именно тот, кто нам нужен, – возразил Габбинс. – По словам Чайлдесса, у вас есть опыт работы с этим заболеванием. Вы способны распознать симптомы и очаг этой инфекции.

– Но я не могу уехать во Францию, – продолжал упираться Бринк. Габбинс в упор посмотрел на него сквозь завесу сигаретного дыма.

– И если немцы пойдут на это, мы будем вынуждены прибегнуть к ответным мерам, – произнес Габбинс, стряхивая пепел. – Я имею в виду сибирскую язву. Скажите, доктор, вы читали Шекспира? Наш премьер читает. Он вытащил из головы эту фразу, как только Чайлдесс позвонил нам. «Чума, трус из трусов, но и отмщенье тоже». Именно это он и сказал.

Бринк вопросительно посмотрел на Чайлдесса. Тот посмотрел на него.

– У немцев есть и другое оружие, доктор, и оно почти готово, – произнес Габбинс. – Ракеты и беспилотные самолеты, способны в мгновение ока рассеять над нашим островом любую заразу, и мы будем бессильны что-либо сделать, даже пригрозить им пальцем.

Бринк в упор посмотрел на Габбинса, однако тот поспешил отвести глаза.

– Мы ведем поиски этой коварной заразы вот уже три месяца. Искали ее, где только могли. Но, увы, безрезультатно. И вот теперь время работает против нас, – тихо произнес Габбинс и сделал паузу, чтобы закурить новую сигарету, однако, сделав первую затяжку, продолжил: – Счет идет на дни. И это место во Франции, откуда евреи приплыли к нам, оно тоже особенное.

Бринку вспомнилась армада, заполонившая собой портсмутскую гавань. Вскоре она отплывет к берегам Франции, именно это и хотел сказать ему Габбинс. Причем в ту самую ее часть, откуда к ним припыли девушка и ее отец.

– Что ты скажешь, Фрэнк? – подал голос Чайлдесс.

Не в силах усидеть на стуле, Бринк вскочил на ноги, причем столь стремительно, что стул закачался, и он был вынужден схватиться за спинку, чтобы только тот не упал. Бринк было решил броситься к двери, однако вместо этого подошел к ближайшему окну и отодвинул в сторону толстую штору, обеспечивавшую затемнение. Ну и что, если на улице кто-то заметит свет. В конце концов, это ведь номер десять по Даунинг-стрит! Кто посмеет жаловаться на самого премьер-министра?

Перед его мысленным взором вновь возникла Кейт, лежащая на кафельном полу лаборатории – ноги где-то под столом, на виске кровь, впрочем, не только на виске, но и на краю стола, там, где при падении она задела его виском.

– Герой не храбрее тех, кто с ним рядом, он лишь храбрее их на пять минут, – произнес у него за спиной Габбинс. – Мы ждем от вас лишь этих пяти минут, доктор.

Бринк бросил взгляд на темную улицу, но увидел лишь пустой шприц у себя в голове. Картина перед его мысленным взором была столь же четкой, что и его собственное отражение в оконном стекле. Следы иглы на трупах в грузовике означали лишь одно: немцам известны правила, по которым играет Pasteurella pestis, точно так же, как англичанам правила игры Bacillus anthracis: бациллы не знают границ, люди в военной форме для них ничего не значат. И выпускать из пробирки микроба, не имя против него антидота, было бы чистейшей воды безумием. Значит, у немцев тоже имеется антибиотик. Возможно, он ничуть не эффективнее актиномицина. Впрочем, кто знает?

Бринк отпустил штору и, повернувшись к Габбинсу, посмотрел на него сквозь сизую завесу дыма. Черт, как же хочется закурить!

– Я только смотрю в микроскоп. Я ничего не знаю про…

– Отдел F, которым я руковожу, отдел спецопераций УСО,[7]7
  УСО, Управление специальных операций (англ. Special Operations Executive, SOE) – британская разведывательно-диверсионная служба, работавшая во время Второй мировой войны. – Примеч. пер.


[Закрыть] находится в Лондоне. Там есть человек, который знает Францию. Вы будете… скажем так, нашим гидом в том, что касается болезни. Все, что от вас требуется, это помочь ему ее обнаружить. Обо всем остальном он позаботится сам.

– Я хотел бы закурить, – негромко произнес Бринк, нарушив тем самым обещание, данное Кейт. Впрочем, второе, куда более важное, он сдержит – то самое, какое он дал самому себе после ее смерти. Он закончит начатое дело. Найдет антибиотик. Уничтожит болезни.

Габбинс вынул из жестяной коробки две сигареты, чиркнул по портсигару спичкой и подался вперед. Он держал в ладонях подрагивающее пламя, пока Бринк не сделал глубокой затяжки, наполняя легкие сизым дымом. Он тотчас ощутил приступ головокружения, в горле слегка защипало.

Но даже если бы француз и не кашлянул ему в лицо и потому не дал бы ему эгоистичной причины, он все равно принял бы точно такое решение.

– Хорошо, я согласен, – ответил он и вновь затянулся табачным дымом.

Если он не в состоянии уничтожить инфекции при помощи антибиотика, разработанного Кейт, он убьет их при помощи другого.

Чайлдесс вышел из дома номер 10 по Даунинг-стрит и встал рядом с ним на мостовой. Бринк остался стоять там, где стоял, – где ему было велено ждать машину, которая отвезет его в подразделение F и УСО, что бы ни означали эти буквы.

Бринк горящим кончиком первой зажег вторую сигарету Габбинса – он уже давно не курил одну сигарету за другой – и прислушался к темному городу. Где-то на юге завыла сирена воздушной тревоги. Наверно, на том берегу Темзы, в Брикстоне. Судя по всему, ложная. Люфтваффе вряд ли рискнет совершить налет, оно уже не то, что в начале войны.

Бринк на всякий случай прислушался, но не услышал ничего. Только сирену. Если Габбинс прав и немцы действительно сумели сделать из Pasteurella pestis аэрозоль, то достаточно будет всего одного самолета.

Он втянул ноздрями воздух и ощутил сквозь запах сигаретного дыма ночную свежесть. Лондон всегда пах лучше в теплую погоду, когда жители переставали топить печи углем. Интересно, а как бы он пах, приди сюда чума? Только не так. Пахло бы как в кузове того грузовика во дворе чичестерской больницы. Утренний холодок пробирал до костей, и Бринк поплотнее закутался в чужое пальто.

– Ты ведь знал, что немцы близки к своей цели, – сказал он и помахал сигаретой перед носом Чайлдесса. – Именно поэтому ты и отправил меня в Африку.

Чайлдесс пару секунд помолчал.

– Я всегда знал, что они наверняка попробуют выпустить из бутылки того же джинна. Именно поэтому ваша работа, твоя и Кейт, так важна.

– Ты был в курсе немецких экспериментов с чумой, – сказал Бринк.

– Разумеется, в курсе. Мне стало о них известно еще пять месяцев назад. Габбинс тогда пришел ко мне и сказал, что его люди слышали разговоры на эту тему во Франции. Про каких-то там «Могильщиков», или, как выражались сами фрицы, «Grabbringers». Но отдел F так и не сумел выйти на их след.

– Мы сглупили. Мы тогда подумали, что должны поговорить с тобой, чтобы ты разрешил нам уехать в Дакар.

– Я бы отправил тебя туда в любом случае, даже без твоей просьбы, – ответил Чайлдесс. – Мне нужно было узнать, действуют ли на Pasteurella pestis антибиотики. Вот и все. А потом ты и она…

Чайлдесс не договорил.

– Зря ты тогда тянул с этим делом. Нужно было послать нас обоих, – ответил Бринк. – Тогда бы она была жива.

– Фрэнк…

Бринку не хотелось продолжать этот разговор, и он предпочел сменить тему.

– Пол, так почему ты ничего не рассказал мне про немцев?

– Есть секреты, Фрэнк, которыми я не имею права делиться.

Затем они услышали, как где-то едет автомобиль. С каждой секундой звук становился все громче. И действительно, вскоре в узком переулке показалась машина, небольшая и темная, под стать неосвещенному тротуару, и остановилась рядом с ними. Водитель вышел на улицу.

– Мистер Бринк? – раздался в темноте нежный девичий голос.

– Одну минутку, – сказал Чайлдесс, и водитель отступил на пару шагов. Бринк шагнул к машине, но Чайлдесс положил ему на плечо руку. – Фрэнк, я рад, что ты снова хотя бы во что-то веришь.

– Ближе к делу, Пол, – парировал Бринк.

– Бывают такие моменты, Фрэнк, когда я выпускаю собственную совесть из чулана и отправляю ее немного прогуляться. Я хочу, чтобы ты не питал иллюзий на тот счет, Фрэнк, что поставлено на карту. Если ты… ничего не найдешь, они используют это против нас. Я не смогу остановить премьер-министра. Нам придется стать такими же злобными и коварными, как и враг. Или же он наверняка захочет использовать сибирскую язву.

Бринк бросил в канаву вторую сигарету и проследил глазами, как она погасла, после чего сел в машину. Водитель захлопнул за ним дверь. Чайлдесс пытался назвать ему еще одну причину, почему он должен обнаружить чуму. Впрочем, ему было достаточно той, что у него уже имелась. Чайлдесс постучал пальцами по окну. Бринк слегка опустил стекло. Водитель тем временем обошел машину и сел за руль.

– Он большой любитель Шекспира, Фрэнк. И любитель произносить напыщенные речи. Но на сей раз это не пустой разговор. Вот увидишь, он использует сибирскую язву.

Бринк пожалел, что не попросил у шотландца третью сигарету. С каким удовольствием он сейчас бы ее выкурил!

– Пол, ты обещал не использовать споры сибирской язвы, если мы найдем антибиотик.

– Неправда.

– Ты обещал Кейт.

– Да, ей я обещал. Но лишь с условием, что если нас не спровоцируют это сделать, а это…

Чертово затемнение, подумал Бринк. Лицо Чайлдесса казалось сейчас лишь узкой темной тенью.

– Пол, ты плохой лжец. Она ведь тебя когда-то любила!

– Я не настолько умен, чтобы лгать.

– Пол, не надо использовать сибирскую язву.

– То есть ты предпочел бы, чтобы мы все здесь загнулись от чумы, даже не пытаясь дать врагу отпор? Вам, американцам, легко говорить. Фрицы ведь не на вас напали, а на нас.

– Мертвым это уже не поможет, – ответил Бринк.

– Прошу тебя, Фрэнк, найди антибиотик.

– Сэр, нам пора, – подал голос водитель.

Бринк посмотрел в окно на Чайлдесса. Тот по-прежнему стоял, наклонившись к машине.

– Пока, Фрэнк, – произнес он. Бринк поднял стекло, и машина, подпрыгивая, покатила по неровной мостовой Даунинг-стрит.

Глава 6

Выйти на след больных евреев оказалось не так-то легко. Кирн накануне провел весь день с Волленштейном, а затем еще несколько часов утром, за рулем «рено», колеся от одной унылой деревушки к другой. В каждом городке он спрашивал местного доктора и, если такой находился, пытался выпытать у него, не обращался ли кто-нибудь с необычным заболеванием.

Наконец, в городке Этрем, километрах в трех от сожженного «даймлера», нашелся один такой морщинистый эскулап, в поношенном черном костюме, который признал, что да, семья Тардифф вся слегла и он накануне начал лечить их всех от пневмонии. Довольно странное время года для такого заболевания, добавил старый доктор. Самое тяжелое состояние у жены главы семейства, у нее температура под сорок, дочь тоже больна, но у нее температура ниже. А вот месье Тардифф, судя по всему, здоров.

В сопровождении старого доктора Кирн отправился в путь. Наконец его «рено» остановился рядом со старой фермой, окруженной кирпичной оградой.

– Тардифф, – произнес лекарь, указав куда-то сквозь тополя. Кирн решил, что сможет отыскать это место и сам. Доктора он довез домой в Этрем, откуда с почты позвонил Волленштейну и дал ему указания, после чего сам покатил назад на ферму и припарковал машину рядом с тополями. Место для наблюдения было удобное, отсюда прекрасно просматривались ворота как самой фермы, так и дома на другой стороне дороги, судя по всему, какого-то сарая.

Волленштейн прикатил в «мерседесе» с затянутым брезентом кузовом, иными словами, в старом синем грузовичке, что и раньше. Подъехав, он ловко соскочил с подножки кабины, после чего из кузова выпрыгнул целый взвод эсэсовцев в серой полевой форме. Над тополями из-за кирпичной ограды виднелась крыша старой фермы.

– Ну наконец-то, мои евреи! А вы могли бы быть порасторопнее, – это были первые слова из уст штурмбаннфюрера.

Вот мерзавец.

Волленштейн вытащил из кармана шерстяного пальто матерчатую маску и завязал тесемки на затылке. Лицо закрывать он пока не стал. За маской последовала пара резиновых перчаток. Их эсэсовец надел сразу. Затем он дал знак своим подручным, и те потрусили вперед, пробираясь между деревьями. Некоторые вскоре исчезли за каменной оградой, другие вошли в открытые ворота фермы. Кирн и Волленштейн последовали за этими вторыми. Какой-то толстый унтершарфюрер принялся колотить прикладом автомата в дверь. Та вскоре распахнулась.

Кирн положил на плечо Волленштейну руку.

– Мне тоже нужна маска, – сказал он.

Волленштейн извлек еще одну из своего кармана.

– Давайте найдем наших евреев, – сказал он и затянутым в резину пальцем толкнул сломанную дверь.

Внутри фермы было темно и пахло протухшим мясом. Один из эсэсовцев сорвал с окна одеяло. Подняв облако пыли, оно соскользнуло на пол. Волленштейн отослал троих своих подручных в кухню и велел оставаться там, а сам прошел в дальнюю часть дома, откуда исходил запах, густой и тяжелый, как снежная январская туча. Кирн последовал за ним.

Они вошли в некое подобие гостиной. Здесь стояла пара кресел, небольшой стол, на столе масляная лампа и радиоприемник. В одном из кресел сидела девушка. Голова запрокинута, ноги вытянуты. Вокруг рта гудели мухи, то заползая в ноздри, то выползая наружу. Из радиоприемника доносился треск помех. Господи, ну и вонища! Кирн был вынужден зажать нос.

Волленштейн остановился в метре от мертвой девушки и натянул на лицо маску. Лицо покойницы было черным, перед платья – еще чернее, и на какой-то миг Кирн подумал, что ей кто-то перерезал горло, однако, приглядевшись, не заметил никаких порезов. Похоже, она мертва уже давно.

– Тиф? – негромко спросил Кирн. Волленштейн промолчал, лишь потер затянутые в резину ладони и осторожно приподнял подол ее платья. Взору Кирна предстали черные ноги и белые панталоны.

А еще он услышал, как Волленштейн что-то невнятно пробормотал. Кажется, Die Pest. Неужели чума?

– Что вы делаете? – поинтересовался Кирн, однако Волленштейн продолжал рассматривать почерневшие ноги покойницы и лишь затем отпустил подол. Ничего не сказав, он повернулся и шагнул мимо Кирна.

Платье на девушке было по-прежнему задрано. Кирн подумал, что, приличия ради, должен вернуть подол на место, однако не решился к нему прикоснуться. Зажав нос, он поплелся вслед за Волленштейном.

Вместе они поднялись на второй этаж. На грохот их сапог никто не вышел – верный знак того, что дом пуст. Первая комната оказалась пуста. В ней стояла лишь незаправленная кровать. Во второй мебели было побольше – кровать, стол и умывальник. На кровати, прикрытые одним и тем же зеленым покрывалом, бок о бок лежали двое – мужчина и женщина. Женщина свернулась калачиком. Глаза открыты – смотрят вперед немигающим взором. Из уголка рта, стекая на одеяло, пролегла дорожка черной слюны. Дорожка эта продолжалась и на полу и вела к ночному горшку. Его обсиженный мухами край чем-то напоминал открытый рот девушки на первом этаже. Стук шагов спугнул мух, и они роем взлетели вверх, но затем облепили горшок снова. Лицо женщины было цвета разведенных водой чернил.

И хотя Кирн прошел Восточный фронт и насмотрелся там на многое, это зрелище оказалось выше его сил. Съеденный утром завтрак тотчас попросился назад, и он был вынужден силой сглотнуть подкатившийся к горлу ком.

Волленштейн подошел к другой стороне кровати. Кирн вспомнил про маску и деревянными непослушными пальцами завязал на затылке тесемки. Лежавший в постели мужчина простонал, натужно кашлянул и сплюнул на пол струю прозрачной мокроты. Кирн встал позади Волленштейна, глядя ему через плечо. Волленштейн протянул руку – от Кирна не скрылось, что та дрогнула, – и легонько прикоснулся обтянутыми резиной пальцами к плечу француза. Тот моментально открыл глаза и снова кашлянул. Волленштейн поспешно отпрянул назад, едва не сбив с ног Кирна.

– Скажи ему, что он болен и мы пришли ему помочь, – приказал он.

Кирн посмотрел на француза. Лицо его блестело от пота. И это при том, что ранним утром в комнате было холодно.

– Скажи ему, что он болен, – повторил Волленштейн.

– Он и сам это знает, – ответил Кирн. Вместо этого он сказал французу, что они пришли оказать ему помощь.

– Скажи ему, что нам известно про евреев, что он заболел из-за них, – велел Волленштейн. – Пусть он назовет нам имена тех, кто выпустил их из машины. Скажи ему, что мы обязаны их найти, иначе они умрут так же, как его дочь и жена.

– Qui etait done avec vous quand vous avez libéré les juifs?[8]8
  Кто был с вами, когда вы освободили евреев? (фр.)


[Закрыть] – спросил по-французски Кирн, не снимая с лица маски, и наклонился чуть ниже к больному. – Les juifs, est ce eux qui vous ont rendu malade? Nous devons avoir leurs noms ou sinon ils tomberont malade comme vous et votre fille. Soyez raisonnableje, vous prie.[9]9
  Евреи, это они вас заразили? Нам нужны их имена. Ну будьте же разумны, прошу вас (фр.).


[Закрыть]

Француз снова кашлянул, причем на этот раз мокрота была уже темной, и издал звук, какого Кирн отродясь не слышал: долгий и протяжный, похожий на свист и завывание зимнего ветра. Волленштейн поспешил отвернуться, а в следующий миг самообладание изменило ему, и он вышел из комнаты. Кирн услышал топот его сапог по доскам пола.

– Mais ou sont done les juifs?[10]10
  Ну где эти евреи? (фр.)


[Закрыть] – повторил Кирн.

На этот раз француз ответил.

– Порт-ан-Бессен, – просвистел он.

Кирн знал этот портовый городишко километрах в четырех-пяти на северо-восток отсюда, с крошечной гаванью. В этом пропахшем тухлой треской городке жил главным образом рабочий люд. Не то что в шикарном курорте Арроманш, что лежал чуть восточнее.

– Nous les avons pris a Port-en-Bessin,[11]11
  Мы взяли их в Порт-ан-Бессен (фр.).


[Закрыть] – простонал француз.

– Maquis? – уточнил Кирн. – Vous etes maquis?[12]12
  Вы – маки? (фр.)


[Закрыть]

– Allez vous faire foutre.

Кирн улыбнулся.

– Пошел ты!.. – послал его француз. Конечно, маки. Кто бы сомневался.

– Il y auraient d’autres qui ont aide les juifs?[13]13
  Есть ли другие, кто мог помочь евреям? (фр.)


[Закрыть] – спокойно спросил он вместо того, чтобы прийти в ярость. Ему были нужны имена сообщников. Только тогда они смогут выйти на след сбежавших евреев. Француз снова кашлянул, и Кирн отстранился. А потом больной как-то странно затих и больше не сказал ни слова. Кирн не осмелился потрогать его, чтобы проверить, умер он или нет.

– У него тиф, – произнес Волленштейн откуда-то из коридора. – Кашель с кровью, верный признак. И еще лихорадка. Никакой термометр не нужен. Точно такие симптомы будут и у моих евреев.

– Евреи находятся в Порт-ан-Бессен, – ответил Кирн, срывая с себя маску. Вытащив из пачки последнюю сигарету, он швырнул пустую пачку на пол и поддал ее мысом сапога. Пачка улетела под кровать. Кирн же закурил сигарету и с удовольствием втянул себя табачный дым, который хотя бы немного перебивал царившую в доме вонь.

– Где это? – уточнил Волленштейн.

– На побережье. В нескольких километрах отсюда, – ответил Кирн. Он был зол. Подумать только, на него взвалили всю грязную работу!

Впрочем, Волленштейн явно не заметил прозвучавшее в его голосе презрение. Глаза эсэсовца смотрели поверх маски – один голубой, второй серый. В эти мгновения он напоминал Кирну грабителя из американского вестерна.

Затем, следуя его примеру, Волленштейн стащил с лица маску.

– Он сказал тебе про остальных? Тех, кто выпустил евреев? Их тоже нужно найти. Всех до единого, кто там был. Но сначала моих евреев.

Кирн устало кивнул.

– Поговорите с друзьями этой семьи. Всеми, кто был с ними позавчера. И произведите аресты. Независимо от того, больны эти люди или нет. Но главное, отыщите евреев и этих чертовых маки, которые их увели.

– И что я должен со всеми ними делать?

Волленштейн задумался.

– Подойдет любой пустой дом, – ответил он наконец. – Мы посадим их на карантин. Доложите мне, как только выполните мое задание.

Минутная пауза навела Кирна на мысль, что Волленштейн поначалу хотел сказать что-то другое, но передумал. Так обычно поступали на допросах лжецы.

– А вы? Разве вы не поедете со мной?

Волленштейн уже успел взять себя в руки, наверно потому, что француз оставался без сознания. Он был еще жив, потому что грудь его продолжала быстро вздыматься и опускаться.

– Меня ждут другие дела.

С этими словами он повернулся и направился было к выходу. Но Кирн успел схватить его за рукав.

– А что делать с этим? Он еще жив. Вы сказали, что лечили евреев, – он кивком указал на лежащего в кровати француза. – Так дайте же ему что-нибудь, какое-нибудь лекарство.

Волленштейн вырвался из его хватки.

– Ему уже ничем не помочь.

– Как и всем остальным, верно я говорю?

Волленштейн не удостоил его ответом. Тогда Кирн бесцеремонно толкнул его в сторону и направился вниз по лестнице, где через дверь кухни вышел на свежий воздух. К тому моменту, когда он дошел до «рено», он уже сумел подавить в себе раздражение. У Волленштейна полно секретов, и раздражаться по поводу каждого – лишь портить себе нервы.

Однако не успел он сесть в машину и потянуться к ключу зажигания, как утреннюю тишину нарушил хлопок выстрела. Кирн вздрогнул. Звук долетел из-за стен фермы и эхом прокатился среди тополей. Затем раздался второй выстрел, и Кирн ощутил, как гнев возвращается к нему. Людей не стреляют лишь потому, что у кого-то тиф.

– Nous sommes la pour vous secour, monsieur, – произнес Кирн вслух по-французски. Те самые слова, что он в самом начале сказал больному французу. – Мы здесь для того, чтобы вам помочь.

Кирн в сердцах сплюнул в отрытое окно машины. Помощь со стороны СС – это совсем не та помощь, которая нужна, подумал он и завел мотор.

Он отъехал на сотню метров, затем, выехав в открытые ворота, свернул с дороги в поле. Здесь он развернулся и снова направил машину в ворота.

Он успел выкурить всего одну сигарету из новой пачки, когда мимо него, поднимая за собой клубы пыли, прогромыхал грузовик. Кирн выждал с минуту, после чего вывел машину с поля на дорогу. Виляя по проселку, он пытался выдерживать расстояние сто-двести метров позади грузовика, пока наконец они не выехали на шоссе номер 13, трасса Кан – Шербур. Отсюда Волленштейн свернул на запад.

Кирн вел машину здоровой рукой. Раненой он пользовался лишь тогда, когда нужно было вытащить очередную сигарету из зеленой пачки, зажатой между ног. Он ехал позади грузовика, пропустив впереди себя несколько других машин. Чтобы не отстать, Кирн был вынужден едва ли не в пол вжимать педаль газа, и мотор его крохи «рено» натужно кряхтел всеми своими четырьмя цилиндрами. Для этой развалюхи шестьдесят километров – предел.