Текст книги "Полночная чума"
Автор книги: Грег Кайзер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
– Я слышала про репрессии! – выкрикнул женский голос.
– Я… я не знаю, – промямлил Лезе.
– Так умер Жюсо или нет? – потребовала ответа другая женщина откуда-то из гущи толпы. Кто она такая, не было видно.
Собравшиеся пытались перекричать друг друга, и слова тонули в гуле голосов. Как Аликс ни напрягала слух, ничего разобрать не смогла. Все заглушали крики и истеричные возгласы.
Толпа перегораживала ей дорогу к дому, и Аликс уже было вознамерилась проложить себе путь локтями. Но Фрэнк в очередной раз удержал ее на месте, крепко вцепившись ей в руку.
– Разве ты не слышала? В городе чума, – сказал он.
Глава 11
– Туда нельзя, – сказал Бринк, держа Аликс за рукав. Она попыталась вырваться, но он сжал ее руку еще сильнее.
– Ты обещала привести нас к Клаветту. По твоим словам, он должен помочь нам найти немца, у которого наверняка есть лекарства для Эггерса, – прошептал он и кивком указал на толпу на городской площади. Оттуда по-прежнему доносились крики: «Чума!»
Аликс посмотрела на него. Взгляд ее зеленых глаз был холоден, как его родной штат.
– Моя мама, – сказала она.
– Несколько минут ничего не решат.
Судя по выражению ее лица, ничего хуже он наверно сказать не мог. Разлей его по бутылкам, и можно продавать как яд.
– Задержка даже в несколько минут может нам дорого обойтись, – сказал он уже гораздо мягче и кивком указал на Уикенса.
– Мы правильно идем? – уточнил тот. – Нам туда? – англичанин мотнул головой, указывая на первый уходящий в сторону переулок. – Если я правильно помню, этот ваш Жюсо живет рядом с прибрежными скалами.
Аликс попыталась вырваться еще раз, и Бринк в конце концов ее отпустил.
– Сейчас мы идем к Жюсо, – заявил Уикенс. – А от него прямиком назад к Сэму.
– Ты разве не слышал, что только что сказали. Жюсо умер, – возразила Аликс.
– Что?
– Жюсо умер. Послушай, что они кричат! – вскрикнула она и махнула рукой в сторону площади, до которой оставалось не более сорока шагов. Уикенс попятился.
– Веди нас к Клаветту, – повторил Бринк. – Если он скажет нам то, что мы хотим знать, так и быть, на обратном пути мы зайдем к твоей матери.
Они теряли драгоценное время. Бринк взглянул на свои обмотанные пластырем пальцы.
– Я обещаю.
Ветер растрепал коротко стриженные волосы Аликс. Она убрала непослушную прядь за ухо и посмотрела на него так, как будто впервые заметила на себе его взгляд.
– Хорошо, – сказала она. – Я сдержу свое слово.
С этими словами она посмотрела на Уикенса. Тот в ответ одарил ее колючим взглядом.
– Ведь мы здесь для того, чтобы обнаружить чуму, не так ли? – спросил его Бринк.
– Бринк, – начал было англичанин, однако тотчас умолк. Казалось, он подыскивает нужные слова. – Ты прав. Как только у нас будет то, за чем мы сюда приехали…
Аликс повела их назад той же дорогой, которой они сюда пришли. Она шла первой. Бринк следовал за ней, ощущая у себя на затылке колючий взгляд Уикенса. Пройдя ярдов двадцать, Аликс свернула на узкую дорогу, тянувшуюся позади ряда ив. Теперь городская площадь и церковь на ней остались позади, и гул голосов смолк. Прошагав еще сотню ярдов, они вновь свернули влево и шли этой дорогой до тех пор, пока она не превратилась в узкую, мощенную булыжником улицу, с обеих сторон которой выстроились двухэтажные домики. Аликс продолжала шагать дальше. Так они прошли еще несколько узеньких улочек.
Бринк втянул носом воздух. Вскоре пойдет дождь – несмотря на солнечное утро. Облака на небе, поначалу редкие, теперь сливались в одно сплошное серое полотно. Ветер тоже усилился.
Они миновали еще один дом. Из его дверей показалась молодая женщина, волоча за собой небольшой ковер, на котором грудой были свалены ее нехитрые пожитки: радиоприемник, коричневый саквояж и два мешка с одеждой, которые она затем погрузила на тачку и, захватив ковер, вернулась в дом за новой партией вещей.
Порт-ан-Бессен был охвачен паникой.
Аликс повела их дальше, к гавани. Шагая, Бринк успел рассмотреть каменный причал и полоску серой воды. И хотя он знал, что площадь и церковь на ней остались у него за спиной, ему было легче от того, что он их не видит.
Затем Аликс остановилась и указала на одиноко стоящий каменный дом с небольшим палисадником. Сейчас гавань загораживала череда деревьев, но соленый запах воды доносился и сюда.
– Здесь живет Клаветт, – сказала Аликс.
– Тогда веди нас к нему, – приказал Уикенс. В руке у него был пистолет, черный «веблей». Правда, дуло пока было направлено вниз. И когда только он успел его вытащить?
Бринк не знал, заметила ли Аликс пистолет или нет, но, судя по тому, как она себя держала, скорее всего, нет.
– Я сделала то, что обещала, – сказала она. – Я привела вас к Клаветту. Свои вопросы, Джунипер, ты можешь задать ему сам. Я же иду к маме.
– Ты никуда не пойдешь, пока мы не найдем Сэму врача, – ответил Уикенс. Только сейчас Аликс заметила пистолет в его руке.
– Кто ты, Джунипер? – спросила она с нотками отчаяния в голосе.
– Я тот, кому небезразлична жизнь моего друга, вот кто, – ответил Уикенс. – Раз мы сюда пришли, мы сейчас поговорим с этим твоим Клаветтом, а потом вернемся за доктором.
Аликс вновь бросила взгляд на оружие и, не сказав ни слова, направилась к двери. Сначала попробовала засов, потом постучала по дереву.
– Месье Клаветт! – позвала она. – Это Аликс, – и, понизив голос, добавила: – Это Бутон.
Ответа не последовало. Тогда она повела их вокруг дома, к задней стене, которая выходила на узкую немощеную дорожку, на другой стороне которой высились кусты, достигавшие крыши дома. Здесь их никто не мог увидеть. Задняя дверь была не заперта. Аликс распахнула ее, но Уикенс опередил девушку и шагнул в дом первым. Теперь револьвер в его руке смотрел вперед и был нацелен в глубь дома.
– Клаветт! – позвал Уикенс и направился дальше. Аликс последовала за ним. Бринк замыкал их колонну. – Клаветт! – вновь позвал хозяина дома англичанин.
Бринк закрыл за собой дверь. На какой-то момент в комнате воцарилась темнота, но постепенно его глаза привыкли к ней. Уикенс уже почти вошел в следующую комнату, когда в углу кто-то кашлянул.
– Что вам надо? – раздался хриплый голос. И снова кашель, долгий, надрывный. А потом Бринк услышал, как этот невидимый кто-то сплюнул. – Боже милостивый, как же мне больно дышать!
От этих слов по спине Бринка поползли мурашки.
Уикенс направился было в угол, откуда раздавался этот хриплый голос.
– Стой! – крикнул Бринк по-английски. Невидимый человек вновь кашлянул, застонал, и в следующую секунду его вырвало. – Он болен!
Уикенс сбросил с плеч рюкзак, порылся в нем и извлек фонарик, которым посветил в лицо хозяину дома. Тот поспешил прикрыть рукой глаза.
Клаветт сидел в углу комнаты, обе его штанины были в следах рвоты. Сам он был весь красный. Бринк сразу понял: у бедняги лихорадка. Лицо пылало огнем, а вот губы были синие. Посинела и кожа вокруг рта.
– А-а-а, – простонал Клаветт, прижав руки к животу, и снова закашлялся. – Вот зараза.
– Это Бутон, – сказала Аликс. Ей хватило ума не подходить близко.
– Будь проклят твой отец и ты вместе с ним, – прохрипел Клаветт. – Гореть вам обоим в аду!
Он кашлянул, – казалось, где-то вдалеке раздался собачий лай, – а затем простонал снова.
Бринк шагнул ближе, на миг загородив собой свет, затем отступил в сторону.
– Я врач, месье, – сказал он. – Я бы хотел задать вам пару вопросов.
Клаветт кашлянул несколько раз, и кашель его был похож на хриплый лай. Затем он простонал и вытянул ногу.
– Уж если Жюсо не смог мне помочь, то чем поможете вы? Уходите, дайте мне умереть спокойно.
– Дети и мадам Клаветт, где они? – спросила Аликс. Она шагнула к Бринку и встала у него за спиной.
– Я отправил их к моей матери, – ответил Клаветт и вновь закашлялся. – В Лонг.
Бринк понимал: семья тоже могла заразиться, а значит, инфекция пошла гулять по другим французским городам. Но что он мог с этим поделать? Есть ли у него время и возможности выявить всех больных?
– Мы хотим знать, откуда взялись евреи, – сказал Бринк. Сняв с плеч рюкзак Эггерса, он поставил его у двери, а сам направился к больному. Не доходя до него двух метров, присел на корточки и сказал: – Это очень важно.
Клаветта бил озноб. В свете фонарика было хорошо видно, как он весь трясется.
– Будь прокляты эти евреи! Это они заразили меня. Я помог им выйти из грузовика, и старая карга обхватила меня за шею рукой и дыхнула прямо мне в лицо. Вот зараза. Это все из-за нее!
– Они сказали вам, откуда они взялись? – спросил Бринк. Лихорадка, которая била Клаветта, – отнюдь не единственный симптом. Его трясло. Рвало. У него боли в животе. Его мучил кашель. А еще от него исходил смрад. Нет, не запах рвоты, а как будто он гнил изнутри, и теперь эти миазмы гниения выходили наружу. Этот запах чем-то напоминал запах сыра. Гангрена?
– Если ты врач, то вылечи меня, – прохрипел Клаветт.
Услышав такую просьбу, Уикенс презрительно фыркнул. Бринк не сводил с умирающего глаз.
– Не могу, у меня нет лекарств, – честно признался он. Две последние таблетки сульфадиазина, которые лежат у него в кармане, Клаветта не спасут.
– Твой отец тоже болен? – спросил Клаветт, глядя красными глазами на Аликс.
– Да, – тихо сказала она.
– Отлично, – пробормотал Клаветт, – отлично.
Отхаркнув длинную струю водянистой мокроты, он затем размазал ее по старым вельветовым штанам.
– А Тардифф? С ним что? Он часом не?..
– Умер, – ответил Бринк.
– Говорил я Клоду: не связывайся с этими евреями. И теперь вот что произошло, – еле слышно прошептал Клаветт, и на какой-то миг Бринк решил, что он потерял сознание.
– Клаветт! – гаркнул Уикенс, и больной приоткрыл веки. Свет фонарика бил ему прямо в глаза. Клаветт прищурился и поводил рядом с собой рукой, как будто пытался что-то нащупать. – Что сказали евреи? – потребовал Уикенс. – Живо отвечай.
Клаветт снова сплюнул. На этот раз мокрота была красной.
– Матерь Божья, смилуйся!.. – простонал он и передернулся.
– Клаветт.
Больной дернул головой и приоткрыл глаза.
– Бутон, ты сука, – бросил он в адрес Аликс. – Ну почему ты просто не пристрелила нас? Так было бы куда милосерднее. А вместо этого ты… Посмотри, что ты натворила.
Бринк посмотрел на Аликс. Ты застыла с каменным лицом.
– Клаветт, откуда взялись евреи? – спросил Уикенс.
– Евреи? Ах да, евреи! – Клаветт кашлянул и простонал, словно раненое животное. – Один…
– Кто один? – уточнил Уикенс.
– Он… – начала было Аликс.
– Разбудите его, – рявкнул Уикенс.
Бринк повернулся к англичанину. В лицо ему тотчас ударил луч фонарика, и он поспешил поднести к глазам ладонь.
– Он ничего не знает.
– Черт, – буркнул Уикенс и выключил фонарик. – Напрасная трата времени, – добавил он и, шагнув к больному, вытянул руку с зажатым в ней револьвером, вперед. Было слышно, как щелкнул затвор.
– Что вы делаете? – крикнул Бринк и шагнул к англичанину.
– Если ему нечего нам сказать, то я его пристрелю. Так будет лучше. После этого я пойду в другой город и разыщу там другого доктора, которого затем приведу к Сэму. Вот что я делаю, – с этими словами Уикенс наставил ствол «веблея» на Клаветта. Расстояние между виском и дулом было не больше фута.
– Не имеете права…
– У меня приказ, доктор, приказ от самых верхов, – шепотом ответил Уикенс, как будто разговаривал не с Бринком, а сам с собой. – Это единственный верный способ остановить заразу. Разве не так?
– Уикенс, не смейте!
Бринк подумал было, что англичанин блефует, но в следующий миг холодное дуло уже коснулось виска больного.
Уикенс стоял спиной к нему и потому не заметил, как Бринк сделал резкое движение. Он ударил Уикенса в шею, чуть выше того места, где позвоночник встречается с плечом. Англичанин пошатнулся и выронил револьвер. «Веблей» отлетел куда-то в темноту, а его владелец повалился прямо на больного в углу, и оба на пару секунд превратились в одну груду.
Бринк стоял, сжав кулаки. Его дыхание было почти таким же надрывным, что и у больного Клаветта. Аликс отошла, чтобы поднять с пола револьвер, а когда вернулась, не говоря ни слова, отдала его Бринку. Рукоятка была влажной.
Наконец Уикенс сумел отползти от больного и сел, привалившись спиной к стене.
– Никто ни в кого не стреляет, черт побери, – прохрипел Бринк.
Солдаты свалили в кучу стулья, скрипучий диван и скатали в дальнем углу ковер, который притащили сюда, когда устраивали в этом доме командный пункт роты. На шатком столике стояла рация, шифровальная машина в деревянном корпусе и черный телефонный коммутатор. На другом столе, который, судя по его замасленной столешнице, когда-то стоял в чьей-то кухне, были разложены карты. Рядом с окном расположилась нетопленная железная печка, а на ней – граммофон. В помещении стоял дух немытых тел и капусты, хороший мужской дух, и из граммофона доносился хрипловатый голос Эдит Пиаф, исполнявшей песню «Аккордеонист». Это была хорошая песня.
Гауптман, что склонился над картой, был не намного старше его самого, подумал Кирн, разглядывая офицера, командовавшего местным гарнизоном. Грау. Его звали Грау.
– Я слышал, что вы сказали, – подал голос гауптман. – Мне не совсем понятно одно, зачем вам понадобилась моя помощь, – с этими словами он посмотрел на изуродованную руку своего собеседника.
– Дело в том, что… – Кирн запнулся. Волленштейн приказал ему держать все в секрете. С другой стороны, какой толк от этой секретности? Эта весть давно должна была разнестись по всей Нормандии, из одного конца в другой. К черту Волленштейна! – Не исключено, что в городе есть случаи опасного заболевания. Французы уже готовятся бежать из него.
Пока он шагал к штабу, ему по пути попались два старика, грузившие на телегу кастрюли, одеяла, корзины с провизией и, помимо прочих вещей, аккордеон. Чуть дальше по улице какая-то женщина кричала из окна своим детям, чтобы те живо шли домой, потому что они уезжают в Байе.
– И?.. – спросил Грау, крутя на пальце обручальное кольцо. Кирн посмотрел на свою руку. На его пальцах никаких колец не было. Хилли вот уже несколько месяцев покоится в земле после того, как англичане, не долетев до Мюнхена, сбросили бомбы на городок, в котором она жила.
– Это крайне заразное заболевание, гауптман.
– Как инфлюэнца?
Иссельман велел ему слушаться Волленштейна. А Волленштейн велел ему держать рот на замке. Приказ есть приказ. Только от этого приказа исходит зловоние.
– Да, именно. Как инфлюэнца, – скороговоркой выпалил Кирн, однако тут же поправился. – Вернее, не совсем.
Грау вопросительно посмотрел на него.
– Гауптман, я разыскиваю этих больных по поручению СС, – добавил Кирн. Грау поморщился. – Мне было сказано, что эта болезнь что-то вроде тифа, но на самом деле…
Он отчаянно подбирал нужные слова.
– Тиф. Вот оно как, – Грау вновь перевел взгляд на изуродованную руку своего собеседника. – А вы тот самый, кто до сих пор ищет друзей, с которыми служил в России, я правильно понял?
Вопрос гауптмана застал Кирна врасплох. Тем не менее он кивнул.
– Я тоже там был. 321-я дивизия. Но после Курска… – Грау на минуту умолк. – Они собрали всех, кто еще был жив, и перебросили нас сюда. А потом меня поставили командовать этими мальчишками. – Грау кивком указал на троих юных солдатиков.
– Это не тиф, гауптман, – произнес Кирн. Грау располагал к себе. Ему можно было доверять. Его глаза не бегали, как у крысы. Их взгляд был серьезным и осмысленным.
– Нет?
– Я пока не знаю, что это, – сказал он. – Но мне точно известно, что начиная со вчерашнего дня четыре случая закончились летальным исходом, причем все четверо заболевших скончались нехорошо, в муках.
Кажется, до Грау дошло. Он вновь принялся крутить на пальце обручальное кольцо.
– Времени на размышления нет, – добавил Кирн.
– Я и мои ребята тоже в опасности? – спросил капитан. Пиаф закончила свою песню, и граммофонная игла заскребла по гладкой дорожке.
– Да.
– Черт, – буркнул Грау. Один из солдатиков подошел к граммофону и снял с пластинки иглу. Шипение и скрип прекратились.
– Мне неизвестно, заболел ли кто-либо еще, – поспешил добавить Кирн. – Но если заболели, а потом побегут отсюда, то болезнь распространится дальше, перекинется на других…
– Какое нам дело до лягушатников…
– Под другими я имел в виду нас.
Грау кивнул и на минуту задумался. Взгляд его скользнул к телефонному коммутатору на столе у стены. Перед коммутатором сидел юный солдатик.
– Прежде чем что-то предпринять, я должен получить приказ…
– Ждать приказы нам некогда. К тому времени отсюда сбежит половина населения.
– Черт, – снова буркнул Грау и повернулся к парню у коммутатора. – Кифт, отправляйся к тем, что возводят береговые укрепления, и приведи их назад. Отряд лейтенанта Пенингера. Пусть поторопятся сюда.
Парень встал, отчеканил: «Так точно, герр гауптман» и схватил фуражку. Кирн услышал, как скрипнула входная дверь, и в следующий миг подошвы сапог застучали по булыжной мостовой. Постепенно стук сделался тише, а потом пропал совсем.
– Это самое большее, что я могу сделать, – произнес Грау, как будто извиняясь перед ним. – Остальная часть роты разбросана вдоль побережья. Что касается полевой жандармерии, то она ведет охоту на партизан. Прошлой ночью эти ублюдки убили на скалах одного из моих солдат.
У Кирна словно камень с души свалился – не потому, что он поделился секретом, а потому, что капитан к нему прислушался.
– Блокируйте дороги из города, особенно ту, что ведет в южном направлении, – сказал он. – Французы наверняка под покровом темноты попытаются улизнуть из города. Причем не по полям, а по дорогам, – добавил он, вспомнив нагруженную пожитками телегу.
Грау вновь покрутил кольцо.
– А что намерены делать вы?
Теперь задумался Кирн. Наверно, ему стоило бы вновь попробовать дозвониться до Волленштейна, но телефонист ушел выполнять поручение гауптмана.
– Я мог бы разыскать парочку больных, – сказал он, думая об обещании, которое ему дал мальчишка Пилон в обмен на восемьсот франков. О его обещании выдать своих.
Грау покачал головой.
– И я еще думал, что Россия странная страна.
Кирн кивнул. Он раньше тоже так думал.
Аликс заметила, что рука Фрэнка оставалась твердой. Джунипер что-то негромко ему сказал, но Фрэнк ответил Уикенсу по-английски, и она не поняла.
– Аликс, – обратился к ней Фрэнк, – поищи кусок мыла и, если можно, какой-нибудь алкоголь.
Револьвер в его руке ни разу не дрогнул. Предохранитель был по-прежнему снят. Фрэнк вырвал «веблей» из рук Уикенса, когда тот уже собирался пристрелить больного француза.
Аликс пошла выполнять поручение. Джунипер сидел, привалившись спиной к стене. Фрэнк стоял в паре шагов от Клаветта. Сам француз лежал неподвижно. Она знала, где в доме кухня, и потому довольно быстро нашла кусок мыла и полотенце, а порывшись в буфете, обнаружила на четверть полную бутылку кальвадоса. Набрав из крана кастрюлю воды, она тоже захватила ее с собой.
Когда она вошла, в комнате все было по-прежнему. Впрочем, нет. Джунипер все так же сидел на полу. Фрэнк все так же держал в руке револьвер. Но теперь Фрэнк был спокоен, и они негромко разговаривали о чем-то.
– Мыло и кальвадос, – сказала Аликс. Фрэнк кивнул Джуниперу. Аликс положила на пол кусок желтого мыла и полотенце, затем поставила кастрюлю с водой и бутылку темно-коричневого яблочного бренди. Уикенс схватил мыло, окунул его в воду и, намылив, вымыл руки. Полотенцем вытер лицо и перед пальто, которым он соприкоснулся с больным Клаветтом. Фрэнк приподнял большой палец и поднес его ко рту, жестом показывая, что нужно выпить. Джунипер потянулся за кальвадосом, открыл бутылку и сделал глоток, затем другой, после чего сплюнул. Затем выпустил бутылку из рук, и та покатилась по полу, оставляя за собой извилистый влажный след, от которого пахло яблоками и дубовыми досками.
– Что теперь? – поинтересовалась у Фрэнка Аликс.
Ей никто не ответил. Джунипер поднялся с места и подошел к Фрэнку. Англичанин протянул руку, требуя револьвер назад, но Фрэнк покачал головой. Тогда Уикенс пожал плечами, поднял с пола рюкзак и направился к выходу. В следующий миг за ним гулко захлопнулась входная дверь.
– Неужели он собрался?.. – начала было Аликс.
– Нет, он просто вышел вон, – ответил Фрэнк и посмотрел ей в глаза. – Ему нужно поговорить с пилотом самолета. У него с собой рация, но в помещении она не работает.
Бринк вернул предохранитель на место и, шагнув к девушке, вручил ей револьвер.
– Ему нужно сообщать все, что нам удалось на данный момент узнать.
Снаружи смеркалось. Еще полчаса, и станет совсем темно. Может, даже раньше. Аликс не были видны его глаза, но она хорошо помнила, что они голубые. Фрэнк убрал со лба светлую прядь и почесал голову.
– Какой уговор вы заключили? – спросила Аликс.
– Что он не убьет Клаветта.
– И он согласился?
– Я сказал ему, что если он это сделает, то я не стану дальше ему помогать.
У обоих явно есть от нее секреты, подумала Аликс. Они ищут место, сказал ей Фрэнк, откуда привезли евреев. Они хотят найти, откуда пошла болезнь, хотят найти от нее лекарство. Чего он ей не сказал, так это то, что они намерены делать, как только все это найдут. Джунипер вряд ли станет ей что-то рассказывать. Он не из тех.
Аликс нашла на полке рядом с дверью лампу и зажгла ее от спички. Спичечный коробок лежал там же, на полке. Она повернула фитиль. Лампа тотчас задымила. Тогда она уменьшила пламя и поставила лампу на пол посередине комнаты.
Аликс уставилась на Клаветта. Он едва не выдал ее секрет, что именно она уговорила других переправить евреев в Англию. Ей не хотелось, чтобы Фрэнк или Джунипер об этом узнали. Не потому, что ей было стыдно, а ей еще долго будет стыдно, до конца ее дней. А потому, что не хотела, чтобы Джунипер узнал, что ради него она пожертвовала собственным отцом. И еще, как это ни странно, она не хотела, чтобы Фрэнк тоже это узнал. На какой-то миг она пожелала, чтобы Клаветт умер сейчас, пока он без сознания, но тотчас же устыдилась этой мысли. Господи, в кого она превращается?
Как будто услышав ее мысли, Клаветт пошевелился и простонал. Голова его дернулась вверх, и он зашелся в приступе кашля. Затем вновь начал стонать.
– Помоги ему, – сказала она Фрэнку. – Сделай хоть что-нибудь.
Но он лишь покачал головой.
– Здесь я бессилен.
– Но ты ведь врач.
– Это не имеет значения.
Аликс промолчала, лишь укоризненно посмотрела на него. Тогда Фрэнк направился в кухню, и Аликс услышала, как из крана льется вода. Вскоре Фрэнк вернулся. В правой руке у него было полотенце, с которого капала вода. В левой еще одно, сухое.
Клаветт что-то пробормотал и принялся мотать головой из стороны в сторону.
Прикрыв лицо сухим полотенцем, Фрэнк медленно приблизился к нему. В следующее мгновение больной вновь закашлялся, и Фрэнк замер на месте, примерно в метре от умирающего Клаветта. С зажатого во второй руке полотенца на деревянный пол капала вода.
Аликс подошла к Фрэнку и, взяв у него мокрое полотенце, присела рядом с больным.
– Не надо этого делать, – сказал ей Бринк, но она проигнорировала его предостережение.
Аликс приложила мокрое полотенце ко лбу больного. Клаветт тотчас прижался к ее ладони и вздохнул. Губы его шевелились, и Аликс наклонилась к нему ближе.
– Евреи, – прошептал Клаветт.
– Я знаю, – сказала Аликс и легонько провела влажной тканью по его векам, по поросшим щетиной щекам, затем выкрутила полотенце и промокнула больному рот, вытерла засохшую на губах рвоту и кровь. Каждый миг казался ей вечностью, каждое движение сопровождалось внутренней борьбой с собственным страхом. Если даже она и не заразилась от отца, то вполне может заразиться от Клаветта. И все же она осталась рядом с больным. То было ее личное возмездие себе самой – за то, что она желала ему смерти. Ее покаяние.
– Прости меня, Бутон, – прошептал Клаветт, так тихо, что Фрэнк наверняка не услышал.
– Они сказали, откуда их привезли? – спросила у него Аликс.
Глаза Клаветта были широко открыты и смотрели на нее не моргая.
– Реми, скажи Бутону, – сказала она. – Бутон тебе приказывает.
И он еле слышно ответил ей. По словам одного еврея, их держали на какой-то темной ферме. Клаветт произнес эти слова по-немецки – der dunkle Bauernhof — и велел ей их повторить. Аликс шепотом выполнила его просьбу.
– И где этот самый dunkle Bauernhof? – спросила она у Клаветта, но тот не ответил. Его дыхание было быстрым и поверхностным, оно обдавало ей лицо. Глаз он так и не открыл. Аликс отступила от него и бросила полотенце в кастрюлю с водой, которую держал Фрэнк. Во второй руке у него была бутыль кальвадоса.
– Что это за болезнь? – спросила у него Аликс.
– Ее произвели на свет немцы, – ответил Бринк, глядя на закрытые глаза Клаветта. – Черная смерть, – добавил он, и слова la mort noire поначалу показались ему бессмыслицей. – Это как бубонная чума, но не совсем. Легочная форма. C’est pareille a la peste bubonique, ou mieux la peste pneumonique.
– Что он сказал? – поинтересовался Фрэнк и кивком указал на Клаветта. Господи, лишь бы он не задавал никаких вопросов, подумала Аликс. Она ощущала, как внутри нее сидит болезнь. Да что там, она могла точно назвать тот миг, когда зараза поселилась в ней, и миг, когда она станет точно такой, как Клаветт. Бог накажет ее за то, кем она стала. А стала она грешницей. Причем согрешила дважды. Первый раз когда захотела вернуться к Джуниперу, и второй – когда пожелала Клаветту смерти. Бог наказывает грешников.
– Название фермы, где держали евреев? – спросила она.
– И…
Она заглянула в голубые глаза Фрэнка. Возможно, он хороший человек, но теперь доверия у нее нет никому.
– Где она?
– Он не сказал.
– Скажи мне название фермы.
– Нет.
– Аликс!
– Нет!
– Ты сказал, что якобы ищешь лекарство, но откуда мне знать. – Она заглянула ему в глаза, и на мгновенье у нее перехватило дыхание. – Я помогу тебе найти лекарство. Потому что, по твоим словам, его делает тот, кто сделал и это, – она указала пальцем на спящего Клаветта. – Но название фермы останется известно только мне.
Как он ни старался, она не поддалась на его уговоры. Он может пообещать ей все на свете, но она никогда не расскажет ему про dunkle Bauernhof.
– Ты сейчас сделаешь то, что я тебе скажу. Как только Джунипер вернется, мы уйдем отсюда. Я хочу увидеть родных, Фрэнк. Прямо сейчас.
Он в упор посмотрел на нее. Ей показалось, что он сейчас поставил на пол кастрюлю с водой и бутылку кальвадоса для того, чтобы вынудить Клаветта произнести то, что больной только что шепнул ей на ухо. Но у нее в руках револьвер Уикенса, а значит, Фрэнку нечем пригрозить Клаветту.
В следующее мгновение со стороны кухни скрипнула дверь. Наверно, это Джунипер поговорил со своим загадочным летчиком и вернулся в дом. Сейчас они отправятся в дом ее родителей. Она проведает мать и братьев, как она только что сказала Фрэнку.
Аликс перевела взгляд на дверь. Странно, но в дверном проеме застыл какой-то незнакомец.
