Текст книги "Тяготению вопреки"

Автор книги: Гэри Гибсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Сами размеры предприятия Дрегера ошеломляли, и приятно было скрыться от полуденного жара в дыхании кондиционеров. Еще через десять минут они пришли в другой лифтовый холл. На этот раз ехать пришлось вверх.

Стенки у лифта были стеклянными, и вскоре Кендрик и Смиби уже взмыли над верхушками деревьев.

Кендрик посмотрел вниз и увидел дорожку, ведущую к огромным каменным ступеням, по которым они поднялись раньше. Тогда он заметил блестящий стеклянный дом, поднимающийся в небо, – хотя в основном скрытый развалинами мертвого города в джунглях. Сейчас он, очевидно, был внутри этого здания.

Наконец Смиби завел его в комнату, такую огромную, что Кендрик не сразу отметил, что это один большой кабинет. Огромная гранитная панель занимала целую стену и была покрыта резными изображениями причудливых азиатских богов – эти изображения рассказывали истории, скрытые веками.

По сравнению с другими интерьерами комплекса, где парила кондиционированная прохлада, в кабинете у Дрегера начинал пробирать холод. Огромный письменный стол расположился лицом к двери, через которую они вошли, и около него стояло с полдюжины стульев. За ним видны были низкие кожаные диваны возле окон, открывавших панораму камбоджийских джунглей.

Человека, стоящего у стола, он узнал сразу. Макс Дрегер был одет в аспидно-серые брюки и рубашку оранжево-розового цвета с открытым воротом. Лицо его было очень знакомо по газетам, эллистам и сетевым документам, но в основном по документам суда, с которыми Кендрик когда-то был так хорошо знаком.

– Благодарю вас, Марлин, вы все сделали правильно.

Голос Дрегера донесся через всю комнату с такой легкостью, что Кендрик подумал, не улучшена ли здесь акустика Смиби коротко кивнул и отступил обратно в лифт. Кендрик не знал, показалось ему или нет, что Смиби был рад уйти.

– Здравствуйте, мистер Галлмон, – шагнул к нему Дрегер.

Кендрик, преодолев собственную скованность, пожал ему руку, и наступило неловкое молчание.

– У вас такой вид, будто жара вас достала, – сказал наконец Дрегер с отработанной улыбкой. – У меня тут есть свежевыжатые соки.

– Спасибо, не нужно.

И все же Кендрик прошел за Дрегером к ящику с охлажденными напитками, стоящему возле протянувшейся через весь офис панели, где воевали друг с другом древние боги.

Кендрик на миг остановился рассмотреть фигуры, изогнувшиеся в боевых прыжках и позах. Потом повернулся к Дрегеру:

– А не было возражений, что вы прибрали к рукам этот… комплекс?

– Ангкор-Ват? Нет, мы способствуем его сохранности – и окружающей местности тоже. Строго говоря, здесь Ангкор-Том, несколько поодаль от главного комплекса. Мой коллега Марлин вас привел по переходу, который их соединяет.

– И все это новое построили вы?

– Никоим образом, – ответил Дрегер. – Существенная часть комплекса была построена лет сорок назад как военная биохимическая лаборатория. Спешу добавить: без какого-либо участия моих дочерних предприятий.

– Правда? Вы хотите сказать, что тут было что-то вроде военной базы?

– Задолго до того, как я здесь появился. Камбоджа сильно пострадала – эффект «домино» – когда страны Тихоокеанского региона стали ядерными. Когда мы отсюда уйдем, что когда-нибудь случится, не останется и следа, что мы здесь вообще были. Все, что мы привнесли или добавили в Ангкор-Ват, основано на экологически безопасных технологиях. У новых зданий максимальный расчетный срок жизни – от сорока до пятидесяти лет. После этого, если мы по каким-либо причинам будем отсутствовать и ничего с ними не сможем сделать, – Дрегер улыбнулся, показывая, сколь смехотворно такое предположение, – их поглотят джунгли.

Речь Дрегера звучала как у коммивояжера, который еще не приступил к решительной атаке. Кендрик увидел бутылку «Уайлд турки», засунутую между свежевыжатыми соками, и, не спрашивая позволения, налил себе на палец в стакан, выпил и ощутил приятную теплоту, разливающуюся до телу. Храбрость из бутылки, подумал он. Но лучше, чем вообще никакая.

– Но ведь вам не было необходимости здесь строить, – указал он. – Конечно же, куча народу, с вами работающего, – главные цели для похищения и вымогательства даже в Камбодже, тем более в соседних странах.

– Терроризм – факт современной жизни, – ответил Дрегер. – Но не он моя главная забота. Камбоджа за последние годы хорошо попользовалась нашим опытом и знаниями.

Кендрик кивнул. Он должен сохранять спокойствие, выяснить, чего хочет Дрегер: что настолько важно, чтобы оправдать доставку Кендрика аж сюда.

– Но ведь работа здесь имеет свои опасности? Дрегер тщательно сохранял нейтральное выражение лица.

– В некоторых отношениях вы скорее поставили фургоны в круг, нежели истинно интегрировались в местную экономику. Камбодже ваше присутствие выгодно, конечно, но в этой части мира полно стран, которые не захотели бы иметь с вами ничего общего.

– Фургоны в круг – хорошо сказано. Эту фразу вы ведь во многих своих статьях применяли?

Кендрик открыл было рот – и закрыл. Его застигли врасплох. А Дрегер кивнул:

– И все, что вы сейчас сказали, почти сплошь то самое, что вы писали в тех статьях. Я знаю, что вы обо мне думаете, мистер Галлмон. Верно, что после распада США найти способ жизни в других частях света стало нелегко. Я уверен, – он приподнял бровь, – что эти переживания пришлось испытать многим из нас.

– Но почему здесь? – настаивал Кендрик. – Почему посреди джунглей? Почему не выбрать какой-нибудь город?

– Вопрос философии. Верования людей, которые когда-то построили Ангкор-Ват, в определенной степени созвучны моим собственным взглядам на вселенную. Вы, быть может, с некоторыми моими идеями знакомы?

– Только поверхностно. Но я же не математик.

– Им быть не обязательно. Математика – это всего лишь способ выражения универсальных истин. Чтобы их понять, нет необходимости быть математиком. Это нужно лишь чтобы доказать их.

– Хорошо, так зачем вы тогда построили «Архимед»? Чтобы, как говорят некоторые, найти Бога?

Дрегер расхохотался:

– Представить себе не могу, где вам могли высказать такое смехотворное утверждение!

– На Уилберовских Процессах выяснилось, что вы построили «Архимед» с целью удовлетворить религиозные… порывы президента Уилбера. – Дрегер замотал головой, посмеиваясь, но Кендрик продолжал: – На этих Процессах вы утверждали, что догадались о шизофрении Уилбера еще до его ареста. Но это не помешало вам построить для него «Архимед».

– Все это очень интересно, но не настало ли вам время спросить у меня то, что вы действительно хотите спросить? О Процессах Уилбера я ничего вам не могу сказать, чего вы не могли бы найти в записях.

– Хорошо, тогда вопрос: зачем вы меня сюда привезли? В чем цель этой поездки?

Дрегер посмотрел на него спокойным изучающим взглядом:

– Мне нужна информация, мистер Галлмон.

– Какого рода информации?

– Информации о лаборокрысах. Особенно о тех,кто, как и вы, провел какое-то время в отделении Семнадцать.

Кендрик сделал глубокий вдох.

– Вы отлично знаете, зачем я здесь. Смиби утверждал, что у вас есть средство, что вы можете… избавить меня от усилений. Я хочу знать, правда ли это.

Дрегер кивнул сам себе, отпил из своего бокала. Взгляд его обратился к стенной панели.

– Абсолютная правда, мистер Галлмон. Абсолютная.

Число неизвестно, 2088 год. Лабиринт

Стенцер захлопнул дверь. Кендрика потащили по крутым и узким лестничным пролетам, один из охранников с грохотом распахнул другую дверь, и его втащили в какой-то подземный гараж.

Но машина тут стояла всего одна – техническая, для ухода за гольфовыми полями, припаркованная возле ведущего наверх пандуса. В подземелье было темно и холодно, сырой воздух насыщен нефтяной вонью. Кендрика подтащили к голой бетонной стене, истыканной пулевыми отверстиями. Там, где оспины эти были гуще всего, стоял простой деревянный стул.

Не впервые Кендрик испытывал это чувство, но сейчас, при виде стула, оно перешло в абсолютную уверенность: отсюда ему не выйти. И он не сопротивлялся, когда ему грубо связали руки за спиной. На глаза надели повязку и пихнули его на сиденье.

Послышался шорох, шумное дыхание, металлический щелчок, и что-то холодное и твердое вдавилось в висок.

Долгие, мучительные секунды. И еще секунды. И еще. Кто-то рядом рыдал – жуткие звуки, полные ужаса. Сперва Кендрик даже не понял, что они исходят из его глотки.

Неподалеку послышались шаги – двух пар шаркающих ног, и давление на висок уменьшилось. Повязку грубо сорвали с глаз.

Кендрик заморгал от неожиданного света. Один из конвоиров помахивал пистолетом, ствол уже был опущен вниз. Миновала целая вечность, пока он засунул пистолет обратно в кобуру. Второй отвязал Кендрика, и его отвели в прежнюю камеру.

Там он и лег, дрожа в полузабытьи, а наутро снова повторилось то же самое. Его отвели в подземный гараж, привязали к стулу и завязали глаза, уперлись дулом в висок. К своему стыду и ужасу, он обмочился, пока сидел и ждал смерти.

И на следующее утро все повторилось.

Интересно, думал Кендрик, что это за момент, когда сходишь с ума? Это четкая граница, как дорожный знак, отмечающий переход? А если он уже сошел с ума – о чем было более чем достаточно времени поразмыслить, – будет ли он об этом знать?

И в последний раз его вернули в подвал. На этот раз когда распахнулась дверь в гараж, Кендрик услышал приглушенный хлопок взрыва.

Он посмотрел и увидел другого заключенного, привязанного к тому же деревянному стулу. Тело этого человека наполовину вывернулось с сиденья, ноги повисли, руки все так же связаны за спинкой стула.

Было видно, что этот человек мертв. Из огромной раны в черепе лилась кровь, быстро собираясь лужей на полу. Над ним стояли двое охранников, Кендрику незнакомых.

«Вот оно, – подумалось ему. – Все до сих пор было только прелюдией. А это уже оно».

Откуда-то взялась энергия, чтобы отбиваться, но в его ослабленном состоянии это было более чем бесполезно. Он беспомощно ждал, пока отвяжут труп и тот свалится на бетонный пол. Двое незнакомых охранников потащили тело за ноги к грузовику, все еще припаркованному у пандуса.

Кендрик без малейшего труда представил себе, как его собственный труп закидывают туда же. Двое других охранников ушли, кивнув коллегам, а Кендрик остался с теми, кому и предстояло стать его палачами.

– Твоя очередь, лапонька, – сказал один из них, вытаскивая пистолет и показывая на стул. Кендрик повернулся, и тут второй охранник ударил его ногой в зад. Кендрик полетел в лужу крови, от ее вони горло свело рвотным спазмом. Чья-то рука сгребла его за шиворот, вздернула и посадила на стул.

На этот раз они не дали себе труда надевать на него повязку.

Кендрик ждал смерти.

И тут краем глаза заметил – раньше никогда не успевал – что напротив лестницы есть лифт, и оттуда как раз выходит группа солдат, и двое тянут за собой большую платформу, нагруженную – он с ужасом заметил – трупами.

А вместе с солдатами вышли еще люди без пиджаков, неуместные какие-то типы вроде менеджеров среднего звена, которых он видел в дни после прибытия. Один из них посмотрел острым взглядом и что-то крикнул конвоирам Кендрика. Тот, кто собирался расплескать мозги Кендрика по стене, опустил пистолет, уже приставленный ко лбу, и оглянулся с мрачной физиономией.

Человек без пиджака шагнул вперед, будто не заметив существования Кендрика, и обратился к солдатам:

– Сержант, я, кажется, вам ясно сказал, что нам нужны еще образцы для работы. Из заключенных, которых вы сюда приводили, кого-нибудь с нами согласовали?

Этот беспиджачный был высокий и тощий, одет в светло-серую рубашку с тонким темным галстуком. Брюки аккуратно отглажены. Только намного позже Кендрик узнал, что его фамилия – Зирацки.

Охранник, который собирался расстрелять Кендрика, покачал головой:

– Я не знаю, сэр. Административная работа меня не касается, я выполняю приказы.

– Подождите здесь, – кивнул Зирацки. Отойдя на несколько шагов в сторону, он заговорил в аспидно-серый телефон.

И вскоре вернулся.

– Все хорошо, ваш приказ отменяется. И следите, чтобы объекты не проходили обработку без предварительного согласования с нами. – Он ткнул пальцем в сторону сержанта. – Как следует за этим проследите. Я более не собираюсь мириться с вашим вмешательством в наши проекты, сержант Грейди. Если такое повторится, ответа я потребую лично от вас.

С этими словами Зирацки повернулся к своим солдатам, которые закидывали тела через задний борт грузовика.

Грейди посмотрел ему вслед, потом повернулся и со злобой пнул ногой стул. Кендрик с него слетел, застонал, ударившись виском о бетонную стену. Кожа стала липкой и скользкой от чужой крови.

Ему грубо развязали руки, Грейди схватил его за шею, развернул лицом к себе.

– На меня смотри, сволочь! – прошипел Грейди, брызгая слюной. – На меня!

Он так стиснул Кендрику челюсть, что тот не мог даже сглотнуть. Беспомощно подняв руки, он попытался оттолкнуть Грейди, но стоило ему дотронуться до рук сержанта, как его снова швырнули на землю.

– Не смей меня трогать! – взревел сержант. – Не смей, понял?

Второй солдат усмехнулся, будто шутке, понятной только своим. Потом они оба схватили Кендрика за руки и поволокли к тому лифту, откуда вышел Зирацки.

– Вот от такого дерьма у меня с души воротит! – Грейди не мог успокоиться. – Такого, как ты, и все эти жиды, ниггеры, прочая сволочь… Белый Дом наш, всех бы вас самое время перебить, так нет, вас, гадов, держат живыми, чтобы со шприцами на вас резвиться.

Он с отвращением мотнул головой и вошел в лифт следом за Кендриком и вторым охранником.

Кендрику только что сохранили жизнь, но его начал наполнять липкий страх при мысли о том, что это может быть у него под ногами.

Грейди повернулся к нему – и улыбнулся.

– Ничего. Когда они с тобой закончат, ты будешь сильно жалеть, что я не успел спустить курок.

1 9 октября 2096 года. Ангкор-Ват

– Смиби – усиленный?

Дрегер улыбнулся, видя недоумение Кендрика:

– У него усиления одичали, в точности как у вас.

– Но он же их получил не в Лабиринте – вы это хотите сказать?

– Напротив, он сам заплатил за их установку.

– Я слыхал про такое» но это надо быть сумасшедшим. – Люди, подобные Смиби, знают, чем это может грозить.

Есть существенная разница между техникой, которая установлена у него, и той, что носите вы в своем теле. Но действительно, риск есть всегда.

– То есть ему осталось жить несколько месяцев?

– Ему оставалось жить несколько месяцев. Но он стал работать на меня, и сейчас его усиления находятся в равновесии с нервной системой. Мы можем сделать для вас то же самое.

– Надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что мне трудно в это поверить.

– Мистер Галлмон, какие у меня могут быть причины лгать?

Кендрик покачал головой:

– Послушайте, установленная нам нанотехнология была создана как саморазвивающаяся. Нет двух лаб… двух усиленных, у которых усиления развивались бы и росли одинаково, и поэтому нет общего лечения. Поэтому его не может быть.

– Но ведь принимали лечение, которое все же стабилизировало ваше состояние.

– Хорошо, признаю, вы правы. Я не рассчитывал, что может найтись исцеление.

– Возможно, «исцеление» – неверное слово, – сказал Дрегер. – Сформулируем это так: техника развивается, и у нас есть теперь способы вам помочь. Вы хотите получить эту помощь?

– Вы говорили, что вам нужна информация о других лаборокрысах. Зачем?

– Вы знаете о недавних смертельных исходах среди выживших в Лабиринте? – Кендрик кивнул. – Среди «Лос Муэртос» есть элементы, которые в людях, подобных вам, видят препятствие к достижению своих целей.

– Действительно? Мы же не представляем для них опасности, хотя мне жаль, что не представляем. Зачем они сейчас начали на нас нападать?

Кендрик вспомнил погибшего у него на глазах Уитсетта.

– Ладно, мы действительно слишком долго ходим вокруг да около. – Дрегер поставил стакан и прислонился к подлокотнику дивана, сложив руки на груди. – Недавно мне стало известно о плане нескольких ваших собратьев лаборокрысов организовать полет на орбитальную исследовательскую станцию «Архимед». Я не могу такого допустить иначе как под моим непосредственным руководством. В противном случае я буду считать себя вправе предпринять серьезные и решительные действия, чтобы предотвратить столь вопиющее пиратство.

– Боюсь, – сказал Кендрик, тщательно выговаривая слова, – что об этом плане мне стало известно только сейчас.

Дрегер посмотрел на него, прищурившись:

– Вы в Лабиринте были в отделении Семнадцать?

– И что из этого?

Дрегер посмотрел так, будто хотел решить, не дурачит ли его Кендрик.

– Послушайте, – сказал Кендрик, когда молчание слишком затянулось, – никто из этих людей ко мне не прислушивается. Иногда некоторые выходят на контакт, но я не всегда отвлекаюсь на ответ. Вы поэтому послали Смиби в Эдинбург? Проследить за мной?

– Хорошо. Я прошу прощения, мистер Галлмон. Кажется, у нас разные цели. Вероятно, я сделал некоторые допущения, которых делать не следовало. Однако мое предложение остается в силе. Я ищу информацию о некоторых людях – лаборокрысах, – которые намереваются проникнуть на «Архимед».

Кендрик рассмеялся, пораженный:

– Вы хотите, чтобы я за ними шпионил?

– Это не то слово, которое я бы употребил. Тем не менее вы специалист – или были им – по журналистским расследованиям, причем с отличной деловой репутацией.

– А кому вы еще предлагали? – спросил Кендрик. – Сколько других лаборокрысов вы пытались убедить шпионить друг за другом? Или я действительно первый?

Дрегер бесстрастно посмотрел на него:

– Кажется, вы не оценили, что я вам предлагаю. Ваши усиления вас медленно убивают, я же предлагаю вам жизнь.

Кендрик попытался придумать ответ. В долгом полете в Камбоджу у него было слишком много времени подумать о событиях последних дней. В чем же дело, думал он тогда, что заставило Харденбрука сперва дать то же обещание, что дает сейчас Дрегер – обещание жизни без страха перед усилениями, – а потом попытаться его убить или похитить?

И, конечно, он подслушал, что Харденбрук ссылается на Смиби. Сейчас, здесь, после этого повторного предложения чудесного исцеления, не нужно было большого воображения, чтобы увидеть связь.

– Я думаю, зачем вы пригласили меня сюда, зачем послали за мной Смиби. Сперва я не мог найти смысла в таком вашем ко мне интересе. Но вы его проявили, и у него должна была быть причина. У меня был контакт с американским врачом по фамилии Харденбрук, нас связал человек по имени Михаил Василевич. Харденбрук провел мне курс лечения, который, похоже, остановил бесконтрольный рост усилений. И он тоже говорил о постоянном исцелении.

Дрегер бесстрастно слушал.

– А дальше – вдруг откуда ни возьмись появляется старый друг и говорит, чтобы я не верил Харденбруку, что он опасен, что он вместе с лекарством ввел мне еще какую-то дрянь, которая позволяет ему или его нанимателю собирать информацию обо мне.

Дрегер кивнул, внимательно слушая:

– Очень занимательная фантазия, но все-таки всего лишь фантазия.

– Не знаю, так ли это. Какая вам реальная выгода привозить меня сюда и предлагать исцеление? Акт чистого милосердия? – Кендрик покачал головой: – Разумеется, нет. Вы уже сказали мне, чего хотите взамен. Иначе зачем предлагать исцеление только мне? Почему не всем прочим лаборокрысам? Нет, это способ заставить меня прыгать для вас через обруч.

Дрегер ничего не сказал, но лицо у него стало рассерженным.

– Штука в том, – продолжил Кендрик, – что раньше я никак не мот знать, где брал Харденбрук то средство, которым меня пользовал. Теперь же я знаю: у вас.

– Это чушь…

– Нет, это правда! – отрезал Кендрик. – Что я точно знаю, так это что Харденбрук вас боится. Лечение, которое он ко мне применял, – результат ваишх исследований. Если и он, и Василевич работали на вас, то все складывается. Только они попытались сыграть с вами в двойную игру, и добытую информацию сливали еще и «Лос Муэртос».

Вот теперь все сходилось. Дрегер узнал, что Харденбрук его обманывает, и потому решил взять дело в свои руки, привезя Кендрика в Камбоджу. Поглядев Дрегеру в глаза, Кендрик понял, что прав.

Наступила тишина. Кендрик увидел, что Дрегер смотрит ему за спину, и понял, что они больше не одни. У него перехватило дыхание, когда он обернулся и увидел, что Смиби опять здесь. Никто не может так подкрасться к лаборокрысу – кроме, напомнил он себе, человека с аналогичными усилениями.

Смиби перехватил его взгляд, и Кендрик отвернулся, вдруг как-то менее в себе уверенный.

– Хорошо, – сказал Дрегер. – Я вижу, вас не интересует ничего, что я мог бы сказать. И все же я бы хотел передать через вас сообщение.

– Кому? – рассмеялся Кендрик. – Я вам не посыльный.

– Если вы не хотите, чтобы я вам помог, то, может быть, все же дадите себе труд передать своим друзьям по отделению Семнадцать: если они хотят попасть на «Архимед», им нужна будет моя поддержка. Иначе за все свои труды они получат только смерть. Это ими скажите.

– Отчего вы сами не скажете?

– Я и говорю – через вас.

– Честно говоря, мистер Дрегер, не вижу, почему я буду что-нибудь подобное делать. Даже если бы я знал, где их найти.

Дрегер сухо, без капли веселья улыбнулся тонкими губами:

– Может быть, вы со временем измените свое мнение. Мистер Смиби, не проводите нашего гостя на ожидающий его самолет?

И Дрегер на глазах у Кендрика вернулся за свой стол, больше не обращая внимания на гостя.

«Не вздумай выходить из себя, это будет его победой».

Дрегер, очевидно, не верил, что Кендрику не известны чьи-то планы проникновения на «Архимед». Сейчас Кендрику было решать, обратить ли эту ошибку в свою пользу, и если Дрегер не намеревался пролить дальнейший свет на этот вопрос, то Кендрику придется самому выяснить, что происходит.

– И что вас здесь держит, Смиби?

Они снова были снаружи, спускались по крутым каменным лестницам туда, где стоял маленький электромобильчик. Кендрик пережил краткий приступ ужаса, что Дрегер решит его не отпускать, что он попал в капкан. Но ничего угрожающего не случилось.

Тут до него дошло, что если бы Дрегер его здесь задержал, он бы не доставил сообщение.

– Он предложил вам спасение, – ответил Смиби. – Наверное, стоило предложение принять.

– Я в принципе не принимаю никаких предложений, если не знаю, чем должен буду платить.

Они сели в машину, Смиби положил руки на кнопки. – То, что вы там сделали, это или очень храбро, или очень глупо, никак не разберу. А может, и то и другое.

– У вас усиления, – сказал Кендрик. Это не был вопрос.

– Да, и я не лаборокрыс.

– Зачем, Смиби? Вы же знали, чем рискуете.

– Я привык к работе наемника. Некоторые преимущества стоят такого риска.

– И эти стоили?

Смиби поджал губы и неопределенно помахал в воздухе рукой. После этого стал внимательно смотреть на дорогу, ведя машину.

Через несколько минут он снова заговорил:

– Есть еще одно. Если бы я вам высказал предположение, что президент Уилбер поступал правильно?

– То я бы высказал вам предположение, что вы с ума сошли или вы обмануты, или то и другое. Вы действительно так думаете?

– Я бы на это ответил, что причины падения Америки – совсем не те, что вы думаете. Я бы сказал, что Америку погубила слабость, а президента Уилбера я уважал за силу и за самоотверженность. Он верил в такие ценности, как честь и долг, а это не забывается.

Кендрик смотрел вперед и увидел башню, где приземлялся. Самолет стоял там же, над деревьями, ожидая его. Смиби продолжал:

– Следующая наша встреча, мистер Галлмон, может оказаться не столь дружелюбной. Вам следует об этом помнить.

Электромобиль вздрогнул и остановился. У подножия башни Кендрика ждала Кэндис.

– Должен сказать, что это очень похоже на угрозу, – сказал Кендрик.

– Деньги – сила, мистер Галлмон. Без особых усилий можно сделать так, что вас задержат соответствующие власти. – Смиби смотрел на него твердым, холодным, изучающим взглядом. – Вы и так живете по фальшивым документам. Тот факт, что ваши усиления обернулись против вас, означает, что вы должны были зарегистрироваться для добровольного карантина. Если о вас кто-то будет достаточно знать, вы можете оказаться в очень неприятном месте.

Кендрик ничего не сказал, зная, что это правда. Вдруг ему стало холодно в удушающем зное. Выдать его – это для Дрегера или Смиби проще простого.

И он задумался, зачем он, собственно, возвращается домой.

17 июля 1988 года. Экспериментальное отделение Семнадцать, Лабиринт

Кто-то вопил – жуткое, отчаянное завывание баньши, и оно тянулось, не переставая.

Кендрик вспомнил театр операционной, людей в антисептических синих халатах. Потом металлический гроб, гладкие стенки со всех сторон, бешено бьющееся сердце, когда его погружали в темноту, скованные намертво руки и ноги, густая, вязкая жидкость заполняет ноздри и легкие. Провода и трубки, выходящие из его тела. Его отчаянные мольбы о пощаде даже когда над ним уже закрывали крышку, и страшные мысли, откроют ли ее когда-нибудь.

У жидкости был вкус антисептика, и губы и язык онемели раньше, чем Кендрик потерял сознание.

Сейчас он очнулся и оказался снова на той же узкой койке, в том же отделении, которое стало его домом в последние недели. Он все еще был в Лабиринте, где-то глубоко, среди изрывших землю гулких стальных коридоров и бетонных камер, наполненных мучительными криками и стонами людей.

Он открыл глаза, увидел голые некрашеные стены, потолок в ржавых железных трубах. В груди ощущалось какое-то зудящее онемение, будто сердце набили сушеными цветами. Попытался открыть рот, но пересохшие губы слиплись.

Он поднял голову и обнаружил, что привязан ремнями. Но все же успел заметить перекрестья свежих ярких шрамов на груди и застонал от ужаса.

Здесь в отделениях все охранники носили противочумные костюмы. Один из них стоял у входа в отделение, вскинув к плечу автомат, и рот у него округлился от удивления – даже через пластиковый щиток видно было.

Сперва Кендрик подумал, что страж пялится на него. Руки у него были связаны чуть ниже локтей, но он сумел их поднять и посмотреть, вытянув шею. Кожу покрывали странные узоры, незнакомые рубцы, будто карты далеких лун.

Он повернул голову в другую сторону и увидел на соседней койке другого заключенного, тоже привязанного. Рот этого человека был широко разинут, лицо покраснело и покрылось потом от надсадного крика.

«Торранс», – всплыла в памяти фамилия. Да, так его зовут. Он, как и Кендрик, был одет в форменный одноразовый комбинезон, у обоих головы выбриты. И даже шрамы были одинаковые.

Что-то выдиралось из тела Торранса, что-то блестящее, черное и металлическое, перло из-под кожи колючими шипами, появлялось из шеи или выскальзывало между ребер. Будто во сне, Кендрик отстраненно отметил, что шипы эти шероховатые, образованные тугими волокнистыми пучками, склеенными или сплетенными. И они влажно блестели, скользкие от крови хозяина.

Торранс задрожал в ремнях, тело его забилось в припадке. Вдруг крики прервались, и вместо них послышалось влажное бульканье легких. С неожиданной силой Торранс задергался, затрясся на койке, и она поползла от стены. Кендрик, в ужасе смотрел, как шипы эти вьются в воздухе, оболочка тела Торранса раскалывается и разрывается, будто что-то в ней заключенное отчаянно устремляется наружу.

И зазвучал странный, очень высокий смех. Это был тот мальчишка, совсем еще подросток, Роберт… как его там? Кендрик повернулся к нему. А Роберт смотрел на агонию Торранса с неодолимым восхищением. Вдруг Кендрика охватил гнев. Он знал, что мальчишка безумен, за себя не отвечает, но желание врезать ему за этот восторг было неодолимым.

Потом Кендрик успокоился, потому что это был, в конце концов, всего лишь сон. Голова упала на резиновую поверхность койки, и он закрыл глаза.

И как только он сомкнул веки, где-то глубоко в мозгу взорвался яркий свет… и на миг он стал Торрансом, жалобно вопящим, потому что тело его рвалось на части… а потом стал Эриком Уитсеттом, спящим этим бесконечным сном на другой стороне Отделения, там, где все еще стоял потрясенный охранник, а врачи и техники, одетые в одинаковые противочумные костюмы, мчались в отделение мимо него.

Уитсетту снились родные, они махали ему откуда-то издалека… а потом другое: ощущение, что за тобой следят, будто какой-то мощный богоподобный разум вдруг вошел в расширенное пространство его сознания. Воспоминания и эмоции нахлынули на него – чужие воспоминания, чужие эмоции.

Он заставил себя открыть глаза и услышал судорожные звуки ударов. Вывернув голову, он увидел группу людей в противочумных костюмах, стоящих около – но не слишком близко – койки, где лежал уже мертвый Торранс.

Он проследил за их взглядами – в дальний конец отделения.

Там находился вход, который заключенные прозвали «дверь в Расчлененку». Сделана она была из стали, при открывании уходила в углубление стены. Но сейчас она с грохотом закрывалась и открывалась, закрывалась и открывалась, снова и снова, снова и снова.

«Это делаю я», – подумал Кендрик. Но нет… не только он. Еще Питер Мак-Кован и Бадди, оба они уже были заключены в отделение, когда доставили Кендрика. И Роберт тоже принимал участие. Это был…

Это было объединение их всех.

Дверь прекратила этот мерзкий стук, и наступила оглушительная тишина.

Кендрик узнал в пришедших медперсонал Лабиринта. А может, это были просто техники – их точную роль всегда трудно было понять, хотя они много времени занимались взятием анализов крови или снятием рентгенограмм у каждого заключенного отделения, и всегда скрыты за пластиковыми щитками. Двое вбежавших, когда Торранса трясли смертные судороги, сейчас опускали колеса у койки мертвеца.

Торранса вывезли через дверь Расчлененки, откуда никогда еще никто не выходил. Охранник пошел за ними, все еще выпучив глаза под прозрачным щитком.

Кендрик вдруг понял, что их оставили без охраны.

Мак-Кован с усилием слез с узкой койки, на неверных ногах подошел к Кендрику. – Боже мой! Ты это видел?

У Зирацки было правило: после выхода из операционного театра держать заключенных привязанными сорок восемь часов. Но Торранс был привязан к койке более четырех дней, а Роберта вообще ни разу не отвязывали почти с самого начала. С самого своего пробуждения он лежал, трясясь и потея, время от времени издавая бессмысленные звуки.

Из шестидесяти с лишним пациентов Семнадцатого за то время, что Кендрик здесь был, пережили хирургические пытки, быть может, человек тридцать пять.

Кендрик облизал губы:

– Зависит от того, о чем ты говоришь. Мак-Кован посмотрел на него внимательно:

– Я видел вот это, – кивнул он в сторону пустого места, где был Торранс. – И говорю я о…

Он будто искал нужные слова, а они не приходили. Тогда он поднял руку и постучал себя по виску с хитрым видом.