Текст книги "Скитания"

Автор книги: Герхард Грюммер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

Когда отряд завернул в канал, солнце стояло высоко. Катера прошли еще несколько километров и оказались в огромном речном порту. У пирса стояли цистерны с горючим для заправки катеров.

– Где мы находимся? – спросил Апельт за ужином.

– В Страсбурге, – ответил Хайниш.

Апельт сразу вспомнил гимназию. Со Страсбургом была связана юность Гете… Высокая остроконечная башня, которую он увидел в окрестностях города, определенно принадлежала Мюнстеру. С огромным удовольствием он познакомился бы с этим памятником архитектуры, но увольнения на берег запретили.

Рейс продолжался дальше в южном направлении. Канал прямой стрелой пролег на местности. Его современные шлюзы катера прошли быстро. Хайниш нашел на мостике «Справочник по судоходству на Рейне» и взял его с собой в кубрик. Там находилось несколько человек, и они внимательно слушали, когда Хайниш стал читать вслух:

– «Рейнский канал получен в счет репараций по Версальскому договору. Проектная длина – 117 километров… Строительство начато немецкими фирмами в двадцатые годы. В 1932 году был открыт первый участок с мощной электростанцией Кембс…»

Все работающие на шлюзе говорили по-немецки, хотя и со своеобразным акцентом. Эльзас… Яблоко раздора между Германией и Францией, как говорил доктор Галль. Или об этом рассказывал Куле?

При дальнейшем следовании шлюзы стали встречаться чаще. Едва катера успевали пройти всего несколько километров, как им снова приходилось шлюзоваться. Узкая водная полоса все глубже врезалась в холмистую местность. А вдали уже виднелась лишенная растительности горная цепь.

– Вероятно, это Альпы? – заинтересовался кто-то.

– Швейцарская Юра, – уточнил Хайниш.

Потом достигли Мемпельгарда. Хайниш утверждал, что теперь они находятся на высоте триста семнадцати метров выше уровня моря.

– А что нам здесь делать? – поинтересовался Шпиндлер.

На этот обоснованный вопрос никто не смог дать ответа, и даже Хармс. Очевидно, только командир отряда точно знал, какая цель преследуется этим странным речным рейсом.

– Вероятно, мы собираемся на наших торпедных катерах завоевать Швейцарию, – сострил Фразе.

Швейцария была нейтральной страной, но ее статус мог измениться в течение одной ночи. Нейтралитет и пакты о ненападении не очень-то много значили в этой войне.

***

Рейнский канал катера уже давно миновали и теперь шли по какому-то ответвлению канала, технические сооружения которого были построены еще в девятнадцатом веке. Шлюзы были сделаны из дерева, а их ворота открывались вручную. Движение на канале было довольно оживленным, и замаскированные торпедные катера не очень-то выделялись в этой толчее судов. Тем не менее некоторые речники с удивлением обратили внимание на то, что из дымовых труб катеров не поднимается дым.

Канал пересекал ручьи, а иногда даже небольшие реки. Моряки с любопытством рассматривали голубую ленту воды, стоявшие неподалеку опрятные деревни и маленькие города. После многих морских переходов это зрелище для экипажа было необычным и новым.

В течение лета в канале было мало воды, и катерам приходилось останавливаться и ждать, когда она прибудет, или избавляться от части груза, чтобы продолжать путь дальше. На самых опасных местах палубная команда с помощью багров удерживала торпедные катера в центре фарватера. Устаревшая система шлюзов превращала каждое шлюзование в большую проблему.

Вскоре ширина водной полосы стала увеличиваться. Матросы высказали предположение, что они идут уже по какой-то реке.

– Это французская река Ду, – известил с важной миной Хайниш. – А канал, который мы миновали, называется Рейн – Рона.

Только катера двигались особенно медленно. Дно реки было неглубоким и скалистым, и любое отклонение от линии фарватера могло привести к катастрофе.

Катера подошли к городу Шалон-сюр-Сон. Глубина Соны и в этом месте составляла всего один метр. Дальше двигаться было невозможно. Теперь оставалось только уповать на дождь, который поднял бы уровень воды в реке, но на небе не было ни одного облачка.

– Мы уже прошли сто пятьдесят семь шлюзов, – известил Хайниш. – Преодолеем и это мелководье.

Шпиндлер растянулся на палубе и подставил свое тощее тело солнцу.

– Из-за этой войны я забыл, что можно загорать, – сказал он, выразив тем самым мнение многих.

***

Веселое настроение, царившее на катере, никак не разделял лейтенант Хармс. Чем медленнее они продвигались вперед, тем мрачнее становилось его лицо. Когда флотилия бросила якорь в Шалоне, барометр его настроения упал до нуля. Старый катер и его почти всегда подвыпивший экипаж в штатском действовали ему на нервы. Хармс совсем недавно стал командиром и горел желанием проявить себя в бою. А весь этот рейс был для него просто напрасной тратой времени.

Глубина один метр двадцать сантиметров была достаточной, чтобы миновать эту скалистую отмель. Хайниш получил указание каждое утро замерять уровень воды футштоком. В течение многих дней показания колебались между одним метром и одним метром и десятью сантиметрами. Экипаж воспринимал это с удовлетворением. Затем уровень воды поднялся до одного метра двенадцати сантиметров. Хармс воспрянул духом. Два дня спустя футшток показал даже один метр пятнадцать сантиметров.

– Это катастрофа, – сказал Фразе.

Хармс же приказал прогреть двигатели, чтобы при дальнейшем повышении уровня сразу же отдать швартовы. Командир отряда вызвал лейтенанта к себе и отругал его за самовольничанье.

Когда футшток снова показал один метр двенадцать сантиметров, Хармс был близок к помешательству. Будто в насмешку, матросы выкатили на палубу большую бочку вина и сделали на ней отметки, подобные меткам на корпусе корабля. Самый «благоприятный» уровень воды по футштоку необходимо было обмыть. Вскоре почти все члены экипажа были пьяны.

Официально увольнения на берег запрещались, но матросов на несколько часов отпускали купить продукты или подстричься. Посещение злачных мест и контакты с местными жителями теперь строго пресекались. Матросы очень сожалели об этом и с грустью вспоминали о времени, проведенном в Голландии.

***

Три недели моряки простояли в Шалоне, пока наконец не начался дождь. Он шел долго. Все понимали, что несет с собой это изменение погоды. Барометр настроения снова менялся: Хармс постепенно веселел, а его экипаж становился все мрачнее.

Рейс можно было продолжать. С большими предосторожностями катера обходили скалистые отмели. Даже легкое столкновение со скалами могло привести к повреждению рулевого механизма или гребных винтов. Хармс и боцман Керн, как цепные псы, следили за работой экипажа.

Наконец опасные участки были пройдены, и катера двинулись по все расширявшемуся руслу реки Соны. Через день они уже прибыли в Лион – центр шелкоткацкой промышленности. Здесь Сона впадала в Рону. Выйдя на широкую речную гладь, катера увеличили скорость и вечером стояли в Авиньоне, который напомнил Хайнцу Апельту о том, как он и его товарищи разучивали на уроках французского языка песню про этот город и его прекрасный мост. И вот теперь Хайнц находился здесь, нес вахту недалеко от знаменитого моста. Если бы Моппель мог знать обо всем этом!

За Авиньоном катерам снова пришлось преодолевать сложный участок реки, но потом она снова стала широкой, и они благополучно достигли залива.

– Средний ход, вперед! – дал команду командир отряда.

Для машинистов это было сущим благом. Торпедные катера вошли в настоящий морской порт и встали между рыболовными судами и пароходами каботажного плавания. Французы в беретах с изумлением наблюдали за тем, как лихо входили солидные буксиры в гавань.

Моряки еще никак не верили, что отряд достиг Средиземного моря, но постепенно они стали понимать, для выполнения какого рода задачи прибыли сюда катера.

***

За обедом некоторые члены экипажа стали свидетелями необычного разговора между Хармсом и командиром отряда.

– Хотелось бы только знать, кто затеял этот идиотский переход по внутренним водам! – со злостью говорил капитан-лейтенант Крузе. – За две недели мы должны были прибыть к месту назначения. А сколько на самом деле ушло на это времени? Почти в три раза больше! Стоит мне только вспомнить о Шалоне, как меня охватывает ярость. Ах уж эти теоретики! Никакого представления о реальной жизни! Чего проще было бы погрузить наши катера в разобранном виде на железнодорожный состав и отправить их в Италию. А там любая маленькая верфь сумела бы собрать их за две недели…

Хармс полностью соглашался с доводами своего командира, но открыто высказывать критические замечания в адрес командования опасался.

– Так точно, господин капитан-лейтенант! Я абсолютно согласен с вами, – поддакивал он, польщенный тем, что Крузе так откровенно разговаривает с ним. От оказанного доверия сердце Хармса наполнялось гордостью.

– Да, вот еще что, – продолжал Крузе, – этот никчемный переход разложил личный состав. Надо навести порядок. Взять всех в руки, укрепить дисциплину. Спуску не давать никому! Впереди у нас серьезные дела.

Хармс взял под козырек и отчеканил:

– Так точно, господин капитан-лейтенант! Мы еще покажем англичанам, кто хозяин на Средиземном море!

***

Надежда моряков отдохнуть в морском порту рухнула. После Лиона они уже находились на неоккупированной территории Франции, и здесь распоряжались не германские войска, а французские вооруженные силы, хотя у них и не было тяжелого вооружения. Недалеко отсюда, в Тулоне, стояли на приколе разоруженные корабли французских военно-морских сил.

– Мы пребываем в стране врага, – объяснял Хармс экипажу. – Нам следует исчезнуть отсюда как можно скорее. Если французы заметят, что скрывается под нашими «буксирами», произойдет большой скандал.

Перед наступлением темноты катера двумя кильватерными колоннами покинули порт, не включая ходовых огней. Поступил приказ вести усиленное наблюдение, чтобы не оторваться от колонн. Дул сильный бриз. Волны с пенящимися гребешками постоянно накатывались на низкую носовую часть катеров. Командование приказало сменить курс, чтобы уменьшить качку. В открытом море тяжелые катера бросало как скорлупки. При их строительстве мореходным качествам уделили очень мало внимания. Торпедный катер прежде всего должен быть быстроходным – все остальное считалось второстепенным. Двигатели работали ровно, скорость достигала почти сорока узлов.

Хайнц Апельт нес вахту у орудия. Боцман Керн, видимо, неслучайно поставил его на правый борт: Хайнца сразу же несколько раз обдало водой. Его брюки быстро промокли, холодная вода проникала за спину через воротник спасательного жилета. Вскоре Апельт почувствовал слабость в теле и боль в желудке. Когда катер стал спускаться вниз с огромной волны, он перегнулся через борт, и его вырвало.

К полуночи Апельт промок до нитки и промерз. Стоявший также на вахте матрос пожалел его и поменялся с ним местами. Теперь Хайнц стоял на левом борту, до которого реже достигала вода. Хотя ему было невыносимо плохо, он мужественно нес вахту. Неожиданно появился Шпиндлер, он ударил его по плечу и сказал:

– Твоя очередь… – Это означало, что можно зайти на две минуты в камбуз и выпить стакан горячего чая.

Тепло подействовало на него благотворно, но он по-прежнему должен был оставаться в мокрой одежде: во время вахты не разрешалось переодеваться.

Ветер несколько утих, но стало значительно холоднее. Небо огромным черным колоколом нависло над морем. Хайнц Апельт занял свой пост и, дрожа от холода, принялся вглядываться в темноту…

После трудной ночи, которой, казалось, не будет конца, забрезжил рассвет. Два катера значительно отстали, но все же находились в поле зрения. По семафору им передали приказ капитан-лейтенанта Крузе увеличить скорость и догнать колонну. Через некоторое время отставшие катера присоединились к отряду.

Вскоре показалась земля. Сначала моряки увидели высокие, почти лишенные растительности горы, а затем огромную бухту порта Специя, где стояло много итальянских крейсеров и эскадренных миноносцев. В тихие рассветные часы они выглядели довольно мирно.

Флотилия бросила якорь у входа в бухту, а экипажи, закрыв катера большими маскировочными сетями, отправились отдыхать. Усталые, изможденные, моряки еле добрались до своих коек. Апельту еще предстояло стоять на вахте, но Шпиндлер сменил его и назначил кока. Он понял, что силы у молодого матроса на исходе.

Хайнц лежал как пласт в неудобной подвесной койке. Его первый морской поход оказался очень тяжелым, но он все-таки выдержал. Более того, он радовался, что путешествие по рекам и каналам наконец закончилось, потому что горел желанием поскорее принять участие в боях и отличиться. А потом его направят в офицерское училище. Лейтенант Хармс служил для него в этом плане хорошим примером. Под руководством такого смелого командира всегда есть шансы выдвинуться. Хайнц поклялся сделать все, чтобы поступить в училище с Железным крестом. Там он, вероятно, встретится со своими друзьями, и произойдет это в ближайшем будущем.

В Специи моряки надеялись получить увольнение на берег и провести время в обществе темпераментных итальянок. Однако из этого ничего не вышло. К вечеру катера отбуксировали на верфь, и поднявшиеся на борт рабочие с помощью сварочного аппарата ловко удалили маскировочные надстройки. Это быстрое превращение «буксиров» в торпедные катера вызвало всеобщее удивление. Хайнц Апельт впервые увидел катера в их нормальном виде. Однако они все еще были выкрашены в темновато-коричневый цвет.

На следующее утро каждый моряк получил кисть и светло-серую краску. Красить катер под палящим августовским солнцем было сущим наказанием. Хайнц, имевший мало опыта в малярном деле, уронил несколько капель на корпус катера. Это дало Керну повод лишний раз поиздеваться над ним. Старые члены экипажа сразу же заняли более удобные для работы места, где могли свободно стоять или даже сидеть. На долю же Апельта достались самые трудные участки. Краска сохла быстро, и вскоре катера приняли свой обычный светло-серый цвет.

С «гражданской» жизнью на борту катера было покончено. Матросы переоделись в военную форму. Личный состав отряда построился в пакгаузе. При появлении Крузе обер-лейтенант, заместитель командира, подал команду «Смирно» и отдал рапорт. Хайнц даже вздрогнул от неожиданности, поскольку за эти недели он совсем отвык от строевых команд.

Капитан-лейтенант Крузе, обращаясь к морякам, призвал их хорошо подготовиться к предстоящим боям. Он много говорил об успехах немецкого военно-морского флота и очень мало о потерях и поражениях.

– Отряду предстоит участвовать в решающих боевых действиях, – заявил он. – Совместно с нашими итальянскими союзниками мы должны нанести сильные удары по британскому средиземноморскому флоту и блокировать его морские базы на островах. Только в этом случае мы сможем обеспечить снабжение и доставку пополнения нашим мужественным войскам в Африке и помочь им завоевать Египет. Уже в течение нескольких месяцев здесь ведет боевые действия отряд наших торпедных катеров. Он добился успехов, которыми может гордиться весь германский флот. Итальянские торпедные катера тоже показали отличные результаты. Я надеюсь, что наш отряд превзойдет их достижения… С захватом Египта для Германии открывается путь к Ближнему Востоку. Так будем же достойны задач, которые поставил перед нами фюрер!

Преисполненный веры в силу немецкого оружия, лейтенант Хармс восхищенно смотрел на своего командира. С такой же верой взирал на него и матрос Хайнц Апельт.

Но Крузе специально нарисовал такую оптимистическую картину, чтобы поднять боевой дух личного состава. В действительности положение стран оси в Средиземном море было тяжелым.

Катера принялись грузить продовольствие и горючее. Наконец пришла долгожданная почта. Получил ее и Хайнц, который сразу принялся за чтение письма от Коппельмана. Оно было написано четыре недели назад в Лориане.

– Черт возьми! – выругался Хайнц громко. – Я действительно последним приму участие в боевых действиях!

Вечером в кубрике он прослушал оперативную сводку вермахта. На Северном Кавказе немецкие войска быстро продвигались вперед. Был взят Майкоп, но русские, к сожалению, успели вывести из строя нефтяные промыслы. Упорные бои шли в излучине Дона. Там, кажется, разворачивалось крупное наступление. Упоминался Сталинград, но Хайнц не имел ни малейшего представления о том, где находится этот город. Да это его особенно и не интересовало.

Два совершенно новых сообщения заставили его сердце биться сильнее. На побережье Ла-Манша, в районе Дьеппа, закончилась неудачей попытка англо-американских войск высадить десант. Однако Апельта интересовали боевые действия против вражеских конвоев на Средиземном море. Британский караван судов с охранением, направлявшийся из Гибралтара на Мальту, был почти полностью уничтожен. При этом англичане потеряли авианосец.

Обстановка совершенно ясна: Англия находилась при последнем издыхании. Происходит то, о чем говорил капитан-лейтенант: «…Франция исключается, позиция Великобритании как великой военно-морской державы основательно подорвана. Если в самом ближайшем будущем англичане запросят мира, США не станут дальше воевать в одиночку. В этом случае мы победим окончательно!»

В двадцать один час поступил приказ выйти в море. Через час катера уже находились вне акватории порта. Полным ходом отряд двигался в юго-восточном направлении, рассекая спокойную гладь моря. Ночь была теплой, попутный ветер действовал освежающе.

Глава 7
КАПИТАН-ЛЕЙТЕНАНТ ТИМЕ

Хельмут Коппельман провел в походе уже целый месяц. Ничего интересного за это время не произошло. Окрыляющее чувство радости, которое он испытывал при выходе в море, вскоре уступило место глубокому унынию. Бискайский залив показал себя с самой неприятной стороны. Маленькую подводную лодку бросало на волнах, как щепку. Хельмут тяжело страдал от морской болезни. Другим членам экипажа тоже было нелегко, но это мало утешало юношу. Внутри лодки воздух был теплый и влажный, как в оранжерее. Однако к этому прибавлялись испарения из трюма, чад от горючего перемешивался с запахами из камбуза и едким мужским потом. Вся эта смесь вызывала у Хельмута постоянное ощущение тошноты. Вода для умывания строго лимитировалась: засохшую на лице морскую соль после вахты стирали каким-нибудь дешевым одеколоном.

Моряки из машинного отделения менялись через каждые шесть часов, а остальные – по судовому расписанию, через четыре часа. В кубрике на двух человек полагалась только одна койка. Едва заступающие на вахту освобождали место, появлялась другая смена и укладывалась спать здесь же. Хельмут после каждой вахты на мостике едва добирался до койки. До этого нужно было миновать узкие помещения, забитые мешками с картофелем, корзинами с хлебом и грудой подвесных коек. Первое время, прежде чем лечь спать, он пытался посидеть на краю койки, но ограничительная доска больно давила ему под коленями и, кроме того, он создавал неудобство для других. Таким образом, свободные часы приходилось проводить в основном лежа в койке. Между учебными подводными лодками в Готенхафене и обычными серийными боевыми лодками была большая разница. Тут не до комфорта.

Ночная вахта была самой трудной. В долгие ночные часы, стоя на мостике, Хельмут уже сотни раз сожалел о своем решении стать военным моряком. В торговом флоте его списали бы после первого же рейса. В военно-морских силах это было не так-то просто.

Когда океан был спокойным, моряки часто выходили на мостик полюбоваться звездной летней ночью и побеседовать на свежем воздухе. Хельмут за это время научился распознавать звезды. Помог ему в этом боцман Хун, который когда-то плавал на рыболовных судах. Раньше Хельмут знал только Большую и Малую Медведицу. Теперь он без труда мог найти любую звезду Северного полушария, даже такие маленькие, как Дельфин, Стрелец, Жираф и Южная Корона. Наблюдение за звездами, определение их яркости доставляли юноше истинное удовольствие и помогали на какое-то время забыть о невыносимо трудной жизни на подводной лодке.

***

Лодка капитан-лейтенанта Тиме входила в северную часть Атлантики. Моряки на ходовом мостике настороженно вглядывались в даль. В любую минуту на горизонте мог появиться вражеский конвой. Первый из заметивших полосы дыма мог рассчитывать на награду. Однако в течение долгого времени наблюдатели ничего не обнаруживали.

– В этом нет ничего удивительного, – сказал второй вахтенный офицер Хельмуту. – Нам не хватает воздушной разведки. Две-три эскадрильи, например типа «Кондор», – и проблема была бы решена. В прошлом году все шло довольно хорошо. А теперь? Наши требования остаются на бумаге… «Самолеты для военно-морского флота?» – спрашивают чиновники и пожимают плечами. При толстяке Геринге ничего не изменится. Мой брат служит в авиации и говорит, что нас даже не берут в расчет. Наступление на Востоке стоит огромных потерь. Восточный фронт все пожирает. Для нас ничего не остается…

После обеда в радиорубке получили срочное сообщение: ночью караван изменил курс. Капитан-лейтенант Тиме выругался. Было ясно, что в течение нескольких часов он вел поиск в неверном направлении. Оставалась надежда выйти на конвой на следующий день.

Поздно вечером Тиме, согласно предписанию, должен был сообщить данные о своем местонахождении, использованных торпедах, горючем и количестве продовольствия. Этот приказ командир выполнял с большим нежеланием. Он прекрасно понимал, что союзники перехватывают такие сообщения и засекают подводные лодки. Не исключалось, что англичане даже научились расшифровывать эти телеграммы, поскольку иногда они уже знали боевой порядок «волчьих стай», место их действий и принимали соответствующие меры. Таким образом, часто восхваляемая и не менее часто высмеиваемая любовь немцев к порядку и точности оборачивалась для многих подводников несчастьем, но адмиралтейство ничего не предпринимало.

***

Хельмут Коппельман заступил на ночную вахту. Море было спокойно, только небольшие брызги долетали до рубки. Равномерно работали двигатели. Как только забрезжил рассвет, второй вахтенный офицер спустился вниз. Вскоре Коппельман услышал громкие, возбужденные голоса. Затем на мостике появился Тиме, держа под мышкой темный футляр. Он громко ругался. Оказалось, что моряки на центральном посту забыли разбудить его. Время для определения местонахождения лодки было упущено – на небе гасли последние звезды. Тиме принес секстан напрасно. Поиск каравана очень усложнился, поскольку не удалось точно определить местонахождение лодки. Тиме отправил на гауптвахту унтер-офицера центрального поста, а два матроса, которые, собственно говоря, не были виноваты в этом упущении, должны были получить наказание по прибытии в Лориан.

После обеда вахту усилили. Согласно всем предположениям, подводная лодка находилась в непосредственной близости от конвоя. Тиме сам инструктировал каждого наблюдателя, заступающего на вахту, и обещал награду за хорошую службу.

Коппельман внимательно следил за горизонтом. Ему уже не раз чудилось, что он видит конвой. Его товарищи тоже неоднократно принимали появлявшееся на горизонте облако за дым кораблей. Но вот Хельмут заметил необычный серый отблеск. Моряк долго всматривался в даль, все еще не решаясь сообщить об удаче. Ведь сколько раз наблюдатели ошибались! Серый отблеск не исчезал и устойчиво стоял на месте. Сомнений не было, и Коппельман возбужденно прокричал:

– Вижу дым, справа 130!

В тот же миг все четверо наблюдателей направили свои бинокли по правому борту за корму. Действительно, темное облако над линией горизонта становилось все больше. Затем Хельмут смог рассмотреть второй, менее ясный клуб дыма. Вызвали командира. Через полчаса над линией горизонта уже виднелась почти дюжина узких полос дыма. Разыскиваемый конвой был найден.

Какое-то время Тиме держался на значительном расстоянии от обнаруженного противника. Прежде всего командиру надо было определить курс и скорость движения конвоя. По всему было видно, что он шел от британского побережья в сторону Латинской Америки или южной части США. Скорость конвоя составляла восемь узлов, и, согласно полученной информации, он насчитывал более сорока судов. Кроме того, его охранение обеспечивали один эскадренный миноносец, четыре корвета и еще какой-то старый корабль.

Другие подводные лодки тоже вели поиск конвоя, но пока не поступило ни одного сообщения, что какой-то экипаж напал на его след. Тиме оказался первым. Но одному атаковать такое количество судов было не под силу. Слишком серьезную угрозу представляло охранение из шести кораблей. Однако Тиме хотел тщательно изучить конвой, собрать о нем точные данные для совместных действий с другими подводными лодками.

Судно средней величины отстало от конвоя и медленно тянулось за ним на расстоянии примерно трех миль. К вечеру подводная лодка подошла к нему достаточно близко, чтобы рассмотреть его в перископ. Обер-лейтенант Бергер сидел в рубке и записывал: «Носовая часть – обычная, стандартная, водоизмещение – две-три тысячи брутто-регистровых тонн…» Хельмут открыл справочник на соответствующей странице и протянул его Бергеру, а тот – командиру. Характеристики были установлены безупречно точно: «Бактриа», класс «Кунард», 2402 брутто-регистровых тонн, длина 89 метров, осадка (при полной нагрузке) 6 метров. Для начала неплохо…

Тиме выждал, пока судно отстало от конвоя на значительное расстояние, а затем отдал приказ на всплытие. Он все еще продолжал осторожно наблюдать за одиночным противником.

– Где-то я читал о судне-ловушке для подводных лодок, – задумчиво сказал Тиме.

– Я тоже слышал об этом, – согласился Бергер.

Они быстро нашли инструкцию командующего подводными силами и прочли в ней, что англичане имели обыкновение включать в состав конвоев хорошо вооруженные суда с гидролокаторами и глубинными бомбами. При приближении подводных лодок эти суда имитировали аварию и отставали от конвоя, чтобы привлечь к себе подводные лодки.

Тиме предчувствовал такую ловушку. Он знал, что перед наступлением темноты с корабля охранения поступит приказ одиночному судну ускорить ход. Однако ничего подобного не произошло. Это, конечно, еще более усилило подозрения капитан-лейтенанта, и он потребовал от экипажа повысить бдительность. На мостике завязался оживленный спор. Это понравилось Тиме. Ведь одна из его основных задач состояла в том, чтобы научить офицеров тактике ведения боя. В конце концов в споре рождается истина.

В справочнике и дополнениях к нему ничего не говорилось о скорости, которую могло развивать подобное судно. По классу, году и месту строительства можно было предположить, что она составит девять узлов. Таким образом, противник вряд ли использовал отставшее судно в качестве ловушки. Для этой цели он мог бы привлечь и быстроходный корабль.

Впереди появилось огромное облако дыма. Тиме тотчас же приказал погружаться и на предельно высокой скорости отойти в сторону. С некоторых пор противник взял за правило до наступления темноты посылать головной корабль охранения для кругового обхода конвоя и тщательного траления мин. Встреча с таким грозным противником ничего хорошего экипажу лодки не предвещала. С помощью гидролокатора подводники тщательно выверяли направление его движения. Коппельман сидел в рубке на своем крошечном стуле и подробно записывал все данные. Потом Тиме часто возвращался к ним, чтобы при необходимости восстановить для себя ту или иную ситуацию.

Когда зашло солнце, эскадренный миноносец опять шел во главе охранения. Теперь Тиме решил, что настало время послать сообщение командованию подводными силами.

Капитан-лейтенант старался маневрировать так, чтобы отставшее судно все время находилось на фоне светлой полосы горизонта и не терялось из виду. Летом на этой широте всегда бывает светло, здесь даже в полночь можно читать без особого напряжения.

Тиме приказал всем стоящим на мостике визуально определить расстояние до «Бактриа». Командир очень любил такого рода тренировки. Точность ответа проверялась с помощью дальномера, который Коппельман принес с центрального поста. Точнее всех оказался Тиме, хотя и у остальных моряков результаты были неплохими. С наступлением темноты погрешность при визуальной оценке расстояний увеличивалась, поскольку ночь как бы приближала все предметы. Хельмуту это занятие понравилось, и он с интересом наблюдал за поведением своего командира. Старик отличался исключительной строгостью ко всем нарушителям. Когда однажды второй вахтенный офицер при преследовании вражеского судна по собственной инициативе приказал изменить курс, Тиме две недели не разговаривал с ним. Каждый приказ лейтенанту он передавал косвенно или в письменной форме. У Коппельмана сложилось впечатление, что он попал учеником в солидную фирму, в которой все определял шеф. Здесь не было доверенных лиц, которые могли принимать самостоятельные решения.

***

Около полуночи подводная лодка изготовилась к атаке. Две балластные цистерны были наполнены водой, и теперь над поверхностью моря выглядывала только овальная рубка лодки. Вражеское судно высоко возвышалось над линией горизонта. Первый торпедный аппарат приготовили к пуску. Через переговорную трубу капитан-лейтенант передал последние указания. Минуту спустя из носового отсека ответили:

– Данные учтены, первый аппарат готов.

Противник продолжал медленно продвигаться вперед, и, когда до него оставалось шестьсот метров, последовала команда:

– Внимание! Первый торпедный аппарат – пли!

В следующий момент Коппельман почувствовал, как от мощного толчка содрогнулась вся лодка. Из гидроакустической рубки сообщили, что торпеда пошла по заданному курсу. Эта информация имела существенное значение. При неисправности торпеда могла выйти из-под контроля и создать угрозу для самой подводной лодки. Помочь в таком случае могло только срочное погружение.

Унтер-офицер у центрального пульта нажал на секундомер. На мостике тоже вели отсчет. Время хода торпеды должно было составить примерно двадцать секунд. Когда обер-лейтенант Бергер досчитал до пятнадцати, напряжение достигло наивысшей точки. Теперь торпеда могла достичь цели в любое мгновение.

– Восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один, – продолжал отсчитывать Бергер.

Промах почти исключался. Может быть, неправильно определили расстояние? Значит, оно составляло более тысячи метров? Это невозможно.

Бергер досчитал уже до тридцати, и тут Тиме грубо оборвал его:

– Заткнитесь же вы наконец! Торпеда прошла мимо цели!

Командир приказал подготовить второй торпедный аппарат. Он отправил Бергера в торпедный отсек, чтобы тот сам проконтролировал работу торпедистов. Ему казалось, что они допускают какую-то ошибку. Правда, этот промах имел и положительное значение. Сейчас уже можно было с уверенностью сказать, что отставшее судно не представляет собой ловушки для подводной лодки, ибо в противном случае оно наверняка зафиксировало бы шум торпеды и приняло соответствующие меры. Однако ничего подобного не произошло, и судно спокойно следовало дальше.