355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Герхард Грюммер » Скитания » Текст книги (страница 29)
Скитания
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 22:32

Текст книги "Скитания"


Автор книги: Герхард Грюммер


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

Глава 22
ВОЗВРАЩЕНИЕ

Наконец мероприятия по демократизации лагерной жизни коснулись ненавистных перекличек и построений. Их проведение отныне было возложено на немецкое лагерное руководство, которое выполняло эту задачу намного организованнее и быстрее, нежели флегматичный английский лагерный офицер.

Сами построения проводились теперь один раз в неделю. Попытки к бегству стали крайне редкими, хотя при столь небрежной охране могли быть легко осуществлены. Пленные знали, что овчинка не стоила выделки, ибо английская система контроля обеспечивала поимку беглецов. А после неудачного побега провинившихся отправляли в весьма непопулярное помещение для арестантов.

К тому же по запросу нижней палаты парламента министр сообщил, что за последние три года попытку к бегству предприняли свыше шести тысяч пленных, но только двадцати двум из них она удалась, и то места пребывания беглецов, за исключением лишь двух случаев, ему доподлинно известны, причем на родину никто из них не вернулся.

С этим сообщением военного министра ознакомили всех пленных во всех лагерях. Это оказалось более действенным, чем высокие проволочные заборы.

Однажды утром перекличка затянулась. Ее повторяли снова и снова. Оказалось, что не хватает человека. Пока выясняли, о ком идет речь, прошла половина предобеденного времени. Рабочие команды пришли в ярость, поскольку им предстояло отработать эти часы вечером, в этом отношении лагерное руководство скидок не делало.

Была дана команда разойтись. Начались розыски пропавшего. Осмотрели все уголки. В конце концов его нашли – бедняга повесился в одном из пустых бараков.

Самоубийца оставил письмо. Все его родные погибли, отчий дом лежал в развалинах. Совершить столь отчаянный шаг его побудили затянувшееся ожидание и неопределенность будущего.

В лагерь нахлынули целые толпы репортеров. Парламентские каникулы в это время уже начались, в театрах представлений не было, даже футболисты и те сделали перерыв в играх. Газеты же по-прежнему выходили полными тиражами на восьми страницах. Поэтому представители прессы буквально набрасывались на каждое происшествие, которое хоть в какой-то мере могло стать сенсационным. Убийства и самоубийства и до того занимали значительную часть газетных полос. Труп бедного парня сфотографировали в различных ракурсах, а для нескольких снимков его вновь повесили.

Репортеры пытались докопаться до мельчайших подробностей, поэтому буквально обнюхивали письмо бедняги. О чем было написано в письме? Ага, пленный немец не знал, когда вновь попадет домой. Это была хорошая возможность преподнести пилюлю лейбористскому правительству. Военный министр, по-видимому, забыл разработать план освобождения военнопленных и отправки их на родину.

С некоторых пор военным министром был назначен некто Шинвелл. Будучи долгие годы профсоюзным деятелем, он обладал достаточным числом сторонников, чтобы не быть обойденным при распределении ведомственных постов. К тому же еще до войны Шинвелл как-то во время жарких дебатов в нижней палате переступил священную белую черту посреди зала и залепил депутату, сидевшему на противоположной стороне, пощечину. Это был поступок в высшей степени непарламентский и повлек за собой дисциплинарные последствия, однако в результате этого Шинвелл приобрел определенную известность.

Дела в его ведомстве шли не блестяще. Но во время очередной перестановки ему был предложен пост военного министра, в мирное время один из самых незначительных. Но Шинвелл знал, что достаточно малейшей ошибки, и он навсегда расстанется со своей кормушкой. Поэтому он незамедлительно возвратился из отпуска в Лондон и созвал пресс-конференцию. Чтобы лишить остроты возможную критику в свой адрес, он заявил о наличии якобы уже подготовленного им плана возвращения пленных на родину, осуществление которого должно было начаться через шесть недель. Каждый пленный через некоторое время будет точно знать, когда он вернется домой. До летних Олимпийских игр 1948 года, которые состоятся в Лондоне, последние пленные покинут остров.

Таково было заявление министра. Пресса опубликовала полный текст заявления, прокрутила его через жернова комментариев, а затем обмусолила в ответах на письма читателей. На все это ушло несколько дней. Интерес общественности, однако, обратился уже к другим событиям.

***

В сентябре начали работать многочисленные курсы, впервые – курсы по изучению русского языка. Гербер записался на них. Занятия вел немец, который до 1919 года жил в Петербурге, а не в Петрограде и не в Ленинграде – подчеркивал он. Его мать была русского происхождения и писала ему письма на родном языке, которые он при случае не преминул показать своим ученикам.

Учебник, перепечатанный по заказу одной из благотворительных организаций, был не особенно удачным.

На курсах они дошли лишь до восьмого урока. А преподаватель утверждал, что впереди их ожидают еще большие сложности.

Герберу изрядно доставалось. Едва он переваривал материал урока, как приходилось разжевывать все Кройцману. Склонение с шестью падежами. С шестью! Старым латинянам можно было только позавидовать, у них их было пять.

Учебник становился все примитивнее. «…Крестьяне и крестьянки выходят из своих хижин на работу в поле… Вот возвращается крестьянин, ведущий тележку… Дяденька встречает нас с радостью у двери своего небольшого домика… С помощью Ивана Егор заводит лошадей в хлев…» Нужно было что-то предпринять…

Герберу было ясно, что без грамматики двигаться дальше невозможно. На «черном рынке» он раздобыл экземпляр учебника русского языка. На книге стояла дата: «Декабрь 1941 года». «…Оккупация громадной территории России требует ежедневно привлечения туда многих людей…» Ага, вот откуда дует ветер!

Единственно полезным в этом учебнике оказался параграф 58: новые словообразования. И приводились слова, которых и сам преподаватель не знал: «пятилетка» – «фюнфярплан», «тракторист» – «треккерфарер», «танкист» – «панцерзольдат», «комсомолец…». Как-то на занятиях Гербер неосторожно употребил одно из этих слов. Петербуржец насторожился:

– Откуда вы это взяли?

Гербер показал книжку. Петербуржец выхватил ее у Герхарда из рук, бросил на пол и разразился таким потоком брани, какой Гербер не слышал со времен общения с Рау:

– Проклятые большевики! Он не только безбожники, но и люди без всякой культуры! Они испортили русский язык, они испоганили его…

Гербер не стал ничего возражать и решил просто переждать грозу. Через несколько дней дебаты на эту тему возобновились. Новые словообразования или языковые искажения? Развитие словарного запаса или сохранение архаизмов? Стремительное движение вперед или реакционная рутина? Харальд Кройцман защищал новое столь умело – в этом Гербер вынужден был признаться, – что многие слушатели встали на их сторону.

Петербуржец признал свое поражение, и новые словообразования были разрешены к употреблению. Но по нему было заметно, что это решение далось ему тяжело. Другие слушатели тоже стали заглядывать в грамматику Гербера. Это было хотя и неполноценное, но все же дополнение к учебнику, выпущенному благотворительной организацией.

Старания Гербера многие высмеивали. Изучать русский язык? Этого еще не хватало! Ему давали советы, правда, не слишком благожелательные:

– Поезжай в Сибирь, там ты изучишь язык куда быстрее. Через два года ты будешь владеть им отлично. Мы представляем тебя в недалеком будущем в качестве лагерного переводчика где-нибудь в районе Байкала!

Гербер не обращал внимания на насмешки. В то время как большинство жили только сегодняшним днем, он не упускал ни малейшей возможности учиться. Он расширил свои знания в английском языке и теперь знал немного по-русски. Немного все-таки лучше, чем ничего. В одном из последних писем отец писал ему, что русский язык введен теперь во всех школах. Однако хороших преподавателей не хватало.

***

План возвращения пленных на родину был наконец обнародован. Военнопленные, возбужденные, толпами собирались у доски объявлений. Их свели в группы в зависимости от длительности пребывания в лагере. Кто дольше сидел за колючей проволокой, чей номер был короче – тот имел право быстрее отбыть домой. Кройцман попал в одиннадцатую группу, Гербер – в двадцатую.

Вскоре появилось объявление: «Все, кто входит в группы – первую, вторую и третью, зайти в канцелярию». «А мне придется долго ждать», – вздохнул Гербер. Небольшим утешением было то обстоятельство, что герои островов, которые считали себя интернированными и рассчитывали на преимущество, оказались в самых последних группах.

Хотя разработанные положения по освобождению пленных были однозначны, градации все же имелись: каждый имел не только номер своей группы, но и политическую «группу крови». Очередь дошла до одиннадцатой группы. Харальд Кройцман ждал вызова, но его никуда не приглашали: он значился в списках как коммунист, поэтому его решили немного задержать.

Уже вызвали двенадцатую и тринадцатую группы, а Харальд все ждал, проявляя завидную выдержку. День расставания наступил в ноябре.

– Будь здоров, долговязый, – сказал Кройцман и крепко пожал Герберу руку. – Мой адрес у тебя есть. И еще раз большое спасибо за все!

Гербер улыбнулся. «Долговязым» его называли друзья по гимназии. Глядя на удаляющегося Кройцмана, он почувствовал себя совершенно одиноким в этом большом, наполовину пустом лагере.

***

После долгих и мучительных недель ожидания пробил час и для Герхарда Гербера. В канцелярии, куда его вызвали, ему предложили заполнить формуляр: сведения о себе, воинское звание, род войск, войсковая часть. Все это он сделал за несколько минут. Осталось ответить на последний вопрос: в какую зону оккупации вы желаете выехать?

Родители Гербера с недавних пор проживали в Тюрингии, в районе Рудольштадт. Отец занимал пост директора курсов по подготовке к поступлению в высшую школу. Рудольштадт находился в советской зоне оккупации. Здесь-то и была собака зарыта.

На следующее утро Гербера вызвали к переводчику, который прочитал ему целую лекцию. «Большой риск» и «высылка в Сибирь» являлись ее лейтмотивом.

– Кто прибывает туда из Великобритании, – увещевал переводчик, – считается подозрительным лицом и подвергается слежке. Вы не будете чувствовать себя в безопасности…

Но Гербер не изменил решения. И администрация лагеря сразу отомстила – ему продлили срок пребывания в лагере на три месяца, на что она имела право в соответствии с указаниями из Лондона. Естественно, причины задержки не были связаны с его выбором местожительства. В такое время года небезопасно отправляться в длительное путешествие, следует переждать некоторое время. Вот если бы он выбрал в качестве местожительства Ганновер…

Однако и этот срок истек. В январе 1948 года он сел в специальный поезд, конечный пункт пребывания которого был неизвестен. Поезд шел по Южной Англии, мимо замков и парков, заводов, кварталов бедноты и северных пригородов Лондона.

Хмурым утром они достигли Харвига. Погода была типичной для Северного моря: сыро, небо с низко нависшими серыми тучами. В гавани стоял отряд эсминцев. В памяти Гербера эти скоростные корабли оставили довольно неприятное воспоминание.

Последовала переправа на пароме в Голландию. Там их ожидал специальный поезд. Вагоны старые, окна забиты картоном, а сиденья плохо оборудованы. Через час поезд подошел к границе. Дорогой все с любопытством смотрели в окна. Разрушенные города, плохо одетые люди…

Поезд остановился. Толстяк с золотым орнаментом на фуражке изобразил служебное рвение и откозырял англичанину, сопровождавшему партию пленных, пристукнув каблуками. «Специальный поезд для возвращенцев следует в лагерь в Мюнстер. Просьба сесть в вагоны и закрыть двери…»

Лагерь в Мюнстере. Однообразные бараки и такая же жратва. Молодые девушки гуляют под руку с английскими солдатами прямо в лагере. Основной фон составляют спекулянты. Едва вновь прибывших распределили по баракам, как они прибежали целым стадом. Булка весом в семьсот пятьдесят граммов предлагалась за сто двадцать марок!

– «Черный рынок» является составной частью экономики страны. К этому вам необходимо привыкать – так заявил местный лагерфюрер – тип, во многом напоминающий Обермайера.

Тот, кто указал в качестве места проживания английскую зону оккупации, отбыли из лагеря уже на следующий день. Для возвращенцев в американскую зону стоял в готовности специальный состав с хорошо натопленными вагонами, что в послевоенное время было большой редкостью. Во французскую зону шел обычный пассажирский поезд с плохо натопленными вагонами и слабым освещением. В бараках осталась лишь небольшая кучка людей.

Некоторые уже начинали прикидывать, не сбежать ли им отсюда нелегально. Но потом решили подождать еще два дня. Из лагерной администрации никто ничего толком не знал: «Вы ведь непременно хотите…»

Наконец подали поезд и для них. Вагоны нетопленные, грязные, без освещения. Место назначения – Хельмштедт. Затем пешком два километра через границу. Многие были твердо убеждены, что у шлагбаума увидят стоящих плотными рядами русских, в меховых шапках, с мрачными лицами, держащих наготове автоматы, а за ними – комиссаров в кожанках… И ничего подобного. Представителей оккупационных властей вообще не было.

И снова лагерь, на этот раз предпоследний. Дружеское приветствие начальника лагеря:

– Вы нам нужны, камерады. В родных местах необходимо многое восстановить. Вам придется засучивать рукава.

Наконец-то он увидел совершенно другого человека, не то что Обермайер. А лагерфюреров здесь вообще не было.

Через два часа начался разъезд. Поезд в Тюрингию отправлялся первым. Конечная станция – Вута. Карантинный лагерь.

Едва прибывшие разместились, началось оживление. У забора появились женщины, предлагавшие продукты, естественно, на обмен. Свекольный мармелад – на нитки, хлеб – на кофе. Как сказал тот тип в Мюнстере? «Черный рынок» является составной частью экономики. Поезда были не лучше, да и бараки в Вуте мало чем отличались от других бараков.

То, что произошло потом, едва не лишило Гербера речи. Трое представителей лагерной администрации появились у забора, задержали женщин, торговавших из-под полы, и привели в лагерь. Раздались взволнованные голоса:

– Ну, теперь им Сибири не миновать!

Начальник лагеря долго и настойчиво говорил о вреде, который наносит экономике «черный рынок», о необходимости честно работать, о нарушении снабжения населения продовольствием. Свекольный мармелад конфисковали и на следующее утро выдали на завтрак для всех. Женщин отпустили. Домой, а не в Сибирь!

Гербера уже ждало письмо. Отправитель – Харальд Кройцман, адрес – небольшой населенный пункт района Рудольштадт. Курсы по подготовке для поступления в Йенский университет. «Черт побери, – подумал Гербер, – чего доброго, мой старик занимается с ним. Бедный Харальд!»

Но бедным Харальд не казался. «Мне необходимо получить аттестат зрелости и приступить к изучению экономики, – писал он. – Рассматриваю это как поощрение… Конечно, по многим предметам приходится трудновато из-за моих скудных познаний… Хотя по русскому языку у меня хорошая отметка. Благодарен тебе, что поднатаскал по грамматике, да и вообще… Наш директор преподает немецкий язык и латынь. Представь себе, его фамилия тоже Гербер. Видимо, твой однофамилец. И он даже имеет некоторое сходство с тобой, в особенности манеры и характер…»

«Харальд Кройцман, столяр, учится на курсах по подготовке к поступлению в Йенский университет. Шапку долой! Может быть, и мне повезет и мы встретимся снова?»

Гербер вспомнил, что сказал ему Харальд за несколько дней до расставания: «Тебе еще надо многому учиться, Герхард. Я не имею в виду какую-нибудь определенную профессию. Тебе надо хорошо прочувствовать, что история человечества является историей классовой борьбы. Перемена в тебе только началась. Но у тебя должно быть лучшее будущее. Тебе надо только хорошо захотеть и найти этот новый путь!»

***

И, как всегда, когда Гербер искал ответа на жгучие вопросы, он обратился к книгам. В лагерной библиотеке их было много. Однако книга Ренна «Закат дворянства» была уже на руках, «Седьмой крест» Анны Зегерс переплетался. Другие заинтересовавшие его книги можно было получить в читальном зале. «Что же взять?» – лихорадочно думал Гербер. И, к изумлению соседей по комнате, взял книгу с самой нижней полки, на которую никто не обращал внимания, – «Одиссею».

Это классическое произведение мировой литературы захватило Гербера. Да разве все его жизнь до того не была мучительными скитаниями, судьбой, которую сам он не мог изменить?

Странствия Одиссея продолжались десять лет. Одиссей с десятком кораблей оказался втянутым в войну, в результате которой был разрушен большой город. Гербера с его кораблем закрутил водоворот войны, в результате которой превращены в руины сотни и тысячи больших городов…

В сражениях, которые вел Одиссей, погибли многие из его соратников. Мировая война, в которую оказался втянутым Гербер, поглотила всех его друзей…

Чтобы избежать воздействия чарующего пения сирен, Одиссей приказал своим спутникам заткнуть уши воском. Гербер же под пение сирен продолжал плыть к пропасти… В конце концов корабль Одиссея разбился о скалы, а он сам с трудом спасся. Бедным и без обещанной военной добычи возвратился он домой…

Параллели, различия… Есть у Гербера с Одиссеем и нечто общее – он возвратился домой умудренный жизненным опытом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю