Текст книги "Степной рассвет (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

Взгляд чуть затуманился, и Павле показалось, будто вражеский аэродром ей подмигивает своим рубленным «анимэшным зрачком». Она подправила резкость, и пальцы сильнее стиснули ребристые бока бинокля. Аэродром не подмигивал ей, он активно жил там далеко внизу. От него одна за другой отрывались серые тени, каждая с парой мерцающих в прожекторном луче блесток винтов на крыльях. Один за другим эти распластанные крестом силуэтики закладывали широкий круг над авиабазой, чтобы вскоре занять свое место в боевых порядках приготовившейся к нанесению коварного ночного удара бомбардировочной армады. В этот момент ей стало ясно, что запланированному в этом вылете радиомолчанию пришел бесповоротный конец.

– Александр Евгеньевич, мне срочно нужна связь с 1-м особым полком.

– Павел Владимирович, договорились же. У нас ведь режим молчания, что еще за блажь…

– О режиме я помню. Возьмите, пожалуйста, бинокль, и взгляните вниз. Я наведу, куда вам надо глядеть. Видите?

– Пока не очень…

– Вот здесь чуть правее и ниже. Вглядитесь повнимательней. Теперь понимаете, для чего мне нужна связь?

– Гм. Взлет какой-то японской авиачасти. Ну и что?

– Эта армада через полчаса окажется над нашей авиабазой или, чуть позже, над Булаком. И я уверен, что взлетают не только они, японцы не размениваются по мелочам. Это «звездный налет», Александр Евгеньевич. Видимо, самураи все же решили с нами поквитаться за «Охоту». И я очень прошу вас – разрешите мне сообщить Горелкину по радио, или хотя бы выбросите меня с парашютом над северным плацдармом, благо мы еще не слишком далеко улетели.

– Как у вас все просто выходит? «Сообщить по радио, или с парашютом прыгнуть», а наше задание, значит, побоку?

– Я уверен, что наше задание включает в себя, кроме прямых целей, еще и нанесение противнику максимально возможного ущерба, при любой появившейся возможности. И наверняка включает предотвращение всеми силами нанесению такого ущерба нашим войскам. Сейчас именно такая возможность, и ее нельзя упустить…

– Хм. А ты что думаешь, Виктор Георгиевич?

– Думаю, надо сообщить. Жаль, конечно, этого раза, но надо. А сам полет и повторить можно будет, через день-другой.

– Александр Евгеньевич, полет повторять не потребуется. Не успеют они нас засечь, я обещаю. Подниму особые полки, и сразу дальше полетим.

– Свежо предание… Ладно, посмотрим. Связывайтесь с Горелкиным, Павел Владимирович. Семь бед – один ответ.

Пальцы старшего лейтенанта привычно подкрутили верньеры, настраивая мощную радиостанцию на знакомую волну.

«Только бы кто-то толковый в этот раз эфир слушал. Нет сейчас у нас времени в «пойми меня» играть. Только бы на какую-нибудь бестолочь в наушниках не нарваться. И хоть бы Горелкин куда-нибудь в штаб до утра не свалил. Одними молитвами я теперь живу. М-дя».

– «Дятел», на связь. Здесь «Тетерев». «Дятел», срочно на связь! «Дятел», внимание, срочная бандероль для «цветоводов». И Шурику привет на сто рублей. Внимание, слушать меня, «Дятел»! Живее ответ, я сказал!

– Какой тебе, нахрен, «Тетерев»? Какой Шурик? Это еще там кто?! Ну-ка, немедленно освободи военную волну, идиот!

– Лушкин! Молчать, я сказал, умник! Приказываю тебе, «болезному», заткнуться! Узнал меня?!

– Так точно, това…

– Рот закрыть! Шурику и остальным команду «подъем»! И живо съезжаем на трижды «Украину». Вспомнил, откуда мы родом? Тогда бегом!

– Это в том смысле? Тьфу ты! Все понял я… Э, «Тетерев». Сейчас-сейчас! Сейчас всё будет!

***

Пальцы мусолили картонный мундштук «Казбека». Сон никак не шел. Мысли крутились вокруг ненаписанного письма жене, и неотправленных писем куда-то усвиставшего сопляка старлея. После отбоя полковник не утерпел и прочел пару писем, адресованных матери Павла. Строчки были сухими без особой нежности. В первом письме Павел писал, что получил поощрение от командования, но пока не может похвастаться какое. Во втором скупо и туманно упоминал свою новую интересную службу. Удивительно, но за спокойными словами этого парнишки было не разглядеть и малейших тревог о будущем. А ведь уезжал он куда-то, совсем без уверенности в счастливом окончании этой новой командировки. Письма были такими, словно их писала рука не обычного парня, а опытного, многое повидавшего человека… Неожиданный стук в окно выдернул Петровского из очередных бессонных раздумий.

– Товарищ полковник, тревога!

– Какая там еще тревога, Степан? Что там стряслось у тебя?!

– Не у меня, Василий Иванович. Колун только что по радио сообщил Горелкину, что японцы подняли несколько полков бомбардировщиков и летят в нашу сторону. До их подхода к авиабазе 1-го особого всего двадцать минут осталось. У нас они будут минут через сорок. Горелкин своих поднимает в воздух, чтоб сразу на подходе их встречать. Нас просил хотя бы парой дежурных звеньев поддержать атаку.

– Ясно, капитан. Полку общий вылет двумя волнами! Сколько бортов готово?

– Сходу сможем поднять шестнадцать И-14 с «Тюльпанами»!

– Вот пусть они первыми и стартуют. И моя пара вместе с ними. Сколько из них с блоками ракет?

– Три пары всего. С вашей пары вчера вечером блоки сняли.

– Плохо, что сняли! Живо команду, заменить оба самолета на полностью снаряженные. И через пять минут, чтобы всем восемнадцати быть готовыми к вылету!

– Разрешите исполнять?

– Давай! Грицевцу скажи, пусть он сборной группой минут через двадцать нас вдогонку усиливает. Ты сам остаешься на базе в готовности. С оставшимися силами тут по ситуации действуй. Это всё. Бегом исполнять, капитан!

– Есть, товарищ полковник! Моторы уже греют.

Петровский быстро накинул и утянул портупеей гимнастерку. Его второй особый авиаполк наконец-то дождался своего часа. Всего через полчаса экзамен по боеготовности мотореактивной части будет, либо сдан, либо провален. Полковнику очень хотелось верить, что цена такой проверки не окажется для полка слишком высокой…

/Черновой вариант продолжения от 28.03.2013года/

***

Павле все никак не удавалось настроиться на этот разведвылет. Перед мысленным взором вставали одна страшней другой картины воздушного боя над базой. Горели пробитые стальным дождем машины ребят, с которыми уже давно сроднились в боях. Гибли под бомбами авиатехники и охрана. Пылали ангары и жилые бараки. Сердце сжималось и гулко стучало, путая мысли. В хаотично перемещаемом прицеле Резунова мелькнула подернутая лунной рябью речка, когда Павла почувствовала, за спиной движение.

«Хватит уже думать! Так и с катушек съехать недолго. Что смогла, я сделала. Есть у них теперь время для подготовки «торжественной встречи». И сил и опыта у них должно хватить. Наверное… О! Ты глянь, а Голованову-то от меня что-то нужно. Видать, для этого меня в полет и прихватил с собой. Спасибо тебе, «несписочный маршал», что позволил мне сообщить ребятам нашим. За то, что они врага за штурвалом встретят… И, давай, спрашивай уже. В благодарность я тебе все как на духу отвечу, на что моей фантазии хватит».

– Не забыли? Скоро ваша смена у штурвала.

– Помню, и готов.

– Павел Владимирович, а как вы считаете, в особых авиаполках могут быть враги?

«Вот так вопросик! Тихо так спрашивает меня, чтоб Грачев не услышал. Проверяет меня, что ли? Стану ли я выгораживать своих, или наоборот, топить. М-дя. С каким-то подвохом этот вопрос, но вот с каким? Хм. Ладно, и мы «не шиком лыты». Держи, товарищ «придворный пилот» и будущий маршал, очередной бред подозреваемого».

– Они там не могут быть… Они там точно есть.

– Гм. И вы об этом вот так спокойно… Расскажите поподробнее, что вы имеете в виду?

– Можно и подробнее… Каждый человек враг… в первую очередь он враг самому себе… А пилоты – обычные люди. Да смелые, да подготовленные. Но подготовленные они, в первую очередь, по своей специальности, а не по психологии взаимодействия с людьми, имеющими власть и влияние.

– Но ведь мы сейчас совсем не об этом.

– И об этом тоже. Вот что с вами будет, если вы выкажете неудовольствие своему «главному руководителю» в ненадлежащей форме, предусматривающей сомнение в его умственных способностях?

– Гм. Я просто не стану этого делать. И причем тут пилоты?

– Пилоты тут причем… Вот вы поверили бы в то, что старший лейтенант госбезопасности Горелкин враг?

– Наверное, нет. Если, конечно, не будет доказательств.

– А ведь для этого всего лишь достаточно его резкого замечания кому-нибудь облеченному властью, и имеющему больное самолюбие. Плюс к тому еще пары вполне логичных доносов на него, полученных во время инициированной «обиженным» проверки. Или вы считаете, что в нашей стране такие вот «обиженные» не встречаются?

– Хм. То есть вы считаете, что большая часть считающихся врагами народа, просто оклеветаны?

– Я не управление статистики, и такими оценками не располагаю. Просто сам принцип выявления врагов должен быть жёстче. Как во время следствия по криминалу. Должно рассматриваться все, что может свидетельствовать не только во вред, но и в пользу обвиняемого. А заявления на обвиняемого должны в первую очередь рассматриваться с точки зрения выгод, получаемых заявителем и тем, кто причастен к ведению дела. А то, понимаешь, из-за бабских сплетен и зависти, могут полезного для страны командира или специалиста убрать подальше от службы и работы. На радость нашим внешним врагам…

– Скажите. У вас кто-то из близких арестован?

– Ни за кого просить не стану, меня беспокоит потеря кадров в масштабах страны. Поэтому я просто прошу вас объяснить «там», что арест людей на основе анонимных «сигналов» это порочная практика.

– Но если человек действительно совершил преступление…

– Вот вам простой пример – остаться в живых в бою преступление?

– Нет.

– А попасть раненым без сознания в плен к врагу? Ага. Вот видите, задумались. А ведь именно так и может случиться с очень многими в случае большой войны.

– И что вы предлагаете?

– Во-первых, не надо всех на кого есть материалы «ставить к стенке». Явного предателя и дезертира, запятнавшего себя помощью врагу или кровью своих, обязательно ставить. А остальных нужно использовать с максимальной выгодой.

– Ну, а если, к примеру, летчик струсил в бою, как его потом можно использовать с выгодой? Допустить, чтоб такой курсантов обучал? Он их наобучает.

– Во-вторых, нужно доказать сам факт трусости. Хотя это все-таки, наверное, во-первых. Ведь если пилоту приказали выполнить задачу ненадлежащим бессмысленным способом, а он взял да нашел другой более эффективный способ, позволяющий сохранить жизни себе и своим ведомым. То он вовсе не трус, а просто хороший командир ВВС. Если же сам факт трусости будет доказан, то трусость лечится только в бою. Сажать такого на «Кирасира» или другой аппарат, и на штурмовку вражеских позиций. Погибнет – «мертвые сраму не имут». Выживет с честью, подумать о сроках искупления вины и пусть искупает. А потом амнистировать, и пусть нормально воюет, как и до своего трусливого поступка воевал. А попытается к трусости добавить еще и предательство, расстрелять в воздухе гада, или подорвать его дистанционно.

– А если это очень известный всей стране летчик, которого многие в лицо узнают, тогда как быть?

– Предложить ему переделать медицинскими методами лицо, да хоть ожоги на нем поставить, и в бой его! Или хотя бы как авиатехника его в дальнюю Тмутаракань отправить. Если он был хорошим пилотом, и проступок его не столь значителен, то пусть обратно выслуживается с низов. Нельзя кадрами вот так просто разбрасываться, скоро каждый из нас у страны на счету будет.

– Гм. Скажите, а вот раньше, до Харькова, вы могли бы такое предложить?

«Значит, «до Харькова»? Очень неглупый мужик этот Саша Голованов. Видать настоящий «тигриный глаз» на меня положен, хоть про Харьков они толком и понять ничего не могут. Гм. И какого же это ответа он тут от меня ждет? М-дя-я».

– Предложить такое? Вряд ли. А вот думал бы я, наверное, так же. Если бы, конечно, знал, о чем речь.

– Гхм. Думаю, нам с вами в скором будущем будет полезно продолжить эту беседу.

– С удовольствием, Александр Евгеньевич.

«Ну что, «лейб-гвардеец» объехали мы тебя на хромом ишаке, а? Я сама из этой своей импровизации пять разных смыслов с легкостью получаю, а уж, сколько ты оттуда сможешь вывести – наверное, разрядов калькулятора не хватит».

И Павла улыбнулась командиру воздушного корабля широкой озорной улыбкой дворового хулигана, блеснув в полутьме гермокабины хитро прищуренными глазами. Голованов озадаченно хмыкнул.

***

Разговор в душном здании райкома длился уже полчаса. По лбу недавно назначенного главрежа киностудии «Звезда» тек противный липкий пот, а полупустыня за окном навевала мысли о вечном. Вот только земные заботы все никак не отпускали собеседников, измученных обдумыванием своих титанических планов.

– Товарищ режиссер! У меня план горит, я и так уже вам помог! Имейте же совесть, где я вам сейчас живого негра найду?!

– Совсем живого негра не надо…

– Что!!! Да у меня план горит! Вы это понимаете?! И на что вы меня тут подбиваете?!

– Стоп, стоп, стоп!!! Ну, не надо так волноваться, товарищ секретарь. Обойдемся мы и обычными людьми, у которых тип лица хоть чуть-чуть похож на негритянский. Можно будет фотографии ваших людей в отделе кадров посмотреть?

– Личные дела вам?! Да вы, товарищ Гольдштейн, видимо, издеваетесь. Если бы не то письмо из УНКВД, я бы вообще с вами разговаривать не стал… Сколько человек вам нужно, и для чего конкретно?

– Понимаете в чем дело. Мы снимаем эпизод захвата фашистской Италией мирной Абиссинии. Так вот там чернокожие патриоты в бою разбили танковую колонну итальянских фашистов. А для крупных планов нам хотя бы пятеро с негритянским типом лица нужны, ну, просто до зарезу.

– Гм. А что еще за тип лица такой?

– Ну как вам объяснить. Вот, на фотографии взгляните. Лицо вытянутое, нос маленький приплюснутый или картошкой, И еще вот тут видно надбровные дуги. Хотя вот это уже наши гримеры доделают.

– О! Вот этот на нашего водителя Газырлиева похож. Только его я вам точно не отдам! Иначе, кто у меня баранку крутить будет?

– Товарищ Алиев, у нас уже все готово к съемке. Час на грим, четыре часа на съемки. Очень вас прошу. Дайте вы нам этого водителя, и еще четверых ребят на него похожих, а мы вам на это время двух водителей одолжим. И еще мы про ваш район снимем маленький такой документальный фильм. А?

– Гм. Фильм, это хорошо… Ну, а танкисты не подведут вас?

– Пять МС-1 нам через час точно подгонят. Я как раз только что из гарнизона вернулся, и начальник парка нам все обещал… А вы бы нам, ну еще хоть пяток верблюдов с погонщиками одолжили, а? А уж мы-то через пару часов их вам всех обратно пригоним.

– Ну, и клещ же вы, товарищ режиссер! Теперь-то мне понятно стало, почему за вас НКВД так хлопочет. Ладно! Дам я вам людей и вьючный транспорт. Даже больше того дам! Но чтоб бегом там свой шедевр снимали, и сразу обратно все отдали, у меня план горит!

– Бешеным верблюдом все туда пробежим, и обратно вернемся, товарищ Алиев! Еще тень от забора не ляжет на вон того ишака, и тучи не успеют вылезти из-за горизонта, как мы ваших самодеятельных актеров в душ отмываться отправим! А верблюдов в стойло определим!

– Верблюдам не нужно стойло. А туч у нас тут неделями не бывает. Сразу видно, что городской вы человек. Так что, не нужно, уважаемый, товарищ Гольдштейн, меня этим восточным красноречием развлекать. Идите, побыстрее снимайте свое кино, и шоферов ваших ко мне пришлите.

– Спасибо, товарищ Алиев, мы быстро.

Не прошло и четырех часов после этой беседы, как перед сидящими и стоящими любопытными аборигенами успело уже по нескольку раз разыграться фантастическое сражение, в котором едва одетые разрисованные «боевым боди-артом» африканцы сошлись в смертельной схватке с разукрашенными белыми латинскими крестами боевыми машинами. Потрясая саблями и копьями, они самоотверженно бросались во фланг и тыл механизированной колонне, и сходились с танками врукопашную. И видимо они изрядно преуспели в этом. Поскольку в полевой проявочной лаборатории вскоре повисли на прищепках целлулоидные ленты, на которых смелые «эфиопы» вонзали и вынимали из смотровых щелей фашистских танкеток свои окровавленные копья. А самым трудным было конечно снимать сцены гибели самих римских танкистов в их тесных бронированных коробках. Еще через час «отпущенные на волю чернокожие», сверкая белозубыми улыбками, с гордостью позировали у «захваченного в бою» реквизита, перед многочисленными фотолюбителями. Но вскоре все они были разогнаны приводить себя в порядок и приступать к работе, озабоченным выполнением плана начальством.

***

Кислородные маски закрывали лица пилотов, короткое время ожидания заканчивалось. В мертвецком лунном свете две колонны трехсамолетных клиньев, казались ползущими к своей жертве сколопендрами. А на полторы тысячи метров выше и впереди над ними висела значительная группа японских истребителей. Ночь была довольно ясной. На счастье пилотов первого особого полка, их рассредоточенная на восьми тысячах метров группа еще не была обнаружена противником. А через несколько минут, когда группы пушечных «ишаков» и И-14 сосредоточились для удара, Горелкин трижды щелкнул тангентой своей радиостанции. Услышав в приемниках отчетливо прозвучавшую «отмашку», звенья одно за другим стали переходить в пологое пикирование.

Первыми свой ракетный удар по строю бомбардировщиков с тыла нанесла усиленная эскадрилья Дементьева. Огненные змеи ЭРЭСов понеслись к самой крупной группе японских бомбардировщиков. Среди головной и идущей второй девятки самолетов еще только вспухали первые разрывы ракет, а ночное небо уже наполнилось сверканием трассирующих пуль. Враг, наконец-то, заметил засаду, и попытался пулеметным огнем сорвать хотя бы следующие атаки. И хотя ни один из японских самолетов еще не загорелся от первого ракетного удара, но три машины головной эскадрильи вышли из строя со снижением.

Японские истребители спешно разделились на две группы, пытаясь связать боем атакующих, и тех, кто шел за ними. Но группа Дементьева резко ушла пикированием к земле, и Ки-27 на время потеряли противника из виду. А вслед за Дементьевым приблизились к врагу на полкилометра и застучали по врагу своими ШВАКами «ишаки» капитана Горлова, прикрываемые двумя четверками И-14 Ивана Мещерякова. В ответ на это к ним потянулись очереди «виккерсов» истребительного прикрытия. И в этот момент чуть впереди над местом боя зажгись три «люстры» светящихся авиабомб, сброшенных с барражирующего впереди и выше вражеской армады разведчика Р-10. После этого, и без того ясная лунная ночь перестала быть ночью.

Группа Дементьева, снизившись до ста метров, наконец, освободилась от пустых ракетных блоков, и боевым разворотом рванулась к строю бомбардировщиков снизу. Они успели пушечно-пулеметным огнем выбить ведомого у лидера, но тут же оказались связаны боем с эскадрильей И-97. А две колонны «Мицубиси» упрямо продолжали идти к цели. Полоса и ангары авиабазы первого особого полка уже показались в нескольких десятках километров впереди, и японские штурманы приготовились к бомбометанию. Горелкин как раз бросил в бой свой последний резерв эскадрилью Кольцова, но перелом так и не наступал. Против его четырех десятков тут сражалась вдвое превосходящая группа японских самолетов, и две советские машины уже были сбиты. Перед каждой атакой майор оценивал шансы дождаться помощи.

«Не успеем, отбомбятся гады по базе. И соседи нам в помощь больше пары ночных звеньев выставить не смогут, нет у них нашего опыта ночных полетов. Где же второго особого ночники? А это еще что за группа?»

В это время подошедшие к району с юга два звена Петровского залпом своих ракетных блоков нанесли по вышедшей на боевой курс группе «Мицубиси» сосредоточенный удар, по приготовившемуся к бомбардировке строю вражеских самолетов. Часть ракет разорвалось много выше вражеской колонны звеньев, но один, все же, запылал от прямого попадания. Четверка И-14 своим ракетным залпом рассеяла ненадолго восстановленный строй японских бомбардировщиков, и Петровский тут же увел звено с включенными «Тюльпанами» на высоту. Оценить результаты удара, выходящие из атаки пилоты, просто не успели. Да и какая теперь была разница…

«Теперь бы надо к нашим на помощь, но вот так нас пустые блоки сильно тормозить будут, японцам только этого и нужно. А для снижения и сброса времени нет. Вон Санько от них одними только пашкиными «Тюльпанами» и спасается. Вон опять на вертикаль полез. Хоть плач, а нам туда нельзя пока. Если только я инструкцию Пашкину не нарушу. А нарушать придется. Семь бед – один ответ. Всегда за сделанное отвечал, и в этот раз на себя возьму. Прости, Паша. И спасибо за то, что не забыл нас и дал нам вот эти полчасика. Хоть и летишь ты сейчас где-то очень далеко на востоке, но опять ты нас не бросил. За то тебе и спасибо, сынок…»

– Сынки, слышите, по моей команде всем сбросить блоки прямо тут, снижаться не надо.

– Повторяю, снижаться не надо! Хрен с ними, потом еще настрогаем.

– Николенко после этой атаки, отвлеки пока 97-х, а мы с ребятами сверху по бомберам пройдемся.

– Хлопцы, внимание! Сброс! Дьяченко, я сказал сброс, твою мать!

– А теперь по ведущей девятке работаем. Внимание! Атака! А ты, Саня, от косых нас прикрыть не забудь.

Пилоты полка Горелкина, наконец, смогли нормально связать боем вражеские истребители. А четырехсамолетные звенья мотореактивных истребителей второго полка взялись за методичную обработку расстроенных порядков бомбардировщиков поочередными пушечными атаками с высоты. Пара полковника только что обстреляла лидера головного звена огнем своих авиапушек и тут же ушла на вертикаль, готовясь к следующей атаке. Заняв высоту пять тысяч метров, огляделись. Перелом в бою уже наступил, но японцы все еще могли придумать какую-нибудь пакость. Петровский задержался на высоте, наблюдая за атаками двух своих мотореактивных восьмерок, стараясь при этом как можно дольше оттянуть продолжение своего собственного участия в схватке. Но вот он увидел, как зажали кого-то из эскадрильи Дементьева, и без раздумий бросился на помощь. К тому моменту японский лидер уже был сбит, и заменивший его командир после трех безуспешных попыток выхода на цель развернул строй в сторону линии фронта.

На отходе изрядно поредевшая группа японских самолетов была атакована восьмеркой ракетоносцев Звонарева, которая по приказу майора Горелкина оставалась висеть на юго-востоке от места боя. Звонарев устал караулить и весь издергался, слыша в шлемофоне команды Горелкина и Петровского. Но вот настал и его черед. Показалась группа отступающих бомбардировщиков, а советские истребители волной отхлынули от них. Звонарев и пилоты его группы услышали в наушниках хриплый приказ Горелкина.

– Колокол! Тебе играть! Повторяю. Колокол, тебе играть. Мы не мешаем.

– Колокол, атака!

Новый ракетный удар по недобитому противнику окончательно нарушил строй «Мицубиси». РС-82 еще рвались в районе цели, когда выпустившим их «ишакам» уже пришлось отбиваться от вырвавшихся из смертельной карусели КИ-27. И хотя часть эрэсов разорвались вдалеке от вражеских самолетов. Одни с недолетом, другие с перелетом. Но те, что попали внутрь строя «Мицубиси» окупили все промахи. За несколько минут из монолитного строя, еще способного перемолоть атаки прорвавшихся сквозь их истребительное прикрытие врагов, армада японцев превратилась в рассыпанное стадо. Затем советская авиация приступила к методичному уничтожению противника. А еще через десяток минут, как к месту боя подошли две соседних эскадрильи И-16, присланных Лакеевым и сводная группа Грицевца. Количество одновременно сражающихся в этом районе самолетов превысило сотню. Ночных боев такого масштаба монгольское небо еще не знало. А над горизонтом медленно поднимался из-за горизонта розовый солнечный диск.

Петровский огляделся вокруг. Поле боя осталось за советскими машинами. На земле догорало много костров сбитых самолетов. Пара парашютов со сбитыми пилотами еще спускались. Враг потерял не меньше двух десятков машин. А потери эскадрилий обоих полков еще предстояло выяснить. В рассветных лучах самолеты первого особого, покачав на прощание крыльями, заходили на посадку. Петровский скомандовал своим «сбор» и развернул свою пару в сторону Тамцаг-Булака…

***

Под крыльями светились тусклыми огнями рыбацких лодок темные воды какой-то реки, Павла не знала ее точного названия. Последнюю треть пути прокладку маршрута до цели проводил Голованов. Лишь ему было известно, в какой именно точке раскроются грузовые парашюты двух секретных, затянутых в лодочную резину контейнеров. Передавший секретный груз усатый чекист предупредил перед вылетом, что сброс желательно произвести с высоты не более полутора тысяч. Чтобы «посылки» не отнесло слишком далеко. Сейчас РДД плавно снижался над предполагаемым районом цели. Задачей Павлы было разглядеть условные знаки и скорректировать курс самолета. Поэтому окуляры мощного бинокля снова уперлись в нахмуренные брови старшего лейтенанта.

«Голованов даже тут перестраховался. Не стал нам место выброски на карте показывать. Хитрец. Как будто я не смогу высчитать примерный курс, и мысленно по карте прикинуть. Судя по всему, мы где-то над Кореей. А зашли мы с тыла специально, чтобы японская служба наблюдений не засекла. Да они и не смогли бы нас засечь. Мы же на восьми тысячах со стороны Порт-Артура к ним заглянули. А сейчас Александр Евгеньевич на самом малом газу спиралью высоту сбрасывает, так что почти и не шумим. Вот, обратно забираться на верхотуру, уже видать с «Тюльпанами» придется. Потому как нашему РДД без них на это больше полутора часов нужно. Вот это красота! Словно светлячки над водой резвятся. Походу это и есть сигнал…»

– Юго-восточнее огни по схеме сигнала! Поправка курса – довернуть градусов двадцать.

– Принял поправку. Ложимся на новый курс. Виктор Георгиевич, прими управление, я проверю наш ли это сигнал.

– Управление принял.

– Они самые. Никаких сомнений нет. Придется нам с первого захода в треугольнике вот этих групп огней оба груза положить.

Голованов навел бинокль и удовлетворенно хмыкнул. Затем с хитринкой в глазах покосился на них с Грачевым и ненатурально беспечным голосом предложил.

– Может вы сами, Виктор Георгиевич?

– Нет уж, Александр Евгеньевич, тут и промазать легко.

– А вы, Павел Владимирович, не желаете попробовать?

– Тут не пробовать нужно, а в цель попасть. Если б еще из бортового оружия, то я бы, наверное, сумел. А бомбить с такой точностью и таким ответственным грузом, увольте.

– Ну что ж, вы правы, здесь ошибиться нельзя. Ложимся на боевой курс. Бомболюк открыть.

– Створки открыты.

– Газ убран. Скорость сто семьдесят, высота тысяча восемьсот заходим на цель. Довернуть полтора градуса влево.

– Есть полтора градуса влево.

– Половину градуса вправо.

– Есть вправо.

– На боевом курсе. Пикируем десять градусов. Отсчет до цели… Внимание, сброс. Колун следить за куполами!

– Есть! «Стабилки» вышли без задержек. Снос прямо по курсу в сторону цели, отклонение к югу в пределах допустимого… Высота раскрытия. Есть первый… Есть второй!

– Что еще видите?

– К нашим посылкам четыре фонаря движутся.

– Все нормально, товарищи. Виктор Георгиевич, держите на юг в сторону моря, там и высоту наберем. Готовьтесь, Павел Владимирович, скоро ваш с «Тюльпанами» выход.

– Усегда готов.

– Принимайте управление, товарищ Колун.

РДД лениво разгонялся в сторону моря. Первая часть задания экипажем была выполнена. Впереди лежал путь к вражеским портам. Кого командование рассчитывало там застать и срисовать на кассету экспериментальной высотной фотокамеры, Павла не знала. Как не знала она и то, чем кончился тот бой у базы первого особого авиаполка. Поэтому сейчас, когда неизвестность сжигала её душу своим едким раствором, ей оставалось только верить. Верить в то, что сделанное ею, сделано правильно. И что предупрежденные ею ребята успели встретить врага так как нужно. А над морем вставало розовое в утренней дымке светило. Павла вздохнула поглубже, и включила зажигание ракетных ускорителей…