Текст книги "Степной рассвет (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

***

В кабинете за длинным столом сидело несколько человек в парадной форме НКВД и командиров Красной Армии. Рядом со столом прохаживался невысокий человек в полувоенном френче.

– Почему вы, товарищи, считаете, что Жуков поступил неправильно?

– Но он ведь потерял в нескольких атаках почти все свои механизированные части!

– А если так было нужно?

– Даже если так, встает вопрос о грамотности этих действий. Таких потерь наши танковые части еще никогда не несли!

– Хорошо. Раз вы в этом сомневаетесь, то немедленно собирайте следственную комиссию и сами выезжайте на место…

Через полчаса за участниками совещания закрылись тяжелые дубовые двери кабинета, и вечно подтянутый секретарь поднял черную эбонитовую трубку для получения новых указаний. А двое сияющих громадными звездами в петлицах участников завершившегося совещания шли себе по коридору, негромко обсуждая между собой услышанное и увиденное.

– Как ты думаешь, Клим, что с ним теперь за это Хозяин сделает?

– Не знаю, Семен. Вроде бы японцев Жора оттуда выбил. Может и обойдется…

– Но танков-то он сколько прос.ал! Как чужое все разбазарил. И не по-хозяйски и людей вон сколько положил. Штерн пишет, что можно было пехоту дождаться и тогда уже долбить со всей дури. Да и как он теперь без танков там наступать собирается?

– Хм. Хрен его знает как! Штерн, конечно, мужик неглупый… Но тут уж я не знаю. Я когда отправлял его туда, так ему и говорил, чтоб он быстрее японцев на место поставил. А насчет танков… Вот затем Гришу и послали, чтоб во всем разобрался. Тебе бы приказали, и ты бы туда поехал. А теперь что? Мы-то с тобой не гадалки, теперь просто ждать нужно, чем там дело кончится.

– Ладно, поехали. Завтра нас с тобой Хозяин на даче ждет. Не слыхал о чем речь будет?

– Да кто ж его знает. Тут как в гареме «Все знают, что скоро в…ут, но не знают когда, кого и за что»…

***

Павла собрала командиров звеньев на военный совет. Лейтенант Зайцев скептически начал перечислять возражения. Видимо, ему не сильно нравилась идея начлета о нанесении удара блиндированными учебными истребителями со сверхмалых высот.

– Колун, у нас совсем нет времени на подготовку этого налета – это раз. «Кирасиры» эти блиндированные мы даже испытать не успеем – это два. Будет темно, и мы своих целей не увидим, если только наши разведчики опять их ракетами не подсветят – это три…

– У танкистов тоже времени нет – это четыре. И пехота уже к атаке последнего плацдарма готовится. Хватит уже буксовать, товарищи! Сейчас наши танки все еще горят на плоскогорье! А нам мост нужен. И плацдарм на том берегу. Нет у нас времени, значит будем импровизировать. Бой уже два дня идет, сколько еще наших пехотинцев и танкистов должны погибнуть, пока мы этих гадов за реку отбросим? И пусть даже отбросим, но если мост они взорвут, то сколько людей погибнет, чтобы их оттуда выбить? Сейчас день, а впереди ночь. Мы летим ночью, значит, нам нужен свет и ориентиры в районе цели, так?

– Ну так, и что с того?

– Бочки с горючим у нас есть?

– Допустим есть. И чем они нам помогут?

– Одна неполная полутонная бочка с зажигательной смесью взорванная на высоте пары десятков метров это десятки метров горящей земли. И горящей достаточно долго. А взорвавшаяся прямо на земле… Да тоже ничего приятного для японцев. Один СБ как раз две таких посудины поднимет. А мы эти пионерские костры для себя и для наших ребят уличным освещением сделаем. Бомберы, те пусть в свете САБов бомбят, а нам их времени горения не хватит. Нам желательно надолго их оседлать, загривок покусывая. Нам маяки нужны, как кораблям во время шторма. Вот в их свете уже мы свои гостинцы уложим и ПВО местное частым гребнем причешем. Потом для наших «ракетометчиков» осветительные ракеты пустим. Хотя вот для удара эрэсами можно и одним САБом пожертвовать. Ну, неужели же этой иллюминации им не хватит для работы? Как думаешь, Дементьев, хватит твоим орлам света?

– Хм. Да кто ж его знает пока не попробуем…

Горелкин вместе с Бочковым уехали в штаб командующего армейской группы. Вопрос был серьезный и до их возвращения никто толком не знал, состоится ли вообще этот вылет или нет. Павла переживала за свою затею. Порой в ее мозгу начинали просыпаться запоздалые опасения «А вдруг только хуже будет? Вдруг просто людей погубим, безо всякого толку?». Про свою смерть ее «извилина» думать почему-то наотрез отказывалась. А вот муки совести от неуверенности в успехе долго не давали ей покоя. Наверное на борьбу с собой она потратила даже больше сил, чем на убеждение комэска. Как бы там ни было, через несколько часов начальство вернулось в расположение, и операция, которую все, включая ее главного автора, считали жуткой авантюрой, началась. Точно в назначенное время первыми взлетели «Кирасиры» и Р-10, а за ними остальные участники…

***

В начале рабочего дня все женщины на своем рабочем месте хотя бы несколько минут обычно заняты одним и тем же. Отперев амбарный замок, Маша первым делом достала небольшое зеркало, чтобы найти ответ на извечный женский вопрос «Кто на свете всех милее?». На стоящего боком к ней часового она даже не обратила внимания «Он же все время тут стоит. Или не он, но такой же точно».

– Здравствуйте, красавица! О мой бедный разум! Эту минуту я запомню до конца моих дней. И даже если мне суждено будет погибнуть в жестоком бою с врагами за нашу Советскую Родину, то в последний свой миг я буду думать только лишь о вас одной! И шептать лишь ваше имя. О, Мария…

– Вам чего, товарищ? Вы кто такой?! Я охрану вызову…

– Вы ведь Песковская Мария Львовна, 16-го года рождения, уроженка Пензенской области, несудимая, член ВЛКСМ, направленная на Транссиб по комсомольской путевке?

– Да-а…

– Ну улыбнитесь же, Машенька, не нужно так пугаться. Ваша охрана уже прибыла и бдит на боевом посту. Вон, в окно поглядите.

За окном у крыльца станционного телеграфа, под развеваемым ветром красным флагом стоял гладковыбритый суровый красавец в форме бойца НКВД. Весь его облик от сурово сдвинутых бровей, до сверкающих как у кота… в общем, до зеркально начищенных сапог, словно бы сошел с плаката «Будь бдителен».

– А я, между прочим, ваш новый начальник старший лейтенант госбезопасности Дончак Сергей Иванович. Телеграфный аппарат в порядке у вас, можно работать?

– М-м-можно. А где Петя?

– Младшего лейтенанта госбезопасности Метелкина отозвали в Хабаровск. Не стоит об этом так переживать. Руководство его ценит как хорошего сотрудника и ничего ему там плохого не сделают. Но сейчас на этом участке Транссиба требуются еще лучше подготовленные люди. Ведь сейчас охрану специально усилили. И таких людей вам как раз и прислали. Гхе!

– А д-документы у вас есть?

– Гы-гы-гы! Благодарю за бдительность, товарищ Мария! Читайте. Разрешите еще раз представиться, Сергей Дончак. Я уже понял, что ваше сердце не свободно, но робко надеюсь хотя бы на дружеские отношения, раз уж судьба свела нас для совместного несения службы почти на самой границе нашей Социалистической Родины. Ну, а Петя… Да напишет вам ваш Петя, когда устроится.

– Как же так? Он даже не попрощался со мной…

– Да полноте, давайте лучше чайку с вами выпьем. Глядите, какие вкусные пироги мне мама в дорогу собрала…

Слово за слово и натянутость в беседе вскоре исчезла. И хотя телеграфистка еще немного удивлялась скорости исчезновения предыдущей команды чекистов «вечером одни были, а утром уже другие». Но вскоре лед растаял и лишь легкая грусть порою слегка туманила спокойный взор васильковых глаз главной красавицы этого забытого основной массой советских граждан населенного пункта «Как же он так со мной? Мог бы, уезжая, хотя бы в окно постучать».

***

Громов вел самолет по маршруту, плавно работая тремя РУДами и время от времени проверяя реакцию аппарата на действие рулей. Если бы Павла в такой момент могла бы прислушаться к его мозговым процессам, то из своей любви к порядку безошибочно определила бы содержимое головы комбрига как «чердак Шерлока Холмса после генеральной уборки» и была бы права. А профессор Проскура наверняка бы классифицировал эту голову наравне с сумрачными гениями науки.

– Георгий, возьми управление и пройди-ка по коробочке.

– Хм. Дело нехитрое. Управление принял.

Конечно, совсем роботом испытатель не был, но хирургический порядок в его мыслях во время испытаний присутствовал постоянно. У него иногда бывали и приступы ярости пополам с досадой, но никогда Михаил Михайлович не давал своим чувствам взять над собой верх надолго. Сейчас все мысли комбрига были как натянутая до упора тетива арбалета. Он слушал новую машину. Слушал не ушами, а всем своим существом.

– Ну что, заметил?

– Да вроде немного вправо тащит, Михал Михалыч. Или мне чудится.

– Не чудится тебе. Но тащит еще терпимо.

Когда разбился Чкалов, в чувствах Громова поселилась не только скорбь по утраченному давнему другу-сопернику. Там еще были досада, злость и вина. Хотя винить себя ему было не в чем. Разве что в том что не уговорил Валерия уйти с испытательной работы, но это было невозможно. Тот был хорошим и талантливым испытателем, но вот педантом он не был. И это стоило ему жизни. А Михаил даже в 20-х, перед испытаниями вроде бы уже многократно проверенных перед вылетом машин никогда не ленился сделать это еще раз лично.

– Триммеры надо настроить, да и не вспомним больше об этом.

Не то, чтобы он совсем уж не доверял техникам, но эта привычка была его вторым я, и порою спасала его у самого края. Бывали случаи, когда он находил неисправность уже перед самым вылетом. Бывали случаи, когда все-таки незамеченный дефект вылезал в полете. Даже тогда Громов не считал свою привычку ерундой. Пусть случилось что-то одно зато не случилось многого другого. Сейчас он был собран как паук, ожидающий в углу паутины свою добычу.

– А другое заметил?

– Руль высоты как-то странно себя ведет. Слишком он легкий, малейшее шевеление чувствуется.

– Вот то-то и оно. Надо будет сказать инженерам чтобы инерции ему чуток добавили, а то на высоких скоростях чуть тронул рули, да и в землю воткнулся. Если в этих пяти полетах все нормально будет, я этим ракетчикам разрешу свои турбины на центроплан ставить.

Эта машина немного схожая звучанием своего имени со звучанием фамилии самого испытателя, ему была интересна хоть и вызывала привычную настороженность. Странное Т-образное оперение поначалу раздражало его, но вскоре было им понято, прочувствовано и принято как полезный инструмент в работе. Это был уже третий полет «Горына» в Померках. Шасси аппарата с носовой стойкой пока было сделано неубираемым.

– Михал Михалыч. А мне разрешишь его первым в огневом вылете испытать?

– Ты, Георгий Михалыч, давай, сначала своих подопечных до экзамена дотяни. А то если что случится, мне ведь твою работу доделывать придется.

– Ну вот! А я так надеялся первым этот новый двигатель в небе запустить.

Громов посмотрел с укоризной на расстроенное лицо подчиненного. И что-то решив про себя тряхнул головой в шлемофоне.

– Так и быть, в первом огневом полете я в правом кресле сидеть буду. Включишь ты этих «Кальмаров» всего на десяток секунд и сразу выключишь. Сядем, инженеры поглядят, если все нормально будешь испытателем-дублером. Доволен?

– Да это ж просто песня!

– Взрослее нужно быть, Георгий. А ну-ка собраться, и выключить эмоции, товарищ испытатель! Это ведь только первый этап испытаний, а нам еще десятка три посадок на нем сделать нужно. Ладно, походи пока вокруг поля, а я схожу в хвост посмотрю через эти «стеклянные чирьи» на то, как там закрылки работают…

***

У окна за массивным столом сидел невысокий крепкий сорокапятилетний мужчина. Левое ухо у мужчины противно чесалось. В дверь кабинета осторожно постучали.

– Разрешите, Иван Федорович?

– Заходи, Кулагин. От экспертов заключение есть?

– На первом и на втором месте преступления работали в перчатках. Все пальцы, срисованные с брошенного за квартал от сберкассы саквояжа, принадлежат его владельцу. Отпечатков пальцев бандитов и других ценных улик пока не обнаружено.

«Да что же это такое. Словно комары или еще какая гнусь всю ночь ухо кусали. Никакого спасу нет! Или это оно мне напоминает, за какое место меня начальство таскать будет, если я этих тварей не найду. Гм. А гастролеры-то в этот раз опытные попались. Ну хоть бы какая зацепка была! Все, накрылся отпуск медным тазом, теперь не до отдыха будет».

– «Пока»? Стало быть не фраера приблатненые шуруют. А, Кулагин?

– Эти на опытных похожи. Настоящие волки.

– М-да-а. Материалы дела принес?

– Здесь все, включая ваши приказы и ориентировки.

Посетитель, принявший страдания своего патрона за нарастающую трагичность момента, состроил подобающе скорбную гримасу и тяжело вздохнул. Правда думал он при этом все больше не о сострадании старшему по званию и по должности, а о самосохранении.

«Видать начальство совсем уж нашему «Крузенштерну» глубоко казенник пробанило. Эк его разобрало-то, аж с лица спал. Сейчас как взорвется, да как начнет в «передай дальше» играть. Хгм. А я как раз хотел сегодня отгул попросить. Э нет. Лучше бы мне сегодня из управления бочком-бочком на какую-нибудь проверку бы уехать. Чтобы не стать рачком…» И в процессе своих размышлений, ощущая зуд в совсем другой части тела, подчиненный слегка взопрел от ожидания продолжения беседы.

– Хорошо, иди. И Севкову скажи, чтобы еще раз все по этому Метелкину в кадрах уточнил. Может у него личные враги были.

Комиссар госбезопасности, не выдержав, все же почесал раздраженно пылающее ухо и углубился в чтение, чуть шевеля губами под гитлеровской щеткой усов. Первыми шли заключения экспертов об оружии нападавших. Потом шли ориентировки для милиции и докладные…

Документ №6

Управление НКВД Хабаровского края

2-го июля 1939 года около 17 часов совершено дерзкое разбойное нападение на отделение сберегательной кассы по адресу Хабаровск, улица… дом… При нападении были убиты кассир Милухина Г. Н., участковый милиционер Зарубин А. В. и ранено несколько посетителей. В ограблении участвовала банда в составе четверых мужчин в возрасте от 20 до 40 лет. Приметы бандитов. Все четверо коротко стриженые, на голове носят кепки. Все небритые и сутулые, одеты в темные пиджаки явно с чужого плеча. Судя по отпечаткам обуви, носят сапоги. Свидетели ограбления упоминают о трех золотых зубах, замеченных у главаря. Преступники были вооружены обрезом трехлинейной винтовки, охотничьим ружьем и холодным оружием. При ограблении похищена крупная сумма денег и револьвер системы «Наган».

Приказываю:

Всем городским и районным отделам НКВД Хабаровского края принять меры к выявлению и задержанию подозреваемых в этом преступлении, а также к выявлению и задержанию их пособников. В случае оказания задерживаемыми вооруженного сопротивления, разрешаю применять по бандитам оружие на поражение.

Начальник Хабаровского областного УНКВД

Комиссар госбезопасности 3-го ранга

Никишов И. Ф.

Небрежно скользнув глазами по собственной подписи внизу документа, хозяин кабинета внимательно вчитался в следующий рескрипт…

Начальнику Хабаровского областного УНКВД

Комиссару госбезопасности 3-го ранга

Никишову И. Ф.

Документ №7

Докладная №…

По делу №… об ограблении сберегательной кассы есть новые данные. На следующий день после первого ограбления, около часа ночи 3-го июля с. г. группой неизвестных совершено очередное ограбление сберкассы по адресу… При ограблении применено оружие. Убиты 60-летний сторож сберегательной кассы Хундарлыев Д. К. и проходивший мимо младший лейтенант госбезопасности Метелкин П. В., недавно отозванный с транспортного поста №9/113. Имеются свидетели ограбления и убийства. 73-летняя гр-ка Тишова Д. Т. в своих показаниях сообщает, что нападавших было трое. По ее словам, сначала был убит ножом в спину младший лейтенант госбезопасности, который проходил мимо сберкассы и даже не успел оказать сопротивления бандитам. Потом двое бандитов сняли с него гимнастерку и фуражку, в которые они быстро переодели одного из своих подельников. Переодетый бандит постучал в сберкассу и потребовал у сторожа открыть дверь сотруднику НКВД. Сторож подчинился, но в последний момент оказал сопротивление и был застрелен бандитами из «нагана». Из сберкассы похищена крупная сумма денег. У убитых также похищены табельный пистолет ТТ и винтовка системы «Бердан №2». Дежурным по УНКВД подтверждено, что младший лейтенант госбезопасности Метелкин П. В. в соответствии с предписанием, прибыл вечером 2-го июля для получения нового назначения и получил в отделе кадров указание прибыть за назначением к 9 часам 3-го июля. В момент убийства он направлялся на съемную квартиру. Труп Метелкина П. В. был опознан сослуживцами. Ориентировка на похищенные во время ограбления и убийства форму сотрудника НКВД и оружие переданы в розыск.

Следователь по особо важным делам

Лейтенант госбезопасности Севков А. Л.

Начальник управления, дочитав докладную, снова помассировал непокорное ухо, никак не желающее успокаиваться, и позвонил другому подчиненному по телефону. Трубку ему не совсем привычно пришлось держать правой рукой в которой обычно пребывал химический карандаш.

– Севков! Прочитал я твои «страдания». Еще какими новостями «порадуешь»?

– Тащ комиссар госбезопасности. Со вчерашнего дня я две бригады УГРО на это дело перенацелил. Два часа назад нашли их лежку у вокзала. Оставили там милицейскую засаду, но они ведь и совсем уйти могли. Ориентировки мы во все управления послали, и транспортную милицию предупредили. Оперативные проверки среди местных деловых пока ничего нам не дали. Не знает никто этих беспредельщиков. В общем, если дня три они на своей лежке не появятся, то засаду, думаю, надо снимать.

– Давненько нас вот так мордой-то не макали. А, Севков? Это, пожалуй что, посерьезнее будет, чем даже финских шпионов под Питером гонять.

– Да, совсем, сволочи, распоясались, товарищ комиссар госбезопасности. Два ограбления подряд за неделю. И людей, почем зря, губят, гады!

– Ладно, не кипятись. Значит так, лейтенант, откуда бы они ни взялись, тут явно какие-то деловые работали, а не мелкая шпана. Перешерсти все ориентировки о побегах из мест заключения в ближайших краях и республиках. Не могли они тихо проскочить, наверняка где-нибудь свой хвост показали. Все понял?!

– Так точно! Разрешите выполнять?

– Делай. И обо всех новостях сразу же мне докладывай.

– Хорошо, Иван Федорович.

В этот момент многоопытное и многострадальное начальственное ухо снова предательски зачесалось.

«У, лопух проклятый. Снова словно десяток комаров на нем уселось. Может лед приложить или спиртом его помазать? Нет, для спирта и другое назначение есть. И то дело…»

***

А в нескольких тысячах километров западнее, молодой московский коллега комиссара госбезопасности стоял навытяжку перед своим начальством. И стоять ему было еще трудней и болезненней, чем сидеть за столом тому далекому комиссару госбезопасности.

– МОЛЧАТЬ, Я СКАЗАЛ!!!!

Заместитель наркома вытер выступившую испарину и осушил стакан воды из графина.

– Значит так, старший лейтенант госбезопасности Кубаткин. С завтрашнего дня, ты у нас не старший лейтенант, а уже старший сержант госбезопасности. В Архангельск ты у меня поедешь грехи замаливать. Раз тебя Подмосковье не сильно держит. Самолет у него, оказывается, под самым носом заминировали!

– Но товарищ старший майор…

– Кубаткин!!! Еще раз ты рот без приказа откроешь, совсем сгною! Я тебе тогда для чего характеристику писал?! Чтоб ты нас тут под монастырь повел?! Мне сейчас плевать, что ты перед самым вылетом успел это устройство найти. А если бы не нашли?! А если бы вся монгольская комиссия на воздух бы взлетела?! А?!!!

Меркулов тяжело перевел дух и уже спокойнее продолжил.

– Напишешь обо всем подробный рапорт. Как нашли устройство, где оно было, почему раньше в это место не заглядывали. И куда делись те, кто его заложил. Все напишешь! И обо всех тех, кто хоть как-то в этом деле засветился. На каждого детальные характеристики. Времени тебе до 11 утра. В 11:30 сдашь дела и отправишься в кадры. Все понял?!

– Так точно!

– Ты еще, считай, легко отделался. Если нормально себя проявишь, верну тебя потом, нарком твоей крови не хочет. Но запомни, Петюня, еще хоть один прокол… Все. Иди с глаз моих.

Теперь уже бывший старший лейтенант четко козырнул и вышел из кабинета. Он понял, что ему сегодня действительно повезло. Конечно было обидно, что козлом отпущения сделали его. Но причины этого были ясны. Не начальство же за такой прокол наказывать. И стрелочниками тут обойтись не выйдет. А то, что его подчиненные все же не допустили трагедии, начальство все-таки оценило. Иначе бы от кирпичной стенки ему улизнуть не удалось. Потому что диверсия на правительственном аэродроме, если бы она действительно удалась, подвела бы жизненную черту не только под биографиями пострадавших, но и под очень длинным списком ответственных лиц. И его, начальника УНКВД по Московской области, фамилия была бы в этом списке на самом верху…

***

В пыльном пристанционном здании было душно. В конце коридора замерло двое рядовых в фуражках с синими чехлами фуражек, с наганами на ремне и выражением египетских сфинксов на лицах. Сквозь полуприкрытую дверь комнаты станционного узла связи слышны были громкие ответы в телефонную трубку их грозного начальства.

– Транспортный отдел, станция Борзя! Да, слушаю…

– Да, старший лейтенант госбезопасности Пыряев у аппарата.

– Приветствую, Иван Петрович.

– Какого числа прибудут?!

– Количество людей в той комиссии, и какие у них будут полномочия?!

– Безопасность здесь на границе я им обеспечу! Вот только на поездки к соседям я для них больше пары отделений охраны выделить-то не смогу.

– Да понял я!

– Что?! А почему не самолетом?!

– Тогда, я прошу перед отправкой комиссии, продублировать этот приказ телеграфом. Во избежание… Да, да! Я все отлично понимаю.

– Я предупрежу особый отдел 1-й армейской, но вы и сами их предупредите.

– Я вас понял. Всего доброго, Иван Петрович.

Часовые за дверью уже давно привыкли к изобилию тайн вокруг их патрона, и просто не обращали внимания на сверхсекретные слова звучавшие из-за стенки. А вот их начальнику на несколько дней добавилось мигрени в и без того уставшую от всякой всячины голову.

***

Танкистов бригады Яковлева осталось в строю едва половина. Они бились отчаянно и несмотря на потери смогли глубоко вклиниться в японские порядки. Часть сгоревших машин уже осталась далеко позади на просторных северных и западных склонах плоскогорья. Оставшиеся смогли прорваться к окопам противника и давили вражеские орудия и пулеметные точки. Поредевшие роты броневиков БА-10 огнем своих сорокапяток и пулеметов все еще расстреливали последних из бросающихся с противотанковыми минами японских солдат. От ударов сосредоточенной на обратных скатов японской артиллерии, то и дело вставали разрывы почти у самого борта. Корректировщики японцев умели корректировать огонь. У раздавленной гусеницами танков передовой японской батареи билась в судорогах смертельно раненая лошадь.

Сумерки спустились на плоскогорье, но бой не прекратился. Советско-монгольские части медленно выдавливали озверело обороняющихся японцев к реке. По единственному понтонному мосту уже била советско-монгольская артиллерия. Била часто, вот только никак не могла в него попасть. Со стороны реки летел самолет, внимательно оглядывая начинающие тонуть в сумеречных тенях землю. Над восточным склоном плоскогорья он снизился и снова быстро набрал высоту. Внизу японские солдаты и офицеры уже поняли, что самолет несет опознавательные знаки советских ВВС. По незваному гостю стеганули скупые пулеметные очереди. Р-10 выполнил маневр уклонения и ушел на территорию Маньчжурии. Снова наступила напряженная тишина ожидания. Для кого-то тишина надежды, а для кого-то и тишина отчаяния.

***

Плеск воды в реке почти не слышен. По тонкой соломинке наплавного моста устало топают отступающие колонны сынов Ямато. Техники нет, по мосту с ранеными на носилках отходят еще недавно победоносные полки, сокрушившие недавно жалкие позиции местных скотоводов, но не выдержавшие безумных атак длинноносы варваров. Берега почти затихли. Эта тишина ворочается засыпающим медведем, то и дело взрыкивающим во сне шумом моторов и злыми короткими перестрелками. Луны не видно за декадентскими кляксами облачности, лишь в мутных водах реки то и дело отражаются шипящие бенгальские огни осветительных ракет. Солдаты идут по мосту. Им сегодня повезло, штаб армии принял решение первыми выводить остатки этого полка. Со стороны плоскогорья этот отход прикрывают несколько таких же измотанных полков. И тем полкам, в отличие от счастливчиков, завтра снова придется стоять под ураганом тяжелых снарядов, а потом встречать последними шестовыми минами и снарядами новую лавину большевистских стальных колесниц. Сейчас солдаты этих полков видят сны. Они спят, заслонившись от ожидающей рассвета смерти чахлой цепочкой сдвоенных наблюдательных постов. Война никуда не исчезла, но редкие ночные выстрелы не мешают спать усталым солдатам императора. Кто знает, что там будет завтра. Может быть завтра все и закончится, и тогда крылья Великой Богини навсегда заслонят солнце от глаз воинов Страны Восходящего Солнца. Кто знает… Солдатам не нужно думать на войне. Им прикажут лечь спать, и они не проснутся до окрика унтер-офицера. Прикажут умереть, и этот приказ будет выполнен так же точно и без колебаний. Солдаты верят, что командир всегда знает, что им нужно делать. Лишь иногда, глядя на несущуюся на них лязгающую окровавленными гусеницами, и плюющуюся огнем стальную машину, они теряют голову, и забывают, что они солдаты, но ненадолго. А сейчас они спят. Сегодня им не до ночных атак. За последние ночи они несколько раз бросались на врага укрытые доспехами мрака. Один раз они застали гайдзинов и скотоводов врасплох, а в другие ночи раз за разом их трескуче встречали несущиеся светлячки трассирующих очередей. Противник учился воевать ночью, и уже не был легкой добычей. Из последних ночных атак не вернулись самые смелые, в живых остались самые осторожные и везучие. С вечера противник затих, а из воинов Ямато почти некому было идти в новую ночную атаку, и командир приказал отдыхать. Команда отдана, и теперь им нужно успеть отобрать у войны хоть несколько часов отдыха перед утренним боем …

***

Самолет комэска неспешно рисовал растянутый знак бесконечности, высоко над настороженно затихшим районом вражеской переправы. Комэск снова как и много лет назад вылетел на разведку. Последние полтора года он усиленно воспитывал из себя истребителя, но шесть лет назад Горелкин начинал свою летную карьеру в НКВД с надежного как трехлинейка Мосина разведчика Р-5. Первый среди равных, этот шедевр типично-смешанной конструкции Поликарпова мог вперегрузку поднимать до двадцати пяти пудов бомб, и если нужно мог обогнать гиганта ТБ-1, оснащенного двумя такими же моторами М-17. Впрочем за скоростью молодой пилот НКВД тогда совсем не гнался. В то время ему нравились вот такие долгие разведывательные полеты. В том же 33-м уже появились самолеты разгонявшиеся до трех сотен верст в час, а его «орлица» неторопливо кружила на двухстах. Этот фанерный крейсер конечно можно было разогнать и на сотню быстрее, но уже в пикировании. Да и не стоило этого делать, потому что на такой скорости пилоту слышался детский плач в свисте расчалок коробки. Машина, всегда послушная и приятная в управлении, начинала дрожать и словно бы жаловалась своему хозяину на боли в своем фанерно-полотняном теле. А Иван любил свою зелено-голубую красавицу и старался не мучать её без нужды. Тогда ему нравилось просто летать. В далекой дымке искать взглядом неуловимый горизонт, высматривать под крыльями Р-5, спрятанные от глаз разведчика военные тайны. Купаться в перекрученном ветром мокром тумане облаков и, немного погодя, согреваться в лучах такого близкого и ласкового солнца. Да и могли ли казаться долгими эти четыре с половиной часа поднебесного одиночества для человека, влюбленного в баюкающую его своими струями голубую бесконечность? Для него эти часы казались бесконечно малой величиной, стремящейся к исчезновению. Даже головоломные задания по второй специальности и захватывающая временами дух оперативная работа, не способны были затмить эту страстную небесную любовь…

Так было шесть лет назад. Сейчас чекист временно и условно пониженный в звании до капитана ВВС безмолвно ненавидел самолет, на котором он летел. Сегодня, второй раз за всю эту командировку он вылетел на Р-10. Аппарат был ему хорошо знаком, за последний год на нем приходилось много летать в отдельных пограничных эскадрильях. Новый самолет-разведчик был на голову совершеннее своего предка Р-5, мог летать быстрее, дальше и выше. Опытные экземпляры Р-10 с мощными моторами перегоняли любые истребители-бипланы. Увы, в этом вылете пилоту он казался чахлой вороной с побитыми градом крыльями. А вылетел комэск этой ночью, раньше других пилотов эскадрильи, совсем не для развлечения. И дело у него сегодня было не менее важное, чем у его подчиненных, вот только пальцы, лежащие на штурвале в этот раз не имели права трогать гашетки крыльевых ШКАСов и нажимать кнопки сброса. Зато остальных пилотов эскадрильи этой ночью ожидали все прелести штурмового налета на позиции противника. И как бы ни раздражала комэска придуманная заместилем новая реинкарнация ИП-1, ему все же очень хотелось сейчас быть в кабине блиндированного «Кирасира». Ведь тогда он бы знал, что может сделать хоть что-то осязаемое. Да хотя бы маневром отвлечь на себя зенитки от поврежденной машины другого пилота. Или загасить пулеметным огнем и мелкими АО, огневые точки, не дающие подняться десанту. Но на этот раз права на все это у него не было. До самого утра его элегантная «десятка» должна была как проклятая висеть над районом операции и координировать работу других. Высматривать признаки концентрации вражеских резервов. Оценивать результаты работы бомберов. Слушать их радиопереговоры и иногда вклиниваться в них, сообщая новые данные. Высматривать в том аду, что сейчас разверзнется по обе стороны переправы, нервные броски теней штурмовиков, периодически подавая им команды ракетами. Наводить по радио лидируемую таким же Р-10 группу И-14 для сосредоточенного удара по наиболее опасным очагам сопротивления. Сообщать пилотам ТБ-3 обстановку к моменту выброски. Аппарат комэска был заправлен топливом под пробку основных и подвесных топливных баков. И на тех же самых двухстах километрах в час мог висеть над районом целых шесть часов. Вот только все это летное изобилие совсем не радовало комэска.