Текст книги "Франклин Рузвельт"

Автор книги: Георгий Чернявский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 44 страниц)

Первые результаты «Нового курса» были налицо. В 1934 году валовой национальный продукт был на четверть больше, чем в предыдущем. Впервые за пять лет стала уменьшаться безработица: до 21,7 процента в 1934 году, 20,1 процента в 1935-м, 16,9 процента в 1936-м и 14,3 процента в 1937-м. Население всё более убеждалось, что «Новый курс» работает, возрождалась надежда.

Разумеется, важную роль играли объективные экономические факторы, хозяйственная цикличность, при которой за спадом производства обычно следует подъем, но эти высокие материи мало волновали простых американцев. Они связывали явное, хотя и небольшое повышение их жизненного уровня именно с политикой нового президента.

* * *

При проведении «Нового курса» Рузвельт и его администрация сталкивались с нараставшим сопротивлением консервативных сил (левые радикалы не располагали сколько-нибудь значительным влиянием). Против политики президента решительно ополчились разного рода демагоги, прикрывавшиеся левой фразой, но в то же время по существу весьма близкие к европейскому правому радикализму фашистского и национал-социалистического толка. А. И. Уткин безоговорочно относит «столпов» этого движения – радиопроповедника Чарлза Кофлина и сенатора от штата Луизиана Хью Лонга – к тем, кто стремился «сокрушить политическую силу Рузвельта слева» ^{329} . На самом же деле здесь, как и во многих других случаях, действовало весьма любопытное правило, сформулированное поэтом Александром Галичем: «…любое движенье направо / Начинается с левой ноги».

Кофлин именовал «Новый курс» «еврейским заговором», Рузвельта называл лжецом и однажды так увлекся, что призвал уничтожить его «при помощи пуль». Не выдвигая конкретной программы, он заклинал последовать примеру Германии и Италии и создать в США корпоративное государство, в котором каждая сфера деятельности была бы представлена корпорацией, объединяющей представителей государства, предпринимателей, рабочих и служащих.

Лонг, пользовавшийся высоким авторитетом в своем штате, да и в других частях страны, в свою очередь, называл Рузвельта «создателем фальшивых ценностей» и рисовал фантастические перспективы ограничения богатства, всеобщего благосостояния и умиротворения, когда устаревшая американская Конституция будет отброшена и сам он станет диктатором.

В сентябре 1935 года Лонг был убит – но не по политическим причинам, а из личной мести. Кофлин же продолжал свои проповеди, которые постепенно надоедали публике.

Президент, его администрация, стоявшие за ним прогрессистские силы Демократической партии прилагали максимум усилий, чтобы заблокировать влияние разрушительной агитации правых и левых радикалов. Однако значительно опаснее было сопротивление «Новому курсу» со стороны третьей ветви высшей государственной власти – Верховного суда, имевшего право отменить любой закон, если признает его антиконституционным.

В первые два года президентства Рузвельта Верховный суд не проявлял значительной активности в отношении реформ «Нового курса», поскольку вмешательство в законодательство могло тогда обрушить всю государственную и тем более хозяйственную систему. Однако к 1935 году, когда положение несколько стабилизировалось, судебная власть, находившаяся в руках консерваторов, стала выступать против государственного регулирования социально-экономических отношений. С начала 1935-го по май 1936-го Верховный суд отменил 11 законодательных актов, проведенных Рузвельтом, в том числе такие важные, как законы о восстановлении национальной промышленности (он действительно страдал серьезными недостатками и уже сыграл свою роль, но тут дело было в принципе) и о развитии сельского хозяйства (его, полагал Рузвельт, следовало сохранить во что бы то ни стало).

Именно против мероприятий в области сельского хозяйства особенно ополчились консерваторы, осаждавшие Верховный суд, да и сами судьи. Один из них, Оуэн Роберте, в прошлом адвокат банкирского дома Моргана, сформулировал постановление, которое было утверждено судом: закон о сельском хозяйстве представляет собой план экспроприации денежных средств у одной группы населения с целью облагодетельствовать другую, является вторжением федеральных властей в юрисдикцию штатов. Если этот закон будет сохранен, гласило решение, Соединенные Штаты будут превращены в «централизованное государство, осуществляющее неконтролируемую власть над всеми штатами Союза, отменяющее любой местный контроль или регулирование по делам, которые относятся к ведению штатов» ^{330} .

Это решение было бессмысленным по существу и явно направленным на разрушение «Нового курса». Сторонники реформ задавали резонный вопрос: как отдельные штаты могут регулировать сельскохозяйственное производство, если в соседних штатах не проводятся аналогичные мероприятия? Аграрная политика, были убеждены президент и его «мозговой трест», может осуществляться только на общегосударственном уровне.

Верховный суд явно проявил себя как орудие консервативных сил, когда в июне 1936 года (после пяти лет выжидания) признал незаконным введение в штате Нью-Йорк еще Рузвельтом-губернатором минимального уровня заработной платы для женщин, на этот раз под тем предлогом, что в штате было нарушено конституционное равноправие работодателей и наемных рабочих при определении условий труда. Подобные законы действовали в шестнадцати штатах, но Верховным судом был избран именно Нью-Йорк, ибо там инициатива принадлежала губернатору, ставшему затем президентом. Возмущенный Р. Тагвелл писал, что Верховный суд грубо извратил 14-ю поправку к Конституции США, направленную против расовой дискриминации и провозглашавшую, что все американские граждане имеют равную законную защиту их интересов. Какое отношение имеет это положение к данному казусу, судьи не объясняли ^{331} .

Имея в виду приближение очередных президентских выборов, Рузвельт пока воздерживался от открытой схватки с Верховным судом, правда, всё чаще выражал недовольство его решениями, тормозившими проведение «Нового курса». Ему важно было проверить степень своего авторитета, а наилучшим экзаменом должны были стать именно выборы.

В определенном смысле решения Верховного суда были на руку Рузвельту. В выборный год было полезно иметь четко обозначенного противника, – в этом качестве выступала верхушка бизнесменов, поддерживаемая консервативными членами Верховного суда при осторожном одобрении лидеров Республиканской партии. Кандидат демократов имел возможность позиционировать себя как выразителя интересов простых людей – рабочих, фермеров, ремесленников, владельцев малых предприятий, всех тех, кто был занят в социальных программах «Нового курса». У самих судей создавалось впечатление, будто Рузвельт хочет, чтобы все его акты объявили антиконституционными. Он, мол, стремится создать этим определенное отношение общества к Верховному суду ^{332} .

Пока же президент искал и находил окольные пути, чтобы, не нарушая решений Верховного суда, каким-то образом обойти их, вновь используя законодательную инициативу. Зная о том, что аграрный закон будет неизбежно аннулирован, Белый дом подготовил новый акт – о консервации земли. Статьи закона предусматривали значительное вознаграждение фермерам в случае их отказа от выращивания коммерческих зерновых культур и замены их соей, мотивируя тем, что первые истощают почву, а вторая обогащает ее. На этот раз Верховный суд промолчал.

* * *

Расстановка сил теперь была простой. Вокруг Республиканской партии объединились почти все правые силы, щедро финансируемые той частью крупного капитала, которая была открыто враждебна рузвельтовским новациям. Это четко проявилось в столь важном для американских выборов финансовом обеспечении кампании – республиканцы смогли собрать около девяти миллионов долларов, демократы – вдвое меньше.

Эта сумма была бы еще меньше, если бы Рузвельта не поддержал столь мощный финансовый воротила, каковым был Джозеф Кеннеди. Он не только дал немало денег, но и выпустил книгу «Я – за Рузвельта!» ^{333} . Активное участие Кеннеди в кампании было сигналом поддержки президента значительной частью большого бизнеса. Накануне выборов Джозеф выступил по радио с большой речью «Новый курс и бизнес» ^{334} .

Десятого октября Рузвельт поблагодарил Кеннеди: «Я – за Кеннеди! Великолепная книга – дает правдивую картину того, что происходит в стране. Я в восторге от нее» ^{335} . Записка президента была вставлена в рамку и вывешена на видном месте в бостонском доме Джозефа ^{336} . Вскоре последовала и более весомая благодарность – Кеннеди был назначен послом в Лондон и оставался там, несмотря на то, что его позиция, явно сочувственная по отношению к германским нацистам, противоречила взглядам Рузвельта.

От республиканцев баллотировался в президенты губернатор штата Канзас Альфред Лэндон, кандидатом в вице-президенты стал полковник Франклин (Фрэнк) Нокс, издатель газеты «Чикаго дейли ньюс». Республиканцам прошлось занять оборонительные позиции. Их программа резко критиковала «Новый курс», но, по существу, повторяла многие его положения: необходимость реформ в области трудовых отношений, социального обеспечения, помощи фермерам.

Зная любовь американцев к подсолнечнику – и к цветку, и к вкусным семечкам, и к полезному для здоровья маслу – и учитывая, что эта культура широко распространена в Канзасе и даже изображена на флаге штата, сторонники Лэндона назвали его «канзасским подсолнечником», надеясь, что это привлечет голоса избирателей. Рузвельт откликнулся моментально. Он заявил, что Лэндон действительно похож на это растение: он такого же желтого цвета, у него черное сердце, годится он на корм попугаям да и обязательно засохнет до ноября. Миллионы людей смеялись, не обратив внимания на слова по поводу корма для попугаев (их можно было понять и так, что любители семечек названы попугаями), и авторитет соперника мигом упал.

Ему не помогли и публиковавшиеся правыми газетами обвинения Рузвельта в том, что он социалист и даже его избирательная кампания финансируется из Кремля, а в случае избрания на второй срок он начнет террор в отношении своих противников и – о ужас – поставит в Вашингтоне гильотину.

Когда избирательная кампания только начиналась, политические наблюдатели были крайне осторожными в своих предсказаниях. Обе партии рассматривали выборы как своего рода национальный референдум по вопросу, поддерживает ли население Соединенных Штатов Рузвельта и его «Новый курс».

Президента критиковали не только деятели Республиканской партии. Эл Смит и его сторонники также объявили, что «Новый курс» носит социалистический характер, отвергает традиционные американские ценности. В конце концов после некоторых колебаний Смит поддержал Лэндона.

В ожесточенных нападках на Рузвельта были зерна истины. Его считали виновным в раздувании федерального государственного аппарата, в создании огромной политической машины, управляемой из Вашингтона. Действительно, почти каждый принятый по его инициативе закон требовал создания соответствующего органа – разумеется, не министерства, но администрации. Появлялись новые бюрократические подразделения, а бюрократия, как известно, обладает свойством самовоспроизводства. Далеко не всегда президент оказывался способным унять бюрократический разгул, тем более что каждое сокращение штатов и финансирования того или иного учреждения неизбежно порождало новых врагов, раздувавших негативное отношение к нему. В результате именно при Рузвельте выросла гигантская государственная машина, колеса которой подчас вращались вхолостую, а иногда и в противоположных направлениях.

Главным козырем демократического кандидата было значительное улучшение экономического положения страны. В памяти людей были свежи страдания четырехлетней давности. Рядовые американцы мало задумывались об экономической цикличности. Они считали получение работы восемью миллионами человек, увеличение заработной платы в промышленности почти в два раза, мощное строительство, развернувшееся по всей стране, заслугой Рузвельта.

Он вместе с Джоном Гарнером был выдвинут на партсъезде в Филадельфии в конце июня без каких-либо других кандидатов. На огромном поле городского стадиона собрались свыше ста тысяч человек. Утром шел дождь, но это не остановило жителей города, огромными толпами явившихся на стадион. К тому моменту, когда должен был выступать Рузвельт, дождь прекратился, и это сочли добрым предзнаменованием.

Правда, произошла неприятность. Двигаясь к трибуне, чтобы публично согласиться с выдвижением, он неловко повернулся и упал. Ему тотчас помогли подняться. Ударился он не сильно, но листы заготовленной речи разлетелись, и пришлось произнести ее частично по памяти, частично импровизируя. Пожалуй, это происшествие было лишь на руку Рузвельту. Правда, съезд и так полностью был на его стороне. Но в глазах американцев, следивших за предвыборным спектаклем, авторитет демократического кандидата еще более вырос – он подтвердил свою репутацию человека мужественного, не теряющегося в сложных ситуациях.

Речь его была резкой и агрессивной – даже соратники сочли, что Рузвельт слишком остро критиковал крупный капитал, без которого американская экономическая жизнь не могла существовать. Пожалуй, это было самое демагогическое выступление Рузвельта за всю его политическую карьеру, хотя почти во всех его речах элементы демагогии в большей или меньшей степени присутствовали. Он атаковал денежный капитал, который стремился «искалечить реформы», и его защитников-юристов. «Они (банкиры. – Г. Ч.)создали новый деспотизм, одетый в мантии правовых санкций… Роялисты экономического строя соглашаются, что политические свободы – это дело государства, но они утверждают, что в экономическое рабство не должен вмешиваться никто… Эти экономические роялисты жалуются, что мы стремимся опрокинуть американские институты. На что они действительно жалуются – это наше желание отнять у них власть». Громом оваций было встречены заключительные слова речи: «Я принимаю ваше предложение выдвинуть свою кандидатуру, я записываюсь в армию до окончания нашей войны» ^{337} .

Если не считать этой довольно нервной речи, Рузвельт, зная о своей популярности, вел кампанию предельно спокойно. Он запретил своим сторонникам критиковать Республиканскую партию, требуя сосредоточить огонь только на ее высших руководителях, за исключением их кандидата. Сравнения Лэндона с подсолнечником показалось Рузвельту вполне достаточно. Правда, сам он иногда, обнаружив в прессе неудачные или противоречивые заявления Лэндона, остро, а порой и злобно их высмеивал.

Найти же нелепости в выступлениях Лэндона было не так уж трудно. Достаточно привести только один пример – речь республиканского кандидата в Альбукерке, штат Нью-Мексико, где говорилось: «Франклин Д. Рузвельт предложил ликвидировать ваше право избирать своих представителей, обсуждать политические вопросы на улице, участвовать в политических демонстрациях, посещать церковь вашей веры, быть подсудным присяжным и обладать собственностью» ^{338} . Противники Рузвельта говорили, что в случае победы он прикажет повесить на шею каждому американцу бирку с номером, значащимся в списках социального обеспечения, что превратит американцев в нумерованную скотину. Совершенно очевидно, что несправедливость этих злобных инсинуаций была понятна всем непредубежденным людям, даже самым малограмотным.

Впрочем, здесь надо сделать оговорку. Действительно, сразу после выборов по распоряжению Рузвельта Администрация социального страхования ввела номера социального обеспечения (Social Security number),которые присваивались не только гражданам страны, но и каждому человеку, имевшему право легального проживания на ее территории. Печатание соответствующих карточек началось 24 ноября, а 1 декабря первая тысяча американцев их получила. Карточка под номером 000000001 досталась жителю города Нью-Рошелл в штате Нью-Йорк Дэвиду Суини ^{339} . Введение номеров и карточек упорядочило социальное обеспечение. После Второй мировой войны многие страны воспользовались американским опытом.

По мере того как предвыборная кампания набирала обороты, Рузвельт всё более сдерживал себя. Он решительно отвергал сравнение с левыми радикалами, тем более социалистами, и подчеркивал, что именно его «Новый курс» спас систему частной собственности и свободного предпринимательства в тот период, когда она находилась на грани полного разрушения.

Он стремился показать, что отнюдь не намерен идти на принципиальный конфликт с крупным капиталом, а стремится установить с ним прочный и длительный мир. Хотя после речи на съезде он иногда повторял слова об «экономических роялистах», ограничение капитала не подкреплялось новыми мерами. Когда неугомонный Р. Вагнер внес законопроект о государственном жилищном строительстве с целью ликвидации в крупных городах трущоб, становившихся источником заразных болезней, преступности, наркомании, проституции, Рузвельт прореагировал холодным заявлением, что не относит такое строительство к числу обязательных мер ^{340} .

Любопытно, что через некоторое время после выборов, 1 сентября 1937 года, президент охотно подписал закон Вагнера– Стигалла, который предусматривал государственное содействие в строительстве жилья для неимущих. Средства, выделяемые на реализацию закона, были невелики, но он был принципиально важен, ибо открывал еще одну страницу в материальной помощи государства наиболее бедным слоям населения.

Закон предоставлял субсидии для строительства жилых домов, в которых плата за квартиры была минимальной, с целью ликвидировать городские трущобы, тем более что теперь они, как правило, концентрировались вблизи от центров мегаполисов, поскольку люди с достатком по мере развития автомобильного сообщения переселялись в пригороды. Но темпы строительства были низкими, и полуразрушенные трущобы продолжали существовать еще не одно десятилетие.

Компромисс с большим бизнесом был важен и с точки зрения сбора средств на предвыборную кампанию. Именно перед выборами 1936 года в практику Демократической партии вошла организация платных обедов, на которых подавались блюда по цене, в десятки раз превышающей обычную, а разница шла в избирательный фонд.

Еще одной новинкой этих выборов стали более или менее правильно организованные опросы общественного мнения. Они проводились и ранее, но обычно не были репрезентативными, а потому их результаты не заслуживали доверия. Даже в 1936 году один из опросов (его проводил журнал «Литерари дайджест», разославший десять миллионов опросных открыток) предрекал убедительную победу Лэндона. Оказалось, что обследование проводилось среди владельцев легковых машин, то есть людей среднего и высокого достатка (в то время еще немногие рабочие и фермеры имели автомобили).

Между тем в 1935 году был основан и со следующего года приступил к регулярной работе основанный журналистом Джорджем Гэллапом в Принстоне, штат Нью-Джерси, Американский институт общественного мнения (Институт Гэллапа), который стал проводить регулярные опросы населения по проблемам внутренней и внешней политики и со временем завоевал международный авторитет как один из наиболее надежных источников информации о состоянии общественного мнения в США и за их пределами. В это время его исследования показывали существенное преимущество демократического кандидата. При этом Гэллап рассылал сравнительно небольшое число опросных листов, но умело выбирал респондентов, так что они отражали максимально широкий спектр мнений. Методика Гэллапа оказалась удачной. В следующие годы Франклин Рузвельт внимательно следил за результатами исследований этого института и учитывал их в своей деятельности.

Результаты выборов 3 ноября 1936 года были весьма показательными. Это была самая крупная победа во всей американской президентской истории. Из 48 штатов Рузвельту отдали голоса 46 (против проголосовали традиционно поддерживавшие республиканцев штаты Мэн и Вермонт), из 531 выборщика – 523. Сказалась правильность предвыборной тактики по отношению к противнику. Согласно независимым оценкам, произошло невиданное – за демократического кандидата проголосовали более пяти миллионов республиканцев. Демократы привлекли к выборам миллионы новых избирателей. В политический процесс включились и те, кто только достиг двадцати одного года, и те, кто раньше просто не считал нужным приходить на избирательные участки.

Четырьмя годами ранее зародилась, а на этих выборах закрепилась новая коалиция, которая будет доминировать в США на протяжении следующих десятилетий. Она включала как социальные, так и политические элементы: демократических политиков, связанных с крупными городами, и традиционно мысливших представителей с провинциального юга; крупнейшие профсоюзы, как из АФТ, так и из КПП; промышленных рабочих, как белых, так и черных, из Нью-Йорка, Чикаго, Детройта, Филадельфии и других крупнейших городов; мелких и средних предпринимателей, главным образом из крупных восточных штатов (Нью-Йорк, Пенсильвания, Массачусетс); фермеров, пострадавших от депрессии. При этом особенно показательным было то, что в число поддерживавших не столько Демократическую партию, сколько Рузвельта как личность, влилось как на севере, так и на западе страны огромное число афроамериканцев, которые ранее традиционно голосовали за республиканцев – партию Авраама Линкольна, ликвидировавшего рабство.