Текст книги "Франклин Рузвельт"

Автор книги: Георгий Чернявский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 44 страниц)

* * *

В марте—мае 1932 года прошли праймериз Демократической партии. Эти проводимые по штатам первичные выборы, во время которых выявляется кандидат, имеющий наибольшие шансы победить на окончательных выборах, оказывают серьезное влияние на решение партийного съезда.

Первые праймериз были весьма благоприятны для Рузвельта. Вначале в Нью-Гэмпшире, затем в Северной Дакоте, а к концу марта также в Небраске, Мэне, Айове, Джорджии, Висконсине были одержаны внушительные победы. Правда, на выборах в Массачусетсе – первом промышленном штате, где проходили первичные выборы демократов – Рузвельт потерпел болезненное поражение: за Смита проголосовало втрое больше избирателей. Та же картина была и в Пенсильвании: промышленные рабочие высказались за Смита.

Возникала парадоксальная картина: вроде бы ратовавший за трудящихся Рузвельт пока что не пользовался доверием организованных рабочих, которые, по всей видимости, считали его социальное экспериментаторство опасным для их интересов – ведь они пока что имели работу и надеялись не потерять ее, а рузвельтовские планы, по мнению консервативно настроенного профсоюзного руководства, попахивали социализмом. Не внушало доверия и провинциально-аристократическое происхождение кандидата.

Еще одной неприятностью оказался проигрыш в крупнейшем штате Запада, Калифорнии, где демократы, вопреки прогнозам рузвельтовского штаба, высказались за Гарнера.

Рузвельт, однако, не считал потерю трех крупнейших штатов окончательной, надеялся привлечь на свою сторону их делегатов на партийном съезде.

На этот раз съезды обеих партий происходили в одном городе – Чикаго. В начале июня 1932 года республиканцы на своем съезде во второй раз выдвинули на президентский пост Г. Гувера. Наблюдатели отмечали одновременно с негодованием и чувством иронии, что жгучие проблемы дня, ужасы депрессии почти совсем прошли мимо его внимания, которое сосредоточилось на вопросе, следует ли сохранить «сухой закон». Выдающийся американский филолог и журналист Генри Луис Менкен (1880—1956), автор многочисленных книг по истории художественной литературы и одновременно острый критик непорядков в стране, прозванный за свою непримиримость иконоборцем, оценил собрание республиканцев как «самое глупое и самое бесчестное, которое он когда-либо видел» ^{262} .

Съезд демократов открылся 27 июня. Он проходил на городском стадионе, вмещавшем почти 35 тысяч человек. 3210 официальным делегатам предстояло не просто выдвинуть кандидата, но и одобрить, хотя бы в самых общих чертах, его президентскую программу, ибо победа их выдвиженца была почти гарантирована. Во избежание каких-либо случайностей важно было продемонстрировать избирателям, что, в отличие от Гувера, Демократическая партия располагает рецептами излечения страны от кризиса.

За съездом непосредственно наблюдали около 30 тысяч зрителей, разместившихся на трибунах. Это был типично американский грандиозный спектакль – свидетельство демократии общества и вместе с тем зрелище, полное драматических коллизий, открытых столкновений, грубых оскорблений, тайных переговоров, взаимных уступок, торга по поводу будущих министерских портфелей, восторженных криков одобрения и яростного топанья ногами и свиста в знак протеста, оглушительной музыки оркестров и хорового пения модных песен. В общем, было на что посмотреть. Здесь было всё – и драма, и трагедия, и фарс, и цирк [18]18
  Примерно так же, только, может быть, чуть скромнее проходят партийные съезды по выдвижению кандидатов в президенты США и в наши дни.


[Закрыть].

Сам Рузвельт в съезде не участвовал, оставаясь в своей губернаторской резиденции в Олбани. Во-первых, это было связано с тем, что организаторы кампании решили не демонстрировать лишний раз состояние здоровья кандидата в президенты. Одно дело – появиться перед сторонниками на краткое время, другое – находиться в лучах прожекторов под бдительным оком делегатов и журналистов неизвестно сколько утомительных дней. Во-вторых, и это было не менее важно, губернатор демонстрировал, что напряженно занимается решением текущих дел, выводом своего штата из кризиса, и это оценили участники съезда. Из Олбани в Чикаго была проложена специальная телефонная линия, о чем позаботился Хоув, и Рузвельт имел возможность ежедневно общаться со своими советниками. Кандидат осчастливил всех делегатов съезда подарками – своими портретами с автографом и граммофонной пластинкой с обращением «специально к вам».

Тридцатого июня на съезде началось выдвижение кандидатов. Всего было названо 11 имен, в их числе наиболее популярными являлись Рузвельт, Смит и Гарнер. Остальные были маловлиятельными политиками, но конъюнктура могла вдруг вывести кого-то из них на первый план.

С самого начала большинство делегатов съезда выступали за кандидатуру Франклина Рузвельта, но необходимых двух третей голосов он не набирал. Возникла угроза, что после длительных и утомительных дебатов появится компромиссный кандидат, за которого в конце концов проголосует необходимое квалифицированное большинство. Это было тем более вероятно, что в первые дни прений сторонники Эла Смита и Джона Гарнера договорились постоянно консультироваться, чтобы не допустить выдвижения Рузвельта, и в совокупности даже несколько увеличили свое число. Во всяком случае Рузвельту не хватало для выдвижения не менее ста голосов. Внезапно усилились шансы Ньютона Бейкера, о котором «Нью-Йорк таймс» в эти дни писала, что он может оказаться наиболее вероятной «темной лошадкой» ^{263} .

Первый тур голосования был предсказуем: Рузвельт получил 666 голосов, Смит – 201, Гарнер – 90, незначительное число голосов досталось еще нескольким претендентам. Бейкер в номинации не фигурировал, но это не утешало, так как никто не знал, что может произойти завтра.

И вот тогда во всю силу заработал рузвельтовский избирательный штаб, прежде всего опытный, вдумчивый и красноречивый Фарли. Он начал скрупулезную работу с отдельными делегатами, убеждая их не затягивать съезд, не раскалывать ряды демократов, не компрометировать себя перед избирателями, выступить за меры, которые способствовали бы возможно более быстрому преодолению депрессии, и т. д. Для каждого собеседника Фарли и его помощники подбирали свои слова, и постепенно стали появляться благоприятные результаты. Во втором туре у Рузвельта прибавились 16 сторонников, в третьем – еще пятеро.

После этого тура Рузвельт по телефону побеседовал с группой влиятельных делегатов, ранее выступавших против него. Кое-кого из них он смог привлечь на свою сторону, используя как логические аргументы, так и умение очаровывать собеседников, которым он уже хорошо овладел. Одновременно Фарли, Флинн и особенно Джозеф Кеннеди, который поддерживал неформальную связь с Уильямом Рэндольфом Хёрстом, смогли убедить газетного магната, что Рузвельт для него менее опасный противник, чем возможный новый компромиссный кандидат Н. Бейкер, известный как отъявленный «интернационалист», то есть сторонник активного вмешательства США в международные дела.

Результат оказался сенсационным: Гарнер, стоявший на третьем месте, передал через своего представителя Мак-Эду, что соглашается снять свою кандидатуру в обмен на пост вице-президента в администрации Рузвельта. Когда перед четвертым туром голосования Мак-Эду объявил, что Калифорния отдает все свои 44 голоса за Рузвельта, в зале поднялась такая буря восторга, что ее не могли утихомирить несколько минут ^{264} . Четвертый тур оказался последним – Рузвельт стал кандидатом в президенты от Демократической партии.

Узнав об этом, он, не ожидая официальной торжественной информации (по традиции он должен был «подумать» примерно неделю), немедленно отправился в Чикаго на трехмоторном самолете компании Форда, который преодолел сравнительно небольшое расстояние (теперь продолжительность авиарейса составляет меньше часа) за девять часов с двумя остановками. Это был первый полет Рузвельта, который стремился как можно скорее «ковать железо» предвыборной гонки.

Сам по себе факт немедленного принятия новой роли должен был послужить сигналом и партии, и всей нации, что кандидат готов не только действовать быстро, но и не считаться с существовавшими традициями.

Рузвельт появился на трибуне съезда под оглушительный рев сторонников. В сравнительно краткой речи он заявил, что с благодарностью принимает номинацию и клянется «повести американский народ новым курсом». Так впервые был произнесен термин «Новый курс», который, по мнению некоторых авторов, например Т. Моргана, означал мирную революцию в американском обществе ^{265} .

Речь была спокойной по тону, пафосной по обещаниям, но не очень определенной касательно конкретных намерений. Кандидат в президенты обещал лишь осуществить серьезную реорганизацию экономики Соединенных Штатов. И всё же он брался обеспечить населению работу и безопасность, организовать обширные общественные работы, отменить «сухой закон», понизить таможенные пошлины. Он говорил и о необходимости помочь тем, кто находился на вершине социума, путем снижения процентных ставок на ссудный капитал, уменьшения внешнеторговых тарифов и т. д. ^{266} , так что не вызвал у представителей крупного капитала никаких опасений по поводу потрясения основ социальной системы. Более того, один из виднейших финансовых магнатов, знаменитый игрок на бирже Бернард Барух, ранее выступавший против кандидатуры Рузвельта, теперь перешел в число его сторонников. (Впоследствии он выполнял многочисленные поручения нового президента, в частности стал советником Дирекции по военной мобилизации.)

Кандидат завершил свою речь словами: «Мы должны обеспечить более равномерное распределение национального богатства. Надежды не должны пропасть втуне. Я обещаю американскому народу новый курс. Речь идет о большем, чем избирательная кампания; это призыв к оружию. Помогите мне не победить на выборах, а возвратить Америку ее народу» ^{267} .

Новый взрыв аплодисментов был заглушён оркестром, исполнявшим мелодию песни Happy Days Are Here Again(«Счастливые дни опять с нами»), которая была воспринята символично. Эта в общем-то непритязательная песенка, достойная скорее не крупных политических мероприятий, а кафешантана, появившаяся в 1929 году (музыку создал Милтон Аджер, текст написал Джек Йеллен), прозвучала в фильме «В погоне за радугой» (1930), посвященном перипетиям «сухого закона», и высмеивала бюрократические глупости, связанные с ним. Но теперь она прозвучала совершенно по-иному – оптимистически, особенно припев:

 
Вернулись счастливые дни,
И снова поют небеса,
И радость несут голоса —
Вернулись счастливые дни.
 

Команда Рузвельта мучительно выбирала мелодию, которая должна была сопровождать его кампанию. Сначала остановились на песне «Поднять якоря», созвучной интересам и прошлому Рузвельта. Но вдруг кто-то вспомнил, что ее мелодия сопровождает радиорекламу сигарет. Перебрав еще несколько вариантов, наконец вспомнили и о «Счастливых днях».

Эта песня стала музыкальным сопровождением всей избирательной кампании, своего рода фирменным знаком команды Рузвельта. Появились также краткие и весьма емкие лозунги, изобретенные в основном Хоувом. «Он готов, а ты?» – вопрошал один из них. «Нам нужны действия!» – восклицал другой. Эти лозунги печатались на миллионах плакатов и листовок, и везде под ними крупными буквами значилась фамилия Рузвельта. Рождались, таким образом, новые способы массовой агитации, которая воздействовала не столько на сознание, сколько на чувства и даже инстинкты толпы, достигая, зачастую неожиданно для самих изобретателей и организаторов, огромного результата. Разумеется, эти примитивные формы сочетались со значительно более серьезными пропагандистскими усилиями.

* * *

Тот факт, что съезд Демократической партии и, соответственно, выдвижение Рузвельта произошли в Чикаго, можно считать умелым шагом – или просто везением: Нью-Йорк и так поддерживал Рузвельта, а теперь многие чикагцы, польщенные оказанной им честью, тоже встали на его сторону. К тому же крупнейший город Среднего Запада был известен не только своей промышленностью, находившейся теперь в упадке, но и разгулом преступности, бандитизма, проституции, которые в кризисные годы расцвели пышным цветом.

Новый предвыборный марафон продолжался на протяжении четырех месяцев. Вместе с Хоувом Рузвельт разработал первый маршрут для своего поезда – подвижного штаба и агитационного центра. Недаром кандидат в президенты и его соратники окрестили этот железнодорожный состав «Рузвельтовским особым». Демократический кандидат колесил по стране, побывав в восемнадцати штатах и преодолев не менее 20 тысяч километров.

Разумеется, он и раньше представлял себе масштаб несчастий, которые обрушились на народ, но это были абстрактные цифры, газетные сообщения, во всяком случае – впечатления других людей. Теперь он увидел всё собственными глазами. Франклин, человек впечатлительный, хотя и предпочитавший не демонстрировать свои чувства, был поистине шокирован. «Я видел лица тысяч американцев. Они имеют испуганный вид потерявшихся детей», – повторял он неоднократно.

Рузвельт выступал с речами по несколько раз в день, собирая огромные толпы слушателей. Он произнес не менее пятидесяти речей, каждая из которых длилась по несколько часов. Что же касается кратких ремарок, метких остроумных замечаний, то их число было во много раз больше. Именно во время первой президентской кампании Рузвельт неожиданно для себя обнаружил в своем ораторском арсенале способность произносить простые, подчас тривиальные афористичные суждения, многие из которых вошли затем в американскую устную традицию. Некоторые из них приведены в качестве эпиграфов к главам этой книги.

Предвыборная кампания показала, что Рузвельт находит для каждой группы населения особые слова, привлекая на свою сторону все новых сторонников. Негативные стороны замечали, помимо левых и правых радикалов, открытых врагов Рузвельта, только наиболее умудренные наблюдатели. Один из крупнейших американских публицистов левый либерал Уолтер Липман 14 сентября 1932 года делился своими опасениями с профессором-правоведом Гарвардского университета Феликсом Франкфуртером: «Две вещи в отношении Рузвельта беспокоят меня, а именно: то, что он любит политическую игру саму по себе и прекрасно чувствует себя в ней. Стремление продемонстрировать свое виртуозное искусство толкает его на путь ультраполитиканства. Еще одно мое опасение связано с тем, что он так дружелюбен и впечатлителен, так хочет всем угодить и, как я думаю, так нетверд в собственных убеждениях, что почти всё зависит от характера его советников» ^{268} . Он же писал: «Франклин Д. Рузвельт вовсе не крестоносец. Он не народный трибун. Он не враг богачей. Он просто приятный мужчина, который, не имея на это данных, очень хочет стать президентом» ^{269} .

Естественно, для предвыборной кампании необходимы были более значительные суммы. Демократического кандидата поддержали многие крупные собственники, надеявшиеся, что именно он сможет вывести страну из Великой депрессии, преодолеть разруху и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в банковско-финансовой сфере. Среди спонсоров был, между прочим, Джозеф Кеннеди, миллионер и политик, чей сын Джон через три десятилетия сам станет американским президентом.

Герберт Гувер и его помощники поначалу вздохнули чуть свободнее, узнав, что демократы выдвинули в президенты Рузвельта – тяжелобольного, неспособного самостоятельно передвигаться. Они рассчитывали, вопреки объективным прогнозам, что кампания Рузвельта будет более или менее спокойной и республиканцы без особого труда смогут его переиграть.

Предвыборная агитация велась на основе хорошей информированности штаба Рузвельта не только о положении страны в целом, но и об особенностях ситуации и настроениях людей в отдельных штатах, городах, в разных социальных слоях. «Мозговой трест» особенно озаботился сбором сведений о том, что в наибольшей мере волнует основную массу избирателей – рабочих крупных промышленных центров и фермеров. С этой целью в разные концы страны вновь выехали своеобразные «разведчики», которые внедрялись в среду избирателей, проникались их чаяниями и исправно докладывали свои впечатления в рузвельтовский штаб.

Особо важная информация поступала от подруги Элеоноры Рузвельт, опытной и вдумчивой журналистки Лорены Хикок. По поручению Гарри Гопкинса и самой супруги кандидата Лорена буквально исколесила страну, отовсюду посылая подробные доклады о материальном положении, настроениях, жалобах, надеждах населения. В письмах из рабочих районов она констатировала, что тысячи семей, оставшиеся без средств к существованию и не получавшие государственной помощи, были на грани вооруженных столкновений с властями, а количество оружия в шахтерских поселках приобрело угрожающие размеры ^{270} .

В результате оказалось, что демократический кандидат хорошо подкован и надежда Гувера на то, что с ним будет сравнительно легко справиться, построена на песке.

Главной мыслью, звучавшей фактически во всех выступлениях Рузвельта, было убеждение, что американцы с помощью новой администрации, но прежде всего опираясь на собственные силы, смогут вновь поставить на ноги страну. Что же касается роли государства, говорил Рузвельт, оно должно взять на себя организацию общественных работ, чтобы занять безработных, и оказывать помощь фермерам. При этом кандидат от Демократической партии стремился не конкретизировать, что именно он собирается сделать. Ему важно было привлечь на свою сторону как можно более широкий круг избирателей из различных слоев населения – от миллионеров до безработных. Перед разными аудиториями он подчеркивал те стороны восстановления, которые были наиболее близки именно тем людям, к которым он обращался в данный момент, стремясь в то же время никак не обидеть другие слои. Понятно, что это требовало немалой словесной эквилибристики и демагогии.

Любители острого словца сочинили немало анекдотов по поводу президентской кампании Рузвельта, его противоречивых обещаний. Один из них, например, рассказывал, что советники по ошибке дали Рузвельту для выступления два проекта речи – один в защиту свободной торговли, другой с требованием усилить протекционизм, и Рузвельт якобы ухитрился произнести их оба – то ли один за другим, то ли перемежая. Скорее всего это была злая выдумка. Но утверждение, что в одних выступлениях кандидат отстаивал «новый национализм», а в других «новую свободу» и обе концепции преподносились под флагом «Нового курса», соответствует действительности.

Вещая о необходимости разработки и осуществления широкого плана помощи фермерам, Рузвельт оговаривался, что эта программа ничего не должна стоить государству. В других речах он обещал сократить государственные расходы не менее чем на четверть; но тотчас же после этого звучали посулы ввести общественные работы, начать финансируемое государством жилищное строительство, призванное покончить с трущобами и тем более «гувервиллями», предпринять, опять-таки за счет государства, строительство крупных промышленных объектов в долине реки Теннесси, где последствия кризиса оказались особенно катастрофическими. Ясно, что эти планы были несовместимы. Рузвельта, однако, слушали со всё большим вниманием, игнорируя противоречия, упрощения, несбыточные обещания, которые звучали в изобилии. Все они покрывались магическим выражением «Новый курс», хотя, казалось, ни у самого Рузвельта, ни у его «мозгового треста», ни у менеджеров избирательной кампании не было сколько-нибудь ясного представления о том, что же это такое.

Впечатление это было обманчивым, так как немедленно после вступления Рузвельта на высший государственный пост законодательные предложения, содержавшие конкретные меры «Нового курса» во всех жизненно важных областях, посыпались как из рога изобилия. «Мозговой трест» и весь аппарат кандидата потрудились на славу.

Во многих своих речах Рузвельт повторял понравившиеся ему выражения: что необходимо позаботиться о «забытом человеке, находящемся в основании социальной пирамиды» (оно неизменно вызывало бурную реакцию одобрения на левом фланге и ненависти на противоположном), что надо смело и настойчиво экспериментировать. «Здравый смысл подсказывает необходимость обратиться к какому-нибудь методу и испытать его. Если же он не оправдает себя, надо это честно признать и найти что-то другое», – вновь и вновь повторял он с незначительными вариациями ^{271} .

Постепенно в его выступлениях стали звучать мысли о необходимости перестроить Демократическую партию, придать ей подлинно либеральный характер. По его поручению Моли подготовил обширный меморандум с призывом к демократам превратиться в подлинную партию прогрессивных реформ путем привлечения в свои ряды рабочих, фермеров, представителей средних городских слоев. «В стране нет места для двух реакционных партий», – провозглашалось в меморандуме ^{272} .

Для каждой группы слушателей Рузвельт и его советники стремились выбрать тему, которая в наибольшей степени их волновала. В городе Топека (северная часть штата Канзас), само название которого в переводе с индейского наречия означает «копать хороший картофель», он советовал собравшимся окрестным фермерам, как контролировать сбор урожая. В Солт-Лейк-Сити (штат Юта), быстро обраставшем пригородами, демократический кандидат обещал в случае своего избрания государственную помощь строительству сети пригородных железнодорожных линий, которые сократили бы жителям время, затрачиваемое на то, чтобы добираться на работу и домой. Во многих выступлениях подвергалась критике республиканская администрация за чрезмерные расходы. Как мы уже знаем, Рузвельт обещал по крайней мере на 25 процентов сократить средства, затрачиваемые на содержание федеральной бюрократии, умалчивая о том, что для дорогостоящих государственных проектов она была необходима.

Выступления перед собиравшимися толпами перемежались деловыми завтраками, обедами, приемами, жаркими рукопожатиями с местными боссами, имена которых надо было во что бы то ни стало запомнить. Одновременно Фарли встречался с лидерами местных организаций Демократической партии тех штатов, которые не были охвачены во время первой поездки, вел телефонные переговоры с национальными и местными авторитетами. Так установилась легендарная сеть, «паутина» личных, чуть ли не интимных связей, охватывавшая тысячи людей, которая сделала Фарли признанным главным аналитиком настроений и намерений избирателей на протяжении всех тридцатых годов и позволила вносить быстрые коррективы в предвыборную тактику на протяжении первой, а затем и следующих президентских кампаний Рузвельта.

Сторонники Гувера, разумеется, отбивались, но и форма, и содержание их нападок на Рузвельта свидетельствовали о растерянности, отсутствии или, по крайней мере, нехватке встречных аргументов. Как правило, дело ограничивалось оскорблениями или ругательствами. Рузвельта называли «заурядным лжецом», «фальшивым, раскрашенным богом» и просто сумасшедшим. Но пренебрегать даже такими выпадами было невозможно, и демократический кандидат, используя всё свое красноречие и остроумные изобретения своего штаба, отвечал на них спокойно, без ругани, что привлекало к нему новых сторонников, в том числе из числа тех избирателей, кто обычно поддерживал республиканцев.

Гувер, политик опытный и дальновидный, постепенно стал понимать, что обречен. Сам себя он называл старым бойцом, вступившим в неравную битву, чтобы в ней достойно отдать жизнь. Даже сторонники республиканского кандидата отмечали неизбежность его поражения. На одном из собраний появился плакат с рифмованной надписью: In Hoover we trusted; now we busted(«Гуверу мы доверяли; теперь мы всё потеряли»).

Согласно опросам общественного мнения, ко второй половине октября за Рузвельта высказывались избиратели 44 штатов и только четыре штата предпочитали других кандидатов. Гувер стал настолько непопулярен, что в Детройте во время его выступления конная полиция вынуждена была рассеивать возбужденную толпу.

* * *

Согласно американской традиции президентские выборы проводятся во вторник после первого понедельника ноября очередного високосного года. На сей раз они происходили 8 ноября 1932 года.

Рузвельт, находившийся с женой в Гайд-Парке, утром отправился голосовать. Хорошо знакомый ему представитель избирательной комиссии задал два обязательных вопроса: «Какова ваша фамилия?» и «Каков главный характер ваших занятий?» Ответ на второй вопрос оказался совершенно неожиданным: «Выращивание деревьев», Именно так будет отвечать Рузвельт на этот вопрос и во время всех следующих основных (каждые четыре года) и промежуточных (каждые два года) выборов.

После голосования кандидат от Демократической партии выехал в Нью-Йорк, где в отеле «Билмор» разместился его избирательный штаб. Когда стало ясно, что за Рузвельтом полная победа, он появился в бальном зале отеля и обратился к собравшимся с краткой речью благодарности, особенно выделив заслуги Луиса Хоува и Джеймса Фарли. Другие члены штаба почувствовали себя несколько уязвленными, особенно Раймонд Моли, который с недавних пор считал себя правой рукой Франклина. Но такова уж была натура Рузвельта – он легко находил новых соратников, охладевал к прежним, хотя никогда не порывал с ними, оставляя их как бы в резерве для возможного использования в будущем.

Моли, правда, оказался исключением. Вскоре после вступления на президентский пост Рузвельт направил его в Государственный департамент в качестве заместителя госсекретаря. Однако Моли не смог найти общего языка со своим непосредственным начальником Корделлом Халлом, который счел его надсмотрщиком и даже шпионом Белого дома и поставил президенту ультиматум. Выбор оказался на стороне Халла, и вконец обиженный член «мозгового треста», сделавший очень много для того, чтобы Рузвельт был избран, навсегда ушел с общественной арены.

В результате голосования Франклин Делано Рузвельт получил 57 процентов голосов избирателей и 472 голоса выборщиков из сорока двух штатов [19]19
  В США существует косвенное избирательное право – избиратели выбирают не непосредственно президента, а выборщиков, которые располагают директивным мандатом – обязаны голосовать за кандидата, в пользу которого высказались большинство избирателей штата.


[Закрыть](против него голосовали 59 выборщиков). Если иметь в виду, что всего в состав США тогда входили 48 штатов, значит, против его кандидатуры выступили лишь шесть штатов. Это была наиболее значительная победа Демократической партии со времен Гражданской войны 1861—1865 годов. При всей противоречивости выступлений Рузвельта во время избирательной кампании было ясно, что большинство американцев высказались за серьезные прогрессивные изменения в государственной политике во имя скорейшего преодоления кризиса, за отказ от невмешательства властей в хозяйственные дела, за активизацию роли своей страны на международной арене.

Рузвельт следил за ходом выборов, промежуточные результаты которых по штатам сообщались по радио. Когда передали, что в Пенсильвании голоса отданы за него, стало ясно, что он будет избран. Тотчас же сработала недремлющая спецслужба охраны американских президентов. В комнату, где он находился, тихо, стараясь не привлекать внимания, вошли два рослых человека в одинаковых темных костюмах. Лишь через несколько минут окружающие обратили внимание на новых лиц и Рузвельт – видимо, с немалым торжеством – ощутил, что у него появились телохранители. Одновременно были резко усилены контроль за всеми помещениями, где он находился или должен был появиться, и охрана всех членов его семьи в Нью-Йорке, Гайд-Парке и других местах. С этого момента до последнего вздоха Рузвельта охранники будут следить за каждым его шагом, готовые пожертвовать собой, чтобы сохранить драгоценную жизнь главы исполнительной власти США.