Текст книги "Франклин Рузвельт"

Автор книги: Георгий Чернявский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 44 страниц)

Ленд-лиз, внешние и внутренние перипетии первого этапа войны

В декабре 1940 года, в промежутке между выборами и инаугурацией, Рузвельт позволил себе двухнедельный отпуск. Его яхта отправилась из Вашингтона по столичной реке Потомак в сторону океана. Затем президент с помощниками перешел на крейсер «Тускалуза» и совершил круиз по Карибскому морю и Мексиканскому заливу. Франклин расслаблялся, плавая в бассейне и принимая воздушные и солнечные ванны. Одновременно проводилась инспекция новых военных баз на Карибах, которые США получили в обмен на 50 эсминцев, переданных Великобритании.

Рузвельт, разумеется, поддерживал тесную связь с членами своего кабинета и аппаратом Белого дома, с центральными государственными учреждениями в федеральном округе Колумбия, как официально именуется центральная часть Вашингтона – собственно столица Соединенных Штатов, где расположены все общегосударственные законодательные, исполнительные и судебные учреждения. И главное – он мучительно размышлял над тем, как перевести свои многократные заявления о поддержке стран, подвергшихся агрессии, в реальную плоскость, прежде всего путем оказания помощи британцам.

Президента сопровождали в поездке Гопкинс, личный врач Макинтайр и адъютант, «папаша» Эдвин Уотсон – генерал-майор, секретарь по составлению распорядка дня. Внешне эта поездка выглядела как заслуженный отдых после предвыборных баталий. Но на самом деле Рузвельт и Гопкинс в это время обдумывали важнейшие внешнеполитические и военные меры, которые следовало предпринять в условиях ухудшения мировой ситуации, связанного с войной в Европе, в Азии, на Атлантическом и Тихом океанах.

Президент постоянно напоминал себе о том, что перед поездкой, почти сразу после переизбрания, он заявил: Великобритания получит половину всего производимого в США военного имущества. Вставал, однако, вопрос, как она будет расплачиваться за эти огромные материальные ценности. Действовавший принцип «кэш энд кэрри» оказывался теперь невыполним. К этому времени британские военные заказали технику, боеприпасы, оборудование на пять миллиардов долларов, предстояли новые заказы, а казна была почти пуста, что в США было хорошо известно.

Как выйти из этого положения? Рузвельт мучительно обдумывал и обсуждал с Гопкинсом складывавшуюся ситуацию, запрашивал новые данные из Вашингтона, не видя возможности обойти существующее законодательство, но понимая, что его надо серьезным образом изменить.

В результате этих размышлений постепенно созрели принципиально новые идеи, которыми он делился только с наиболее близкими людьми, хотя отлично понимал, что пока длятся колебания, война продолжает набирать обороты.

Определенную направленность раздумьям Рузвельта придало полученное на корабле послание Черчилля от 8 декабря, в котором тот сообщал о финансовом положении своей страны, стоявшей на краю банкротства и неспособной покупать у Америки средства ведения войны на основе принципа «плати и вези». Британский премьер писал: «Мы смогли выдержать разрушение наших домов и гибель нашего гражданского населения из-за непрекращавшихся воздушных атак (речь шла о массированных налетах германской авиации на Лондон и другие города Великобритании в 1940 году – Г.Ч.); мы надеемся дать им соответствующий отпор по мере развития наших исследований и отплатить путем нанесения ударов на военные объекты в Германии, как только наши воздушные силы хотя бы приблизятся к силам врага». Решить эту задачу, однако, было невозможно из-за состояния военно-торговых отношений с США. Сэр Уинстон продолжал: «Приближается момент, когда мы окажемся не в состоянии платить за доставку и всё снабжение… Я полагаю, что Вы согласитесь с тем, что было бы неверно в принципе и привело бы к общему неблагоприятному положению, если бы на пике борьбы Великобритания была бы лишена стабильного снабжения, чтобы… мы были раздеты до костей. Такой курс не соответствовал бы морали и экономическим интересам обеих наших стран» ^{490} .

О том, какое решение было принято на корабле, стало известно на знаменитой пресс-конференции Рузвельта, проведенной 17 декабря, на следующий день после возвращения. Президент использовал простое, но весьма емкое сравнение, особенно близкое жителям «одноэтажной Америки», дорожившим своими домами и садовыми участками и готовым в случае необходимости оказать помощь соседу – разумеется, не в ущерб самим себе.

«Что я делаю в этом критическом положении? – вопрошал Рузвельт. – Я не говорю оказавшемуся в беде соседу перед тем, как дать ему садовый шланг для борьбы против огня: “Сосед, мой шланг стоит 15 долларов, ты должен заплатить мне за него 15 долларов. Мне не нужны эти 15 долларов, но я хочу, чтобы ты всего лишь возвратил мне садовый шланг после того, как потушишь пожар”» ^{491} .

Позже, когда США уже непосредственно вступили в войну, Э. Стеттиниус развил это сравнение: «Теперь притча о шланге приобрела уже всеобщий характер. Пожар постепенно распространился с дома на дом, пока не запылал уже весь город. В этой беде жители города объединили и усилия, и часть своего имущества ради победы над пожаром, понимая, что только в таком единстве их спасение. А у того человека, который некогда одолжил соседу шланг, теперь загорелся его собственный дом, и все соседи пришли ему на помощь» ^{492} .

Но еще раньше, на пресс-конференции 15 апреля 1941 года, Рузвельт позволил себе пошутить, использовав всё тот же образ – видно, самому ему понравившийся. Он прежде всего упомянул о «приятном совпадении» – в первый список товаров по ленд-лизу были включены садовые шланги. Журналисты недоуменно переглянулись. Как ни в чем не бывало Рузвельт сказал, что он оговорился, – речь идет о настоящих, мощных пожарных шлангах. Представители прессы дружно расхохотались ^{493} .

Первая «беседа у камина» после избрания Рузвельта на третий срок, состоявшаяся 29 декабря 1940 года, еще до инаугурации, носила нетривиальный характер и имела особое значение, которое подчеркивалось тем, что, в отличие от всех предыдущих, при ней присутствовали другие люди: мать президента, государственный секретарь Халл, а также популярный актер Кларк Гейбл с женой. Тем самым в круг участников беседы вводились ближайшие члены семьи, художественная элита, а главное – та часть администрации, которая непосредственно занималась международными делами. И посвящена была эта беседа тому, что США оказались перед лицом прямой военной угрозы и должны оказать помощь странам – жертвам агрессии.

Рузвельт предупреждал, что океаны, которыми, казалось бы, его страна отделена от остального мира, теперь не являются таким серьезным препятствием, как во времена парусного флота. США должны готовиться к войне и безусловно оказывать помощь тем народам, которые противостоят странам-агрессорам. Нельзя, заявлял президент, молчаливо согласиться с их поражением, нельзя ждать, «когда наступит наша очередь стать объектом нападения» ^{494} .

Этим выступлением Рузвельт фактически подготавливал почву для отмены закона о нейтралитете и введения законодательства, предоставлявшего США возможность оказывать военную помощь своим союзникам. В этот день впервые прозвучали слова: «Соединенные Штаты должны стать военным арсеналом для всей мировой демократии. Для нас это неотложная и важная задача. Мы должны взяться за дело так же решительно и споро, с таким же патриотизмом и самопожертвованием, как если бы сами были в состоянии войны» ^{495} .

Формула «арсенал демократии», которая затем стала звучать как «арсенал демократий», то есть снабжение оружием не каких-то абстрактных демократических сил, а демократических стран, означала, что Соединенные Штаты будут оказывать помощь тем государствам, которые ведут войну против сил крайней реакции – агрессивного союза Берлин—Рим-Токио, причем эта помощь будет не только непосредственно военной, но включит в себя также все другие средства, от которых зависит победа в войне: продовольствие, снаряжение и т. д. В то же время она констатировала, что американские солдаты и матросы по крайней мере в ближайшем будущем, не будут непосредственно участвовать в войне, отдавая свои жизни на полях сражений.

Формула «арсенала демократии» в полной мере устраивала основную часть населения страны, которая сочувствовала жертвам агрессии и стремилась оказать им поддержку, не прибегая, однако, к крайнему средству – прямому вмешательству в войну. Этот курс также отвечал интересам деловых кругов, видевших в нем возможности для расширения производства и всей хозяйственной активности на базе гарантированных государственных заказов.

О том, кто именно является главным союзником США, Рузвельт высказался со всей определенностью: «Мы предоставим британцам большую материальную помощь и в будущем сделаем в этом направлении еще намного больше. Никакие преграды не заставят нас от этого отказаться. Пусть диктаторы угрожают истолковать нашу позицию каким-то неблагоприятным для нас образом – ничто не ослабит нашей решимости помогать Великобритании» ^{496} .

* * *

Однако ограничиваться только помощью Великобритании, а также другим странам, ставшим жертвами агрессии, Рузвельт не собирался. Несмотря на заверения в том, что американские парни не будут воевать на чужих территориях, он отлично понимал, что в конце концов это произойдет, и в не слишком отдаленном будущем.

Он не очень верил в возможность прямого нападения на США, хотя не исключал воздушных и морских атак с промежуточных рубежей. Преимущественное внимание уделялось Атлантике, где было вполне вероятным столкновение с германским флотом. Но нельзя было исключать того, что США будут втянуты в войну и на Тихом океане против Японии, которая прибирала к своим рукам континентальные территории и острова, являвшиеся колониями европейских держав, под фальшивым лозунгом создания «Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания».

Постепенно из-за действий японских властей преимущественное внимание стало уделяться именно Тихоокеанскому региону, хотя президентская администрация по-прежнему считала, что судьба войны будет решаться на Европейском континенте. Дело в том, что американцам удалось расшифровать секретные коды японцев и на стол Рузвельта ложились документы японских политических кругов и высшего военного командования.

В этих кругах шла борьба между сторонниками северного (против СССР) и южного направления, причем постепенно преимущество оказывалось у приверженцев второго варианта – продолжения агрессии против Китая и распространения ее на азиатские колонии Великобритании, Франции, Голландии, тихоокеанские владения этих стран и, что было особенно важно, территории, принадлежавшие США.

Главными среди них были Филиппины – бывшая колония США, которой в 1934 году была предоставлена автономия, и Гавайский архипелаг, в 1898 году аннексированный США, а в 1900-м получивший статус американской самоуправляемой территории (промежуточный между колонией и равноправным штатом). Еще с конца XIX века гавань Пёрл-Харбор («Жемчужная бухта») на Гавайях являлась основной базой американского флота на Тихом океане. Соединенным Штатам принадлежали также стратегически важные остров Гуам (в группе Марианских островов) и атолл Мидуэй (в западной группе Гавайского архипелага). Остров Гуадалканал (Соломоновы острова) являлся колонией Великобритании, но рассматривался американцами в качестве важнейшей стратегической позиции на Тихом океане.

Несколько активизируя деятельность в Юго-Восточной Азии, Рузвельт объявил, что США отказываются признать завоевания Японии в Китае, и провел через конгресс кредит китайскому правительству Чан Кайши в сумме 200 миллионов долларов. К китайским портам, остававшимся в руках правительства Чан Кайши, направились суда с вооружением и стратегическими материалами. Вслед за этим по распоряжению Рузвельта была быстрыми темпами сооружена «бирманская дорога», по которой военные грузы в Китай везли на американских грузовиках, доставленных морем на территорию Бирмы, являвшейся британской колонией (в 1948 году получила независимость, с 1989-го называется Мьянма).

В связи с гитлеровской оккупацией Нидерландов Голландская Ост-Индия (нынешняя Индонезия) оказалась «бесхозной» и Япония стала принимать меры, чтобы заполучить это «наследие». В ответ по распоряжению Рузвельта большая группа только что построенных американских кораблей была направлена на Гавайи, что в высших кругах Страны восходящего солнца было воспринято как намерение противостоять ее дальнейшей экспансии.

И тем не менее Рузвельт всё еще не отказывался от надежд на урегулирование отношений с Японией, чтобы сосредоточить основные американские силы на рубежах, максимально приближенных к Европе. Выдвигались и отвергались планы создания американских баз на Африканском континенте, в частности на мысе, наиболее выдвинутом к западу, где располагался французский флот, пока еще находившийся в руках марионеточного, но сохранявшего внешние атрибуты самостоятельности правительства Виши во главе с престарелым маршалом Анри Филиппом Петеном. В Дакаре (современный Сенегал) было открыто американское консульство. Но ни на какое дальнейшее сближение с США гитлеровские слуги из Южной Франции идти не желали, послушно выполняя распоряжения фюрера.

* * *

Что же касается планов «арсенала демократий», то здесь вперед выходили заботы о сохранении Великобритании. Рузвельт и его окружение до поздней весны 1941 года не могли представить себе, что Гитлер решится вести войну одновременно на Западе и Востоке. Высказывалось предположение, что прекращение массированных бомбардировок Лондона и других британских городов – это лишь преддверие вторжения германских армий на Британские острова. Падение их могло означать, что война переместится в пределы, которые Рузвельт считал зоной непосредственной обороны своей страны.

С его точки зрения было необходимо оказать стране, которая фактически являлась союзником США, такую помощь, которая позволила бы ей продолжать войну. Но одно дело – личные намерения, совершенно другое – реальные действия, которые можно было предпринять только с санкции конгресса, тем более в год президентских выборов.

Большое влияние на Рузвельта оказывали страстные призывы Черчилля, который через пять дней после назначения премьер-министром написал ему: «Голос и силы Соединенных Штатов могут потерять всякий вес, если они будут воздерживаться слишком долго». Сэр Уинстон считал необходимым, чтобы США объявили, что они будут оказывать Британии всяческую помощь, за исключением прямого участия в военных действиях.

Дело было не только в необходимости отражения воздушных атак неприятеля. В мае 1940 года британская армия понесла на территории Франции тяжелый урон. При эвакуации из Дюнкерка было потеряно всё вооружение, затонули десять эсминцев, несколько десятков английских кораблей потоплены немецкими подводными лодками в океане.

Черчилль, описывая высокому американскому корреспонденту сложившееся положение, не жалел черной краски, и у того сложилось представление, что Великобритания стояла на краю пропасти. По словам премьера, для ее спасения немедленно требовались 50 эсминцев, которые могли бы восполнить образовавшуюся во флоте брешь ^{497} .

Для того чтобы преодолеть сопротивление законодателей, в августе было решено, что за передаваемые корабли США получат восемь британских военно-морских баз в Атлантике (на Ньюфаундленде, Бермудских островах, Багамах и т. д.). Это была лишь формальная уступка, совершенная к тому же в обход конгресса, но последний счел ее достаточной, и 50 эсминцев направились на помощь фактическому союзнику. По общему признанию, устаревшие корабли существенной роли в военных операциях сыграть не могли. Важно другое – это была первая открытая материальная помощь Великобритании, за которой, как все уже понимали, должна была последовать значительно более мощная поддержка. Тенденция важнее фактов, гласит американская поговорка.

Новые действия президента по дальнейшему вовлечению в войну были предприняты весной 1941 года в связи с захватом Германией и Италией Югославии и Греции. 10 мая Рузвельт запросил у конгресса дополнительные ассигнования на создание полумиллионной армии.

Выступая 31 мая в Белом доме, президент объявил, что только что подписал воззвание о введении неограниченного чрезвычайного положения, предусматривавшего «укрепление нашей обороноспособности до такой степени, какую позволяют наша мощь и власть» ^{498} .

* * *

Ранее – 10 февраля палатой представителей, а 11 марта сенатом – был принят Закон об обеспечении защиты Соединенных Штатов, который называли также законом о передаче вооружения, боеприпасов, продовольствия и любых других материалов в аренду или взаймы тем странам, оборона которых представляет жизненную важность для США. Законопроект получил, как считали, счастливый входящий номер 1776, совпадающий с годом провозглашения Декларации независимости Североамериканских Соединенных Штатов.

Слова о «жизненной важности» были ключевыми. «Принять законопроект с такой формулировкой означало признать единение нашей страны с другими свободолюбивыми странами перед лицом агрессивных государств оси (линии, соединявшей Берлин, Рим и Токио. – Г. Ч.), признать, что наша самая большая надежда состоит в том, чтобы удалось соединить нашу силу с силой наших друзей», – писал Э. Стеттиниус ^{499} .

Правда, в конгрессе в текст документа были внесены некоторые изменения, оговаривавшие сферу его применения (главным из них было ограничение срока двумя годами – до 30 июня 1943-го, но позже действие закона продлевалось), однако исключительно важным был сам факт его принятия.

Рузвельт не скрывал раздражения, слыша обвинения в «диктатуре», «подрыве американской обороны» и т. п. Заявление одного из оппонентов, что закон «загубит четверть всех американских парней», он назвал «самым гнусным публичным высказыванием при жизни моего поколения» ^{500} .

Начальная сумма помощи была определена в семь миллиардов долларов. Всего же за годы войны расходы по этому закону составили огромную сумму – свыше 50 миллиардов, из которых 31 миллиард приходился на Великобританию, а 11 – на СССР; остальная сумма была израсходована на помощь Китаю, а также Франции на заключительном этапе войны и некоторым другим странам.

Так появился знаменитый закон о ленд-лизе [31]31
  От англ. lend– давать взаймы и lease —сдавать в аренду.


[Закрыть], явившийся предпосылкой практического воплощения в жизнь лозунга «арсенал демократий». Вначале он проводился существовавшими ведомствами под общим наблюдением Г. Гопкинса и самого президента. Несколько позже оказалось, что осуществление ленд-лиза требует специального органа. В октябре 1941 года Рузвельт подписал распоряжение о создании управления по осуществлению закона. Начальником его, с ежегодным окладом в десять тысяч долларов, стал Эдвард Стеттиниус и занимал этот пост до 1943-го, когда стал заместителем госсекретаря.

Рузвельт был удовлетворен тем, насколько быстро был подготовлен текст законопроекта, собраны необходимые резолюции, проведено обсуждение в комитетах палаты представителей и сената и утверждение закона обеими палатами. Умудренный многолетним опытом, он понимал, что в иных условиях принятие такого основополагающего акта потребовало бы во много раз больше времени.

Стеттиниус тогда думал иначе, но позже изменил свою позицию. Он писал в мемуарах: «Теперь я, кажется, понял, в чем было дело. В демократических странах недостаточно просто поддержки большинства для быстрых и решительных действий по защите страны от опасности. В такое время необходимо сплочение народа и нельзя допускать резкий раскол в обществе» ^{501} . В отличие от него Рузвельт хорошо сознавал необходимость сплочения нации и прилагал все силы для его обеспечения, даже в чрезвычайных условиях.

Пятнадцатого марта на встрече в Белом доме с членами Корреспондентской ассоциации Рузвельт подвел итоги: «Пусть диктаторы Европы и Азии сомневаются в нашей сплоченности. В нашем демократическом обществе решения, может быть, принимаются медленно, но когда они приняты, то это решения не одного человека, а ста тридцати миллионов» ^{502} . Теперь, когда акт о ленд-лизе был проведен через органы власти с рекордной скоростью, Рузвельт мог позволить себе рассуждения о «медленном принятии» законов.

Экспансивная Ф. Перкинс считала, что идея о ленд-лизе пришла в голову Рузвельту внезапно, чуть ли не по божественному наитию. По ее словам, у президента произошла «вспышка ясновидящего знания и восприятия» ^{503} . Если Рузвельт именно так рассказывал близким о возникновении этой идеи, то это был розыгрыш. На самом деле обдумывались и взвешивались самые разные варианты, ни один из которых не был пригодным в полной мере, и постепенно из их элементов сложилось решение.

Что же представлял собой ленд-лиз?

Закон гласил, что поставленные материалы (машины, различная военная техника, оружие, сырье, продовольствие и т. д.), уничтоженные, утраченные и выработавшие ресурс во время войны, оплате не подлежат, а имущество, после окончания войны пригодное для гражданских целей, будет оплачено полностью или частично на основе предоставленных Соединенными Штатами долгосрочных кредитов (в основном беспроцентных займов). Одна из статей предусматривала, в случае заинтересованности американской стороны, возвращение неразрушенных техники и оборудования.

В советской историографии обычно утверждалось, что размер помощи СССР по ленд-лизу был довольно мал – всего около четырех процентов средств, затраченных страной на войну, а техника поставлялась в основном устаревших моделей. При этом с подачи члена Политбюро ЦК ВКП(б) Н. А. Вознесенского на США лились потоки грязи. Председатель Госплана Вознесенский утверждал: «Ожиревший на народной крови в период Второй мировой войны монополистический капитализм Соединенных Штатов Америки… теперь стоит во главе империалистического и антидемократического лагеря и стал застрельщиком империалистической экспансии во всех частях света» ^{504} . В то же время, как в 1963 году доносили спецслужбы, маршал Г. К. Жуков в частных разговорах признавал: «Вот сейчас говорят, что союзники никогда нам не помогали… Но ведь нельзя отрицать, что американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну… У нас не было взрывчатки, пороха. Не было, чем снаряжать винтовочные патроны. Американцы по-настоящему выручили нас с порохом, взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали! Разве мы могли бы быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью? А сейчас представляют дело так, что у нас всё это было свое в изобилии» ^{505} .

На Западе, наоборот, обычно указывалось, что победа над Германией была определена западным оружием и Советский Союз без ленд-лиза не устоял бы ^{506} .

В наше время в странах, образовавшихся на месте бывшего СССР, отношение к помощи союзников изменилось – признается важное значение не только поставок вооружения, военных материалов, продовольствия по ряду наименований, но и получения информации о новых образцах оружия и промышленного оборудования. Исследовавший этот вопрос Б. В. Соколов сделал вывод, что «без западных поставок Советский Союз не только не смог бы выиграть Великую Отечественную войну, но даже… противостоять германскому вторжению, не будучи в состоянии произвести достаточное количество вооружений и боевой техники и обеспечить ее горючим и боеприпасами» ^{507} .

Соколов и другие авторы отмечают, что эту зависимость хорошо понимало советское руководство уже в начале войны. Направленный в СССР специальный посланник Рузвельта Г. Гопкинс сообщал 31 июля 1941 года, что Сталин полагал невозможным без американской помощи устоять против Германии, располагавшей ресурсами оккупированной Европы. Рузвельт же еще в октябре 1940-го, объявляя о своем решении разрешить военному ведомству предоставлять излишнее вооружение и снаряжение, а также стратегические материалы и промышленное оборудование тем странам, которые могут защищать американские национальные интересы, допускал включение в число этих стран Советского Союза.

Вначале в осуществлении программы ленд-лиза было немало путаницы, бюрократической суеты и произвола. Зарубежные и внутренние «толкачи», так или иначе лично заинтересованные в тех или иных видах поставок, а подчас просто коррумпированные, дискредитировали ее. Поэтому в конце 1941 года по распоряжению Рузвельта была введена четкая система распределения.

Правительство страны, включенной в список получателей американской продукции, обращалось к правительству США с конкретной заявкой – с перечнем товаров и указанием их количества. Вслед за этим проводилась «проверка на соответствие ленд-лизу»: в самом ли деле запрашиваемые материалы необходимы для военных нужд, в достаточном ли количестве они имеются в США и действительно ли полезнее для общего дела отправить их союзнику, нежели оставить для внутреннего использования. Если получатель обладал достаточным долларовым фондом, он оплачивал поставки наличными, если же нет – материалы передавались как можно быстрее, а возмещение откладывалось на послевоенный период ^{508} .

Закон о ленд-лизе был новым важным шагом на пути непосредственного вовлечения США в мировую войну. О том, что этот момент приближался, свидетельствовало и образование президентом не предусмотренного конституцией органа – военного кабинета в составе пяти человек – военного министра Стимсона, военно-морского министра Нокса, министра финансов Моргентау, государственного секретаря Халла и неизменного Гопкинса как руководителя программы ленд-лиза.

Третьего апреля 1941 года после жарких споров Рузвельт отдал распоряжение перевести три линкора, авианосец и четыре крейсера из Тихого океана в Атлантический для эскортирования караванов судов, начавших перевозку военной техники и других материалов в Великобританию. Вскоре американские войска были отправлены в Исландию. Рузвельт отдал приказ топить германские подводные лодки везде, где они будут обнаружены, даже если они не будут проявлять враждебные намерения.

Фактически США начали необъявленную войну. Рузвельт дал понять, что основное внимание его правительства вновь обращено на Атлантику и Европейский континент, а тихоокеанские проблемы, оставаясь важными, отходят на второй план. Эта оценка вроде бы подкреплялась согласием правительства Японии на переговоры с США. Правда, совершенно об ином свидетельствовал подписанный 13 апреля 1941 года в Москве договор о нейтралитете между Японией и СССР. Однако американский президент счел, что договор является лишь отвлекающим маневром и японцы всё же предпочтут агрессию в северном направлении, где их вооруженные силы надолго увязнут в военном столкновении с Советским Союзом, если не получат весомой помощи от Германии – своего главного союзника по Тройственному пакту, подписанному 27 сентября 1940 года.

Вскоре Соединенным Штатам пришлось сполна расплачиваться за этот просчет. Конечно, какая-то часть информации, поступавшей в Белый дом, трактовалась в духе, соответствующем предположениям и даже пожеланиям президента, и упреки в его адрес были отчасти заслуженными. Но в оправдание Рузвельта можно сказать, что в то время было еще крайне трудно определить действительные намерения Японии, а европейский и атлантический театры военных действий являлись главными в определении судеб мира.

С обоснованием новых мер президент выступил 27 мая 1941 года в очередной «беседе у камина». Было важно, чтобы его инициативы поддержали граждане США. Поэтому президент акцентировал внимание не на абстрактных принципах гуманности и демократии, а на «разумном эгоизме» – прямой заинтересованности американцев:

«Вся наша программа помощи демократическим странам основана на трезвом расчете – на заботе о нашей собственной безопасности и желании защитить тот цивилизованный мир, в котором мы хотели бы жить. Каждый доллар, который мы тратим, посылая военное снаряжение другим, помогает не допустить диктаторов в наше полушарие и тем самым выиграть время, чтобы произвести больше пушек, танков, самолетов и кораблей.

Мы совершенно не пытаемся скрыть, что, предоставляя помощь, преследуем свои интересы. Великобритании это известно, понимает это и нацистская Германия» ^{509} .

Рузвельт объявил, что поставки в Британию грузов, в которых она нуждается, – дело первостепенной важности для самих Соединенных Штатов.

Одновременно выступление содержало обращение к соседям: «Всем странам Американского континента – двадцати республикам и Канаде – я заявляю: Соединенные Штаты не просто декларируют цели общей обороны, но уже сегодня активно заняты их осуществлением» ^{510} . Далеко не всем в Латинской Америке нравились такого рода высказывания – в этих странах весьма активно действовала нацистская агентура, опиравшаяся главным образом на «фольксдойче» – этнических немцев, часть которых превратилась в подлинную «пятую колонну» нацистского рейха. Но не считаться с волеизъявлением могучего северного соседа власти этих стран не могли.

В конце беседы прозвучало главное:

«Мы подтверждаем свою неизменную веру в жизнеспособность нашей конституционной республики как оплота свободы, терпимости и приверженности слову Божьему!

Во исполнение этого, глубоко осознавая ответственность, которую я несу перед моими соотечественниками за будущее нашей страны, я сегодня объявил о введении на всей территории страны чрезвычайного положения и потребовал всемерного укрепления обороны с использованием всех возможностей» ^{511} .

Введение чрезвычайного положения означало, что президент считает войну неминуемой. По данным опросов, это выступление слушали по радио около шестидесяти пяти миллионов американцев. В следующие дни в Белый дом шел поток телеграмм с одобрением действий Рузвельта. Он начинал выигрывать внутреннюю битву – против изоляционизма.

* * *

Рузвельт внимательно следил за политикой СССР, за курсом Сталина. Он понимал, что между двумя тоталитарными режимами существует некое тайное соглашение, положения которого реализовывались в процессе раздела территории Польши, присоединения к СССР Литвы, Латвии и Эстонии, Бессарабии и Северной Буковины, советско-финской войны.

Предполагая, что союз Гитлера и Сталина может оказаться недолговечным, Рузвельт был осторожен в публичных оценках действий СССР, одновременно давая указания членам своей администрации демонстрировать, что США решительно не одобряют экспансионистскую политику. Но в меморандуме, адресованном Халлу, он предложил Госдепартаменту реагировать на каждый советский демарш против американских дипломатов и других лиц подобным же или еще более резким образом.