Текст книги "Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма"

Автор книги: Георгий Голохвастов

 
Сбылось: дано мне мой замысел чудный
И вместе страшный в его новизне
Свершить на деле, как долг многотрудный.
Из храма ходом, укрытым в стене,
Всхожу с царевной на плоскую кровлю…
Вновь Символ Девства над миром возник,
И я, ликуя, в душе славословлю
Владыки Света невидимый Лик!
 
 
Подходят сроки! Вот – дева-невеста
Приносит людям из сумрака лет
Мечту пророчеств – Спасенья Обет;
И, словно в свитке седом палимпсеста,
Уже, сквозь строки позднейших времен,
Мне зрима правда начальных письмен:
Предвечный в Диске, издревле сокрытый
От нас во славе Своей огневой,
Заутра явит нам Образ живой,
Бессмертья светом с востока залитый!
Завет Единства – завет позабытый
Блеснет сквозь тлен и раскол роковой!
 
 
Светла под светом серебряным крыша,
Над нею – лунный серебряный шар
И воздух, полный неведомых чар.
Царевны кудри беззвучно колыша,
Чуть веет свежий морской ветерок,
И, словно парус в пути на восток,
Высоко в небе, рассвету навстречу,
В нем чуя эры блаженной предтечу,
Взмывает птица безмолвная Рок…
 
 
И я спустился в святилище снова
С мечтой своею о завтрашнем дне.
Мои веленья ловя с полуслова,
Царевич, молча, прислуживал мне.
 
 
Зажгли огни алебастровых чаш мы
И семь алтарных огней в хрустале:
Светились стены желтеющей яшмы,
Купаясь в мягком лучистом тепле.
 
 
Чертеж пентакля на огненной меди,
Повитый тканью, раскрыл я. Полны
Кадила свежим запасом камеди,
И взбрызнут нардом покров пелены.
 
 
Готовы воска янтарного свечи,
Сосуды с миром, три свежих венка,
Мой жезл и меч, освященный для встречи
Враждебных духов угрозой клинка;
Вода Живая в хрустальном кувшине,
С Водою Мертвой – могильный лекиф…
К обряду храм уготовлен, и ныне
Верну я миру в раскрытой святыне
Завет далекий и темный, как миф…
 
 
К сестре царевич восходит на крышу.
Шаги. Уж близко их шепот я слышу —
Горячий шепот прощальных минут:
Жених с невестой к венчанью идут.
 
 
Они вступили в святилище чинно.
Я их встречаю. Я знак подаю, —
Царевич сбросил тунику свою:
Покров надежный любви их невинной
Верней охраны стыдливых одежд;
Они не клонят застенчиво вежд.
 
 
В чреде эонов, при всем бесконечном
Обильи в строе мирском красоты,
Творец-Природа не знала четы,
Рожденной ею в таком безупречном,
В таком простом совершенстве мечты.
 
 
Яснее детской молитвы вечерней,
Прекрасней песни любви молодой,
Они стояли тогда предо мной —
Чудесней правды, легенд достоверней.
 
 
Пусть миг прошел, и восторг мой затих,
Но он всесилен и незабываем:
Недаром снится утраченным раем
Потомкам Остров, взлелеявший их!..
 
 
Минутно в душу мне дымкой печальной
Проникла жалость при мысли о том,
Что будет в этом обряде святом
Стезя к венцу – их стезей погребальной,
И песня смерти – их песней венчальной,
А ложе брака – их смертным одром.
 
 
Но выбор сделан… Урочно к востоку
Уже Иштар золотая сошла,
И время ночи приблизилось к сроку
Священных действий… Да будет хвала
Бесплотным Силам и Духам Астральным!
В полночной тайне да славится Ра,
Из тьмы предвечной путем изначальным
От царства мертвых грядущий!.. Пора!..
 
 
И я пред дивным магическим делом
На черных плитах сверкающим мелом
Три четких круга, с молитвой, черчу,
От черных сил ограждая чертами
Алтарный камень и Ложе с крестами;
Венок надев, возжигаю свечу
И низко, пола касаясь перстами,
Творю к востоку обрядный поклон.
Шуршат одежды; фелони виссон
Горит багрянцем парчовых оплечий…
Жених с невестой с обеих сторон
Ко мне подходят. Зажженные свечи
Я им вручаю, главы близнецов
Украсив вязью венчальных венцов.
 
 
«Внемлите! Дастся вам мудрость святая:
В любви высокой природа земная
Кует великий союз с Божеством,
Общаясь с Небом и гордо стяжая
В безгрешной связи бесплотным сродством
Удел блаженства под кущами рая.
 
 
В любви высокой – тройное звено:
Два чистых духа, в их девстве – одно,
Раздельно-общно сливаются с Третьим
В двойном единстве, как Триипостась
Тройным единством предвечно слилась.
И Третий – Высший – слиянием этим
В меньшом, но Равном – едино-двойном,
Святит бессмертье крещеньем эфира,
Крещеньем в даре духовного мира,
Крещеньем света в дыханьи живом.
 
 
Мужайтесь, дети! На подвиг страданья
В залог блаженства напутствую вас:
Уж брезжит утро в ночи мирозданья,
И близок жизни немеркнущей час.
 
 
Простясь друг с другом лобзаньем свиданья,
Отдайтесь смерти с воскресной мечтой,
С мечтой о жизни, с мечтой обладанья
Друг другом вечно со всей полнотой!..»
 
 
И, весь в небесном, земным не волнуем,
Следил я тихо, как брат и сестра
Любви безгрешной живым поцелуем
Слились у Ложа Предвечного Ра.
 
 
Не пламень страсти в предсмертном ожоге,
Не терпкой мукой отравленный зной,
А трепет счастья пред встречей иной
Был в этом кратком прощальном залоге…
Сплелись их пальцы в пожатьи…
Двух троп Стези сошлись на единой дороге:
Оправдан царских детей гороскоп.
 
 
Рукою твердой их руки сжимая,
В круги вступил я с безмолвной четой…
Возврата нет нам. Нас тайна немая
Замкнула глухо тройною чертой.
 

 
Алтарь сияет. Священное Ложе
Повито дымом звенящих кадил,
И всё в служеньи торжественном схоже
С уставом древних. В кругах оградил
Себя я силой тройных окроплений,
Тройных молений, тройных обращений
С тройным призывом Великих Имен,
И трижды был я дыханьем курений
От злых вторжений извне охранен.
 
 
Как встреча солнца с луной серебристой
Смешала б полдень и полночь в лучистой
Заре одной – в бесконечной заре, —
Так утро жизни ночною порою
Зажглось в Ацтлане на древней Горе
В венчаньи брата с родною сестрою:
Рассвет возврата к исконному строю,
Да будет долу всё так, как горе!..
 
 
Я Тебя заклинаю, Превысший
Чистый Дух, Присносущий Отец,
Просиявший сквозь сумрак нависший,
Возвещенный в твореньи Творец!
 
 
Заклинаю достоинством мага
Многих милостей ради Твоих,
Да направишь к свершению блага
Ты почин помышлений благих;
 
 
Да вручит мне копье обороны
Светлых Духов небесная Рать,
Чтобы духов земных легионы
В дерзких происках их покарать;
 
 
Справедливость и Дух Состраданья
Да вольют, как в сосуд золотой,
В душу гордый восторг обладанья
Первобытной ее чистотой;
 
 
Да увижу я Вечность и Славу;
Да снискаю Победы венки
И стяжаю Величье по праву
Мощью правой и левой руки!
 
 
А Тебе, как Отцу и Владыке,
Нам явившему славы дела, —
В слове, клекоте, реве и рыке
Изначально и вечно хвала!
 
 
Светом, укрытым в сосуде из глины,
Брезжит в творении отсвет Творца,
И лишь в едином – сияет Единый.
Именем Неба и властью жреца
Ныне с Царицей Царя – Два Лица,
Вечного Целого две половины —
Я украшаю единством Венца.
 
 
Разум и Мудрость, со всей полнотою,
Я сопрягаю в единой чете:
Милость и Суд обручив Красоте,
Царство в одно сочетав с Красотою,
Счастье – Победы навек удостою
И совмещу на Основе одной
Дух с Преходящим, как мужа с женой.
 
 
Мудростью огненной, волею здравою,
Силою Слова в веках безначального,
Приосеняю вас честью– и славою
В тайне великой обряда венчального.
 
 
Ныне для уз бытия беззакатного
Двое, венчаясь и честью, и славою,
Вяжутся браком, как жемчуга скатного
Парные зерна – одною оправою.
 
 
В радостной тайне, плотскому несвойственной,
В чуде слиянья концов с серединою,
Будут супруги, в их слитности двойственной,
Духом единым и плотью единою.
 
 
В празднике праздников, в блеске торжественном,
В Девстве, не тронутом страсти отравою,
Двое для жизни в бессмертьи божественном
Ныне венчаются честью и славою!
 
 
Радуйтесь, дети земные
С нимбом небес на челе!
Тел своих ноши больные
Тленной оставьте земле.
То, что другим недоступно,
Вам благодатно дано:
Зреет в двоих совокупно
Жизни единой зерно.
 
 
Радуйтесь! Жизни струею
Вы сроднены навсегда
Так, как сроднились с Землею
Воздух, Огонь и Вода.
С вами, как весть воскресенья,
Образ Творца совоскрес!
Радуйтесь, Дети Спасенья,
Дети Земли и Небес!
 
 
Украдкой ветер пахнул предрассветный,
Повеял острый морской холодок,
Как весть, что близок решающий срок:
Для мира следствий свершился запретный
Разрыв в цепи смертоносных причин…
А я, душой напряженной светлея,
Венчальной тайны связующий чин
Скрепил духовной печатью елея:
 
 
Кладу печать забвенья на чело —
От жизненных обманов отрешенье:
В нем чуток ум, как зеркала стекло,
В нем девственности чуждо искушенье.
Кладу печать забвенья на чело.
 
 
Кладу печать прозрения на очи:
Развеется всё то, что до сих пор
Мерещилось, как сновиденье ночи;
Окинет взгляд – надмирный кругозор…
Кладу печать прозрения на очи.
 
 
Кладу печать молчанья на уста:
Бессильна речь, слова людские грубы;
Но разрешит плотская немота
Для языка мистического губы…
Кладу печать молчанья на уста.
 
 
Кладу печать запретную на уши,
Чтоб мира гул смущающий потух:
Беззвучный зов должны расслышать души —
Безмолвию да внемлет чистый дух.
Кладу печать запретную на уши.
 
 
Кладу печать борьбы на кисти рук:
В распятии – решающая битва
За Жизнь, чрез Смерть, и в пытке крестных мук
Предсмертный стон – победная молитва…
Кладу печать борьбы на кисти рук.
 
 
Кладу печать напутствия на ноги:
Прямой лежит освобожденья путь,
Прекрасна цель спасительной дороги,
В конце стези отрадно отдохнуть…
Кладу печать напутствия на ноги.
 
 
Кладу печать свершенья на лингам —
Целебный яд смертельной язве пола:
В последней битве, данной двум врагам,
Исчезнет след губящего раскола,
Подобно вешним тающим снегам.
По смерть скует в горниле двух агоний
Единый круг на смену двум кругам…
В том круге – вечность, дар новозаконий
Сынам земли, вновь венчанным богам!..
Кладу печать свершения на йони.
 
 
Сосуд лазурный завернутый в плат,
Святого мира струит аромат.
И явлен миру со всей широтою
Обет спасенья в напеве псалмов;
Пусть смысл их нем для незрячих умов,
Но зов услышан прозревшей четою:
Ни тени страха, ни скорбной тоски,
Ни мук сомнений, ни противоречий…
Тепло сияют оплывшие свечи;
В пожатъи братском две дружных руки.
 
 
Две жизни, с детства прошедшие рядом,
Сейчас связали земные концы:
На новой грани стоят близнецы…
Но смерть страшна ль, если чудным обрядом
Единства вечность обещана им
В залог любви, недоступной двоим?
 

 
С их юной верой я верою старца
Светло сливался, творя ритуал,
И с песней поднял точеный из кварца
Безгрешно-чистый прозрачный фиал.
 
 
Напиток вечный божественной Сомы,
Как сплав рубина, отсвечивал в нем,
И в тонких гранях лучей переломы
Пылали знойно кровавым огнем.
 
 
В жаровню, брызнув по угольям рдяным,
Я бросил семя; и дым кишнеца
Волною неги вливался в сердца.
Тогда тройным окропленьем багряным
Из древней чаши с напитком веков
Смочил я кудри склоненных голов.
 
 
Жизни вино изливаю на кудри я.
В хмеле блаженном залог единения:
Да знаменует наплыв опьянения
Чистую страсть в роднике целомудрия.
 
 
Вам открываю в последнем преддверии
Я непреложный закон воссоздания
И приобщаю вас к чуду вне времени
Символом древним великой печати я;
Тайна тройная в любовной мистерии:
Без вожделенья – восторг обладания,
Царственной жизни зародыш – без семени,
Жизни божественной плод – без зачатия…
 
 
В области света, как рай заповеданной,
В жизни, дыханьем бессмертья напитанной,
Слейтесь любовью, никем не испытанной,
Слейтесь любовью, никем не изведанной!..
 
 
Сошли на нас языки огневые.
Пахнуло в мертвом застое мирском
Дыханьем жизни: от века впервые
Завет Бессмертья я в слове людском
Поведал миру… И ночь просияла.
В испуге тени по храму ползком
Ползли, как змеи; над влагой фиала
Лучи сплелись светозарным венком.
 
 
Призыв целомудренной жажды
Духовного ждет утоленья.
Прильните единожды, дважды
И трижды к струе исцеленья.
Изведайте в ней троекратно
Причастье любви благодатной.
И в близости смертного шага
Да будет целебная влага
Не в юность, не в старость,
Не в детство, не в зрелость,
Не в плоть и не в кровь,
Не в страстную ярость, —
Но в девство, и в целость,
И в дух, и в любовь!
 
 
И по три раза к устам новобрачных
Поочередно, молясь, подносил
Я сок, источник живительных сил.
Они склонялись и, граней прозрачных
У края кубка касаясь слегка,
Испили по три целебных глотка.
 
 
Сердце омойте душистою Сомою,
Душу утешьте непитою сладостью
И напоите, как вешней истомою,
Тело земное нечаянной радостью.
 
 
Двое, единые в чудном слиянии,
Облик воспримут по мысли Создателя
Так же, как бронза в литом изваянии —
Образ, рожденный мечтою ваятеля.
 
 
Двое, два вздоха души всеобъемлющей,
Два излучения света бесплотного,
Ныне отыдут к отчизне, приемлющей
Блудное чадо из мира дремотного.
 
 
Мир всколыхнулся. И новозаконие
Рушит заклятье недвижности каменной:
В воздухе райских садов благовоние,
В огненной буре нет злобности пламенной.
 
 
Суша ликует, и с ласковым рокотом
Море колышет волну свою пенную…
Пеньем, рыканьем, мычаньем и клекотом
Гимн потрясает до края вселенную!
 
 
И я прозрел мироздания дали,
Как новых истин святые скрижали:
Звучал, казалось, воскресный хорал,
И брезжил вечной зарею астрал
Взамен обычной зари повседневной…
Лучистый, рядом с лучистой царевной,
Нетленным светом царевич блистал.
 
 
Восторг священный достиг апогея:
В безумстве веры – из мира исход.
В наливе зрелом своем тяжелея,
Не сам ли с ветки срывается плод?
 
 
В порыве страстном у Ложа Святого
Царевич встал в головах ко кресту;
Царевна – против, в ногах, у другого.
Они, застыв у столбов, в высоту
Вдоль брусьев руки простерли без страха,
Как чайки – крылья, готовясь в отлет:
Казалось, с первым усилием взмаха
Полет свободный их ввысь унесет.
 
 
Но туго к брусьям петлей роковою
Я кисти рук их вяжу бечевою
И в путы ноги беру у колен,
Крепя надежно узлами у древа…
Насилью уз не противилась дева,
Царевич их не заметил; блажен
Был свет их взоров под звуки напева
Заклятий новых в молчании стен:
 
 
Не мятежный раб-завистник,
А ревнитель Божества,
Возношу на крест-трилистник
Упованье естества.
 
 
Смерти правый ненавистник,
Смерти свергну я права,
Возложив на крест-трилистник
Упованье естества.
 
 
В мире здесь душа – зарница,
Заблудившаяся птица,
Однодневный гость;
Для живой души – гробница
Эта плоть и кость!
 
 
Смерть придет, освободительница:
Смерть, темницу расторгающая,
Смерть, как смерти победительница,
Жизнь чрез тленье воздвигающая,
Свет бессмертья возжигающая!
 
 
В светлой тайне чуда утреннего
Над любовью, здесь погубленною,
Слитность внешнего и внутреннего
Вспыхнет жизнью усугубленною
Для любимого с возлюбленною!
 

 
Светлые Силы,
Власти верховные,
Стражи-хранители!
Дайте свои
Крылья духовные
В путь из могилы
К горней обители
Детям любви, —
Душам-страдалицам,
Мира скиталицам!..
 
 
Звенит кадило; туман дымовой
Волнами ходит; кресты озаряя,
Мигают свечи… Беру с алтаря я
Кувшин, налитый Водою Живой,
И в чашу с тонкой резьбой краевой
Роняю каплю. Отливом опала
Она сверкнула, и в чашу упала,
Как влага утра в раскрытый цветок.
Я поднял жизнью насыщенный кубок
И взял столетья изживший клинок,
Закланий нож со следами зарубок,
Местами ржавый, но грозный, как рок…
 
 
В тот миг взглянул я с невольным участьем,
С земным участьем, царевне в глаза:
В очах, сиявших неведомым счастьем,
Кристальной каплей блестела слеза,
Как будто миру свой жемчуг хотело
Оставить сердце, блаженно дрожа…
И чуть заметно лишь дернулось тело,
Почуяв холод зловещий ножа.
 
 
У кисти левой руки, где под нежной
Прозрачной кожей в узор голубой
Сплетались жилки и бился мятежно
Горячей крови немолчный прибой,
Одну из жил я надрезом коротким
Открыл искусно. За кровью густой,
Спадавшей струйкой в сосуд золотой,
Царевна взором спокойным и кротким
Следила, молча. В залог бытия,
Как дар во имя всемирного блага,
Текла рудная и тленная влага,
Природы женской даянье…И я
Теченье крови, с молитвой беззвучной,
Утишил властью целительных чар…
Как дым сожженья над жертвою тучной,
Всходил от чаши таинственный пар.
 
 
Подняв сосуд, я прошел к изголовью
Святого Ложа. Царевич с креста
Меня окликнул. Сбывалась мечта:
Любви их ради с безмерной любовью
Теперь готов он пожертвовать кровью!
 
 
И как с царевной был юноша схож
В минуту эту лицом вдохновенным
И глаз глубоких огнем сокровенным…
«Я счастлив!..» – тихо шепнул он.
И нож Вонзился в руку уколом мгновенным.
 
 
И жаркой крови расплавленный лал,
Сливаясь с кровью горячею женской,
Из ранки в чашу струею стекал,
Как дань мужская победе вселенской…
 
 
С молитвой новой, глубокий укол
Врачуя новым святым заговором,
Вознес я жертву на древний престол,
Укрыл под тканью, расшитой узором,
И тихо, чаши, согретой теплом
Пролитой крови, касаясь челом,
Творил молитву… Ее вдохновенье
Сплотило чувства в стремленьи одном:
Умолкло тело, и впал я в забвенье,
Охвачен негой меж бденьем и сном.
 
 
В покое ясном, светло и безлично,
С душою мира роднясь гармонично,
Душа юнела, срывая слои
Земных влияний, как кожу змеи.
Тогда-то Сила, как ток кольцевидный,
Зажглась внезапно в крови у меня,
А в сердце пламень святого огня,
Колеблясь, дрогнул, как жало ехидны;
И мне наитье пророческих слов
Уста отверзло у темных крестов:
 
 
Чрез смерть сопричтены к бессмертной доле,
Примите дух познания полно, —
Неслыханное вам возвещено…
 
 
Ничто не существует здесь, доколе
По имени не названо оно;
Что существует, то воплощено,
Как в образе, в зиждительном глаголе
И именем своим наречено;
 
 
Но вновь ничто не существует боле,
Едва лишь имя творческою волей
В созвучии своем умерщвлено!..
 
 
Горел, как факел, в незримом огне я:
Он волю мне закалял, словно сталь,
И чудной Силы прилив, пламенея,
Бежал по телу извивами змея,
К челу от сердца всходя, как спираль.
Та Сила – пламень, душа мирозданья,
Всего благая и грозная мать;
Тая предвечный родник созиданья,
Равно способна она убивать.
 
 
Мне должно волей бесстрастную Силу,
Как челн, послушный и в бурю кормилу,
Направить в море страданий и зол:
Метну ее повелительным словом,
Как мечет медный свой круг дискобол, —
И мир воскреснет, разбуженный зовом
Хвала Тебе, чудотворный Глагол!
 
 
С нашим миром сорубежный,
Но закрытый от людей
Разливается безбрежный
Мир внечувственных идей.
 
 
Сны Хаоса – сны Титана —
В мертвом зеркале веков,
Как на глади океана
Тень от пара облаков.
 
 
Там родятся без зачатий,
Вне причин и череды,
Неосознанных понятий
Безымянные орды.
 
 
Свет им чужд, им разум не дан,
Дух их жизнью не согрел:
Им досрочно заповедан
Обезличенный удел.
 
 
Но тревожа и неволя
Тягой темного чутья,
Их гнетет слепая Воля
Алчной жаждой бытия…
 
 
И лишь Слова сила творческая
Над безличностью властна!
Звуком зова мироборческая
Раздробится тишина:
 
 
Слова молнии могучие
Брызнут в мрак небытия,
В явном образе созвучия
Суть безликую живя;
 
 
Чуя Слова власть нездешнюю
В повеленьи: «Ты будь – То!» —
Вступит зримо в область внешнюю
Воплощенное Ничто.
 
 
Реченья – словно жемчужные четки.
Их звук последний еще не заглох,
Как в храме тихо пронесся короткий,
Подобный стону, подавленный вздох…
 
 
Я понял муку. Но, чужд сожаленья,
В прозреньи вещем, отраде творцов,
Окинул взором, как образы тленья,
Плотские формы четы близнецов.
 
 
Их пыл погас. Истомили их путы;
Им жар недужный уста иссушил;
В глазах страданье; под узами вздуты
Отеки кровью налившихся жил…
 

 
Крепитесь, дети! Недолго до срока!
Уже вдали побледнел небосклон,
И скоро миру, по благости Рока,
Дарован будет Единства Закон:
Во имя ваше исполнится он!
 
 
Родитель ваш, в заветный час объятья,
Скрепившего любви его обет,
Просил у Неба милости зачатья,
Мечтанием о первенце согрет.
 
 
И, как мираж оазиса в пустыне
Цветет пред тем, кто жаждою томим,
Так въявь царю предстала мысль о сыне,
Видением явившись перед ним:
 
 
Ваш лик двойной, единый первобытно,
Увидел царь, и той мечте живой
Нарек он имя истинное скрытно,
Вдохнув ваш облик в образ звуковой.
 
 
Так в цепь бессмертья всё новые звенья
Ввожу я властно. Родник откровенья
Обильней, глубже; и светятся в нем
Слова спокойным творящим огнем,
Как ровным тленьем горящего трута.
А грозной Силы Великий Дракон
Во мне клубится; то сердце мне он
Сжимает больно, как в щупальцах спрута,
То вьется в теле, как жгучий циклон…
 
 
Но твердой волей, к усильям привычной,
Веду с природой глубинной я спор,
Смиряя мощно стихии первичной
Слепой, могучий и страшный напор.
 
 
Чудно ваше имя запрещенное,
В тишине украдкой возвещенное,
Никогда не сказанное вслух:
Бытие в нем дышит воплощенное,
В миг рожденья членом разобщенное,
Но единое для двух!
 
 
Царевна снова вздохнула со стоном,
Томясь ознобом в тяжелом жару;
В бреду бессвязном царевич сестру
Любовно кличет… С престола беру
Я чашу крови с уставным поклоном:
Над ней лучится сиянья венец.
И крепким белым пером лебединым,
В крови смочив очиненный конец
Двойное имя я знаком единым
Сестре и брату черчу на челе.
И тверд мой голос: «Как был на земле,
Так в небе будь их удел одинаков!
Великим Словом зарок мой заклят!..»
В тиши, печати начертанных знаков
При робком свете, как язвы, горят.
 
 
Ваше имя, в образ звука влитое,
Тайною мистической повитое,
Не доверив в миру никому,
Воплощу я в написанье скрытой,
Вашей кровью жертвенной омытое,
Недоступное уму!
 
 
Полны величья и страха минуты
Последних таинств в преддверьи конца…
Беру я жезл свой и меч – атрибуты
Священной власти и силы жреца.
Пора деянье, какого анналы
Земных судеб не хранят, совершить
И, в бой со смертью вступив небывалый,
Пресечь двух жизней единую нить.
 
 
Днесь, сжигая знаки потаенные,
Истреблю я звуки оживленные,
Имя вновь беззвучности верну
И развею образы смятенные:
В бытии своем одноименные,
Смерть вы примите одну!
 
 
Но я хотел, чтоб небесным обетом,
Им смерть вещая, звучал приговор;
И мир страдальцам открыл, до сих пор
Для них незримый за вечным запретом…
 
 
Как темной ночью над мраком морским
Парят к востоку две смелые птицы,
Так две души над косненьем мирским
Взвились, встречая рожденье денницы
Полет стирал за пределом предел:
Менялось чудно вселенной обличье,
Глаза влекло мирозданья величье,
Манили дали… А сумрак редел,
И звал всё дальше от смертной темницы
Живой простор без конца и границы.
 
 
Внизу глубоко луны и земли
Темнели пятна, как мертвые мели;
Несметный сонм метеоров вдали
Кружился вихрем могучей метели;
Созвездья, чисты, как льдов хрустали,
В недвижном вечном огне пламенели;
Планет бегущих вращались шары;
Безмерно множась, рождались миры,
И, в стройном ходе, светил мириады
Сплетали сеть огненосных орбит.
И, всё венчая, как вечный зенит,
Великий Трон Светозарной Триады
Блистал, как солнце: мерцание лун
И трепет радуг в надзвездном пространстве
Звенели, громче ликующих струн,
Хвалой, предвечной в ее постоянстве…
И Лев, Телец, Серафим и Орел
Несли послушно Великий Престол.
 
 
Теперь, нарушив борьбы равновесье,
Я дал свободу Змее огневой;
Преград не зная, она в поднебесье
Взошла спиралью, как смерч волевой.
Был грозен в вихре мгновенного взлета
Ее стихийный безудержный рост:
Метнулся пламень столпом огнемета,
Смыкая небо с землею, как мост.
Как бьется голубь, попавший в тенета,
Царевич бился; в забвеньи звала
Царевна брата… Кровавые знаки
Имен их рдели, как яркие маки.
Тогда, концами меча и жезла
На них с заклятьем глухим указуя,
Незримый пламень с верховных небес
Опять на землю низвел, как грозу, я:
В моей ладони крыжатый эфес
Меча нагрелся, меж стиснутых пальцев
Прорвался белый светящийся пар…
Беззвучно грянул громовый удар,
И вмиг сразил истомленных страдальцев
Двух тайных молний смертельный ожог…
Согнув колени ослабнувших ног,
Царевны мертвой бессильное тело
Обвисло мягко, чуть-чуть трепеща;
Склонилась вбок голова до плеча,
Глаза сомкнулись, лицо побелело…
Царевич был бездыханен; слегка,
В последнем, слабом усильи, рука
Рвалась из петли; и низко поникла,
Рассыпав кудри, на грудь голова…
Великий миг! Завершение цикла:
Две смерти – смерти попрали права!..
 
 
Огнем смятенным пылало кадило;
Куренье душной грядой восходило,
И скорбь согрела призыва слова:
«Страданий дар – Твоему состраданью,
На Суд и Милость Твою, – да свершишь!..»
Молитва гаснет над жертвенной данью.
Забыть ли эту внезапную тишь?..