Текст книги "Прикосновение"

Автор книги: Георгий Черчесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Что он хочет?

– Рубиев хочет на правлении заявить, что желает облегчить жизнь колхозников. Посмотрите, мол, как дни наши проходят. В заботах и хлопотах. Никакой, мол, разницы нет в жизни хозяйки: что раньше, что теперь. Конечно, богаче живем, достаток у всех, но будни те же самые: чуть свет хозяйка просыпайся, дои корову, выгоняй пастись, в обед спеши за околицу второй раз доить, вечером ни тебе кино, ни заглянуть в гости, потому что опять же нужно встретить корову, напоить ее, подоить… И у мужчин сколько хлопот, связанных с коровой: сено на зиму – заготовь, навоз ежедневно – убирай, крышу на коровнике – перекрой… Так кто, говорит, на кого работает: корова на людей или люди на корову? По его словам выходило, что корова виновата во всех бедах людей на селе. И не только людей, но и… колхоза?! – нервно пожал плечами Тотырбек. – Представляешь?

– Непонятно, – согласился Руслан.

– Он и базу подвел. Мол, корова в личном хозяйстве отвлекает людей от колхозных дел. С кормами, говорит, туго будет.

– И что же он предлагает? – попытался выяснить Руслан.

– О-о, он рисует красивую картину. Вставать в восемь, приходить на работу в девять, уходить в шесть.

– А как же быть с коровами? – не понял Руслан.

– Рубиев хочет предложить сдать их колхозу.

– А кому выгода?

– Рубиеву. Отрапортует, что план выполнен, что колхозное стадо выросло.

Руслан смотрел на дядю с недоверием: неужто Рубиев пойдет на подобную пакость?

Тотырбек по глазам уловил, о чем думает племянник, и сказал:

– Посмотрим, что получится, тогда и поговорим… – Тотырбек вздохнул и, покачав головой, признался: – Не могу я больше без дела, не могу! Завидую Агубе. Он пошел в чабаны. Ему говорят: «Отдыхай, пенсионер», а он взвалил хурджун на плечо и отправился в горы. Если бы не мои больные ноги, я сегодня не к тебе бы направился, а к нему, пусть бы брал меня напарником. Там, в горах, не думал бы я ни о чем таком, что тревожит душу.

… Вскоре Руслан положил на стол редактора районной газеты материал.

– О ком? – поинтересовался тот.

– Критическая статья, – заявил Руслан.

Редактор посмотрел на него сквозь толстые стекла очков.

– Сдам полосу – возьмусь за вашу статью.

Вызвал Гагаева он через час. Встретил возбужденно.

– Вы отыскали интереснейший факт! Это в самом деле начинание Рубиева? Молодец он! Толковый председатель колхоза из него выйдет.

– Но я критикую его, – подал голос Руслан. – Его предложение может привести к тому, что у сельских жителей не станет молока.

– Вы не поняли, какой клад попал в ваши руки. Этот материальчик – да кому-нибудь из центральной прессы!.. Вмиг бы почин стал известен на всю страну! Неопытны вы еще, Руслан Умарович, неопытны… Ваши рассуждения выдают вас с головой. Вы не справились с материалом. Статью следует переделать в корне!..

– Но идея Рубиева нанесет вред людям, – ответил Руслан.

– Нет, – возразил редактор. – Вы профан в экономике. Рубиев находит убедительный способ избавления от влияния частника на село, – а вы, работник газеты, идете на поводу у тех, кто держится за старое.

– Это ошибка!

– Пусть это будет моей ошибкой! – заявил редактор. – Не обижайтесь. Я поручу сделать материал более опытному сотруднику, – заявил он. – А вам спасибо за интересный факт.

… Руслан охладел к работе. Редактор несколько раз вызывал к себе Гагаева, беседовал с ним. Однажды Руслан принес заявление об увольнении…

… Чего же ему не хватало? Почему он вдруг сорвался с места и отправился опять чабанить? Кого могла обмануть его отговорка, что он якобы задумал написать книгу о чабанах и это причина его отъезда?

… Руслан посмотрел на Екатерину.

– Я рад за тебя и Володю, – сказал он, впервые в жизни, кажется, назвав командира по имени, и сделал это не без умысла, почему-то уверовав, что если ты называешь по имени человека, даже перешедшего тебе дорожку, то это звучит искренне – и самому тебе кажется, что ты уже простил его. Но Руслан-то знал, что простить Крючкова он никогда не сможет – хотя в чем он виноват? В том, что обратил внимание на девушку, на которую нельзя было не обратить внимания.

– Мы поженились не сразу после окончания войны, – сообщила она.

– Знаю! – вырвалось у Руслана, и, поняв, что выдал себя, он замолчал.

Ее руки, гладившие скатерть, задрожали…

– Я вышла не по любви, – вдруг заявила она.

Что-то комом стало у него в горле. Что она хотела этим сказать? Опять упрекнуть Руслана? Или как-то отделить себя от его бывшего командира? Инстинктивно чувствуя, что Руслану больно от сложившейся ситуации, она этой фразой пыталась облегчить его страдания.

– Я не думал, что мы когда-нибудь встретимся, – сказал он.

– Ты всегда плохо вел себя, – произнесла Катя. – И в отряде, – попыталась она пошутить.

– Не надо, Катя, – поморщился он и признался: – Я все эти годы помнил тебя…

Она удивленно и недоверчиво посмотрела на него и, что-то мысленно уточнив и взвесив, отрицательно покачала головой:

– Не верю! Не верю! Мы тридцать с лишним лет считали, что ты погиб. Тридцать с лишним!.. А ты молчал.

– Я недостоин тебя, – заявил Руслан.

– В отряде ты мне этого не говорил, – усмехнулась она. – Там ты был другим!

– Да, другим! – резко оборвал ее Гагаев.

– Совсем другим… – подтвердила она и тихо произнесла: – Ты должен был, обязан был дать мне знать о себе… Хотя бы для того, чтобы я не ждала тебя… Помнишь? Но ты… – она не выдержала чуждого ей холодного, рассудительного тона и гневно бросила ему в лицо: – Ты предал меня!

Он с трудом взял себя в руки, энергично потер лоб, стараясь сдержаться, не бросить ей в лицо жестокие слова.

– Я не должен был ехать сюда… Мне хотелось, но я боялся… И вот я здесь… Потому что хотел видеть тебя, Катя…

Кто скажет, что надо и что не надо говорить любимой женщине после долгой разлуки? Кто знает, как она ответит на твой, даже невинный, вопрос? Для Руслана поведение Екатерины было неожиданным. Она улыбнулась. Да, улыбнулась. Не кротко, не сквозь слезы.

– Хочу верить тебе, – сказала она, глядя на него, как могут смотреть только женщины на любимого человека.

И он испугался глубины ее глаз, в которых ясно прочитывалась верность, многолетняя верность ему, их любви. И он сказал поспешно:

– Нет, не надо верить. Я… пошутил. Я даже не знал, что ты приедешь, что ты будешь здесь…

– Женат? – вдруг спросила она.

– Три месяца был женат…

– Что так?

– Она хорошая, – заторопился он, горячо убеждая Катю. – И хозяйка расторопная, и обо мне беспокоилась… И умница…

По тому, как Гагаев говорил о своей бывшей жене, Екатерина поняла, что его с ней ничего не связывало.

– Мечта – не женщина, – усмехнулась она.

– А я вот не оценил, – развел он руками. – По моей вине разошлись.

– Стара я уже… Повстречайся с тобой мы лет десять назад, ушла бы я к тебе, ушла… – задумчиво сказала она.

– А дети? – спросил Руслан с жестокой откровенностью.

– А ты? – спросила она и прямо посмотрела на него.

И он понял, что женское чутье не обманывает ее.

Она догадывалась, что у него неладно на душе.

– Не надо, Катя, – сказал Руслан хрипло. – Не надо…

Он не мог оставаться рядом с нею. Он должен был скрыться от ее пристального взгляда. И он поднялся и направился к двери. Он уже был на пороге, когда ее голос настиг его, заставил замереть…

– Опять бежишь… – сказала она. Не спросила, не укоряла, а просто сказала: – Бежишь… От меня бежишь… – И жестко добавила: – Но не обманешь меня. На сей раз не выйдет. – Она не сказала вслух того, что поняла: он любит ее!

И, видит бог, она была совершенно права. Она не ошибалась. Он бежал от нее. Он выскочил за дверь, оставив ее, готовую зарыдать. В висках стучало от назойливой мысли: она могла уйти от мужа и детей ради него, Руслана…

В коридоре Гагаеву встретилась Наталья, удивленно глянула вслед. Пробегая по тропинке к реке, он услышал голоса из окна. Первый принадлежал жене Рубиева:

– Не знала я, что у вас была любовь… Приставал?

– Вспоминали, – ответила Екатерина.

– Для женского сердца это самое опасное – прошлое вспоминать, – заявила Наталья. – Старый жук!

– Не такой он, – возразила Екатерина.

– Все не такие, – игриво засмеялась жена Рубиева. – Потом оказывается – такие… Вы с ним поосторожнее, остерегайтесь его.

Глава двенадцатая

…Руслан рассчитывал, что объяснение с боевыми друзьями произойдет не раньше чем через два-три дня; По его подсчетам, к этому времени должны были прибыть еще несколько человек. Но уже во второй день ему было суждено открыть им тяжкую тайну.

Сослан и Лена были на берегу реки.

– Запомни: я отсюда не уеду без тебя, – сказал Сослан.

– И сколько лет ты собираешься прожить здесь? – шутливо спросила она.

– Всю жизнь! – Он пододвинулся к ней.

Корытин и Наталья завтракали в беседке под деревом. Пили кофе, когда из сада возвратились Катя и Крючков. Они шли порознь, и это бросалось в глаза. Приблизившись к беседке, Крючков изобразил улыбку.

– Злое у вас солнце, – произнес он. – Спину жжет.

– Я тебе, Катерина, мазь дам, – предложила Наталья. – Натри ему, да посильней. Небось пройдет. – И, вспомнив, что между супругами словно кошка черная пробежала, замолчала.

Катя, казалось, не замечала многозначительного молчания. Не поймешь, то ли делает вид, что ничего не уловила, то ли не видит в этом ничего предосудительного. Подошедший к ним Руслан готов был сквозь землю провалиться.

Он чувствовал себя, как человек, который получает приглашение прибыть в гости, а посетив дом, убеждается, что его здесь не ждали. Впрочем, он единственный здесь, кто не получил приглашения, ибо сам послал их. И догадайся Наталья потребовать от него телеграмму, тут бы все и прояснилось. Это по его милости партизаны собрались на берегу реки, но, вместо того чтобы наслаждаться прелестями кавказского лета, с недоумением смотрели друг на друга и ждали, когда же и чем завершится та неопределенная ситуация, в которой все оказались…

Только стали забывать об оплошности с мазью, как на дорожке показались возвращавшиеся с реки Сослан и Лена. Все с любопытством наблюдали за влюбленными. Не подозревая, что за ними наблюдают, Сослан привлек к себе Лену и поцеловал ее в щеку. Она вырвалась от него и, взбежав на веранду, погрозила шутливо пальцем.

– Племянник ваш не промах, – хмуро посмотрела на Гагаева Наталья и закричала: – Молодой человек!

Сослан и Лена вздрогнули, испуганно оглянулись.

– В моем доме – и такое! – ужаснулась Наталья.

Лена озабоченно посмотрела на лицо Сослана, поспешно подошла, успокаивающе взяла егоза локоть, ободряюще улыбнулась, и они вдвоем направились к беседке.

– Жаль, что нет у меня сына, он бы показал, как вольничать! – грозно уставилась на Сослана Наталья.

Пересилив себя и вспомнив наставления Лены, Сослан одарил улыбкой Наталью:

– Это поправимо. И хлопотать не надо.

Она покраснела от негодования, возмущенно махнула рукой:

– Ну и ну! Такое осмелиться сказать мне? Я тебе в матери гожусь!

– Вот и я хотел сказать: выдайте за меня замуж Леночку – и будет у вас сын! – улыбался ей Сослан.

Лена бросилась к матери, повисла у нее на шее:

– И правда! Вот он, готовенький! Двадцатидвухлетний!

– Да очень уж шустрый! – через плечо дочери изучающе оглядела Сослана Наталья.

Услышав в ее голосе нотки заинтересованности, подали свои голоса Крючков, Катя, Корытин, которым Сослан явно нравился. Казалось, гроза, не разразившись, пройдет мимо. Пошел более спокойный разговор. Наталья оторвала от себя дочь, спросила Сослана:

– Кем будешь, когда с учебой покончишь?

– О-о, тогда я буду… – Сослан покосился на Лену, увидел, что она прижала палец к губам, и перевел взгляд на небо: – Тогда я буду…

– А-а, – по-своему поняла его Наталья и, облегченно вздохнув, произнесла: – Связан с этим… Слышите? Будущую профессию вслух запрещено произносить. Шустрый жених, прямо космический!

– Раз поцеловались – уже и жених? – засомневался Крючков.

– Важно как… – хитро улыбнулась Наталья: – Он ее в щеку, – значит, не в первый раз…

– Мама! – ахнула Лена.

– Вот так и разоблачают нашего брата, – озорно блеснул глазами Корытин.

Так и продвигался этот смешной, увиливающий от острых углов разговор. И вдруг точно в грозовом небе сверкнула молния, звука которой еще не было слышно. Это Наталья доверительно сообщила Сослану:

– Есть у тебя соперник. – И, заметив, что Сослан напряженно прислушался, торопливо успокоила его: – Но… не жених. Еще чего: принимать в семью агронома!

– А чем плох агроном? – вспыхнул Сослан.

И тогда Лена решительно поднялась, весомо заявила:

– Да это же и есть мой Сослан!

– Это он?! – Наталья едва устояла на ногах.

– Он приехал за мной.

– Не бывать этому! Нет, нет, нет!!!

У ворот особняка затормозила «Волга». В калитку вошел улыбающийся Рубиев, пробасил:

– Поздновато вы встаете, поздновато. Я уже на четырех фермах побывал…

Наталья метнулась к мужу:

– Казбек! Казбек! Я догадалась! – Круто повернувшись, она указала пальцем на Гагаева: – Это он! Он послал телеграммы от твоего имени! Он ворвался сюда, чтобы разрушить нашу семью!

– Да, я послал телеграммы, – сознался Руслан.

– Слышали?! Он!!! – запричитала Наталья. – Обманщик! – Она налетела на него: – Уймите племянничка! Вы будете во всем виноваты! Вы! Лучше бы вы не воскресали!!!

Вот и наступил тот момент, когда Гагаев должен был раскрыться. Сослан выжидающе смотрел на него. Он догадывался, что Руслан неспроста затеял эту поездку, что ему есть что сказать этим людям. Гагаев еще раз обдумал слова матери. Она со своей точки зрения кажется правой, ибо не желает отдавать свою дочь – единственную и любимую – человеку, который не внушает ей доверия, ибо у него – по ее мнению – нет трамплина для будущего. А Лена должна выбрать в мужья человека, который уже определился в жизни и старше ее лет на шесть-семь, что тоже условие для счастливой жизни: он будет верной опорой для молодой жены, опытность не позволит совершить ему глупость. Сослан молод, и хотя красив и хорош собой, но этого недостаточно для того, чтобы сделать дочь счастливой, и с годами внешность перестает играть определяющую роль. Она мать, и она вырастила Леночку и не желает видеть ее несчастливой и живущей в нужде, а потому возражает против этого скоропалительного брака. Вот правда Натальи. Материнская правда. Эгоистичная? Может быть, но это ЕЕ ПРАВДА.

А разве у Лены нет своей правды? Ей жить с Сосланом – почему дочь должна приноравливаться к вкусам и привычкам матери? Почему ей должны указывать, на кого ей обратить внимание, с кем встречаться? Разве стремление навязать другому человеку свои принципы и вкусы не ограничивает его свободу? Нет, человек, если даже он и молод, должен сам устраивать свою судьбу. Может допустить ошибку? А разве родители не допускают ошибок? Еще как! И родители родителей! Так можно выстроить лесенку в глубь веков.

Дети не могут и не будут вечно жить за спиной у родителей, ибо это ведет к потери индивидуальности. Это правда ее, Лены. Правда, основанная на желании человека самому отвечать перед обществом за свои поступки и решения, за сложившуюся судьбу.

Правда дочери приходит в столкновение с правдой матери. Но не может же она уступить матери только потому, что та родила ее. В конце концов, родители не должны забывать, что их дети не всегда будут детьми.

Итак, пришли в столкновение правда матери и правда дочери. И тут раздался вопрос Руслана:

– Что ценнее: одна жизнь или пятьдесят две? – спросил он.

Казбеку вопрос показался бессмысленным и не к месту:

– К чему ты это? У нас другой разговор.

– Оставьте на время в покое их, – кивнул Гагаев на Лену и Сослана. – Поговорим о нас… Так что важнее: одна или…

– Только эгоист может сказать – одна, – заявил Крючков.

– А если все они недостойны этой одной? – Руслан почувствовал, что начинает горячиться. – Если врут, изворачиваются, жадничают?..

Крючков, Корытин, Катя, Лена, Сослан изумленно смотрели на него.

– Тебе узнать это очень важно, – тихо сказала Екатерина.

– Важно, – признался Руслан. – Потому что мы живы, а он, ОН погиб.

– Кто он? – спросил Рубиев.

– Он тоже был из нашего отряда, – уклонился Гагаев от ответа.

– Многие погибли, не только тот, о ком ты говоришь, – возразил Казбек. – На их месте могли оказаться и я, и он, и она! Случись так – и перед тобой вместо меня сидел бы тот, о ком ты вспомнил.

– Живых нельзя обвинять в том, что они живы, – задумчиво подтвердил Крючков.

– Не скажи! – неожиданно вмешалась Наталья, словно ждавшая этого момента давно. – Кое-кого можно!

Выпад был против Гагаева, и он прозвучал зло и беспощадно. Настолько жестоко, что Рубиев встрепенулся:

– Не то говоришь, Наталья.

– Почему не то? Почему это он с нас снимает допрос? – она сделала упор на слове нас и встала напротив Руслана. – А кому по-настоящему отвечать следует, так это вам! Вас окружили каратели. Они с партизанами не чикались… А вы вот живы!..

– Наталья, – еще раз попытался успокоить супругу Казбек, но чувствовалось, что и его волнует эта загадка – поэтому и упрек в его тоне прозвучал приглушенно…

Гагаев все еще колебался, понимая, что, пока он скрывал от них свою тайну, они могли жить как все, не чуя, что кому-то ОСОБО обязаны не только достатком и покоем, но и самим существованием. Посети их лишь однажды Юрий – и от их покоя останутся одни воспоминания…

– Чего же молчите? – настаивала Наталья. – Осветите некоторые строчки своей биографии… Где пропадали в послевоенные годы?

– Работал на Севере.

– Ты был на Севере, а нам сказали… – Екатерина поискала глазами виновника. – Кто нам сказал, что он погиб?

– Казбек, это ты мне сообщил, – напомнил Крючков.

– Так мне заявили, – кивнул головой Рубиев. – Я принялся искать и получил такой ответ…

– Так что привело вас в тундру? – повторила Наталья, обращаясь к Руслану.

– Ну, это ушло, – отмахнулся Казбек. – Теперь это не звучит.

– Хорошо, – вздохнул Руслан. – Я расскажу свою биографию. Но прежде задам несколько вопросов тебе, Казбек. Не пугайся – тебе на них ответить легко.

– Будем заново знакомиться, – кисло улыбнулся Рубиев.

– Как живешь, Казбек? – спросил Руслан тихо.

Рубиев растерялся. Не такого вопроса он ждал от Гагаева. Он не знал какого, но явно не этого. И дружеского тона не ожидал.

– Сам видишь, – замялся он и пошутил: – Толстею.

– Директором химкомбината был. Вуз окончил? – допытывался Руслан.

– Практик я, – сказал Рубиев с досадой.

– Разбирался в химии?

– А чего там? – бодрился Казбек. – Дело не такое уж хитрое. Да и техотдел был… на всякий житейский случай.

– Теперь председателем колхоза трудишься. Тоже приметили как практика?

– С детства видел, как и что растет, – усмехнулся Казбек.

– Лучшей кандидатуры не было, что тебя предложили?

– Смотря с какой стороны на это взглянуть, – старался быть спокойным Рубиев. – Таких, что диплом имеют, много. И в зоологии получше меня разбираются. А вот в жизни я – похлеще их. В случае чего – не растеряюсь!

– В отряде ты в начальники не напрашивался, – напомнил Руслан.

– Не было соответствующей подготовки, а без нее не накомандуешь…

– А здесь можно? – уточнил Руслан.

– Что-то я тебя не пойму…

– Не твое дело – руководить колхозом.

– А вот посчитали, что его, – вмешалась Наталья.

– В анкетах все ордена и медали перечисляешь? – игнорируя ее, спросил Гагаев Казбека. – В газетах воспоминания печатают? По телевидению выступаешь?

– Бывает, – согласился Рубиев.

– Кто ж тебя с должности снимет, если и завалишь дело? – дошел до главного Гагаев. – Не посмеют. А молодые специалисты на задворках?

– Фронтовики – это, брат, тебе – фронтовики. На каждом из нас фашисты отметины оставили. И мы ничего не забыли. И если есть у тебя на примете подонок, что замарал имя фронтовика, то ты всех нас с ним не мешай! – возвысил голос Рубиев.

– Встать бы погибшим из могил! На часок – больше не надо! Чтоб живых в стыд вогнать! – закричал Руслан. – Чтоб задать этот самый вопрос: что ценнее – одна жизнь или пятьдесят две?

– Пятьдесят две! Таков мой ответ тебе!

– А если не все пятьдесят две достойны той одной? – спросил Руслан.

– Есть у нас тут один, учитель, тоже любит пофилософствовать – поспешила на помощь мужу кипевшая от гнева Наталья. – Познакомить? – И вдруг спросила: – Нравится вам у нас?

– Нравится, – признался Руслан.

– А у вас дачи нет? – допытывалась Наталья.

– Нет.

– Машины?

– Тоже отсутствует.

– А квартира какая?

– Одна комната.

– На одиночку больше не дают, если не шишка, – подвела она итог.

– Законы для всех одни, – напомнил Руслан.

– Солнце тоже для всех одинаково светит, а люди по-разному им пользуются. И если Казбек живет в достатке, то он заслужил это. Не все у тебя, дружок, в порядке. Не все! Неспроста столько лет прятался от своих.

– Не все в порядке, – согласился Руслан.

– Вот видишь! – возликовала Наталья. – И жизнь не сложилась – бобыль. Мы вот сумели после войны устроиться, семьей обзавелись, мебелишкой, а вы? Летом… в бостоновом костюме! Вот нервы у вас пошаливают! «За что воевали? За что кровь проливали?» Увидели, как Казбек живет, еще пуще взволновались… Не так ли?.

– Не так, – покачал головой Руслан и спросил Рубиева: – Помнишь, как ты отдал нам с Юрой диск и гранату? Последние!

– Да, последние, – вспомнил Казбек.

– А сейчас способен на такое?

– Не тронь это, – посуровел Рубиев.

– Помню, Казбек, ты был смел, не трусил идти в бой.

– Нужно будет – и сейчас один против дюжины пойду, – сказал Казбек жестко и добавил просто: – Но сейчас не нужно…

– Нет, и сейчас нужно, – загорячился Руслан. – Нужно! Но ты другим стал, Казбек Рубиев… Вспомни, с чего начал свое председательство в колхозе. Наобещал молочные реки, убедил людей сдать коров, а потом что? Слово свое ты не сдержал. Зато показатели в колхозе резко улучшились, – ив конце года орден тебе вручили. С того времени тем и меришь каждый свой шаг – что он добавит к твоему имени, к твоему облику. Не о людях думаешь – об успехе. Любой ценой успех – вот что для тебя самое важное. Тем и живешь… А в зятья как выбираешь? Атомщик? Пожалуйста! А кто другой – не по адресу зашел. Разве это не предательство?

– Как повернул?! – ахнула Наталья. – Ради племянничка старается.

– Отчего ты забыл, за что воевали? За что мы в атаку шли? Когда мы видели фашистов, мы не рассуждали. Мы знали, что нужно делать. Так, командир? – спросил Руслан Крючкова.

– Не рассуждали, – подтвердил, невольно подтягиваясь, тот.

– Нужно было идти в атаку – шли! – махнул рукой Гагаев. – Пули косили – а мы шли! Падали, умирали, но шли! А сейчас? Всегда ли мы теперь ходим в атаку, когда видим расхлябанность, равнодушие? И сами всегда ли мы на высоте?

– По-твоему выходит, что мы хуже других? – возмутился Казбек.

– Мы должны быть лучше! – возразил Руслан. – Лучше! И не забывать о партизанском отряде. Разве мы там думали о машинах, дачах, должностях?

Это было прямое попадание в него, Рубиева, и он закричал в неистовстве:

– Мне нельзя дачу, а другим можно?! Ты, Гагаев, на земле или в облаках витаешь? Протри глаза! Люди строят дачи, покупают машины – ничего! И заслуг у них, может быть, меньше. А мы должны жить, как велит Гагаев?! Ты, дружище, их стыди, их перевоспитывай! За ними следи – не за нами!

– Их ловите! – крикнула и Наталья.

– Мы на преступление не пойдем, а если захотелось нам иметь дачу, то построили ее на полном законном основании. Где, мать, наше разрешение? – потребовал Рубиев у жены. – Подать сюда! И квитанции! Все оплатил: и материалы, и рабочим сполна! – Он встал перед Гагаевым, свирепо пронзил его взглядом: – Или ты хочешь, чтоб мы жили, как в партизанском отряде? Мало мы там намучились?

– Стройте дачи, покупайте машины, но пусть это не заслоняет главного. Мы знали: в бою трусость и подлость ведут к гибели людей.

– Надо было выстоять. Нужна была победа, – сказал Крючков.

– А сейчас не нужна победа? – оглядел Руслан всех. – Жадность иных, воровство разве не крадут у нас победу? Кому бороться с этим, если не нам? – Руслан тихо добавил: – Хочу, чтоб мы жили так, как жил бы Юра, останься он жив. Хочу, чтоб люди прикрывали людей грудью, делились последним сухарем. Чтоб не оставляли на поле раненого. Не лгали ради тепленького местечка ни другим, ни самим себе.

Он умолк, провел ладонями по лицу, как делает человек, когда проснется. Он никогда так не выходил из себя. Долгие годы молчал, но вот не выдержал, прорвало его, выхлестнуло то, что горело в нем огнем. Руслан боялся увидеть в глазах собеседников насмешку – она убила бы его наповал, ибо в минуту, когда человек распахивает свое нутро и выдает самые сокровенные мысли, такая усмешка губительна. Пусть злятся, пусть бьют, пусть обижаются – только не насмехаются. Он беспомощно посмотрел на всех по очереди. В глазах Рубиева и Натальи были ярость и обида, Корытина – изумление, а Екатерина была сама боль и страдание. Первой ринулась на него та, что гитлеровцев видела только на экране кино…

– Вы что, сами чистюля? Праведник? Ни в чем себя не обвиняете?! – выпалила Наталья в лицо Руслану.

Он тяжело посмотрел на нее. Знала бы она, как он сам себя казнит…

– Я сам для себя самый строгий судья, – с трудом произнес он. – Есть за что мне себя ругать, есть… И я не праведник… И за моей душой много грехов. Разве возвратится то время, когда рядом со мной была сама нежность, чья любовь высвечивала все лучшее, что было во мне? И как же я отблагодарил судьбу за подаренное мне счастье? Убедил себя, что впереди еще много наверняка даже еще более волнующих встреч и объятий.

Сам заляпал душу грязными желаниями.

Из-за моей животной страсти погибли два хороших человека. Да, да, из-за этого я и искал смерть, лез под автоматные очереди, чем приводил тебя, Катя, в ужас. Я уже тогда был недостоин тебя. Но благодаря тебе я вновь поверил в жизнь, дав мысленно себе и тебе клятву, что теперь уже больше никогда не споткнусь, что все отсчитанные мне дни буду жить только по совести, не идя ни на какие сделки. Я был уверен, что смогу подлецу сказать в лицо, что он подлец, вору – что он вор, трусу – что он трус… Верил, что, увидев несправедливо обиженного, тотчас протяну ему руку и дам бой подонкам… Но легко давать клятву – трудно сдержать ее. И сегодня я каюсь перед вами: спасовал я, не стал таким, каким клялся быть. И уползал назад в свою скорлупу, когда этого не надо было делать. А встретившись вновь с чистой любовью – испугался. Не за себя – за нее. Испугался, что загрязню ее, потому и разошелся с женой… Не себя – ее пощадил. Так мне казалось тогда. А теперь вижу: человека сделал несчастным… С Еленой Каурбековной повторилось то же, что было с Надей. А я не хотел этого! Не хотел! И я намеревался возвратиться к ней, но испугался: не будет ли ей хуже? Еще хуже?.. Почему так, а? – взмолился Руслан, словно упрашивая их помочь ему разобраться в случившемся с ним. – Хочу человеку хорошо сделать – а боль доставляю? Или такой уродился я?! Может, я и смог бы пересилить себя, если бы… не гибель Юры!

Он отвернулся к окну. Наталья нарушила молчание, заявив:

– Жизнь у вас не удалась – вы и злитесь на всех… Женился – жена через три месяца ушла.

– Наталья Павловна! – закричала Екатерина. – Не надо!

– А что вы все вокруг да около?! – рассердилась Наталья. – Он нам правду – и мы ему!

На веранде воцарилась недобрая тишина. Но всё смотрели на Руслана, все ждали его слов. Руслан должен был ответить. Весомо. Но – ох! как ему не хотелось говорить! Тогда сбежать? Опять сбежать с позором? Опять скрываться от них в горах?! Нет, он больше не мог молчать… И он заговорил:

– Жизнь, может, и не удалась у меня. Но не об этом речь. О совести спрашиваете? Да, есть у меня это право – говорить правду… Потому что жизнь твоего мужа, Наталья Павловна, жизнь всех их… – обвел он пальцем Крючкова, Екатерину, Корытина, – жизнь целого отряда была в наших руках – моих и Юриных…

– Жалеешь, что не выдал? – не выдержала Наталья.

– Жалею, что тридцать восемь лет назад не сказал всем, как погиб Юрий! – решительно заявил Руслан и вдруг увидел, каким изумленным взглядом смотрят на него Лена и Сослан, словно от того, что они сейчас услышат, может перевернуться все их представление о жизни и людях. Руслан заколебался…

– Как он погиб? – властно прогремел в комнате голос Крючкова.

– Потом… – нерешительно глянул Руслан на Лену.

– Сейчас! – потребовал и Корытин.

– Я тоже хочу знать, – заявил Рубиев. – Правду хочу!

– Правду? – прищурился Руслан. – А не пожалеешь, что узнал ее? Не пожалеешь?! – Теперь, даже если бы они все вместе сговорились и попытались повернуть разговор вспять – не получилось бы!

– Говори, – тихо попросила Екатерина.

И Руслан начал свой рассказ. Говорил горячо. Он дошел до той минуты, когда Юрий понял, что каратели решили взять их живьем; тут Руслан прервал рассказ, покосился на Лену и Сослана:

– Дальше не для вашего слуха, ребята! – И вдруг взревел: – А может быть, наоборот: именно для вашего! Чтоб знали, как было на войне!..

Руслан не подбирал слова. Картина давнего боя миг за мигом, с беспощадной правдивостью возникала перед ними…

* * *

– …Побыстрее бы отряд отошел! – прислушиваясь к шуму стрельбы сзади, сказал Юра.

– С ранеными на плечах не побежишь, – напомнил Руслан.

– Оставили нас с тобой, кавказец.

– Не погибать же всем, – вслух подумал Гагаев.

– Опять пошли! – закричал Юра и прицелился: – Эсэсовцы. Пощады не жди…

Им удалось прижать немцев к земле. Но эсэсовцы конечно же поняли, что русских осталось мало. Фашисты не стали отползать. Они залегли и открыли сквозной огонь по лесу. Пулеметы не переставали строчить, подрезая ветки… Нет, не уйти Руслану и Юре…

– А может, удастся? – спросил вдруг Юра: – А? Ускользнуть удастся?

Руслан не стал разочаровывать его. Теперь не следует думать ни о чем. Все внимание надо сосредоточить на действиях фашистов, которые обходят их. Через несколько минут они окажутся в кольце. Нет, Рубиев, прости, но они не смогут выстоять здесь полчасика. Минут через десять с ними будет покончено.

– Сколько их! – воскликнул Юра.

Руслан уловил в его голосе возбуждение.

– От черных одеяний в глазах рябит! – опять крикнул Юра и нажал на курок.

Руслан посмотрел на приближающиеся вражеские фигуры. Фашисты были в черной форме, на что он вначале даже не обратил внимания. Знать, сильно партизаны им досадили, если бросили на них эсэсовские части.

– Руслан! Они обошли нас! – закричал Юрий.

Руслан быстро оглянулся. Так и есть. Из-за стволов деревьев выглядывали немецкие каски. Эсэсовцы стреляли, но не в них. А в кого же? Руслан присмотрелся и увидел синий берет Сергея, выглядывающий поверх кустов. Видимо, оттуда, со стороны эсэсовцев, зашедших им в тыл, казалось, что это Сергей ведет огонь по немцам. Но Сергей давно уж не стрелял. Он лежал на кустах. Видимо, пуля попала в него в тот момент, когда он приподнялся, и отбросила его назад. И он так и замер, рухнув на кусты. И случилось это наверняка тогда, когда партизаны только еще занимали эту позицию.