
Текст книги "Прикосновение"
Автор книги: Георгий Черчесов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Руслан с трудом осознавал, что прижавшаяся к нему солидная, слегка уставшая и взволнованная женщина и есть Катя.
Это движение, это безграничное доверие, с которым она приблизилась к нему, сделали ее родной и желанной, и Руслан почувствовал, как прежний образ ее расплывается, а его место в душе занимает облик этой уставшей от долгого ожидания и несбывшихся надежд женщины…
– Постарел, – сказала Екатерина.
– Постарел, – вымолвил Руслан.
Услышав его голос, она встрепенулась, обхватила его руками, выплеснула из себя крик, который – он догадался – жил в ней все эти годы, что прошли с того времени, когда они виделись в последний раз; крик радостный и одновременно горестный, про такой крик говорят – отчаянный.
– Это ты?! Ты?! Живой?! – она оглянулась на мужа, счастливо закричала – сообщила ему: – Живой!
– Уцелел, – поправил ее Руслан.
– Уцелел, – сказал сам себе Крючков.
В его голосе Гагаеву почудилась радость. Не поверив, он всмотрелся в глаза Крючкова и понял: он счастлив, что Руслан жив, и рад встрече, хотя чует, что она может обернуться ему горем.
– Я знала, – убеждала Гагаева Екатерина. – Я все время верила… Он, – ткнула она в Крючкова пальцем, – твой командир, не верил, а я верила!
И тут Крючков не выдержал, заорал в комнату:
– Ребята, Гагаев! – и бросился к Руслану.
Когда Наталья, Рубиев, Корытин, Леночка выскочили из комнаты, они увидели трех обнявшихся людей. Казбек приподнял над землей Руслана:
– Он! Ей-богу, он!!!
– Смотри, а?! – бегал вокруг них изумленный Корытин. – Похоронили столько лет назад, а он как сохранился! – И, уловив в словах неожиданную остроту, засмеялся и с удовольствием повторил: – Как сохранился!
Вдруг Казбек отступил на шаг назад, еще раз окинул внимательным взглядом Руслана и заявил:
– А я ведь тебя недавно встречал. – И тут же вспомнил: – Чабан?!
– Да, чабан, – не стал отнекиваться Руслан.
– Но почему ты мне не признался?! – ахнул, Рубиев. – Так и жил рядом, скрывая от меня, кто ты?!
– А ты не интересовался, кто я… – просто сказал Руслан.
– Но фамилию-то ты, Казбек, его слышал, – недоуменно произнес Крючков.
– Ха! Так у нас в Осетии Гагаевых столько, сколько Ивановых на Руси! – закричал Рубиев. – И как я мог подумать, что Руслан жив и даже в одном колхозе со мной?! – И он пригрозил: – Нет, я тебе этого не прощу!..
Подбоченившись, Наталья оценивающе посмотрела на Руслана:
– Так это и есть ваш Гагаев? – И пожаловалась ему: – А они мне не верили. Не верили – и все!
– И сейчас не верится, – заявил Корытин и похлопал Гагаева по плечу: – Как удалось уцелеть?
Он все еще шутил, но Руслан, нахмурив брови, ответил с болью в сердце:
– Пули не хватило.
Корытин захохотал, замахал руками:
– Ни на меня, ни на него, ни на них пуль не хватило! Летало вокруг много, а не хватило!
– Остряки, – усмехнулся Рубиев.
Руслан не поддался общему веселью. Он упрямо с самым серьезным видом повторил:
– На меня пули не хватило. – И внезапно повернулся к Крючкову и отрапортовал: – Командир, твой последний приказ мы с Юрой выполнили. Выполнили, хотя доложить об этом не смогли.
– Знаю, – кивнул головой Крючков и взглянул на лица бывших партизан. – Не выполни вы тогда приказа, не встретились бы мы сейчас.
– А надо было встречаться? – внезапно, будто не по своей воле выпалил Руслан и обвел всех лихорадочным горящим взглядом: – Надо было?
От его слов, а главное от тона – вызывающего, требовательного, не сулящего ничего приятного, – на всех повеяло холодком. С оживленных от радостной встречи лиц исчезли улыбки. Людям стало неловко от пронзительного взгляда Руслана.
– Ладно, не будем об этом, – заявил Рубиев. – Не затем собрались…
– Нет, будем! – закричал Руслан. – И собрались затем, чтоб говорить об этом!
Назревал скандал. И тогда Крючков шагнул вперед и встал между Русланом и Рубиевым:
– Ребята, дайте наглядеться нам друг на друга. Ну что вы, в самом деле?
– Хозяйка, приглашай всех к столу, – спохватился Рубиев и слегка заплетающимся языком заявил, требовательно вытянув указательный палец: – Только чур, поскольку этого подпольщика со стажем последним из отряда видел я, постольку сегодня я буду провозглашать тост. – И, торопливо подняв воображаемый бокал, закричал: – Человечеству известны две попытки воскрешения из мертвых: Христос и… Гагаев! Но Христос сколько веков пытается доказать, что он жив, – и все безуспешно. А Руслану и доказывать не надо: вот он стоит перед нами, живой и здоровый!
Катя вряд ли заметила, как они поднялись по ступенькам, пересекли веранду, прошли в гостиную. Глаза ее безотрывно смотрели на Руслана, ее рука покоилась в его ладони. Бледная и взволнованная, она не видела никого вокруг себя, и мужа словно не было здесь, – перед ее глазами был только он, ее Руслан.
И Руслан был рад, что ее рука в его ладони. Теперь, когда Руслан видел ее рядом с собой, постоянно чувствовал ее взгляд и тепло руки, – эта встреча не казалась ему такой страшной и нежеланной.
– Выпьем за счастливое возвращение Руслана на бренную землю! – услышал Руслан тост, провозглашенный Казбеком.
– За тебя, Руслан! – закричал Корытин.
– И я за него выпью, – заявила Екатерина и попросила: – Налейте мне.
И тут Руслан опять сорвался.
– Нет! – резко вырвалось у него. – Нет!
– Мы поднимаем бокалы за то, что ты жив, – пояснил ему Крючков.
– Не-ет! – отчаянно закричал Руслан. – За это не надо!
– А я хочу за это! Мы все выпьем за это! – непреклонно заявила Екатерина.
– Не-ет!!! – отмахнулся рукой Руслан…
В комнате воцарилась тишина, и длилась она с минуту. Потом Руслан услыхал глухой, страдающий голос и с усилием понял, что этот голос принадлежит ему самому.
– Я только за одно могу сейчас выпить, только за одно… – едва слышно вымолвил Руслан.
– Хорошо, пусть будет так, как ты желаешь, – заявил Крючков. – Говори, Руслан, за что поднимаешь тост.
Гагаев выпрямился, успокаиваясь, три раза глубоко вздохнул и, медленно роняя слова, произнес:
– За тех, кого не дождались матери и жены, дети и друзья. За павших! За память, что свято хранит их!
…Он боялся предстоящего объяснения, которого нельзя было избежать. Но то, как Катя повела себя в первый момент встречи, облегчило его состояние. Но он понимал, что если она ни в чем не упрекнула его, это еще не значит, что ее не интересует, почему он скрывался… Поймет ли его Екатерина? Поймет ли то, почему он ушел в чабаны, а главное – почему он не отыскал ее? Руслану предстояло ответить на этот вопрос, и всю предыдущую ночь его не покидали кошмары, он то впадал в забытье, то просыпался весь в поту – и все искал, искал нужные слова, выстраивал их в целые фразы… готовился к объяснению…
И конечно же в эту ночь он опять посетил Руслана. Заявился он не легкой тенью, как это положено привидениям. Руслан отчетливо слышал стон половиц под его тяжелым шагом. Он появился в комнате, в которой спал Руслан, таким, каким запомнился ему в тот последний тяжелый день его жизни, – молодым, сильным, возбужденным. Он приблизился к кровати. Остановился. Не выдержав молчания, Гагаев спросил с укоризной:
– Ты опять?
– Нас называли братьями, – сказал он тихо и, вытянув руку в сторону двери, потребовал: – Ты им скажешь!
– Ни за что! Нет! Нет!
– Об этом все должны знать! Скажешь ты, ибо я мертв. Ты жив, а я мертв. Мертв! – И перешел на шепот: – Умереть, когда хочется жить! Ты не знаешь, что это такое. И виноват в том, что я мертв, ты, ты!
– Ты не хотел, чтобы тебя убили эсэсовцы! – закричал Гагаев.
– Они – враги. Умри я от их рук – понятно. И я не стал бы предателем! – он пытался схватить Руслана за грудь.
– Ты мог не выдержать пыток. Ты мог выдать своих, – кивнул Руслан на дверь.
– Я мог и выдержать. И может быть, и мне повезло бы, как тебе.
– Я не щадил себя, я мстил за тебя! – отвел его руки от себя Гагаев. – Тебя убили они, фашисты! Если бы ты не выдержал, весь отряд они бы уничтожили. Всех до одного!
– Но я хотел жить не меньше любого из них, – убежденно заявил Юрий.
– Но что ценнее: одна или пятьдесят две жизни? – выложил Руслан свой козырь, после чего Юра обычно ретировался. На сей раз он не смолчал, не исчез…
– Чем они лучше меня? Чем? – спросил он.
Чем? В этом была суть. Руслан замотал головой и проснулся… Возле кровати сидела Екатерина и теребила его за плечо… Увидев, что Руслан открыл глаза, спокойно сказала:
– Еле дождалась, когда поднимется солнце. Хотелось увидеть тебя, убедиться, что вчерашнее не сон…
Она не спала всю ночь. И ей было все равно, что скажут о ней там, за дверью.
Вслед ей Наталья зло стрельнула глазами, и Катя видела это, но ничто не остановило ее. Да и что плохого в том, что она идет в комнату к тому, кто был ее любимым? И теперь еще сильное чувство не остыло в ней, и, что бы ни думали другие, как бы ни страдал ее муж, она не находила в своем поступке ничего предосудительного, потому что знала: не позволит себе постыдного.
От вчерашней встречи у нее оставалось чувство некоторой досады. Встречи после долгой разлуки тем и опасны, что они убивают прежний образ любимого и никак не Могут примириться с нынешним.
– Убедилась, что это не сон? – спросил Гагаев и с ужасом уловил в голосе фальшивую ноту.
– Убедилась, – сказала она серьезно.
Она посмотрела на него теплым взглядом, который не упрекал его, не взывал к нему, не просил пощады, но требовал откровенности, прямого ответа на было сорвавшийся с ее уст вопрос.
– Теперь хочу послушать голос твоей совести, – сказала она.
Горечь в ее словах прозвучала с такой силой, что он невольно отвел взгляд. Но она заставила повернуться к ней. И опять его поразило, что эти едва узнаваемые черты лица вдруг мгновенно стали близкими и родными благодаря этому трогательному, до боли знакомому жесту, и явно вспомнились прогулки по лесу, долгие счастливые часы, проведенные вместе.
– Скрываться ты и много лет тому назад умел. Но в мирной-то жизни – какую операцию провел! – сказала она с болью.
«Зря ты так, зря, Катя!» – мысленно возразил он.
– Я ждала тебя, – заявила она. – Ждала, – твердо повторила она так, будто, кроме этого, ничего не надо было ему объяснять. – А ты? Вспоминал ли ты меня?
Вспоминал ли он Екатерину? И она еще сомневается! Да, вспоминал. Вспоминал постоянно, быстро убедившись, что разлука, тяжкие испытания сделали ее образ еще более близким, желанным. Она и только она была тем человеком, которому он мог бы раскрыться и поведать все без утайки. И он, возвратившись с Севера в Осетию, собирался искать Катю и немедленно приступил бы к делу, если бы не одно внезапно пришедшее к нему соображение. Руслан посмотрел на себя как бы ее глазами и увидел, что у него нет ни денег, ни солидной профессии, ни нормальной квартиры. И это испугало Руслана.
Руслан понял, что не в состоянии предложить ей ехать жить в свою каморку. К тому же сможет ли он видеть кого-либо из отряда без боли, которую ощущал всякий раз, когда вспоминал Юру? Руслан навел справки о Крючкове и дважды приезжал в Саратов, где тот тогда жил, приближался к его дому и даже дважды видел его самого, но так и не осмелился подойти к нему. Для боевых друзей он, Руслан, умер. Так решил Руслан и не стал сообщать о себе ни Кате, ни кому-либо другому из отряда…
Годы летят. Только в природе все остается так, будто она неподвластна времени. В окно Руслана все-таки заглядывает корявая ветка вишни, которая как и тогда, в дни его молодости, дарила ему свои плоды. И калитка скрипит по-прежнему, хотя ее уже не раз меняли. Но скрип, скрип прежний. И комната, где Руслан обитает, та самая, в которую когда-то его ввел дядя Урузмаг. Правда, вторая, посреди которой в тот день валялась кучка барахла, уже не принадлежит Руслану. После завершения войны, не дождавшись весточки от племянника, Урузмаг решил, что Руслан пропал без вести, и пробил туда дверь из своей квартиры, так что комнаты стали смежными. Неведомо ему было, что племянник жив, и живет где-то на Севере, и не подает весточку о себе ни родным, ни друзьям потому, что мечтает о том, чтобы о нем все забыли.
Он тогда, впервые всерьез засомневавшись, прав ли он был, решив не давать знать о себе ни в Осетию, ни друзьям по партизанскому отряду, затосковал и видел горы во сне и наяву. И вот спустя много лет он вновь оказался в Осетии.
Урузмаг был настолько потрясен воскресением племянника, что весь день приезда Руслана каждую фразу начинал с извинения за то, что занял его квартиру. Он тут же освободил одну из комнат и самолично выволок из нее кровати сыновей и всерьез собирался возвратить и ту, в которой была пробита дверь. Он даже решительно произнес: «Завтра вынесем вещи, и ты, дорогой Руслан, пользуйся и второй комнатой». Но шли дни, а дверь, соединяющая комнаты Руслана, по-прежнему была заколочена. Молчал Урузмаг о ней, молчал и Руслан. Будто так и полагалась ему одна комната. А спустя полгода Руслан, придя домой, с удивлением увидел, что дверь, ведущая из комнаты, где он обитал, в захваченную Урузмагом, оштукатурена и побелена. И опять Руслан смолчал. Пятерым членам семьи Урузмага было нелегко разместиться в своих двух комнатушках. К тому же Измаил, за полгода до возвращения Руслана женившийся, вот-вот должен был стать отцом. Так что Руслан не сказал ни слова, хотя сильно оскорбила наглость, с которой Урузмаг, не говоря ни слова, отхватил не принадлежавшую ему жилплощадь. Есть такие люди, что рассчитывают на чужую деликатность и не стесняются попытаться урвать лишний кусок. Но Руслану было не жаль – живите в трех комнатах, он не против. Ему и эта нужна в году два-три месяца, не больше. Руслан иначе смотрит на все эти ценности: квартиру, мебель, машины, дачи…
К счастью для Руслана, как-то в город приехал Тотырбек и, заглянув к нему в гости, коротко обронил:
– В горы тебе надо, парень… Горы вылечивают…
В горы? Совет старика запал ему в душу. Утром он проснулся с этой мыслью: в горы! Поскорее в горы! Горы! Как ему самому не пришло в голову, что только в горах, только там, в дикой природе, он сможет найти утешение? И Руслан на удивление соседям, родственникам, друзьям и девицам отправился в Ногунал проситься в чабаны!..
Тотырбек, услышав о просьбе Руслана, подумал о том, что как ни складывайся судьба у человека, как ни носи его судьба по земле, а связь ъ родным местом у человека постоянная. Нерасторжима она. Казалось бы, Умар и его сыновья навеки распрощались с ущельем, а вот возвращается сюда Руслан и просит его, Тотырбека, определить на работу. И кем? Чабаном! И где?
В том самом ущелье, где притаился их аул Хохкау! Председателя колхоза порой так и подмывало задать Руслану вопрос: «Не для того ли ты воспользовался моим советом, чтоб постоянно торчать передо мной?»
– Ты будешь чабанить в самой дальней отаре, – насупив брови, сказал Тотырбек. – И тебе не удастся навещать Ногунал чаще, чем раз в три месяца.
– Вот и хорошо! – искренне обрадовался Руслан, мечтавший поскорее углубиться в горы.
Уход в природу был верным шагом. Там, в горах, все кажется простым и понятным. Горы, земля, река, воздух – все взывает к одному: ЖИВИ! Это то истинно ценное, что есть на земле; цени жизнь, делай то, что необходимо, чтобы жизнь продолжалась.
Руслан стал суровым и молчаливым. Тело его огрубело, он не боялся попасть под дождь, мог за день сделать два-три десятка километров. Он проще смотрел и на жизнь, и на смерть.
Размеренная, заполненная с утра до ночи заботами чабанская жизнь постепенно вылечивала Руслана. Он все чаще смотрел на голубое небо, любовался облаками, горами. По утрам Руслан просыпался от щебета птиц и, ежась от утренней прохлады, подолгу вслушивался в их веселый гомон. При одном из посещений отары Тотырбек заметил перемены.
– Пора тебе, племянник, подумать, как дальше жить, – сказал он. – Не вечно же тебе бегать за отарой. Дед твой чабанил, отец чабанил, неужто другого занятия не найти?
– Кому-то и с отарой ходить надо, – пробормотал Руслан.
Тотырбек испытующе посмотрел на племянника:
– Пора тебе определиться. Если собираешься избрать этот путь, то берись основательно, без оглядки; семью заводи…
В самом деле, Руслан вскоре стал тяготиться неопределенностью своего будущего. Он все чаще подумывал о возвращении в город. Но Руслан чувствовал, что не сможет больше жить мелкими заботами и страстями, в окружении приятелей и подруг, с их вечными разговорами о том, как веселее провести вечер.
Отсюда, с высоты гор, где каждый день – тяжкий и обязательный труд, его прежняя городская жизнь виделась ему в истинном свете.
Будни чабанов, как никакое другое занятие, подходят любителям чтения. Только бы по пути чаще встречались библиотеки, где можно набрать новых книг. Тотырбек эту заботу взял на себя. Собираясь к чабанам, он специально для Руслана брал в газик с десяток книг. А однажды привез ему… учебники.
– Пора и тебе подумать о техникуме, – сказал он. – Из тебя выйдет хороший зоотехник.
Учебники в бездействии пролежали не один месяц в подсумке, путешествуя по горам. Тотырбек не раз при своих наездах спрашивал Руслана:
– Не пора ли заменить учебники?
– Нет еще, – нехотя отвечал Руслан.
Как-то Тотырбек задержал доставку книг, и у Руслана день прошел без чтения, второй, а на третий руки сами потянулись к подсумку. И потом уже многие месяцы Руслан чередовал чтение романов с изучением учебников. Дзамболат при каждом появлении Руслана в Хохкау окидывал внука испытующим взглядом, и тот понимал, что рано или поздно, но дед спросит у него, что же надумал внук.
Когда Руслан появился в правлении колхоза с заявлением об отпуске, в связи с подготовкой к сдаче вступительных экзаменов, Тотырбек, забыв о суровости, заулыбался:
– Молодец! Трудно будет работать и одновременно учиться, но зато станешь дипломированным специалистом.
Руслан не стал тогда разочаровывать председателя колхоза. Лишь когда экзамены остались позади, выяснилось, что Руслан выбрал – увы! – не профессию зоотехника.
Он поступил в педагогическое училище, хотя и с трудом мог представить себя учителем. Учеба давалась ему легко, если не считать трудностей с английским языком, но и с ним он справился.
Пролетели годы, успешно сданы экзамены, и вот Руслан учитель. Заботы первых лет работы в школе заслонили собой мучительные мысли о прошлом. Его надоумили поступить заочно в институт. Он выбрал факультет иностранных языков, а именно английский…
Прошлое помнилось отчетливо. И однажды он решил, что обязан отыскать Екатерину. Не скоро, но он разузнал ее адрес. Узнал и то, что она стала Крючковой, выйдя замуж за бывшего командира партизанского отряда. Жили они на Урале, в маленьком городе. Узнав о некоторых подробностях из их послевоенной жизни, Руслан был потрясен. Кто, кроме него и Крючкова, мог отгадать, почему Катя так долго не выходила замуж? Еще и тогда, когда он оканчивал учебу в училище, она не была замужем, и Руслан мог соединить судьбу с ней.
Руслан неплохо освоил английский язык. Когда в республику заезжали английские или американские туристы, «Интурист» вспоминал о Руслане Гагаеве. Как-то его попросили дать в газету статью о делах в школе. Настрочил. Приняли, напечатали, только статью назвали очерком, потому что, по словам секретаря редакции, материал получился «живой». Так и пошло. Просили написать то об одном, то о другом, под фамилией Гагаева стали писать «внештатный корреспондент». Руслан удивлялся, откуда у него появилась эта жилка – писать? Приглашали его и на постоянную работу в газету… Время шло, все было как будто прекрасно. Работа гидом, сотрудничество в газете давали солидную прибавку к скромной зарплате учителя.
В школе преподавательницей биологии была Елена Каурбековна. Ей было двадцать два года, но отличить ее от старшеклассниц было нелегко. Выросшая среди книг, почерпнувшая свои сведения о мире и жизни из литературы, она и о людях судила своеобразно, видя в каждом честнейшего и чистейшего человека. Узнав, что Руслан Умарович Гагаев был строителем известного комбината, партизанил, потом чабанил, но нашел в себе силы учиться и стал преподавателем, она увидела в нем чуть ли не идеал человека-борца, вся жизнь которого полна глубочайшего смысла. Она потянулась к нему, инстинктивно чувствуя себя рядом с Гагаевым увереннее и бодрее. Выступления Елены Каурбековны на педсоветах превращались в монолог, обращенный к Гагаеву.
Преподаватели незаметно улыбались друг другу, Руслан краснел, а она ничего не замечала. Он не оказывал ей никаких знаков внимания, он всячески избегал ее, но Елена Каурбековна, входя в учительскую, деликатно здоровалась со всеми еще от порога, а глаза ее искали Гагаева; и, увидев его, она спешила к столу, за которым он сидел. Руслан злился на нее за то, что она не умеет скрывать свои чувства, за то, что она ставит его в неудобное положение. Весь коллектив мягко подтрунивал над ними. Руслан был готов уйти из школы, лишь бы прекратилось все это…
И вдруг ситуация резко обострилась. К родителям Елены Каурбековны пришли сваты – на их дочери хотел жениться известный художник. Родители были склонны дать согласие. Но дочь наотрез отказалась выходить замуж. Более того, она заявила, что любит другого. Родители потребовали, чтобы она назвала своего избранника…
– …Я сказала, – бледная и испуганная, она едва дождалась направлявшегося утром в школу Гагаева и плача стала извиняться: – Я сказала им… про вас!.. Я знаю, я не имела права, но они вырвали у меня признание. Я назвала ваше имя. И теперь они грозятся, что придут в школу, к директору… Я вас подвела. Подвела! Но я не хотела этого! Я поступила гадко! Но они тоже плохо вели себя! Я уйду, уйду из дома!..
Руслан слушал ее бессвязный лепет, видел, как она дрожит от негодования и горечи, и понял, что может стать причиной еще одной трагедии. И он внезапно произнес:
– Мы поженимся, Елена Каурбековна, – и все уладится…
Пожениться Руслан Умарович и Елена Каурбековна поженились, но вот насчет того, что все уладится, – тут Гагаев ошибся. Он знал, что Елена любит его. Тихая, смирная, она места себе не находила, если вдруг он, по неизвестной для нее причине, отсутствовал час-другой. Ее так и тянуло к нему. Казалось, она перестала видеть и слышать своих коллег – педагогов. В перерывах между уроками она не отходила от мужа. Неожиданное прикосновение к его руке обжигало ее – щеки мгновенно розовели, глаза вспыхивали. Она любила так, как только могла любить. И казалось, всем, кому надо и кому не надо, ей хотелось говорить об этом. Руслан поеживался, оглядываясь по сторонам, опасаясь насмешек. В коллективе конечно же все замечали, но каждый был рад за них и не позволял себе ни усмешек, ни разговоров на эту тему. Лишь преподаватель литературы, тощая и суровая Нинель Викторовна, как-то провозгласила на всю учительскую:
– Расцвела Елена Каурбековна, расцвела…
Но ее никто не поддержал, и она больше не позволяла себе подобных реплик.
В первые дни после свадьбы Руслану казалось, что он наконец обрел тихую семейную гавань. В самом деле, о чем еще можно мечтать? Жена – красавица, ласкова, нежна, точно облачко передвигается по комнате, чистоту навела, готовит осетинские и русские блюда, каждый день заставляет мужа менять сорочки. Комнатушка у него не ахти какая, но Елена переставила мебель, и стало свободнее, появился угол, в который она хотела поставить дорогой трельяж.
– Без него женщине невозможно, – говорила она продавцам.
Но мебельные магазины пустовали, и Руслану пришлось обратиться к своему бывшему начальнику, который смотрел на него свысока, явно считая его недотепой, ибо кто еще мог бы догадаться сменить место работника базы на место учителя средней школы. Он снисходительно пообещал ему доставить трельяж. И он бы сдержал слово, но… но к тому времени необходимость в трельяже отпала, потому что произошло нечто неожиданное и для коллектива педагогов, и для родителей Елены Каурбековны, и для родственников Руслана, и для самих молодоженов. На все расспросы, что же произошло, почему они разошлись, он так толком и не мог ничего ответить. Он и для себя самого не мог уяснить, что послужило причиной. В самом деле, молодая жена так же восторженно смотрела на него, готовила его любимые блюда, обстирывала, ластилась к нему, любую его просьбу выполняла мгновенно, ни ссор, ни споров ни по какому поводу. При самом сильном желании придраться было не к чему. Что же случилось? Почему они прожили друг с другом всего три месяца? Не будешь же всерьез говорить о том, что вдруг у Руслана необъяснимо стало появляться чувство раздражения. Внешне – мелочи. Вот он берет в руки тюбик с зубной пастой и замечает, что он весь измят. Сам-то Руслан надавливает на край, чтоб форма тюбика оставалась прежней, а Елене все равно, как выгнать пасту и как после этого выглядит тюбик. Мелочь? Конечно, но почему-то в груди возникает раздражение, так, едва заметное… Руслан входит в комнату и натыкается на ее тапочки. Сама Елена босая стоит посреди комнаты спиной к окну и всматривается в два зеркала, оценивая прическу сзади. И это почему-то усиливает раздражение. Вот он, одевшись, направляется к двери, но жена просит его подождать еще одну минутку.
– Но у тебя же первый час свободен, – напоминает он ей.
– Я хочу пройтись с тобой, Русланчик, – беспомощно улыбается она, не замечая, как невольно поджимаются у него губы.
Она догоняет его на площадке лестницы, обеими руками обхватывает его локоть, заглядывает ему снизу вверх в лицо, счастливо смеется… Идет по улице, подлаживаясь под его шаг. Каждый взгляд прохожих, брошенный на них, для нее бальзам. Она гордится и мужем, и собой, кажется, от жизни она ничего больше и не требует. А у него на душе кошки скребут… Отчего? Сам не знает. Он долгое время скрывал от нее свое недовольство. Но потом вдруг прорвалось. Видя, как она съежилась, он пожалел ее, постарался обуздать себя, – но от этого голос его стал еще жестче.
Елена, неопытная в жизненных невзгодах, сердцем почуяла неладное. Быстро поняла она, что это не преходящее настроение. И когда он, внезапно решившись, заявил, что отправляется в горы, она спокойно сказала:
– Тебе не надо бежать от меня в горы. Я сама ухожу от тебя. Сегодня же…
В классе Руслан почувствовал, что вновь потерял душевное равновесие. Отношение к нему в коллективе резко изменилось. Елена Каурбековна была сама кротость. Люди догадывались: вина в нем. Никто не посмел упрекнуть его, никто не вызывал его на откровенный разговор, но атмосфера вокруг него стала такой, что он понимал – долго ему не выдержать. И Руслан вспомнил о приглашении в газету.
Журналистская работа тем хороша, что не дает ни минуты покоя. Она отправляет тебя в дальние дороги, сталкивает со многими интересными людьми, заставляет жить в таком темпе, когда некогда, кажется, передохнуть и надо думать только о подготавливаемом материале. Ты вечно в поисках темы, новых встреч с интересными людьми. И ты крутишься целыми днями, забыв порой об отдыхе.
Сказать, что у него полегчало на душе, было бы неверно. Вначале, в сутолоке журналистской работы, он забылся. Но затем стал замечать, что его больше интересуют не цифры, не трудовые показатели, а жизненные ситуации, в которые попадали его герои, их судьбы. Ему доставляло удовольствие часами выслушивать их рассказы о жизни. Он внимательно слушал рассказчика, интересуясь подробностями его жизни.
Спустя три месяца после ухода на пенсию Тотырбек посетил Руслана. Вид у старика был измученный, гораздо хуже, чем тогда, когда он еще работал. На расспросы племянника о делах старик печально махнул рукой:
– А-а! Маюсь. С утра до ночи маюсь. Не нахожу себе места. Всю жизнь подымался в четыре утра и теперь, чуть начинает рассветать, просыпаюсь, быстро натягиваю на себя рубашку, брюки, сапоги, прикидываю, с какой бригады начну обход… На пороге окончательно спохватываюсь: куда это меня нелегкая несет? Пенсионер я, пенсионер… Мне бы отсыпаться за все годы – сон не идет… Я и к врачу обращался. «Отучили вы, говорит, свой организм от сна…» Веришь – целый день толкаюсь из угла в угол, ищу себе занятие… – И он вдруг отчаянно взревел: – И не нахожу!..
– А вы займитесь садом и огородом, – посоветовал ему Руслан.
– Садом? Огородом? – поморщился Тотырбек. – Разве сад и огород дают успокоение душе? Прислушиваюсь к каждому слову односельчан, спешу узнать, как там, в колхозе, идут дела… Поброжу по селу, выйду за околицу, увижу, что где-то что-то не так, всего передергивает. Успокаиваю себя, мол, теперь это не твоя забота, пусть новый председатель беспокоится, а другой голос во мне кричит: не обманывай себя, и тебя это касается, не жди, что Рубиев все предусмотрит, другой закваски он человек… А вчера услышал, что он надумал, едва удержал себя, чтоб не отправиться в правление… Я ведь понимаю, как плохо, когда старый руководитель лезет в дела нового…
– Да что тут плохого? Опытом поделитесь… – возразил Руслан.
– Э-э, не говори так. Люди по-своему все расценивают. Вмешался, – значит, показываешь, что ты умнее, хозяйствовал лучше… Пусть сам через все пройдет…
Руслан с нетерпением ждал продолжения рассказа Тотырбека, но старик умолк. Откуда ему было знать, что Руслан все эти годы внимательно следил за жизнью Рубиева, стараясь не попадаться ему на глаза, избегая посещений сперва химкомбината, потом Ногунала. Руслан ловил каждое слово о Казбеке Дрисовиче. Знал все о нем: и о его делах на работе, и о происходящем в семье. Видное положение Рубиева, частые интервью, которые он щедро давал корреспондентам радио, телевидения, газет, разговоры, то и дело возникавшие, когда речь заходила о взаимоотношениях коллектива и руководителя, о роли авторитета в создании микроклимата на производстве, в которых непременно упоминалось имя Рубиева, давали возможность Руслану четко представить себе его нынешний облик. Доходили слухи и о просчетах и даже ошибках, но чувствовалось, что многое прощается ему, ведь предприятие числилось в передовых. Руслан часто задумывался о том, важно ли быть специалистом директору химкомбината или нет. Ему напоминали, что там главный инженер – крепкий специалист, с большим опытом работы, в общем, есть кому последить за технологией… И все-таки не давала покоя мысль: откуда у Рубиева взялась смелость согласиться руководить специалистами, не зная специфики производства?
Еще поразительнее было то, что Рубиев решился возглавить такой крупный колхоз, как ногунальский. А ведь Казбек Дрисович не был ни агрономом, ни зоотехником. Но и тут у него нашлись защитники…
И вот теперь Руслану не терпелось узнать, как же идут дела у Рубиева в колхозе. Но Тотырбек молчал, и Руслан спросил сам:
– А что надумал Рубиев?
– Что, спрашиваешь? – старик сердито выпалил: – Задумал эксперимент…