Текст книги "Испытание"
Автор книги: Георгий Черчесов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
– Но как мы увидим их в темноте? – поинтересовался Тимур.
– Есть старинный способ, – кивнув милиционеру, мол, дельный вопрос задал, Мурат продолжил, – но придется идти в аул и просить там арбу с сеном…
– Возьмем. Под расписку, – успокоил Коков и улыбнулся. – На слово арбу не доверят…
* * *
…Им понадобилось четыре часа на то, чтобы приготовиться тс ночной засаде. В первых трех хадзарах, во дворах которых находились арбы, хозяева наотрез отказались их дать. Первый заявил, что сам собирается сегодня же отправиться в долину, второй сослался на неисправность, третий – конопатый горец – возмутился.
– Расписка? Зачем она мне? По судам ходить с ней? Мне еще этого не достает! Хватит с меня и других забот. Хотите получить арбу с сеном – платите и за арбу и за сено! Сполна!
– Враг ты! – обиженный его недоверием рассвирепел Коков. – Из тебя так и прет старорежимная гниль. А того не желаешь понять, что мы спасаем тебя от бандитов! Завтра нагрянут – за помощью к нам прибежишь, я уж тогда тебе кое-что напомню…
– Ко мне бандиты?! – изумился конопатый. – Да в своем ли ты уме? Что они у меня в доме найдут? Раньше – могли, а сейчас? Всего, всего, что было, не стало. Благодаря таким вот как ты начальникам. Так что бандиты теперь мне не страшны… Приедут – сам распахну ворота: пусть поищут богатство..
– Коня угонят, – предостерег Тимур.
– Коня? – задохнулся от смеха конопатый. – Три года как продал его… Чтоб вам не достался!
– Так зачем же тебе арба? – еще сильнее разгневался Коков.
– А пусть стоит, – наслаждался его бешенством хозяин дома. – Моя арба: хочу даю, хочу – нет… Теперь тебе и продавать не стану…
– Ах ты подлец! – рука Кокова привычно рванула из ножен шашку. – Издеваться над народной властью?!
Солтан и Тимур успели перехватить руку, повисли на плечах командира…
Когда они тесной группкой, успокаивая на ходу Кокова, направились вдоль выстроившихся хадзаров аула, Мурат решительно произнес:
– В следующем доме я буду говорить…
Приметив арбу за забором, Мурат энергично постучал по калитке. Хозяином хадзара оказался Керим. Увидев его, вынырнувшего из низеньких дверей, Коков огорченно чертыхнулся, а Мурат, наоборот, широко улыбнулся и, сделав вид, будто они именно его и искали, обрадовано сказал:
– Уважаемый Керим, боялся, что не окажешься ты дома…
– Я же домой шел, – польщенный таким вниманием, горец бросился открывать калитку.
– Спасибо за данные о лесе – верными оказались.
– Я тот лес еще в детстве облазил, – довольно улыбнулся Керим. – И зверей не боялся…
Жил он бедно. Арба была, пожалуй, его единственным богатством. Но без нее было не обойтись, и Мурат сказал:
– Опять твоя помощь понадобилась… Ты уж извини, Керим, больше в вашем ауле нет у нас знакомых.
– Чего уж там, – добродушно махнул рукой крестьянин. – Все, что смогу, сделаю для тебя, дорогой…
– Арба твоя нужна.
– Вот эта? – Керим сделал щедрый жест рукой. – Пожалуйста!
– Она может пострадать, – предупредил Мурат.
– А-а! О чем разговор?! Новую сделаю. На что руки нам, если арбу не сделают?
– Нам и сено нужно. Не позволишь ли заполнить арбу?
– Вон сено, – показал крестьянин на полуразвалившийся сарай и направился туда, подхватив на ходу вилы, прислоненные к стене, с силой воткнул их в скирду. – Сейчас накидаю.
Мурату и милиционерам было неловко стоять в стороне и смотреть, как Керим расторопно укладывает в арбу сено.
– А других вил у тебя нет? – нетерпеливо спросил Мурат.
– Э-э, отстань, – шутливо замахнулся на них вилами крестьянин. – Гостю в доме осетина не положено работать… Через три минуты арба будет полна сена…
Коков обернулся к милиционерам:
– Чего стоите? Сходите за лошадьми и одну запрягите в арбу… Твою, Тимур…
– Погодите, – вмешался Мурат. – Наших лошадей нельзя. Вдруг они все здесь уже изучили и знают, у кого какая лошадь. Никого из нас не должны видеть на арбе. Попросим нашего друга Керима доставить арбу на место. Естественно, у тебя, дорогой, должна быть запряжена твоя собственная лошадь. Остановишь арбу напротив того места, где удобный спуск из леса к водопою. Не волнуйся, Керим, ничего с тобой не случится. Мы с Тимуром будем рядом – спрячемся в сене. Вы, товарищ Коков, и Солтан, с приближением темноты проберетесь к нам и заляжете слева, там достаточно камней, они вас прикроют. Никаких действий никому не предпринимать, пока я не скомандую. Ясно?
Тимур и Солтан переглянулись. Вроде у них есть свой командир. Как он посмотрит на то, что приказы стал отдавать Мурат? Коков хмуро глядел куда-то вдаль. И ему было не по «себе от того, что он как бы передавал своих подчиненных в руки нестроевого человека и сам оказывался в роли рядового милиционера. Но он пересилил себя и твердо произнес:
– Мне нравится твой план, Северный Чапай, – он подчеркнул его партизанскую кличку, как бы говоря этим, что только прежние подвиги Мурата заставляют его смирить свое честолюбие. – Ты его придумал, ты и командуй. Но и ответственность за исход операции полностью на тебе, – он обернулся к крестьянину. – Ты доставишь арбу на нужное место?
Хозяин охотно согласился. Через полчаса колеса арбы застучали по дороге. Керим оказался человеком смекалистым, с выдумкой. Услышав за спиной шепот Мурата: „Через десяток: метров остановись“, – он дернул лошадь вправо, чтоб со стороны леса впечатление было такое, будто правое колесо затрещало и ободок отскочил.
– О-о, аллах! – громко застонал, зажаловался на свою судьбу Керим. – Тпру, черт! Опять то же самое колесо! – спрыгнув на землю, он забегал возле него, попытался приподнять арбу, так что она заходила из стороны в сторону. Потом постоял, задумчиво и огорченно поглядывая на колесо, и, вздохнув, отпряг лошадь, сел на нее и поскакал назад, к аулу…
– Молодец, Керим! – восхитился Мурат, прикинув, что теперь, при нынешнем положении арбы, не придется тратить драгоценные секунды на то, чтобы повернуть ее задом к обрыву, – и спросил Тимура: – Не мерзнешь?
– Сбоку поддувает, – признался тот.
– Можешь подтянуть к себе бурку. Но осторожно, без рывков – из лесу могут следить… Приподними сено рукой…
Погода была мерзкой. Сырость, окутавшая ущелье, проникала и сквозь толщу сена. Капли, похожие на мокрые снежинки, тяжко опускались на землю. Бурка Мурата не могла укрыть разом двоих. Мешковина, которой Керим заботливо устлал дно арбы, отдавала холодом.
– Нам еще ничего, – прошептал Тимур, – Кокову и Солтану под открытым небом тяжелее придется.
– И в лесу не укрыться от сырости, – напомнил Мурат в тихо засмеялся. – Пусть тебя это утешает…
Когда стало смеркаться, послышался топот. Он с каждой, секундой становился все громче и громче.
– Знакомый конь, – забеспокоился Мурат и осторожно раз двинул перед глазами сено.
Конь поравнялся с арбой и промчался мимо. Мурат успел разглядеть и лошадь, и всадника.
– Вот бесенок! – рассердился он. – И кто его пустил сюда?!
– Кто это? – поинтересовался Тимур.
– Племянник мой, Хаджумар. Со второй моей винтовкой прискакал. Помогать нам… – он сердился, но в голосе его поневоле звучала горделивая нотка, вот, мол, какой у меня племянник. – Почему Коков не перехватил его у аула? Почему разрешил сюда скакать!
– Может, не успел остановить?
– Должен был успеть, – отрезал Мурат. – Такие нелепости могут только насторожить бандитов и провалить засаду.
Минут через десять опять послышался топот коня. Хаджумар возвращался. Мурат посильнее раздвинул сено и увидел племянника, который свесившись с седла, всматривался в следы на дороге. Дядя, поняв, что Хаджумар скакал по следам его коня, невольно улыбнулся. Он наверняка доехал до того места, где утром Мурат остановился и сделал вид, будто забыл что-то дома… Увидев, что следы пошли назад, племянник по; вернул лошадь. Молодец! Хорошо научился читать следы… Теперь конь шел не так быстро… Ну, скачи, Хаджумар, скачи в аул. Следы доведут тебя до Кокова, и он перехватит тебя, задаст тебе жару, чтоб без спроса не лез в мужские дела. Скачи же, скачи… Мурат с облегчением вздохнул, когда вдали стих цокот копыт… Хороший, смелый командир растет, – с гордостью подумал Мурат. – Но за этот случай я его хорошенько отругаю…
Дядя угадал: Хаджумар и в самом деле без спроса взял коня и отправился вслед за ними. Он пытался пересилить свое желание, но сама мысль, что там, в горах, сейчас произойдет бой с бандитами, а он, Хаджумар, не увидит, как будут они схвачены, была нестерпимой. Он наяву бредил подвигами Мурата, он так мечтал поскорее вырасти и совершить героический поступок, о котором говорил бы весь аул, – теперь что же, должен смиренно сидеть дома и ждать, когда появится дядя Мурат? Хаджумар опять, затаив дыхание, будет слушать его очередной рассказ вместо того, чтобы увидеть собственными глазами то, что произойдет в горах, а, может быть, если посчастливится, и самому принять участие в схватке с бандитами. Обидно! Другие там рискуют жизнью, идут под огонь, – а он? Он ведь не маленький, ему скоро четырнадцать лет. Он умеет стрелять, совершать стремительные перебежки на десять-пятнадцать метров, как учил дядя, у него зоркий глаз, крепкая память, он воспитал в себе умение замечать все обычное и необычное. Он убежден, что не струсит под дулом врага. И он должен отсиживаться дома, словно девятилетний братик Абхаз?! Куда это годится? Там дяде Мурату, возможно, понадобится помощь, а племянника рядом не окажется. Вдруг дядю ранят? Тот будет истекать кровью, его надо вытащить из-под огня, перевязать рану. И это должен сделать он, его любимый племянник, которого дядя учит военным хитростям и закалке!..
И Хаджумар, убедив себя в правильности намерений, уже не колеблясь, запряг коня отца, и на вопрос Абхаза, с интересом следившего за его действиями: „Ты куда?“, – жестко, ответил: „Нужно“, – отбив у брата желание дальше расспрашивать. Уловив момент, он нырнул в комнату Мурата и снял со стены винтовку. Дядя прятал от чужих глаз патроны, но Хаджумар знал, где их искать – в старом хурджине, что уже много лет лежит под кроватью.
И вот Хаджумар уже скачет, подгоняя коня. Неважно, что подросток весь окоченел, ветерок вкупе с мелкой капелью пронизывает его до косточек, – впопыхах Хаджумар не подумал о том, что следует прихватить бурку отца, а возвращаться с пути – плохая примета. Но он выдержит и прискачет в самый раз, когда дяде и милиционерам нужна будет подмога, с ходу вступит в бой, и бандиты сдадутся…
Он скакал, не спуская глаз с дороги. Он хорошо знал след, оставляемый подковой, прибитой к правой передней ноге дядиного Орла, – окантовка подковы была слегка смята внутрь… Хаджумар уверенно догонял их. В ауле он не оглядывался по сторонам, поэтому и не заметил коней дяди и милиционеров, привязанных в маленьком дворе Керима. Хаджумар видел перед собой след, ведущий в горы, и не думал о том, что дядя мог возвратиться в аул. И он проделал весь путь Мурата до того самого места, где дядя завернул Орла обратно.
Заметил ли Хаджумар арбу с сеном? Конечно. Еще удивился, чего она стоит поперек дороги. Но ему некогда было раздумывать об этом, ведь он догонял дядю. Он доскакал до аула. След привел его к одному, потом ко второму, третьему хадзару и, наконец, в четвертом дворе он увидел Орла и коней милиционеров. Хаджумар не стал стучать в калитку. Протянув руку через каменный забор, он откинул щеколду и, убедившись, что во дворе нет собаки, направился в дом.
Увидев Хаджумара, Коков ничуть не удивился, погладил усы, сощурил веки и холодно спросил:
– Ты чего здесь?
Хаджумар поискал глазами дядю, взгляд его попеременно упирался в Кокова, в хозяина дома, в Солтана…
– Я к дяде Мурату. Где он?
– К нему сейчас нельзя, – оборвал его Коков и насмешливо спросил: – А винтовку зачем прихватил? Не задумал ли ты в одиночку бандитов перебить?
– Я – к дяде, – упрямо повторил Хаджумар.
– Я вот сейчас реквизирую винтовку, хоть на ней и дарственная надпись, а самого отправлю домой, – пригрозил командир.
Солтан, увидев, как покраснел от досады подросток, пожалел его и обратился к Кокову:
– А может, он побудет с лошадьми в лощине, пока мы в засаде? – и кивнул на Керима. – Зачем в такую погоду вытаскивать из дому старика?
Хаджумар с надеждой посмотрел на командира. Коков испытующе уставился на подростка.
– Тебе коней можно доверить?
– Конечно! – мгновенно закричал Хаджумар. – Я к коням такой заботливый… Они со мной не пропадут! – Он бросил благодарный взгляд на Солтана. – Спросите у дяди Мурата.
– Я разрешу тебе остаться, если ты обещаешь мне обойтись без баловства, – произнес Коков. – Здесь может произойти настоящий бой, со стрельбой и смертью.
„Настоящий бой! – эхом отозвалось в груди Хаджумара. – Со стрельбой!“ Он чуть не задохнулся от волнения.
– Коней нежелательно оставлять в ауле, – продолжал Коков. – Они могут понадобиться там. Кто знает, как развернутся события? Их нужно держать наготове и поблизости. Мы присмотрели одну лощину, ты будешь там с лошадьми. Будешь до тех пор, пока я не позову. Только по моему приказу пригонишь к нам лошадей. Ясно? Чтоб не высовываться из лощины… Не то ненароком и пуля задеть может…
* * *
…Небо, кажется, смилостивилось над людьми и перестало сыпать мерзкую крупу. Но на смену ей пришел пропитанный холодом ледников туман. Покров его был такой густой, что вытяни руку – и пальцев не видать. Коков решил не ждать ночи, справедливо рассудив, что туманом могут воспользоваться и; бандиты. Выехав из аула, Коков, Солтан и Хаджумар медленно, стараясь не сбиться с дороги, строго соблюдая приказ не переговариваться, направились к лощине. Через час они добрались до нее и, спустившись вниз, проехали еще с версту. Наконец, Коков прошептал:
– Кажется, здесь…
Снизив голос до шепота, он опять подробно объяснил Хаджумару, что следует делать. Лошадей он должен вывести и доставить к ним только по сигналу Кокова, причем, не задерживаться. Когда начнется перестрелка, ни в коем случае не появляться наверху. Что бы ни случилось, сидеть в лощине к Ждать сигнала…
– И не трусь, – прошептал он напоследок. – Мы будем метрах в ста отсюда. Дай-ка сюда винтовку! Ни к чему она тебе. – Командир и Солтан тенью скользнули наверх и растаяли в тумане…
Наступила ночь. Хаджумар зябко кутался в черкеску, обхватывая руками плечи, прижимался к теплому боку лошади, но скрыться от холода было невозможно. Он нетерпеливо ждал, вслушиваясь в темноту; кроме шума реки, которая отсюда под холодными объятиями тумана казалась кроткой, никаких других звуков не доносилось до лощины. Ему мерещилось, что там уже произошли главные события. Разве обязательно должна быть стрельба? Может, в ход пошли кинжалы? Обидно было, что ему дали такое мелкое поручение – стеречь лошадей. И почему я должен торчать в лощине? Что случится, если я тоже буду наверху? Отсюда можно и не услышать сигнала… Так Хаджумар убеждал самого себя в необходимости подняться из лощины на дорогу. И, как и в Хохкау, убедить себя было нетрудно.
Хаджумар вскарабкался на дорогу; и отсюда тоже ничего не было ни видно, ни слышно. И тогда медленно, шаг за шагом он стал передвигаться туда, где лежали в засаде его дядя и милиционеры. Он понимал, что поступает нехорошо, ослушавшись приказа, что ему нельзя удаляться от лощины, но ноги сами вели его вперед. У подростка не было сил себя удержать. И, когда начались главные события, он видел все отчетливо и ясно…
Сперва где-то впереди раздался шум скатывающихся под чьей-то тяжестью камней. Спустя еще минуту, метрах в двадцати от Хаджумара вспыхнул огонек. Маленький, от спички. Тут же от него вверх побежали огненные струйки. Послышался осторожный скрип колес арбы, шепот Мурата:
– Помоги, Тимур. Толкай же!..
Скрежет превратился в перестук колес. Огонь быстро разгорался, и стало видно, что это горит сено на арбе. Держась за оглоблю, Мурат и Тимур толкали арбу к обрыву. Колеса достигли края дороги, на миг замерли над пропастью и легко двинулись в темноту. Мурат и Тимур отпустили оглоблю, бросились в разные стороны, упали на землю, защелкали затворами винтовок. На все ущелье разнесся грохот. Горящая арба катилась по крутому склону к речке. Сено с каждой секундой все сильнее разгоралось. В отсветах огня Хаджумар увидел на том берегу Ардона замершие от неожиданности фигуры людей. Кони стояли по колено в воде и лили, когда на них обрушилось это огненное чудовище; оторвавшись от воды, испуганно дрожа, они вытянули шеи и задрожали, завидев приближающийся ком пламени.
Людей было трое. Один из них с кастрюлей в руках сидел на корточках возле самой воды. Другой – огромного роста, – расстегнув ворот рубашки, собирался снять ее и умыться, несмотря на холод. Третий, с винтовкой на коленях, сидел на камне…
Раздался выстрел. Пуля выбила из рук первого кастрюлю. Она бултыхнулась в воду, зазвенела по камням. Бандит от неожиданности отшатнулся и, не удержавшись на ногах, уселся на зад.
– Сдавайтесь! – раздался по ущелью громкий крик Кокова. – Вы окружены!..
Выстрел словно снял оцепенение и с людей, и с животных. Вдруг все разом метнулись кто куда. Лошади, высоко вскидывая ноги, брыкаясь, повернули к берегу и стали карабкаться вверх. Самая резвая из них по кромке воды понеслась мима бандита, собиравшегося умываться, и он, спрятавшись за круп, побежал вдоль берега. Того, что сидел, точно смыло с камня, и уже через секунду он открыл огонь… Бывалый, – подумал о нем Мурат, – юнкер или офицер.
Бандит, упустивший кастрюлю, упал на бок и потянулся к винтовке, лежавшей у самой воды. Потянулся, но не добрался. Пуля пригвоздила его голову к земле. Бежавший под прикрытием лошади метнулся за скалу. И оттуда раздались выстрелы…
– Успел винтовку схватить, гад! – выругался Коков и опять закричал: – Сдавайтесь! Вам не уйти!
Над головой Хаджумара прожужжала пуля. Подросток плюхнулся на землю, но вытянул шею, стараясь не упустить малейшей подробности из разворачивающегося перед ним боя.
– Сдавайтесь! – закричали Тимур и Солтан.
В ответ раздавались выстрелы. Четыре лошади вскарабкались наверх и исчезли в густой чаще леса. Пятая же – спасительница здоровяка-бандита – все дальше уносилась по берегу реки…
– Надо было сразу всех перебить, – ругался Коков и обрушился на Солтана, находившегося от него метрах в пяти: – Тот, что за скалой, был твой. Почему не стрелял?
– Так вы же велели стрелять только, если сдаваться не будут, – оправдывался Солтан.
– Они не собираются сдаваться, – произнес Мурат и напомнил: – Минуты три, не более, – и сено все сгорит. В темноте они могут удрать в лес…
– Жаль! – вырвалось у Кокова. – Так удачно вышли на них – и упустить?! Не-ет!.. Не позволю!..
– Выход один: перебежками приблизиться к самой реке и бить в упор, – предложил Мурат. – За пару минут можно достичь реки.
– Идет! – согласился Коков и приказал: – Приготовиться к перебежкам. Очередность…
– Первым я, – произнес Мурат.
– Вторым – Тимур, третьим – Солтан, я – четвертым, – продолжил Коков. – И дальше в том же порядке. Прикрыть огнем. Вперед, Мурат!
Мурат приподнялся и прыгнул в обрыв. Хаджумар видел, как он сперва пополз по склону, потом несколько раз перевернулся, пока не достиг низины. Милиционеры стреляли по камню и скале, чтобы не позволить бандитам вести прицельный огонь по Гагаеву. Теперь открыл огонь и Мурат, а перебежку совершил Тимур. Так, поддерживая друг друга, они приблизились к самому берегу. Мурат бежал не напрямик, а сдвигаясь вправо. И Хаджумару стало ясно для чего: чтоб можно было достать пулей укрывшегося за камнем бандита.
Арба горела, как факел. Мурат сделал еще один бросок, лег у самой реки, вскинул винтовку и выстрелил. Из-за камня послышался стон…
– Ты у меня на виду, – закричал Мурат. – Бросай винтовку, чтоб не получить в лоб.
Из-за камня показалась рука и выбросила к самой реке винтовку.
– Выходи, – приказал Мурат.
– Не могу, – простонал бандит, – ты мне ногу прострелил…
Вытащить из-за скалы третьего бандита было трудно. Он упрямо отстреливался. А огонь на арбе уже пошел на убыль. Вот-вот должен был угаснуть, и это давало шанс здоровяку уйти в лес.
– Сдавайся! – опять закричал Коков.
– Попробуй взять! – огрызнулся по-осетински бандит.
– Узнал я тебя, сволочь! – взревел Коков. – На твоей со вести, штабс-капитан, не один человек. Но и твой час пробил. Прикройте меня! – приказал он и, сбрасывая на ходу шинель, побежал вперед, в реку.
– Сумасшедший! – ахнул Мурат. – Назад!
– Берите штабс-капитана на мушку, – одной рукой держа над головой винтовку, а другой гребя, кричал Коков. – Я иду к тебе, сволочь!..
Он почти достиг противоположного берега, уже поднялся на ноги, когда из-за скалы выпрыгнул бандит. Выпрыгнул прямо на освещенное место. Высокий, заросший, с распахнутым воротом рубашки, под красным отсветом затухающего огня, он казался безжалостным палачом. Вскинув руку с пистолетом, он в упор выстрелил несколько раз в Кокова и тут же сам осел, получив сразу три пули…
Коков, точно не удерживаясь на скользких, отшлифованных веками водным потоком камнях, сделал несколько неуверенных шагов сперва назад, потом в сторону и, пошатнувшись, рухнул на спину… И тут же погас огонь на арбе…
– Вот так и бывает, Хаджумар, – сказал Мурат, когда отыскали в лесу и пригнали лошадей. – Подвиг и смерть – брат и сестра, всегда рядом ходят.
* * *
Хохкау был растревожен рассказом Хаджумара. Он поведал, как Коков, Тимур и Солтан были ошарашены, встретив в ауле живым и здоровым героя, которому в далеком русском селе, оказывается, был поставлен памятник. Подробно описал, как брали бандитов, как Мурат сперва из рук убийцы выбил кастрюлю, а когда тот потянулся к винтовке, сразил его. Аульчане восхищенно цокали языками, но больше всего их поразил не бой…
– Подумать только: памятник в русском селе?! – охали и ахали они…
А Мурат, чей авторитет мгновенно вырос, невозмутимо, точно и не было приезда милиционеров, не было разгрома банды, точно это обыкновенное дело – памятник при жизни, готовился к пахоте… Через неделю в аул въехала линейка, и с нее соскочили на землю четверо горожан. Тимур, еще с утра приехавший в Хохкау сообщить „Северному Чапаю“ о предстоящем визите гостей из Владикавказа, шагнул навстречу худому и высокому, в очках, начальнику, намереваясь представить ему Гагаева, но гость опередил его:
– Не надо, и так вижу, что это наш Мурат Гагаев! – он крепко пожал ему руку. – У меня фотография твоя есть, при слали из Архангельска. Звать меня Скиф Кайтиев. Буду сопровождать тебя до самой Москвы, а потом и до Ленинграда. Приглашение пришло тебе, Мурат, оттуда.
Горожане вошли в тесную комнатушку с узкими, едва пропускающими свет окнами. Скиф огляделся, и сердце его зашлось в тоске. Неужто здесь и живет герой гражданской войны, которого прозвали „Северным Чапаем“? Почему о нем никто не позаботился? Много еще, много черствых людей. Он шепотом приказал Тимуру:
– Покажешь мне председателя сельсовета. Желаю в глаза ему взглянуть, спросить кое о чем… Куда ты, Мурат? И чего это нож с собой прихватил? – попытался он остановить хозяина. – Спешим мы.
– Дело гостя – прийти в дом, дело хозяина – когда он из него выйдет, – сурово отрезал Мурат.
За столом выяснилось, что Мурат возражает против поездки в Москву и Ленинград во время сева.
– Поеду, но не один, – наконец, сдался он и испытующе поглядел на Скифа. – Где ты видел осетина, что идет в гости один? Приглашают одного, а идем всемером… – и успокоил ахнувшего Скифа: – Возьму с собой племянника, Хаджумара, – и отбросив шутливый тон, пояснил: – Пристрою его учиться – отличным командиром будет…
– Вот как было, – правая бровь Дзамболата задорно подморгнула…
Три дня провели Конов и Степан в Хохкау. Это были три дня бесконечных расспросов, прогулок по горным тропинкам, по которым когда-то бродил Мурат, знакомства с бытом и обычаями осетин. Это были дни мучения Дзамболата, сладостного мучения. Шквал вопросов обрушился на голову старца. Дзамболат старался как мог. Все, что случайно осталось от прежнего уклада жизни, показал гостям. Те каждую вещь щупали, проверяли в деле, осваивали… Глядя на мучения прадеда, Майрам, уже познавший манеру работников кино, только посмеивался. Он и гордился Коновым, потому что тот „делал кино“, и краснел за него, когда вдруг режиссер начинал расспрашивать о таких вещах, что в Осетии известны и малым детям. Попробовал Савелий Сергеевич цахтон – и тут же попросил хозяйку при нем показать, как готовят листья перца, прежде чем смешать их со сметаной и кефиром, который оказался тоже осетинским напитком. И пропорции перца к сметане, и кефира нужны точные, и чем замешивают цахтон уточнил – мельхиоровой ли ложкой, как это сделала хозяйка, или вилкой, а раньше, когда еще не было мельхиоровых ложек, что использовали… А нельзя ли ему показать старинную посуду? Ах, нет ее? Отказались от нее, потому что она неудобная или из-за чего-то другого? А-а, промышленность не выпускает? А раньше горцы делали сами? Неужто в каждом доме? А кто ему может показать?.. Один вопрос тянул за собой другой. Бедная женщина уж и сама терялась, и взгляды, которыми она одаривала режиссера, красноречиво говорили о том, что она думала о нем, этом странном уже немолодом человеке, приехавшем в Осетию издалека по серьезным делам, а занимающемся такими нелепыми расспросами…
А Савелий Сергеевич с каждым днем становился все настырнее и дотошнее… Подай ему да покажи настоящую черкеску, непременно из домотканого материала, старинный пояс, ичиги, бушлат, древнее седло, женскую шаль, речную и ручную мельницы, веретено… Чего он только ни хотел увидеть своими глазами, пощупать пальцами, самолично услышать… И косу ему подавай не заводскую, а точно такую, какую изготовлял кузнец еще в том веке. И не желал понять, что давно уже ушли в прошлое многие из этих вещей и деталей одежды, утвари, домашнего хозяйства, и не отыскать их не то что в одном ауле, но и в целом ущелье. Подай ему тут же, покажи да продемонстрируй, как действует чесалка, как следует руками держать шерсть и как нужно сучить нитку на веретено… И все сам пытался воспроизвести, смешной в неистовом усердии. Для него не важно было, что мужчинам не полагается валять бурку и держать в руках веретено, не говоря уже о взбивании масла в деревянной кадке-кулыке. Он серьезно брался взбить масло, хотя оно – свеженькое из маслосырзавода, построенного в соседнем ауле, имелось в доме. И он, уговорив хозяйку, терпеливо вертел кулык из стороны в сторону, потому что ему обязательно нужно было знать, как долго длится процесс взбалтывания сливок, пока не выделится масло, и он желал сам прочувствовать, легко это или трудно, насколько человек устает, и режиссер трижды вспотел, пока не выделилось масло…
И все-то ему требовалось знать: как обрабатываются рога и кости, какие обряды исполнял горец, когда отправлялся на охоту, как заключался брак, кто проводил суд при тяжбе между горцами и еще многое, многое другое…
Тогда Майрам не понимал, для чего ему все это. Думалось, – из любопытства. Но когда увидел, как делается кино, понял, что дотошность режиссера – не чудачество, а необходимость, убедился, что каждая мелочь важна, потому что строитель сразу видит, что актер впервые занимается кладкой стен: и раствор у него не с руки находится, и кирпич ладонь давит… Режиссеру бы поправить актера, – да он и сам впервые видит, как кладут стену… У Конова такого не случалось. Майрам был свидетелем, когда Савелий Сергеевич, убедившись, что артист впервые взялся за осетинский деревянный плуг, поправил его» и показал, как горцы пользовались им…
