Текст книги "Что мне приснится (СИ)"

Автор книги: Георгий Паксютов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Оба стояли в прострации, равнодушно глядя на нас, как будто решили пропускать происходящее мимо себя. Неудивительно – после того, с чем они столкнулись ранее, сейчас услышать все это, да еще и невесть что они могли подумать в связи с нашей озабоченностью делами Ордена... Позже у них будет немало пищи для размышления. Не думаю, что они предполагали что-то подобное, когда выезжали из Дита, а впрочем, мы не обманули их ни словом.

Орест встал, а потом с легкой улыбкой протянул мне руку. Я взял ее, и он помог мне встать, чисто символически, конечно. Орест медленно обвел всех присутствующих взглядом и произнес:

– А теперь, мои господа, всего разумнее для нас было бы убраться отсюда.

Часть вторая

Мы двинулись вперед для того, чтобы достигнуть границы Стигийских болот, противоположной той, с которой мы вошли. Нельзя было знать наверняка, что нас ждет, но возвращаться в оставшийся позади хаос не хотелось. Гать под ногами позволяла двигаться быстро и в темноте, и не в меньшей степени – Орест, без раздумий выбравший самую надежную дорогу.

Я почти бежал, стараясь не думать ни о чем, что удавалось мне с переменным успехом. За годы, проведенные в Ордене, я повидал, кажется, все – но не такое, что происходит со мной в последние дни. Слишком пугающая открывается картина. Вне зависимости от того, как я теперь поступлю, моя жизнь начала меняться, если уже не изменилась – и это связано с одним конкретным человеком. Ну, не совсем человеком, если на то пошло. Я посмотрел на едва различимый впереди силуэт Ореста. Своей старой жизни мне было ни на каплю не жалко.

Если по сторонам, в темноте кто-то и скрывался, живой или мертвый, то не решился или по другим причинам не стал показываться у нас на пути. Мы без событий достигли окончания сокрытого гатью участка, а потом, почти не сбавляя темпа, по пересекающим топь тропам достигли конца болота. Как и там, где мы на него впервые ступили, оно соседствовало с лесом, сперва чахлым, но затем разрастающимся.

Когда наш бег кончился, я вдруг ощутил слабость, мгновенно потянувшую вниз каждую частичку моего тела. Охнув, я не столько сел, сколько упал прямо в грязь. Об этом не задумываешься, когда твоя жизнь под угрозой, но сегодня мы весь день провели на ногах, сражались с многочисленными противниками, пересекли огромные пространства – и все это без минуты отдыха, без кусочка пищи.

Орест присел со мной и протянул мне флягу. Я с жадностью сделал глоток, присосавшись к горлышку, и сразу отпил так много, что ощутил боль в груди. Сморщившись, я предложил флягу самому Оресту – он отказался, покачав головой. Я огляделся по сторонам, чтобы увидеть наших храбрых наемников.

Сами растянулся на земле, в струнку вытянув ноги и руки. Уж не ранен ли? – мне было слишком лень проверять. А бородатый молчун, имени которого я до сих пор не знал, устроился на корточках чуть подальше и... точил лезвие своего топора. Я едва удержался от того, чтобы рассмеяться вслух.

Орест смотрел туда, откуда мы пришли – на болота. Я вгляделся туда же, но мои глаза не различали ничего, только клубящуюся темноту. Из всех мест на земле возвращаться туда я хотел меньше всего. А ведь там убитые Калеб и Антонин, как знать, могли уже пополнить армию нежити.

– Калеб и Антонин умерли не зря, – произнес Орест, словно прочитав мои мысли, но по его голосу я почувствовал, что ему абсолютно безразлична смерть двух наших временных товарищей.

О себе я, на удивление, того же сказать не мог.

– Да, не зря, – думая совсем по-другому, на словах согласился я.

Хотелось бы, чтобы было так, но на самом деле они отдали свои жизни за россказни одного перепуганного, если не тронувшегося рассудком, типа. Орест очень много знает обо всем этом, но почти ничего не рассказывает заранее. Сейчас я уже не сомневался, что продолжу свое путешествие с Орестом, если понадобится, до столицы. Почему я так доверяю ему, не смотря на все недомолвки? Потому что он первый и единственный друг, который был у меня в жизни.

Я снова отпил из фляги. Пробудившийся к жизни желудок громким бурчанием потребовал послать вдогонку и чего-то более обстоятельного; против этого я и сам не имел никаких возражений.

Орест легко засмеялся своим коротким, выражающим скорее посыл, чем внутренние чувства, смехом. Я тоже улыбнулся.

– Поешь, отдохни, восстанови свои силы. Завтра нас ожидает долгий путь... сейчас мы в безопасности.

Мы с Орестом снова оглянулись на других – Сами сейчас сидел, обнимая руками свои колени – и Орест прибавил, громко, чтобы все слышали:

– С той стороны леса есть поселок, как я знаю, не так далеко.

Поселок так поселок. Совершенно обессилевший, я откинулся на спину, вознамерившись уснуть прямо здесь. Звезды смотрели на меня как будто с неодобрением, наверное, напоминая, что раньше я даже никогда не принимал пищи, предварительно не омыв рук. С болота неприятно тянуло гнилью, но это беспокоило меня куда меньше, чем завтрашняя прогулка по лесам.

Орест молча встал и куда-то направился. Я услышал, как Сами прервал свое долгое молчание – он негромко бормотал себе под нос ругательства, выражая тем самым впечатления от сегодняшнего дня.

Я снова почти рассмеялся, но все вокруг поплыло, и я почти моментально уснул. Впервые за долгое время мне снились сны, яркие и правдоподобные, неотличимые от реальности. Сперва мне приснился сюжет, вычитанный мной из книги в дни моего отрочества: написанная классиком с востока повесть о том, как паучок попытался спасти из преисподней душу когда-то пощадившего его разбойника, но тот вследствие своей испорченности погубил сам себя. Потом я увидел утро, и рассветную дымку над бескрайним простором огромного болота, и долгий, изматывающий переход по густому лесу, где на узких дорожкам между вековыми деревьями не встречается никакая живность. А может, это был и не сон.

Часть третья

– Думаю, самое время расплатиться с вами, – сказал Орест, дружелюбно улыбаясь. Сами недовольно пробормотал, что самое время было дня два назад; переделка на болотах стряхнула с него все его степенные манеры. Я вопросительно посмотрел на Ореста. Ничего не говоря, он достал небольшой кошель из кожи с вышитым узором. Открыв кошель, он извлек из него четыре крупных бриллианта – я не очень разбираюсь в камнях, но понятно было, что сейчас у Ореста на ладони лежит целое состояние.

– Я собирался дать каждому по одному, но так как двое уже не с нами, вам достанется и их доля тоже.

Сами быстро сгреб два камня и восторженно начал их рассматривать. Посмотреть было на что. Глядя на игру света по граням драгоценного камня, я невольно подумал, что тоже хочу такой.

Молчаливый бородач подошел к Оресту не торопясь и, получив камни, равнодушно сунул их себе в карман.

– Выпьем за завершение дела? – спросил Орест, махнув рукой в сторону постоялого двора, почти у самых дверей которого мы стояли.

– Нет. Я пойду к домам, буду искать себе лошадь. Здесь мы распрощаемся.

Сами на мгновение, казалось, о чем-то задумался, потом бросил жадный взгляд на двери постоялого двора, и, придя к какому-то решению, широко улыбнулся и голосом, в котором читалось нетерпение, сказал:

– А я не буду отказываться. Но я подойду немного позже, мне удобней сперва тоже найти лошадь. Она мне все равно понадобится, – Сами завершил фразу так, как будто оправдывался.

Орест пожал плечами и направился к дверям. Я вздохнул и пошел вслед за ним.

В пустом прохладном зале Орест вольготно расположился за одним из ближайших столов и кивком подозвал хозяина. Я утроился напротив него, положив свои вещи на соседний стул. В сумке, помимо прочего, до сих пор лежал мой настоящий меч, который я пронес через все болото, и мне не терпелось приспособить его на законное место у пояса. Мой меч с печатью Ордена, мой самый преданный спутник – в чем бы я сейчас не подозревал сам Орден.

Орест сделал заказ и не себя, и на меня; все звучало хорошо, поэтому я молча изучал трещину на поверхности стола, пока хозяин не отошел. Когда я поднял голову, Орест, глядя мне в глаза, пожевал губами и сказал:

– Странно, да? Две лошади у одного владельца тяжелее достать, чем одну, к тому же раньше Сами никогда не искал компании этого человека.

Сперва я ничего не понял, и несколько секунд смотрел на Ореста, безразлично откинувшись на спинку стула. А потом лихорадочно отыскал в сумке свой меч – сейчас, когда не было нужды его скрывать, я и не подумал вместо него воспользоваться другим – и поспешил к выходу. Орест оставался на своем месте, чего и следовало ожидать.

Уже выбежав на улицу с обнаженным клинком в руках, я ощутил себя необычайно неловко. Что может произойти в людном месте, среди белого дня? К тому же они вдвоем уже побывали в нескольких рискованных предприятиях вместе, вместе рисковали жизнями. Кого здесь стоит опасаться, так это меня, бегающего по улицам и размахивающего мечом.

Не преодолев волнение, а смирившись с ним, я быстрым шагом направился вперед по единственной здешней улочке.

Долго искать не пришлось. Мое внимание привлекла открытая настежь калитка одного из ближайших крестьянских хозяйств, и я вошел внутрь, стараясь шагать бесшумно и держаться в тени деревьев. Увидит хозяин дома – поднимет панику.

Скоро я увидел кровавое пятно посреди дорожки, от которого дальше тянулся красный след. Рядом находилось крыльцо дома, где и находился, видимо, его хозяин. Поднять панику он уже не мог – он лежал, пораженный брошенным в него ножом, и не подавал признаков жизни. У подножия крыльца лежал наш неразговорчивый топорщик; из-под него растекалась лужа крови, одна рана была видна на его руке, наверняка были и другие.

Он был еще жив и силился проползти вверх, но уже не мог. Его неразлучный боевой топор лежал в нескольких шагах, рядом с еще одним большим пятном крови. Там же стоял Сами, спиной ко мне, с окровавленным мечом в руках. Когда я подошел, он как раз весело обращался к своей жертве:

– Как же так, братушка? Я думал, позабавимся, а так все неинтересно получилось. Не ожидал от тебя такого.

– Я подумал об этом. Но я тебе жизнь спас, думал, это что-то должно значить.

Сами рассмеялся. Он поигрывал мечом в своих руках, но не торопился приближаться и наносить окончательный удар.

– То, что ты меня спас – это для меня лишняя причина. Это значит, что не случайно именно мы двое остались в живых. Пока не поздно, говорю спасибо за спасение – да еще спасибо за то, что не устраиваешь шума.

– Чего кричать... погибаю в любом случае, и отомстить за меня здесь некому.

Я пытался решить, что мне делать: броситься вперед сейчас, подождать лучшего момента, а то и просто, закралась и такая мысль, предоставить двум разбойникам решать свои дела между собой. Я затаил дыхание. Этого оказалось мало, и или что-то выдало меня, или Сами помогло чутье; он резко обернулся и увидел меня.

На его лице отразилась ярость. Чтобы он не успел сделать еще чего-то лишнего, я рванул вперед, и мы для пробы скрестили клинки. После этого мы отпрянули каждый на шаг назад. Я не сомневался, что убью его, он, возможно, думал точно так же.

– Вот как вы поступаете. Даете для виду камни, а потом возвращаете себе при удобной возможности. Твой дружок тоже где-то здесь или спокойно пьет, предоставив тебе сделать черную работу? Не поступит ли он и с тобой так же? – злобно проревел Сами.

Я не ответил, но мне было очень неприятно это слышать. Я снова атаковал, на этот раз с целью убить своего противника.

Сами оборонялся весьма умело. Я понял, что он сражается так же, как и я – полагаясь не на разум, а на память рук и интуицию. Первые удары, которые я нанес, когда меня вел гнев, он отразил без особого труда. Это меня не насторожило: натиск и физическая сила никогда не были моей козырной картой. Я совсем не был дилетантом, которого могут смутить разбойничьи приемчики. Полностью сосредоточившись на поединке, я начал действовать более тонко, и бой теперь шел полностью под моим контролем.

Предугадав очередной выпад Сами, я не стал его парировать, вместо этого уклонившись в направлении, противоположном направлению удара. Теперь, попытавшись поразить меня, не теряя времени, он неизбежно должен был выйти из равновесия. Так он и поступил, а я, как и рассчитывал, в продолжение своего предыдущего движения присел, до предела сблизившись с хельветом. Сами покачнулся, и, пока он восстанавливал равновесие, я поразил беззащитного противника. Очень короткая дистанция сильно ограничивала возможности для атаки, поэтому я выбрал простое, но действенное решение – выпад в живот противника без замаха. Такой раны недостаточно, чтобы мгновенно убить, но вполне хватит, чтобы получить решающее преимущество для завершения боя.

Реакция Сами не входила в мои планы. Вместо того, чтобы, ощутив боль, отступить назад, теряя кровь и силы, он вдруг ударил меня эфесом меча в голову – очень неприятно, но не более того – а свободной рукой ухватился за лезвие моего меча, острие которого поразило его внутренности, и уже после этого сделал шаг назад. Сила в его руках была просто удивительной, к этому прибавилась неожиданность, и я не смог удержать свой собственный меч. Пошатываясь, Сами вытащил острие меча из своей раны; на землю обильной струей полилась его кровь.

Это было очень плохо. Попытаться отступить – он просто бросит меч мне в спину. Пожалуй, единственная возможность сейчас состоит в том, чтобы атаковать с голыми руками, уповая на то, что рана серьезно ослабила противника.

Как будто в ответ на мои мысли Сами рассмеялся, из-за чего по его губам побежала струйка крови, и как соломинкой поиграл моим мечом в своих руках.

– На то, чтобы убить тебя, у меня сил хватит. А может, даже на то, чтобы уйти отсюда живым.

Пока он говорил, я сообразил, что делать. Моей целью был боевой топор, который лежал теперь на шаг от Сами в мою сторону. Я рванулся вперед, в движении наклоняясь, чтобы увеличить шансы уклониться от возможного броска, и одновременно сам выхватил свой нож и метнул его в Сами. Еще доля секунды, и моя рука сомкнулась бы на рукояти топора...

Отразив брошенный в него нож, на который я особенно и не рассчитывал, Сами с неожиданной для его раны быстротой двинулся вперед, и, чуть наклонившись, лбом нанес мне сильнейший удар в лицо. Я буквально отлетел назад. Вспышка белого света перед моими глазами на мгновение застила все. Я упал на спину, мои руки были пусты. Кровь из разбитого носа густо потекла по моему лицу.

Сами медленно пошел на меня. Он потерял уже много крови. Я просто лежал, придя к мнению, что эти несколько секунд лучше всего использовать на отдых и восстановление сил. Он занес надо мной меч для последнего удара. Я приготовился действовать тогда, когда клинок будет опускаться. Я до сих пор не допускал мысли о поражении от такого противника.

Тело хельвета слегка дрогнуло, как бы предваряя основное движение, но вместо удара он почему-то начал падать на меня сам. Я перекатился в сторону – в лице вспыхнула боль – и Сами рухнул в пыль рядом со мной. Он был мертв. В его затылок глубоко вошел брошенный нож. Я сразу узнал этот нож, хотя сегодня увидел его впервые в жизни. Это был нож самого Сами, которым он убил подвернувшегося под руку крестьянина.

Я не без труда поднялся на ноги – сказывался непростой поединок и поврежденное лицо – и как мог быстро подбежал к крыльцу дома. Мой спаситель, откинув голову и закрыв глаза, лежал рядом с трупом, из которого он и извлек нож. Он был весь в крови, хотя бы отчасти, как я надеялся – чужой. Я наклонился к нему, не зная, что мне теперь поделать. Звать на помощь деревенских? Едва ли они станут разбираться в том, кто именно убил их соседа. Сам помочь я уж точно не мог.

Он открыл глаза и слегка шевельнул бледными губами. Я прислонил ухо почти к самому его рту. С огромным трудом он, чуть слышно, прошептал:

– Забери мои камни. Незачем им вместе со мной пропадать.

Горечь захлестнула меня. Я не горел желанием оставлять сокровище жадным на поживу мужикам, но и не хотел снимать их с тела еще живого человека. Это его бриллианты, он их заслужил.

Я покачал головой. Поняв, что об этом спорить бессмысленно, он добавил:

– Тогда забери два камня с тела Сами. Ему они точно уже не нужны.

На это я был согласен. Я с жалостью коснулся его плеча. Даже если убедить крестьян помочь разбойнику угрозами или именем Ордена – они подмешают в лекарство яд, и это никак не отличишь от весьма вероятной смерти от ран.

Если попробовать купить помощь деревенщины за один из бриллиантов, в них загорится жадность, и они захотят покончить раненого и завладеть всеми, которые у него есть...

– Да, – уверенно сказал я. – Но я знаю, что ты выживешь, и мы с тобой еще встретимся.

С этими словами я вложил ему в руки свой меч, меч с печатью Ордена. Про татуировку на спине простой люд обычно не знает.

Его глаза расширились от изумления. Из последних сил он чуть приподнялся и с хрипением произнес мне на ухо:

– Меня зовут Наугрим.

Часть четвертая

Мы оба взяли себе неразбавленного вина, я – чтобы унять волнение и отвлечься от боли в поврежденном лице, Орест – потому что он, по его собственным словам, не доверяет местной воде. Он и пил его как воду, не смакуя (хотя вино оказалось не из последних), а флегматично опрокидывая в себя кружку за кружкой. Я же старался пить осторожно, понемногу, не забывая о том, как легко на меня действует алкоголь.

– Не ожидал от тебя такого человеколюбия, – произнес Орест, осушив очередную кружку.

Я и сам не ожидал. Дело, впрочем, вряд ли было в человеколюбии – скорее, для меня оказалась неожиданно важной та хлипкая, но какая ни есть эмоциональная связь, возникшая между мной и другими участниками похода на Стигийские болота – между мной и людьми, которых я едва успел узнать. Даже Сами мне было в первую очередь жалко.

– Эти два я снял с тела Сами, – я достал бриллианты и положил их на стол перед Орестом.

Орест, не торопясь, сделал глоток, чуть покатал драгоценные камни между своих пальцев, а потом вернул их на то же место.

– Оставь их себе. Мне они не принадлежали с тех пор, как я расплатился ими за полученные услуги.

Я кивнул и спрятал бриллианты – пусть останутся на память о Наугриме. Его имя я не сказал Оресту – лучше для всех будет, если мы покинем это место и направимся своей дорогой, не оставив после себя следов, только местные жители будут считать, что в день нашего визита, по совпадению, разбойник напал на одного из их соседей, но был убит храбрым рыцарем Ордена, который в бою и сам получил тяжелые раны.

– Ты многое потерял вместе со своим мечом – даже не смотря на татуировку. Как минимум, это не пойдет на пользу твоему скорейшему возвращению в штат, – заметил Орест.

– Я и сам не хочу носить печать организации, которой не доверяю, – ответил я, безуспешно пытаясь убедить самого себя.

Чтобы подавить неприятные мысли в самом зародыше, я сделал глубокий глоток вина. Тепло приятно побежало по телу.

– И что нам теперь поделать с организацией, которой ты не доверяешь? – Орест махом приговорил еще одну кружку.

Так нам понадобится еще один кувшин.

Я пожал плечами. В последнее время именно Орест предлагал, что нам делать, и это меня вполне устраивало.

– Направимся в столицу, и продолжим расследовать происходящее, и узнаем, связан ли Орден с этими владыками на самом деле.

Орест махнул хозяину; тот сразу же поспешил к нам. До чего же бывают деликатные, приятные люди.

– План звучит весьма разумно. Нам еще кувшин и что-то из закуски, – последние слова были адресованы хозяину.

Тот бросил уважительный взгляд на уже пустой объемистый кувшин и пошел выполнять заказ. Я допил какие-то капли, которые еще оставались на дне моей кружки.

До Шеола путь неблизкий, и в самой столице меня ожидают знающие меня люди и не самые приятные воспоминания. Надо так надо, сейчас это меня не слишком беспокоило. Я благодушно улыбнулся, представив себя борцом за справедливость.

– Сам-то ты бывал в Шеоле? – спросил я в надежде, что Орест ответит "нет", и мне выпадет шанс расписать ему все красоты главного города страны.

– Да, бывал, и не раз, – ответил Орест, улыбаясь – наверное, тоже вспомнил непревзойденную архитектуру столичных улиц.

Мне показалось забавным, что вампир-полукровка не раз бывал у Ордена перед самым носом, и я от души рассмеялся. Орест смеялся вместе со мной.

Очень скоро нам подали новый кувшин, а с ним – поднос, уставленный разнообразными и аппетитно выглядевшими закусками. Должно быть, Орест не поскупился на задаток. Я наполнил свою кружку, расплескав при этом немало вина, и начал утолять жажду.

– Ты часто пьешь? – спросил Орест, внимательно глядя на меня, когда мы осушили по кружке.

Мне без причины захотелось ответить по-другому, но я отрицательно помотал головой. Я действительно пил очень редко; может быть, попросту не с кем.

– Я очень мало о тебе знаю, – непривычно неравнодушным голосом сказал вдруг Орест.

Я с удивлением посмотрел на него. Мне впервые пришло в голову, как мало мы в самом деле знаем друг о друге – в сущности, ничего.

Мы заново наполнили свои кружки, но я не пил и не говорил, предоставляя Оресту начать. Наконец он заговорил.

– Даже не знаю, что тебе рассказать. Я никогда не знал своего отца. В детстве я ненавидел свою мать, с тех самых пор, как она открыла мне правду. Горько быть не таким, как все... Со временем я научился любить себя и презирать остальных – только так для меня и возможно жить. Единственной моей радостью стало утверждать себя, проверяя свои силы в боях – сперва с людьми, потом с чудовищами. Скоро я обзавелся большим богатством, не считаясь ни с законом, ни с человеческой моралью. Благодарность мне была не нужна, и я стал скитаться с места на место в поисках сильнейших противников. Так и я и стал тем, кого ты знаешь сейчас.

Орест говорил серьезно, даже внушительно, но в его словах была не то что фальшь – наоборот, полное отсутствие всякого интереса. Я понял, что это заранее приготовленные слова, которые содержат самое большее половину правды. В то же время мне показалось, что это и есть самая важная половина, и что у Ореста имеются достаточно веские причины не рассказывать всего.

Орест, договорив, выжидательно смотрел, рассчитывая теперь выслушать меня. Я уж точно не хотел заканчивать все это, отделавшись парой общих фраз, но копаться в своем прошлом, да еще и рассказывать все другому человеку... Я не сомневался в том, что не обязан отвечать всей правдой на полуправду. Тем не менее во мне родилось такое желание – вспомнить и рассказать. И вспоминать, и рассказывать будет неприятно, но я нуждался в этом. Должно быть, в каждом человеке живет потребность разделить с кем-то другим тяжесть на своей душе, да и просто высказать то, что тебя волнует и беспокоит. Орест в одно мгновение, я уверен, тоже хотел этого, но не стал. Что же, это простительно для наполовину человека, наполовину вампира.

Я глубоко вздохнул, в один глоток выпил целую кружку и начал свой рассказ.

Глава пятая

Часть первая. Десять лет назад

Я всегда, с самых ранних лет, считал себя особенным. Думал, что мне предназначен высокий жребий. Чтобы питать мою уверенность, мне не нужны были доказательства, не требовались подтверждения, хватало того, что я знал себя и любил то, что знал. Кроме меня, этого не знал никто. Окружающие, и те никогда не принимали меня за своего. Меня не любили сверстники, а было время, травили и даже, случалось, поколачивали, собравшись группкой в несколько человек. Я никогда не искал такому поведению объяснения, оно меня и не беспокоило по-настоящему – хотя со временем мне начало казаться, что те ребята, да и все люди вообще, видят во мне кровного врага. Я не такой как они, а значит, я зверь другого вида. Они понимают это по моим манерам, моим словам, моему голосу. Когда детство прошло, я и сам начал сомневаться, что моя непохожесть на других – это что-то хорошее. Я особенный, да, но чем дальше, тем больше возникало свидетельств, что это не равносильно тому, чтобы быть лучшим.

Какова была моя радость, когда я узнал, что избран для того, чтобы вступить в ряды Ордена! Тогда я не думал ни о богатстве, ни о влиянии Ордена – они заботили меня в последнюю очередь, хотя жили мы очень небогато, если не сказать бедно. Я не стеснялся этим. Главное это то, что я был избран – стал избранником – нет, с самого начала действительно превосходил всех тех, кто при одном упоминании Ордена замолкает. В последние дни, пока я еще не покинул родной дом, даже взрослые держались передо мной с некоторой опаской, которая и есть истинное уважение. Я наслаждался этой замечательной переменой. В ком-то другом могли бы родиться мысли о мести своим былым обидчикам, но не во мне. Я иду выше, а они и все их дела остаются позади.

Немного жалко было покидать свою мать, которая была моим единственным близким человеком все эти годы. Именно ей, а не мне, сообщили радостную новость первой, а уж она передала ее мне. Голос матери, которая четырнадцать лет растила меня одна, без помощи отца, дрожал от волнения, но в нем было больше облегчения, чем печали. Судьба рыцаря Ордена – неизмеримо больше, чем она когда-либо могла дать мне, да и, конечно, для нее облегчение – это не говоря о той помощи, которую я, в свою очередь, мог теперь оказать ей в будущем. Впоследствии я действительно обеспечил ей достойную старость, хотя редко писал письма и совсем перестал навещать – я списывал это на занятость, но на самом деле меня тяготили связанные с ней воспоминания о моем детстве.

Никто не знает, как Орден отбирает юношей для обучения и последующего пополнения своего состава. Даже будучи членом Ордена, я никогда так и не узнал этого. Решения принимают самые высокие чины, основываясь на им одним известных причинах – и им одним известных источниках информации. Я не раз ломал голову и не мог догадаться, откуда они вообще могли узнать про мое существование, как поняли, что именно меня нужно выбрать. Я не был самым сильным, не был первым в учении, честно говоря, не был первым ни в чем. Тем не менее, решение было принято, и их посланец встретился с моей матерью тогда, когда она была на одной из нескольких ее работ.

Простой народ вполголоса рассказывал много разного об Ордене и его делах. Все сходились на том, что это могущественнейшая организация в стране, перед которой ходят по струнке даже члены Сената; некоторые говорили, что Орден в свою пользу организует и осуществляет убийства по всей стране, прикрываясь записанными в ветхих свитках законами и своим статусом, а некоторые – что это существующее с древних времен объединение, защищающее человечество от нежити и чудовищ. Правы оказались и те, и те, но тогда я проводил много времени, воображая свои будущие свершения. Еще маленьким ребенком я видел кукольное представление, где рыцарь вступал в бой со страшным драконом и побеждал его; неужели и я буду заниматься чем-то подобным? Убийство драконов казалось мне интересным занятием, но не спасение людей. Людей, в основном, я по привычке слегка побаивался и презирал, хотя их восторг и преклонение могли оказаться довольно приятным дополнением.

Говорят, что каждый рыцарь – это меч в руках Ордена, что они служат только ему до самой смерти, поклявшись выполнять любой приказ и отрекшись от собственной жизни, и даже жены у них не бывает. Что до служения, так в этом мире служит каждый – бедняки гнут шею целыми днями напролет, чтобы свести концы с концами, богачи же тщатся не уступать другим богачам, тогда как любое состояние может быть в один час погублено ворами или стихийным бедствием. Рыцарь Ордена служит самому могущественному правителю, если сам не является таковым. Да и мысль о жене меня не особенно заботила; на девушек я всегда смотрел только со стороны, хотя мне и нравилось то, что я видел.

Я знал своего отца. Очень многие дети воспитываются одинокой матерью, если отец или преждевременно скончался, или ушел в другую семью. Вот и мой отец расстался с моей матерью, но не взял себе новой жены и не родил других детей, и со временем стал искать моего внимания. Мать ненавидела его всем существом, но он не скупился на подарки, и, учитывая наше положение, я время от времени виделся с ним. Я был бы не против иметь близкие отношения с отцом, но это был тяжелый человек, обозленный на весь свет из-за неудач в семье и в его многочисленных махинациях. Вместо нормального общения мне приходилось часами выслушивать его гневные жалобы, всегда одни и те же. Узнав о том, что я стану членом Ордена, он сразу возомнил, что сможет использовать это себе на пользу. Я же был рад возможности разорвать с ним всякие отношения. Связаться со мной без моей воли он отныне не мог, а моей воли на то не было.

В назначенный день я помылся, надел ту одежду, которая, как казалось моей матери, была более представительной. В другой раз она непременно сказала бы, как красиво я выгляжу – она была единственной, кто когда-либо такое мне говорил, и отдувалась за всех остальных – но сейчас была слишком взволнована для этого.

В тот день было пасмурно. Мы заранее вышли на улицу, у меня с собой была сумка с минимум необходимых вещей – брать больше из наших скудных пожитков казалось бессмысленным, учитывая, куда я еду. Моя мать нервничала все больше с каждой минутой, что сделало ее необычно немногословной. Высматривая приближение посланца Ордена, она то и дело подрагивающей рукой поправляла мой и без того прямой воротник, приглаживала мои волосы.

За мной приехали точно в положенное время, ни минутой раньше, ни минутой позже. Это была запряженная тройкой лошадей карета – без тех аляповатых украшений, без которых не представляют свой транспорт новоиспеченные богачи, но всё-таки настоящая карета! Мать вцепилась мне в плечо при одном ее виде. Мне сделалось больно и, главное, неловко, и мне захотелось, чтобы она поскорее оставила меня. Я промолчал, тем более что кому как не мне надлежит быть великодушным.

На козлах сидел кучер, он кивком поприветствовал мою мать, когда карета приблизилась. Дверь кареты открылась, и из нее вышел рыцарь. Это был мужчина лет сорока, неожиданно вполне заурядного вида, невысокий. Он был одет в совершенно непритязательную одежду, даже более практичную, чем того требовало путешествие в крытом экипаже. Когда он сделал шаг в нашу сторону, я напрягся и облизнул пересохшие губы. Я заметил меч у его пояса и печать на рукояти этого меча.

К моему удивлению, он не обратился и даже не взглянул на меня, ограничившись несколькими сухими, формальными словами, сказанными моей матери. После этого он развернулся и таким же размеренным, спокойным шагом вернулся в карету – почему-то захлопнув за собой дверь.