Текст книги "Что мне приснится (СИ)"

Автор книги: Георгий Паксютов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Какая глупая это будет смерть, подумал я, и какая глупая это была жизнь. Сколько возможностей я имел, и ни одну не использовал. Каждый день жизни – это возможность, а я распорядился ими так, что сгину на дне болота, и ни одному человеку в мире не будет до этого дела.

Мою грудь разрывало от желания открыть рот и сделать вдох – тело не понимало, что в таком случае в него войдет не воздух, а болотная гниль. За мгновение до того, как я поддался бы этому желанию, хватка мертвеца вдруг ослабла, и что-то потащило меня вверх.

Как во сне, я увидел перед собой лицо Наугрима, и как во сне, я двигался, не шевеля при этом своими ногами и вообще не касаясь земли.

Когда я сделал несколько глубоких вдохов, в моей голове слегка прояснилось, и я понял, что Наугрим несет меня на плече. И не просто несет, а бежит вместе с остальными вперед по тропе; мой вес он не замечал, как будто нес не человека, а пушинку.

Я подумал, что очень неловко позволять себя нести, как мешок с овощами, но потом на меня нахлынула страшная усталость, и я закрыл глаза.

Часть третья

Я открыл глаза.

Прямо передо мной сидел Наугрим; он педантично водил точильным камнем по лезвию своего топора. Вокруг были Стигийские болота.

Рядом со мной были мои товарищи – не только те, с кем я был на одной тропе, но и все остальные. Мы добрались до надежной земли. Мы до нее пробились.

Я огляделся по сторонам. Из тех, кто шел со мной, кажется, не погиб ни один человек. Среди остальных потери были, но небольшие – человек пять, едва ли больше. Разумеется, если говорить о бойцах Ордена. Из слуг и оруженосцев сюда сумели дойти очень немногие.

Большая часть воинов использовала представившееся время для отдыха, кто-то даже прикрыл глаза, чтобы вздремнуть. Иаков, как всегда, был на ногах и с обнаженным мечом в руках, пытаясь высмотреть приближение врагов.

Наугрим поднял на меня глаза. Пару мгновений мы смотрели друг на друга.

– Ты спас мне жизнь, – просто сказал я.

Наугрим покачал головой.

– Жизни нам спас ты.

Молодой рыцарь, сидевший рядом с нами, услышал разговор и охотно повернулся в нашу сторону. Я помнил, он шел в моей цепочке. Вместо одного глаза у него была свежая зияющая рана.

– Видел бы ты себя со стороны, – улыбнулся он; от улыбки его лицо сделалось еще более пугающим. – Ты крошил их, как лук для похлебки!

Я неловко улыбнулся и отвел от него взгляд. Он понял намек и замолчал.

– Проклятая жизнь, – пробормотал я и глотнул воды из фляги, – Сражайся с нежитью на болотах и под болотом...

Услышав мои слова, Наугрим кивнул и улыбнулся краем губ.

– Твоя жизнь.

Верно замечено. С тяжелым вздохом я еще раз поднес флягу к своим губам.

– Сколько я был без сознания? – спросил я у Наугрима, чтобы попробовать догадаться, сколько у нас времени до очередного нападения.

– Нисколько. Я едва успел присесть.

Странно, но я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил, несмотря на сильнейшее напряжение битвы. На самом деле, я чувствовал себя лучше, чем обычно.

Кто-то крикнул, воины стали вскакивать на ноги. Наугрим тоже встал и покрепче перехватил топор в руках. Я оглянулся туда, куда все смотрели.

Справа от нас, на островке, к которому вела широкая тропа, стоял мертвец, пока что не сходя с этого места и не двигаясь – возможно, наблюдал за нами.

– Еще один! – стоявший рядом со мной рыцарь указал рукой в другую сторону.

Мертвецы один за другим показывались и приближались к нам со всех сторон, пока что оставаясь на определенной дистанции. Да, долгого отдыха они нам не дали.

– Сейчас будет настоящая битва, – сказал Наугрим.

Я кивнул. Скорее всего так. Какой же будет битва, перед которой была такая разминка?

– Занять круговую оборону. Защищайте друг друга.

Иаков отдавал команды больше для того, чтобы успокоить людей – они и без того знали, что им делать.

Мертвецы взяли нас в кольцо и теперь медленно сжимали его. Их сейчас было уже очень много – стало понятно, что прежде с нами действительно лишь попробовал силы передовой отряд, но вот показало себя и настоящее войско. Войско смерти. Войско Ореста.

Против них были закаленные воины, которые уже оросили свои клинки их холодной кровью.

Дрожь прошла по рядам мертвецов, и они двинулись вперед, на нас.

Я потянул меч из ножен и только сейчас с удивлением понял, что он находился там – вероятно, мои мечи вложил в ножны Наугрим. Потом я решил сразу достать и второй меч тоже.

Первая волна нападавших разбилась о нас, как волна о скалу, и сразу же накатила снова. На этот раз мой разум оставался ясным, и я сражался спокойно и методично, защищая себя и своих товарищей. Рядом со мной Наугрим неторопливо наносил удары, и после каждого взмаха его топора голова мертвеца слетала с плеч.

Даже слишком легко нам удавалось обороняться. Мы уничтожали всех, кто нападал на нас, но ряды нежити только пополнялись все новыми и новыми подкреплениями. Если так пойдет дальше, они могли просто взять нас измором – атаковать до тех пор, пока от усталости не начнут подводить руки, и наша слаженная оборона даст слабину.

Брать нас измором им не пришлось. Я ощутил толчок в спину, а потом весь наш строй начал смещаться в сторону, пытаясь сохранить целостность. В каком-то месте мертвецам удалось свалить одновременно двух рыцарей, и они ударили в этот пролом. Это был критический поворот. Одно дело сражаться, отражая атаки только с одного направления, зная, что твои соратники прикроют тебя с других сторон. Совсем другое, когда круговая оборона нарушилась, и кто-то должен отбиваться от мертвецов, обладающих сверхчеловеческой силой и скоростью, которые атакуют сразу с нескольких сторон. Скорее всего, этот кто-то долго не проживет.

Обернувшись, я увидел, как Иаков отбрасывает мертвецов в сторону, как солому. Его движения были такими быстрыми, что меч в его руках казался чудовищным стальным веером, который рассекал, сокрушал, кромсал. Пользуясь тем временем, которое он для них выигрывал, рыцари восстанавливали круговую оборону.

Но враги, видимо, решили, что именно в этот ключевой момент нужно решать исход битвы, и пустили в ход свой заранее приготовленный козырь.

Трудно было не заметить приближение этого отвратительного создания, но все мы были слишком заняты боем. Только когда оно издало торжествующий рев – самый ужасный звук, который я слышал в своей полной ужасных вещей жизни – я поднял на него взгляд. И сначала не поверил своим глазам.

Это создание, словно перенесенное в реальность из ночного кошмара сумасшедшего, имело фигуру, сходную с человеческой, но размерами намного больше, чем человек, и непропорциональную – его неохватная туша была практически круглой, а руки, даром что толщиной с хорошие бревна, были относительно короткими. Его ноги тоже были маленькими для такого тела, и чудовище как будто бы наполовину ходило, а наполовину перекатывалось. Все его тело, не прикрытое никакой одеждой и совершенно лишенное волос, было синевато-белого цвета; от головы до ног его покрывали рубцы и неаккуратные швы. Эти швы наводили на ужасающую, но казавшуюся близкой к правде мысль – чудовище представляло из себя множество отдельных кусков мертвых тел, сшитых воедино и оживленных той же злой волей, что и остальные мертвецы.

Один из ближайших к чудовищу рыцарей – скорее потерявший голову от страха, нежели охваченный героическим порывом – бросился к гиганту, занося меч для удара. Подпустив несчастного достаточно близко, чудовище неожиданно быстро для своих размеров выбросило вперед руку. Как человек прихлопывает надоедливую муху, точно так оно одним ударом превратило свою жертву в кровавую кашу. Перед смертью рыцарь, как показалось, достал до него мечом, но всем, чего он добился, стал еще один рубец на теле твари, неразличимый среди многих других. Увидев на своих руках кровь, чудовище опять взревело, и в его голосе было что-то от радостного ребенка.

Оно нас всех уничтожит, подумал я. А ведь Ход говорил, что Оресту нужна победа нашего отряда в этом бою. Похоже, даже Тайные владыки не знают всего.

Какие-то холодные капли попали на мое лицо. Я оглянулся и рассеянно оглянулся и увидел перед собой мертвеца. Он уже повалил бы меня на землю, если бы Наугрим ударом топора не раскроил его голову раньше. Поймав его укоризненный взгляд, я понял, что нужно продолжать сражаться.

Как будто нам мало было появления огромной твари, обычные мертвецы сейчас атаковали большими силами и сражались яростнее. Я и стоявшие рядом со мной рыцари вынуждены были отбиваться, не имея возможности даже взглянуть на чудовище, которое могло уже сейчас быть за нашими спинами. Мы сражались отчаянно, но не меньше, чем от нас, наши жизни зависели от наших товарищей.

– Отводите его! – надрывно кричал Иаков. – Один-два бойца! Заманивайте его прочь!

Значит, так он решил. Кто-то должен пожертвовать собой ради остальных. Тем важнее для нас держаться – и выжить.

Даже на самых закаленных воинах начала сказываться усталость, но, похоже, и подкрепления нежити подошли к концу. Сражение пошло быстрее и более кровопролитно.

У меня появилась безумная надежда, что если сейчас выстоять, то можно победить: сокрушить оставшихся мертвецов и всем вместе напасть на лоскутное существо.

Рядом со мной мертвец в прыжке повалил рыцаря на землю и впился зубами в его горло, разрывая плоть. Не глядя на это, я продолжал повергать других нападавших. С этим мертвецом найдется, кому разобраться, а я потратил бы время, за которое успел бы сразить больше, чем одного.

Мы несли тяжелые потери, но и мертвецы, перестав получать пополнения, стремительно убывали в числе. За отсутствием необходимости, наше круговое построение распалось, как и сама битва распалась на отдельные поединки живых против мертвых.

Воспользовавшись тем, что битва пошла на убыль, я наконец смог оглянуться на чудовище. Сейчас оно медленно переваливалось в сторону, противоположную от поля битвы – снова кто-то жертвовал своей жизнью, чтобы дать остальным время. Приглядевшись, я понял, что это был Иаков. Он медленно пятился, отводя нацелившееся на него чудовище прочь, но понятно было, что боя с ним ему не избежать, и это будет безнадежный бой.

Черная кровь покрывала мои мечи до самых рукоятей, так что они едва не выскальзывали из рук. Вся правая сторона моего тела болела, особенно плечи и спина – так, должно быть, проявляла себя усталость. Не задумываясь об этом, я продолжал сносить головы с мертвых плеч.

Наугрим сражался рядом со мной, и мы прикрывали друг друга. Вокруг лежало столько безжизненных тел, что за ними не было видно земли.

Сполна выполнив свою кровавую работу, мы с Наугримом, не сговариваясь, бросились на выручку Иакову. Причина была не только в командующем – чтобы победить, мы в любом случае должны были уничтожить чудовище, а это проще было сделать, когда оно не ждет нападения.

Иаков тем временем уже вступил в безнадежный бой против гиганта. Конечно, пользуясь невысокой скоростью передвижения чудовища, от него можно было попросту убежать, но командующий не делал этого – ради своих людей. Его отчаянная тактика состояла в том, что он подпускал противника к себе, после чего, уворачиваясь от его смертоносных ударов, сам пытался поразить его мечом. Пока что ему удавалось избегать огромных кулаков, более того, раз за разом его собственные атаки задевали чудовище. Проблема была в том, что гигант попросту не замечал раны, нанесенные его телу мечом.

– Подсади меня! – крикнул мне на бегу Наугрим.

– Что?!

– Подсади меня на плечи!

Очередная атака чудовища заставила Иакова потерять равновесие, и он, хотя сумел от нее уклониться, упал на землю. Лоскутное создание довольно фыркнуло и замахнулось для последнего удара.

Приложив все свои силы, я с разбегу вонзил оба меча в необъятную спину чудовища и одновременно пригнулся, отводя ноги назад – времени думать не было, но мне показалось, что Наугриму так будет удобнее. Чудовище содрогнулось всем телом. Его ручищи, занесенные над маршалом, застыли в воздухе.

Одно неверное движение Наугрима, и мы все бы погибли. К счастью, как оказалось, ему мог бы позавидовать и акробат из цирка. Как по удобному трамплину, он буквально взбежал по моей спине и с высоты моих плеч прыгнул на чудовище, замахиваясь для удара. Лезвие топора с характерным звуком вонзилось в затылок монстра.

Рев чудовища был таким громким, что от него я на время лишился слуха. Рухнув на колени, оно неистово содрогалось и колотило себя по всему телу, пытаясь достать того, кто причинил ему эту боль. Но Наугрима там уже не было – когда монстр падал, его отшвырнуло в сторону. При падении он ударился о землю и теперь, сидя на одном месте, ошарашенно мотал головой.

Чудовище не умирало, несмотря на полфута стали, вошедших в его голову. Оно продолжало извиваться, и бить кулаками по воздуху и по самому себе.

Иаков встал и поднял свой меч. Прежде, чем я успел понять, что за безумный поступок он собирается совершить, он бросился вперед.

Удар командующего был так силен, что меч вошел в лицо чудовища почти по рукоять. В следующее мгновение чудовище отшвырнуло Иакова, как тряпичную куклу. Его конвульсии прекратились. Огромное создание застыло неподвижно; в его голове с двух сторон торчали меч и топор, дополняя ужасающую и противоестественную картину. Не издав ни звука, чудовище рухнуло лицом вниз. Воля, дававшая подобие жизни сшитому из чужой плоти телу, покинула его.

Наугрим поднялся на ноги. Его падение оказалось не столь серьезным – нам не было видимых повреждений, и он, похоже, вполне пришел в себя.

Битва подходила к концу. Последние оставшиеся мертвецы сражались не с меньшим напором – и один за другим падали, сраженные мечами. Но и Орден понес тяжелые потери: самое большее половина рыцарей уцелела в бою.

Тела погибших останутся здесь, на болоте. Выжившим не до того, чтобы уносить их отсюда. Предать их огню – разве что таким образом мы можем отдать им последний долг.

Я побежал туда, где лежал Иаков, Наугрим последовал за мной.

На командующем не было ни одного живого места. Чудовищный удар сокрушил все его тело, которое лежало безвольно, как мешок костей и плоти. После первого взгляда я был уверен, что Иаков умер, но потом заметил, что он слабо улыбается. Кровь отошла от его лица, сделав кожу белой, как у нежити, с которой он сражался.

Нужны были носилки, но из чего их здесь сделать? Мы с Наугримом переглянулись, и он, не говоря ни слова, взвалил Иакова себе на плечи. Несчастный не издал ни звука.

Я пошел к телу поверженного чудовища – Иаков не поймет, если мы вынесем с болота его самого, но оставим его меч.

Такой была и так завершилась величайшая за последние годы из битв Ордена.

Часть четвертая

Те, кто пережил битву, были настолько измучены, что на обратном пути тратили не меньше времени на привалы, чем на сами переходы, благо спешить им было незачем. Только Наугрим все шел и шел, не выказывая ни тени усталости, хотя ему еще и приходилось тащить на себе раненого Иакова. Я едва за ним успевал, и для этого мне требовалось затрачивать все оставшиеся у меня силы. Остальных мы давно оставили у себя за спиной.

Наконец, Наугрим посчитал нужным остановиться. Он бережно положил Иакова на землю, я же сел рядом с ним.

Командующий был еще жив, хотя и очень плох. Конечно, при таких ранах ему требовался надлежащий уход, а не путешествие через лес на чьей-то спине. Сейчас бедняга забылся в горячечном сне, и понятно было, что жизнь его висит на волоске.

Наугрим, хотя я и уговаривал его передохнуть, пошел осмотреться в поисках дичи или другой пищи. Я остался с раненым. Сделав несколько маленьких глотков из почти пустой фляги, я приподнял его голову и влил ему в рот остатки жидкости. До него было горячо прикасаться – у него был жар.

Может ли что-то быть более ужасным, чем война? Сколько достойных людей, надежных товарищей сложили сегодня головы непонятно ради чего. Вот рядом со мной лежит человек такой, какие рождаются раз в поколение, и вот-вот может умереть от полученных ран. Именно этого добился Орест, а ведь это еще только начало. Нет, какой бы ни была цель, такие средства ничто не оправдывает. Я, похоже, не гожусь ни на что, кроме битвы, но нормальных людей нужно оградить от этого.

Я должен остановить Ореста. Чего бы это мне ни стоило.

Иаков, не открывая глаз, издал короткий стон. Я ничем не мог ему помочь. Я могу только убивать. Что же, судьба дала мне странный подарок – того, кого я могу убить, и это пойдет на благо всему человечеству. Моего единственного друга. Моего злейшего врага. Ореста.

Сейчас мне лучше уйти. Мои дела завершились, осталось только ода цель, и теперь я готов положить на ее исполнение все, что у меня есть. Для Наугрима и Иакова я буду только обузой. Особенно для Наугрима – он воображает себе невесть что, и может не принять моего решения. Если у него и был какой-то долг, он оплатил его сторицей; он не заслуживает терпеть из-за меня новые невзгоды.

Я встал и пошел. Брать с собой мне было нечего. Нехорошо, конечно, оставлять Иакова одного, но до возвращения Наугрима вряд ли что-то могло случиться.

В этом лесу что ночь, что день – никакой разницы. Не разбирая перед собой дороги, я шел и шел прочь.

Когда посреди очередной тропы передо мной возникла темная фигура, я первым делом рванул клинки из ножен, но потом увидел, кто передо мной, и произнес:

– Хорошо, что ты пришел ко мне. Я должен был бы переместиться в вашу обитель, но не мог окончательно решиться, и вот иду куда-то, хотя мне некуда идти.

– Раз ты говоришь, что тебе некуда идти, то ты уже решился. Тем более после того, что ты здесь видел, – ответил Ход, приближаясь ко мне.

Я посмотрел ему в глаза.

– Это ведь правда даст мне силу победить... даст хотя бы шанс на победу в бою с Орестом?

Ход пожал плечами.

– Я не знаю никакого другого способа, который дал бы тебе такую возможность.

Мы стояли молча. Ход ждал меня, а я ждал чего-то, что еще должно было произойти. Мне казалось, что что-то меня все-таки удерживает, но не мог понять, что именно. Наконец Ход нарушил тишину:

– Ты хочешь знать, почему я тебе помогаю? Какие у меня мотивы?

– Не уверен. Наверное, нет. Но говори, если хочешь сказать.

Ход улыбнулся.

– Я хочу власти. Если тебе удастся сделать то, чего ты желаешь, то трон старика Хеседа пошатнется. Раз уязвим сын, то уязвим и отец. Вот почему я на самом деле желаю тебе успеха. Забавно, не правда ли? Людям может казаться, что у высших сил для них есть величественный план, а на самом деле они для высших сил – как яйца, которые нужно разбить себе на завтрак, – Ход рассмеялся в голос. – Не сочти за обиду. Просто мне почему-то захотелось быть с тобой откровенным.

Я покачал головой.

– Мне не на что обижаться. Тем более, может быть, у высших сил действительно есть для меня план. Ты же сам говорил, что даже Тайные владыки не знают всего.

Ход изобразил на своем лице сомнение.

– А какие мотивы у тебя? Что заставляет тебя сделать такой выбор? Конечно, я могу предположить, но хотелось бы услышать, что скажешь ты сам. Честность за честность.

– Все из-за Ореста. Я хочу остановить его. Мне отвратительны его помыслы, отвратительно то, что он делает. Я не хочу, чтобы с людьми случалось то же, что с моими товарищами на болоте. То же, что с маршалом Иаковом, который лежит в горячке и умирает, – я говорил страстно, убеждая не столько Хода, сколько самого себя.

– Ну, господин Иаков де Моле не умрет, это я могу тебе сказать совершенно точно – у него еще есть незавершенные дела, великие или ужасные. Или и то, и другое сразу. Что же до твоих слов, то они звучат не совсем искренне из уст человека, который из всех форм взаимодействия с другими людьми предпочитает насилие. Думаю, что слова «Все из-за Ореста» правдивы, но фразу надо было продолжить по-другому...

За моей спиной под чьими-то ногами хрустнула ветка. Я обернулся. Это был Наугрим.

– Ты уходишь? Куда? – спросил он без обиды.

Я украдкой быстро оглянулся. Там, где только что стоял Ход, его больше не было – во всяком случае, его не было видно.

– Я ухожу, потому что есть одно дело, которое я должен сделать. Я хотел уйти без предупреждения, чтобы не создавать для тебя проблем – и потому, что тебе может не понравиться мое решение. Но я рад, что мы все-таки поговорим в последний раз.

– Может не понравиться решение? Я разбойник, я безжалостный убийца, как мне может не понравиться что-то дурное?.. Скажи, что это за дело, и почему я не могу пойти с тобой, – Наугрим медленно шел ко мне.

Я вздохнул.

– Ты уже сполна отдал мне свой долг. Тебе больше незачем идти за мной. Более того, мне самому больше никуда идти. Я не собираюсь возвращаться на службу в Орден – не после всего того, что случилось. У меня осталась одна задача, и я направляюсь туда, откуда могу не вернуться – скорее всего, не вернусь. Тебе незачем идти туда. Ты ничем не поможешь мне, а своей жизнью рискнешь ни ради чего. Чего бы ты сам ни хотел, я не возьму тебя с собой.

Наугрим заглянул мне в глаза, и я с удивлением заметил, что в уголках его собственных глаз стоят слезы – в глазах Наугрима, который никогда не выказывал своих эмоций, который был как будто сделан из железа и камня, который преодолевал любые испытания, возникавшие на его пути, и никогда не жаловался.

– Но и мне тоже некуда идти. Что мне делать? Опять убивать за деньги, рисковать своей жизнью ради безразличных мне целей? Весь этот мир мне чужд, и все люди тоже. Ты единственный, кто сделал мне добро, ничего не требуя взамен. Я был как изгнанный из стаи зверь, дикий и ненавидимый всеми, но мы вместе пролили свою кровь, и ты стал моим братом. Что бы ты ни делал, я хочу тебе помогать. Ты говоришь, что твое дело дурное? Тогда откажись от него. Никто не может тебя обязывать. Вернись в Шеол или отправляйся в любой другой город, весь мир открыт для тебя.

Никто не мог бы понять Наугрима так, как я. Снаружи я был спокоен, но внутри меня разрывало. Я подумал, что если сейчас покину его, то поступлю с ним почти так же, как Орест со мной – мне одному Наугрим открыл свою душу, а я использовал его, когда мне было нужно, и бросаю его. Но я не могу ничего поделать. Уничтожить Ореста – это мой долг. Ради этого я был рожден.

Наступая на горло всему хорошему, что есть во мне, я сказал:

– Уходи, Наугрим. Ты только мешаешь мне.

– Так и надо принимать решения – для себя, не принимая во внимание никого другого. Как иначе реализуешь себя в этом полном людей мире? – произнес Ход у меня за спиной и положил руку мне на плечо.

Наугрим угрожающе поднял свой топор и спросил зло:

– Кто ты такой?

– Тебя это не касается, гном, – отрезал Ход и обратился ко мне. – Ты действительно готов?

Гном? Что это значит? – рассеянно подумал я.

– Готов к чему? – рявкнул Наугрим, делая шаг в нашу сторону.

– К тому, чтобы стать вампиром, конечно.

– Да... – тихо сказал я.

– Тогда закрой глаза.

Глава тринадцатая

Часть первая

На улице было очень светло, как и всегда в обители Тайных владык. Проникавший через стеклянное окно свет заливал всю комнату.

Комната, в которую меня привел Ход, была похожа на ту, в которой я проснулся во время своего первого посещения замка – только больше, и еще здесь был круглый стол, за который мы сели напротив друг друга. Перед Ходом на столе лежали длинный кинжал без украшений и небольшой золотой кубок.

– Так это правда, что я... что моя личность не изменится?

Ход усмехнулся.

– Конечно же, изменится. Но ты не превратишься ни в моего безвольного раба, ни в лишенного разума кровососа, если вопрос об этом. Позволь объяснить тебе несколько вещей. Существо, которое может жить вечно, отличается от человека по своей сути. Ведь человек – это мыслящий тростник. Мыслящий, но тростник. Тростник, но мыслящий. Трагедия и величие человека состоит в том, что его дерзновенные помыслы, его гордый дух помещены в бренную оболочку, хрупкую, как тростниковый побег. Этот-то парадокс и заставляет людей жить так странно... Глоток моей крови освободит тебя от смерти, кроме насильственной, и ты перестанешь быть человеком. Что же до того, почему вампиры пьют человеческую кровь – причины этого не так просты, как кажется непросвещенным. Дело в том, что в своем бессмертии каждый вампир очень одинок; мы не такие, как люди вокруг нас. Кровь – это жизнь. Испивая человеческую кровь, ты приобщаешься к самому существу этого человека. Вы двое соединяетесь так, как два человека никогда не смогут. Кровь связывает вас. С этой связью может сравниться только связь, возникающая между беременной женщиной и плодом, который она носит у своего сердца – впрочем, эти две связи одного и того же рода. В такой близости с человеком кроется наслаждение, которое не описать словами. Слабые вампиры становятся рабами этого наслаждения и потому пьют кровь, хотя могли бы жить и без нее. Слабым ты не станешь – не таков я, твой создатель, не таков и ты сам. Сильные же вампиры пьют кровь потому, что знают Истину.

Завороженный его словами, я подался вперед и спросил:

– Что есть Истина?

– Истина – это знание, которое более всех других нужно наделенному сознанием существу. Это знание непреложно, ибо стоит за гранью правды и лжи. Оно более естественно, чем законы природы, ибо они вовне, а Истина – внутри нас. Я поведаю тебе Истину тогда, когда ты выпьешь мою кровь, и она станет твоей Истиной так же, как моей.

Я кивнул. Ход взял со стола кинжал и медленно провел им по вене на своей левой руке, возле локтя. Из разреза обильно потекла кровь; под струю своей крови Ход подставил золотой кубок. Когда крови, по его мнению, набралось достаточно, Ход небрежно провел ладонью правой руки по разрезу. Когда он убрал ладонь, я увидел, что рана полностью исчезла – на ее месте только ровная кожа безо всяких следов. Меня уже ничто не удивляло.

Ход протянул кубок мне.

– Отведай моей крови. Отринь человеческое, прими несмертное. Стань вампиром, охотником в ночи!

Приняв кубок, я сразу же сделал глубокий глоток, чтобы не мучиться сомнениями. Мне доводилось и прежде ощущать вкус крови, и сейчас он был точно такой же – соленый и чуть горький. Я осушил кубок до дна.

Замерев, я ожидал в себе изменений, но ничего не происходило. Солнце за окном светило как прежде, на него не набежала тень, и свет его не опалял мою кожу.

Ход поднялся из-за стола и вплотную приблизился ко мне. Наклонившись, он торжествующе прошептал мне на ухо:

– Узнай же то, о чем ты всегда догадывался. Нецах наверняка говорила или показывала тебе что-то, что навело бы тебя на такую мысль. Но она и до этого была в тебе. Ведай же Истину! Ты живешь в мире, который существует только ради тебя. Каждый уголок мира и каждый зверь в нем, включая зверей, ходящих на двух ногах и наделенных даром речи, существует ради тебя и через тебя. А потому поступай так, как желаешь.

Я непонимающе покачал головой. Все было не так, как я себе представлял.

– Я не стану пытаться опровергнуть твою Истину, потому что ты гораздо мудрее меня. Но мне она не нужна. Все, чего я хочу – это победить Ореста.

Ход улыбнулся, показав свои ровные зубы.

Я все еще ждал каких-то изменений, хотя бы одного знака, что превращение осуществилось. Я дышал так же, как и раньше, все так же билось мое сердце – сейчас немного быстрее из-за волнения. Казалось, что ничто не изменилось.

Потом мне пришла в голову новая мысль, и я посмотрел на Хода.

– Ты говорил, что кровь порождает связь. Почему я не чувствую ничего такого между нами?

– Потому что я – вампир, а не человек. Через кровь ты приобщаешься к жизни. Но у меня нет своей жизни, я краду жизни других. Ты и сам всегда был таким, не правда ли? Любил убивать больше всего.

Я опустил взгляд, потому что не смог бы притвориться, что его слова меня не задели. Ход рассмеялся и направился к двери.

– Ты хочешь сам передать Оресту вызов на поединок? Если надо, я мог бы это сделать вместо тебя.

– Я сделаю это.

– Что же, удачи. Я еще увижу тебя, – сказал Ход неожиданно серьезно.

Я кивнул ему, и он, кивнув мне в ответ, вышел из комнаты.

Рядом с постелью стоял небольшой столик, на котором была приготовлена трапеза – мясо, хлеб, фрукты. Хотя я не был голоден, я решил попробовать еду – а вдруг мне отныне не нужно ничего, кроме человеческой крови, и людская пища покажется мне безвкусной или вызовет отвращение? Я подошел и попробовал всего понемногу. Хорошо прожаренное мясо было вкусным, а виноград – сочным и сладким. Ничего нового.

Проведя ладонью по волосам, я вздохнул и сел на кровать. Я пошел на это, чтобы победить Ореста. Не нужно думать ни о чем другом.

Часть вторая

Жизни не хватит, чтобы разобраться в этом хитросплетении коридоров – жилище Тайных владык изнутри казалось больше, чем можно было оценить снаружи. А может, так было и на самом деле.

Пожилой дворецкий молча вел меня в нужную залу. Все они, работавшие здесь, были похожи друг на друга, как родные братья – седоволосые, с коротко стриженной бородой. Где Владыки взяли их на свою службу? Я не мог припомнить ни одного случая, чтобы кто-то из здешних слуг был занят чем-то, кроме работы, и говорил о чем-то, кроме дела.

Когда мы наконец пришли, он не стал заходить вместе со мной: остановившись у дверей, он сделал приглашающий жест, а сам замер в ожидании.

Зала была скудно освещена висящими на стенах факелами. На ее дальней от меня стороне стоял Орест, в пол-оборота ко мне. Он не шевелился, как будто глубоко задумавшись о чем-то. С минуту я простоял в стороне, а он все так же как будто не замечал меня.

Когда я приблизился к нему, он встрепенулся, словно пробуждаясь ото сна, и повернулся в мою сторону. На его лице расплылась широкая улыбка. Увидев его улыбающееся лицо,

я не смог удержаться и улыбнулся ему в ответ; если бы в этот момент он протянул мне руку для рукопожатия, то я, забывшись, принял бы ее. Но мы не стали пожимать руки.

– Ты изменился, – произнес Орест.

Хотя губами он улыбался, его глаза оставались серьезными, когда он внимательно рассматривал меня.

Почему-то от этих его слов я вздрогнул. Для стыда от своего поступка было уже не время, но я ощутил чувство, похожее на стыд.

– Да, – улыбка сошла с моих губ. – Я стал вампиром.

Орест, к моему удивлению, усмехнулся.

– Я не об этом. Да и что такого произошло? В моем правом сапоге жизни больше, чем несет в себе кровь Хода. А ведь именно чужая жизнь, потребленная через кровь, делает вампира тем, кто он есть. Я говорил о том, что по сравнению с началом нашего путешествия ты стал... смелым. Я не про отвагу в бою, конечно, а про то, в чем раньше тебе смелости недоставало. Ты заметил, что тебе стало гораздо легче взаимодействовать с другими людьми, общаться с ними? Само твое восприятие окружающих изменилось в лучшую сторону. Я часто наблюдал за тобой со стороны, и был приятно удивлен этому. Ты мог бы начать нормальную, достойную жизнь, если бы не пришел сюда, – тон Ореста сделался жестким. – Несмотря на эту глупость, ты все еще волен уйти отсюда. Или волен остаться – по-другому. Я никогда не закрывал перед тобой дверей и никогда не отказывался от нашей дружбы. Я буду править вечно, а ты будешь сражаться плечом к плечу со мной, как прежде, второй после меня во всем мире... Мой единственный друг. Пей, не пей кровь – мне все равно. Мир велик, он лежит у наших ног, и жить мы будем так неистово, что само небо содрогнется, взирая на нас!..