Текст книги "Что мне приснится (СИ)"

Автор книги: Георгий Паксютов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Я усмехнулся.

– Очень приятная забота.

– У меня золотое сердце, – Орест, улыбаясь, постучал себя кулаком по груди.

Когда пора было, мы без прощания разошлись – Орест зашагал своим путём, я, со вздохом, – своим. Да, и действительно, нужно будет перехватить что-то поесть...

Часть вторая

Я переоценил то, насколько хорошо помнил устройство улиц Дита, и, несмотря на все нежелание, вынужден был спрашивать о местоположении торгового представительства – тратить остаток дня на поиски было никак нельзя. Сам-то я, конечно, лучше предпочел бы подольше бродить по улицам, чем заговаривать с купцами, которые подобострастно ломали шапки перед каждым прохожим чиновником, а со мной, обычным странником на вид, держались как князья; свою принадлежность к Ордену я на всякий случай решил не раскрывать перед кем бы то ни было.

Наконец я добрался до места: государственное торговое представительство располагалось на удивление не близко к центру города.

Здание было достаточно внушительное. Вытянутый прямоугольник – из песчаника, как и все здешние каменные постройки – с фасада почти везде облицевали черным камнем. По краям были пристроены две башенки – флигели. Посередине к массивной закрытой двери вели широкие ступени в форме полукруга.

Неприятности ожидали меня сразу за этой дверью.

Я запоздало подумал, что для моих планов не лишним было привести в порядок свой внешний вид. Ничего удивительного, что охранники – двое дюжих молодчиков, не чета бездельникам из городской стражи – встали у меня на пути, едва я перешагнул через порог. Да, сейчас меня едва ли можно было спутать со здешней публикой.

На такой случай, вполне естественный, у меня ничего не было запланировано.

Охранники несколько секунд выжидали, пока я лихорадочно думал и не мог найти, что сказать; наконец один из них неожиданно высоким, детским голосом произнес:

– Вы ошиблись? Что-то ищете?

Глядя в его квадратное лицо, я подумал, что мне куда проще было бы убить этих двоих, чем объясняться с ними.

– Э... у меня вопросы к тем, кто занимается учетом государственных поставок...

Второй охранник угрожающе качнулся в мою сторону:

– Дорогу что ли показать, шваль?

Какие необдуманные слова. Я точно не собирался смотреть, что он там имеет мне показать. Мне представилась сладостная картина – я выбиваю дух из этого мужлана... Ну а потом придется показать печать Ордена и разрешить ситуацию. А что делать, без этого все равно уже, кажется, не обойтись...

Дверь за моей спиной медленно открылась, как если бы за ручку с внешней стороны тянул кто-то, не обладающий должной силой. Охранники – даже их лица переменились – поприветствовали того, кто вошел внутрь.

– Здравствуйте, – бросил им этот кто-то.

Я обернулся. Ошибки не было – передо мной стоял Калдор Тобин, чиновник казначейства, который года три назад отвечал за обеспечение крупной операции Ордена в Дите и его окрестностях. Не самое мое любимое воспоминание об этом городе... Кроме меня, в том деле участвовали еще четыре рыцаря, но в провинции всегда придают большое значение вмешательству из центра – особенно когда речь идет об Ордене и его людях. Вот и он меня запомнил.

Калдор поднял брови в недоумении, – наверное, еще больше, чем само мое присутствие, его удивило то, что охрана перегораживает мне дорогу – но быстро что-то сообразил и сказал охранникам:

– Этот господин здесь по важным делам, пропустить.

Как хорошо, что он догадался не упоминать Орден.

– Как скажете, сударь, – своим нелепым высоким голосом произнес первый охранник.

Второй посторонился, но напоследок бросил на меня недобрый взгляд.

Мы с Калдором прошли дальше; здание торгового представительства изнутри представляло собой неожиданно сложную систему коридоров, по сторонам которого располагались кабинеты чиновников.

– Добрый вечер, – негромко произнес Калдор.

– Добрый, – так же негромко ответил я. – Я здесь как частное лицо и не хочу упоминать свою принадлежность к Ордену.

Калдор кивнул.

– Я это уже понял.

Я вкратце объяснил ему ситуацию, не раскрывая, впрочем, свои истинные цели. Допытываться, зачем мне информация о сельском трактире и его хозяине, он благоразумно не стал.

– Я вас провожу. Не сомневайтесь, вам окажут все необходимое содействие. Об Ордене я не буду упоминать ни с кем.

– Мое счастье, что я вас встретил.

Калдор покачал головой.

– Никто не откажет в содействии человеку Ордена... Хотя лично меня вы действительно могли бы и не встретить – я не так давно отклонил предложение о переводе в центральное казначейство.

– И почему вы отказались? – спросил я.

Не то, чтобы мне было действительно интересно, но я посчитал нужным поддержать разговор. Конечно, этот человек помогает мне только из-за моей принадлежности к Ордену, но приятно вообразить, что он делает это ради меня.

– Предпочитаю быть первым в деревне, чем тридцать первым в городе...

Калдор, шедший чуть впереди меня, остановился перед очередной дверью.

– Здесь.

В кабинете скучал невзрачного вида мужчина, постарше средних лет. Он сидел за столом, тут же стояло еще несколько столов и стулья – для посетителей. За его спиной был узкий проход в помещение, где в шкафах – а кое-где, как можно было видеть, и в ящиках на полу – помещались бумаги.

Калдор коротко все объяснил этому мужчине, пожалуй, скорее секретарю, чем чиновнику, и поспешил по своим делам. На его прощание я ответил кивком.

Не говоря ни слова, секретарь прошел в хранилище и через какое-то время вернулся с нужными бумагами. Когда он, все так же молча, начал присаживаться ко мне за стол, я остановил его движением руки и сказал:

– Не стоит, я обучен грамоте.

Не выразив никаких эмоций, он вернулся на свое место.

Бумаги содержали удивительно полную информацию: и обо всех поставках, до мелочей, и отчёты о деятельности трактира, включая продажи и количество постояльцев, и личную информацию о трактирщике. Нигде никаких зацепок; самый обычный трактир, и хозяин ему под стать.

Несколько раз заходили другие люди, торговцы или чиновники, неизменно косились на меня сперва с удивлением, потом с пренебрежением, просматривали нужные им бумаги.

Пересмотрев все, что можно было, и не по одному разу, я смирился с тем, что здесь ничего стоящего не найти. Свои дела трактирщик давно уже проворачивал так, чтобы ничто не могло вызвать подозрений – или имел здесь покровителей, чего я также не стал исключать.

Я решил предпринять последнюю безнадежную попытку.

– Можно ли что-то узнать о его деятельности, кроме как из этих бумаг?

Ответом было молчаливое покачивание головой.

В комнате сейчас находился еще один человек, молодой, с черными сальными волосами; он лениво копался в каких-то бумагах за столом рядом со мной. Услышав мой вопрос, он бросил взгляд на лежавшие передо мной бумаги, после чего сразу оживился и затараторил, обращаясь ко мне:

– Как же. Здесь любой деловой человек знает то, что в этих бумажках не напишут – и о вашем трактирщике, и о таких, как он, во многих других местах.

Я не верил своим ушам. Сердце сразу забилось быстрее. Неужели это оно?..

Я придвинулся ближе к "деловому человеку". Он продолжил, перейдя на громкий шепот – непонятно зачем, ведь неразговорчивому секретарю все и так было слышно.

– Информацию о нем и о прочих... готов предоставить за вознаграждение. О том, что они скрывают.

Я кивнул, едва сдерживая возбуждение, и бросил взгляд на секретаря. Заметив это, мой собеседник сделал пренебрежительный жест – мол, не стоит из-за него беспокоиться – и продолжил:

– Торговые люди, владельцы трактиров и питейных заведений по всей округе, имеют договоренность с окружным налоговым сборщиком... Большая доля акцизов им предоставляется в обход казны, за мзду сборщику и его людям, и списывается без учета в бумагах...

Он осекся, когда я в ярости встал из-за стола. Не желая больше терять времени на разговоры, я выхватил меч из ножен.

Рубить я никого не собирался, хотя видеть страх в обращенном на меня взгляде было приятно. Я молча указал на печать. Раздавшийся после этого лепет я не слушал, развернувшись, чтобы уйти.

– Господин, – ко мне обратился секретарь, нарушивший молчание впервые за все то время, что я находился здесь. – У вас здесь дела с другим рыцарем Ордена?

Я остановился.

– Другой рыцарь Ордена?

Под моими глазами он держался прямо и бесстрастно, объяснив, что в город недавно прибыл еще один представитель Ордена, как всегда – по секретному делу. Я узнал, и где этот рыцарь остановился. Уточнять, откуда ему все это было известно, я не стал, просто поблагодарил за сведения и ушел.

Возможно, день и не будет потрачен зря.

Охранники косо смотрели на меня, когда я покидал здание, оставляя за своей спиной его обитателей и их интересы.

Акцизы предоставляются в обход казны, ну надо же.

Часть третья

Долго искать не пришлось – когда я был на месте, едва начало смеркаться.

Посланник Ордена расположился в частном доме – может быть, по назначению, может, просто снял за деньги. Небольшой каменный дом располагался на углу своей улицы.

Перед самой его дверью мне пришло в голову, что этот рыцарь, имени которого я не знал, вполне мог в свое время слышать о моей ситуации, а то и знать меня лично. Не столкнусь ли я в таком случае с пренебрежением? Да и с чем я, собственно, к нему пришел – с догадками и домыслами.

Все-таки само его появление в такой момент не могло быть случайностью. Меня не покидала уверенность, что существует некая более масштабная картина, краешек которой я увидел; высокие чины Ордена в это же время знают все, и именно поэтому их представитель был направлен в Дит.

Пары слов в правильном направлении вполне хватит, чтобы он сам мне рассказал подробности своего задания. А дальше – моя инициатива, и, быть может, опала сменится на фавор.

Действительно ли это мне нужно?

Я недолго постоял перед дверью, переводя дыхание, чтобы волнение не отразилось в голосе, а потом постучал – просто кулаком, хотя на двери для этого висело металлическое кольцо.

Я постучал еще раз, сильнее. Снова ничего не произошло; куда-то ушел, должно быть.

Ну, не всем же дверям передо мной открываться.

Без особой надежды я заколотил кулаком в третий раз, еще сильнее. Под одним из ударов дверь негодующе скрипнула и приоткрылась – она была не заперта.

Я осторожно вошел внутрь. Свет, проникающий через дверной проем, слегка осветил открывшийся передо мной коридор. Прямо по коридору располагалась комната, с правой стороны, немного не доходя, еще одна. Там было совершенно темно; действительно, еще снаружи я обратил внимание, что дом выходит на улицу двумя окнами из настоящего стекла, но оба окна сейчас были закрыты ставнями изнутри. В доме не были зажжены ни свечи, ни очаг. Хозяин все же куда-то отошёл?

– Эй, есть кто? – мой голос прозвучал неожиданно хрипло.

Моя тень, протянувшаяся вперед по коридору, мелко дрогнула.

Я сделал шаг вперед. Рука непроизвольно легла на рукоять меча и слегка потянула его из ножен.

Когда в жизни событий мало, хочется, чтобы их было больше. Когда событий много, хочется, чтобы их было меньше.

Пока я шел сюда, я уж точно не собирался попадать в событие.

Я сделал шаг по коридору, затем еще один. Свет из открытой двери едва-едва достигал передней комнаты; напрягшись, можно было различить очертания того, что в ней было: кровать, маленький стол у кровати, что-то из вещей. Больше ничего.

И правда отошел, что ли.

Я сделал широкий шаг, разом преодолев расстояние, отделявшее меня от боковой комнаты.

В таких случаях разум всегда отходит на второй план, уступая место инстинктам. Разум требует время – может быть, и совсем немного, доли секунды – на осмысление происходящего. Инстинкт позволяет действовать, не теряя эти доли секунды, которые часто и определяют, выживешь ли ты в бою или нет.

Мое движение, которым я избежал того, что прыгнуло на меня из темноты, было продолжением предыдущего – иначе было никак не успеть – и оттого получилось неловким. Я не столько отпрыгнул, сколько упал в переднюю комнату, в падении переворачиваясь на спину и извлекая из ножен меч.

Падать оказалось на удивление больно – видно, слишком часто я выкидываю такие трюки в последнее время. Наверняка все-таки не больнее, чем сделали бы мне когти этого существа.

На полном ходу врезавшись в стену вместо того, чтобы пустить мне кровь, оно в ярости приготовилось к следующей атаке. Выигрывая себе время и пространство для маневра, я подался назад, в приседе выставив меч перед собой.

Рост и комплекция существа соответствовали человеческим, но то, как оно держалось, скорее напоминало о медведе, вставшем на задние лапы; уродливая морда также походила на звериную, того же медведя, например. В разинутой пасти были видны устрашающие клыки, на вытянутых вперед лапах красовались длинные, как ножи, когти. Естественное оружие хищника, который охотится на людей.

Мне было не до размышлений о том, какая именно передо мной тварь, но все-таки мельком проскочила непрошеная мысль: Орден никогда не посылал охотиться на вампиров в одиночку.

Существо издало пронзительный вопль и ринулось вперед. Меч длиннее его когтистых рук, что дает определенное преимущество. В момент перед тем, как оно до меня доберется, податься в сторону, избегая столкновения, и нанести удар по уже разогнавшемуся и не способному отреагировать противнику...

Резкая боль пронзила мою грудь, и я, не контролируя свое движение, врезался в стену. В легких не было воздуха, и я разинул рот, как рыба, без толку пытаясь сделать вдох. Меч я выронил.

Я с усилием повернул голову набок. Тварь стояла в паре шагов от меня, ее оскал напоминал улыбку; она не торопилась меня убивать. Я отчего-то очень медленно – почему так медленно?! – потянулся к спрятанному ножу. Не было никаких сомнений, что с такой скоростью оно может убить меня в любую секунду.

Очень громко, как раскат грома, послышался треск разбивающегося стекла. После удивительно долгой паузы – должно быть, мое восприятие времени исказилось – запертые изнутри ставни влетели в комнату, сорвавшись с петель так легко, как сделанные из бумаги. Следом за ними влетел Орест, корпусом вперед, с обнаженными мечами в обеих руках.

Восприятие времени вернулось в норму, судя по тому, что я даже не увидел движения, с которым Орест распрямился и нанес удар – таким быстрым оно было. Тварь заверещала, пятясь к противоположной от меня стене; ее правую руку, плечо и часть груди теперь соединяла с туловищем тонкая полоска плоти.

Должно быть, оно своим нечеловеческим чутьем почувствовало, что бой уже закончен, возможно, и таким существам ведом парализующий волю страх. Так или иначе, тварь с уродливой гримасой недоумения отступала, пока не уперлась в стену. Там ее и настиг последний удар Ореста, отделивший голову твари от плеч.

Я поднялся на ноги, с хрипом втягивая воздух. Рубаха на груди была разорвана, и видны были кровавые полосы, оставленные когтями твари. Ранение, впрочем, было куда более легким, чем мне вначале показалось.

Орест молча, не выказывая никакого интереса ко мне, склонился над телом убитого существа, как будто изучал что-то.

Пошатываясь, я вышел в коридор.

В боковой комнате на полу лежал рыцарь Ордена. Он был мертв – темная лужа крови не позволяла в этом усомниться. Со странным равнодушием я переступил через безжизненное тело и раскрыл ставни, запуская свет в комнату.

Я никогда не встречал его раньше. На теле в нескольких местах видны были жестокие раны, причиненные когтями, а на лице и на шее – следы укусов чудовища. Неподалеку лежал меч – он сопротивлялся, но не смог ничего противопоставить такому противнику.

Когда его тело обнаружат (чему я, и без того имея достаточно проблем, способствовать не собирался), этот меч отправят в резиденцию Ордена. Только меч, ничего больше – его самого предадут погребению здесь, может быть, за полмира от его родных мест. Этот самый меч вскоре найдет себе нового владельца, того, кто только что принес свои клятвы; новый владелец ничего не будет знать о судьбе старого.

Такова наша судьба и судьба наших мечей.

Присвоить меч, чтобы выдавать себя за представителя Ордена, никто не посмеет. Впрочем, Орден полагается не только на свою репутацию: мы носим печать не только на рукоятях мечей, но и на собственных спинах, в виде татуировки.

Когда я вернулся в другую комнату, Орест все еще склонялся над убитой им тварью.

– Не вышло хорошего боя, а, – произнес он, не глядя на меня.

Сейчас мне нечего было на это сказать.

– Встретился со своим информатором? – равнодушно спросил я.

Орест оглянулся на меня. В его голосе звучала досада.

– Да вот он лежит, информатор.

Часть четвертая

Я пил осторожно, стараясь не капнуть случайно на свою новую рубашку. Как странно вышло – купил первую попавшуюся (заодно и самую дорогую в лавке), потому что не хотел тратить время на подобные мелочи, а рубашка оказалась такая удобная и ладная, что теперь думал, как бы ее не испортить.

Под рубашкой грудь была перевязана, а порезы обработаны лечебной мазью. Рана и без того ерундовая – уже сейчас можно о ней забыть.

Обеденный зал был полон людей, но сейчас я не испытывал в этой связи неудобства – может быть, недавние события занимали все мысли, может быть, из-за того, что все досужие взгляды на себя каким-то естественным образом отвлекал Орест. Он сидел напротив меня, улыбаясь, и время от времени отпивал из своей кружки.

– Кого только я не представлял себе, но это существо... – я не мог сдержаться.

Орест пожал плечами.

– Приди ты на несколько минут позже – он вышел бы из боевой трансформации, и ты увидел бы самого обыкновенного человека.

Может, и так. Но как знать – приди я на несколько минут раньше... а то и если бы я не задерживался перед самыми его дверями – и жизнь моего брата по оружию могла бы быть спасена.

Странно, но эта мысль не вызвала во мне никаких эмоций. Я подумал об этом, потому что должно было, а не потому, что искренне желал бы что-то изменить.

Огонь жарко горел в очаге, работники хозяина суетились между столами, разнося кушанья и напитки...

Я посмотрел в глаза Ореста.

– Так что же ты узнал?

Орест кивнул и не спеша, вдумчиво заговорил:

– Узнал разное. Что-то совпало с моими собственными догадками, что-то нет. Что-то, с тем или иным умыслом, наверняка является ложью: без оглядки доверять подобным сведениям никогда нельзя. То, в чём можно быть уверенным – существует некая... организация, членом которой был тот трактирщик. Что-то большое назревает, что мы пока увидели только мельком.

Я слушал очень внимательно – сказанное соответствовало моим собственным предположениям, да и прибытию представителя Ордена в Дит. Орест продолжал:

– Он почти ничего не говорил прямо, да и вряд ли сам знал много. Главное, что я узнал, это местонахождение одного их потаенного лагеря. Там мы сможем найти многие ответы.

– Где? – спросил я возбужденно.

– На Стигийских болотах.

Стигийские болота... Они находились не так далеко от Дита, в паре дневных переходов. Я впервые слышал о них подобное, но Стигийские болота и без того пользовались дурной славой. С ними не соседствовало ни одно селение. Люди старались не заходить в окружающую болота чащу; сами же болота считались гиблым местом.

Удачный вариант для того, кто ищет для себя тайное место, и кто сам представляет угрозу большую, чем лесные звери и блуждающие огоньки.

– Судя по тому, что было мне сказано, там будет опасно. Мне нечего бояться за свою жизнь – я могу спастись из любого положения, пробиться из любого окружения – но если мы хотим изучить это место в поисках ответов, нам понадобятся спутники.

Я с изумлением уставился на него.

– Спутники? И как же мы ими обзаведемся?

– Деньги, – ответил Орест спокойно. – В них у нас с тобой, по счастью, недостатка нет. Щедрыми обещаниями можно для какого угодно дела найти отчаянных людей – то есть как раз таких, какие нам и нужны.

Я кивнул.

– Допустим. Не привлекут ли такие наши действия ненужное внимание, тем более сейчас, когда в город был направлен человек Ордена и был здесь убит?

Теперь Орест посмотрел на меня с удивлением.

– Какое внимание может привлечь шайка разбойников, собирающаяся на дело? Такое тут случается каждый день, бывает, что и с ведома местных властей.

Я покачал головой и отпил из своей кружки.

Мое внимание привлекли звуки игры на гитаре. В дальнем конце зала находился небольшой деревянный помост; на нем сейчас располагались двое, молодые мужчина и девушка, играли оба. Это была негромкая, красивая мелодия, рождавшая ощущение сладкой грусти. Потом они запели: сперва мужчина, низким звучным голосом, потом девушка – высоким и нежным, и в конце они пели вместе. Посетители примолкли, и каждому были слышны слова этой песни:

В пыльном плоскогорье

Тень дрожащая растёт...

Скрыл ее ветвями

Ядовитый креозот.

Ее шипы чарует

Калёный солнца диск,

И когда ее я тронул,

Пальцы до крови ожглись.

В тишине ночной,

Когда разлился лунный свет

Я гуляла меж растений

Чтоб увидеть их расцвет.

Меня объял неясный голод,

В странный танец мир пошел,

Упала я в колючий куст

Где ты меня нашел.

В час когда в последний раз

Солнце греет змей в лучах,

Кошки с гор придут

И твой разроют прах.

Восстань затем навечно

Со мной в тиши песков,

Ты глаза от лжи избавишь

Как я руки от оков.

Когда песня закончилась и прозвучал последний аккорд, я захлопал, как и многие другие. Я перевел взгляд на Ореста; он улыбался, как я уже научился понимать – самому себе. Я понял, что он думает о нашем предстоящем походе.

– Для тебя это все игра.

Орест радостно подался вперед, как будто я угадал его сокровенные мысли, которыми он давно хотел поделиться, но когда он заговорил, его голос был предельно серьезным:

– Игра? Каждый ребенок знает, что игра – занятие благородней, чем труд. Но ценность игры заключена не в ней самой, ее определяет ставка. В играх, где побеждает более сильный и умелый, достаточной ставкой служит радость победителя и унижение проигравшего. Не может быть ставки дороже жизни, и радости большей, чем радость того, кто избежал смерти, своей рукой взяв жизнь проигравшего. Главная из игр – это война.

Эти слова достойны сумасшедшего, подумал я. Надеюсь, их никто не услышал.

Орест улыбнулся.

Глава третья

Часть первая

Дальше всех от родных мест судьба забросила Сами – он был из Хельвете. Эта немирная, негостеприимная (в отличие от ее обитателей – если хельвет при первой встрече не насадил тебя на кинжал, то, скорее всего, вы станете добрыми друзьями) земля располагалась у подножия великих гор на крайнем северном пределе не только страны, но известного людям мира. Некоторые утверждали, что перед достигнувшим горной вершины открывается простор ледяного океана, которому даже с такой высоты не видно края; из тех, кто спускался по северным склонам, чтобы его исследовать, не возвращался никто.

Хельветы долго и ожесточенно отстаивали свою независимость, но еще в давние времена империи вынуждены были покориться – по крайней мере, на словах. На деле эти гордые и немирные люди резали прибывавших с юга сборщиков налогов так же часто, как и друг друга.

Судя по тем его землякам, с которыми мне доводилось сталкиваться, Сами был типичным хельветом. Рослый, крепкий и по-своему красивый, он старался держаться сдержанно, изображая уверенное в себе достоинство, но при этом мог вспылить из-за любой мелочи. На вопрос о своем прошлом он с простодушной гордостью ответил, что с детства мечтал стать разбойником – в его краях это самое почетное ремесло из всех, какими может заниматься мужчина.

Знакомые Ореста, с помощью которых мы набирали людей для нашего предприятия, – сами, судя по внешности и манерам, те еще головорезы – отзывались о хельвете как о "честном" и бывалом бойце. Все детали мы сохраняли в тайне, сообщив только, что предстоит рискованное дело в безлюдных землях; недостаток сведений пришлось щедро компенсировать обещанным вознаграждением. При этом казалось, что Сами привлекли не столько деньги, сколько сама необычная, но наверняка опасная задача.

Договаривался с ним, как и со всеми остальными, в основном Орест; Сами, однако, вскоре предпринял попытку разговориться со мной. Я старался вести себя как можно более дружелюбно, но он все-таки уловил, что я испытываю какое-то неудобство, и после этого соблюдал между нами дистанцию. Я не обольщался на этот счет: Сами так поступал не ради меня, а ради себя, посчитав, видимо, что я не от мира сего, и что со мной лучше дела не иметь.

Антонина, как он не преминул сообщить при первой же возможности, сюда занесло из Шеола, столицы страны. Его семья якобы была последней ветвью одного из старейших аристократических родов – странно, что прежде я о них никогда не слышал...

Со временем утратив свое влияние и богатство из-за конкуренции с новой элитой из числа предпринимателей и чиновников, его семья была вынуждена существовать за счет званых обедов и мелких подарков со стороны тех, кто считал престижным поддерживать знакомство с представителями столь знатной фамилии – каковых тоже становилось все меньше и меньше. Младший из сыновей, Антонин рано покинул семью, чтобы не быть для них обузой. В свое время благодаря помощи, оказанной дальними родственниками, Антонин получил достойное аристократа образование, особые успехи делая в искусстве владения мечом. Мечтой юноши стало вернуть своему роду прежнее положение; делать карьеру среди торгашей и счетоводов он не считал возможным, и потому решил продавать свой меч тем, кто больше заплатит.

Всю эту болтовню, как минимум половина которой была неправдой, мне приходилось выслушивать постоянно. На свою беду я как-то раз обмолвился, что часто бываю, да и в основном живу, в столице – конечно, ни словом не упоминая Орден; из-за этого Антонин решил, что в моем лице нашел подобающего своей особе собеседника, и теперь как можно больше времени старался проводить со мной. Он очень много говорил и никогда не слушал. Несколько раз я недвусмысленно давал ему понять, что мне не очень интересны его рассказы, на что он как будто не обращал внимания.

Нездорово бледный, среднего сложения Антонин не производил внушительного впечатления, но слыл виртуозным фехтовальщиком и отчаянным человеком; его называли участником самых дерзких предприятий последних лет не только в Дите, но и во всей стране. Орест казался довольным, когда мы заключили сделку с Антонином.

На словах Антонин презрительно отзывался о богачах и их образе жизни, да и о деньгах вообще. Свою деятельность он называл "возвращением законного достояния", а иногда – и местью дельцам и поддерживающей их власти. Тем не менее, когда речь пошла о туманном, но гарантированно рисковом деле, Антонин упирался, выпрашивая для себя все больше и больше, и в глазах его горела алчность. В конце концов он согласился участвовать, не выспрашивая деталей – в обмен на обещание очень серьёзной суммы. Оставалось только надеяться, что мечом он действительно орудует столь же охотно и умело, как языком.

Калеб пришел к нам вместе с Антонином, к которому, как мне сразу показалось, он был весьма привязан. Их объединяла в чем-то схожая судьба. Согласно законам, по призыву в армию отдают одного мужчину с каждых четырех дворов; отдали и его, совсем еще мальчиком. Видимо, посчитали, что лучше лишиться одного рта, чем одного кормильца.

В армии Калеб умудрился провести немало лет, избежав и смерти в бою, и увечий, и болезней. Не иначе как от природы умелый с оружием, храбрый и не лишенный практической сметки, он прошел через это время, не превратившись на глазах

в старика, как другие рекруты, а окрепнув и заматерев. В его лице армия могла бы получить замечательного офицера – не стратега, а воина, который воодушевляет солдат своим примером – если бы не низкое происхождение, которое закрывало

для него всякую возможность повышения в звании. Тот, кого забрали в рекруты, остается солдатом до самой смерти – как правило, скорой.

У самого Калеба на этот счет оказались другие планы. Пресытившись однообразием и отсутствием перспектив, он дезертировал, сперва вернувшись к семье. Дезертиры оказываются вне закона, и, хотя ради одного рядового едва ли будут поднимать

много шума, сочувствия у родни он не встретил – да и сам не годился больше для сельского труда и образа жизни. Единственное, к чему лежала его душа, и в чем он был по-настоящему хорош – это предприятия, требующие умелых и равнодушных

к закону бойцов – а, проще говоря, разбой.

Встретившись с Антонином случайно, Калеб теперь сопровождал его уже в нескольких делах подряд. Калеб, кажется, восхищался его амбициями – или нуждался в ком-то, кому можно вверить распоряжение своей жизнью. Вот и с Орестом за него

договаривался Антонин.

Наверное, никто не мог отличаться от Антонина больше, чем этот простоватый, немногословный здоровяк. В нем, в то же время, скрывалась какая-то темная сторона; можно было иногда видеть, как Калеб без каких-либо причин загорается гневом,

и тогда он, стиснув зубы и глядя совсем не так, как обычно, сжимал и разжимал кулаки. Тяжело сказать, что это было, но ясно было одно – попадись ему под руку в такой момент, и тебе несдобровать. Проходила пара минут, этот беспричинный – по

крайней мере, на первый взгляд – гнев уходил, и на свое место возвращался обычный, простодушный Калеб, который предпочитал помалкивать и слушать других.

Четвертый и последний из нанятых нами людей не только ничего о себе не рассказывал, но и не назвал своего имени. Он и пришел последним, с угрюмым видом расталкивая стоявших у него на пути; о деталях предстоящего дела он даже не спрашивал,

осведомившись только о сумме вознаграждения. Низкорослый, кряжистый, с длинной бородой, он был не знаком ни одному из советчиков Ореста – которые сразу настроились против него из-за его нахмуренного лица и неприветливых манер. О нем,

однако, знал Сами – какое-то время назад они вместе участвовали в одном деле в других краях. По словам Сами, он и в тот раз ничего о себе не рассказывал, держался особняком, но воином был необычайно умелым. Что ж, чего еще нам было желать.

В дороге он действительно держался в стороне от всех, игнорируя болтовню Антонина, когда тот пытался поведать ему о своем славном происхождении, и не заговаривая ни с кем. Когда выдавалось время, он педантично точил камешком свое необычное

оружие – тяжелый боевой топор, лезвие которого и без того было, судя по виду, острым как бритва.

С такими спутниками мы отправились в путь; я и сам толком не знал, что нас ждет в его конце, и наверняка ожидал только одного – опасность. Честно говоря, никому из новоприобретенных спутников я не доверил бы и грош, Орест же считал,

что нам очень повезло. По крайней мере, в пути мы могли не опасаться нападения разбойников – самые опасные в округе грелись рядом с нами у одного костра.