Текст книги "Повести"

Автор книги: Генрих Гофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

15

Хмурые низкие тучи приплыли со стороны Азовского моря. Мелкий, надоедливый дождь второй день полоскал землю.

Дубровский пришел на свидание с Валентиной Безруковой в точно назначенное время. Валя, поеживаясь, стояла под деревом у самого входа в городской парк, прикрывшись рваной плащ-накидкой.

– Здравствуй, Леонид! Ты слышал новость? – спросила она, протягивая руку.

– Смотря какую.

– Сегодня Красная Армия освободила Орел и Белгород. Наступление продолжается.

– Откуда ты это взяла?

– Мне один паренек сказал. Он сам слушал Москву по радио. Еще он сказал, что в Москве сегодня будет победный салют.

Валентина радостно смотрела на Дубровского.

– У нас об этом пока ничего не известно. Вернусь к себе, постараюсь послушать сообщение из главной квартиры фюрера. Может быть, скажут что-нибудь.

– Вот было бы здорово, если бы все подтвердилось! – мечтательно прошептала Валентина. – А мы собрались в кино. Сегодня первый день новый фильм показывают. «Три брата Штрауса» называется.

– Нет, в кино нам сегодня не с руки. Дела поважнее есть, – мрачно сказал Дубровский. – Я даже гражданский костюм надел.

– Что случилось? И почему гражданский?

– Когда я в форме, ты разрешаешь провожать тебя только до угла. Боишься, соседи увидеть могут. – Дубровский огляделся по сторонам и, не приметив никого поблизости, добавил: – Мне кое-что записать нужно, а писать негде. Не могу же я под дождем строчить. Единственная надежная крыша – у тебя дома. Поняла?

– Да, конечно. Ленка теперь не скоро вернется. Мы с ней договорились, что она прямо в кино придет, – с грустью проговорила Валентина. И непонятно было, то ли она сожалеет, что не придется посмотреть новый фильм, то ли переживает, что обманула подругу.

– Тогда не будем терять времени. Пошли, – предложил Дубровский.

Он обнял ее за талию, другой рукой приподнял над собой край ее плащ-накидки. Они направились в сторону дома, обходя лужи, перепрыгивая через ручьи, мчавшиеся вдоль тротуаров.

Несколько кварталов шли молча.

– Леонид, о чем ты задумался? – спросила Валентина.

– Думаю, как помочь Ивану Козюкову.

– А что с ним?

– Пока ничего. Но я сегодня узнал, что немцы на днях начнут собирать добровольцев из числа военнопленных. Ивану не так просто будет уклониться от этого набора.

– Но ты же обещал ему помочь?

– Да. Только как это сделать?

Леонид вновь умолк. Молчала и Валентина. Через некоторое время он спросил в раздумье:

– А не махнуть ли ему через фронт, к своим? Как ты считаешь, решился бы он на такой шаг?

– Немцев он ненавидит. Он даже сам говорил, что, если бы не Ленка, ушел бы на ту сторону.

– Разве Лена против?

– Нет. Он ее очень любит и не хочет оставлять.

– Загребут в добровольцы, все равно придется оставить. А то и в лагерь угодить недолго.

– Это верно.

– А я бы ему пропуск достал. С пропуском он до фронта без особого риска доберется.

– Леонид, поговори с ним сам. Я считаю, что для него это единственный выход. Наверно, и Лена поддержит. Любит же она его.

Пока они шли к Валентине, дождь перестал. Но оба успели промокнуть. Дубровский снял влажный пиджак, повесил на спинку стула.

– Леонид, ты отвернись, я переоденусь, – стыдливо попросила девушка.

– Хорошо, я буду писать, а ты делай что хочешь.

Он достал из кармана бумагу, карандаш и уселся за стол. Комнатка была маленькой. Кроме стола, двух узких железных кроватей и комода, ничего не было. За единственным окном по-прежнему плыли хмурые тучи.

Дубровский глубоко вздохнул и начал писать:

«1. На днях к вам отправлен крупный специалист Пауль Мюллер. Едет после ранения из госпиталя в форме старшего лейтенанта. Блондин с голубыми глазами, арийским носом. На правой руке нет двух пальцев. Опасен.

2. Шестопалов Тимофей, Филатьев Петр. Оба работали до войны в депо на ст. Морозовка. Сейчас агенты ГФП в Сталино. Поймали и доставили в ГФП Александра Шведова. Последнему удалось устроить побег».

– Вот я и переоделась! – сказала Валентина, подходя к Дубровскому.

– Молодец, быстро справилась. А теперь дай-ка мне те листочки, которые я давал тебе раньше.

– Сейчас.

Валентина выбежала из комнаты. Через минуту она вернулась и положила перед Леонидом скомканные листки бумаги.

– Где же ты их прятала?

– А тут рядом, в чуланчике.

Дубровский расправил клочки бумаги, прочел не торопясь и вновь принялся писать:

«3. Дыня Александр. Романова Мария ранена. Рублева Мария. Попались в ночь на 19 июля 1943 г. при переходе фронта в районе Елизаветовки, Ворошиловгр. обл. Принадлежат к 130-й разведроте 51-й армии. Были доставлены в ГФП Сталино, затем в лагерь. Кроме своей части, ничего не сказали.

4. Бондаренко Яков. Из гор. Ромны. Тайный агент ГФП в Сталино, в Авдеевке, в Дебальцево. Вместе с казаками принимал участие в массовых расстрелах.

5. Танковые части, проследовавшие две недели назад на юг, вновь перебрасываются на север.

6. В Макеевке арестована молодежная подпольная группа. Выдал член группы Демин. Имя не установлено.

7. Летчик лейтенант Квасов. Спасся на парашюте. Доставлен в ГФП-721. Подвергался зверским пыткам – никого не назвал. На допросе выбили глаз. Геройски погиб в муках».

Дубровский закрыл глаза, подпер голову рукой. Он вспомнил, как случайно вышел во двор ГФП, когда там истязали окровавленного человека. Полицайкомиссар Майснер стоял, заложив руки за спину, и подавал команды. По его приказанию летчика Квасова привязали за руки к хвосту огромной лошади, которую заставили бегать по кругу. Квасов уже не мог кричать. Лишь временами из его груди вырывались глухие стоны. Лошадь, навострив уши и пугливо озираясь по сторонам, все бегала по кругу, ударяя задними копытами по лицу и груди умирающего летчика.

А полицайкомиссар ликовал, раскатисто смеялся.

– Этот уже не будет бомбить германские города, – сказал он, жестом приказывая остановить лошадь.

Когда лейтенанта Квасова отвязали, он был уже мертв. Слезы навернулись на глазах Дубровского. И чтобы не выдать себя, он ушел со двора. Несколько дней прошло, а он все не мог забыть эту картину.

Написав донесение, Леонид аккуратно свернул маленький листочек. Получилась тонкая трубочка величиной чуть меньше сигареты. Он положил ее в нагрудный карман пиджака, поднялся со стула и, подойдя вплотную к Валентине, опустил руки на ее плечи. Девушка вскинула голову, с нежностью заглянула ему в глаза. Леонид почувствовал, как, приподнимаясь на цыпочки, она потянулась к нему. Он понял этот порыв, обнял и, склонившись, прильнул к ее губам.

– Ты любишь меня? – спросила она, едва успев перевести дыхание.

Он молча кивнул и прижал ее голову к своей груди.

– Послушай, как бьется мое сердце. Я никогда не думал, что найду свое счастье на дорогах войны.

– А я тебя очень, очень люблю, – прошептала Валентина.

Она сказала это каким-то необычным голосом, но с такой неподдельной искренностью, что Дубровский не в силах был промолчать.

– И я. Я тоже тебя люблю. Закончится эта проклятая война, и мы будем вместе. Ты хочешь этого?

– Да, да, да.

Он вновь поцеловал ее и, чуть отстранив, но еще не выпуская из своих объятий, сказал:

– Береги себя...

Он хотел еще что-то добавить, но за дверью послышался топот, и в комнату вошли Елена и Козюков.

– Вот они где! – воскликнула Елена. – А мы из-за вас целых пятнадцать минут под дождем мокли. Думали, вы нас искать будете.

– А почему вы в кино не пошли? – спросила Валентина.

– Билетов не было.

– А вы слышали, что немцы оставили Орел и Белгород? – вмешался в разговор Иван Козюков.

– Я знаю, а Леонид не верит, – сказала Валентина.

– Нет, это точно. Сами немцы передали сейчас об этом. Сказали, что сокращают линию фронта. Видно, войск у них не хватает.

– Войск действительно не хватает, – ответил Ивану Леонид. – Поэтому в ближайшие дни они вновь будут вербовать добровольцев в германскую армию из числа военнопленных. Это я знаю точно.

Радостное выражение слетело с лица Ивана Козюкова. Он как-то сник, нахмурился. Помрачнела и Елена.

– Что же делать, Иван? – спросила она и перевела взгляд на Дубровского.

– Я думаю, пора Ивану перебираться на ту сторону, – ответил тот. – Другого пути у него теперь нет.

– Но ты обещал... – В глазах Елены застыл вопрос.

– Насчет помощи я свое слово сдержу. Достану ему пропуск для свободного передвижения.

– Тогда надо уходить, Иван! – решительно проговорила Елена.

– Конечно, пойду. Только как еще там примут.

– А это, друг, от тебя самого зависит. Впрочем, если решишься, дам тебе записку. Доставишь по назначению – гарантирую хороший прием.

– Иди, Иван, я тебя буду ждать! – Елена обвила руками его шею.

– Обязательно пойду. Другого пути у меня действительно нет. Пора искупать вину перед Родиной.

– Пропуск для поездки в Алчевск я тебе завтра через Валентину передам. А от Алчевска до Ворошиловграда недалеко. Сообразишь, как через фронт перебраться. Записку мою тоже у Валентины возьмешь. Впрочем, я задержался, пора идти. Проводи меня немного, я еще кое-что рассказать тебе должен.

Он подошел к Валентине, поцеловал ее в щеку, достал из кармана маленький, свернутый в трубочку листок бумаги.

– На, Валюша, спрячь, – шепнул он ей на ухо. – А завтра отдай эту записку Ивану да помоги ему зашить ее хорошенько. Вечером, как всегда, придешь к парку. Я тебе пропуск для него принесу.

– Хорошо, Леонид! – Валентина зажала записку в своем кулачке.

– Пошли, Иван! – Дубровский попрощался с Еленой и направился к двери. – Так вот, – начал он, когда они оказались на улице, – запомни. К нашим попадешь, скажешь, чтобы доставили тебя в штаб любой части. А там попросишь связаться с Соколом и передать, что прибыл человек от Борисова.

– Соколу от Борисова, – шепотом повторил Иван.

– Правильно. А уж когда тебя к Соколу доставят, ему и передашь мою записку. Ясно?

– Все понял.

– Тогда топай домой. Или ты к Елене еще вернешься?

– К Ленке пойду. Побуду с ней. Неизвестно теперь, когда еще свидимся. Я завтра же в ночь и уйду к нашим.

– Тогда до свидания, Иван. Счастливо тебе добраться. И не раздумывай больше.

– Да я и сам хотел... Если бы не Ленка, давно бы ушел. Спасибо тебе, Леонид. Побереги здесь Ленку.

– Не сомневайся, Иван.

Они обнялись на прощание и разошлись в разные стороны.

Дубровский шагал не торопясь. Дождь уже прекратился, но по-прежнему низкие, хмурые тучи плыли над городом, чуть не цепляясь за терриконы, возвышавшиеся над степью. В наступающих сумерках торопливо сновали редкие прохожие. На одном из перекрестков он увидел Ольгу Чистюхину. Она шла в сопровождении двух мужчин и, приметив Дубровского, отвернулась, показывая всем видом, что не узнала его.

Один из мужчин задержал на Дубровском недолгий пристальный взгляд и шепнул что-то второму. И пока тот, второй, повернув голову, изучающе оглядывал Дубровского, Леонид опознал первого. Это был Шведов. Да, да. Тот самый Гавриленко-Шведов, которому он посоветовал бежать из подвальной камеры ГФП.

От неожиданности Дубровский замедлил шаг. Те трое уже перешли на другую сторону улицы, а он все смотрел им вслед. Нет, сомнений быть не могло. Он узнал этого человека по овалу лица, по пытливому, с прищуром, взгляду. «Так вот ты какая, Ольга Чистюхина! Вот почему не хватает у тебя немецких бланков!»

Всю дорогу до ГФП он думал об этой девушке и твердо решил: ни своим видом, ни разговорами не показывать ей, что знает одного из ее знакомых.

Но через несколько дней, когда он проверял на бирже труда подготовленные списки людей, подлежащих отправке в Германию, Ольга Чистюхина сама подошла к нему и шепнула:

– Господин Дубровский, вам просили передать привет и большую благодарность.

– От кого?

– Ну, не здесь же... Подарите мне сегодня вечер, и я вам кое-что расскажу! – Она приподняла руку, бросила взгляд на часы. – Через сорок минут мы кончаем работу. Я подожду вас около выхода, слева.

– Хорошо! Прово́дите меня.

– А я предпочла бы посидеть с вами у моей подруги. Помните, мы с вами ходили к ней в гости?

– У Марии Левиной?

– Да.

– Ладно. Только недолго. У меня вечером еще есть дела.

– Я вас не задержу.

Оставшееся до конца рабочего дня время Дубровский машинально перелистывал списки, а сам думал о предстоящем разговоре с Ольгой Чистюхиной. «Видимо, Шведов тоже узнал меня. Но зачем он рискует этой девчонкой? Впрочем, какой же тут риск? Они знают, что именно я помог ему бежать из камеры. Следовательно, действуют они наверняка. Интересно, что же мне предложат?»

Когда Дубровский пришел в условленное место, Ольги еще не было. Он обернулся. Она быстрым шагом догоняла его, а поравнявшись, взяла под руку.

Шагая под тенью развесистых тополей, Дубровский спросил:

– От кого же мне привет и благодарность?

– А разве вы сами не догадываетесь?

– Представьте себе, нет.

– Припомните, с кем вы меня видели однажды вечером на перекрестке?

– С какими-то двумя мужчинами, которых встретил впервые.

– Но вас один из них узнал. Когда-то вы оказали ему большую услугу.

– Какую именно?

– Потерпите несколько минут. Сейчас мы придем, и я вам все объясню.

Мария Левина оказалась приветливой и гостеприимной хозяйкой. Усадив гостей за стол, она поставила перед ними большую вазу с яблоками. Дубровскому показалось, что Мария была заранее предупреждена о его приходе. Поминутно поправляя рукой спадавшую на лоб челку каштановых волос, она без боязни поведала о своей радости по поводу освобождения города Белгорода.

– Мы ведь с Ольгой родились и выросли в этом городе. Вместе окончили два курса индустриального института, – сказала она.

Вскоре Мария застенчиво извинилась за то, что должна ненадолго уйти, и торопливо выбежала из квартиры.

– Что-нибудь случилось? – спросил Дубровский у Ольги.

– Нет, ничего. Просто нам лучше поговорить вдвоем.

– И Мария знает, о чем будет этот разговор?

– Нет. Она думает, что я влюблена и хочу с вами побыть наедине.

– Прекрасно. Так о чем же вы мне хотели рассказать?

– Вы помните Шведова?

– Какого Шведова?

– Которому вы помогли бежать из гестапо.

– Он сам рассказал вам об этом?

– Естественно. Вы же мне ничего такого не говорили.

– Ну, допустим, помог. И что из этого следует?

Ольга Чистюхина пытливо заглянула в глаза Дубровского и, помолчав немного, сказала:

– Мы долго обсуждали ваш поступок и пришли к выводу, что вы заслуживаете внимания...

– Кто это «мы»? И какого внимания заслуживаю я?

– Если вы не будете меня перебивать, – то все сейчас поймете.

– Хорошо!

– Так вот. Здесь действует подпольная организация. От ее имени я беседую с вами. Мы не собираемся выяснять, что привело вас на службу к немцам. Пусть это останется на вашей совести. Мы не знаем, чем вы руководствовались, распорядившись поместить Шведова в ту камеру и подсказав ему о решетке и о побеге. Возможно, в вас заговорила совесть? А может, вас испугали успехи Красной Армии и вы решили искупить вину перед Родиной? Повторяю, сегодня нас это мало интересует. Когда-нибудь откроетесь сами. Но, оказав услугу товарищу Шведову, вы могли бы помогать нам в дальнейшем.

– А не слишком ли опрометчиво вы поступаете?

– Нет. Мы так не думаем. Ведь кроме помощи Шведову вы помогаете и мне.

Вскинув брови, Дубровский вопросительно посмотрел на Ольгу.

– Да-да! Не удивляйтесь. Вы же не донесли на меня, когда узнали о недостаче бланков на бирже труда!

– На какую же помощь вы рассчитываете?

– Сегодня нам важно ваше принципиальное согласие. В дальнейшем вы будете поддерживать связь только со мной. Я буду передавать вам наши просьбы, и только мне вы будете сообщать интересующие нас сведения.

– А какие гарантии?

– Советскому командованию будет известно о вашей помощи.

– Я не о том. Где гарантия, что ваши товарищи меня не выдадут немцам при определенных обстоятельствах?

– Вас здесь никто не знает. А нам, при определенных обстоятельствах, как вы только что выразились, выгоднее молчать, нежели называть ваше имя. Ведь, находясь на свободе, вы сможете помочь нам больше, чем оказавшись в одной камере с нами.

– Это логично.

– Так вы согласны?

– Да! Попробую помогать вам по мере сил и возможностей. Начну прямо теперь. Я не спрашиваю, к какой организации вы принадлежите, но думаю, что вам небезынтересно было бы знать, что в тайной полевой полиции известно о существовании в Сталино партизанской организации.

– Откуда вы знаете, что такой отряд существует?

– Вот видите, я назвал это организацией, а вы совершенно точно определили, что это отряд.

– Не будем играть в кошки-мышки. Нас действительно интересует, откуда немцам известно о существовании такой организации.

– Несколько дней назад в тайную полевую полицию доставили двух членов этой организации. Их задержали между Макеевкой и Харцизском. Они пробирались к фронту. Один из них признался, что шли в Ростов с донесением к майору Передальскому.

Ольга нахмурилась. Немного помолчав, она глухо проговорила:

– Возможно, такой отряд существует. Правда, мне о нем ничего не известно. Быть может, это ложные показания?

По тону, каким она это сказала, Дубровский понял, что попал в точку.

– Вы помните фамилию того, который назвал майора Передальского? – отрывисто спросила она.

– Нет. Я не знаю ни того ни другого.

– Откуда же у вас такие сведения?

– Мой сослуживец, следователь ГФП, поделился со мной итогами своей работы. Он чех и впервые услышал фамилию Передальский. Вот и спросил меня, бывают ли у русских такие фамилии. А насчет партизанского отряда подтверждает и другой человек...

– Кто? – резко перебила его Ольга.

– Немецкий дезертир, бывший гренадер СС Ганс Унгнаде, который, если ему верить, поддерживал связь с этой подпольной организацией.

– Что еще говорит этот Ганс?

– Теперь уже ничего не скажет. Вчера утром его расстреляли.

– Спасибо за информацию. Было бы хорошо, если бы вы держали нас в курсе мероприятий тайной полевой полиции по борьбе с «партизанскими бандами». Так, кажется, у вас называют советских патриотов?

– Вы не ошиблись. И еще, передайте товарищу Шведову, что за домом его матери установлена слежка.

– Спасибо. Она там уже не живет.

Дубровский мельком взглянул на часы.

– Однако я заговорился с вами. А я ведь предупреждал, что у меня есть еще дела.

– Хорошо, сейчас вы уйдете, а я подожду Марию. Но давайте договоримся. Впредь будем встречаться здесь.

– Когда?

– Как только возникнет необходимость. На бирже труда договариваемся о встрече и после окончания работы идем сюда.

– Я согласен. Только не вместе.

– Что «не вместе»?

– Приходим сюда порознь.

– Да, конечно. Не будем давать пищу для разговоров сотрудникам биржи труда.

– Тогда до встречи. Желаю успехов.

Дубровский попрощался с Ольгой и вышел на улицу.

16

Связь с городским подпольем обрадовала и вместе с тем насторожила Дубровского. Теперь он сможет помогать этим отважным людям, а при случае может рассчитывать и на их помощь. Одновременно в душу закралось и беспокойство. «Имел ли я право соглашаться на них работать? Но сведения, которые я могу им сообщить, предостерегут их от неожиданных акций тайной полевой полиции. Да и встречи с Ольгой Чистюхиной не столь уж обременительны. Мы и так довольно часто видимся с ней на бирже труда».

С этими мыслями Дубровский подошел к зданию ГФП, быстро взбежал по ступеням и, миновав часового у двери, очутился в прохладном вестибюле, где Александр Потемкин разговаривал с Максом Борогом. Завидев Дубровского, Макс Борог приветливо улыбнулся и подозвал его.

– Ты слышал, Леонид, русские овладели городом Тростянец, – вполголоса проговорил он. – Они перерезали важную железнодорожную линию Сумы – Харьков. Я не удивлюсь, если через несколько дней главная квартира фюрера сообщит о вынужденном отводе германских войск из Харькова.

– Ну, до этого еще далеко, – вмешался в разговор Потемкин. – Сегодня утром из Таганрога приезжал фельдполицайсекретарь Вилли Брандт. Помнишь, Леонид, я ездил помогать ему по делу таганрогской банды. Так вот он мне сказал, что фельдмаршал Манштейн снял с Миусфронта танковые дивизии «Мертвая голова», «Викинг» и «Рейх» и бросил их на север, к Харькову. Там, видимо, готовится мощный контрудар.

– Эти танковые дивизии проследовали туда уже несколько дней назад, а русские все наступают, – возразил ему Макс Борог.

– Я считаю, что в ближайшие дни германское командование предпримет надлежащие меры и русские будут остановлены, – задумчиво проговорил Дубровский. – Во всяком случае, для уныния еще нет достаточных оснований. Ведь даже Харьков – это еще не вся Украина. А Украина, господа, в наших руках. Извините, я должен зайти в канцелярию.

Дубровский оставил Макса Борога с Потемкиным и направился к Георгу Веберу, с которым у него в последнее время установились довольно тесные приятельские отношения.

– Здравствуй, Георг! – воскликнул он, переступая порог его кабинета.

Георг Вебер оторвал взгляд от бумаг, разложенных на столе, и, поздоровавшись, жестом предложил Дубровскому присесть на стул, стоявший по другую сторону его письменного стола.

– У тебя ко мне дело? – спросил он, когда Дубровский сел.

– Нет. Я весь день проторчал на бирже труда и зашел к тебе поболтать... Какие новости?

Георг Вебер пожал плечами.

– Разве в этих отчетах, – он кивнул на бумаги, лежавшие перед ним, – бывают новости? Здесь написано то, что известно всем в ГФП. На вот почитай, если хочешь.

Дубровский взял из его рук стиснутые скрепкой листы бумаги с машинописным текстом. Взгляд его побежал по строчкам.

«Фельдполицайдиректору полевой полиции группы войск «Юг» господину АРЛЬТУ

Относительно: Деятельность тайной полевой полиции в зоне 6-й армии за июль 1943 г.»

В первом пункте отчета, озаглавленном «Общие вопросы», говорилось о чрезмерной загрузке внешних команд ГФП излишними проверками русских служащих, работающих в различных частях и учреждениях германской армии.

Во втором разделе – «Краткая оценка оперативной обстановки» – сообщалось об активизации партизанских действий в тылу 6-й армии и о мерах, принятых внешними командами ГФП, по борьбе с бандами. Один из абзацев привлек особое внимание Дубровского.

«Благодаря сообщению румынского солдата внешняя команда ГФП-721 в Таганроге напала на след и обезвредила крупную банду, возглавляемую Василием Афоновым. Банда насчитывала около двухсот человек и подразделялась на четырнадцать групп. Оперативными мерами внешней команды в Таганроге было изъято сто восемьдесят шесть человек. Участники банды поджигали немецкие грузовые машины, убивали солдат германской армии, взорвали склад с боеприпасами, вели антигерманскую агитацию. Все сто восемьдесят шесть человек расстреляны.

По сообщению тайного агента, группа ГФП-721 напала в Сталино на след банды, которая, как показало предварительное расследование, насчитывает в своем составе 70 человек и относительно хорошо вооружена. Она подразделяется на несколько – предположительно, на семь – групп, которым поручены специальные области деятельности. Бандой руководит все еще скрывающийся русской под псевдонимом Доля, или Донской. Банда занимается, как подтверждается, антигерманской пропагандой и шпионажем. Два участника этой банды имели намерение перейти линию фронта, чтобы передать донесение в Ростове майору Передальскому, но были арестованы и доставлены в ГФП-721.

Для выполнения своих заданий члены банды пользовались похищенными немецкими грузовиками и поддельными немецкими документами, по которым они получали в воинских частях бензин и продовольствие. До сих пор удалось, арестовать одиннадцать участников банды. Остальные объявлены в розыск. Расследование пока не окончено.

Арестованный в Сталино капитан Красной Армии Шведов Александр был направлен для создания партизанской организации «Донбасс». Со своим двоюродным братом Новиковым Дмитрием, арестованным одновременно, он создавал бандитские отряды в Сталино, Макеевке и Петровке. Отряд в Петровке, которым руководит бежавший из плена капитан Наумов Петр, имеет подразделения в шахте № 121, Лидиевке и Рудченкове. Руководители банд в Лидиевке и Рудченкове были обезврежены еще в мае этого года вместе с другими двадцатью тремя бандитами.

Нынешние расследования позволили также выявить склад с оружием, в котором был пулемет, 26 винтовок, 15 кг взрывчатки. Арестованные бандиты наряду со шпионажем занимались также враждебной Германии пропагандой. Руководящий центр в Сталино планирует подрывы железной дороги, покушение на офицеров германской армии. По имеющимся данным, банда в Сталино установила связь с руководителем банд в Приднепровье майором Мавринец и руководителем банд в Запорожье капитаном Крымовым. Группа ГФП-706 была уведомлена. Шведов бежал из-под стражи в ночное время, воспользовавшись плохо оборудованной решеткой в окне камеры».

Дубровский обратил особое внимание на следующие два пункта:

«Положение и настроение населения.

Обстоятельства, влияющие на настроение населения, о которых докладывалось в прошлом месяце, имели место и в июле. В областях восточнее Днепра на настроения оказывает сильное воздействие отступление немецких войск и возможность того, что русские могут дойти до Днепра.

В промышленной области и в Сталино отход немецких войск вызывает почти повсеместную радость, поскольку надеются на лучшую жизнь под большевистским господством.

Аресты.

В июле в зоне 6-й армии были:

2703 человека проверены;

1937 человек арестованы, из них:

416 – казнены;

381 – переведены в лагеря военнопленных;

234 – переданы в СД;

96 – переданы военным судам;

270 – переданы ортскомендатурам, полевым комендатурам, частям, контрразведке и другим службам (использование в работе в иных целях);

99 – освобождены;

441 – еще находятся под арестом.

В бою или при оказании сопротивления шесть человек были убиты».

Дочитав до конца, Дубровский еще некоторое время держал перед глазами последний листок отчета, опасаясь, как бы не выдать своего волнения. Потом, глубоко вздохнув, он сложил листочки, вернул их Георгу Веберу и равнодушно проговорил:

– Да, ты прав. Здесь действительно ничего нового. Разве что таганрогское дело. Кое-что я о нем слышал, но не знал подробностей.

– Счастливчик Вилли Брандт, ходит именинником. Полицайкомиссар ставит его теперь всем в пример. Этот румынский солдат сделал ему хороший подарок.

– Говорят, у этой банды был целый арсенал оружия?

– Да. Они были неплохо вооружены и намеревались поднять восстание в Таганроге, когда русские подойдут к городу.

– Значит, они ожидали наступления русских на этом участке фронта? Тут есть над чем призадуматься, Георг.

– Вряд ли это возможно. Слишком большое количество войск бросили русские под Орел и Белгород. Они не в состоянии наступать сразу на нескольких фронтах.

– Но под Харьковом наступают. Сегодня передали по радио, что наши вынужденно оставили город Тростянец.

Георг Вебер поднялся из-за стола и подошел к развешенной на стене карте. Дубровский последовал за ним.

– Думаю, это тактическое выравнивание линии фронта. Правда, создается угроза окружения наших войск в районе Харькова, – задумчиво сказал Вебер, глядя на карту.

На этом они расстались.

Теперь Дубровский знал имя руководителя городского подполья в Сталино. «Доля... Донской... Доля... Донской, – мысленно повторял он. – Я должен предупредить Ольгу. Быть может, это и есть их руководитель. Уж не на него ли я буду работать?»

Прошло несколько дней. Дубровский вновь появился в квартире Марии Левиной. На этот раз ему отворила Ольга Чистюхина.

– Где же наша милая хозяйка? – спросил Дубровский.

– Уже убежала. Она ведь на самом деле думает, что я влюблена, и не хочет быть третьей лишней.

Дубровский рассмеялся.

– Присаживайтесь! – предложила Ольга.

На столе, как и прежде, возвышалась хрустальная ваза с яблоками.

– В следующий раз я обязательно принесу цветы, – пообещал Дубровский. – Любовник без цветов – это неправдоподобно.

– И я специально оставлю эти цветы для Марии! – рассмеялась Ольга.

Присев к столу, Дубровский поведал Чистюхиной о двух тайных агентах ГФП-721, которым, по его сведениям, было покручено внедриться в партизанский отряд. Он обрисовал их словесные портреты, назвал их настоящие имена и вдруг спросил:

– А как здоровье товарища Донского?

– Он чувствует себя прекрасно, – спокойно проговорила Ольга и, неожиданно вздрогнув, спросила: – Откуда вам известно это имя?

– Скорее фамилия. А имя его Доля. И это известно не только мне. В тайной полевой полиции его считают руководителем городского подполья в Сталино. А как считаете вы?

– У вас неплохо осведомлены.

– Я впервые слышу такое имя – Доля.

– Это кличка. К счастью, насколько я поняла, в тайной полевой полиции еще неизвестно его настоящее имя. Откровенно говоря, я и сама не знаю, как его зовут.

– А я и не спрашиваю.

– Хорошо. Еще меня просили поинтересоваться настроением у немцев. Как они восприняли наступление Красной Армии на Миусе?

– Разве такое наступление началось?

– Наши люди вернулись после задания и рассказали, что по всему фронту началось крупное наступление советских войск.

– Я думаю, это преувеличено. Наверно, слышали обычную артиллерийскую дуэль. Во всяком случае, у нас об этом наступлении ничего не известно.

Только вернувшись в ГФП, Дубровский узнал от Макса Борога о начавшемся наступлении советских войск на миусском направлении.

– Знаешь, Леонид, германское командование, видимо, не ожидало такого. Мне сказали, что более пяти тысяч стволов русской артиллерии и минометов крушили нашу оборону на Миусе. А русская авиация буквально придавила к земле наши войска. Если так пойдет дальше, бошам несдобровать.

Они сидели вдвоем в комнате, где жил Дубровский. Леонид – на своей кровати. Макс Борог примостился рядом. По выражению его лица, по тому, как назвал он бошами немцев, Дубровский понял, что в глубине души чех радуется новому наступлению советских войск.

– А я вот двадцать минут назад проводил свою даму и ничего не знал, что делается на фронтах.

– Ты прав. Лучше ухаживать за женщинами, чем думать о том, что нас ждет впереди. Как хорошо было в Кадиевке с твоими знакомыми... А здесь ты только даешь обещания, но ни с кем не знакомишь меня.

– Обязательно познакомлю, Макс. Потерпи несколько дней, и я представлю тебя одной прелестной девочке.

За окном рассыпалась дробью автоматная очередь. За ней вторая. Послышались частые, отрывистые пистолетные выстрелы. Дубровский вместе с Максом выскочили из комнаты и бросились вниз по лестнице. По улице в наступающих сумерках бежали несколько полицаев с белыми повязками на рукавах.

Из подъезда торопливо выходили сотрудники ГФП-721. Рядом с Дубровским оказался и Георг Вебер.

– Леонид, что случилось? – спросил он, дохнув на Дубровского винным перегаром.

– Ничего особенного. Видно, полицейские кого-то ловят. А ты, Георг, стал приобщаться к спиртному?

– Шнапс помогает создать настроение.

– А у тебя бывает плохое?