Текст книги "Шотландия: Путешествия по Британии"

Автор книги: Генри Мортон

Это история чрезвычайно заинтересовала меня. Я только что вернулся с Лариг-Гру, и рассказ старого охотника волновал меня куда больше, чем вечерние новости из радиоприемника. В тот миг я был готов (ну, или почти готов) пройти лишние пять миль, чтобы увидеть подобное зрелище собственными глазами. И что же, поинтересовался я, орел убил самочку? Нет, он преследовал ее почти целую милю – бедная олениха была ни жива ни мертва от страха, – а затем преспокойно развернулся и улетел прочь…

Я подошел к двери и выглянул наружу. Луна только-только выплывала на небо – огромная осенняя луна. Узкая каемка медового цвета появилась над темной главой Карн-Вора, и золотое свечение разлилось по вершине горы. Каждый утес, каждый камень обрели свою тень, и это было фантастическое зрелище. Казалось, вся красота и вся грусть ночи сосредоточились здесь, в этом месте…

– А теперь пойдемте, я покажу вам вашу постель, – сказал старый охотник.

Я сдвинул наушники. Оркестр в одном из лондонских отелей как раз завершил очередную танцевальную композицию. Мне было слышно, как танцоры, шаркая ногами, возвращаются к своим золоченым стульям! Никогда еще огромный блестящий Лондон не казался мне столь выморочным и нереальным, как в ту осеннюю ночь на шотландских холмах.

Вместе с хозяином я поднялся на второй этаж. Выяснилось, что он уступил мне собственную спальню. Я попытался было протестовать, но без особого успеха. Нет, он предпочитает лечь внизу и самолично проследить, чтоб мои башмаки не загорелись и не спалили ему дом. Он был столь великодушен и при том столь непреклонен, что я сдался. Навсегда запомню, как этот простой охотник стоял на лестнице со свечой в руке и глядел на меня с улыбкой барона, полновластного хозяина замка.

Несколько минут спустя раздался стук в дверь. Хозяин вернулся с двумя оленьими шкурами и форейторским полушубком, на пуговицах которого красовался герб герцога Файфа.

– Ночью может быть холодно, – сказал он. – Думаю, это вам пригодится.

Я расстелил на полу матрац, залез под шкуры и задул свечу. В окно светила полная луна, которая к тому времени успела выплыть на середину небосклона. Весь мир погрузился в полную, прямо-таки неправдоподобную тишину. Лунный свет падал мне на лицо и мешал заснуть. Несмотря на всю усталость, я довольно долго лежал и прислушивался к непривычным ночным звукам. Вот потрескивают поленья в очаге, вот охотник тихо ходит по комнате. Один раз я услышал в ночи тонкий отчаянный крик, который внезапно и зловеще оборвался. Должно быть, какой-то мелкий зверек вышел прогуляться при лунном свете и неподалеку от нашего дома встретил свою смерть.

Проснулся я рано утром.

За окном было серо и холодно. Я увидел, что лежу, откатившись в угол и наполовину высунувшись из-под шкур. Лениво глядя на скупой солнечный свет, падавший в наклонное окошко, я пытался определить, какая часть тела болит у меня больше всего. Тем не менее я знал, что когда-нибудь буду с удовольствием вспоминать эту историю, не без гордости рассказывать, как без всякой подготовки отшагал сорок миль. Наверное, к тому времени позабудется и мое безрадостное пробуждение, и то, как болели все мышцы тела – от головы до ног.

Но сейчас – под крышей охотничьего домика, завернувшись в розовато-коричневый кафтан кучера, который некогда служил последнему герцогу Файфу, и принюхиваясь к слабому запаху, исходившему от оленьих шкур – я отчаянно жалел себя. Интересно, что же за организм был у принца Чарльза Эдуарда, если он столько месяцев бродил по этим горам?! Или, может, он заранее, еще до приезда в Шотландию, готовился к восстанию 1745 года? И его увлечение охотой во Франции и Италии было как раз частью такой подготовки?

Так или иначе, я вылез из постели и спустился вниз. Охотник приветствовал меня скупой улыбкой и, еще раз продемонстрировав врожденную вежливость горцев, поинтересовался, как мне спалось. За окном дул холодный ветер, бледное осеннее солнце с трудом поднималось над холмами. Вчера я натемно пристроил свои бритвенные принадлежности на узком подоконнике в прихожей и сегодня с удивлением обнаружил, что моя кисточка стоит по соседству с разделанной трахеей оленя.

Позади хижины протекал маленький ручеек с ледяной водой. Я направился к нему, наскоро умылся и побрился.

– Ну вот, на сегодня осталось еще двадцать миль! – сказал я, входя в комнату и стараясь придать своему тону побольше оптимизма.

– Да-да, – рассеянно откликнулся хозяин, добавляя концентрированное молоко в чай и помешивая его ложечкой. Мне стало смешно. Что такое двадцать миль для старого охотника!

В очаге ярко пылали торфяные брикеты. Должно быть, этот огонь погаснет лишь тогда, когда хозяин навсегда покинет свою хижину. На полу перед очагом дремал пес, отблески пламени плясали на ружейных стволах, на подсохшей за ночь одежде. Мне захотелось потолковать с хозяином о женщинах, ибо я в жизни не видел дома, который бы больше нуждался в женском присутствии. Женщины часто раздражают нас своей мелочной опекой, своей фанатичной тягой к порядку. Но надо отдать им должное: они обладают какой-то мистической, непонятной властью над неодушевленными предметами, в то время как нам, мужчинам, эти самые предметы решительно отказываются подчиняться. Мужчины, одиноко живущие в такой глуши, чаще всего представляют собой жалкое зрелище. Накопленный опыт позволяет им худо-бедно обслуживать себя, но вот окружающей обстановке отчаянно не хватает того уюта и разумной организации, которые женщина привносит в любое помещение, где мужчина живет и умирает. Лишь попав в такое неухоженное холостяцкое жилье, мы начинаем понимать, сколь многим обязаны женщинам. Тем самым женщинам, которые благодаря своим неприметным талантам делают нашу жизнь столь приятной и необременительной.

Однако ни о чем таком мы не говорили за завтраком. Если и беседовали, то все больше об оленях, тетеревах и форели. Наконец я собрался с духом и встал из-за стола. Пора было в путь.

На прощание мы обменялись рукопожатием, и я пошлепал прочь по мокрой росистой траве.

День выдался настолько же прекрасным, насколько предыдущий день на Лариге был ужасен. Несмотря на раннее утро (а часы показывали только девять), солнце припекало не на шутку.

Что-то непонятное творилось с моим правым коленом: каждый шаг на спуске отдавался невыносимой болью, в то же время по ровной местности я шел вполне сносно.

Я пересек Ди неподалеку от того места, где еще в детстве едва не утонул лорд Байрон. Затем тропа привела меня на обширную, заросшую сухим вереском пустошь. Теперь вокруг преобладал безжизненный коричневый цвет, деревья и зеленая трава остались позади.

Если вам когда-нибудь придет охота совершить незабываемую обзорную экскурсию по Хайленду, послушайте доброго совета: пройдите вслед за мной эти сорок миль – от Авьемора, через перевал Лариг-Гру и Глен-Тилт, до селения Блэр-Атолл. Перед вами откроются замечательные горные пейзажи, возможно, самые эффектные во всей Европе. Я знаю, о чем говорю: мне доводилось совершать горные восхождения в швейцарских Альпах, и я до сих пор не могу понять, почему тысячи британцев забираются так далеко (и платят так дорого), когда всего в нескольких часах езды от Лондона находятся великолепные Кулинз на Скае и величественные вершины Грампианских гор. Будь я заядлым скалолазом, я бы – вместо того чтобы вступать в какой-нибудь континентальный клуб – обязательно стал бы членом Шотландского клуба альпинистов…

Где-то возле Байнак-Шиелинг я упал на мягкую подстилку из вереска и оглянулся на проделанный путь. Сейчас я находился на высоте 1600 футов, и перед моими глазами разворачивалась потрясающая панорама: кругом сплошные холмы – крупные и еще крупнее, гигантские творения природы, подпирающие своими вершинами небеса. Местами коричневые от увядшего вереска, а местами голые, будто только вчера вышли из чрева матери-Земли. Я окинул взглядом весь массив Бен-Макду с эффектным великаном Девилс-Пойнт на заднем фоне. Его боковые отроги казались серыми от разбросанных валунов. Позади них виднелся необъятный Каирн-Тоул и гора Браериах, на которой никогда не тают снега.

Налюбовавшись вволю, я повернулся в другую сторону и снова замер в восхищении. Здесь меня ждало не менее грандиозное зрелище: в центре долины высилась громада Бейн-А-Гло, что в переводе означает Туманная гора. Правда, сегодня утром туманы обошли гору стороной, и я мог во всех деталях разглядеть ее головокружительные обрывы и пропасти. Собственно гора включает в себя три отдельных пика, между которыми пролегают девятнадцать глубоких узких лощин. Местные жители рассказывают, что если в любом из этих ущелий стрелять из ружья, то уже в соседнем ничего не будет слышно.

Я добрался до водопадов Тарфа, которые пенными каскадами низвергались под старым мостом. Мост, кстати, назван в честь некоего англичанина по имени Бедфорд, который в 1886 году имел несчастье утонуть в этом месте, когда пытался перейти реку вброд. Доски моста подозрительно дрожали и прогибались у меня под ногами. Полагаю, через несколько лет он станет не менее опасным, чем сама река.

Медленно, очень медленно я возвращался к человеческой цивилизации. Изучая карту, я наткнулся на название Фалар-Лодж и в этой связи вспомнил одну весьма любопытную историю. Фалар-Лодж располагается на высоте 1750 футов над уровнем моря, и уже одно это делает его заметной достопримечательностью (на самом деле это не только самое высокогорное, но и самое уединенное строение Шотландии).

События, о которых мне хотелось бы поведать, произошли в августе 1822 года. Лорд Кеннеди, который приехал поохотиться в здешних местах, заключил пари на 2 тысячи гиней, что за одни сутки сумеет подстрелить сорок пар тетеревов. Мало того, он брался за тот же срок сгонять верхом в замок Даннотар и обратно. И он выиграл пари! На охоту лорд Кеннеди вышел рано поутру, если быть точным, в четыре пятнадцать. К девяти часам обещанная добыча уже лежала у него в сумках. После этого он вскочил на лошадь и в два часа дня был уже в замке. Вы только подумайте: проскакать семьдесят миль за четыре с небольшим часа! Там лорд отдохнул часок и помчался обратно в Фалар, куда поспел еще до восьми вечера. Полагаю, он честно заслужил свои две тысячи гиней.

Я стоял у входа в долину реки Тилт. Передо мной простиралось узкое прямое ущелье с крутыми, обрывистыми склонами. Тропа проходила по самому верху ущелья, а его каменистое дно служило руслом реки. Странное дело, но Глен-Тилт выглядела, скорее, искусственным сооружением, чем природным явлением. Во всяком случае, она гораздо больше напоминала канал, чем Каледонский канал.

Казалось, что в каменных плитах специально прорублена аккуратная ровная траншея, чтобы обеспечить реке кратчайший путь к Гарри у Блэра.

Я размышлял над тем, какой разительный контраст являют собой Лариг-Гру в дождливую погоду и Глен-Тилт при солнечном свете. Вчера мне пришлось целый день брести в таком плотном тумане, что он позволял рассмотреть лишь смутные контуры гигантских холмов. Потоки дождя струились по склонам и на манер водопадов обрушивались в глубокие расселины, откуда им навстречу поднимался все тот же курящийся туман. Сразу после обеда начало быстро темнеть, и я мог только догадываться, что где-то там, над облаками, громоздится гора-великан. Гора, которая превосходит своих соседей не только по высоте, но и по бессознательному пренебрежению к роду человеческому. Этот монстр ничего не знал (да и не желал знать) о моем существовании и ничего не мог мне дать, кроме смерти. Таков Лариг-Гру в плохую погоду – преисподняя, Валгалла, где кровожадные древние боги бродят меж холмов в поисках жертвы.

Сегодня же над Глен-Тилт вовсю сияло солнце, и оттого казалось, будто окружавшие меня холмы улыбаются. Речка бежала по своему ровному каменному руслу, смеясь и отфыркиваясь. Иногда на ее пути встречались темные заводи с клочьями пены, плавающими по поверхности, и тогда красотка Тилт приостанавливалась, но затем, стряхнув с себя задумчивость, вновь радостно, словно молодой жеребенок, мчалась дальше.

Кое-где на склонах гор паслись отары овец, а один раз я заметил на фоне голубого неба чеканный, будто вылитый из бронзы, силуэт оленя.

Сегодня я получал удовольствие от дороги. Позабыв о больном колене, я бодро шагал по краю обрыва и поглядывал на деревья, живописно свешивавшие ветви над рекой. В основном преобладали березы, среди которых нет-нет да и мелькала одинокая ольха, и все они своими скрюченными, искореженными стволами напоминали стариков, согнувшихся под тяжестью прожитых лет. Нет, что ни говорите, а Тилт – одна из самых очаровательных речушек Хайленда.

На память мне пришел судебный процесс, который наделал много шума в сороковых годах. Он был связан с попыткой тогдашнего герцога Атолла закрыть долину Тилт для посещений. Увы, он только напрасно потратил деньги. Эта юридическая схватка подвигла сэра Дугласа Маклагана на создание юмористического стихотворения. В нем рассказывается о группе ученых-ботаников под предводительством профессора Бейли Балфура, которые шли по долине, направляясь к Бен-Макду, и вдруг по дороге натолкнулись на разъяренного герцога:

 
Тут герцог сорвался на крик
И бранью их осыпал вмиг.
И брань лилась
С сановных уст,
Как будто грязь
На свежий куст
Среди холмов, хей-хо.
 
 
Балфур же осадил его,
Не лез в карман за словом:
«Напялил килт, и что с того?
Я что ему, корова,
Чтоб сей же миг умчаться прочь?
Уйдем, когда наступит ночь.
Заведено
Для всех одно:
Где мы хотим, там и сидим,
И ходим там, где мы хотим,
И будет так, хей-хо.
 

Жизнь подтвердила их правоту. И доказательством тому – моя сегодняшняя прогулка по прелестной долине Глен-Тилт. Кстати, мне припомнилось и еще кое-что, связанное с этими местами. Речь идет о напитке под названием «атоллское зелье», чрезвычайно популярном среди подданных герцога. Если верить рецепту, вычитанному мною в одной из книг, то он представляет собой смесь виски, меда и сырых яиц.

Но для начала процитирую достопочтенную миссис Мюррей из Кенсингтона.

Этот напиток является изысканным угощением для всех любителей виски, а жители Атолла его особо почитают, и полагаю, у них есть на то веские причины. В качестве доказательства его эффективности приведу любопытную историю. Один из атоллцев отправил свою дочь на учебу в эдинбургский пансионат, весьма почтенное заведение. Здесь девушка опасно заболела: несколько дней ее мучила жесточайшая лихорадка. Поскольку ее состояние стремительно ухудшалось, послали за отцом. Мужчина приехал и узнал, что его дитя при смерти. Врачи якобы перепробовали все известные средства, но не смогли помочь девушке. Выслушав эти неутешительные известия, отец серьезно поинтересовался, давали ли больной «атоллское зелье»? Получив отрицательный ответ, мужчина немедленно приготовил целебный напиток и заставил дочь выпить несколько глотков. Через несколько дней девушка поправилась.

Мне тоже довелось как-то услышать весьма забавную и интересную историю о происхождении «атоллского зелья». Давным-давно, в незапамятные времена в Хайленде жила-была одна знатная дама, наследница рода Таллибардин. Она любила совершать длительные прогулки по своим владениям – от местечка Данкелд на реке Тэй до деревни Блэр-Атолл на реке Гарри. И все бы ничего, но в своих странствиях она подвергалась серьезной опасности со стороны огромного дикаря, который проживал в тех же местах. Этот великан имел дурную привычку внезапно нападать на бедных путников и грабить их. Впрочем, грабежом это можно назвать весьма условно, поскольку дикарь (неискушенная душа!) не интересовался ни золотом, ни драгоценностями. Ему нужна была только еда, в особенности же он любил фрукты. Но все равно подобные инциденты не радовали наследницу Таллибардина, и она объявила, что выйдет замуж за рыцаря, который сумеет убить или хотя бы пленить докучливого дикаря.

Весть эта дошла до одного молодого горца, который жил в Атолле и на всю округу славился своей смелостью. Он подошел к делу основательно: выследил великана и детально изучил его повадки. Среди прочего юноша выяснил, что тот всегда приходит на водопой в одно и то же место – к большому камню с углублением, куда набирается вода из ручья. Хитрый горец отвел воды ручья в сторону, осушив таким образом каменную чашу, а затем наполнил ее смесью меда и виски. Ничего не подозревающий великан, как обычно, явился на водопой. Он лег на живот и стал пить. Сладкоежке так понравилась смесь, что он выпил все до последней капли. Вскоре после того его сморил сон. А уж тут молодой горец не мешкал: он навалился на спящего великана и надежно его связал.

Наследница Таллибардина выполнила уговор и вышла замуж за юношу. Сделала она это тем более охотно, что давно уже была тайно влюблена в него (во всяком случае, так утверждала молва). На гербе вновь образовавшейся семьи был изображен огромный дикарь в оковах. Эта счастливая пара дала начало роду Мюррей из Таллибардина, которые позже стали маркизами Таллибардин, а затем и герцогами Атолла. Интересно, что на гербе герцогов Атолла и поныне красуется фигура скованного дикаря, а их девиз звучит как «Вперед за удачей».

А напиток, который помог одолеть дикаря, был назван впоследствии «атоллским зельем». Все это, конечно, может оказаться сплошным вымыслом, ибо подобные истории всегда нуждаются в морали.

Каль разрушать красивую легенду, но вполне возможно, что плененный дикарь на гербе Атоллов вовсе и не имеет отношения к тому лесному страшилищу. Любой, кто знаком с шотландской геральдикой, не мог не отметить, сколь часто обнаженные дикари или же дикари с дубинками встречаются на хайлендских гербах (причем, чаще всего они трактуются в положительном смысле, как сторонники носителя герба). Думаю, не ошибусь, если скажу, что мода на дикарей пошла с 1503 года, когда король Яков IV играл свою свадьбу и устроил по этому поводу рыцарский турнир. Сам король, участвовавший в турнире, переоделся тогда диким рыцарем. И многие лорды, сражавшиеся на стороне короля, выставили в качестве охраны горцев, тоже в виде лохматых дикарей. Впрочем, кто-нибудь может напомнить, что некто Джон, граф Каррик, еще в 1369 году использовал дикарей как своих сторонников. Увы, мне нечего на это возразить!

Наконец я добрался до местечка под названием Форест-Лодж, где ложе реки Тилт состоит из невероятно красивого красного гранита, к тому же еще и увенчано изогнутым мостом. Если бы мне надо было присудить приз за красоту какой-нибудь реке Хайленда, я бы не задумываясь отдал его этому участку Тилт.

Вперед, вперед, подбадривал я себя, хотя сил уже почти не осталось.

Вперед по тропе… вверх на холм… ужасный холм… бесконечный холм… такой болезненный холм. Каждая миля казалась теперь вдесятеро длиннее. Я чувствовал себя смертельно уставшим. Перевалив через вершину холма, я увидел вдалеке долину Атолл. Там меня ждала гостиница – с душем, с горячей водой, с вкусной едой и пивом. На дороге показалась машина. Мне так хотелось остановить ее и рассказать, что я одолел сорок миль пешком.

И вот последний мучительный спуск к Блэр-Атоллу. А там уже… Боже, какими словами описать мою радость при виде гостиницы?! Наверное, я не погрешу против истины, если скажу, что мне она показалась самым прекрасным зданием на свете.

Женщина за стойкой бросила на меня строгий взгляд.

– Распишитесь в книге! – велела она, и тут только я вспомнил, что сегодня воскресенье.

Мне не оставалось ничего другого, как проковылять до столика с книгой и, в соответствии с абсурдными шотландскими законами относительно выходных дней, удостоверить своей подписью, что я – человек, отмахавший сорок миль, да-да, сорок миль до последнего ярда – являюсь честнымпутешественником. Ничего более смешного и нелепого со мной за всю жизнь не приключалось.

Назавтра я с трудом поднялся с постели. Но тем не менее нашел в себе силы выйти на улицу и бродить по Блэр-Атоллу до тех пор, пока не нашел человека, знакомого с рецептом «атоллского зелья». Спешу поделиться им с вами, дорогой читатель:

Возьмите фунт жидкого меда, налейте в миску, добавьте полпинты воды и помешивайте до получения однородной смеси. Ложка должна быть обязательно серебряной. Затем осторожно влейте полторы пинты виски. Помешивайте до образования пены. Перелейте смесь в бутылку, хорошенько укупорьте и дайте настояться.

На мой взгляд, подобная порция способна и мертвого поднять из могилы – ничуть не хуже пресловутого «улюлюканья Джона Пила» [22]22
  Джон Пил – знаменитый шотландский охотник, ставший фольклорным персонажем благодаря популярной песенке, которую сочинил его приятель на народный мотив. В этой песенке, в частности, говорится, что клич Джона Пила способен разбудить и мертвеца.


[Закрыть].

Мне сказали также, что вместо меда можно использовать разведенную овсяную муку, а некоторые еще добавляют сырой желток одного яйца. Что ж, дело вкуса.

Ближе к вечеру я сел на поезд и отправился обратно в Авьемор, где меня дожидалась моя машина. Далее, описав широкий полукруг через Грантаун, Кейт и Хантли, я добрался наконец до Абердина.

Горец (благослови, Господь, его душу), который обещал взять меня на браконьерскую рыбалку, очевидно, совсем о том позабыл. Во всяком случае, когда я заглянул к нему на квартиру, мне сказали, что мой приятель «в отлучке». Именно так – не «вышел», не «в отъезде» или «в отпуске», а «в отлучке». Это один из неистребимых шотландизмов, который можно трактовать как угодно. Я вполне мог вообразить себе, что он бродит по джунглям Центральной Америки или плывет на каноэ по Амазонке. На самом деле он всего-навсего закидывал сети в пятидесяти милях от Абердина. Но когда его домовладелица произнесла магическое слово «в отлучке» – у нее это прозвучало как «в отлу-уке», – предполагалось, что перед моим внутренним взором встанет бесконечная дорога, ведущая на край света.