Текст книги "Джума"

Автор книги: Гарри Зурабян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

– Чего сразу не пришли? – нахмурился Иволгин.

– Сначала побоялись. Вдруг Астахов и, правда, в тайгу подался с кем-то. Вернется, а тут сюрприз: в милицию заявили. Нехорошо, мол, как-то, не по-нашему. Потом пошли, все-таки, в районное отделение, а там их назад повернули, чтобы голову не морочили. Загулял, мол, ваш ученый у какой-нибудь бабы, вернется.

Приходько закончил и, достав платок, смущенно промокнул выступившие на лбу капельки пота. Иволгин и Добровольский обменялись быстрыми взглядами.

– Что скажешь? – спросил майор.

Вместо ответа Алексей обратился к Игорю:

– Адрес какой у бабульки?

– Улица Красных партизан, дом семнадцать.

– На нее вполне можно пройти с того двора. Даже ближе будет, если от остановки, – волнуясь, пояснил Алексей.

– Где сейчас твои бабушки-старушки? – спросил Иволгин.

– Внизу ждут.

– Добро. Сейчас повезем на опознание в больницу.

– Андреич, – охладил его Добровольский, – там же теперь и "конторские" дежурят.

– Время, Леша, время! Не до ведомственных карамелек, как говорил старина Мюллер. – Он поднялся: – По машинам, ребята.

В этот момент зазвонил телефон. Петр Андреевич с досадой поморщился, но, все-таки, снял трубку:

– Слушаю, майор Иволгин. Да, Татьяна Александровна... Хорошо... А попозже нельзя? Ладно, сейчас буду. – Он швырнул трубку и выругался: Черт, новый начальник нас иметь хочут.

– Багров? – удивился Алексей.

Майор кивнул.

– Вот что, Леша, и ты, Игорь, езжайте без меня. Я быстренько отверчусь и приеду. Ждите меня в больнице.

– Разрешите, товарищ полковник? – Петр Андреевич вошел в кабинет нового начальника горуправления, теперь уже – Багрова Михаила Спиридоновича.

Особого расположения к нему Иволгин никогда не чувствовал, хотя и уважал, зная, что Багров прошел путь к прежнему своему креслу от простого участкового. И хотя звезд с неба не хватал, но мужик был, в общем-то, неплохой. Впрочем, ходили слухи, что подлянки за ним водились. Но доказательств прямых ни у кого не было. Кому ж охота искать доказательства на зам. начальника горуправления? Земля-то круглая. Вишь, как повернулась на экваторе сам "батько Спиридон" сидит. Об уходе Завьялова жалели многие, в их числе, и Петр Андреевич,

но... наступало время "вторых". Гон начинался по всей Росии-матушке, в который уж раз...

– Проходите, Петр Андреевич, – пригласил Багров.

Иволгин успел отметить, что у нового начальника изменилось выражение лица.

"Кресла им, что ли, такую морду придают? – с нарастающим раздражением подумал Иволгин. – Как сядут чуть повыше, так подбородок вверх, губы варениками и в глазеньках – усталость неземная... от щедрот и благ, на макушку свалившихся."

– Петр Андреевич, почему с "делом Свиридова" тянете? – с ходу, недовольным голосом спросил Багров. – Город, того и гляди, в Чикаго превратится, а вы, насколько мне известно, на месте топчетесь. Убийцы за счет государства здоровье себе благополучно поправляют, в больницах отлеживаются. На улицы вечером выйти нельзя. Что

прикажите населению отвечать? Рабочим, служащим? А дети? Им же после уроков погулять надо. Или замуровать их в квартирах? Одним словом, даю вам неделю срок – чтоб с "авторитетами" было покончено. Хватить население нервировать! Вам понятно?

Иволгин встал, вытянувшись в струнку и, пожирая глазами новое начальство, с воодушевлением отчеканил:

– Так точно, товарищ полковник!

Багров понимал, что над ним издеваются, но формально придраться было не к чему. Не копаться же в интонациях подчиненных – так недолго и в записные дураки угодить.

– Вы свободны, – как можно спокойнее проговорил Багров, отпуская майора.

Петр Андреевич вышел в приемную и встретил сочувствующий взгляд секретарши, Татьяны Александровны.

– Мне легче, – вздохнула она и шепотом добавила: – последнюю неделю дорабатываю.

– Да что вы?! – искренне удивился Иволгин.

– Не во мне дело, Петенька, – она молча кивнула на дверь начальника.

– Не дрейфь, Татьяна, – он подмигнул, – прорвемся!

Зазвонил телефон, она подняла трубку. Иволгин кивнул на прощание и поспешил к выходу. Он был уже на пороге, когда ена окликнула его:

– Петр Андреевич, вас капитан Добровольский.

Он вернулся и взял трубку:

– Слушаю тебя, Леша...

Татьяна Александровна, наблюдая за ним, все больше хмурилась, но, в итоге, на лице ее отразился неподдельный испуг. Иволгин же, казалось, вот-вот задохнется. Таким она видела его впервые. Выслушав, не сказав ни слова, он осторожно положил трубку телефона и, увидев испуганное лицо Татьяны Александровны, жестко произнес:

– А прорываться-то, Танюша, придется с боями. Я бы сказал даже, против танков и превосходящих сил противника. – И стремительно покинул приемную.

Шагая по отделению нейрохирургии, майор кожей ощущал накаленную, взрывоопасную атмосферу. Больные попрятались по палатам, зато на всем протяжении коридора сновали люди в милицейской форме и штатских костюмах. Мимоходом он заметил одиноко сидящих на кушетке и испуганно жавшихся друг к другу старушек. Петр Андреевич резко остановился и подошел к ним.

– Добрый день, – поздоровался вежливо. – Это вас привозили на опознание?

Старушки одновременно, молча, кивнули головами. Взгляд у обоих был затравленный и настороженный. Иволгин увидел неподалеку Добровольского, отчаянно жестикулирующего, и о чем-то горячо спорящего с мужчиной в штатском. Тот повернулся и зашагал прочь. Петр Андреевич узнал капитана Стрельцова из госбезопасности. Алексей, заметив майора, поспешил навстречу.

– Леша, – сдерживая ярость, процедил сквозь зубы Иволгин, – быстро отправь на машине отсюда старух. Извинись; в ногах валяйся, если поможет, но чтобы рот под страхом смерти не открывали. Одним словом, максимум обаяния, на какое только ты способен. Не уболтаешь, через час над нами весь город хохотать будет. Где Приходько?

– С персоналом беседует.

– Правильно, надо подключать парня. Один такую работу провернул, а тут... С Багровым, думаю, договорюсь. У парня талант есть, хоть и с придурью он. Так, дальше... Ага! Где Артемьев?

– В кабинете. Ругается, что отделение переполошили. Его больным категорически запрещено волноваться. Кипит, как самовар. Сказал, если не уберемся через полчаса, он лично всех под наркоз и лобэктомию уложит.

– Чего-о-о?!

– Память сотрет и дураками сделает.

– Опоздал, родимый! Мы уже сами себе ее сделали. Но я с этим "мил человеком" сейчас от всей души набеседуюсь. Без него тут точно не обошлось!

– А, может, урки постарались? После того, как Франка убили, вспомнили, наконец, что у них "крестничек кровный" есть?

– Долго вспоминали, Леша, слишком долго. Да и уверен я, знали они, кто Свиридова убил. С самого начала знали, потому парня и не тронули. Здесь несколько дней только наши были. Убрать его – плевое дело, сам знаешь. А сейчас Астахова из-под носа у "конторы" увели. Ты представь – у "конторы"!!! Уголовники с ней связываться бы не стали. Тут мозги покруче нужны или.. совсем надо их не иметь. В любом случае, провернул это тот, кто с этими самыми мозгами, – черт, будь они неладны! – не один год провел.

– Думаешь, все-таки, Артемьев?

– Уверен, Леша!

– Ну, ни пули тебе, ни "пера"!

Когда Иволгин открыл дверь в кабинет заведующего, Артемьев стоял лицом к окну, заложив руки за спину. Он медленно повернулся и, вздохнув, подошел к столу, жестом предлагая майору кресло напротив.

– Прошу, Петр Андреевич, – произнес устало.

Майор сел и расслабленно поинтересовался:

– Георгий Степанович, у вас, случайно, выпить нет? – и по выражению лица нейрохирурга понял: счет 1:0 в свою пользу.

– А вам разве можно... при исполнении? – обескураженно спросил Артемьев.

– Мне, дорогой Георгий Степанович, уже все можно. Я ведь с завтрашнего дня – на пенсии... благодаря вам.

– Да что вы такое говорите, Петр Андреевич! – возмутился тот.

– Так есть выпить или нет?

– Е-есть, конеч-ч-чно, – заикаясь, выдавил Артемьев и поднялся, все еще недоверчиво глядя на Иволгина. – А как же... ваши?.. – он кивнул на дверь.

– Не бойтесь, не набегут. Им сейчас не до того.

– Помилуйте, я совсем другое имел в виду, – обиделся заведующий, но бутылку коньяка все-таки выставил. Затем разлил янтарно-ароматную жидкость, поставил рюмку перед Иволгиным и вопросительно посмотрел на него.

Петр Андреевич поднял свою, понюхал и, смакуя, медленно выпил.

– Хор-р-рош! А, вы, что же?

Георгий Степанович смутился и, налив буквально несколько капель, нехотя выпил.

– Ну что, по второй? – глаза Иволгина азартно заблестели. – За успех безнадежного, казалось, предприятия! А, Георгий Степанович?

Артемьев недовольно поджал губы. Не скрывая неприязни, холодно заметил:

– Уж, простите, Петр Андреевич, но я считал вас, в некотором роде, интеллигентным и светским человеком. А вы, по-моему, изволите хамить. Тем более, старшему по возрасту.

Иволгин откинулся на спинку кресла и несколько минут пристально изучал сидящего напротив доктора, временами склоняя голову то в одну, то в другую сторону.

– Что вы на меня так смотрите?! – не выдержали нервы у Артемьева.

– Георгий Степанович, – начал, вздохнув, Иволгин, – если бы вы не сотворили сегодняшнюю глупость, поверьте, многое в жизни вашего пациента могло бы радикально измениться. В том, что здесь не обошлось без вашего участия, я уверен на сто один процент. – Он в упор взглянул на нейрохирурга: – Я не стану спрашивать, кто вам помогал и где парень сейчас. Рано или поздно я это узнаю. Меня интересует другое. Чем он вам так дорог? Почему вы решили принять столь деятельное участие в его судьбе, зная, что прессинг будет мощнейший – не только по отношению к вам лично, но и на персонал отделения, на больных? Клянусь, все, что вы скажите, не выйдет за пределы этого кабинета. Даю вам слово офицера!

Майор видел, как Артемьева одолевают мучительные, противоречивые чувства. Но не торопил, зная, как важно, порой, для человека принять самосточтельно единственно верное и правильное решение. Георгий Степанович сидел, сгорбившись, сцепив пальцы рук и глядя прямо перед собой. Наконец, он поднял голову. На лице его читались отчаяние и какая-то безысходная решимость.

– Петр Андреевич, – начал он дрожащим голосом, – я и рад бы помочь вам. Но... – он бессильно развел руками, – ... боюсь ошибиться сам. Видите ли, мой пациент, возможно, является родственником одного человека. Это история давних лет, времен гражданской войны и даже раньше. Дело в том, что мои покойные родители дважды обязаны были тому человеку своей жизнью. А этот молодой парень оказался поразительно на него похож. Поймите, – в отчаянии воскликнул Артемьев, – это, если хотите, долг памяти и чести! Я обязан был дать ему шанс...

– Один на миллион... – Задумчиво проронил Иволгин и тут же встрепенулся: – А, знаете, Георгий Степанович, мне, кажется, его судьба использует этот шанс. Не может быть, чтоб не использовала, когда есть люди, готовые пожертвовать ради этого всем. – Он поднялся и, улыбаясь, предложил: – Давайте выпьем за "вашего пациента"!

Артемьев вскочил, глядя на Иволгина глазами, полными слез. Суетливо наполнил рюмки. Они чокнулись и залпом выпили до дна.

Майор весело подмигнул:

– Не дрейфь, медицина, прорвемся! – и направился к выходу.

Уже на пороге его вдруг окликнул Артемьев:

– Петр Андреевич...

Иволгин обернулся. За столом стоял осунувшийся, сгорбленный, седой старик, неловко теребивший в дрожащих руках очки. Петр Андреевич увидел в его глазах невысказанный вопрос и мольбу. И все понял.

– Григорий Степанович, я дал слово офицера! А вы мне не верите. Майор лукаво прищурился: – Не посмотрю, ведь, на ваш возраст, а ну, как на дуэль вызову? Оскорбление, знаете ли, милостивый государь!

– Простите, ради Бога, Петр Андреевич, – смутился нейрохирург и замахал руками: – Верю, конечно! Вам верю.

В отделении Иволгин разыскал Алексея. Они отошли к окну, выбрав место, где их никто не смог бы услышать. Майор наклонился к Добровольскому и постарался говорить тише:

– Леша, сейчас найдешь Приходько, покрутимся для приличия минут двадцать и смываемся. Есть новости.

Капитан как-то странно посмотрел на друга.

– Что опять стряслось? – нахмурился Петр Андреевич.

– Даже не знаю, как и сказать, товарищ майор... Значит, под пули бандитские – так с Лешей, а как... – и он выразительно принюхался.

Иволгин рассмеялся и примирительно заметил:

– Капитан Добровольский, вы свою порцию получите вечером. – Ты лучше вот что скажи: у тебя, помнится, кто-то из родни в Центральном архиве Минобороны работал, так?

Алексей сделал ужасное лицо:

– Все-таки шпиен, Андреич?!

– Да тише, ты! – приструнил его Иволгин. – Раздухарился... Ржем, как кони, будто рады, что парня похитили. – Он воровато оглянулся и продолжал: – Надо на одного человека личное дело поднять.

– На Артемьева?

– Нет, на его отца. Ты говорил, он генерал-майором был?

Алексей с сомнением покачал головой:

– Боюсь, не получится. Папа нашего нейрохирурга – персона серьезная была и загадочная. Во всяком случае, ни в городе, ни в области ничего на него найти не удалось. Установили только, что умер он в чине генерал-майора, но в военкоматах на него – ноль. На запрос потребовали специальную форму допуска, причем такую, о которой я лично вообще первый раз в жизни услышал.

– Надо в Москву ехать, Леша.

– С пустыми руками? – он кисло ухмыльнулся.

– А Семеныч на что со своей артелью? Да они нам по гроб жизни обязаны! И потом, объясним, что для дела нужно. Свои мужики, помогут. Они добро помнят. Если б не мы, зеки бы их тогда, в восемьдесят шестом, из тайги живыми не выпустили.

– Соболей бы... – мечтательно произнес Добровольский.

– Щас! – рыкнул Петр Андреевич. – Утрется твоя Москва без соболей. Еще скажи: шкуру тигра уссурийского! И так соберем торбы – рыба, орехи кедровые, ну и, по мелочи что-нибудь...

– Золотишка, например, – ввернул, весело скалясь, Алексей, но, увидев внимательно наблюдавшего за ними Стрельцова, тут же принял озабоченный, хмурый вид . Впрочем, не удержался и шепотом заговорщика добавил: Андреич, за нами "хвост".

– Да вижу. Пойдем, а то они решат, что это и, правда, мы парня скоммуниздили...

Когда сотрудники милиции и госбезопасности, опросив персонал и больных, составив протоколы, покинули стационар, Артемьев поднялся на четвертый этаж в отделение диагностики и прошел в рентген-кабинет.

Подойдя к столу, за которым сидел рослый, плечистый, молодой парень, молча положил перед ним листок бумаги, выразительно посмотрев на открытую дверь лаборантской, где в это время мыла полы санитарка. Тот быстро прочитал, поднял голову, радостно кивнул и показал большой палец. Глаза его озорно и весело блеснули.

– А, Георгий Степанович, – проговорил парень с сочувствием в голосе. Ну и помучили нас сегодня. Как вы себя чувствуете?

– Нормально, Виктор Викторович, – устало откликнулся тот. – Слава Богу, кажется все позади. И, знаете, что он не делает – все к лучшему. Эти

их посты и охрана сильно нервировали больных. Теперь, надеюсь, поспокойнее будет. А, вы-то, как?

– Переволновался, конечно, но это не смертельно. Поверьте мне, обойдется.

– Дай-то Бог, – вздохнул Артемьев. – Жалко парня, где-то он сейчас? Ему же уход соответствующий нужен. Ума не приложу, кому это могло понабодиться?

Заметив готового вот-вот рассмеяться рентгенолога, предостерегающе поднял палец. Тот кивнул и тяжело вздохнул:

– И не говорите, Георгий Степанович! Какое время жуткое настало...

Они еще минут десять обсуждали исчезновение "важного пациента". Прощаясь, Артемьев с чувством пожал рентгенологу руку:

– Виктор Викторович, я отныне ваш должник. Спасибо, что поддержали старика и защищали, как могли. В любое время милости прошу ко мне в гости. Буду рад представить вас своей семье... особенно внуку. – Георгий Степанович хитро подмигнул.

– Спасибо, обязательно зайду, возможно, и сегодня, – Виктор Викторович буквально давился от смеха.

На этой оптимистической ноте они и расстались...

Вечером, после работы, не находя себе места, Георгий Степанович взволнованно ходил по квартире, временами останавливаясь и прислушиваясь к шагам на лестнице. И когда в дверь настойчиво позвонили, опрометью кинулся в прихожую. Долго, от волнения, не мог открыть замок. Наконец, распахнул дверь и буквально упал в изнеможении в объятья внука – молодого крепыша, с добродушным лицом, на котором удалью сверкали зеленые глаза.

– Илья! – воскликнул Артемьев и вдруг, обхватив того за плечи, расплакался.

– Дед! – внук бережно отстранил старика. – Ну что, ты, в самом деле! Успокойся, все хорошо. Ну же... дед...

Илья разделся и они прошли в комнату, сели на старинный, кожаный диван.

– Я тебе сейчас чайку поставлю, – подхватился Артемьев. – Замерз, наверное.

– Да успокойся, – силой усадил его рядом Илья. Взяв в свои ладони старческие дедовы руки, легонько сжал, глядя тому в глаза с нежностью и любовью. – Довезли, все нормально. Ты не поверишь, Ерофей... сбрил бороду и усы! Помолодел лет на тридцать. Тетя Аня над ним всю дорогу потешалась. Чего это, ты, говорит, омолодиться надумал? Небось, по девкам собрался, греховодник старый? Пора, мол, остепениться, скоро отцом семейства станешь.

Георгий Степанович, подслеповато щурясь, с улыбкой кивал, внимательно слушая внука. И, глядя на его счастливое лицо, Илья почувствовал пронзительную, острую жалость к этому доброму,

великодушному, прекрасному старику. Он с ужасом представил, что когда-нибудь деда не станет и тогда... Тогда вместе с ним из жизни Ильи

уйдет что-то необыкновенно светлое и чистое, как-будто острым ножом, по живому, вырежут часть души.

– Илюшенька, а он, он-то как? – взволнованно продолжал расспросы Георгий Степанович. – Ерофей все, что я написал, выполнил?

– И то, что ты написал, сделал, и сам его сходу в оборот взял. Пока тетя Аня обед готовила, он над ним уже поколдовать успел. Трав намешал, отваров всяких, мазей каких-то. По цвету и запаху – гадость страшная и воню– ю– ючая! – засмеялся Илья. – Дед, честно тебе скажу: если Ерофей будет ими парня лечить, он выздоровеет! От такой "медицины" мертвый на ноги встанет и... убежит!

– Хорошо, хорошо, Илюшенька. Бог ты мой, как я рад! Как рад, ты и представить не можешь! Пусть он отдохнет денька четыре, а потом мы его на Оленгуй переправим. Ерофей говорил, святые там места, заговоренные иноками и старцами.

– Ну-у, дед, я смотрю, Ерофей тебя совсем в свою веру обратил, улыбнулся внук.

– В несчастье, Илюшенька, за любую соломинку хватаешься. А уж Бог испокон века на Сятой Руси – не соломинкой был, а – слегой. Он только и спасал ее из трясины.

– Ну, а ты как? Виктор? – спросил Илья.

– Да, – махнул рукой Георгий Степанович. – Как? Думали – не открестимся! Понабежали: и из милиции, и эти... в штатском, всю больницу с ног на голову поставили. Если бы не Витя твой, уж и не знаю. Он так защищал персонал, такую речь толкнул – у Марка Семеновича, главврача, очки вместе с глазами на лоб вылезли... – Артемьев вдруг запнулся и поднял на внука виноватые, страдальческие глаза. – Илюша...

– Что, дед? – встревожился тот не на шутку.

– Даже не знаю, как и сказать... Помнишь, я тебе про Иволгина говорил?

– Из угрозыска?

– Да, – кивнул Георгий Степанович, обреченно вздохнув. – Илюша, знает он, что это моя инициатива.

– И что?! – выдохнул внук с ужасом.

– Сказал я ему, почему решил парня из больницы выкрасть.

– Ну, что ж, ты, так, дед! – в отчаянии воскликнул Илья. – И что теперь?

– Илюша, он слово офицера дал, что не выдаст. И, знаешь, поверил я ему. Он ведь не спрашивал, что и как: кто помогал и куда увезли. А напоследок, мы даже выпили с ним – за то, чтобы парень этот выдюжил.

– Странно, – удивился Илья. – Темнит, наверное.

– Нет, Илюша, – покачал головой Георгий Степанович. – Чувствую я, хороший он человек. Не из тех, кто ради места доходного и чинов по головам идти будет. Среда у них, конечно, с гнильцой, но и там есть офицеры, для которых слово чести – не пустой звук.

– Будем надеяться, дед. Но, если что – сразу звони, слышишь? А лучше, я пока у тебя поживу. Сейчас только за вещами сгоняю.

Артемьев несказанно обрадовался решению внука, вскочил, засуетился.

Илья встал и, наблюдая за ним, рассмеялся:

– Но предупреждаю, дед: всю пенсию, до копейки – мне; к девкам моим чур, не приставать; на дружков-дебоширов в милицию не жаловаться и по утрам за портвейном бегать будешь.

– Да полно тебе! – смеясь, отмахнулся Георгий Степанович. – Знаем: и "девок" твоих, и "друзей". Небось, компьютер привезешь и все ночи напролет с Виктором сидеть возле него, как няньки, будете. Мать и так жаловалась: умру, мол, и внуков не дождусь.

– Так, у нее, может, пол-Белоярска уже внуков или внучек бегает. Пусть внимательнее присмотрится.

– Езжай, Дон Жуан! Да возвращайся скорее, я пока на стол соберу, чайку попьем.

– Как чайку?! – деланно возмутился Илья. – Не-е-т, дед, чаек не принимается. Мы с тобой сегодня просто обязаны до потери памяти напиться. Ты Витька пригласил? – Артемьев кивнул. – Вот мы на троих и сообразим! Побежал я. Жди, – он чмокнул деда в щеку и выскочил за дверь...

Глава десятая

Малышев, массируя широкой ладонью лоб, внимательно читал новые материалы по "делу Свиридова". Оторвавшись, поднял голову и взглянул на мочаливо сидевшего напротив Стрельцова:

– Розыск вы провели блестяще. Есть все основания заняться парнем вплотную. Только где его искать теперь? Как это произошло?

– У его палаты из наших дежурил старший лейтенант Корнеев. Астахова два дня возили на каталке на рентген. Якобы, готовили к повторной операции. Сегодня, как и вчера, подняли на четвертый этаж. В рентген-кабинете находилась женщина в кресле-каталке. Охрану попросили подождать в коридоре, а Астахова завезли в кабинет. Сопровождали его от самого отделения двое: в масках и халатах...

– То есть лиц их, практически, никто не видел? – уточнил Малышев.

– В городе – эпидемия гриппа, больница закрыта для посещений родственников, чрезвычайный санэпидрежим. – Пояснил Стрельцов и продолжал: – Через какое-то время эти двое вывезли женщину в кресле-каталке. У обоих больных на головах – частично бинты. На это и был расчет. Тем более, в коридоре горела всего одна лампочка, да и та – в другом конце. Они, конечно, сильно рисковали...

– Дерзко, – не удержался Малышев. – Дальше...

– А дальше, выскочил рентгенолог и стал на чем свет стоит крыть наш "извечный российский бардак". Когда охрана, наконец, поняла в чем дело, рванула в кабинет...

– И нашла там женщину, но уже на каталке, – закончил за него Роман Иванович.

Стрельцов кивнул и виновато опустил глаза:

– Пока разбирались, те двое успели увезти из больницы Астахова.

– Молодцы, оперативно сработали, – с некоторым уважением заметил Роман Иванович. – Что с персоналом?

– Этим двоим кто-то помог, без сомнений. Скорее всего, среди персонала нейрохирургического отделения. Они прекрасно ориентировались как в стационаре, так и в больнице. Знали расписание работы кабинета. И главное были в курсе, что Астахова сегодня повезут на рентген – в последний раз перед операцией.

– В ней, действительно, была необходимость?

– Мы изъяли его историю болезни, чтобы провести независимую экспертизу. Но не думаю, что к этому причастен заведующий отделением Артемьев Георгий Степанович. Он – известный, заслуженный нейрохирург, кандидат медицинских наук. Среди коллег слывет человеком исключительно порядочным и честным. Лично ему это, вряд ли, надо было. Абсурд!

– Вот нам, Владимир Александрович, и предстоит выяснить: кому выгодно похищение Астахова Сергея Михайловича, молодого ученого-археолога из Ашхабада? С довольно расплывчатой биографией.

С архивами выяснили?

– Часть архивов детского дома, где он воспитывался, погибла во время одного из землетрясений. Прдолжаем искать родственников Астахова и людей, знавших его лично. По последним данным, кто-то из его родных жил в Ленинграде. В военкомате, где он был приписан, не так давно случился пожар. Пока восстановят личные дела, пройдет, минимум, год.

– Из Минобороны пришел ответ на наш запрос?

– Ждем.

– Что дал обыск на квартире Разиной?

– Практически, ничего: вещи, документы; много книг по истории Забайкалья, взятых на абонементе Публичной библиотеки. Есть, правда, одна странность, – заметил Стрельцов. – В эту "историческую панораму" немного не вписываются две записи в формуляре Астахова из читального зала. Для каких-то целей ему понадобились материалы Хабаровскго процесса 1949 года по обвинению военнослужащих Квантунской армии, сотрудников отряда № 731, а также отчеты экспедиции русских врачей в Маньчжурию в 1910 году во время вспышки там эпидемии чумы.

– А вот это, действительно, интересно. – Малышев встал, подошел к сейфу. Открыв, вынул тонкую папку. Вернувшись с ней к столу, достал несколько листков и положил перед собой.

– Владимир Александрович, к нам из Москвы поступила интересная информация. О том, что канадские спецслужбы с недавнего времени начали проявлять повышенный интерес к Забайкалью: а именно к Белоярску и его окрестностям. Как вы думаете, что их могло заинтересовать?

– Во всяком случае, не думаю, что белогвардейские клады, – сдержанно улыбнулся Стрельцов.

Малышев принял шутку, но, сразу став серьезным, заметил:

– Владимир Александрович, мне бы хотелось, чтобы вы ознакомились с собранными здесь материалами, – он подал ему папку, – и, учитывая их содержание, а также личность Астахова, немного пофантазировали.

Стрельцов удивленно посмотрел на шефа и переспросил:

– Пофантазировал?

– Почему бы и нет? Но предварительно, попробуйте выяснить по нашим каналам и архивам максимум информации, касающейся объекта "Джума". В свое время, по непонятным причинам, с объекта в срочном порядке эвакуировали персонал, а сам он в полном смысле был стерт с лица земли. Мне представляется, произошло нечто экстраординарное. Известно, что на объекте "Джума" проводились опыты по созданию новых видов биологического оружия.

– Вы думаете, канадцев могли заинтересовать наши старые разработки в этом направлении? Но почему именно теперь? Прошло столько времени.

– Я всего лишь пытаюсь фантазировать, – улыбнулся Роман Иванович. Могу дать вам одну подсказку: слово "джума" – арабского происхождения: оно означает "боб" или "шарик". От "джумы" и пошло искаженное уже турками слово "чума".

Сам факт появления в Белоярске Астахова еще ни о чем не говорит... Но каким-то образом он оказался причастен к убийству Свиридова, – рассуждал вслух Малышев. – Кроме того, всплывает сумма в пятьсот тысяч долларов. Откуда она взялась и кому предназначалась? Астахов провел в больнице не один день и внезапно его похищают. Кто, с какой целью? И, наконец, главное – на днях в город приезжает делегация канадских бизнесменов. Хотят учредить совместное предприятие на базе нашего лесотехнического комбината.Что-то непонятное происходит вокруг Белоярска. Что-то, на чем пересеклись интересы спецслужб и криминала. – Малышев оживился: – Владимир Александрович, я просил вас прозондировать почву относительно сожительницы Свиридова.

Стрельцов с готовностью кивнул и принялся докладывать:

– Мы провели проверку. Под описание Сумакина, запомнившего молодую женщину, передавшую "книги" для Свиридова, подпадает сотрудница Публичной библиотеки Капитолина Васильевна Сотникова. Воспитывает мальчика дошкольного возраста. В свидетельстве о его рождении значится: "Сотников Евгений Евгеньевич". Вместо отца – прочерк. На работе Сотникова пользуется большим уважением и любовью. Прекрасный специалист.

– По месту жительства узнавали?

– Живет очень скромно, и, по словам соседей, замкнуто. Но в помощи не отказывает. Соседские старушки в ней души не чают. Но есть один интересный момент. Вроде бы, до недавнего времени она состояла в гражданском браке с каким-то то геологом. Появлялся он редко, но неизменно с полными сумками продуктов и подарков. Очень любил мальчика.

– Где он сейчас?

– Те же старушки утверждают, что, по словам Капельки, это они ее так зовут, геолог нашел другую женщину и они расстались. Особо на эту тему она не распространялась. Впрочем, и понятно.

– Когда они расстались?

Стрельцов многозначительно глянул на Малышева:

– Последний раз его видели за день до убийства Свиридова. С тех пор он больше не появлялся. Соседи, естественно, на стороне Сотниковой, а старушки, так те вообще, клянут его на чем свет стоит: такую женщину с ребенком бросил.

– Связи, друзья, родственники – отрабатывали?

– Подруга у нее одна – Вера Николаевна Рясная, работают вместе. Дружат несколько лет. Родители Сотниковой погибли в авиакатастрофе, когда ей было десять лет.

– Что, опять сирота? Прямо прорвало...

– С ней все ясно, – поспешил успокоить его Стрельцов. – Воспитывалась у тетки здесь, в Белоярске. Та умерла в прошлом году. По обоим собрано достаточно материалов: ни "белых, ни "черных" пятен нет.

– Кроме загадочного геолога и визита самой Сотниковой – если, конечно, это она, в кооператив "Каблучок". Сумакину предьявили ее для опознания?

– Собирались сегодня, но... – Стрельцов развел руками: – Не успели, поступила информация о похищении Астахова.

– Да, – с досадой проговорил Малышев, – это даже не прокол, это оплеуха нам. – Он помолчал. – С Иволгиным связь поддерживаете?

Владимир Александрович поморщился и не удержался от замечания:

– Ведет себя, простите, как шут гороховый!

– Ну-ка, ну-ка, интересно, – подался вперед Малышев. – Он был сегодня в больнице?

– Вел себя, как паяц: смешки, ужимки.

– С кем он беседовал?

– Только с заведующим отделением Артемьевым. – Стрельцов не мог понять, что так заинтересовало шефа.

– Это после беседы с ним он "паясничал"?

Тот молча кивнул.

– А, знаете, Владимир Александрович, на мой взгляд, стоит повнимательнее присмотреться к нейрохирургу и поставьте его телефоны на контроль, рабочий и домашний. Иволгин наверняка что-то узнал от него. Отсюда и "смешки", как вы говорите, и "ужимки". Я хорошо знаю майора: не следует обольщаться его шутовством, он -серьезный, умный и талантливый оперативник. Определенно, что-то раскопал. – Малышев поднялся: Продолжайте работать. Не откладывая, проведите опознание Сотниковой. И, Владимир Александрович, не забудьте, пожалуйста, мою просьбу по поводу "фантазий". Мне интересны будут ваши выводы.

Стрельцов собрал бумаги и, попрощавшись, вышел. А Роман Иванович достал из сейфа еще одну папку и, открыв, углубился в чтение. Первый листок состоял из краткого донесения, в котором значилось:

" ... В течение последних двух недель участились контакты второго секретаря горкома партии Белоярска Родионова Б.Н. с представителями среднего звена командования Забайкальским военным округом. Контакты носят скрытый, конспиративный характер. Проходят, в основном, на загородной даче Родионова в "Лесном-2". На встречах неоднократно было замечено присутствие бывшего заместителя, а теперь – начальника Белоярского горуправления внутренних дел Багрова М.С. ..."