Текст книги "Джума"

Автор книги: Гарри Зурабян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

"Странное задание... А, положа руку на сердце: протухшее и с ощутимым уже запашком. Какого вообще черта нас сюда кинули? – рассуждал он, отстраненно наблюдая за бойцами, закладывающими заряды. – Что здесь может быть "необычного", которое непременно надо "обследовать", но "вскрывать" ни-ни? "Могильник" с отходами? Почему тогда спецодежду не выдали? И на фиг их трогать? – Он еще раз огляделся: – Местечко еще то, честно говоря: кругом сопки, лес стеной стоит, а под ногами – только земля, чахлая трава и глыбы гранитные. Откуда, спрашивается, гранит взялся?.."

– Готово, – подойдя, доложил капитан Серебряков.

Группа Краснова замерла, отойдя на безопасное расстояние. Когда подряд прогремело четыре взрыва, осели комья земли и камней, рассеялась пыль, они вновь вернулись к месту подрывов. Не доходя метров пятьдесят, подполковник приказал остановиться.

– Серебряков, Глухов – за мной. Остальным ждать, – приказал он.

Втроем они осторожно приблизились к зияющему провалу, над которым громоздились куски многотонных гранитных глыб и многослойного бетона. Попытались заглянуть вниз.

– Вот это да-а... – восхищенно присвистнул Серебряков, приседая на корточки и с интересом заглядывая вглубь. – Гитлер бы удавился от зависти.

– Ты еще египетских фараонов вспомни! – отчего-то со злостью проговорил Краснов, словно не замечая удивленных взглядов, какими его наградили Серебряков и Глухов. Он с минуту размышлял, все больше мрачнея. Затем молча принялся разматывать длинный, эластичный трос.

Когда его закрепили, к Краснову подошел Серебряков. На его лице читалось недоумение:

– Васильич, ты... ничего не чувствуешь?

Тот зыркнул и сквозь стиснутые зубы мрачно проговорил:

– Чувствую, портки выжимать придется! А лезть, Никита, все-равно надо. Максим, – обратился он к Глухову, – останешься наверху. Если через десять минут не появимся, чтоб духу вашего здесь не было. Прорывайтесь к Орлову, но минуя этот гребанный их Белоярск.

– Иван Васильевич... – попытался возразить Глухов, но поймав разъяренный взгляд подполковника, осекся.

Последнее, что увидел Краснов – полные смятения и страха глаза Максима. Он выругался и, закрепив карабин, стремительно скользнул в провал. Следом за ним – Серебряков.

Внизу огляделись, включив мощные фонарики. Над головами, на высоте метров семи, зияла дыра от взрыва и виднелось ослепительно-голубое, без единого облачка, небо. Лучи фонариков выхватили уходящий в обе стороны и растворяющийся во мраке коридор, по стеная которого в канальных углублениях, как застывшие, спящие анаконды, вились толстые разноцветные кабели.

– Прямо "Вервольф"... – с трудом контролируя страх, и почему-то шепотом заметил Никита.

Они решили пройти несколько метров вправо, затем вернуться и попробовать обследовать левый коридор. Через метров сто пядьдесят, луч фонарика скользнул по массивной металлической двери. Она напоминала те, что существуют на подводных лодках. Подойдя, остановились. Дверь обильно покрывала смазка.

– Откроем? – предложил Никита и натянуто улыбнулся: – Васильич, вдруг там сортир? Мне бы, ей-Богу, не помешало.

У Краснова на скулах заходили желваки:

– Никита, может, ты объяснишь, что здесь происходит? Мы же и рай, и ад прошли. Я уже все видел и ничего не боюсь. Но это что?

– Может, хранилище с... психотропным?

– Тогда на кой ляд нас сюда кинули? Мы, что, крысы подопытные?

– Дальше пойдем?

– Время, – кратко бросил Краснов. – Пошли к ребятам.

Выбравшись на поверхность, с облегчением несколько раз судорожно вдохнули свежий, весенний воздух. Глухов с возрастающей тревогой следил за их бледными, вмиг осунувшимися лицами, пытаясь по выражению на них угадать, что удалось им узнать. Наконец, Краснов и Серебряков пришли в себя. Подполковник сделал взмах рукой, подзывая остальных членов группы. Когда все были в сборе, он сначала внимательно оглядел их, затем, даже не пытаясь скрыть свою злость, проговорил:

– Ну, хлопцы, кажется, на этот раз мы вляпались серьезно. В такое теплое и скользкое, что вполне можем и не отмыться. Там, – он кивнул на провал на спиной, – какая-то дрянь. Так давит на психику, что крышу срывает.

Впрочем, дополнительных комментариев не требовалось. По лицам подчиненных он понял: провал "фонит" и чувство страха, медленно, но неудержимо, начинает накрывать его бойцов.

– Вообщем, так: всем принять стимуляторы. Глухов, Садыков, Ауриньш остаются. От завала отойти, смотреть в оба. Остальные разбиваемся на пары: Серебряков-Мелидзе, я и Дранич, и обследуем коридор в оба конца. Встречаемся через два часа.

Краснов и Дранич, пройдя по правому крылу коридора и насчитав в, общей сложности, три двери, уперлись в глухую бетонную стену. Подполковник остановился в задумчивости. "Не вскрывать", – промелькнуло в голове. Значит, вскрывать нельзя, а на психику давить можно? – со злостью подумал он. – Но ведь двери не "вскрывают", а открывают. Эх, была – не была..."

Подойдя к крайней от тупика двери, вдвоем с Драничем они принялись осторожно открывать ее. Повернув несколько раз колесо, внезапно услышали громкий щелчок и дверь сама плавно стала выходить из пазов. Они, переглянувшись, отступали до тех пор, пока не уперлись спинами в противоположную стену. Наконец, дверь замерла, перегородив собою чуть не половину коридора. Направив луч фонарика, пораженно уставились на ее торец. Такой толщины дверь им видеть еще не приходилось. Они вообще не подозревали, что может быть такая дверь. Вниз вело несколько ступеней. Краснов, жестом приказав Драничу оставаться на месте, медленно стал спускаться вниз. Фонарик выхватывал из темноты, что называется, на века сделанный бункер. Ступени, закругляясь, уходили вглубь. Внезапно подполковник поймал себя на мысли, что совершенно не чувствует запаха сырости и затхлости, присущих заброшенным, находящимся глубоко под землей, помещениям. Значит, до сих пор работала хорошо отлаженная система вентиляции. Дойдя до конца спуска, он оказался еще перед одной, столь же массивной, дверью. Открывал он ее уже с каким-то злым упрямством, окончательно решив для себя добраться до "конечной остановки". За дверью в обе стороны расходился новый коридор.

– Ну ты подумай, какая зараза! – в сердцах воскликнул Краснов. – Прямо Кносский дворец! Только Минотавра не хватает.

Он решительно свернул вправо. Этот конец коридора тоже заканчивался тупиком. С той лишь разницей, что в тупике находилась... Еще одна дверь!

"Похоже, кто-то решил всю Землю насквозь пробурить, – подполковником овладело чувство азарта. – Сейчас открою, а там – Овальный кабинет в Белом доме." Однако, вместо Овального кабинета за дверью оказалось просторное помещение и стоило ему переступить порог, как мгновенно везде вспыхнул яркий свет. Краснов оглянулся: такое же море света заливало и весь коридор у него за спиной. Подполковник вошел в помещение. Оно было огромным, выложенным толстыми гранитными плитами. Посередине шла узкая железнодорожная ветка, терявшаяся в глубине тоннеля. Все остальное пространство занимали уложенные в половину человеческого роста штабеля из небольших деревянных ящиков. Он подошел к крайнему, внимательно его изучая. На ящиках отсутствовала какая бы то ни было маркировка и но все они были закрыты на простые замки, сродни тем, что приняты на обыкновенных чемоданах. Пломбы тоже отсутствовали. Поколебавшись несколько минут – "не вскрывать!" – Краснов, тем не менее, осторожно щелкнул замком и приподнял крышку одного из ящиков. Откинув ее, с изумлением уставился на лежащий посередине, поверх серой, мягкой мешковины предмет. Он ожидал увидеть все, что угодно, но только не это. Его замешательство длилось несколько мгновений. И почти тут же Краснов почувствовал, как кровь ударила в лицо. Он еще не до конца осознал стремительно ввинчивающуюся в мозг мысль, а тело уже рефлекторно отпрянуло. Преодолевая затопивший его ужас, подполковник вытащил десантный нож и, спастическим движением сжав его в руке, лезвием приподнял край мешковины. Рука его при этом непроизвольно дрогнула. Он почувствовал, как одежда становится влажной от пропитывающего ее липкого и жаркого пота. Под мешковиной послышался шелест бумаги. Краснов перевел дыхание,сделав несколькр глубоких вдоха. Бумага была тонкой, промасленной и вощенной, ослепительно белого цвета. Концом ножа он завернул края мешковины и бумаги, судорожно сглотнув сухой, шершавый ком в горле... За спиной послышался шорох. Он резко обернулся. В дверях стояли Дранич, Серебряков и Мелидзе. Подходя, они с интересом оглядывались.

– Это когда же здесь такой теремок отгрохали? – ни к кому, собственно, не обращаясь, спросил Серебряков.

Они были почти рядом с Красновым, когда послышалось отчетливое, нарастающее жужжание и слишком далеко, чтобы успеть что-то предпринять. Раздался глухой щелчок: дверь захлопнулась. Их попытки открыть ее, успеха не имели.

– Надо попробовать через тоннель, – первым опомнился Краснов.

Они кинулись к нему, но по пути внимание группы привлек открытый подполковником ящик.

– Осторожно! – нервно выкрикнул Краснов. Все трое одновременно обернулись. – Руками ничего не трогать, – добавил он пересохшими губами.

Подчиненные, вытянув шеи, заглянули в ящик.

– Вот это да-а... – восхищенно протянул Мелидзе. Но тут его взгляд упал на еще один предмет. – А это здесь... зачем? – И он в упор посмотрел на Краснова.

Остальные тоже заметили и теперь смотрели на подполковника. Их взгляды были более чем выразительные. Краснов молчал. Он впервые не знал, что ответить. Подойдя, стал аккуратно расправлять ножом бумагу и мешковину.

– Я думаю, будет лучше, если мы прямо сейчас забудем все, что видели, – не глядя на офицеров, проговорил подполковник.

Последующее произошло настолько молниеносно и неожиданно, что никто из них ничего не смог понять. Из-за штабеля стремительно взметнулось что-то огромное и черное и с дикой яростью всей массой рухнуло на Краснова, отбрасывая его на стоящих рядом членов группы. Падая, он с ужасом увидел, как нож, описав дугу, кончиком подхватывает лежащий на мешковине предмет и тот, подброшенный в воздух, начинает разваливаться на две части. Раздавшийся затем тонкий звон показался ему оглушительным взрывом многотонной авиабомбы. "Не вскрывать!" – пронеслось в затухающем сознании, на которое уже жадно набрасывалась антрацитовая, непрницаемая тьма...

Глава седьмая

Несколько минут они изумленно, с возрастающим интересом смотрели друг на друга. Зажав рукой рот, тряся головой, она сквозь слезы поминутно повторяла:

– Не может быть... не может быть... не может быть...

Потом медленно приблизилась к кровати и внезапно лицо ее осветила радостная, шальная улыбка. Она наклонилась и в неосознанном порыве крепко обняла Сергея.

– Слава Богу! – прошептала облегченно и отстранилась.

Молодой человек с недоумением и некоторым испугом продолжал смотреть на нее.

– Сережа! Что же, ты, молчишь? Ну скажи хоть что-нибудь! Ты можешь говорить? – в ее взгляде проскользнула тревога.

– Могу, – выдавил он охрипшим голосом. – Где я?

– Сережка! – взвизгнула она ошалело, вновь прижимая его к груди. Господи, вот дядя обрадуется! Есть, есть Бог на свете... Кушать хочешь? спросила она, заглядывая ему в глаза.

Он отрицательно покачал головой и спросил:

– Вы кто?

– Ой, ты же ничего не знаешь. – Она замолчала, мучимая сомнениями. Сережа, скоро приедет дядя или Ерофей Данилович. Они тебе обо всем расскажут.

– А вы – кто? – повторил он свой вопрос.

– Меня зовут Наташа, я – племянница Георгия Степановича.

– А где ребенок?

Она с недоумением взглянула:

– Какой ребенок?

– Была женщина... В красной накидке, с ребенком. В синем таком... платье.

– Да что, ты, Сережа, – махнула рукой Наталья, отстраняясь. – Здесь только мы с тобой. Нет никого больше.

– Но была, была же женщина! – упрямо повторил он.

– Это тебе, наверное, в бреду привиделось. Сережа... – она выжидающе застыла. – Ты, правда, князь? – спросила тихо, почти шепотом.

На лице его отразилось смятение:

– Князь?

Она загадочно подмигнула:

– Ты не бойся. Георгий Степанович тебя не сдаст. Он, скорее, сам умрет, чем выдаст тебя. – И, позабыв о своих сомнениях, она принялась подробно рассказывать историю его появления на Оленгуе.

Он слушал ее, временами закрыв глаза. А когда открывал, в них начинало проскальзывать такое странное, необъяснимое с точки зрения человеческих чувств, выражение, что Наталья, в конечном итоге, смутилась и замолчала.

– Наташа, – он смотрел печально и виновато, – вы приняли меня за кого-то другого. Я, действительно, Астахов Сергей Михайлович. Я... не знаю, чем объяснить мое сходство с князем Рубецким. Но, понимаешь, о Рубецких я знаю не по учебникам истории. Сергея Михайловича Рубецкого хорошо знала моя бабушка...

Досказать он не успел. С улицы послышался шум мотора, затем условный сигнал клаксона – длинный, три коротких.

– Это кто-то из наших, – радостно подхватилась Наташа. – Ой, что сейчас будет... – она вихрем вылетела в сени.

Через минуту дверь широко распахнулась и в дом ввалилась толпа народу.

– Где он? Дайте я на него посмотрю!

К кровати стремительно приблизился седой, слегка сгорбленный, но все еще статный, старик. Он сел на стоящую рядом табуретку и, склонив голову набок, молча замер. Сергей увидел в его глазах слезы.

– Вы – Георгий Степанович? – спросил, протягивая руку и пальцами стараясь дотянуться до Артемьева.

Тот в волнении схватил его за руку и, уже не скрывая слез, обернулся к стоящим за спиной людям:

– Вот он, его шанс! И говорит... Вы только подумайте, он – говорит! Георгий Степанович вновь взглянул на Сергея: – Ты не бойся, мы обязательно что-нибудь придумаем. Теперь главное, чтобы ты встал на ноги, поправился. Сережа... Сереженька...

– Георгий Степанович, мне очень жаль, поверьте. Но я – не внук Рубецкого. Мне, действительно, очень жаль, – он смотрел на старика с отчаянием и мольбой.

Артемьев невольно отшатнулся и растерянно оглянулся на приехавших с ним мужчин:

– Но позвольте... Как же это?..

Один из них, значительно старше, невысоко роста, с крепкой, ладной фигурой, тронутыми сединой темно-русыми волосами, приблизился к кровати. И Сергею стало неуютно под взглядом его проницательных, холодно-серых глаз. Он не выдержал и тихо проговорил:

– Я – Астахов. Сергей Астахов.

– Откуда вы знаете столько языков?

– Но я же историк, – проговорил он несколько удивленно.

– А я – начальник уголовного розыска Белоярска, – ответил тот. – И хоть работаю в области права, но латынь не знаю.

– Могли бы и выучить, – неожиданно для себя, дерзко ответил Сергей. Но тут же вскинул удивленный взгляд на мужчину: – Начальник уголовного розыска? А что...О, Господи! – дошло до него. Он вспомнил рассказ Наташи. Я же, по-вашему, кого-то убил...

– Есть такая версия, – кивнул, присаживаясь рядом, мужчина. – Кстати, зовут меня Петр Андреевич Иволгин. А это, – он представил сотрудников: Костиков Александр Николаевич и Приходько Игорь Васильевич. – Вы как себя чувствуете, Сергей?

– Допрашивать будете? – усмехнулся тот. – У меня эти допросы уже в печенках сидят! – яростно вырвалось у Сергея.

– И как прикажете понимать ваше заявление? – спокойно отреагировал майор.

– Я по горло сыт войной, – устало проговорил Сергей. – И не хочу снова возвращаться в этот ад. Не хочу никаких допросов и признаний, версий и предположений. Я и в Белоярск приехал только потому, что ненавижу войну и тех негодяев, которые наживаются на ней. Хотел написать книгу и назвать ее "Джума". По-турецки, это значит "чума". Потому что война и есть чума.

– Чем же вас привлек в этом плане именно Белоярск?

– Прежде, я хотел все выяснить о самой чуме, как заболевании. А в Белоярске в начале века останавливалась экспедиция русских врачей под руководством Даниила Кирилловича Заболотного. Здесь осталось много архивных материалов. В 1910 году русские врачи работали в Харбине во время вспышки там чумы. Многие из них погибли. Среди них была и моя бабушка – Анна Снежкова.

– Вы помните еще какие-нибудь фамилии из той экспедиции? взволнованно прервал его Георгий Степанович.

– Мой отец был врачом, но он рано умер. Как и мама. После них осталось много материалов и семейных альбомов. Долгое время мы жили в Ашхабаде. Потом я попал в детский дом, из которого меня позже забрали родственники отца и я жил в Ленинграде. Но те самые альбомы и семейные архивы мне удалось разыскать. Конечно, помню, Георгий Степанович. В них часто упоминались Володя Михель, Илья Мамонтов, французский врач Жерар Мени и, конечно же, князь Рубецкой со своим лучшим другом – Степой Артемьевым...

В комнате повисла напряженная тишина. Сергей непонимающе переводил взгляд с Георгия Степановича на Иволгина.

– Что... что-то не так?.. – в его голосе послышалась тревога. – Я, правда, Астахов, – попытался он в который раз убедить приезжих.

– Сергей, – переходя на "ты", обратился к нему Иволгин, бережно кладя руку на плечо доктора, – перед тобой сидит сын Степана Артемьева. И ты обязан ему до гробовой доски!

– Георгий Степанович! – воскликнул Сергей. – Степанович... Надо же! Сын Степы Артемьева... – он попытался подняться, но со стоном откинулся на подушку.

– Лежи уже, Аника-воин, – нахмурясь, бросил Иволгин.

Сергей открыл глаза и с усилием проговорил:

– Петр Андреевич, я готов. Спрашивайте...

– Ты ж по горло сыт войной, – усмехнулся тот.

– А, – отмахнулся Сергей, тяжело дыша. – Как говорили старые пираты: "Кому быть повешенным на рее – тот не утонет."

Артемьевы – Георгий Степанович и Наташа, деликатно удалились в другую комнату. Напоследок доктор бросил на Петра Андреевича строгий взгляд. Тот покачал головой и засмеялся:

– Все в порядке будет. Не волнуйтесь. – Затем обратился уже непосредственно к Сергею:

– Меня интересует главное: что произошло в тот вечер?

– Да поскользнулся я на этом чертовом тротуаре! – в сердцах бросил Сергей. – Еще днем, когда шел в библиотеку, подумал: хоть бы песком кто посыпал. И как напророчил! Темно было, понимаете? Чувствую, нога поехала, а в руках у меня пакет с книгами был. Ну, думаю, сейчас изваляю их все неудобно как-то будет, – он смущенно опустил глаза. – Я ж не местный, мне и так навстречу пошли, разрешили на квартиру взять, поработать. Вообщем, ноги едут, руками машу, а зацепиться не за что. Потом – будто кто топором по голове огрел и все... Провал полный. – Петр Андреевич, можно воды попить?

Когда Игорь Приходько напоил его, Иволгин спросил:

– Может, перерыв сделаем?

Сергей отрицательно покачал головой:

– Не надо. Давайте все сразу выясним.

– Сразу не получится, милостивый государь, – Иволгин поперхнулся, так как последние два слова явились неожиданностью даже для него самого. "Вот уж, воистину, с кем поведешься... Да и этот "пациент", твою дивизию, нехай! – на латынь намекает. И с кем я, скажите, пожалуйста, на ней разговаривать буду?" – Может, ты, Сергей, встретил кого по пути? – продолжал он.

– Да кого я мог встретить? – уныло заметил тот. – Темно было, холодно. Все по домам сидели. Нет, – покачал он головой, – не было никого. Хотя... постойте... Был мужик! Точно был, Петр Андреевич! Я его и накануне встретил, – волнуясь, быстро заговорил Сергей. – Он, наверное, живет где-то поблизости. За день до... ну, вообщем, как мне головой стукнуться, он из машины выходил. Жигули-"шестерка", возле детской площадки стояли. А в тот вечер он мне при входе в арку встретился.

– Откуда куда? – подался вперед Иволгин.

– Я заходил, а он мимо прошел из арки, на соседнюю улицу.

– Узнать сможешь?

– Не знаю, – неуверенно ответил Сергей. – Свет падал с дороги, но вряд ли. – Он с минуту размышлял: – Петр Андреевич, он может быть бывшим военным.

– Почему ты так решил?

– Я на них насмотрелся. Три года четыре месяца в Афгане был, переводчиком с фарси. У них походка, выправка... не знаю, но что-то неуловимое на всю жизнь остается. Вот и этот мужик – он точно раньше форму носил. Вспомнил! – азартно выкрикнул Сергей, подхватываясь, но, видимо, не расчитал собственные силы, потому как тотчас обмяк и, схватившись обеими руками за голову, протяжно и глухо замычал.

Игоря Приходько, словно ветром, снесло со скамьи и он опрометью кинулся в соседнюю комнату, на ходу крича:

– Георгий Степанович! У него опять... как тогда – крышу срывает!

Вбежали перепуганные Артемьев и Наташа.

– Ну что же, вы, Петр Андреевич, – бросил укоризненно доктор Иволгину. – Обещали же...

Сергей закатил глаза, через стиснутые зубы с шумом вырывалось дыхание. Бледное лицо покрылось капельками пота. Он повернулся набок, поджав колени к животу и сквозь стон выдавил:

– Ухо... У него что-то с левым ухом... Господи, да что же это! Голова... – и вдруг, выгнувшись дугой, страшно заскрежетал зубами от боли...

Глава восьмая

Машина мягко затормозила и остановилась.

– Я буду ждать тебя здесь, – повернувшись, стараясь не встречаться с ним взглядом, обронил водитель.

Он, с грацией хищника покинув салон, быстро зашагал по едва приметной тропинке. Дойдя до нужного места, остановился и осмотрелся. На лице мелькнула удовлетворительная улыбка. Пройдя еще несколько метров, он деловито и сноровисто приступил к осуществлению задания.

Оказавшись по другую сторону забора, сначала притаился, а потом, прячась за деревьями, осторожно стал передвигаться по территории. Огромный дом был погружен во мрак, лишь над входом горела яркая лампа. Но дом ему ни к чему, разве что в самом конце, когда он выполнит все намеченное. Сейчас же его интересовал маленький флигель, расположенный в глубине соснового парка. Во флигеле свет освещал небольшую веранду и одно из окон. Вскоре на веранду вышел тот, кто был ему нужен. Он взглянул на светящийся циферблат часов и ухмыльнулся.

Покинув флигель, человек, не поропясь, направился к бане.

"Зачем он ходит туда каждый вечер? – подумал он. – Моется? В нетопленной бане? А мне это зачем? Ходит и ходит... Нет, мне интересно. Может, спросить? А вдруг не признается?" Он вновь посмотрел на часы и, засекая время, стал терпеливо ждать. Наконец, человек вышел из бани. Засунув руки в карманы, подтянул штаны, молодецки поводя при этом плечами, и закурил.

Он видел, что курит тот с явным удовольствием – расслабившись, неспешно, глубоко затягиваясь. И то картинно выпуская тонкую струйку дыма через рот, а то, как огнедышащий дракон, две мощные струи – через нос.

Он пристально вглядывался в стоящего неподалеку человека, пытаясь угадать, что именно нужно сделать, чтобы потом с таким наслаждением курить. Человек бросил окурок под ноги и тщательно его затоптал. Затем громко рыгнул, прочистил нос и смачно сплюнул под ближайший куст. Наблюдавший за ним, скривив губы, поморщился от отвращения. Человек приближался.

"Может, все-таки спросить? Ему уже все-равно, а мне интересно.", – и он легко, по-кошачьи, выскользнул из своего убежища, оказавшись прямо на пути человека. Тот в первый момент испуганно отпрянул, но тут же, ни слова не говоря, ринулся вперед, пытаясь провести серию ударов и захватов. Однако, реакция незнакомца намного превосходила его собственный уровень. Не прошло и нескольких секунд, как человек уже лежал на земле, судорожно хватая ртом воздух и буквально сходил с ума от раздирающей его всего нечеловеческой, страшной боли. Он хрипел и стонал. Открыв глаза, увидел склоненную над собой фигуру.

– Зачем ты ходишь в баню, ведь там не топлено?

Когда до человека дошел смысл вопроса, он перестал даже корчиться от боли. Глаза его выкатились из орбит.

– Ты кто? – лишь прохрипел из последних сил слабеющим голосом.

– Ты не ответил на мой вопрос, – обиженно произнес незнакомец. – Жаль, – вздохнул он. – Извини, но мне придется узнать это самому.

– Ты убьешь меня? – с ужасом спросил человек.

– Конечно, – просто, обыденно и спокойно ответил незнакомец и веско добавил: – У меня – задание! – После этих слов он наклонился еще ниже, сделал молниеносный жест руками и человек, не проронив ни звука, умер...

Открыть входную дверь большого дома было для него сущей безделицей. Он вошел, включил свет и с интересом оглядел интерьер. Заметив ведущую на второй этаж лестницу, быстро поднялся по ней и проверил остальные помещения. Затем, спустившись, вышел во двор, подобрал мертвое тело и перенес его к подножию лестницы. Отступив на шаг, несколько минут разглядывал, склоняя голову попеременно то вправо, то влево. Увиденное, должно быть, не вызвало в нем удовлетворения и он недовольно поморщился. Но, вспомнив о задании, он, пересилив себя, с явным сожалением покинул дом, плотно прикрыв за собой дверь.

"Как некрасиво получилось", – подумал с досадой. Он уже подходил к забору, когда вспомнил о бане. И, решительно развернувшись, пошел по направлению к ней.

Войдя, привычным жестом ощупал правую и левую стенки. Найдя выключатель, щелкнул им, прикрывая глаза от ярко вспыхнувшего света. Ноздрями жадно втянул воздух и... лицо его расплылось в радостной, почти детской, улыбке.

"У нас была такая же, – подумал он. И разом пришла новая мысль: – У кого, у нас? У нас..." – Он наморщил лоб, изо всех сил стараясь что-то вспомнить, но в голове мелькали лишь слившиеся в калейдоскоп разноцветные картинки: размытые, пестрые пятна, в которых так и не обозначились отчетливые образы.

Баня была просторная, чисто вымытая и уютная, с устоявшимися запахами пряных трав, смолистого дерева и речной воды. В одном из углов он заметил небольшую бочку, до половины наполненную водой. Рядом с ней мокрело несколько пятен. Он подошел, наклонился и смочил в лужицах руку. Неизвестно зачем потер между пальцами капли воды и понюхал. Затем осторожно сдвинул бочку с места и глаза его азартно заблестели. Он поднял люк и смело стал спускаться по ступенькам. Ход оканчивался тяжелой дверью, закрытой на крепко сваренный стальной засов, но без замка. Отодвинув его, шагнул вовнутрь.

Он долго стоял молча и поняв, что реакции на свое появление не дождется, подошел и сел рядом на кровать. Его пальцы осторожно коснулись ее щеки и погладили. Скользнув, провели по искусанным в кровь губам. Он откинул с лица пряди волос. Перебирая их, завороженно смотрел на текущие меж пальцев черные, но большей частью, седые локоны. Слегка оттянув наброшенное сверху одеяло, недовольно покачал головой. Тело сплошь покрывали синяки и кровоподтеки. Быстро освободив ее руки от наручников, он посмотрел ей прямо в глаза. Она лежала безучастная ко всему, безумным, остекленевшим взглядом уставившись в потолок. Казалось, жизнь и душа давно покинули эту истерзанную надругательствами плоть и только маленькие слезинки, сбегавшие из глаз, говорили о том, что женщина жива. Он огляделся в поисках ее одежды и заметил еще одну маленькую дверь.

Это был небольшой чулан, в котором на полу, на голом матраце, посаженный на крупную цепь, сидел маленький, худенький мальчик. Свет из комнаты падал на его сведенное ужасом лицо.

Он закрыл глаза. Стиснув зубы, сжав руками голову, стал раскачиваться из стороны в сторону, повторяя на странном, непонятном наречии:

– Вставайте, вставайте... Они не придут... Они уже ушли...

Он вновь силился вспомнить, потому что знал: таких женщин и таких детей он уже видел. Но где? Когда? Неужели прошлое протянуло свои шупальцы? Или будущее раскрыло перед ним двери в дни и ночи Апокалипсиса? А, может, это было всегда? Но у него нет ни прошлого, ни будущего... Тогда откуда он знает, как выглядят женщины и дети во времена, когда идет война всех против всех?!!

Водитель нервно поглядывал на часы.

– Идиота кусок! Шиза! – с ненавистью цедил он вполголоса, когда увидел идущего к машине напарника. Он раскрыл рот и обалдело уставился на него, а, придя в себя, заорал: – Ты что творишь, сука?! Кого ты привел?!

– Много говорить опасно, – ледяным тоном ответил напарник, устраивая на заднем сидении машины женщину и ребенка.

Водитель умолк, пораженный не столько его словами, сколько тем обстоятельством, что тот вообще заговорил! Он резко дал по газам. Машина, сорвавшись с места, петляя по грунтовой дороге, помчалась в сторону Белоярска. Через какое-то время сзади послышался охрипший, слабый голос:

– Как вас зовут?

– Лейтенант, – кратко бросил он, не оборачиваясь.

Водитель, покачав головой, бросил на сидящего рядом мужчину полный затаенного страха взгляд...

Глава девятая

"Волга" мягко притормозила у ворот. Послышался звук клаксона. Затем еще несколько раз, но уже требовательно и настойчиво.

Багров, сидевший за рулем, искоса глянул на расположившегося на первом сидении Родионова. Тот, скорчив недовольную гримасу, стал выбираться из машины, бормоча под нос:

– Сейчас я ему устрою! Договорились же, чтобы ждал в это время!

Он подошел к воротам, с силой вдавил кнопку звонка. В ожидании, несколько раз нервно дернул головой, подозрительно оглядываясь. За "Волгой", на которой они приехали с Багровым, стояла еще одна машина. Родионов увидел, как в ней опускается стекло со стороны водителя. Ругнувшись вполголоса, полез за ключами. Когда калитка в воротах открылась, он вошел и принялся открывать створки, распахивая их как можно шире. Затем махнул рукой. Машины одна за другой въехали и Борис Николаевич, выглянув, быстро закрыл ворота.

Приехавшие выбрались из машин, потягиваясь и разминаясь. Закурили.

– Я сейчас, – бросил на ходу Родионов, кипя от злости, и решительно зашагал к флигелю. Рванув дверь, громко крикнул: – Василий! Черт тебя возьми, ты здесь?

В ответ не раздалось ни звука. Он наскоро проверил флигель и никого не найдя, вышел. С хмурым, озабоченным лицом вернулся к гостям.

– Пошли в дом, – буркнул недовольно.

Гости многозначительно переглянулись, но не говоря ни слова, молча проследовали за ним. Вместе с Багровым и Родионовым приехали еще двое. В просторном холле гости стали снимать верхнюю одежду и самостоятельно вешать ее во встроенные, искусно сработанные под панели, шкафы. Судя по их сноровке, чувствовалось, что обстановка и расположение помещений им знакомы и они бывали здесь уже не единожды. Послышались оживленные голоса, в которых, тем не менее, можно было различить настороженность.

– Сбежал твой денщик, Борис Николаевич, – хохотнув, произнес полный, невысоко роста, мужчина.

– Так далеко, что не угнаться, – послышался голос Багрова, который первым разделся и теперь с непроницаемым лицом стоял на выходе из холла, глядя прямо перед собой.

Все в недоумении уставились на него. Он поманил их рукой. Стоило им приблизиться, как тотчас раздались возгласы, которыми обычно русский человек кратко и лаконично передает всю гамму переполняющих его чувств – от удивления до страха. Михаил Спиридонович поочередно оглядел прибывших, чуть дольше остановившись взглядом на Родионове. Но лицо Бориса Николаевича выражало столь неподдельные ужас и смятение, что Багров отбросил мелькнувшую было догадку о причастности его к смерти Василия Молохова, чье безжизненное теперь уже тело покоилось у подножия крутой лестницы, ведущей на второй этаж родионовской дачи.