Текст книги "Джума"

Автор книги: Гарри Зурабян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

– Прямо классика, – усмехнулся Малышев. – Шел, поскльзнулся, упал... Только не очнулся до сих пор и непонятно, куда делся "дипломат", стоимостью в полмиллиона долларов. Что-то здесь не сходится, Владимир Александрович... Кто занимается "делом Свиридова" в милиции? – неожиданно сменил тему Роман Иванович.

– Расследование проводит группа майора Иволгина.

– Петр Андреевич, – впервые за все время улыбнулся Малышев. Талантливый оперативник, честный и упрямый. Есть у него присказка интересная: "Я свои трупы, отродясь, в чужом огороде не хороню". Было у него два громких дела в 70-х годах. Попытались надавить и прикрыть. Иволгин до Главка дошел, но и там на место поставили. А он такие хитрые комбинации провел и все-таки посадил мерзавцев. Битый он, а, значит, умный и, без сомнения, продвинется в расследовании. – Малышев бросил на Стрельцова красноречивый взгляд: – Связь с ним держите "плотно".

– Я понял, – кивнул тот, поднимаясь.

– Да, и вот еще что, Владимир Александрович, – остановил его жестом Роман Иванович, – надо в ближайшие дни решить вопрос о переводе подозреваемого в какой-нибудь закрытый наш пансионат. Естественно, обеспечить за ним надлежащий уход. Не нравится мне вакуум вокруг него, сказал он задумчиво. – Еще больше не нравится заключение эксперта. Безнадежные больные, с "необратимыми изменениями мозга" не говорят на нескольких языках.

Стрельцов собрал в папку бумаги и, попрощавшись, вышел.

Малышев несколько минут размышлял, нахмурив брови.

"Странная история. По агентурным данным, стоимость "дипломата" пятьсот тысяч долларов. Никто их в глаза не видел, но все уверяют, что именно столько было у Свиридова накануне убийства. "Общаковские" деньги на месте, по тем же агентурным сведениям. Тогда откуда валюта и чья она? А если не валюта, то что? С подозреваемым вообще полный абсурд. Человек, допустим, прилетает в Белоярск из Ашхабада. И через два дня убивает известного "вора в законе". Спокойно покидает место преступления. Но на соседней улице поскальзывается на обледенелом тротуаре и падает, получая тяжелейшую черепно-мозговую травму. При нем не находят ни злополучного "дипломата", ни вообще каких бы то ни было документов. Зато в наличии пистолет с его отпечатками пальцев, из которого убит Свиридов. Свиридов... Свиридов... В материалах дела упоминается, что их с Франком видели рядом с Краеведческим музеем около трех часов дня в день убийства. Франк был за рулем. Высадив Свиридова, он уехал. Но последнего по фотографии не опознал ни один сотрудник музея. Музей, иконы... Или, все-таки, книги? Книги! Там же рядом Публичная библиотека! Ее еще декабристы начали собирать. Молодая женщина принесла книги... Сумакин наверняка сможет ее опознать!"

Роман Иванович позвонил дежурному и предупредил:

– Как только вернется Стрельцов, пусть немедленно зайдет ко мне.

Глава третья

Игорь Приходько возвращался домой с дежурства. Впрочем, истинный его дом находился в окрестностях Белоярска, где в поселке Антоновка проживали родители и младшая сестренка. Антоновка славилась на всю область своим крупным плодово-ягодным совхозом, который специализировался на выращивании яблок, малины, крыжовника, смородины. После службы в погранвойсках, перспектива работы в совхозе Игоря уже не устраивала, хотя и сулила хорошие заработки. В немалой степени на его решение пойти работать в милицию повлиял двоюродный брат Николай, который был на два года старше и которому, как считал Игорь, повезло отличиться в Афгане. Потому и выбрал службу в милиции. Правда, очень скоро ему пришлось признать: романтика милицейских будней оказалась бесконечна далека от подвигов книжных и киногероев. Но даже несмотря на это, он продолжал свято верить в свой звездный час. Игорь мечтал о работе в уголовном розыске. Ему нравились ребята майора Иволгина и он был одержим мечтой когда-нибудь служить под его началом.

В Белоярске Приходько жил у своей тетки, материной сестры, бывшей учительницы, а ныне пенсионерки, души не чаявшей в племяннике. Ее собственные дети жили в Крыму и приезжали только в отпуск раз в год.

В этот день, возвращаясь со службы, Игорь в который раз мечтал о переходе в угрозыск. Мысли его занимало взбудоражившее город убийство Горыныча. Он представлял, как найдет в этом деле новые, никому не известные улики, доказательства и, наконец, сможет по праву занять достойное место среди оперов Иволгина. Пути Господни, как известно, неисповедимы, но он лишь предлагает варианты, а выбираем мы их, как правило, сами.

Погруженный в мечты Приходько не заметил, как оказался невдалеке от места происшествия. Может, ноги сами вывели, а, может, голова им покоя не давала, – кто знает... Вот и дорожка, где возвращавшаяся с поздней гулянки молодая пара нашла "психа", как окрестил подозреваемого Игорь после проведенной у его постели знаменательной ночи. Он знал, бригада криминалистов и экспертов исследовала здесь каждый сантиметр, да и времени прошло достаточно. Но надеялся: вдруг что-то ускользнуло от их внимания и только он, Игорь Приходько, в состоянии это "что-то" отыскать.

Он шел, цепким взглядом выхватывая из окружающего пространства отдельные детали и прикидывая их значимость. Вид у него был сосредоточенный и серьезный.

– Потерял чего, милок? – раздался вблизи старческий голос.

От неожиданности он вздрогнул и оглянулся. Возле подъезда стояла сухонькая старушка, держа в руках домотканные половики и выбивалку. На морщинистом, маленьком лице выделялись молодые, лукавые глаза.

– Здравствуйте, – поздоровался Игорь, подходя.

– И вы будьте здоровы, – улыбнулась та в ответ. – Гляжу, вроде, ищите чего или... кого, – полуутвердительно проговорила она.

Игорь смутился.

" Вот тебе и помог следствию, – с досадой подумал он. – Какая-то бабулька, и та, раскусила. Надо действовать с выдумкой и осторожно."

– Да вот, с девушкой недавно познакомился, – начал он врать, чувствуя, как непроизвольно краснеет. – Договорились встретиться, а я, растяпа, адрес забыл. Дома одинаковые, но помню, что куда-то сюда ее провожал.

Старушка молча слушала, кивала сочувственно головой, но Игорь видел в ее глазах весело пляшущие искорки смеха.

– Какая ж она из себя будет-то? – спросила старушка.

– Ну-у, – протянул Игорь в замешательстве, – такая вот... рыженькая, небольшого роста, глаза большие, зеленые... – врал он, сочиняя на ходу.

– Никак, Капелька наша? – удивилась старушка. – Так у ей, вроде, есть мужик. Все, правда, больше по командировкам мотается. Я и видела его, считай, раза три-четыре. Но видный из себя, хоть и прикидывается.

– Как прикидывается? – удивился Игорь.

– Сказывают, будто геолог он, но больно руки у его гладкие да белые.

– Когда ж вы руки разглядеть успели, если видели пару раз? недоверчиво поинтересовался Игорь.

– Я на земле долго живу, – пояснила старушка, – всего повидала и людей всяких. Притворство да ложь вмиг распознаю. Вот и ты, парень, темнишь, не за того себя выдаешь, – улыбнулась она, но, по-доброму, и обезоруживающе. Капитолину нашу ты верно описал. Да только сомневаюсь я, что провожал ее. Не из таких она, не вертихвостка.

– Будто она одна такая здесь живет, – обиделся Игорь. Ему стало перед старушкой стыдно и неудобно.

– Да ты, парень, не обижайся, – проговорила она мягко. – Небось, из органов? Шофера ночного ищите? Я ведь только давеча от внука вернулась. Сперва-то подумала, пустое это дело. Да и внук мне молчать наказывал. Мало ли что, старой, привидится ночью. Но, по всему видать, не зря тот шофер здеся ошивался...

– Какой шофер? – перебил ее Игорь взволнованно.

– Да ладно уж, знаем, – махнула та рукой. – Помоги мне "ковры персидские" до дому донести. Там и поговорим.

Игорь легко подхватил старые коврики и вошел в подъезд вслед за старушкой.

Через час с небольшим, тепло и дружески распрощавшись с Басовой Пелагеей Захаровной, так ее звали, Игорь, забыв про сон и усталость, с колотящимся от волнения сердцем, возвращался в горотдел.

Весело поприветствовав сидевшего с кислой миной дежурного, он, перескакивая через две ступеньки, поднялся на второй этаж, где располагались "орлы Иволгина". И тут, как часто случается, им овладело сомнение. Весь пыл и задор исчезли, уступив место страху попасть впросак с результатами "собственного расследования".

"Дернул же меня черт влезть, – размышлял он, резко сбавив темп и в нерешительности остановившись у одной из дверей. – Ну зайду, и что скажу? Я нашел старушку..."

Дверь неожиданно распахнулась, едва не задев его. Игорь резко отпрянул в сторону. На пороге стоял капитан Добровольский с электрическим чайником в руках.

"Нет, только не к нему! – с ужасом подумал Приходько. – Алексей Павлович всем известен, как первый хохмач и мастер розыгрышей. Надо мной потом весь горотдел потешаться будет."

Алексей, между тем, внимательно глядел на вконец растерявшегося Игоря.

– А я вот тут плюшками решил побаловаться, – улыбнулся капитан. – Чего стоишь? Заходи, раз пришел.

– С чего вы взяли, что я – к вам? – смутился Игорь.

– Значит так, – безапелляционным тоном произнес Добровольский, – иди набери воду в чайник и заходи. А я, по-быстрячку, две строчки докатаю и будем чай пить. – Он вручил Игорю чайник и легонько подтолкнул в спину.

Когда Приходько вернулся, капитан уже убирал в сейф бумаги. Кроме него в кабинете никого не было. Это приободрило Игоря. Добровольский включил чайник, достал из недр стола пакет с пирожками, развернул на столе и придвинул ближе к Игорю. Затем сложил на столе руки, как прилежный ученик, и с явной заинтересованностью посмотрел на гостя.

– Вот теперь внимательно слушаю, – он слегка склонил голову набок.

– Я – ваш, – не сообразив ничего лучшего, ляпнул обескураженный его напором Игорь.

– Понял, – кивнул Добровольский. – Но надо говорить не "я – ваш", а "я -свой".

"Разговор двух идиотов", – промелькнуло в голове у Приходько, но отбросив сомнения, он решил все рассказать.

– Ст. сержант Приходько, дорожно-постовая служба, – отрекомендовался он для начала, так как был одет по гражданке, переодев форму сразу же после смены.

Игорь достал документы и, положив на стол, развернул в сторону хозяина кабинета. Тот скосил глаза и, не меняя позы, быстро прочитал. Удовлеворенно кивнув, вновь воззрился на Приходько.

– Я нашел старушку... – начал Игорь, вздохнув, словно перед прыжком в ледяную воду.

– Надеюсь, не с топориком в голове?

– Нет, – продолжал Приходько, – жива-здорова. Она рассказала про говорящего парня в больнице.

Добровольский, не выдержав, прыснул.

– "Говорящий парень"... Это ж надо!

– Я хотел помочь вам, а вы издеваетесь, – с обидой в голосе проговорил Игорь.

– Ну, извини, – примирительно заметил Алексей. – Давай по порядку. Я сейчас чай налью, а ты бери пирожки и рассказывай.

Капитан разлил по чашкам ароматный напиток, пересел ближе к Игорю и приготовился слушать. На этот раз в его глазах сквозил неподдельный интерес.

– Я в вашем отделе хочу служить, – честно признался Игорь. – Решил не с пустыми руками прийти. Сегодня сменился с дежурства, дай, думаю, наведаюсь на место происшествия. – Он отхлебнул горячий чай и в волнении откусил чуть не пол-пирожка. – В том дворе, где парня с травмой нашли, встретил старушку, Басову Пелагею Захаровну. Она и рассказала, что накануне убийства, в их дворе два вечера подряд машина незнакомая стояла. В тот вечер, когда Свиридова убили и парня нашли, за ней должен был внук приехать, тоже на машине. Она ждала и часто на балкон выходила, проверяла. Уже темно было, но зрение у нее хорошее, до сих пор без очков читает и телевизор смотрит. Вообщем, вышла она в очередной раз на балкон, видит: из-под арки мужчина бежит. Говорит, точно разглядела – "портфель" у него в руках был, квадратный такой. Там над детской площадкой фонарь горит... Игорь, не замечая, с аппетитом приканчивал уже второй пирожок. – ... А потом он через дорогу на тротуар шагнул и споткнулся. Пелагея Захаровна говорит, будто наклонился он и выругался, внятно так и со злостью: "Пьян подзаборная!" и к машине своей направился. Она у него за детской площадкой стояла. Мужчина сел в машину, завел мотор, а потом заглушил.

Дом этот буквой "Г" стоит, а квартира Басовой на третьем этаже, как раз в углу. Весь двор видно. Я проверял... – Добровольский одобрительно кивнул и Игорь с воодушивлением продолжал: – ... Мужчина в машине, вроде, курил – огонек красный мелькал. Потом вылез и к тому месту, где споткнулся, пошел. Минуты две пробыл, вернулся и тогда уже совсем уехал. Ей интересно стало, но тут внук появился – суета, сборы, – она и забыла. Выезжали они с другой стороны двора. Там еще дорога есть. Пелагея Захаровна у внука неделю гостила. Вспомнила потом про этот случай и рассказала. Родные посоветовали ей помалкивать. А когда вернулась и узнала, что во дворе парня нашли с оружием, засомневалась: не мужик ли тот ему подкинул. Поспрашивала у "подружек" своих во дворе – никто того мужика и машину его больше не видел. – Игорь, не глядя, протянул руку за пирожком, но пакет оказался пустым и он почувствовал, как заливается краской стыда: – Извините, – пробормотал Приходько, пряча глаза, – я, свинья, ваш обед съел...

– Да брось, – успокоил его Добровольский, улыбаясь, – с меня еще десять. Молодец, сержант! Если информация подтвердится, это ж в корне меняет дело. Вот так старушка, с топориком в голове... Что ни говори, а старшее поколение нас еще не раз жизни научит, – наставительно проговорил он.

Игорь с надеждой взглянул на него:

– Товарищ капитан, а как со мной?

Добровольский помолчал, что-то прикидывая в уме и нервно отбивая ногой такт по полу.

– С тобой, говоришь? Надо попросить Иволгина, чтоб подключил тебя к расследованию. – Увидев, как просияло лицо Приходько, поспешил охладить его пыл: – Но особенно-то не радуйся. Во всяком случае, теперь никакой самодеятельности.

– Так точно! – вскакивая, радостно рявкнул на весь кабинет Игорь.

– Прямо водевиль. Ну что, ты, Ей-Богу! – слегка поморщился капитан, поднимаясь. – Сейчас иди домой, отдыхай. Завтра решим, что с тобой делать. – И запомни: в тот двор больше ни ногой, – предупредил строго на прощание.

Глава четвертая

Вера вздрогнула, услышав за спиной грохот. Резко обернувшись, всплеснула руками.

– Капелька, ты сегодня в ударе! Решила всю пыль из этих фолиантов выбить? Все диета... – засмеялась она. – Тебя же скоро мухи с ног сбивать будут.

Молодая, полноватая женщина, с длинной, толстой, рыжей косой, присев, лихорадочно поднимала рассыпавшиеся по полу книги. Вера кинулась ей помогать, иронично подшучивая. В какой-то момент она бросила вскольз взгляд на напарницу и прошептала:

– Капа, да что с тобой? Бледная, как стена. Одни глазищи симафорят. Ты вообще в последние дни, как не в себе.

В зеленых глазах Капитолины блеснули слезы.

– Живот болит, – выдавила она, не глядя на Веру.

– Тю-ю, – отмахнулась та, – так бы и сказала. Иди домой, я сама управлюсь.

– Людей полно в читалке, – покачала головой Капитолина. – Мне бы только в аптеку сбегать.

– Так чего ждешь? Беги. А лучше – шла бы домой. Хочешь, я Женьку из садика заберу? Аванс сегодня... – Вера сделала многозначительную паузу и подмигнула: – Тортик купим, вечером посидим, полялякаем. Ну?

Они собрали книги. Капа стояла в нерешительности.

– Верун, мне и, правда, что-то не по себе. Ты серьезно, справишься?

– Да о чем разговор! – поддержала подруга. – Иди, а мы с Женькой в пять часов подойдем. Оклемаешься до тех пор.

Капа взяла сумку и направилась к выходу.

– Капля! – услышала за спиной и, обернувшись, увидела, что подруга смотрит на нее, как на тяжелобольную: – А пальто, шапка, сапоги? Ты же до аптеки не дойдешь, тебя "скорая" и так подберет... до дурдома. Капля, на улице – минус двадцать шесть!

– Ой, я точно умом тронулась, – спохватилась Капа.

– Похоже на то, – буркнула Вера, но в глаза ее смеялись. – Капелька, так я возьму тортик?

– Бери, – улыбнулась Капитолина, на ходу запахивая пальто. – И аванс за меня получи, хорошо?

– Я и Жеку заберу, – подруга махнула на прощание рукой, едва слышно прошептав вслед: – Ангела тебе в дорогу, Капелька. – И уже в сердцах, но с нежностью, добавила: – От, малохольная!

Предварительно достав "двушки", Капитолина зашла в будку телефона-автомата, поплотнее прикрывая дверь. Несмотря на мороз и холод, тело покрылось противным, липким и горячим, потом. Под коленками ощущалось легкое покалывание, а в икрах – напряжение, словно она долго шла по покрытому наледью тротуару. Волосы под шапкой взмокли, в горле пересохло. Сердце скакало, как загнанный конь, из последних сил – то останавливаясь, то переходя в агонирующий, предсмертный галоп.

Дрожащими пальцами она набрала номер, который ее заставили выучить наизусть.

" Хоть бы ответили, – молила, устав биться в силках страха. – Господи, пусть ответят сегодня... Господи, ну, пожалуйста..."

– Слушаю, – произнес приятный мужской голос с легким акцентом.

От неожиданности она громко икнула и вдруг с ужасом поняла, что все забыла!

– Слушаю вас... – с нотками раздражения повторил тот же голос.

– Я... она... Вас... Василиса! – закричала Капитолина, но, моментально сжавшись, испуганно обернулась. Рядом никого не было. Она глубоко вдохнула и торопливо выпалила: – Вам передает привет Василиса. Она просила сказать, что родственники в Чернигове и Ярославле тяжело переболели гриппом. Но она приезжет сегодня, второй вагон. Просила встретить.

– Какая Васил... – начал было переспрашивать мужчина, но осекся и, не скрывая волнения, закричал в трубку: – Повторите еще раз, что вы сказали!

Она повторила. Не услышав ответ, проговорила настороженно:

– Алло? Вы слышите меня?

– Да, да... – взволнованно откликнулся мужчина. – Спасибо, большое спасибо! – с чувством произнес он. И после секундного замешательства добавил: – Если вам когда-нибудь потребуется помощь – любая, обязательно позвоните по этому номеру. Обязательно, вы слышите?

– Да, – ошеломленно выдохнула Капитолина. – Позвонить по этому номеру... И что сказать?

– Передайте опять привет от Василисы, – засмеялся мужчина.

– Спасибо, – проговорила она и быстро повесила трубку.

Выйдя из кабинки, прислонилась горячим, как после парной бани, лицом к заиндевелому, обжигающе ледяному стеклу. И... заплакала навзрыд.

Рядом кто-то остановился. Капитолина обернулась, одновременно пытаясь достать из кармана пальто платок, и встретилась взглядом с пожилым, но статным мужчиной. Он смотрел на нее с жалостью. Она смутилась, судорожным движением вытирая с лица слезы.

– Вас обидели? – участливо спросил он.

Она покачала головой:

– Просто, я только что донесла свою ношу.

В его глазах промелькнули удивление и интерес:

– Вам жалко с ней расставаться?

– Я отдала ее с радостью, – вымученно улыбнулась она.

– Тогда ваши слезы святые, – заметил он, продолжая внимательно ее разглядывать. – Вам нужна помощь?

В его словах было столько искреннего участия, что на душе у ней как-то сразу стало тепло и спокойно.

– Вы третий человек сегодня, который предлагает мне помощь.

– Значит, над вами, милая барышня, Божья длань. – Он достал из внутреннего кармана добротного, но старомодного пальто визитку и, сняв перчатки, протянул ей со словами: – Однако, даже любимцам богов иногда необходима рука простого смертного. Почту за честь подать ее вам. – Он приподнял шапку, словно отдал честь, и, поклонившись, неторопливо зашагал по улице.

Она же, боясь вновь расплакаться, долго смотрела ему вслед. Затем перевела взгляд на визитку, брови ее удивленно взметнулись вверх. И неожиданно она рассмеялась, покачав головой.

"Истина в кубке моем иль вина,

Смех или слезы, – все выпью до дна!" – вспомнились написанные в юности строки, когда она шла к остановке автобуса.

Глава пятая

Второй секретарь горкома партии Белоярска Родионов Борис Николаевич подъехал на персональной машине к подъезду дома, где жили, в основном, представители партийной и хозяйственной номенклатуры города. Здесь же была и его трехкомнатная кватрира, в которой он проживал с женой и дочерью, студенткой исторического факультета Белоярского госуниверситета. Было время обеда. Родионов вылез из машины, бросив на ходу водителю:

– Юра, приедешь минут на десять пораньше.

– Хорошо, Борис Николаевич, – кивнул тот и, развернувшись, отъехал.

Родионов зашел в чистый подъезд и привычно направился к почтовому ящику, доставая связку ключей. Вместе с газетами в руках оказался обычный конверт, но без обратного адреса. Борис Николаевич недовольно поморщился и пробормотал вслух:

– Опять какой-нибудь ветеран кляузу настрочил.

"Надо будет сказать Багрову, пусть установит здесь индивидуальный пост. Ни дома, ни на работе покоя нет от этих просителей", – подумал он, поднимаясь в лифте. Родионов еще раз взглянул на конверт и вдруг почувствовал необъяснимую тревогу. Надорвав край, вытащил вчетверо сложенный листок плотной бумаги, с отпечатанным на машинке текстом. Прочитав, он прикрыл глаза и пришел в себя только, когда кабина лифта слегка дернулась, останавливаясь. Двери бесшумно разъехались. Он вышел и, подойдя к своей квартире, долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Оставив тщетные попытки, несколько раз нервно надавил на кнопку звонка. За дверью послышались быстрые шаги и она распахнулась.

– А я видела, как ты приехал, – на пороге стояла дочь Наталья стройная, миниатюрная брюнетка, с короткой стрижкой и серыми миндалевидными глазами. – Чего такой злой? – спросила она, заметив плотно сжатые губы, побагровевшее лицо и налитые гневом глаза.

– Ты почему не в университете?! – проходя, недовольно спросил Родионов.

– Папа, у меня же практика, а в архиве сегодня выходной, – с обидой в голосе ответила дочь. – Я еще утром тебе говорила.

В просторную прихожую вышла жена – Анастасия Филипповна, высокая, красивая женщина. Рядом с дочерью она смотрелась, скорее, как сестра или подруга.

– Сколько раз повторять: нервы оставляй на работе! – грозно проговорила она. – Раздевайся и иди обедать, я уже все разогрела, – и царственной походкой удалилась в кухню.

Дочь, поджав губы, поспешила к себе в комнату. Плотно закрытая дверь не в силах была спасти уши отца от грохота и обвальных звуков рока. Он молча сцепил зубы и прошел в ванную, с ненавистью думая о жене: "Ведьма гарнизонная! Вся в папочку, генеральская тварь! На целый год меня старше, а выглядит лучше Наташки. "Я гадостей людям не делаю", – мысленно передразнил он Анастасию. – У-у, солдафонское отродье!"

Родионов бросил мимолетный взгляд на себя в висевшее напротив зеркало. Отразившийся облик явно не добавил ему ни настроения, ни оптимизма. Войдя в кухню, он молча открыл холодильник, достал бутылку коньяка и сделал два крупных глотка прямо из горлышка. Затем демонстративно вытер губы тыльной стороной ладони и с вызовом посмотрел на жену.

– Князь Крыскин, – внятно произнесла она, усмехаясь уголками губ.

– Не смей меня так называть! – в ярости зашипел Родионов.

Анастасия Филипповна лишь повела бровью и уже, не скрывая, улыбнулась снисходительно и презрительно:

– Садись к столу, Борис.

Он оглядел превосходно сервированный стол и, внезапно сорвавшись, закричал ей в лицо, брызгая слюной:

– Мне надоело жрать, как в ресторане! Надоели твои генеральские, аристократические замашки! Я – простой мужик, понимаешь?! Меня тошнит от твоих изысков!

– Хорошо, в следующий раз я налью тебе в плошку и поставлю у порога, с убийственной холодностью выдала супруга и вышла из кухни.

Через минуту, перекрывая звуки рока, квартиру заполнила мелодия чарующего романса, с блеском исполняемого Анастасией Филипповной на фортепиано. Борис Николаевич глубоко вдохнул. Закрыв глаза, мысленно досчитал до десяти и, усевшись за стол, с аппетитом принялся за приготовленный супругой обед, при этом тщательно анализируя текст полученного письма.

" Мерзавцы! – с ненавистью думал он, погружая ложку в тарелку с наваристым, густым борщом. – Повылазили из щелей! Давить вас всех! По зонам, за колючку, тварей, под вышки с пулеметами. И чтоб не только вякнуть, глаза поднять боялись!.. Свободы захотели, демократии. Какая, к черту, на Руси демократия?! Только кулак и нагайка: и чтоб кулак бронированный, а нагайка – со свинцовой оплеткой..."

Он поднялся и бережно поставил в раковину фарфоровую тарелку из старинного сервиза, приданного жены. Затем вернулся и приподнял крышку на блюде со вторым. В нос ударил умопомрачительный запах жаркого, сдобренного неизвестными ему специями.

" ... Да, готовит Настька, дай Бог каждой бабе, – отметил Родионов, придвигая тарелку. – Но гонору, как у королевы английской! Почти четверть века прожила со мной, а будто одолжение делала. Любила она, видите ли, своего аса! И где он теперь? Черви жрут... – При воспоминании о червях Борис Николаевич брезгливо сморщился: – Вот, сволочь, поесть нельзя спокойно, и здесь достал. С того света... – Промелькнувший в мыслях "потусторонний привет", окончательно отбил аппетит. Родионов с сожалением посмотрел на остатки жаркого. – Ничего, – успокоил сам себя, – все еще впереди. Я еще покажу, кто в Сибири Верховный Главнокомандующий! Князь Крыскин, говоришь, Анастасия Филипповна? Время покажет, кто из нас идиот..."

Пообедав, взглянув на часы, Родионов подошел к телефону и набрал знакомый номер. Услышав ответ, веселым и непринужденным голосом, бодро заговорил:

– Здравствуй, Михаил Спиридонович! Как здоровье?... Не жалуешься?...

Давай-ка, сегодня встретимся у меня на заимке... Значит, договорились? Часиков в шесть. Миша, шофера возьми. Ну, давай. – Борис Николаевич положил трубку и с нотками торжества вполголоса проговорил: – Что, твари, с властью пободаться решили? Ну-ну...

Он вошел в просторную гостинную, со вкусом и богато обставленную, одну стену которой занимали искусно выполненные из дерева стеллажи с книгами. За старым инструментом известной немецкой фирмы сидела супруга, уронив на колени красивые, ухоженные руки и отрешенно глядя в окно. Родионов невольно залюбовался ею.

"До чего же красива, тварь! – подумал с восхищением. – И годы ее не берут. Ни сединки в волосах, ни морщинки на лице... – И тут же отметил не без гордости за себя: – А чья заслуга? Ну выскочила б тогда за своего летуна – и что? Кем бы была? Офицерской подстилкой! И вдовой уже... А так первая леди в городе, несмотря что замужем за вторым секретарем. Что, в городе? В области! Не сравнить же Настасью, в самом деле, с этими коровами – женами первых? Молодая, стройная, эффектная. С Наташкой, как близнецы. Чья же, все-таки, Наташка – моя или этого аса, крыльями отмахавшего?.."

– Анастасия, – позвал Борис Николаевич.

И хотя произнес тихо, женщина за фортепиано вздрогнула. Медленно повернула голову. Взгляд лучистых, с рысьем разрезом, глаз казался растворенным в тихой, но исцеляющей и светлой печали.

– Анастасия, – повторил Борис Николаевич, – я сегодня поздно буду. Ужин не накрывай.

– Хорошо, Боря, – ответила она безразлично. – Я тоже поздно вернусь. Из Омска приехал камерный оркестр, мне оставили билет.

– Я пришлю Юру. Он тебя заберет.

– Спасибо, я сама доберусь.

– О чем ты говоришь! – попытался возразить Борис Николаевич. – В городе бандиты распоясались, а ты все-таки не простая смертная. Жена второго секретаря!

Она грустно улыбнулась:

– Вряд ли ты успел столько задолжать бандитам, что их заинтересует твоя жена.

Она еще договаривала окончание фразы, а лицо Родионова уже начало багроветь и глаза, в полном смысле, вылезать из орбит. Он почувствовал, как задыхается.

– Что с тобой? – спросила она, поднимаясь.

Ему стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки:

– Ничего... – прохрипел и с несвойственной для него жалостью взглянул на жену: – Анастасия, умоляю тебя, будь осторожна.

– Да что случилось, Борис? Ты можешь, наконец, объяснить?!

– Просто... просто... если с тобой что-то случится, я... не переживу, – пришла ему на ум спасительная фраза.

Она изумленно приподняла брови.

– Я не думала, что так дорога для тебя, – в ее голосе прозвучала уже знакомая ему за годы совместной жизни ирония.

– Ты поедешь из театра с Юрой, – жестко потребовал Родионов. – И никаких возражений.

– Хорошо, – согласилась она, глядя на мужа изучающе, до конца не веря его словам и, подозревая в них некий иной смысл.

Борис Николаевич облегченно вздохнул и, выйдя из гостинной, засобирался на работу.

Анастасия Филипповна подошла к окну. Отодвинув ажурные гардины, долго смотрела на улицу, отмечая, как муж выходит из подъезда, садится в поджидавшую его машину и отъезжает. Он не поднял голову, не глянул на выходящие в тихий двор окна квартиры.

– Мама, – услышала она за спиной голос дочери, – почему ты до сих пор живешь с этим ничтожеством? – Наталья подошла и обняла мать за плечи, прижавшись к ней лицом.

– Не говори так, Ната, он – твой отец.

– Моего отца звали Олег Артемьев.

Анастасия Филипповна дернулась и отстранилась:

– Что ты сказала?!!

Наталья смотрела на мать понимающими и всепрощающими глазами взрослой женщины.

– Мне дед все рассказал перед смертью и папино письмо передал, – тихо проговорила она. – Он попросил у меня прощения. И еще сказал, что его страшная болезнь – Божья кара за то, что он разрушил вашу любовь – твою и Олега.

Они с минуту стояли молча, а потом, не сговариваясь, кинулись друг к другу, завыв громко, по-бабьи, протяжно и тоскливо, – так, как плачут бабы только на Руси, независимо от того, выросли они в семье генерала или доярки...

Глава шестая

Артемьева знобило. Воспаленные глаза слезились; голова походила на раскаленный в печи чугунок – так горела и была тяжела. В висках, не переставая, пульсировала тупая, ноющая боль. Он поудобнее уселся на широкой лавке, пристраиваясь спиной к теплой стене русской печки. Шумно дыша, с удовольствием отхлебнул из глиняной кружки большой глоток густого, с запахом малины и хвои, варева.

В светлой горнице, с деревянной, старой, но добротной, с вычурной резьбой, мебелью и домотканными, яркими ковриками на выскобленных добела половицах, возле стола суетился кряжистый, широкоплечий старик, чьи черты лица почти скрывали роскошные усы и борода. Седые, густые

56

волосы, кольцами падавшие на лоб, перетягивал тонкий, кожаный ремешок. Кожа лица представлялась смуглой и обветренной, но почти лишенной морщин и того редко встречающегося ныне оттенка, по которому, не ошибившись, можно с уверенностью определить: человек ведет здоровый образ жизни и протекает она, преимущественно, в достаточном удалении от напичканных автотранспортом и промышленностью городов. Необычным контрастом с седыми волосами и бородой выглядели глаза – удивительно молодые, чистые, не затянутые старческой пеленой. И хотя были темно-карими, почти непроницаемо черными, невольно притягивали взор таившимися в них мудростью, силой и какой-то древней, забытой тайной. В его глазах не ощущались отблески вездесущего ока телевизора и не отражались щедро унавоженные мирской суетой строки газетных полос. Глаза старика лучились первозданным, природным знанием.