Текст книги "Джума"

Автор книги: Гарри Зурабян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Озеров и Лукин обменялись быстрыми взглядами.

– Что именно он говорил? – с интересом спросил Озеров.

– Он ничего толком не объяснил. Сказал лишь, что наткнулся в архивах на любопытный факт. Обещал через сутки все рассказать. Но предупредил: если, мол, фактик этот имел место, он к золоту на пушечный выстрел не подойдет.

– Темнишь, ты, Рысь, что-то, – подался вперед Лукин. – Смотри, как интересно получается: ни Горыныча, ни Немца, ни дневника. А ты тут сказки про Сталина рассказываешь...

Мухин подобрался в кресле, как дикая кошка, готовая к броску, растянул губы в хищной, не сулящей ничего хорошего, улыбке:

– Осторожней со словами, Математик. Может, мы потом и перецапались бы из-за золота. Но не до того, как найдем. Все ниточки в руках только Горыныч держал. Не с руки мне его убирать было, а уж Немца – тем более. К тому же, второй такую деятельность развил, что я не сомневаюсь: Горыныч и Немец его работа. Есть у него в "шестерках" один человечек. На даче обретается, Молохов – бывший мент.

– Молохов?! – воскликнули в один голос Лукин и Озеров. – Тот самый?

Мухин откинулся расслабленно на спинку кресла и молча кивнул.

– Вот как, значит, – задумчиво протянул Лукин. – Надо же! Мы эту суку по всему Союзу искали. А он тут, рядышком, никуда и не уезжал. – Он оглядел присутствующих, несколько секунд задержавшись на лице каждого. – Я думаю, пора Лейтенанта в дело вводить.

– Рано, – возразил Мухин. – Волна пойдет, нам суета сейчас ни к чему. К тому же, есть еще одна непонятка – фраерок из больницы. Вывезли его вчера, прямо из-под носа у ментов и "конторы".

– Кто? – закашлявшись и поднося к губам платок, спросил Лукин.

– Красиво сделали, – удовлетворенно улыбнулся Мухин. – И никаких следов.

– Совсем?

– По слухам, какие-то мужик с бабой.

– Что за фраер?

Мухин устроился поудобнее в кресле.

– Мы проверили его. Астахов Сергей Михайлович, ученый-археолог из Ашхабада. Прилетел 25 февраля. Там на него ничего нет. Взялся ниоткуда и в никуда пропал. Интересный мужик. Между прочим, тоже Черным яром интересовался. Говорят, в бреду шпарил на нескольких языках. Но с Горынычем никогда и нигде не пересекался. Это точно. В Белоярске жил на квартире. Пока его хозяйка с радикулитом маялась у дочки на квартире, мои ребята все барахло его перетрусили. Аккуратно, конечно, – добавил он поспешно.

– Кому же он мог понадобиться? – заворочался в кресле Озеров.

Мухин только развел руками:

– Пока не знаем. Пока...

– Черным яром, говоришь, интересовался? – задумался Озеров. – Выходит, кто-то еще, кроме второго, про золото пронюхал. Это ж сколько народу набирается! Скоро туда вся Сибирь ломанется, – он нервно засмеялся.

– С народом как-нибудь мы разберемся, – хмуро заметил Мухин. – И с фраером залетным тоже. – Он помолчал и, пристально глядя на собеседников, проговорил: – Меня лично больше волнует, почему Горыныч решил из игры выйти. Не тот он был человек, чтобы от такого куша отказаться. И ведь знал, что на нем все завязано. – Мухин нерешительно замялся и, наконец, смущенно проговорил: – Он... напуган был. Очень напуган. Во всяком случае, таким я его его еще никогда не видел.

Озеров и Лукин обменялись недоверчивыми ухмылками.

– Что-то не поймем мы, тебя, Рысь. Ты чего добиваешься? – набычившись, с угрозой в голосе спросил Озеров.

На Мухина, казалось, его слова не произвели ровным счетом никакого впечатления. Он легко поднялся и, глядя на обоих сверху вниз, четко проговорил:

– Слишком много народу висит на хвосте. И весь этот бордель, похоже, выходит из-под нашего контроля. Пока я не буду точно знать, до минуты, как провел последний день Горыныч, какой он "интересный факт" откопал и кому понадобился парень из больницы, я – вне игры.

– Сколько тебе надо времени? – с одышкой спросил Лукин.

– Думаю, дней семь, – отозвался Мухин.

– Четыре. И не днем больше, – жестко подытожил Лукин.

– Что с Молоховым делать будем? – нетерпеливо спросил Озеров, обращаясь к обоим.

В комнате повисла тяжелая, гнетущая тишина.

– Что-то будем, – веско заметил Лукин.

– Я – против, – быстро не согласился Мухин. – Молохов от нас не уйдет. Главное сейчас – золото.

– Ну смотри, Рысь, – предостерег его Озеров. – Тебе видней, что главнее. Только не промахнись. Как бы он не опередил тебя. Горыныча и Немца – уже того... пустили в расход.

Мухин поморщился и недовольно буркнул:

– Не каркай! Мои ребята его плотно держат. А начнет дергаться... – Он спокойно посмотрел на обоих и закончил: – Тайга большая, всем места хватит.

Проведя в доме еще некоторое время, поговорив и обсудив детали нескольких второстепенных дел, "авторитеты", не спеша, солидно рассевшись по машинам, покинули территорию дачи. У развилки элитного поселка машины разделились и каждая покатила в направлении, известном лишь сидевшим в них пасажирам.

В это время через два дома от вышеупомянутой дачи, на втором этаже почти однотипного особняка, от окна отошел человек в черном свитере, черных брюках, заправленных в высокие десантные ботинки. Он поднял трубку телефона, уверенно набрал номер и когда на другом конце провода ответили, сказал всего одну фразу. Затем положил трубку и коротко рассмеялся, не преминув с наслаждением громко и грязно выругаться.

Темно-синяя "тойота", в сопровождении новенькой "девятки", цвета "мокрый асфальт", со скоростью сто сорок километров в час неслась по шоссе в направлении Белоярска. На лобовых стеклах обоих машин, скользя по ним гладкой, упругой резиной, мелькали дворники, разбрасывая в стороны мелкий, мокрый снег.

– Совсем очумел, – недовольно, сквозь стиснутые зубы, проворчал водитель "девятки". – Дорога, как мыло. Навернемся – совками нечего собирать будет.

Трое пасажиров вслух никак не отреагировали на его реплику, но по их лицам можно было без труда догадаться: что ночная гонка по мокрому, темному шоссе оптимизма им тоже не добавляет.

В дальнем свете фар идущей впереди машины показался пост ГАИ.

Сидевший рядом с водителем "тойоты" пассажир криво ухмыльнулся:

– Стоят "доярки", – сказал с презрением. – Тормози, нам сейчас с ними не резон цапаться.

Водитель кивнул и нажал на тормоза, к тому же увидев выходящего к дороге и медленно, лениво поднимающего светящийся жезл, гаишника. Нога привычно скользнула на педаль тормоза...

Артемьев вскипятил воду и уже взялся за чайник, когда до его слуха донеслись крики и ругань. Спустя мгновение, дверь резко распахнулась и на пороге кабинета возник огромный бугай, в растегнутой кожаной куртке, с ног до головы заляпанный грязью и перемазанный кровью. Глаза его бешенно сверкали, губы тряслись. За мощной спиной теснились похожие на него обличьем, как близнецы-братья, такие же молодые люди. С минуту Георгий Степанович изумленно таращился на представшую пред ним делегацию. Вперед протолкалась молоденькая, хрупкая дежурная медсестра и дрогнувшим голосом, на грани истерики, закричала:

– Георгий Степанович, у них оружие!

Бугай, как пушинку отшвырнул ее с дороги и шагнул к Артемьеву. Глаза нейрохирурга потемнели.

– Сударь, потрудитесь извиниться перед дамой и выйти вон отсюда! произнес он тихо, но с такой непередаваемой интонацией, что парень оторопел и попятился. Однако, его замешательство длилось несколько секунд. Он приподнял брови, оттопырил губы и с угрозой захрипел:

– Ты перед кем возникаешь, коз-з-зява?!! Да я тебя щас...

Артемьев с яростью грохнул перед собой на стол чайник. Крышка отлетела и из отверстия повалил густой пар. Это произвело должное впечатление.

– Еще один шаг и вы надолго станете пациентом моего коллеги с нижнего этажа, – хлоднокровно проговорил он. – Хотя... я – не сторонник подобных методов, но, видите ли, сударь, бывают иногда ситуации...

– А... что на нижнем... этаже? – тупо спросил парень.

– Ожоговое отделение, – четко ответил Артемьев и, не давая ему опомниться, быстро спросил: – Кто пострадавший?

– Там... в коридоре... – выдавил качок.

– Так какого, простите, рожна вы мне здесь гнилой базар устроили?!! рявкнул Артемьев, стремительно выходя из-за стола.

Парень при этих словах впал в состояние прострации. Открыв рот, выпучив глаза, он молча смотрел на доктора. Тот, проходя, не отказал себе в удовольствии резко его толкнуть.

– Посторонитесь! И вообще, не мешайте работать! – И кивком пригласил следовать за собой вздрагивающую от страха медсестру.

В коридоре на каталке лежал немолодой уже человек, все лицо которого представляло собой одну сплошную рану. Артемьев привычно нащупал пульс, приоткрыл дряблые веки, мельком пролистал лежавшую сверху историю болезни.

– Какого черта его привезли в отделение?! – Он повернулся к медсестре: – Лариса, зови санитаров, быстро поднимайте его в операционную! – И, наклонившись к ней, шепотом добавил: – Запомни раз и навсегда: никогда не выказывай слабость перед сильным. Тем более, если сильный, к тому же, еще и взрослый, сформировавшийся дебил.

Медсестра кивнула и оглянулась на дверь кабинета, из которой гурьбой вывалились возбужденные братки.

– Кто позволил входить в хирургическое отделение без халата?! сатанея от собственной храбрости, не своим голосом закричала она. Да так, что братки невольно втянули голову в плечи, а Артемьев испуганно вздрогнул.

– Доктор, – выступил вперед один из них, – вы нас извините. – Он повернулся к Ларисе: – Мы это... уйдем, извините. Только, доктор, вы уж, пожалуйста, постарайтесь... Если что надо, только скажите... лекарства там, еще чего. В долгу, ей-Богу, не останемся. Но его вытащите. – Он бросил испуганный и почтительный взгляд на лежащего на каталке: – это же сам... Рысь!

– Вы, часом, сударь, не с ветлечебницей нас перепутали? – ехидно осведомился Артемьев, но тут же грозно глянул из-под нахмуренных бровей:

– Я же ясно выразился: вы мешаете работать!

– Все, все, доктор, – парень примирительно поднял обе руки. – Где нам подождать?

– Лучше на первом этаже, в вестибюле.

– А долго его будут оперировать? – подал голос еще один, но, увидев потемневшие от гнева глаза Артемьева, счел за лучшее тут же замолчать и спрятаться за спины товарищей.

Уже под утро, когда серый рассвет занавесил окна, Георгий Степанович, размывшись и едва держась на ногах от усталости, спустился в свое отделение. Он прошел в палату интенсивной терапии, куда из операционной поместили новичка. Некоторое время молча рассматривал еще не пришедшего в себя после наркоза пациента. Потом присел к столу, заполнил лист индивидуальных назначений и, подперев голову рукой, с улыбкой взглянул на медсестру:

– Лариса, Анна Федоровна на днях в декретный отпуск уходит. Ты не хочешь старшей сестрой поработать?

– Да я же всего восемь лет у вас, Георгий Степанович! – отчего-то покраснев, удивленно воскликнула она.

– Лариса, старшая медсестра – это не Генеральный секретарь ЦК КПСС. Здесь, как раз молодые, расторопные и грамотные нужны. В коллективе, насколько я знаю, тебя любят...

– Георгий Степанович, не смогу я, честное слово, – умоляюще протянула она. – И потом, мне здесь нравится, в интенсивке. Живые люди, движение какое-то, а там – одни бумажки и отчеты.

– Насчет движения, ты верно подметила, – его глаза озорно сверкнули. Мы с тобой сегодня чуть под паровоз не попали. Да и вся смена дежурная.

Лариса, зажав рот, прыснула в кулачок.

– И не говорите! Я даже после фталазол выпила, – доверительно сообщила она. – А девчонки до сих пор валерианкой отпаиваются. Эти бугаи как ввалились всей гоп-компанией: пистолетами размахивают, орут, кричат, глаза бешенные. Мы с Василием Семеновичем сначала подумали – наркоманы.

– Кстати, где они? – оживился Артемьев.

– Сидят, как мышки, в холле на первом этаже. Милиция и гаишники – там же. – Лариса понизила голос почти до шепота: – Все, вроде, спокойные, но, кажется, спичку вытяни – полыхнет так, мало никому не будет. – Она помолчала и решилась: – Георгий Степанович, а про того парня ничего не слышно?

– А что? – моментально вскинулся нейрохирург, но, внимательно взглянув на Ларису, покачал головой: – Так-так, понятно... Понравился?

Она низко опустила голову и Артемьев увидел, как на журнал "Передача смен" упали две крупные капли.

– Вот тебе раз, – пробормотал сконфуженно. Бережно взял ее за руку: Ну, перестань... Ты – молодая, красивая. Вон сколько молодых ребят из мединститута тебе прохода не дают. – Его голос наполнился горечью и болью: – Ларочка, он ведь никогда не будет... полностью здоров, у него -страшное будущее.

Она подняла заплаканное лицо и он невольно отпрянул: столько в нем было решимости и какой-то фанатичной веры. Сглатывая ком в горле, Лариса уверенно проговорила:

– Он будет здоров, Георгий Степанович! Обязательно будет! – но тут же сникла: – Только где его искать теперь?

Артемьев сжался, вдруг именно в эту минуту осознав, какую непростительную, недопустимую и, возможно, роковую ошибку совершил.

"А если, не дай Бог, он умрет?! – подумал, чувствуя, как его накрывает волна холодного, парализующего ужаса. – Как мне вообще пришла в голову эта авантюра?! И... как она, в конечном итоге, могла состояться?!"

– Лариса, – презирая и ненавидя себя за ложь и безрассудство, через силу выдавил Артемьев, – если ты будешь думать о нем хорошее, ему непременно повезет.

Он постарался, чтобы голос прозвучал убедительно и твердо. Но про себя подумал: "Надо, не откладывая, срочно ехать к Ерофею. И как-то из этой ситуации выбираться. Обратного пути, естественно, быть не может. Но какой-то выход должен же?!! Выход... Господи! Я совсем забыл о Наташе!.."

Георгий Степанович поднялся. Ласково, но неловко, погладил Ларису по плечу и, растерянно попрощавшись, медленно, сомнамбулой побрел по коридору.

В кабинете на столе разрывался телефон. Он нехотя поднял трубку, ощутив непреодолимое желание послать всех к черту.

– Георгий Степанович, – послышался в трубке осторожный голос Валуева, дежурного врача из приемного покоя, – с вами хотят побеседовать друзья прооперированного и... – он замялся; послышались неразборчивый шепот и возня...

Вдруг из трубки пророкотал незнакомый голос, с властными нотками:

– Вы – доктор Артемьев?

– Да, – кратко ответил он.

– Когда можно побеседовать с Мухиным?

– С кем имею честь говорить?

– Давно закончилась операция? – не ответив, нетерпеливо и требовательно провещал голос. – Здесь который час вас дожидаются сотрудники милиции...

– У них тоже проблемы с головой и требуется помощь нейрохирурга?

– У них проблемы с прооперированным вами пациентом! – грубо ответил незнакомый абонент.

– У меня к вам огромная просьба... – ласково прошелестел голос Артемьева.

– Слушаю, – ответили настороженно.

– ... Операция закончилась блестяще. А вам всем... – он выдержал выразительную паузу и когда понял, что нетерпение собеседника на пределе, с чувством, громко выдал: – А вам всем я был бы крайне признателен, если бы вы сию минуту, незамедлительно, отправились к чертовой матери!!! – И с огромным удовлетворением положил трубку.

– Как там говорил товарищ ст. сержант Приходько, Игорь Васильевич? Отморозки? Кажется, в одного из них я постепенно и превращаюсь, – с деланным ужасом заметил вслух Артемьев. – О, времена, о, нравы!...

Глава тринадцатая

Под навесом, в ожидании транспорта, скопилось достаточно людей. Капитолина, заслонившись воротником пальто от ветра, стояла в стороне, нетерпеливо поглядывая на дорогу и вскольз – на часы.

"Совсем обнаглела, – корила она себя. – Повесила на Веру всю домашнюю работу: готовку, стирку, глажку, еще и Женьку по утрам в садик водить. Хороша, мамашка, ничего не скажешь! Нет, надо заканчивать с этой вселенской скорбью... – Но на глаза выступили слезы. – Не смей плакать! – приказала себе жестко, сглатывая шершавый, перехвативший дыхание, ком в горле. – Его уже, все-равно, не вернешь. – Она закрыла глаза и сжала зубы. – Даже попрощаться нельзя было. Говорила же, дураку, бросай это золото, нам и так до старости хватит. Живут люди и хуже – не умирают..."

" -... Остров куплю и твоим именем назову. Где-нибудь в Индийском океане... Чтобы ни снега, ни морозов. Только песок, пальмы, солнце и океан. Ты будешь Робинзоном, а я – твоим Пятницей...

– А Женька? Ты забыл о Женьке.

– Он у нас будет – Маугли. Маленький такой Маугленок..."

У Капитолины задрожали губы, на глаза вновь выступили слезы.

"Женя-Женечка... – подумала с тоской. – Поздно, ты, про острова вспомнил. Оставил нас с малым одних... на необитаемом острове, а сам... Господи, какое страшное слово – навсегда! Пусть про него все, что угодно говорят, я-то его любила и он меня. Ведь поклялся же бросить все и уехать с нами, даже Верунчика согласился с собой взять."

"-... Капелька, я такую бомбу откопал! Мне за нее все грехи земные Бог спишет. Дай мне всего один день, обезврежу эту заразу и ка-а-ак завалимся все вместе... Знаешь, есть у меня на примете мужик один, в тайге живет. К нему и подадимся. И катись оно к черту, это золото! Не притронусь, клянусь тебе!.."

"Что же он за "бомбу" откопал? За неделю человек переменился. Разве может такое быть? С Женей?!! С Горынычем?!! Стоп! Как же я раньше, дура, не догадалась... Надо срочно найти бумажку, по которой он мне в архиве и в хранилище материалы заказывал..."

Толпа на остановке одобрительно зашумела. Подошел автобус и Капитолина вместе со всеми "пошла на штурм", так как опаздывала на работу по всем мыслимым и немыслемым параметрам. Ей удалось втиснуться в последнюю минуту, с жестким напором подтолкнув стоящего на последней ступеньке мужчину. Тот повернул голову и, глядя на нее сверху вниз, с улыбкой восхищенно проговорил:

– Да, есть еще женщины в русских селеньях!

– Извините, – пробормотала она смущенно.

Двери со скрежетом закрылись и автобус, переваливаясь с боку на бок, грозя вот-вот развалиться, покатил по дороге, трамбуя, прессуя в своей, казалось, безразмерной утробе слипшиеся человеческие тела.

– "Ленинградская" выходят? – раздался, усиленный микрофоном, голос водителя.

– Не-ет! – послышались крики со всех сторон.

– "Бутина"?

– Давай, жми дальше! – закричали молодые, веселые парни из середины автобуса.

– "Бутина", остановите, пожалуйста.

Автобус набрал скорость. Проехали "Ленинградскую".

– "Бутина" остановите...

– Две остановки пройти не могут! – послышались упреки со всех сторон.

– Вон сколько маршрутов, нет, в этот лезут!

– Чего вам, старичью, дома не сидится-то?!

–Езжай до конечной! – разошлись, веселясь, молодые парни. – Потопают пешочком – здоровее будут!

Сухонькая, маленького роста, сгорбленная старушка, с выбившимися из-под пухового платка седыми прядками, попыталась пробиться к выходу. Но парни мощными телами оттерли ее в середину.

– Куда, мать, торопишься? Давай покатаемся! – неестественно громко захохотали они.

– У меня ноги больные, тяжело ходить, – попыталась образумить их она. Голос ее предатальски дрогнул.

– Так сидела бы дома! – вновь послышались возмущенные голоса.

– Прекратите издевательства! Остановите автобус на "Бутина"!

Капитолина неволно вздрогнула, так как громкий, властный голос прозвучал совсем рядом. Он принадлежал стоявшему впереди мужчине.

В автобусе мгновенно стало тихо.

– Водитель! Остановку на "Бутина"! – требовательно повторил он.

– А ты кто такой?! – нагло ощерился один из молодых парней. Всего в их компании было четверо. – Контролер-затейник?

– Закрой пасть, сопляк! – еле сдерживая ярость, проговорил мужчина.

– Чего пристали к молодому человеку?

– Да высадить его и дело с концом! – Послышалось несколько голосов.

–Чево-о-о?!! – пророкотал парень, почувствовав поддержку. – Он отпихнул старушку и вплотную придвинулся к мужчине: – Щас выйдем, я тебе покажу, кто из нас – сопляк! Эй, водила, тормози! – крикнул он.

– Саша, высаживай их к чертовой матери! – визгливо проорала кондуктор.

Автобус начал тормозить и пассажиры невольно по инерции подались вперед. В образовавшийся просвет Капитолина увидела, как парень медленно вытаскивает из кармана нож. Визг тормозов совпал со звуком щелчка и одновременно выбросилось узкое, длинное лезвие. Последующее произошло настолько быстро, что она даже не успела его осознать. Упершись спиной в створки еще закрытых дверей, Капитолина с силой оттолкнулась и, рванувшись вперед, слегка наклонившись, впилась зубами в руку, держащую нож. В ту же секунду пассажиры содрогнулись от дикого, матерного воя. Глухо звякая по ступенькам, нож упал и остался лежать у ее ног. Она отшатнулась, чувствуя во рту соленый привкус крови. Их взгляды встретились и парень внезапно захлебнулся, будто у него враз сели голосовые связки. Он побледнел и на миг ей показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Мужчина, которому предназначался удар, тоже обернулся и... отпрянул, ибо лицо стоявшей сзади него женщины вполне укладывалось в классические рамки фильма ужасов: бледное, с безумными, широко открытыми зелеными глазами, пустыми и одновременно дикими, трепещущие крылья носа и... рот – страшный, оскаленный, в капельках крови.

– Уби-и-и-или-и-и!!! – заверещал чей-то истошный, женский голос.

И в автобусе начался Апокалипсис...

По счастливому стечению обстоятельств, закончился он через метров триста, у районного отделения милиции. Когда автобус остановился, парень и его дружки, опомнившись, кинулись, расталкивая людей, к передним дверям. Но водитель оказался проворнее: выскочив, он моментально закрыл двери и, нелепо размахивая руками, ринулся ко входу в отделение, громко крича:

– Убийство! В автобусе убийца!

Парень, поняв, что оказался в ловушке, попытался прорваться назад, развернулся и тут же почувствовал, как запястья рук сжали стальные тиски. Он вскинул голову и встретил направленный на него в упор беспощадный взгляд.

– И даже не думай! – тихо, но твердо проговорил уже знакомый ему мужчина. – Я тебя кончу прямо здесь. Без суда.

В живот парня уперлось что-то длинное и твердое. Он медленно опустил глаза вниз...

– Стоять! Смотреть в глаза! – рявкнул мужчина и парень обмяк...

... Зазвонил телефон. Капитан Добровольский метнулся к столу, схватил трубку, выслушал и кратко бросил:

– Добро, Саня. Спасибо! – Придирчивым взглядом окинул кабинет: – Идет, ребята! Приготовились...

Дверь распахнулась. Застывший на пороге майор Иволгин оказался оглушен громом аплодисментов. "Убойная" опергруппа, в полном составе, приветствовала своего начальника. Петр Андреевич, не сдержав улыбку, вошел в кабинет, прикрывая дверь.

– Чего ржете?! – спросил с напускной грубоватостью, оглядывая довольные лица коллег.

– Так ить, не кажный день "убивцев" ловим "на палец"! – ехидно откликнулся Алексей. – Андреич, ты точно палец ему в живот упер? Може... че другое? – глаза его дурашливо и, вместе с тем, нагловато поблескивали.

Сотрудники опергруппы, не сдержавшись, зашлись от хохота. Иволгин, засмеявшись, только махнул рукой и, проходя к столу, небрежно заметил:

– Ладно, па-аца-а-аны, с меня – лимонад!

– Ага, ты нас еще в детское кафе своди и по мороженому купи! – с обидой выдал Добровольский.

– Забудьте, – стал серьезным Петр Андреевич. Но заметив поскучневшие лица ребят, сжалился: – До вечера – забудьте. Если честно, мне не вам, а той девахе ящик шампанского выставлять надо. Не она бы, пить вам на моих похоронах, тьфу-тьфу! – он суеверно постучал по столу. Затем, поежившись, продолжал: – Но иметь такую жену, упаси меня, Бог! Лицо – белое, глазищи во! – для достоверности он выпучил свои и растянул их пальцами. – И рот – в крови.

– Как же ты ее упустил, Петр Андреевич? – спросил Саша Костиков, один из оперов.

Иволгин разочарованно прищелкнул языком:

– Фраернулся малость. Пока этих уродов вязали, она и – тю-тю.. – Он помолчал и вдруг с гримасой разочарования и недовольства выпалил: – А, вообще, скажу я вам, в паскудное время мы живем! Почитаешь прессу, посмотришь телевизор, такое впечатление, хуже нас, ментов, больше и нет. Но видели бы вы сегодня эти рожи в автобусе! Зверинец, а не люди. Ради одной паршивой остановки готовы были старуху живьем сожрать. Я ехал и прямо нутром чуял, как они чавкают! А ведь у каждого, наверное, по паре дочек-сыночков, тоже где-то и кого-то чавкающих. Или готовых к этому первобытному процессу. Так чего они от нас хотят?!! – взъерепенился он, вскочив из-за стола и заметавшись по кабинету. – Порядка? Защиты? Но милиция не может навести порядок в мозгах у людей и защитить их гнилое нутро от самих себя! – Иволгин вернулся к столу, сел и с какой-то неизбывной тоской оглядел своих коллег: – И, знаете, ребята, что самое страшное? Вся эта гниль уже в крови у нас, от рождения. Ну, почему другие народы, как зубы коренные, друг за друга держатся? А мы – по головам, по головам, по головам, да все топориком норовим. Я вот думаю, бабку из-за остановки чуть не загрызли. А если, не дай Бог, война? Катастрофа какая?..

– Ну, нагнал страху, Андреич, – нервно хохотнул Добровольский. Может, кто и по головам, а нам, товарищ майор, как всегда в оцеплении стоять.

– А мы, Леша, давно в нем стоим. Только, знаешь, фокус в чем? Иволгин глянул остро из-под насупленных бровей: – Лупить нас почему-то стали в последнее время с обеих сторон. Не поймешь, кого от кого "отцепляем".

В кабинете повисла неловкая тишина. Таким своего начальника подчиненные редко видели.

– Ладно, проехали, – Петр Андреевич энергично потер ладонями лицо и обратился к Алексею: – Рассказывай, лягушка-путещественница, как там дела в столице?

Все облегченно вздохнули и настроились на рабочий лад. Добровольский раскрыл принесенную с собой папку и, переложив несколько листков, начал докладывать.

– Начнем с папы. Артемьев Степан Макарович, 18.. года рождения. Член, сначала РСДРП, потом ВКП(б) и, наконец, КПСС – аж с 1905 года. Партийная кличка была неизменной – "Тень". Выполнял особо важные поручения партии, связанные, в основном, с терактами и экспроприациями. Одно время, якобы, сочувствовал эсерам, но этот факт – спорный. Активный участник революций, гражданской и Великой Отечественной войн. Некоторое время был военным советником в Испании. Чем конкретно занимался – неизвестно...

– Серьезный дядька, – не удержался Саша Костиков.

– Образование. – продолжал Добровольский. – В 19.. году с отличием закончил Военно-медицинскую академию в Санкт-Петербурге по специальности "эпидемиология". Будучи студентом, в 1910 году находился в составе экспедиции русских врачей, выезжавших в Харбин в связи с эпидемией чумы. Заболел, чуть не умер... – Алексей поднял голову и внимательно оглядел коллег: – Внимание, щас птичка вылетит! Близким другом Артемьева, еще со студенческой скамьи, был... – он сделал эффектную паузу: – Кто бы вы думали? Ни больше , ни меньше – князь Рубецкой Сергей Михайлович! Именно он его и спас...

– А сам?! – нетерпеливо выпалил Иволгин.

– Кто его знает? – пожал плечами Алексей.

– Спасся, – тихо проговорил Игорь Приходько.

Все тут же с интересом посмотрели на него. Он смутился и покраснел.

– Да что, ты, как красна-девица, ей-Богу! – не выдержал майор. Откуда знаешь, что он не погиб?

– Я недавно в музее декабристов был...

– Ну, ну, не тяни, Гоша! – Иволгин нетерпеливо заерзал в кресле.

– Я и говорю, был, значит, в музее. Там про Сергея Михайловича все сказано. Он в гражданскую в Париж уехал, а потом в Канаду перебрался. Стал известным ученым. Он еще это... лауреат... – Игорь наморщил лоб: – Премия есть... Во, Нобелевская! Он ее получил за какие-то работы в области... Вообщем, что-то с микробами связанное.

– Значит, Рубецкой... – задумчиво проговорил Иволгин. – Так, ладно. Леша, что там еще по генерал-майору?

– Про войну рассказывать? – Добровольский скорчил недовольную гримасу.

– Ближе к нашему времени давай, – махнул рукой Петр Андреевич.

– Вообщем, после Парада Победы, а он был его участником, Артемьев срочно отбыл на Дальний Восток. В личном деле, начиная с июля сорок пятого и вплоть до марта пятьдесят третьего года, никаких названий воинских соединений. Есть только одна строчка... – Он быстро пролистал свои бумаги: – Ага, вот: "Проходил службу в в/ч 1985-"Д". Все. Дальше – пусто, как-будто человека и не существовало. В графе "последнее воинское звание" стоит генерал-майор, а "последнее место службы", простенько и со вкусом – ЗабВО. Но... Щас не просто птичка вылетит, а целый птеродактиль! Есть в личном деле Степана Макаровича пара интересных бумаг.

В одной из них речь идет о ликвидации в/ч 1985-"Д". И подписана она, кроме Артемьева, еще и вездесущим и неугомонным застрельщиком построения социализма – не ко дню будь помянут! – дорогим товарищем Лаврентием Павлычем.

– Как же Артемьев живой остался под чутким руководством Лаврентия Павловича, имея в активе князя-эмигранта, да еще и до генерал-майора дослужился? – недоверчиво поинтересовался Костиков.

– Умный был очень, дорогой Сашенька, потому и остался, и дослужился, веско заметил Алексей.

– В жизни чаще, как раз умные – не остаются и не дослуживаются, – в тон ему ответил Костиков.

– Ну прямо крик души! – не преминул съехидничать Алексей и, обращаясь к Иволгину, проговорил: – Примите к сведению, гражданин начальник: зажимаете подчиненных... очень умных.

– Потом выясните судьбу гениев, – недовольно поморщился Иволгин. Вторая бумага о чем?

– Вторая еще интереснее. Это копия докладной записки на имя Сталина. В ней Артемьев сообщает, что операция "Руно" завершена и – читаю дословно: "... фактор "ЯЗОН" введен в действие."

– Что за фактор? – удивленно поднял брови Иволгин.

– Понятия не имею, – откликнулся Алексей.

Петр Андреевич задумчиво потер переносицу:

– Чертовщина какая-то! Ладно, с этим у нас еще будет время разобраться. А теперь немедленно надо доставить сюда Артемьева. – Он решительно поднялся: – Леша, Саша – вы к нему домой, а мы с Игорем подскочим в больницу. С этим "мил человеком" не мешает иногда подстраховаться. – И совсем тихо пробурчал: – Никогда не знаешь, шо энти антеллигенты выкинут...

Глава четырнадцатая

В общей суматохе у отделения милиции Капитолина пришла в себя. Оглядевшись и видя, что никто не проявляет к ней интерес, посчитала за лучшее быстро ретироваться. Завернув за угол, смела перчаткой снег с ограды и хватанула ртом целый комок. Взглянув на руку, заметила белые хлопья, кое-где окрашенные кровью, и почувствовала подкатившую к горлу тошноту. Она опрометью кинулась к расположенному рядом скверу. Рвало ее долго и мучительно.

" Ну почему я такая дура? – думала с жалостью к себе, собирая с веток чистый снег, снова и снова судорожно давясь им, внутренне содрагаясь от отвращения и брезгливости. Казалось, соленый и теплый привкус человеческой крови не исчезнет никогда. – Как дикая собака накинулась. И вся жизнь моя дикая. А я и вовсе полоумной сделалась. Ну что я вечно в идиотские истории влипаю?!! И на работу, конечно, безнадежно опоздала..."