Текст книги "Г. Гаррисон, Р. Шекли: Сборник научно–фантастических произведений"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 67 страниц)

– Смотри не расшиби аппарат, – предостерег Мориней, – это государственное имущество.

– Ты славный малый, – сказал Флинн лошади. – Ты умница.

Лошадь поднялась на ноги и улыбнулась.

– Увидимся в лагере, – сказал Флинн и направил своего коня к холму.

– Погоди минутку, – сказал Мориней. Хмуро поглядел на Флинна, потом поманил вторую лошадь. – Поди сюда, друг.

Лошадь опустилась подле него на колени, и он уселся верхом.

Минуту–другую они на пробу ездили кругами. Лошади повиновались каждому прикосновению. Их широкие спины оказались на диво удобными. Одна красная с золотом пичужка опустилась на плечо Флинна.

– Ого, вот это жизнь, – сказал Флинн и похлопал своего коня по шелковистый шее. – Давай к лагерю, Мориней, кто доскачет первым.

– Давай, – согласился Мориней.

Но как ни подбадривали они коней, те не желали переходить на рысь и двигались самым неспешным шагом.

Килпеппер сидел на корточках возле корабля и наблюдал за работой Эреймика. Лингвист был человек терпеливый. Его сестры всегда удивлялись братнину терпению. Коллеги неизменно воздавали хвалу этому его достоинству, а в годы, когда он преподавал, его за это ценили студенты. И теперь ему понадобились все запасы выдержки, накопленные за шестнадцать лет.

– Хорошо, попробуем еще раз, – сказал Эреймик спокойнейшим тоном. Перелистал «Разговорник для общения с инопланетянами второго уровня разумности» (он сам же и составил этот разговорник), нашел нужную страницу и показал на чертеж.

Животное, сидящее рядом с Эреймиком, походило на невообразимую помесь бурундука с гималайским медведем пандой. Одним глазом оно покосилось на чертеж. Другой глаз нелепо вращался в глазнице.

– Планета, – сказал Эреймик и показал пальцем. – Планета.

Подошел Симмонс.

– Извините, капитан, я хотел бы тут поставить рентгеновский аппарат.

– Пожалуйста.

Килпеппер подвинулся, освобождая биологу место для его снаряжения.

– Планета, – повторил Эреймик.

– Элам вессел холам крам, – приветливо промолвил бурундук–панда.

Черт подери, у них есть язык. Они произносят звуки, несомненно что–то означающие. Стало быть, надо только найти почву для взаимопонимания. Овладели ли они простейшими отвлеченными понятиями? Эреймик отложил книжку и показал пальцем на бурундука–панду.

– Животное, – сказал он и посмотрел выжидательно.

– Придержи его, чтоб не шевелился, – попросил Симмонс и навел на туземца рентгеновский аппарат. – Вот так, хорошо. Еще несколько снимков.

– Животное, – с надеждой повторил Эреймик.

– Ифул бифул бокс, – сказало животное. – Хофул тофул локс, рамадан, самдуран, ифул бифул бокс.

Терпенье, напомнил себе Эреймик. Держаться уверенно. Бодрее. Не падать духом.

Он взял другой справочник. Этот назывался «Разговорник для общения с инопланетянами первого уровня разумности».

Он отыскал нужную страницу и отложил книжку. С улыбкой поднял указательный палец.

– Один, – сказал он.

Животное подалось вперед и понюхало палец. Эреймик хмуро улыбнулся, выставил второй палец.

– Два, – сказал он. И, выставив третий палец: – Три.

– Углекс, – неожиданно заявило животное.

Так они обозначают число «один»?

– Один, – еще раз сказал Эреймик и опять, покачал указательным пальцем.

– Вересеревеф, – благодушно улыбаясь, ответило животное. Неужели это – еще одно обозначение числа «один»?

– Один, – снова сказал Эреймик.

– Севеф хевеф улуд крам, араган, билиган, хомус драм, – запел бурундук–панда.

Потом поглядел на трепыхающиеся под ветерком страницы «Разговорника» и опять перевел взгляд на лингвиста, который с замечательным терпением подавил в себе желание придушить этого зверя на месте.

Когда вернулись Мориней с Флинном, озадаченный капитан Килпеппер стал разбираться в их отчете. Пересмотрел фотографии, старательно, в подробностях изучал каждую.

Металлическая колонна – круглая, гладкая, явно искусственного происхождения. От народа, способного сработать и воздвигнуть такую штуку, можно ждать неприятностей. Крупных неприятностей.

Но кто поставил здесь эту колонну? Уж, конечно, не веселое глупое зверье, которое вертится вокруг корабля.

– Так вы говорите, вершина колонны скрыта в облаках? – переспросил Килпеппер.

– Да, сэр, – сказал Мориней. – Этот чертов шест, наверно, вышиной в целую милю.

– Возвращайтесь туда, – распорядился капитан. – Возьмите с собой радар. Возьмите, что надо для инфракрасной съемки. Мне нужен снимок верха этой колонны. Я хочу знать точно, какой она вышины и что там наверху. Да побыстрей.

Флинн и Мориней вышли из рубки.

Килпеппер с минуту рассматривал еще не просохшие снимки, потом отложил их. Одолеваемый смутными опасениями, прошел в корабельную лабораторию. Какая–то бессмысленная планета, вот что тревожно. На горьком опыте Килпеппер давно убедился: во всем на свете есть та или иная система. Если ее вовремя не обнаружишь, тем хуже для тебя.

Бактериолог Моррисон был малорослый унылый человечек. Сейчас он казался просто придатком к своему микроскопу.

– Что–нибудь обнаружили? – спросил Килпеппер. Моррисон поднял голову, прищурился и замигал.

– Обнаружил полное отсутствие кое–чего, – сказал он. – Обнаружил отсутствие черт знает какой прорвы кое–чего.

– То есть?

– Я исследовал образцы цветов, – сказал Моррисон, – и образцы почвы, брал пробы воды. Пока ничего определенного, но наберитесь храбрости.

– Набрался. А в чем дело?

– На всей планете нет никаких бактерий.

– Вот как? – только и нашелся сказать капитан. Новость не показалась ему такой уж потрясающей. Но по лицу и тону бактериолога можно было подумать, будто вся планета состоит из зеленого сыра.

– Да, вот так. Вода в ручье чище дистиллированной. Почва на этой планете стерильней прокипяченного скальпеля. Единственные микроорганизмы – те, что привезли с собой мы. И они вымирают.

– Каким образом?

– В составе здешней атмосферы я нашел три дезинфицирующих вещества, и, наверно, есть еще десяток, которых я не обнаружил. То же с почвой и с водой. Вся планета стерилизована!

– Ну и ну, – сказал Килпеппер. Он не вполне оценил смысл этого сообщения. Его все еще одолевала тревога из–за стальной колонны. – А что это, по–вашему, означает?

– Рад, что вы спросили, – сказал Моррисон. – Да, я очень рад, что вы об этом спросили. А означает это просто–напросто, что такой планеты не существует.

– Бросьте.

– Я серьезно. Без микроорганизмов никакая жизнь невозможна. А здесь отсутствует важное звено жизненного цикла.

– Но планета, к несчастью, существует, – Килпеппер мягко повел рукой вокруг. – Есть у вас какие–нибудь другие теории?

– Да, но сперва я должен покончить со всеми образцами. Хотя кое–что я вам скажу, может быть, вы сами подберете этому объяснение.

– Ну–ка.

– Я не нашел на этой планете ни одного камешка. Строго говоря, это не моя область, но ведь каждый из нас, участников экспедиции, в какой–то мере мастер на все руки. Во всяком случае, я кое–что смыслю в геологии. Так вот, я нигде не видал ни единого камешка или булыжника. Самый маленький, по моим расчетам, весит около семи тонн.

– Что же это означает?

– А, вам тоже любопытно? – Моррисон улыбнулся. – Прошу извинить. Мне надо успеть до ужина закончить исследование образцов.

Перед самым заходом солнца проявлены были рентгеновские снимки всех животных. Капитана ждало еще одно странное открытие. От Моррисона он уже слышал, что планета, на которой они находятся, существовать не может. Теперь Симмонс заявил, что не могут существовать здешние животные.

– Вы только посмотрите на снимки, – сказал он Килпепперу. – Смотрите. Видите вы какие–нибудь внутренние органы?

– Я плохо разбираюсь в рентгеновских снимках.

– А вам и незачем разбираться. Просто смотрите.

На снимках видно было немного костей и два–три каких–то органа. На некоторых можно было различить следы нервной системы, но большинство животных словно бы состояло из однородного вещества.

– Такого внутреннего строения и на дождевого червя не хватит, – сказал Симмонс. – Невозможная упрощенность. Нет ничего, что соответствовало бы легким и сердцу. Нет кровообращения. Нет мозга. Нервной системы кот наплакал. А когда есть какие–то органы, в них не видно ни малейшего смысла.

– И ваш вывод…

– Эти животные не существуют, – весело сказал Симмонс. В нем было сильно чувство юмора, и мысль эта пришлась ему по вкусу. Забавно будет напечатать научную статью о несуществующем животном.

Мимо, вполголоса ругаясь, шел Эреймик.

– Удалось разобраться в их наречии? – спросил Симмонс.

– Нет! – выкрикнул Эреймик, но тут же смутился и покраснел. – Извините. Я их проверял на всех уровнях разумности, вплоть до класса ББ–3. Это уровень развития амебы. И никакого отклика.

– Может у них совсем отсутствует мозг? – догадался Килпеппер.

– Нет. Они способны проделывать цирковые трюки, а для этого требуется некоторая степень разумности. И у них есть какое–то подобие речи и явная система рефлексов. Но что им ни говори, они не обращают на тебя внимания. Только и знают, что поют песенки.

– По–моему, всем нам надо поужинать, – сказал капитан. – И, пожалуй, не помешает глоток–другой подкрепляющего.

Подкрепляющего за ужином было вдоволь. После полудюжины глотков ученые несколько пришли в себя и смогли наконец рассмотреть кое–какие предположения. Они сопоставили полученные данные.

Установлено: туземцы – или животные – лишены внутренних органов, систем размножения и пищеварения. Налицо не менее трех дюжин разных видов, и каждый день появляются новые.

То же относится к растениям.

Установлено: планета свободна от каких–либо микробов – явление, из ряда вон выходящее – и сама себя поддерживает в состоянии стерильности.

Установлено: у туземцев имеется язык, но они явно не способны кого–либо ему научить. И сами не могут научиться чужому языку.

Установлено: нигде вокруг нет мелких или крупных камней.

Установлено: имеется гигантская стальная колонна высотой не меньше полумили, точнее удастся определить, когда будут проявлены новые снимки. Никаких следов машинной цивилизации не обнаружено, однако эта колонна явно продукт такой цивилизации. Стало быть, кто–то эту колонну сработал и здесь поставил.

– Сложите все факты вместе – и что у вас получится? – спросил Килпеппер.

– У меня есть теория, – сказал Моррисон. – Красивая теория. Хотите послушать?

Все сказали, что хотят, промолчал один Эреймик, он все еще маялся от того, что не сумел расшифровать язык туземцев.

– Как я понимаю, эта планета кем–то создана искусственно. Иначе не может быть. Ни одно племя не может развиться без бактерий. Планету создали существа, обладающие высочайшей культурой, те же, что воздвигли тут стальную колонну. Они сделали планету для этих животных.

– Зачем? – спросил Килпеппер.

– Вот в этом–то и красота, – мечтательно сказал Моррисон. – Чистый альтруизм. Поглядите на туземцев. Беззаботные, игривые. Не знают никакого насилия, свободны от каких–либо дурных привычек. Разве они не заслуживают отдельного мира? Мира, где им можно играть и резвиться и где всегда лето?

– И правда, очень красиво, – сказал Килпеппер, сдерживая усмешку. – Но…

– Здешний народ – напоминание, – продолжал Моррисон. – Весть всем, кто попадет на эту планету, что разумные существа могут жить в мире.

– У вашей теории есть одно уязвимое место, – возразил Симмонс. – Эти животные не могли развиться естественным путем. Вы видели рентгеновские снимки.

– Да, верно, – мечтатель в Моррисоне вступил в короткую борьбу с биологом и потерпел поражение. – Может быть, они роботы.

– Вот это, по–моему, и есть объяснение, – сказал Симмонс. – Как я понимаю, то же племя, которое создало стальную колонну, создало и этих животных. Это слуги, рабы. Знаете, они, пожалуй, даже думают, что мы и есть их хозяева.

– А куда девались настоящие хозяева? – спросил Моррисон.

– Почем я знаю, черт возьми? – сказал Симмонс.

– И где эти хозяева живут? – спросил Килпеппер. – Мы не обнаружили ничего похожего на жилье.

– Их цивилизация ушла так далеко вперед, что они не нуждаются в машинах и домах. Их жизнь непосредственно слита с природой.

– Тогда на что им слуги? – безжалостно спросил Моррисон. – И зачем они построили эту колонну?

В тот вечер готовы были новые снимки стальной колонны, и ученые жадно принялись их исследовать. Высота колонны оказалась около мили, вершину скрывали плотные облака. Наверху, по обе стороны, под прямым углом к колонне выдавались длинные, в восемьдесят пять футов выступы.

– Похоже на наблюдательный пункт, – сказал Симмонс.

– Что они могут наблюдать на такой высоте? – спросил Моррисон. – Там, кроме облаков, ничего не увидишь.

– Может быть, они любят смотреть на облака, – заметил Симмонс.

– Я иду спать, – с отвращением сказал капитан.

Наутро Килпеппер проснулся с ощущением: что–то неладно. Он оделся и вышел из корабля. Ветерок – и тот доносил какое–то неуловимое неблагополучие. Или просто разыгрались нервы?

Килпеппер покачал головой. Он доверял своим предчувствиям. Они означали, что у него в подсознании завершился некий ход рассуждений.

Возле корабля как будто все в порядке. И животные тут же, лениво бродят вокруг.

Килпеппер свирепо поглядел на них и обошел корабль кругом. Ученые уже взялись за работу, они пытались разгадать тайны планеты. Эреймик пробовал понять язык серебристо–зеленого зверька со скорбными глазами. В это утро зверек был необычайно вял. Он еле слышно бормотал свои песенки и не удостаивал Эреймика вниманием.

Килпепперу вспомнилась Цирцея. Может быть, это не животные, а люди, которых обратил в зверей какой–нибудь злой волшебник? Капитан отмахнулся от нелепой фантазии и пошел дальше.

Команда не замечала перемены по сравнению со вчерашним. Все пошли к водопаду купаться. Килпеппер отрядил двоих провести микроскопический анализ стальной колонны.

Колонна тревожила его больше всего. Ученых она, видно, нисколько не занимала, но капитан этому не удивлялся. У каждого свои заботы. Вполне понятно, что для лингвиста на первом месте язык здешнего народа, а ботаник ищет ключ к загадкам планеты в деревьях, приносящих несусветное разнообразие плодов.

Ну а сам–то он что думает? Капитан Килпеппер перебирал свои догадки. Ему необходима обобщающая теория. Есть же какая–то единая основа у всех этих непонятных явлений.

Какая тут подойдет теория? Почему на планете нет микробов? Почему нет камней? Почему, почему, почему? Наверняка всему есть более или менее простое объяснение. Оно почти уже нащупывается – но не до конца.

Капитан сел в тени корабля, прислонился к опоре и попробовал собраться с мыслями.

Около полудня к нему подошел Эреймик. И один за другим швырнул свои лингвистические справочники о бок корабля.

– Выдержка, – заметил Килпеппер.

– Я сдаюсь, – сказал Эреймик. – Эти скоты теперь уже вовсе не обращают на меня внимания. Они больше почти и не разговаривают. И перестали показывать фокусы.

Килпеппер поднялся и подошел к туземцам. Да, прежней живости как не бывало. Они слоняются вокруг, такие вялые, словно дошли до крайнего истощения.

Тут же стоит Симмонс и что–то помечает в записной книжке.

– Что случилось с нашим приятелями? – спросил Килпеппер.

– Не знаю, – сказал Симмонс. – Может быть, они были так возбуждены, что провели бессонную ночь.

Жирафопотам неожиданно сел. Медленно перевалился на бок и замер.

– Странно, – сказал Симмонс. – Я еще ни разу не видал, чтобы кто–нибудь из них лег.

Он нагнулся над упавшим животным, прислушался, не бьется ли сердце. И через несколько секунд выпрямился.

– Никаких признаков жизни, – сказал он.

Еще два зверька, покрытые блестящей черной шерстью, опрокинулись наземь.

– О господи, – кинулся к ним Симмонс. – Что же это делается?

– Боюсь, я знаю, в чем причина, – сказал, выходя из люка, Моррисон, он страшно побледнел. – Микробы. Капитан, я чувствую себя убийцей. Думаю, этих бедных зверей убили мы. Помните, я вам говорил, что на этой планете нет никаких микроорганизмов? А скольких мы сюда занесли! Бактерии так и хлынули от нас к новым хозяевам. А хозяева, не забудьте, лишены какой–либо сопротивляемости.

– Но вы же говорили, что в атмосфере содержатся разные обезвреживающие вещества?

– По–видимому, они действуют недостаточно быстро. – Моррисон наклонился и осмотрел одного зверька. – Я уверен, причина в этом.

Все остальные животные, сколько их было вокруг корабля, падали наземь и лежали без движения. Капитан Килпеппер тревожно озирался.

Подбежал, задыхаясь, один из команды. Он был еще мокрый после купания у водопада.

– Сэр, – задыхаясь, начал он. – Там у водопада… животные…

– Знаю, – сказал Килпеппер. – Верните людей сюда.

– И еще, сэр, – продолжал тот. – Водопад… понимаете, водопад…

– Ну–ну, договаривайте.

– Он остановился, сэр. Он больше не течет.

– Верните людей, живо!

Купальщик кинулся обратно к водопаду. Килпеппер огляделся по сторонам, он сам не знал, что высматривает. Вот стоит коричневый лес, там все тихо. Слишком тихо.

Кажется, он почти уже нашел разгадку…

Он вдруг осознал, что мягкий, ровный ветерок, который непрерывно овевал их с первой минуты высадки на планете, замер.

– Что за чертовщина, что такое происходит? – беспокойно произнес Симмонс.

Они направились к кораблю.

– Как будто солнце светит слабее? – прошептал Моррисон. Полной уверенности не было. До вечера еще очень далеко, но, казалось, солнечный свет и вправду меркнет.

От водопада спешили люди, поблескивали мокрые тела. По приказу капитана один за другим скрывались в корабле. Только ученые еще стояли у входного люка и осматривали затихшую округу.

– Что же мы натворили? – спросил Эреймик. От вида валяющихся замертво животных его пробирала дрожь.

По склону холма большими прыжками по высокой траве неслись те двое, что ходили к колонне – неслись так, будто за ними гнался сам дьявол.

– Ну, что еще? – спросил Килпеппер.

– Чертова колонна, сэр! – выговорил Мориней. – Она поворачивается! Этакая махина в милю вышиной, из металла неведомо какой крепости – и поворачивается!

– Что будем делать? – спросил Симмонс.

– Возвращаемся в корабль, – пробормотал Килпеппер.

Да, разгадка совсем близко. Ему нужно еще только одно небольшое доказательство. Еще только одно…

Все животные повскакали на ноги! Опять, трепеща крыльями, высоко взмыли красные с серебром птицы. Жирафопотам поднялся, фыркнул и пустился наутек. За ним побежали остальные. Из леса через луг хлынул поток невиданного, невообразимого зверья.

Все животные мчались на запад, прочь от землян.

– Быстрее в корабль! – закричал вдруг Килпеппер.

Вот она, разгадка. Теперь он знал что к чему и только надеялся, что успеет вовремя увести корабль подальше от этой планеты.

– Скорей, черт подери! Готовьте двигатели к пуску! – кричал он ошарашенным людям.

– Так ведь вокруг раскидано наше снаряжение, – возразил Симмонс. – Не понимаю, почему такая спешка…

– Стрелки, к орудиям! – рявкнул Килпеппер, подталкивая ученых к люку.

Внезапно на западе замаячили длинные тени.

– Капитан, но мы же еще не закончили исследования…

– Скажите спасибо, если останетесь живы, – сказал капитан, когда все вошли в корабль. – Вы что, еще не сообразили? Закрыть люк! Все закупорить наглухо!

– Вы имеете в виду вертящуюся колонну? – спросил Симмонс, он налетел в коридоре на Моррисона, споткнулся и едва не упал. – Что ж, надо думать, какой–то высокоразвитый народ…

– Эта вертящаяся колонна – ключ в боку планеты, – сказал Килпеппер, почти бегом направляясь к рубке. – Ключ, которым ее заводят. Так устроена вся планета. Животные, реки, ветер – у всего кончился завод.

Он торопливо задал автопилоту нужную орбиту.

– Пристегнитесь, – сказал он. – И соображайте. Место, где на ветках висят лакомые плоды. Где нет ни единого вредного микроба, где не споткнешься ни об единый камешек. Где полным–полно удивительных, забавных, ласковых зверюшек. Где все рассчитано на то, чтобы радовать и развлекать… Детская площадка!

Ученые во все глаза уставились на капитана.

– Эта колонна – заводной ключ. Когда мы, незваные, сюда заявились, завод кончился. Теперь кто–то сызнова заводит планету.

За иллюминатором по зеленому лугу на тысячи футов протянулись тени.

– Держитесь крепче, – сказал Килпеппер и нажал стартовую клавишу. – В отличие от игрушечных зверюшек я совсем не жажду встретиться с детками, которые здесь резвятся. А главное, я отнюдь не жажду встречаться с их родителями.

О ВЫСОКИХ МАТЕРИЯХ[66]66
  Печатается по изд.: «Вокруг света». 1983. № 10.


[Закрыть]

Мортонсон прогуливался тихо–мирно по безлюдным предгорьям Анд, никого не трогал, как вдруг его ошарашил громоподобный голос, исходивший, казалось, отовсюду и в то же время ниоткуда.

– Эй, ты! Ответь–ка, что в жизни главное?

Мортонсон замер на ходу, буквально оцепенел, его аж в испарину бросило: редкостная удача – общение с гостем из космоса, и теперь многое зависит от того, удачно ли ответит он на вопрос.

Присев на первый же подвернувшийся валун, Мортонсон проанализировал ситуацию. Задавший вопрос – кем бы он там ни был, этот космический гость, – наверняка догадывается, что Мортонсон – простой американец, понятия не имеет о главном в жизни. Поэтому в своем ответе надо скорее всего проявить понимание ограниченности земных возможностей, но следует отразить и осознание того, что со стороны гостя вполне естественно задавать такой вопрос разумным существам, в данном случае – человечеству, представителем которого случайно выступает Мортонсон, хоть плечи у него сутулые, нос шелушится от загара, рюкзак оранжевый, а пачка сигарет смята. С другой стороны, не исключено, что подоплека у вопроса совсем иная: вдруг, по мнению Пришельца, самому Мортонсону и впрямь кое–что известно насчет главного в жизни, и это свое прозрение он, Мортонсон, способен экспромтом изложить в лаконичной отточенной фразе. Впрочем, для экспромта вроде бы уж и время миновало. Привнести в ответ шутливую нотку? Объявить голосу «Главное в жизни – это когда голос с неба допрашивает тебя о главном в жизни!» И разразиться космическим хохотом. А вдруг тот скажет: «Да, такова сиюминутная действительность, но что же все–таки в жизни главное?» Так и останешься стоять с разинутым ртом, и в морду тебе шлепнется тухлое эктоплазменное яйцо: вопросивший подымет на смех твою самооценку, самомнение, самодовольство, бахвальство.

– Ну как там у тебя идут дела? – поинтересовался Голос.

– Да вот работаю над вашей задачкой, – доложил Мортонсон. – Вопросик–то трудный.

– Это уж точно, – поддержал Голос.

Ну, что же в этой поганой жизни главное? Мортонсон перебрал в уме кое–какие варианты. Главное в жизни – Его Величество Случай. Главное в жизни – хаос вперемешку с роком (недурно пущено, стоит запомнить). Главное в жизни – птичий щебет да ветра свист (очень мило). Главное в жизни – это когда материя проявляет любознательность (чьи это слова? Не Виктора ли Гюго?). Главное в жизни – то, что тебе вздумалось считать главным.

– Почти расщелкал, – обнадежил Мортонсон.

Досаднее всего сознавать, что можешь выдать неправильный ответ. Никого еще ни один колледж ничему не научил: нахватаешься только разных философских изречений. Беда лишь, стоит закрыть книгу – пиши пропало: сидишь ковыряешь в носу и мечтаешь невесть о чем.

А как отзовется пресса?

«Желторотый американец черпал из бездонного кладезя премудрости и после всего проявил позорную несостоятельность».

Лопух! Любому неприятно было бы угодить в подобный переплет. Но что же в жизни главное?

Мортонсон загасил сигарету и вспомнил, что она у него последняя. Тьфу! Только не отвлекаться! Главное в жизни – сомнение? Желание? Стремление к цели? Наслаждение?

Потерев лоб, Мортонсон громко, хоть и слегка дрожащим голосом, выговорил:

– Главное в жизни – воспламенение!

Воцарилась зловещая тишина. Выждав пристойный, по своим понятиям срок, Мортонсон спросил:

– Э–э, угадал я или нет?

– Воспламенение, – пророкотал возвышенный и могущественный Глас. – Чересчур длинно. Горение? Тоже длинновато. Огонь? Главное в жизни – огонь! Подходит!

– Я и имел в виду огонь, – вывернулся Мортонсон.

– Ты меня действительно выручил, – заверил Голос. – Ведь я прямо завяз на этом слове! А теперь помоги разобраться с 78–м по горизонтали. Отчество изобретателя бесфрикционного привода для звездолетов, четвертая буква Д. Вертится на языке, да вот никак не поймаю.

По словам Мортонсона, тут он повернулся кругом и пошел себе восвояси, подальше от неземного Гласа и от высоких материй.