Текст книги "Г. Гаррисон, Р. Шекли: Сборник научно–фантастических произведений"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 67 страниц)

С этим ироническим пожеланием чужак исчез. Кармоди нашел такую манеру странной, но эффектной.

Часть II. КУДА?

– Ну и ладно, – сказал Приз. – Будь, что будет. Надеюсь, мы в последний раз видели этого урода. Пошли к тебе домой, Кармоди!

– Прекрасная мысль! – сказал Кармоди. – Посланец, теперь я хочу домой.

– Естественное желание, – согласился Посланец. – И даже свидетельствует о правильной ориентировке. Я сказал бы даже, что вы должны отправиться домой и как можно скорее.

– Ну так и отправьте меня домой.

Посланец покачал головой.

– Это не мое дело. Я обязан только доставить вас сюда.

– Так чье же это дело?

– Ваше, Кармоди, – сказал Администратор.

Кармоди почувствовал, что тонет. Он начал понимать, почему тот Кармоди так легко отступился. Он сказал:

– Послушайте, мне совестно затруднять вас, но я же действительно нуждаюсь в помощи.

– Хорошо, – сказал Посланец. – Давайте координаты вашего дома и я доставлю вас.

– Координаты? Понятия не имею о координатах. Моя планета называется Землей.

– Пусть Земля, пусть Зеленый Сыр, безразлично. Если хотите, чтобы я помог, – нужны координаты.

– Но вы же там были, – сказал Кармоди. – Вы же прибыли на Землю и оттуда доставили меня.

– Это вам так только кажется, – сказал Посланец терпеливо. – На самом деле я просто отправился в точку, координаты которой дал мне Администратор, а он получил их от Лотерейного Компьютера. Вы там были, и я привел вас сюда.

– Можете доставить меня по тем же координатам?

– Могу и с величайшей легкостью, но вы не найдете там ничего. Галактика, знаете ли, не статична. В ней все движется: каждый предмет со своей скоростью и по своему пути.

– Можете вы вычислить новые координаты Земли?

– Я не могу сложить даже столбика цифр, – сказал Посланец гордо. – У меня другие таланты.

Кармоди обернулся к Администратору:

– А вы можете? Или Лотерейный Компьютер?

– Я тоже не мастер в сложении, – сказал Администратор.

– А я могу считать великолепно, – объявил Компьютер вкатываясь. – Но мои функции ограничены отбором выигравших в Лотерее и определением их местонахождения в пределах допустимой ошибки. Я установил ваше местонахождение – и потому вы здесь. Однако интересная теоретическая работа по изучению координат вашей планеты в данный момент мне противопоказана.

– Можете вы это сделать как личное одолжение? – взмолился Кармоди.

– Я не запрограммирован на одолжения, – возразил Компьютер. – Я не могу делать одолжения и искать вашу планету, как не могу зажарить яичницу или выпотрошить сверхновую звезду.

– Но кто–нибудь может мне помочь?

– Не отчаивайтесь, – сказал Администратор. – Есть «Служба Помощи Путникам», она все организует в единый миг. Я сам доставлю вас туда. Давайте координаты вашего дома.

– Но я их не знаю.

Последовало краткое молчание. Посланец прервал его:

– Кто же может знать ваш адрес, если вы сами не знаете? Эта Галактика, может, и не бесконечна, но все–таки достаточно велика, чтоб считаться практически бесконечной. Существо, не знающее своего Местожительства, не имеет права покидать свой дом.

– Но я понятия не имел о Местожительстве.

– Вы могли спросить.

– Мне в голову не приходило. Слушайте, вы должны помочь мне. Неужели так трудно выяснить, куда передвинулась моя планета?

– Это невероятно трудно, – сказал Администратор. – «Куда» – только одна из трех координат. Нам нужны еще две: «Когда» и «Которая». Мы называем их: «Три К» планеты.

– Мне нет дела, называйте хоть Зеленым Сыром, – внезапно взорвался Кармоди. – Как другие находят дорогу домой?

– Они используют свой наследственный инстинкт гнезда, – сказал Посланец.

– Откуда у него инстинкт гнезда? – вставил Приз негодующе. – Парень никогда не улетал с родной планеты.

– Справедливо. – Администратор устало вытер лицо. – Вот что получается, когда имеешь дело с низшими формами жизни. Будь проклята эта машина и ее благочестивые ошибки.

– Только одна на пять биллионов, – сказал Компьютер. – Честное слово, я не требую слишком многого.

– Никто не обвиняет вас, – вздохнул Администратор. – Никто никого не винит. Но мы должны решить, что же делать с ним. Может, мы просто прикончим его и предадим дело забвению?

– Эй–эй! – крикнул Кармоди.

– О’кей! Я согласен, – сказал Посланец.

– Что вам о’кей, то и мне о’кей, – присоединилась и машина.

– Я не в счет, – сказал Приз. – В данном случае я не могу вмешиваться, но мне чудится что–то неправильное в самой идее.

Кармоди произнес страстную речь о том, что он не хочет умирать и не должен быть убит. Он взывал к лучшим чувствам своих судей и правилам честной игры. Но его заявление было признано пристрастным и вычеркнуто из протокола.

– Подождите, – сказал Посланец неожиданно. – А что вы скажете о такой идее? Не будем его убивать. Давайте искренне и в полную меру наших сил поможем вернуться ему домой живым и здоровым, в здравом уме и твердой памяти.

– Это мысль, – согласился Администратор.

– Таким способом, – продолжал Посланец, – мы явим образец величайшего милосердия, тем более бесценного, поскольку оно будет напрасным, так как, по всей видимости, наш клиент все равно будет убит по дороге.

– И поспешим, – сказал Администратор, – если не хотим, чтобы его убили, пока мы не кончили нашу беседу.

– А в чем дело? – спросил Кармоди.

– Потом узнаешь, – прошептал Приз. – Если, конечно, у тебя будет это «потом». И если найдется время, я еще расскажу потрясающую историю о себе самом.

– Приготовьтесь, Кармоди! – воззвал Посланец.

– Я кажется, готов, – сказал Кармоди.

– Готов или нет – отчаливай.

И Кармоди отчалил.

***

Кармоди казалось, что сам он недвижим, а все вокруг разъезжается. Посланец и Администратор растаяли вдали. Галактический Центр стал плоским, похожим на скверно намалеванную театральную декорацию. Затем в ее левом верхнем углу появилась трещина, поползла косо вниз. Края вдруг отогнулись, открывая кромешную тьму. И декорация, она же Галактический Центр, свернулась в два рулона.

Кармоди старался держать себя в руках и еще крепче держал в руках Приз. Тьма была абсолютной, беспросветной, безгласной и пустой – самый настоящий космос. Кармоди терпел сколько мог, а сколько именно – никто не знает.

Затем сцена вдруг осветилась снова. Он стоял на твердой земле. Перед ним высились горы, голые, как обглоданные кости. У ног лежала река застывшей лавы. Странный ветер обдувал лицо. Над головой висели три крошечных красненьких солнца. Местность выглядела диковинней, чем Галактический Центр, и все же Кармоди почувствовал облегчение: здесь все напоминало мирные сны, а Центр был из разряда настоящих кошмаров.

Тут он спохватился, что в руках у него нет Приза – и куда это он мог деться? Кармоди принялся растерянно озираться и вдруг ощутил, что вокруг его шеи что–то обвилось… Маленький зеленый уж!

– Это я, – прошипела змейка. – Твой Приз. Просто я в другом облике. Форма, видишь ли, это функция среды, а мы, призы, к среде чувствительны чрезвычайно. Так что не волнуйся, детка, я с тобой. Мы еще вместе освободим Европу от корсиканского чудовища.

– Что–о–о?

– А ты ищи аналогии, – посоветовал Приз. – Видишь ли, доктор, мы – призы – при всей глубине нашего интеллекта не обзавелись собственным языком. Да и к чему нам свой язык, все равно нас раздают разным пришельцам. Я просто запускаю лапу в склад твоих ассоциаций и выуживаю оттуда словечки, чтобы пояснить мою мысль. Ну как, пояснили мысль мои слова?

– Не очень, – вздохнул Кармоди. – Потом разберусь.

– Вот и умница, – сказал Приз. – Слова могут показаться сперва туманными, но хочешь не хочешь, а ты разберешься. В конце концов, это же твои слова. У меня есть прелестный анекдот на эту тему, но, боюсь, нам теперь не до анекдотов. Похоже, сейчас кое–что произойдет.

– Что? Что должно случиться?

– Кармоди, – мон шер, – сказал Приз, – эта планета, если не ошибаюсь, называется Лурсис. У нее только один обитатель – Мелихрон Изначальный[27]27
  Лурсис – заманчивая. Мелихрон – Улучшающий время (греч.). – Прим. перев.


[Закрыть]. Он живет здесь с незапамятных времен и будет жить дольше, чем это возможно себе представить. Мелихрон – в своем роде, как, бы это сказать, козырной туз. Он неповторим в своей изначальности, он вездесущ по своей природе, он многолик, как индивидуум. Это о нем сложено:

«Вот оно чудо! Герой одинокий,

Славное имя его повторяют уста повсеместно,

Бранный союз заключивший с собой,

чтобы в яростных битвах

Себя самого отстоять от себя самого же…»

– Ну тебя к черту, – огрызнулся Кармоди. – Треплешься, как целая сенатская подкомиссия, а толку ни на грош.

– Прекрати, – прошипел Приз с внезапной злостью. – Возьми себя в руки. Сосредоточься. Настрой подкорку на встречу со светилом. Вот он – Славный Мелихрон!

– Где?

– Мелихрон воплощается, чтобы иметь возможность говорить с тобой. Отвечай ему смело, но деликатно. Никаких намеков на его недостаток. Это разозлит его.

– Какой недостаток?

– Не придирайся. Терпеть этого не могу. – сказал Приз. – Теперь баста! Помираю – спать хочу. Невыносимо оттягивал очередную спячку, и все из–за тебя. Валяй, козлик. И не позволь всучить себе деревянную печку!

С этими словами зеленая змейка потянулась, сунула хвостик в рот и погрузилась в сон. А в следующий момент голая гора слева от Кармоди превратилась в огнедышащий вулкан.

***

Вулкан кипел и дымился, извергал пламя и швырял в черное небо ослепительные огненные шары, сыпал миллионы раскаленных обломков. Сверкающие глыбы обрушились в океан, который специально возник, чтобы поглотить их. Поднявшийся ветер собрал воды в гигантский смерч. Толстоствольный, черный, с серебристыми отблесками смерч направился к Кармоди под аккомпанемент ритмичных ударов грома.

– Хватит! – завопил Кармоди.

Подойдя вплотную, смерч рассыпался, ветер и дождь умчались, гром затих, превратившись в томительный гул. В гуле можно было различить звуки фанфар и пение псалмов, причитание шотландской волынки и нежный стон арф. Инструменты звенели все тоньше и тоньше, мелодия напоминала аккомпанемент к титрам исторической киноэпопеи производства Метро–Голдвин–Майер, только еще шикарней. Наконец был дан последний взрыв звука, света, цвета, движения и всякого прочего. И воцарилось молчание.

Кармоди под финальные аккорды закрыл глаза и открыл их как раз вовремя. Звук, цвет, свет, движение и всякое прочее превратились в человека, нагого, как античная статуя.

– Привет, – сказал человек. – Я Мелихрон. Как вам нравится мой выход?

– Я сражен, – сказал Кармоди совершенно чистосердечно.

– В самом деле? – переспросил Мелихрон. – Я спрашиваю: вы на самом деле сражены? Не просто потрясены, да? Говорите правду, не щадите моего самолюбия.

– Честное слово! – подтвердил Кармоди. – Я ошеломлен!

– Это очень мило, – сказал Мелихрон. – Вы видели небольшое предисловие ко Мне. Я разработал его совсем недавно. Я полагаю, – и Я действительно полагаю, – что оно кое–что говорит обо Мне, не правда ли?

– Бесспорно, – сказал Кармоди. Он силился понять, кого напоминает ему Мелихрон, но черная, как агат, идеально пропорциональная фигура стоявшего перед ним героя была совершенно лишена индивидуальных черт. Особенным был только голос: чистый, озабоченный и слегка плаксивый.

– Ведь это моя планета, – сказал Мелихрон. – И если не пускать пыль в глаза на собственной планете, то где же еще ее пускать? А?

– Возражений быть не может, – сказал Кармоди.

– Вы и в самом деле так считаете? – осведомился Мелихрон, задумался на минуту и затем сказал отрывисто:

– Благодарю вас, вы Мне нравитесь. Вы умный, понимающий человек и не боитесь говорить вслух все, что думаете. Рад, что вы прибыли. Знаете, Моя интуиция – а Я к ней склонен и горжусь этим – подсказывает, что вы можете Мне помочь.

У Кармоди чуть не сорвалось с языка, что он сам не прочь просить о помощи и совсем не расположен помогать кому бы то ни было, ибо сам не в состоянии помочь себе в самом главном – найти дорогу домой. Но он решил промолчать, боясь обидеть Мелихрона.

– Моя проблема – порождение Моего положения, – заявил Мелихрон. – А положение у Меня удивительное, единственное в своем роде, странное и многозначительное. Вы слыхали, должно быть, что вся эта планета целиком Моя. Более того, Я – единственное существо, способное здесь жить.

– Поразительно, – сказал Кармоди.

– Именно поразительно. Меня чуть удар не хватил, когда я это понял, – подтвердил Мелихрон. – Я здесь с незапамятных времен. Веками Я жил, не мудрствуя лукаво, в образе амеб, лишайников, папоротников. Все было хорошо и ясно в ту пору. Я жил, как в райском саду.

– Это, наверное, было чудесно, – заметил Кармоди.

– Мне лично нравилось, – неторопливо продолжал Мелихрон. – Но, сами понимаете, это не могло продолжаться бесконечно. Я открыл эволюцию и Сам стал эволюционировать. Я познал внешний мир, прожил много жизней. Осознал свою исключительность, и это стало причиной Моего одиночества, с которым Я не мог смириться. И Я восстал!.. Я вступил в человеческую фазу развития. Воплотил Себя в целые народы и позволил им, мужайтесь, позволил моим народам воевать друг с другом. Почти тогда же Я постиг секс и искусство. Привил то и другое моим народам, и начались веселые времена! Я разделился на мужчин и женщин, причем каждое естество было сразу и самостоятельной единицей, и в то же время частицею Меня. Я плодился и размножался, женился на Себе, разводился с Собой, проходил через бесчисленные миниатюрные автосмерти и саморождения. Частицы Меня подвизались в искусстве. И в религии. Они молились – Мне, разумеется. И это было справедливо, поскольку Я был причиной всех вещей. Я даже позволил им признавать и прославлять верховное существо, которое было не Я. Потому что в те дни Я был чрезвычайно либерален.

– Это было очень разумно, – сказал Кармоди.

– Да, я стараюсь быть разумным, – сказал Мелихрон. – Я мог позволить себе быть разумным. Для этой планеты – нечего вилять – Я был богом. Бессмертным, всемогущим и всеведущим. Все исходило из Меня, даже все ереси насчет Моей персоны. Я был жизнью в семени и смертью в чумной бацилле. Ни один волос не мог упасть без моего ведома. Я был Ведущим Колесом Большого Небесного Велосипеда, как выразился один из Моих поэтов. Это было прекрасно. Мои подданные писали картины – а это Я устраивал закаты. Мой народ пел о любви – а это Я изобрел любовь. Чудесные дни – где вы!

– А почему бы вам их не вернуть? – спросил Кармоди.

– Потому, что я вырос, – сказал Мелихрон с горечью и грустью. – Вот Мои священники вечно препирались меж собой, дискутируя о Моей природе и Моих совершенствах. Я как дурак их слушал. Приятно послушать, как какой–нибудь поп о Тебе разглагольствует, однако это оказалось и опасно. Я Сам начал дивиться Своей природе и Своим совершенствам. И чем больше ломал голову, тем непостижимей Мне все это казалось.

– А зачем вам это самокопание? – спросил Кармоди. – Ведь вы же были богом!..

– Вот в том–то и загвоздка, – вздохнул Мелихрон. – Я был бог. Мои пути были неисповедимы. Все, что Я делал, было выше всякой критики, ибо это делал Я. Ведь все Мои действия, даже простейшие, были в конечном счете неисповедимы, поскольку Я неисповедим… Вот так примерно преподносили это Мои выдающиеся мыслители.

– Полагаю, вам это доставляло удовольствие, – заметил Кармоди.

– Какое–то время да, – сказал Мелихрон. – Но потом надоело – невыносимо… Знаете, Я хоть и тщеславен, как и всякий бог, но эти бесконечные молебны выведут из себя кого угодно. Скажите, бога ради, зачем молить бога, чтобы он выполнял свои божеские обязанности? С таким же успехом можно молить муравья, чтоб он делал свои муравьиные дела!..

– И что же вы придумали?

– Да все упразднил!.. Стер жизнь с лица моей планеты. Мне нужно было подумать на покое. Впрочем, ведь Я ничего не уничтожал, Я просто воссоединил в себе частицы себя самого. У меня было множество разных типов с безумными глазами, которые все болтали насчет слияния со мной. Ну вот они и слились.

– Необычайно интересно, – сказал Кармоди, потрясенный… – Но вы, кажется, хотели поговорить со мной насчет какой–то проблемы.

– Именно!.. И как раз Я к ней и подошел. Видите, Я бросил играть в свои народы, как ребенок – в дочки–матери, и затем уселся – фигурально говоря – чтобы все обдумать. В чем мое предназначение? Могу ли Я быть чем–нибудь, кроме как богом? Вот я посидел в должности бога – никаких перспектив! Занятие для узколобого самовлюбленного маньяка. Мне нужно что–то иное, осмысленное, лучше выражающее мое истинное Я. И вот она – Проблема, которую Я ставлю перед вами: что Мне делать с Самим собой?

– Та–ак, – протянул Кармоди. – Так, так. Вот в чем дело. – Он откашлялся и глубокомысленно почесал нос. – Тут надо как следует подумать.

– Время для Меня не имеет значения, – сказал Мелихрон. – У меня в запасе вечность. А у вас ее нет, к сожалению.

– А сколько у меня времени?

– Минут десять по вашему счету. А потом, знаете, может случиться нечто для вас весьма неприятное.

– Что случится? И что мне делать?

– Ну, дружба дружбой, – сказал Мелихрон, – а служба службой. Сначала вы ответите на Мой вопрос, потом Я на ваш.

– Но у меня только десять минут!..

– Девять, – поправил Мелихрон. – Недостаток времени поможет вам сосредоточиться.

Каково объяснять богу, в чем его назначение, в особенности если вы атеист, подобно Кармоди, и можно ли разобраться в этом за девять минут, когда, как вы знаете, богословам и философам не хватило столетий?

– Восемь минут, – сказал Мелихрон.

Кармоди открыл рот и начал говорить.

***

– Мне кажется, – начал Кармоди, – что решение вашей проблемы… э–э… возможно.

У него не было ни единой мысли. Он заговорил просто с отчаянья – надеясь, что самый процесс говорения породит мысль, поскольку у слов есть смысл, а во фразах смысла больше, чем в словах.

– Вам нужно, – продолжал Кармоди, – э… э… отыскать в себе самом некое предназначение, которое… могло бы иметь значение… для внешнего мира. Но, может быть, это невозможное условие, поскольку вы сами – мир и не можете стать внешним по отношению к себе.

– Могу, если захочу, – сказал Мелихрон веско. – Могу сотворить любую чертовщину. Бог, знаете ли, совсем не обязан быть солипсистом.

– Верно, верно, верно, – поспешно сказал Кармоди. – Вот что пока ясно… М–да… Вашей сущности и всех ее воплощений вам оказалось недостаточно, чтобы проникнуть в свою сущность. Вот… Так не кажется ли вам, что искомый путь – в познании реальности, внутренней и внешней, – если, конечно, для вас существует внешняя – и в познании самого познания?..

– Я тоже так думал, – сказал Мелихрон. – Проштудировал все книги Галактики о макрокосме и микрокосме. Я способный… Правда, кое–что подзабыл – ну там, секрет жизни или скрытые мотивы смерти, но могу это припомнить, если захочется… Но знаете, в учености лично для меня нет особого смысла. Честно говоря, я нашел, что неведение не менее приятно.

– А может, вы по натуре художник? – предположил Кармоди.

– Я и через это прошел, – сказал Мелихрон. – Лепил из глины и плоти. Рисовал закаты на холсте и небе. Писал истории чернилами и событиями. Музицировал на инструментах и сочинял симфонии для бурь. Я слишком точно знал, как надо делать, и не допускал ошибок. И оттого всегда оставался безнадежным дилетантом. И вообще я слишком хорошо знаю действительность, чтобы серьезно относиться к ее воспроизведению в искусстве.

– А может, вам сделаться завоевателем?

– Какой же толк от чужих миров, когда не знаешь, что делать со своим?

Кармоди искренне пожалел бы этого несчастного бога, если бы его собственное положение не было таким отчаянным. Время истекало!

И тут вдруг снизошло! Все могло быть решено просто и все разом: и Мелихроновы заботы, и его собственные.

– Мелихрон, – сказал он смело. – Я решил Проблему.

– О, это всерьез? – строго спросил Мелихрон. – То есть всерьез, что вы это всерьез, а?.. И это вы не затем, чтоб меня сейчас задобрить, поскольку через 73 секунды вас должна настичь смерть? Нет?.. – Прекрасно! Скорей! Рассказывайте! Я так взволнован!

– Ей–богу, не смогу, – сказал Кармоди. – Физически невозможно. Вы же убьете меня через семьдесят секунд.

– Я? Я убью вас? О, небо! Вы в самом деле считаете меня так ни кровожадным? Что вы! Ваша смерть грядет извне. Я к ней не причастен! Между прочим, у вас только двенадцать секунд.

– Маловато! – сказал Кармоди.

– Конечно, мало. Но это Мой мир, как вы знаете. И в нем всем ведаю Я. В том числе и течением времени. Я как раз изменил пространственно–временной континуум у десятисекундной отметки. Для бога это простое дело – только потом много подчистки. Ваши десять секунд будут оплачены двадцатью пятью годами моего местного времени. Хватит?

– Более чем щедро, – сказал Кармоди. – Вы очень любезны.

– Пустяки! Теперь, пожалуйста, о главном – ваше решение!..

– Идет, – сказал Кармоди и набрал побольше воздуху. – Решение проблемы вытекает из самой проблемы. Не может быть иначе. Каждая проблема должна содержать в себе зерно решения.

– Должна? – переспросил Мелихрон.

– Да, должна, – твердо сказал Кармоди. – Рассмотрим ваше положение. Рассмотрим его внешние и внутренние аспекты. Вы – бог планеты, но только этой планеты. Вы всемогущий и всеведущий, но только здесь. Вы всесильны. Вы жаждете служения – но кому? Здесь нет никого, кроме вас, а в других мирах вы бессильны.

– Да–да, все так в точности! – воскликнул Мелихрон. – Но вы пака не сказали, что Мне делать!..

Кармоди набрал полную грудь воздуха:

– Что вам делать? Использовать ваши великие дарования! Использовать здесь, на вашей планете, где они принесут максимальный эффект, и использовать – ибо таковы ваши сокровенные стремления – на благо другим. Например, приходящим извне.

– На благо другим? – переспросил Мелихрон. – Пожалуй, вы рассуждаете разумно, должен согласиться. Но ведь есть и трудности. Существа из внешнего мира редко проходят по этой дороге. Вы – первый за два с четвертью оборота Галактики.

– Да, уж тут придется потерпеть, – согласился Кармоди. – Но вам–то терпеть легче: ведь вы можете изменять время. Что касается числа посетителей, сами понимаете, количество – не качество. Не стоит гнаться за большими числами. Важно делать свое дело.

– Но беда–то прежняя, дело у меня есть, а для кого его делать?

– Позвольте мне почтительнейше напомнить, что у вас есть я. Я пришел извне. У меня – проблема. Своя. Пожалуй, даже не одна. Мне их решить не под силу. А как вам – не знаю. Но подозреваю, что для вас это было бы такой пробой сил, что трудней и не предложишь.

Мелихрон задумался – и надолго. У Кармоди зачесался нос, и он еле удерживался, чтобы не почесать. Он ждал, и вся планета ждала. Наконец, Мелихрон поднял свою агатово–черную голову и сказал:

– В этом что–то есть… Видимо, судьба судила, чтоб Я прождал здесь половину вечности, пока вы придете ко мне со своей проблемой.

– Рассказать о ней?

– Я уж разобрался, – сказал Мелихрон. – Да, она поистине достойна моего великого интеллекта. Я знаю о ней больше, чем вы сами. Сверхзадача ваша в том, чтобы попасть домой…

– Именно в этом!

– И не только в этом. И не только в том, чтобы выяснить «Куда», «Когда» и на «Которую» Землю… Впрочем, если бы и это было все, тоже хватило бы…

– А что еще?

– А еще смерть, которая вас преследует.

– Ох! – вздохнул Кармоди. Он ощутил слабость в коленках, и Мелихрон заботливо сотворил для него кресло, гаванскую сигару, бутылку рома «Коллинз» и пару войлочных шлепанцев.

– Уютно? – спросил он. – Очень.

– Теперь прошу вас: будьте как можно внимательней. От этого зависит ваша жизнь. Время – хитрая штука даже для Меня. Восемнадцать лет из тех двадцати пяти уже израсходованы, а остальные идут с поразительной быстротой.

– Пусть так. – Кармоди сдержал дрожь. – Я готов.

***

– Самый фундаментальный принцип вселенной, – начал Мелихрон, – заключается в том, что одни виды пожирают другие виды. Печально, но факт. Еда – основа, приобретение питательных веществ – начало всех начал. Но частные проявления этого принципа могут быть усугублены или облегчены различными обстоятельствами.

Вот что случилось с вами, Кармоди: вы ушли из своей привычной среды обитания и одновременно ушли от привычных врагов. Автомобили за вами не гонятся, вирусы к вам в кровь не пробираются и полисмены не стреляют в вас по ошибке. Вы избавлены от земных опасностей, а к галактическим опасностям вы не восприимчивы.

Но облегченная ситуация была, к сожалению, временной. Железные законы уже начали действовать: и вы не сможете обойтись без охоты, и на вас должны охотиться. Вне Земли вы уникальное создание, поэтому и рожденный теперь для вас хищник тоже уникален. Он может есть вас и только вас. Лапы его устроены так, чтобы хватать только таких, как вы, Кармоди. Челюсти его, чтобы грызть именно одних Кармоди, желудок – чтобы переваривать лишь всяких Кармоди. Вся его персона создана так, чтобы иметь преимущество персонально над вами… Но если вам удастся скрыться на своей Земле, он погибнет от отсутствия кармодической пищи. Не могу предсказать всех его уловок и хитростей. Мне остается лишь вас уведомить, что преимущество всегда на стороне охотника, хотя бывали и случаи удачного бегства… Вы меня хорошо поняли?

Кармоди глядел ошарашенно, словно спросонок.

– Я понял, – с трудом выговорил он. – Правда, не все.

– Увы, – сказал Мелихрон. – Но времени больше нет. Вы должны сейчас же покинуть планету. Даже на собственной планете я не могу отменять универсальные законы.

– А вы не можете отправить меня на Землю? – спросил Кармоди.

– Будь у меня вдоволь времени, – сказал Мелихрон, – Я, вероятно, смог бы вычислить все три «К»’, определить положение Земли в пространстве – времени, узнать, Ко>торая из возможных Земель ваша, да сделать поправки, чтобы все не пошло прахом. Но времени нет, и Я отошлю вас к своему другу Модсли. Я уверен, что Модсли хорошо о вас позаботится.

– А если… – начал Кармоди. Но тут он заметил, что за его левым плечом возникает нечто – огромное, темное и грозное, и понял, что отпущенное ему время кончилось.

– Иду, – крикнул он. – И спасибо за все.

– Не стоит благодарности, – сказал Мелихрон. – Ведь это моя Вселенская миссия – помогать чужестранцам.

Огромное и грозное начало уплотняться, но прежде, чем оно совсем затвердело, Кармоди исчез.

***

Кармоди очутился на зеленом лугу. Был, должно быть, полдень, ибо сверкающее оранжевое солнце стояло прямо над головой. Поодаль в высокой траве паслось небольшое стадо пятнистых коров. Слышался собачий лай. За лугами темнела бахрома леса. Виднелись горы со снежными вершинами.

– Похоже на Землю, – подумал Кармоди и тотчас вспомнил о Призе, который прежде был спящей змейкой. Ощупал шею – Приза не оказалось.

– А я тут!

Кармоди обернулся и увидел маленький медный котелок.

– Это ты?

– Конечно, я. Ты даже не можешь узнать свой собственный Приз!

– Э, ты того… изменился несколько…

– Знаю, – сказал Приз. – Но моя сущность, мое истинное я никогда не меняется. А в чем дело?

Кармоди заглянул в котелок: внутри были какие–то косточки и огрызки.

– Что это у тебя там?

– Завтрак, мог бы и догадатъея, – сказал Приз. Перехватил кое–что по дороге. Призы тоже нуждаются в подкреплении – добавил Приз язвительно. – И кстати, еще и в отдыхе, в небольшом моционе, в любви, иногда в рюмочке и даже в посещении уборной; а с тех пор, как меня вручили тебе, ты ни о чем еще не позаботился. Гости из других миров, видимо, всем кажутся какими–то… э, бетонными – без желудка и кишок.

– Я сразу же начну о тебе заботиться, – сказал Кармоди, расчувствовавшись, – как только выпутаюсь из этой катавасии.

– Ладно, старик, – сказал Приз. – Ну, а как бы там ни было, признай, что с Мелихроном я все провернул ловко?

– Ты провернул? Ты, черт побери, спал! Это я один его сумел…

– Боюсь, ты заблуждаешься, – хихикнул Приз. – Неужели тебе когда–нибудь раньше удавалось так логично рассуждать о месте бога в мироздании и его предназначении? Ты что, философ?

– Хватит! – сказал Кармоди. – Лучше вот что: о каком это недостатке Мелихрона ты мне твердил?

– По–моему, он бросается в глаза. Подумай часик – может, и дойдет.

– Да ну тебя к черту! Скажи толком!

– Ведь Мелихрон хромой! – засмеялся Приз. – Это у него генетическое. И он никогда не знал, что это недостаток. Он же бог, и потому отвергает сравнительную науку. И все, кого он сотворил, были созданы по его образу и подобию непременно тоже хромыми. А с внешним миром Мелихрон почти не общался, и он поэтому уверен, что все хромые – нормальные, а все нехромые – существа с забавным изъяном. Всемогущ бог или нет – неважно. Первейшее в том, что он все мерит лишь собой. Неумение сравнивать – основной порок богов! Учти на случай, если сам вздумаешь стать богом!..

– Я? Богом?

– А почему бы и нет? Профессия как профессия – только титул громкий. Быть богом не легко. Но и не труднее, чем стать серьезным поэтом, или, скажем, первоклассным инженером.

– По–моему, ты спятил! – Кармоди ощутил в себе религиозный трепет, который не вполне вязался с его атеизмом.

– Ничуть. Просто я лучше знаю мир, чем ты. Но сейчас приготовься.

Кармоди обернулся и увидел три фигуры, пересекающие луг. За ними в почтительном отдалении следовал десяток других.

– Тот, что в середке, Модсли, – сказал Приз.

– Он выглядит, как человек.

– Точно, – согласился Приз. – Такой облик моден в этой части Галактики. Поэтому и ты можешь обратить на себя его внимание и даже вызвать симпатию своей человекообразностью.

– Само собой разумеется, – гордо сказал Кармоди.

– Не так просто, как кажется, – сказал Приз. – У нас с Модсли разные натуры, и я поэтому не всегда его понимаю и предугадываю. Но кое–что все–таки тебе посоветую. Он инженер – опытный и эрудированный. Всегда очень занят и поэтому рассеян, особенно когда увлечен новыми испытаниями. И вот, в рассеянности, все что ни попадется он принимает за материал для своих конструкций. Мой приятель Дьюер Хардинг был как–то приглашен к нему в гости. Но Модсли не заметил, что это гость. И превратил бедного Дьюера в три поршня и коленчатый вал – совершенно без злого умысла. Он теперь выставлен в Модслиевском музее истории двигателей.

– Ужас какой, – сказал Кармоди. – И помочь нельзя?

– Никто не берется указывать Модсли на ошибки. Он терпеть не может их признавать и совершенно выходит из себя. Но тебе нечего тревожиться. Модсли совсем не злой. Наоборот, он добросердечный малый. Любит, как и все, чтоб его хвалили, но ненавидит лесть. Так что говори с ним свободно и прямо. Восхищайся, но не слишком. Согласен – соглашайся, не согласен – возражай, только не упрямься, не впадай в критиканство. Короче, соблюдай умеренность, пока не дойдет до крайности.

Кармоди хотел было сказать, мол, чем так советовать, лучше бы ничего не советовать, но было уже некогда. Модсли очутился совсем рядом – высокий; седоволосый, в джинсах и кожаной куртке. Он шагал напрямик, оживленно разговаривая с двумя спутниками, одетыми в комбинезоны.