Текст книги "Г. Гаррисон, Р. Шекли: Сборник научно–фантастических произведений"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Соавторы: Роберт Шекли
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 67 страниц)
– Отчего ж, пожалуйста, – сказал старшина. – Только об этом лучше поговорить за стаканчиком виски.
Он провел Кромптона в единственный в У–Баркаре салун и там, потягивая пшеничное виски, рассказал ему о Дэне Стэке.
– Он явился сюда с Восточного Болота. Что–то у него там было, кажется, с девчонкой – то ли он дал ей по зубам, то ли еще что–то. Но меня это не касается. Мы здесь, по крайней мере большинство из нас, далеко не сахар, и я так думаю, что там, в городах, были рады–радехоньки избавиться от нас. Да, так я поставил Стэка надсмотрщиком над пятьюдесятью аисами на ли–поле в сто акров. Сначала он чертовски здорово справлялся с работой.
Старшина покончил с заказанной Кромптоном выпивкой. Кромптон повторил заказ и расплатился.
– Я говорил Стэку, – продолжал Гаарис, – что надо их погонять, чтобы добиться работы: у нас обычно работают парни из племени чипетцев, а они народ злой, вероломный, зато, правда, крепкий. Их вождь снабжает нас рабочей силой по контракту на двадцать лет, а в обмен получает ружья. Так они этими ружьями чуть нас всех не перестреляли поодиночке. Ну, это уже другой разговор. Мы тут сразу два дела не делаем.
– Контракт на двадцать лет? – спросил Кромптон. – Выходит, аисы фактически ваши рабы?
– Так оно и есть, – согласился старшина. – Кое–кто из хозяев пытается приукрасить это дело, называет его временной кабалой, возвращением к феодальной экономике. Но это рабство, и почему не называть его своим именем? Да и нет иного способа цивилизовать этот народец. Стэк отлично понимал это. Здоровенный был малый и с бичом управлялся дай бог каждому! Я думал, у него дело пойдет.
– И что же?.. – подзадорил старшину Кромптон и заказал еще виски.
– Сначала он был просто молодцом, – сказал Гаарис. – Лупил их своим черным змеем, исправно получал свою долю в доходе и все прочее. Но не было на него никакой управы. Стал насмерть убивать парней бичом, а ведь замена тоже денег стоит. Я его уговаривал не налегать. Не внял. Однажды его чипетцы взбунтовались, он прикончил из ружья восьмерых – они и убежать не успели. Я поговорил с ним, что называется, по душам. Объяснил ему, что наша задача – заставить аисов работать, а убивать их ни к чему. Конечно, мы рассчитываем, что какой–то процент погибнет. Но Стэк зашел слишком далеко и лишал нас наших доходов.
Старшина вздохнул и закурил сигарету.
– Стэку просто нравилось пускать в ход бич. Да и многие из наших парней любят это дело. Но Стэк просто удержу не знал. Его чипетцы снова взбунтовались, и ему пришлось прикончить что–то около дюжины их. Но в драке он потерял руку. Ту, в которой бич. Наверно, чипетцы ее и откусили.
Ну, я поставил его на работу в сушильню, но и тут он затеял драку и убил четырех аисов. Терпение мое лопнуло. В конце концов рабочие денег стоят, и нельзя, чтобы какой–то бешеный идиот, стоит ему выйти из себя, убивал их. Я дал Стэку расчет и послал его ко всем чертям.
– Он сказал, куда он собирался путь держать? – спросил Кромптон.
– Он заявил, что аисов надо уничтожить, чтобы освободить место для землян, и что мы в этом ни черта не смыслим. Сказал, что собирается присоединиться к Бдительным. Это что–то вроде кочующей армии, которая контролирует воинственные племена.
Кромптон поблагодарил старшину и спросил, где может размещаться штаб Бдительных.
– Сейчас их лагерь расположен на левом берегу Реки Дождей, – сказал Гаарис. – Они там пытаются навязать свои условия Сериидам. А вам уж больно нужен этот Стэк?
– Он мой брат, – сказал Кромптон, чувствуя внезапную слабость.
Старшина жестко посмотрел на него.
– Да, – сказал старшина, – родственнички есть родственнички, тут уж ничего не поделаешь. Но хуже вашего братца я в жизни никого не видел, а я – то уж насмотрелся всякого. Оставьте его лучше в покое.
– Я должен найти его, – сказал Кромптон.
Гаарис безразлично пожал плечами.
– Переход до Реки Дождей далекий. Я продам вам вьючного мула и провизию и пришлю местного мальчишку, он вас проведет. Вы пойдете по мирным районам, так что доберетесь до Бдительных, будьте спокойны. Надеюсь, что район все еще мирный.
В этот вечер Лумис уговаривал Кромптона отказаться от поисков. Ясно ведь, что Стэк вор и убийца. Какой смысл объединяться с таким?
Но Кромптон чувствовал, что все не так просто. Прежде всего рассказы о Стэке сами по себе могли быть преувеличением. Но даже если все в них было правдой, это могло означать только одно: Стэк – еще один стереотип, неполноценная моноличность, так же как сами Кромптон и Лумис, не считающаяся с обычными человеческими условностями. Их объединение, слияние изменит Стэка. Он всего лишь восполнит то, чего недостает в Кромптоне и Лумисе, – внесет должную толику агрессивности, жесткости, жизненных сил.
Лумис думал иначе, но согласился молчать до встречи с недостающим компонентом.
Утром Кромптон за непомерную цену купил мулов и снаряжение и на рассвете следующего дня тронулся в путь в сопровождении юноши из чипетцов по имени Рекки.
Через девственные леса вслед за своим проводником Кромптон поднялся на острые горные хребты Томпсона; через покрытые снегами вершины перевалил в узкие гранитные ущелья, где ветер завывал, как мученик в аду; потом спустился еще ниже, в густые, насыщенные испарениями джунгли по другую сторону гор. Лумис, напуганный лишениями долгого пути, отступил в самый дальний уголок сознания Кромптона и возрождался к жизни только по вечерам, когда в лагере уже горел костер и гамак был подвешен. Кромптон, сжав зубы, с налитыми кровью глазами, спотыкаясь, брел сквозь пылающие дни, таща на себе весь груз лишений и поражаясь своей способности так долго переносить тяготы пути.
На восемнадцатый день они вышли на берег мелкой грязной речушки. Это, сказал Рекки, и есть Река Дождей. В двух милях от того места они обнаружили лагерь Бдительных.
Командир Бдительных, полковник Прентис, был высоким, худощавым, сероглазым человеком со всеми признаками недавно перенесенной изнуряющей лихорадки. Он очень хорошо помнил Стэка.
– Да, некоторое время он был с нами. Я сомневался, стоит ли его принимать. Прежде всего его репутация. К тому же однорук… Но он научился стрелять левой рукой лучше, чем иные делают это правой, а его правую культю прикрывал бронзовый зажим. Он сам его сделал и приспособил паз для мачете. Сильный был малый, скажу я вам! Он был с нами почти два года. Затем я его отчислил.
– За что? – спросил Кромптон.
Командир с грустью вздохнул.
– Вопреки общему мнению мы, Бдительные, вовсе не разбойничья армия завоевателей. Мы здесь не для того, чтобы казнить и уничтожать туземцев. Мы здесь не для того, чтобы под тем или иным предлогом захватывать новые территории. Здесь мы для того, чтобы провести в жизнь договор, который основывался бы на глубоком доверии между аисами и поселенцами, не допускал бы набегов ни со стороны аисов, ни со стороны землян и, главное, чтобы сохранялся мир. Стэку с его тупой головой трудно было понять это.
Видимо, Кромптон немного изменился в лице, потому что командир сочувственно кивнул.
– Вы ведь знаете его, э? Тогда вы сможете представить себе, как это случилось. Я не хотел терять его. Он был сильным, способным солдатом, искусным в лесной и горной науке, чувствующим себя в джунглях как дома. Пограничные патрули расставлены редко, и у нас каждый человек на счету. Стэк был ценным солдатом. Я приказывал сержантам следить за его поведением и не допускать жестокости в отношении туземцев. В течение какого–то времени это действовало. Стэк очень старался. Он изучал наши правила, наш кодекс, наш образ жизни. Его репутация стала безупречной. И вдруг этот случай на Вершине Тени, о котором вы, я полагаю слышали.
– Нет, не слыхал, – признался Кромптон.
– Да ну! Я думал, на Венере все знают о нем. Ну, так вот как было дело. Патруль, в котором находился тогда Стэк, окружил племя аисов, причинявшее нам много хлопот. Их препровождали в особую резервацию, расположенную на Вершине Тени. На марше они учинили беспорядок, драку. У одного из аисов был нож, он рубанул им Стэка по левому запястью. По–видимому, потеряв одну руку, Стэк стал особенно чувствителен к возможности потерять и вторую. Рана была пустяковая, но Стэк впал в неистовство. Из автомата он застрелил аборигена, а потом перестрелял и всех других. Остановить его не могли, и лейтенанту пришлось ударить его дубинкой; он потерял сознание. Этим поступком Стэка был нанесен ни с чем не соизмеримый ущерб отношениям землян с аисами. Оставить такого человека в своей группе я не мог. Он нуждается прежде всего в психиатре. Я его отчислил.
– А где он теперь? – спросил Кромптон.
– Но почему вы так интересуетесь этим человеком? – резко спросил командир.
– Он мой сводный брат.
– Понятно. Я слышал, что Стэк отправился в Порт Нью–Харлем и какое–то время работал в доках. Сошелся там с парнем по имени Бартон Финч. Оба попали в тюрьму за пьянство и дебош; потом их выпустили, и они вернулись на границу в Белые Тучи. Сейчас Стэк и Финч – владельцы маленькой лавки где–то возле Кровавой Дельты.
Кромптон устало потер лоб и сказал:
– Как туда добраться?
– На каноэ, – ответил командир. – Нужно спуститься по Реке Дождей до развилки. Левый рукав и есть Кровавая Река. До самой Кровавой Дельты она судоходна. Но я не советую вам пускаться в это путешествие. Во–первых, это чрезвычайно рискованно. Во–вторых, это бесполезно, вы ничем не поможете Стэку. Он прирожденный убийца. Лучше всего оставить его в покое в этом пограничном городишке, где он не может причинить большого вреда.
– Я должен добраться до него, – сказал Кромптон, чувствуя, как неожиданно пересохло у него во рту.
– Законом это не возбраняется, – сказал командир с видом человека, исполнившего свой долг.
Кромптон обнаружил, что Кровавая Дельта – самая крайняя граница освоенного человеком района Венеры. Город находится в центре расположения враждебных людям племен грелов и тэптцы; с ними был заключен непрочный мир, но приходилось закрывать глаза на непрекращающуюся партизанскую войну, которую вели эти племена. В Дельтакраю можно было стать богачом. Аборигены приносили бриллианты и рубины величиной с кулак, мешки с редчайшими пряностями или случайные находки, резьбу по дереву из затерянного города Алтерна. Они обменивали все эти ценности на оружие и снаряжение, которое затем энергично использовали против тех же торговцев или друг против друга. Таким образом, в Дельте можно было найти и состояние и смерть, смерть медленную и мучительную. На Кровавой Реке, что тихим потоком кралась сквозь сердце Края, таились свои особые опасности, которые уносили в мир иной не менее пятидесяти процентов путешественников, рискнувших пуститься в плаванье по этой реке.
Кромптон решительно отказался от всех разумных доводов. Теперь до их недостающего компонента Дэна Стэка было рукой подать. Виден стал конец их странствий, и Кромптон твердо решил достичь его. Он купил каноэ, нанял четырех гребцов–аборигенов, приобрел оборудование, ружья, снаряжение и условился, что выходят они на рассвете.
Но в ночь перед отъездом взбунтовался Лумис.
Они находились в маленькой палатке на краю лагеря, которую полковник предоставил в распоряжение Кромптона. При свете коптящей керосиновой лампы Кромптон набивал патронташ патронами и настолько углубился в это занятие, что не замечал, да и не хотел замечать ничего другого.
Тут Лумис подал голос:
– А ну–ка послушай меня. Я признал тебя господином в нашем союзе. Я не предпринял ни одной попытки завладеть телом. Я всегда был в хорошем настроении и помогал тебе сохранять хорошее расположение духа, пока мы тащились по этой Венере. Верно?
– Да, верно, – неохотно согласился Кромптон, откладывая в сторону патронташ.
– Я сделал все, что было в моих силах, но это уж слишком. Я согласен на реинтеграцию, но не с маньяком–убийцей. И не говори мне об однобокости! Стэк убийца, и я не хочу иметь с ним ничего общего!
– Он часть нас, – возразил Кромптон.
– Ну и что? Прислушайся к себе, Кромптон! Из нас троих ты, по–видимому, больше всех соприкасался с действительностью. А теперь ты как одержимый готов послать нас на смерть в этой паршивой реке!
– Все будет хорошо, – не очень убежденно сказал Кромптон.
– Будет ли? – усомнился Лумис. – Ты слышал, что рассказывают об этой Кровавой Реке? Но, предположим, мы пройдем эту реку, что нас ждет в Дельте? Маньяк–убийца! Он уничтожит нас, Кромптон!
Подходящего ответа Кромптон не нашел. Раскрывшиеся в процессе поисков черты характера Стэка все больше ужасали Кромптона, зато все сильнее захватывала его мысль, что Стэка необходимо разыскать. Лумис никогда не хотел реинтеграции, для него эта проблема возникла под воздействием внешних обстоятельств, а не в результате внутренней потребности. А у Кромптона вся жизнь была подчинена одной страсти – достичь человеческой полноты, выйти за искусственные рамки своей личности. Без Стэка слияние было невозможно. С ним появлялась надежда, пусть крошечная.
– Мы едем, – сказал Кромптон.
– Элистер, пожалуйста! Ты и я, мы прекрасно уживаемся друг с другом. Нам и без Стэка будет очень хорошо. Давай вернемся на Марс или на Землю.
Кромптон покачал головой. Он уже чувствовал, что между ним и Лумисом существуют глубокие, непримиримые разногласия. Он понимал, что наступит время, когда эти трещины расползутся во всех направлениях, и тогда без реинтеграции он и Лумис станут развиваться каждый по–своему – и это в одном–то общем теле!
Такое могло кончиться только безумием.
– Ты не хочешь вернуться? – спросил Лумис.
– Нет.
– Ну, держись!
Личность Лумиса внезапно перешла в атаку и захватила частичный контроль над двигательными функциями тела. На какое–то время Кромптон был оглушен. Потом, почувствовав, как из его рук уплывает власть, он свирепо схватился с Лумисом, и битва началась.
Это была война в безмолвии, война при свете коптящей керосиновой лампы, который все больше бледнел с наступлением утра. Полем боя служил мозг Кромптона. Наградой за победу служило тело Кромптона. Оно лежало, содрогаясь, на подвесной парусиновой койке, пот стекал с его лба, ничего не выражающие глаза уставились на лампу, на лбу, не переставая, дергалась жилка
Личность Кромптона была главенствующей, но разногласия с Лумисом и чувство вины ослабили его, а груз собственных сомнений угнетал. Лумис, хоть и слабее по своей натуре, на этот раз, уверенный в собственной правоте, боролся отчаянно; он сумел овладеть жизненными и двигательными центрами организма и заблокировать поток опасных для него антител.
На долгие часы две личности сплелись в поединке, и тело Кромптона как в лихорадке стонало и корчилось в подвесной койке. Наконец, когда серый рассвет заглянул в палатку, Лумис начал одолевать. Кромптон весь подобрался в последнем броске, но у него не хватило сил. Тело Кромптона уже угрожающе перегрелось в этой битве; еще немного – и ни для одной из личностей не останется оболочки.
Лумис, которого не угнетали ни угрызения совести, ни сомнения, продолжал нажимать, захватил, наконец, все жизненные и двигательные функции, центры организма.
И когда солнце встало, победа целиком и полностью принадлежала Лумису.
Лумис встал на трясущиеся ноги, потрогал щетину на подбородке, потер онемевшие пальцы, осмотрелся. Теперь это было его тело. Впервые после отъезда с Марса он видел и чувствовал непосредственно, сам, информация от внешнего мира больше не фильтровалась и не ретранслировалась через Кромптона. Приятно было вдыхать застоявшийся воздух, чувствовать на себе одежду, быть голодным, жить! Он возвратился из мира серых теней в мир сверкающих красок. Это чудо! Он хотел, чтобы так было всегда.
Бедный Кромптон!
– Не волнуйся, старик. Знаешь, я и для тебя постараюсь.
Ответа не последовало.
– Мы вернемся на Марс, – продолжал Лумис. – Снова в Элдерберг. Все образуется.
Кромптон не хотел или не мог отвечать. Это слегка обеспокоило Лумиса.
– Где ты там, Кромптон? Как чувствуешь себя?
Молчание.
Лумис нахмурился и заспешил в палатку полковника.
– Я передумал, не буду я искать Дэна Стэка, – сказал Лумис полковнику. – Кажется, он действительно слишком далеко зашел.
– Вы приняли мудрое решение, – сказал командир.
– Так я хочу немедленно вернуться на Марс.
Полковник кивнул.
– Все космические корабли отправляются из Порта Нью–Харлем, куда вы в свое время прибыли.
– Как мне добраться до него?
– Это не так–то просто, – сказал ему полковник. – Думаю, что смогу дать вам проводника из местных. Вам придется снова пересечь Горы Томпсона до У–Баркара. Советую вам на сей раз ехать Долиной Дессет, поскольку по центральным лесам бродят сейчас орды Кмитки, а от них всего можно ожидать. Вы достигнете У–Баркара в период ливней, так что перебраться в Депотсвилл на лодках вам вряд ли удастся. Если вы окажетесь там вовремя, то сумеете присоединиться к каравану, переправляющему соль по кратчайшему пути через Ущелье Ножа. Если не успеете, вы сравнительно легко определите направление по компасу, если учтете отклонения, характерные для данных районов. Но в Депотсвилле вы будете в самый разгар ливневых дождей. Это, я вам скажу, зрелище! Возможно, вам посчастливится поймать вертолет до Ныо–Сент–Дэннис или до Восточного Болота, но сомневаюсь, чтобы они летали – из–за зикра. Эти ураганы очень опасны для авиации. Так что, может быть, вы сядете на колесный пароход до Восточного Болота, а там на грузовом судне спуститесь по Инланд Зее до Порта Нью–Харлем. По–моему, вдоль южного берега есть несколько удобных бухт, где можно укрыться от непогоды. Я–то предпочитаю путешествовать по земле или по воздуху. Ну, а вам, конечно, придется решать самому, каким путем добраться до Порта Нью–Харлем.
– Спасибо, – еле выговорил Лумис.
– Сообщите мне ваше решение, – сказал полковник.
Лумис поблагодарил его и в сильном возбуждении вернулся в палатку. Он размышлял над новым, предстоящим ему путешествием через горы и болота, сквозь первобытные поселения, мимо диких бродячих орд. Он ясно представил себе осложнения, связанные с дождями и бурями. Никогда прежде его богатое воображение не рисовало с такой яркостью жутких картин тяжелого пути.
Трудно было добраться сюда; но куда труднее будет возвращаться. Ведь на этот раз его тонкая душа эстета будет лишена защиты спокойного, многострадального Кромптона. Ему, Лумису, придется принимать на себя удары ветра, дождя, переносить голод, жажду, усталость, страхи. Ему, Лумису, придется есть грубую пищу и пить вонючую воду. И ему, Лумису, придется выполнять все мелкие будничные обязанности, связанные с путешествием, которое раньше тащил на своих плечах Кромптон, а он, Лумис, и не думал о них.
Справится ли он? Он ведь дитя города, продукт цивилизации. Его волновали сложные повороты, извивы человеческой натуры, а не причуды и страсти природы. Обитая в тщательно отделанных человеческих Норах, в сложных лабиринтах муравейников–городов, он не сталкивался с грубым, неспокойным миром неба и солнца. Отделенный от этого мира тротуарами, дверями, окнами и потолками, он стал сомневаться в мощи того гигантского, все перемалывающего механизма природы, которую так соблазнительно описывали в своих произведениях старые писатели и которая поставляла такие прелестные образы для стихов и песен. Лумису, привыкшему нежиться под мягким солнцем спокойного летнего марсианского дня или сонно прислушиваться к свисту ветра за окном в штормовую ночь, всегда казалось, что природу сильно переоценивают.
Но теперь волей–неволей он должен взять в свои руки и тяжесть ноши и штурвал управления.
Лумис подумал обо всем этом, и ему вдруг совершенно явственно представился его собственный конец. Он увидел себя в тот миг, когда силы его иссякнут и он будет лежать в открытом всем ветрам ущелье или понуря голову сидеть под проливным дождем в болотах. Он попытается продолжить путь, обретя третье дыхание, которое, как говорят, лежит за пределами усталости. Но не обретет его и, одинокий, обессиленный, затеряется в бесконечности. Тут ему покажется что сохранение жизни требует слишком много усилий и напряжения. И как уже многие до него, он сдастся, ляжет и будет ждать смерти, смирившись с поражением.
Лумис прошептал:
– Кромптон?..
Нет ответа.
– Кромптон! Ты слышишь меня? Я возвращаю тебе власть. Только вытащи нас из этой жирной оранжереи. Верни нас на Землю или на Марс! Кромптон, я не хочу умирать!
Все нет ответа.
– Ну хорошо, Кромптон, – сиплым шепотом произнес Лумис. – Ты победил. Твоя взяла. Делай что хочешь. Я сдаюсь, все твое. Только, пожалуйста, прими власть!
– Спасибо, – ледяным тоном сказал Кромптон и взял на себя контроль над телом Кромптона.
Через десять минут он снова был в палатке у полковника и сообщал ему о своем решении. Командир устало кивнул, а про себя подумал, что ему никогда не понять рода человеческого.
Вскоре Кромптон уже сидел посреди большого выдолбленного из ствола каноэ, загроможденного всякими товарами. Гребцы грянули бодрую песню и пустились в путь по реке. Кромптон обернулся назад и долго смотрел на палатки лагеря Бдительных, пока они не исчезли за излучиной реки.
Путешествие по Кровавой Реке было для Кромптона точно возвращением к истоку времен. Шесть аборигенов в молчаливом согласии погружали весла в воду, и каноэ как водяной паук скользило по раздольному, спокойному течению реки. С берега над рекой свешивались гигантские папоротники, они мелко дрожали, когда каноэ проходило близко, и в страстном порыве тянулись к нему своими длинными стеблями. Тогда гребцы поднимали тревожный крик, лодка устремлялась на середину потока, и папоротники снова поникали над водой, разомлевшие от полуденной жары. Они проплывали места, где ветки деревьев сплетались над головой в темно–зеленый тоннель. Тогда гребцы и Кромптон укрывались под тентом, пуская лодку на волю волн, и слышали мягкие всплески падающих вокруг ядовитых капель. Затем лодка вновь вырывалась на белый сверкающий свет, и аборигены снова брались за весла.
– Жуть! – нервно сказал Лумис.
– Да, жутко, – согласился Кромптон, сам содрогаясь от страха перед окружающим.
Кровавая Река несла их в самые глубины континента. По ночам, пристав к валуну посреди реки, они слышали боевой клич враждебных аисов. Однажды днем два каноэ аисов устремились в погоню за их лодкой. Гребцы Кромптона нажали изо всех сил, и лодка помчалась вперед. Враги упорно гнались за ними. Кромптон вынул ружье и ждал. Но его гребцы, подгоняемые страхом, подналегли, и скоро преследователи остались далеко позади за очередным изгибом реки.
Все вздохнули свободнее. Но в узкой протоке с обоих берегов на них пролился поток стрел. Один из гребцов, пронзенный четырьмя стрелами, повалился на борт. Снова нажали на весла, и скоро лодка оказалась вне досягаемости для врагов.
Мертвого аиса сбросили за борт, и голодные речные обитатели устремились к добыче. После этого огромное панцирное чудовище с клешнями, как у краба, долго плыло за их каноэ в ожидании новой жертвы и то и дело высовывало из воды свою круглую голову. Даже ружейные выстрелы не могли отогнать его. Постоянное присутствие чудовища приводило Кромптона в ужас.
Чудовище получило еще один обед, когда от серой плесени, прокравшейся в лодку по веслам, умерли два гребца. Крабоподобное чудовище слопало их и осталось ждать следующих. Но это речное божество послужило и защитой Кромптону и его гребцам: пустившаяся было преследовать их ватага врагов, увидев чудовище, подняла невообразимый крик и бросилась наутек, в джунгли.
Чудовище сопровождало лодку все последние сто миль их путешествия. И когда они, наконец, добрались до поросшей мхом пристани на берегу реки, оно остановилось, некоторое время недовольно наблюдало за людьми, а потом тронулось обратно вверх по реке.
Гребцы причалили к полуразрушенной пристани. Кромптон вскарабкался на нее и увидел кусок доски, замалеванный краской. Он повернул доску и прочитал: «Кровавая Дельта. Население 92».
Дальше не было ничего, кроме джунглей. Они достигли последнего пристанища Дэна Стэка.
Узкая заросшая тропинка вела от пристани к просеке в джунглях. Там, на просеке, виднелось что–то похожее на город–призрак. Ни души не было на его единственной пыльной улице, никто не выглядывал из окон низких некрашеных домов. Городок в молчании пекся в белом сиянии полудня, и, кроме шарканья своих собственных утопавших в пыли ботинок, Кромптон не слышал ни звука.
– Не нравится мне здесь, – сказал Лумис.
Кромптон медленно шел по улице. Вот он минул ряд складов, на стенах которых корявыми буквами были выведены имена их владельцев. Он прошел мимо пустого салуна, дверь которого болталась на единственной петле, а окна с занавесками от москитов были разбиты. Уже остались позади три пустых магазина, и тут он увидел четвертый с вывеской: «Стэк и Финч, провиант».
Кромптон вошел. На полу в аккуратных связках лежали товары, еще большее количество их свешивалось со стропил. Внутри никого не было видно.
– Есть кто–нибудь? – позвал Кромптон. Не получив ответа, он снова вышел на улицу.
На противоположном конце городка Кромптон набрел на крепкое здание, что–то вроде амбара. Возле него на табурете сидел загорелый, Усатый мужчина лет пятидесяти. У него за пояс был засунут револьвер. Табурет качался на двух ножках, мужчина, казалось, дремал, опираясь о стену амбара.
– Дэн Стэк? – спросил Кромптон.
– Там, – указал незнакомец на дверь амбара.
Кромптон направился к двери. Усач сделал движение, и револьвер оказался в его руке.
– Прочь от двери, – сказал он.
– Почему? Что случилось?
– Вы что, не знаете, что ль? – спросил усач.
– Нет! А вы кто такой?
– Я Эд Тайлер, шериф, назначен гражданами Кровавой Дельты, утвержден в должности командиром Бдительных. Стэк сидит в тюрьме. Этот самый амбар и есть тюрьма пока что.
– Ну и сколько ему сидеть? – спросил Кромптон.
– Точно два часа.
– Можно мне с ним поговорить?
– Не–е–е.
– А когда он выйдет, можно будет?
– Ясное дело, – сказал Тайлер. – Но сомневаюсь, чтобы он вам ответил.
– Почему?
Шериф криво усмехнулся.
– Стэк будет в тюрьме точно два часа, а после этого мы его возьмем из тюрьмы и повесим. А уж когда мы покончим с этим делом, то с удовольствием устроим вам разговорчик с ним, о чем только пожелаете. Но, как я уже сказал, вряд ли он вам ответит.
Кромптон слишком устал, чтобы почувствовать удар. Он спросил:
– А что сделал Стэк?
– Убил.
– Аборигена?
– Черта с два, – с отвращением ответил Тайлер. – Кому какое дело до аборигенов, будь они прокляты! Стэк убил человека, его зовут Бартон Финч. Это же его собственный компаньон! Финч еще жив, но вот–вот кончится. Старый Док сказал, что он не протянет и дня, значит, это убийство. Стэка судил суд равных ему по положению присяжных заседателей, его признали виновным в убийстве Бартона Финча, в том еще, что он сломал ногу Билли Родберну и два ребра Эли Тал боту, что он разнес салун Мориарти и нарушил порядок в городе. Судья – это я – приговорил повесить его, и как можно скорее. Выходит, сегодня, как только ребята вернутся с новой дамбы, где они сейчас работают, его и повесят.
– Когда состоялся суд?
– Сегодня утром.
– А убийство?
– Часа за три до суда.
– Быстрая работа, – заметил Кромптон.
– Мы здесь, в Кровавой Дельте, попусту время не тратим, – с гордостью ответил Тайлер.
– Да, я догадываюсь, – сказал Кромптон. – Вы даже вешаете человека до того, как его жертва скончалась.
– Я же вам сказал – Финч кончается, – ответил Тайлер, и глаза его сузились в щелочку. – Вы потише, незнакомец, не путайтесь в дела Кровавой Дельты, если они касаются правосудия, не то вам тут не поздоровится. Нам не нужны все эти штучки–дрючки крючкотворов, чтобы разобраться, кто прав, кто виноват.
Лумис возбужденно зашептал Кромптону:
– Оставь ты все это, пошли отсюда.
Кромптон не обратил на него внимания. Он сказал шерифу:
– Мистер Тайлер, Дэн Стэк – мой сводный брат.
– Тем хуже для вас, – сказал Тайлер.
– Мне в самом деле необходимо с ним увидеться. Всего на пять минут. Чтобы передать ему письмо от матери.
– Ничего не выйдет, – ответил шериф.
Кромптон порылся в кармане и вытащил засаленную пачку денег.
– Всего две минуты.
– Хорошо. Пожалуй, я смогу… А, черт!
Проследив взгляд Тайлера, Кромптон увидел большую группу людей, шагавших к ним по пыльной улице.
– Ну вот и ребята, – сказал Тайлер. – Теперь уж ничего не получится, если бы даже я и захотел. Пожалуй, вы можете присутствовать при повешении.
Кромптон отошел в сторону. В группе было по меньшей мере человек пятьдесят, а там шли еще и еще. Большинство из них были люди высокие, с дубленой кожей, огрубелыми лицами – словом, те, с кем шутки плохи, и почти у всех на поясе болталось оружие. Они коротко перебросились словами с шерифом.
– Не делай глупостей, – предупредил Лумис.
– А что я могу сделать? – возразил Кромптон.
Шериф Тайлер отворил дверь амбара. Несколько человек вошли туда и вскоре вернулись, волоча за собой арестанта. Кромптон не мог разглядеть его – толпа людей сомкнулась вокруг Стэка.
Кромптон шел за толпой, которая тащила осужденного в противоположный конец городка, где через сук крепкого дерева уже была перекинута веревка.
– Пора кончать с ним! – кричала толпа.
– Ребята! – прозвучал сдавленный голос Дэна Стэка. – Дайте слово сказать.
– К чертям собачьим! – крикнул кто–то. – Кончай с ним!
– Мое последнее слово! – выкрикнул Стэк.
Неожиданно за него вступился шериф:
– Пусть скажет свою речь, ребята, по праву умирающего. Давай, Стэк, только не очень затягивай.
Они поставили Дэна Стэка на фургон, накинули ему петлю на шею, другой конец веревки подхватила дюжина рук. Наконец–то Кромптон увидел его. Он уставился на этот столь долго разыскиваемый сегмент самого себя и смотрел на него как зачарованный.
Дэн Стэк был крупный, ладно скроенный человек. Его полное, изрезанное морщинами лицо выражало тревогу, ненависть, страх, в нем угадывались буйный нрав, тайные пороки и затаенные горести. У него были широкие, будто вывернутые ноздри, толстогубый рот с крупными редкими зубами и узкие, вероломные глаза. Жесткие черные волосы свисали на низкий лоб, черная щетина выступала на горящих щеках. Весь облик его выдавал темперамент холерика, порожденный Воздухом, – с избытком горячей желтой желчи, из–за которой человек легко впадает в гнев и лишается рассудка.
Стэк смотрел поверх голов в раскаленное добела небо. Медленно опустил он голову, и бронзовая культя правой руки полыхнула красным в ровном ослепительном свете дня.
– Ребята, я сделал много плохого в своей жизни, – начал Стэк.
– И это ты нам рассказываешь? – выкрикнули из толпы.
– Я был лжецом и обманщиком, – орал Стэк. – Я ударил девушку, которую любил, и ударил ее крепко, чтобы сделать ей больно. Я обокрал моих дорогих родителей. Я проливал кровь несчастных аборигенов этой планеты. Ребята, я жил не по–хорошему.