Текст книги "Г. Гаррисон, Р. Шекли: Сборник научно–фантастических произведений"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Соавторы: Роберт Шекли
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 67 страниц)
Печатается по изд.: Р.Шекли. Паломничество на Землю. М.: Мир. 1966.
[Закрыть]
Акиенобоб вприпрыжку приблизился к хижине Старейшего Песнопевца и принялся отплясывать Танец Важного Сообщения, аккомпанируя себе ритмичным постукиванием хвоста по земле. В дверях тут же появился Старейший Песнопевец и принял позу напряженного внимания: руки сложены на груди, хвост обвит вокруг плеч.
– Прибыл корабль богов, – нараспев проговорил Акиенобоб, выплясывая приличествующий случаю танец.
– В самом деле? – откликнулся Старейший Песнопевец, одобрительно косясь на сложные па. Вот она, пристойная манера! Не то что расхлябанные, упрощенные движения, которые предписывает Альгонова ересь.
– Из божественного и неподдельного металла! – захлебнулся восторгом Акиенобоб.
– Хвала богам, – церемонно ответил Старейший Песнопевец, скрывая охватившее его возбуждение. – «Наконец–то! Боги возвратились!» – Созови общину.
Акиенобоб отправился на сельскую площадь и исполнил там Танец Сборища. Тем временем Старейший Песнопевец воскурил щепотку священного благовония, оттер хвост песком и, очистясь таким образом от скверны, поспешил возглавить приветственные пляски.
Корабль богов – огромный цилиндр из почерневшего, изъязвленного металла – лежал в небольшой долине. Селяне, собравшись на почтительном расстоянии, выстроились в символическую фигуру «Общий Привет Всем Богам».
Корабль богов разверзся, и оттуда, шатаясь, с трудом выбрались два бога.
Старейший Песнопевец тотчас же признал их по облику. В Великую Книгу о богах, написанную почти пять тысячелетий назад, были занесены сведения о всевозможных разновидностях божеств. Там описывались боги большие и боги малые, боги крылатые и боги о копытах, боги однорукие, двурукие и трехрукие, боги со щупальцами, чешуйчатые боги и множество иных обличий, какие благоугодно принимать богам.
Каждую разновидность полагалось приветствовать по особому, специально ей предназначенному приветственному обряду, ибо так было начертано в Великой Книге о Богах.
Старейший Песнопевец тотчас же приметил, что перед ним двуногие, двурукие, бесхвостые боги. Он поспешно перестроил своих соплеменников в подобающую фигуру.
К нему вприпрыжку подошел Глат, прозванный Младшим Песнопевцем.
– С чего начнем? – учтиво прокашлял он.
Старейший Песнопевец пронзил его укоризненным взглядом.
– С Танца Разрешения на Посадку, – ответил он, с достоинством произнося древние, утратившие смысл слова.
– Разве? – Глат почесал хвостом шею. Это был жест явного пренебрежения. – По заветам Альгоны – прежде всего пиршество.
Старейший Песнопевец отвернулся, жестом выразив несогласие. Покуда бразды правления у него в руках, он не пойдет ни на какие компромиссы с ересью Альгоны – учением, созданным всего каких–нибудь три тысчонки лет назад.
Младший Песнопевец Глат вернулся на свое место в строю танцоров. «Смехотворно, – думал он, – что вот такая консервативная развалина, как Старейший Песнопевец, устанавливает порядок танцев. Совершеннейшая нелепица – ведь было же доказано…»
А два бога пытались двигаться! Покачиваясь, балансировали они на тонких ногах. Один зашатался и упал ничком. Другой помог ему встать, после чего упал сам. Медленно, с усилием поднялся он на ноги.
Боги удивительно напоминали простых смертных.
– Они выразили в танце свое расположение! – воскликнул Старейший Песнопевец. – Приступайте же к Танцу Разрешения на Посадку.
Туземцы плясали, приседая, колотя хвостами о землю, кашлем и лаем выражали свое ликование. Затем в строгом соответствии с церемониалом богов водрузили на носилки из ветвей священного дерева и понесли на Священный Курган.
– Давайте обсудим все как следует, – предложил Глат, поравнявшись со Старейшим Песнопевцем. – Поскольку за тысячи лет это первый случай пришествия каких бы то ни было богов, то, несомненно, разумно было бы прибегнуть к обрядам Альгоны. Просто на всякий случай.
– Нет, – решительно отказался Старейший Песнопевец, энергично перебирая шестью ногами. – Все подобающие обряды приведены в древних книгах ритуалов.
– Я знаю, – настаивал Глат, – но ведь ничего страшного не случится…
– Никогда, – твердо заявил Старейший Песнопевец. – Для каждого бога есть свой Танец Разрешения на Посадку. Затем идет Танец Подтверждения Астродрома, Танец Таможенного Досмотра, Танец Разгрузки и Танец Медицинского Освидетельствования. – Старейший Песнопевец выговаривал таинственные древние названия отчетливо и внушительно, с благоговением. – Тогда и только тогда можно начинать пиршество.
На носилках, сделанных из ветвей, два бога стенали и вяло шевелили руками. Глат знал: боги исполняют Танец Подражания боли и мукам смертных, подтверждая свое родство с теми, кто им поклоняется.
Все было так, как и должно быть, – так, как начертано в Книге последнего пришествия. Тем не менее Глата поразило совершенство, с каким боги копируют чувства простых смертных. Глядя на них, можно было подумать, будто они и вправду умирают от голода и жажды.
Глат улыбнулся своим мыслям. Всем известно, что боги не ощущают ни голода, ни жажды.
– Поймите же, – обратился Глат к Старейшему Песнопевцу. – Для нас важно избежать той роковой ошибки, какую допустили наши пращуры в Дни космических полетов. Так ли я говорю?
– Разумеется, – ответил Старейший Песнопевец, почтительно склоняя голову перед ритуальным названием Золотого века. Пять тысячелетий назад их племя находилось на вершине богатства и благоденствия и боги часто посещали его. Однако, как гласит легенда, в один прекрасный день кто–то допустил ошибку в ритуале и племя было предано Забвению. С тех пор посещения богов прекратились раз и навсегда.
– Если боги одобрят наши обряды, – сказал Старейший Песнопевец, – то снимут с нас Забвение. Тогда явятся и другие боги, как бывало в старину.
– Вот именно. А ведь Альгона был последним, кто воочию видел бога. Уж он–то, наверное, знает, что говорит, предписывая начинать с пиршества, а церемонии оставлять напоследок.
– Учение Альгоны – пагубная ересь, – возразил Старейший Песнопевец.
И Младший Песнопевец в сотый раз задумался, не пора ли сбросить маску лицемерия, не приказать ли общине без промедления приступить к Обряду Воды и к Пиршеству. Ведь многие были тайными приверженцами Альгоны.
Но нет, пока не время, ибо власть Старейшего Песнопевца все еще слишком сильна. Да и момент неподходящий. Надо подождать, думал Глат, нужно знамение самих богов.
А боги по–прежнему возлежали на носилках, радуя глаз верующих дивным Танцем–конвульсией – Подражанием жажде и мукам простых смертных.
Богов усадили на вершине Священного Кургана, и Старейший Песнопевец самолично возглавил Танец Подтверждения Астродрома. В окрестные селения выслали гонцов с наказом созвать всех взрослых жителей на ритуальные пляски.
В самом селении женщины начали готовиться к Пиршеству. Некоторые из них пустились от радости в пляс, ибо разве не сказано в Писаниях, что вновь появятся боги, и тогда наступит конец Забвению, и к каждому придет богатство и благоденствие, как в Дни космических полетов?
На кургане один из богов простерся ниц. Другой с трудом принял сидячее положение и искусно подрагивающим пальцем указывал на свой рот.
– Это знак благоволения! – вскричал Старейший Песнопевец.
Глат кивнул, не прекращая пляски, в то время как по складкам его кожи градом струился пот. Старейший Песнопевец был одаренным толкователем. С этим нельзя не согласиться.
Но вот сидящий бог стиснул одной рукой горло, отчаянно жестикулируя другой.
– Быстрее! – прохрипел Старейший Песнопевец; он чутко ловил малейшее движение богов.
Теперь бог что–то кричал ужасающим, надтреснутым голосом. Он кричал, указывал себе на горло и снова кричал, уподобляясь страждущему смертному.
Все шло в строгом соответствии с Танцем Богов, как он описан в Книге последнего пришествия.
Как раз в этот миг на площадь перед курганом ворвалась ватага молодежи из соседнего селения и сменила хозяев в танце. На время Младший Песнопевец мог выйти из круга. Переводя дух, он подошел к Старейшему Песнопевцу.
– Вы будете исполнять все танцы? – спросил он.
– Конечно, – Старейший Песнопевец не спускал глаз с плясунов, ибо на этот раз ошибки нельзя было допустить. Это последний случай обелить себя перед богами и вернуть себе добрую славу в их глазах.
– Пляски будут продолжаться ровно восемь дней, – непреклонно сказал Старейший Песнопевец. – Если произойдет хоть малейшая ошибка, начнем все сызнова.
– По словам Альгоны, прежде всего надо торопиться с Обрядом Воды, – возразил Глат, – а затем…
– Вернись в круг! – отрезал Старейший Песнопевец, жестом выразив крайнее возмущение. – Ты слышал, как боги кашляли в знак одобрения. Так и только так удастся нам снять древнее заклятие.
Младший Песнопевец отвернулся. Ах, если бы его воля! В древние времена, когда боги то и дело уходили и возвращались, обычай Старейшего Песнопевца был правильным обычаем. Глат вспомнил, как описывается приход корабля богов в Книге последнего пришествия:
Начался Обряд Разрешения на Посадку (в те дни это еще не называлось ни плясками, ни танцами).
Боги протанцевали Танец Страдания и Боли.
Затем был проделан Обряд Подтверждения Астродрома.
В ответ боги исполнили Танец Голода и Жажды – точь–в–точь так, как сейчас.
Затем последовали Обряды Таможенного Досмотра, Разгрузки и Медицинского Освидетельствования. Все время, пока длились обряды, богам не давали ни еды, ни питья – таково было одно из предписаний ритуала.
Когда со всеми обрядами было покончено, один из богов по неведомой причине притворился мертвым. Другой отнес его обратно на небесный корабль, и боги покинули планету, чтобы больше никогда не возвратиться.
Вскоре после этого началось Забвение.
Однако не существует и двух древних писаний, толкующих причины Забвения одинаково. Некоторые утверждают, что богов оскорбило несовершенное исполнение какого–то танца. Другие, как Альгона, пишут, что надо начинать с пиршества и возлияний, а потом уж переходить к обрядам.
Альгону почитали далеко не все. В конце концов, ведь богам неведомы ни голод, ни жажда. С какой же стати пиршество должно предшествовать обрядам?
Глат свято верил в учение Альгоны и уповал, что в один прекрасный день выяснит истинную причину Забвения.
Внезапно танец прервался. Глат поспешил взглянуть, что же произошло.
Какой–то глупец оставил подле Священного Кургана простой кувшин с водой. Один из богов подполз к кувшину. Руки бога готовились схватить недостойный предмет.
Старейший Песнопевец чуть ли не вырвал из рук бога кувшин, поспешно унес его прочь, и все племя испустило вздох облегчения. Какое кощунство – оставить поблизости от бога обыкновенную, неочищенную, неосвященную воду, да еще в ничтожном сосуде без росписи. Да прикоснись к ней бог – и его праведный гнев испепелит все селение.
Бог разгневался. Он прокричал что–то, перстом указывая на оскорбительный сосуд. Затем указал на второго бога, который все еще был погружен в небесный экстаз и лежал лицом вниз. Он указал на свое горло, на пересохшие, растрескавшиеся губы и опять на кувшин с водой. Он сделал два неуверенных шага и упал. Бог заплакал.
– Живо! – крикнул Младший Песнопевец. – Начинайте Танец Взаимовыгодного Торгового Соглашения!
Только его находчивость и спасла положение. Танцующие подожгли священные ветки и, кружась волчком, принялись размахивать ими перед ликами богов. Боги раскашлялись и тяжело задышали в знак одобрения.
– Ну и хитер же ты на выдумку, – ворчливо признал Старейший Песнопевец. – И как только тебе пришел на ум этот танец?
– У него самое таинственное название, – объяснил Глат. – Я знал, что сейчас нужно действовать решительно.
– Что ж, молодец, – похвалил Старейший Песнопевец и вернулся к своим обязанностям в танце.
С довольной улыбкой Глат обвил хвостом талию. Вовремя поданная команда оказалась удачным ходом.
Теперь надо поразмыслить над тем, как бы лучше выполнить обряды Альгоны.
Боги возлежали на земле, кашляя и ловя ртом воздух, словно умирающие. Младший Песнопевец решил подождать более удобного случая.
Весь день плясали Танец Взаимовыгодного Торгового Соглашения, и боги тоже принимали в нем участие. Поклониться им приходили жители отдаленных селений, и боги, задыхаясь, выражали свое милостивое расположение.
К концу танца один из богов чрезвычайно медленно поднялся на ноги. Он упал на колени, с преувеличенным пафосом подражая движениям смертного, который ослаб до предела.
– Он вещает, – прошептал Старейший Песнопевец, и все смолкли.
Бог простер руки. Старейший Песнопевец кивнул.
– Он сулит нам хороший урожай, – пояснил Старейший Песнопевец.
Бог стиснул кулаки, но тут же разжал их, охваченный приступом кашля.
– Он сочувствует нашей жажде и бедности, – наставительно произнес Старейший Песнопевец.
Бог снова указал себе на горло – таким горестным жестом, что кое–кто из поселян разрыдался.
– Он желает, чтобы мы повторили танцы сначала, – разъяснил Старейший Песнопевец. – Давайте же, становитесь в первую позицию.
– Его жест означает вовсе не то, – дерзко заявил Глат, решив, что час настал.
Все воззрились на него, потрясенные, в гробовом молчании.
– Богу угоден Обряд Воды, – сказал Глат.
По рядам танцующих пробежал вздох. Обряд Воды составлял часть еретического учения Альгоны, которое Старейший Песнопевец неустанно предавал анафеме. Впрочем, с другой стороны, Старейший Песнопевец уже в преклонных летах. Быть может, Глат, Младший Песнопевец…
– Не допущу! – взвизгнул Старейший Песнопевец. – Обряд Воды следует за пиршеством, которое начинается после всех плясок. Только таким путем избавимся мы от Забвения!
– Необходимо предложить богам воды! – прогремел Младший Песнопевец.
Оба взглянули на богов – не подадут ли те знамение, но боги молча следили за ними усталыми, налитыми кровью глазами.
Но вот один из богов кашлянул.
– Знамение! – вскричал Глат, прежде чем Старейший Песнопевец успел перетолковать этот кашель в свою пользу.
Старейший Песнопевец пытался спорить, но тщетно. Ведь поселяне слышали бога собственными ушами.
В очищенных от скверны, красиво расписанных кувшинах принесли воду, и плясуны встали в позы, подобающие обряду. Боги взирали на них, тихо переговариваясь на языке божием.
– Ну! – скомандовал Младший Песнопевец. На курган внесли кувшин с водой. Один из богов потянулся к кувшину. Другой оттолкнул его и сам схватился за кувшин.
По толпе прокатился взволнованный гул.
Первый бог слабо ударил второго и завладел водой. Второй отнял кувшин и поднес ко рту. Тогда первый сделал выпад, и кувшин с водой покатился по склону кургана.
– Я предостерегал тебя! – возопил Старейший Песнопевец. – Они отвергли воду, как и следовало ожидать. Убери ее скорее, пока мы еще не обречены на гибель!
Двое схватили кувшины и умчались с ними прочь. Боги взвыли, но тут же умолкли.
По приказу Старейшего Песнопевца тотчас начался Танец Таможенного Досмотра. Снова зажгли священные ветви и овевали ими богов, как веерами. Боги слабо прокашляли одобрение. Один попытался сползти с кургана, но упал ничком. Другой лежал недвижимо.
Так лежали боги долгое время, не подавая знамений.
Младший Песнопевец стоял в хвосте цепочки танцующих. Почему, вопрошал он себя снова и снова, почему отступились от него боги?
Неужели Альгона заблуждается?
Но ведь боги отвергли воду.
У Альгоны черным по белому написано, что единственный способ снять таинственное проклятие Забвения – это без промедления принести в дар богам еду и питье. Быть может, богам пришлось дожидаться слишком долго?
«Пути богов неисповедимы, – печально думал Глат. – Теперь случай упущен навеки. С тем же успехом можно было разделить веру Старейшего Песнопевца».
И он уныло поплелся в круг танцующих.
Старейший Песнопевец повелел начать пляски сначала и продолжать их четыре дня и четыре ночи. Потом, если богам будет угодно, в их славу будет устроено пиршество.
Боги не подавали знамений. Они лежали на священном кургане, распростершись во весь рост, и время от времени подергивали конечностями, изображая смертных, которых одолевает усталость, отчаянная жажда.
Это были очень могущественные боги. Иначе разве могли бы они столь искусно подражать смертным?
А к утру случилось следующее: невзирая даже на то, что Старейший Песнопевец отменил Танец Хорошей Погоды, облака на небе стали сгущаться. Громадные и черные, они заслонили утреннее солнце.
– Пройдет стороной, – предрек Старейший Песнопевец, отплясывая Танец Отречения от Дождя.
Однако тучи разверзлись, и полился дождь. Боги медленно зашевелились, оборотили лица к небу.
– Тащите доски! – кричал Старейший Песнопевец. – Принесите навес! Боги предадут дождь проклятию: ведь до окончания обрядов ни одна капля не смеет коснуться тел божиих!
Глат же, сообразив, что представился еще один благоприятный случай, возразил:
– Нет! Этот дождь наслали сами боги!
– Уведите юного еретика! – пронзительно взвизгнул Старейший Песнопевец. – Давайте сюда навес!
Плясуны оттащили Глата в сторонку и принялись сооружать над богами шатер, чтобы укрыть их от дождя. Старейший Песнопевец собственноручно покрывал шатер крышей, работая споро и благоговейно.
Под внезапно хлынувшим ливнем боги не шевелились – они лежали, широко раскрыв рты. Когда же они увидели, как Старейший Песнопевец возводит над ними крышу, то попытались встать.
Старейший Песнопевец торопился: он знал, что своим недостойным присутствием оскверняет заповедный курган.
Боги переглянулись. Один из них медленно встал на колени. Другой протянул ему обе руки и помог подняться на ноги.
Бог стоял, раскачиваясь, как пьяный, сжимая руку возлежащего бога. И вдруг обеими руками с яростью толкнул Старейшего Песнопевца в грудь.
Старейший Песнопевец потерял равновесие и закувыркался по Священному Кургану, нелепо дрыгая ногами в воздухе. Бог сорвал с навеса крышу и помог встать другому богу.
– Знамение! – вскричал Младший Песнопевец, вырываясь из удерживающих его рук. – Знамение!
Никто не мог этого отрицать. Теперь оба бога стояли, запрокинув головы, подставив рты под струи дождя.
– Начинайте пиршество! – рявкнул Глат. – Такова воля богов!
Плясуны колебались. Впасть в ересь Альгоны – это серьезный шаг, который стоило бы хорошенько обдумать.
Однако теперь, когда всем стал распоряжаться Младший Песнопевец, приходилось рискнуть.
Оказалось, что Альгона был прав. Боги выражали свое одобрение воистину по–божески: запихивали яства в рот огромными кусками – какое изумительное подражание смертным! – и поглощали напитки с таким усердием, будто и впрямь умирали от жажды.
Глат сожалел лишь о том, что не знает божьего языка, ибо больше всего на свете ему хотелось узнать, каковы же были истинные причины Забвения.
ОПЫТНЫЙ ОБРАЗЕЦ[57]57Печатается по изд.: Р.Шекли. Паломничество на Землю. М.: Мир. 1966.
[Закрыть]
Посадка едва не окончилась катастрофой. Бентли знал, что тяжелый груз на плечах нарушает координацию движений. Однако он не подозревал, насколько серьезно нарушение, пока не настал критический момент, когда он нажал не на ту кнопку. Звездолет камнем устремился вниз. Когда в последнюю секунду Бентли чудом выровнял его, под ним на равнине уже была выжжена черная проплешина. Звездолет коснулся почвы, покачнулся и замер, вызвав у Бентли мгновенный приступ тошноты.
Впервые в истории человек приземлился на планете Тельс IV.
Первым делом Бентли принял солидную дозу шотландского виски, отпущенного ему в сугубо медицинских целях.
Покончив с виски, Бентли включил передатчик. Миниатюрный приемник он носил в ухе, которое из–за этого страшно зудело, а микрофон был вмонтирован в горло хирургическим способом. Портативная система гиперпространственной связи настраивалась автоматически, и это было к лучшему, ибо Бентли понятия не имел, как ловить столь узкий радиолуч на столь чудовищном расстоянии от источника.
– Все в порядке, – сообщил он по радио профессору Слиггерту. – Планета земного типа, как и сообщалось в отчете разведчиков. Корабль целехонек. Счастлив доложить, что при посадке я не свихнул себе шею.
– Ну, естественно, – отозвался профессор Слиггерт; голос его, искаженный маломощным приемником, казался высоким и невыразительным.
– А «Протект»? Как вы себя в нем чувствуете? Привыкли?
Бентли ответил:
– Нисколько. По–прежнему чувствую себя так, словно мне жернов на шею повесили.
– Ничего, приспособитесь, – заверил его профессор Слиггерт. – Ну–с, институт поздравляет вас, а правительство, по–моему, награждает какой–то медалью. Помните, теперь ваша задача – побрататься с аборигенами и по возможности заключить с ними хоть какое–нибудь торговое соглашение. Важно создать прецедент. Эта планета нам необходима, Бентли.
– Знаю.
– Желаю удачи. Докладывайте при каждом удобном случае.
– Ладно, – пообещал Бентли и прекратил передачу.
Он попробовал встать, но из первой попытки ничего не вышло. Бентли ухитрился подняться, лишь ухватившись за ручки, удобно расположенные над пультом управления. Только тут оценил он размеры пошлины, взимаемой невесомостью с человеческих мускулов, и пожалел, что за время долгого полета от Земли делал зарядку нерегулярно.
Бентли был молод, высок – выше шести футов росту, – беспечен и крепко сбит. На Земле он весил более двухсот фунтов и передвигался с грацией атлета. Однако в полете на него с первых же мгновений навалилось бремя добавочных семидесяти трех фунтов, безвозвратно и намертво закрепленных на его спине. При таких обстоятельствах он двигался как престарелый слон в слишком тесной обуви.
Бентли повел плечами в широких пластиковых лямках, скорчил гримасу и подошел к смотровому окну правого борта. Неподалеку, примерно в полумиле, виднелось селение; на горизонте коричневыми пятнами вырисовывались невысокие домишки. По равнине, направляясь к кораблю, двигались какие–то точки. Очевидно, селяне решили выяснить, что за странный предмет свалился к ним с неба, изрыгая огонь и издавая устрашающий рев.
«Приятное зрелище», – сказал себе Бентли. Не прояви инопланетяне любопытства, было бы трудно наладить с ними контакт. А ведь в Земном институте межзвездных исследований предвидели и такой вариант, хотя решение его не было найдено. Поэтому его вычеркнули из списка возможных ситуаций.
Селяне тем временем приближались. Бентли решил, что пора и ему приготовиться. Он вынул из футляра лингвасцен и не без усилий привязал ремнями у себя на груди. На одном боку он пристроил флягу с водой, на другом – пакет с пищевыми концентратами. На животе укрепил сумку с набором инструменов. К одной ноге пристегнул ремешками радиопередатчик, к другой – санитарный пакет.
Полностью экипированный Бентли нес на себе в общей сложности сто сорок восемь фунтов, причем каждая унция считалась для межзвездного исследователя необходимой и незаменимой.
То обстоятельство, что он не шагал, а скорее брел, пошатываясь, значения не имело.
Тем временем туземцы подошли к кораблю и окружили его, отпуская неодобрительные замечания. У жителей Тельса было две ноги и короткий толстый хвост. Чертами лица они походили на людей, но людей из кошмарного сна. Кожа у всех была ярко–оранжевого цвета.
Бентли заметил, что туземцы вооружены. Перед ним мелькали ножи, пики, каменные молотки и кремневые топоры. При виде этого боевого арсенала по лицу Бентли разлилась улыбка удовлетворения. Вот оно, оправдание неудобствам, вот почему нужны были семьдесят три фунта, которые с момента запуска оттягивали ему спину.
Чем именно вооружены аборигены, неважно, пусть хоть ядерным оружием. Причинить ему вред они не могут.
Так утверждает профессор Слиггерт – глава института, изобретатель «Протекта».
Бентли открыл смотровое окно. Телиане испустили крик изумления. После минутного колебания лингвасцен перевел эти крики так: «Ох! Ах! Как странно! Невероятно! Нелепо! Чудовищно! Непристойно!»
Осторожно неся 148 фунтов поклажи, Бентли спустился по трапу с внешней стороны борта. Туземцы выстроились вокруг дугой, держа оружие наготове.
Он приблизился к туземцам. Те отпрянули. Приятно улыбаясь, Бентли сказал: «Я пришел к вам как друг». Лингвасцен воспроизвел резкие, гортанные гласные телианского языка, похожие на лай.
Казалось, Бентли не очень–то поверили. Копья остались на весу, а один из телиан, возвышающийся над всеми остальными и увенчанный красочным головным убором, взял топор на изготовку.
Бентли ощутил, как тело его пронизала легчайшая дрожь. Он, конечно, неуязвим. Пока на нем «Протект», с ним ничего не случится. Решительно ничего! Профессор Слиггерт в этом убежден.
Перед запуском профессор Слиггерт собственноручно застегнул «Протект» на спине Бентли, поправил лямки и отступил, любуясь своим творением.
– Превосходно, – провозгласил он с тихой гордостью.
Бентли шевельнул плечами, согбенными под ношей.
– Тяжеловато, вы не находите?
– Что поделаешь? – ответил Слиггерт. – Это же прототип, опытный образец. Чтобы уменьшить вес, я испробовал все мыслимые транзисторы, легкие сплавы, печатные схемы, лазерные силовые узлы и все такое. К сожалению, первые модели всех изобретений обычно громоздки.
– Во всяком случае, можно было придать ему более обтекаемую форму, – возразил Бентли, заглядывая себе за плечо.
– Обтекаемость приходит гораздо позднее. Сначала концентрация идеи, затем компактность, далее расширение функций и, наконец, красота. Так всегда было, и так будет. Возьмите пишущую машинку. Сейчас это просто клавиатура, почти плоская, как портфель. Однако бабушка нынешней пишущей машинки работала с ножными педалями, а поднять ее было не под силу и двоим. Возьмите прибор для глухих – ведь раз от раза он сбрасывал целые фунты! Возьмите лингвасцен, который вначале представлял собой сложнейшее электронное устройство весом в несколько тонн.
– О’кей, – перебил Бентли. – Если лучше не умеете, сойдет и так. А как его снимают?
Профессор Слиггерт улыбнулся.
Бентли закинул руки за спину. Пряжка что–то не отыскивалась. Он бестолково подергал наплечные лямки, но те никак не отстегивались. Выползти из «Протекта» тоже не удавалось. Бентли оказался все равно что в новой, дьявольски тугой смирительной рубашке.
– Ну же, профессор, как от него избавиться?
– Этого я вам не скажу.
– То есть как?
– «Протект» неудобен, не правда ли? – лукаво спросил Слиггерт. – Вы бы гораздо охотнее летели без него?
– Вы правы, черт побери.
– Ну, ясно. Знаете, в войну солдаты нередко бросали на поле боя ценное снаряжение, оттого что оно было громоздким или неудобным. Мы не можем рисковать вами. Вы отправляетесь на чужую планету, мистер Бентли. Вы подвергнетесь совершенно неведомым опасностям. Необходимо, чтобы вы были защищены все время.
– Я знаю, – ответил Бентли, – но у меня хватит здравого смысла самому решить, когда надевать эту штуку.
– Хватит ли? Мы выбрали вас, потому что вы находчивый, жизнеспособный, сильный и, разумеется, в какой–то степени сообразительный человек. Однако…
– Благодарю!
– Однако все эти качества отнюдь не предрасполагают вас к осторожности. Что, если туземцы покажутся вам дружелюбными и вы решите снять тяжелый, неудобный «Протект»? А вдруг вы неправильно оцените обстановку? Такое легко может произойти на Земле; подумайте, насколько вероятнее, что это случится на незнакомой планете.
– Я сам могу о себе позаботиться, – упорствовал Бентли.
Слиггерт угрюмо кивнул.
– То же самое утверждал Этвуд, отправляясь на Дюрабеллу II. С тех пор о нем ни слуху, ни духу. Нет никаких известий и от Блейка, и от Смита, и от Коршелла. Можете вы отразить удар ножа в спину? Есть у вас глаза на затылке? Нет, мистер Бентли, у вас их нет; зато у «Про–текта» есть!
– Послушайте, – сказал Бентли, – хотите верьте, хотите нет, но я уже взрослый человек, наделенный чувством ответственности. Находясь на поверхности чужой планеты, я буду носить «Протект» непрерывно. А теперь покажите, как он снимается.
– Вы, кажется, чего–то не поняли, Бентли. Если бы речь шла только о вашей жизни, вам бы разрешили идти на тот риск, какой вы сами считаете допустимым. Но мы ведь рискуем и звездолетом, и оборудованием, а все это обошлось в несколько миллиардов долларов. Более того, ваш полет задуман как испытание «Протекта» в пространстве. Единственный способ убедиться в результатах – заставить вас носить «Протект» не снимая. А добиться этого можно только одним путем: не сообщать вам, как он снимается. Мы должны получить результаты. Вы останетесь живы помимо своей воли.
Поразмыслив, Бентли ворчливо согласился:
– Наверное, окажись туземцы достаточно дружелюбными, я бы не устоял перед искушением и снял «Протект».
– Вас избавят от такого искушения. Принцип работы вам понятен?
– Еще бы! – сказал Бентли. – А «Протект» действительно проделает все, что вы наобещали?
– Лабораторные испытания он прошел идеально.
– Мне очень не хочется, чтобы там закапризничала какая–нибудь мелочишка. Вдруг предохранитель выскочит или проводка оборвется…
– Вот одна из причин его громоздкости, – терпеливо разъяснил Слиггерт. – Тройное дублирование. Механические неисправности полностью исключаются.
– А источник энергии?
– При работе с предельной нагрузкой его хватит на сто лет и более. «Протект» совершенен, Бентли! Я не сомневаюсь, что после этого полевого испытания он превратится в стандартное снаряжение всех межзвездных путешественников. – Тут профессор Слиггерт позволил себе чуть улыбнуться горделивой улыбкой.
– Ладно, – сказал Бентли, расправляя плечи в широких пластиковых лямках. – Уж как–нибудь привыкну к нему.
Однако он так и не привык. Человек неспособен привыкнуть к тому, что ему на спину взвалили жернов весом в семьдесят три фунта.
Телиане никак не могли постигнуть пришельца. Они спорили между собой несколько минут, и все это время Бентли сохранял на лице вымученную улыбку. Наконец один из телиан выступил вперед. Он был гораздо выше остальных и носил особый головной убор из стекла, кости и кусочков ярко раскрашенного дерева.
– Братья, – сказал телианин, – здесь присутствует нечистая сила, которую я, Ринек, чую.
Вперед выступил другой телианин в таком же головном уборе.
– Заклинателю духов не пристало говорить о таких вещах.
– Ты прав, – согласился Ринек. – Не подобает громко говорить о нечистой силе в ее присутствии, ибо от этого она крепнет. Однако же на то и существуют заклинатели, чтобы вовремя заметить злых духов и истребить их. Наш долг, – невзирая на опасности, продолжать нелегкий труд.
Тогда от толпы отделились еще несколько человек в особых головных уборах – тоже, очевидно, заклинатели духов. Бентли понял, что это телианские жрецы или шаманы. Скорее всего, помимо духовной, в их руках сосредоточена и значительная политическая власть.
– Не думаю, чтобы это была нечистая сила, – заявил молодой и веселый с виду заклинатель, которого звали Гуаскль.
– А кто же еще? С одного взгляда видно.