Текст книги "Г. Гаррисон, Р. Шекли: Сборник научно–фантастических произведений"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 67 страниц)

Часть IV. КАКАЯ ЗЕМЛЯ?

…И вот куда–то мы попали, но кто знает, куда, когда и на какую Землю? Будьте уверены, только не Кармоди, который оказался в городе, очень похожем на Нью–Йорк. В очень похожем, но в том ли?

– Это тот Нью–Йорк? – спросил Кармоди.

– А черт его знает! – ответил кто–то.

Кармоди огляделся и сообразил, что голос исходит из черного Зонтика, который он держит в руке.

– Это ты, Приз? – спросил он.

– Конечно, я. А ты что подумал – это шотландский пони?

– А где ты был раньше?

– В отпуске. В коротком, но заслуженном отпуске, – сказал Приз. – И ты не имеешь права на это жаловаться. Отпуска оговорены в соглашении между Амальгамированными Призами Галактики и Лигой Реципиентов.

– Я и не жалуюсь, – сказал Кармоди. – Я просто так… А, неважно!.. Вот что: это место – точь–в–точь моя Земля! Точь–в–точь как Нью–Йорк!..

Вокруг был город. Потоки машин и людей. Вспышки вывесок. Полно театров, полно киосков, полно народу. Полно магазинов с объявлениями о дешевой распродаже по случаю банкротства. Полно ресторанов – самые большие назывались «Северянин», «Южанин», «Восточник», «Западник», и во всех – фирменные бифштексы и картофельная соломка. Кроме того, были еще «Северовосточник», «Югозападник», «Востоксеверовосточник» и «Западсеверозападник». Кинотеатр на той стороне улицы анонсировал «Апокриф» («Грандиозней, многокрасочней и увлекательней, чем «Библия»!!! Сто тысяч статистов!»). Рядом был дансинг «Омфала», где выступала труппа народного рок–энд–ролла по имени «Шитлы». И девчонки–подростки в платьицах мидллесс танцевали там под хриплую музыку.

– Вот это – веселая жизнь! – воскликнул Кармоди, облизывая губы.

– Я слышу только звон монет в кассе, – заметил Приз тоном моралиста.

– Не будь ханжой, – сказал Кармоди. – Кажется, я дома.

– Надеюсь, что нет, – ответил Приз. – Это место действует мне на нервы. Присмотрись как следует. Помни, что сходство – не тождество.

Но Кармоди же видел, что это угол Бродвея и 50–й улицы! Вот и вход в метро – прямо перед ним! Да, он дома! И он поспешил вниз по лестнице. Все было знакомо, радовало и печалило одновременно. Мраморные стены гноились сыростью. Блестящий монорельс, выходя из одного тоннеля, исчезал в другом…

– Ох! – вскрикнул Кармоди.

– В чем дело? – спросил Приз.

– Ни в чем… Я передумал. Пожалуй, лучше пройтись по улице.

Кармоди поспешно повернул назад – к светлому прямоугольнику неба. Но дорогу преградила откуда–то взявшаяся толпа. Кармоди стал проталкиваться сквозь нее к выходу, а толпа тащила его назад. Мокрые стены метро вздрогнули и начали судорожно пульсировать. Сверкающий монорельс соскочил со стоек и потянулся к нему, будто бронзовое змеиное жало. Кармоди побежал, опрокидывая встречных, но они тут же вставали на ноги, словно игрушки–неваляшки. Мраморный пол сделался мягким и липким. Ноги Кармоди увязли, люди сомкнулись вокруг него, а монорельс навис над головой.

– Сизрайт! – завопил Кармоди. – Заберите меня отсюда!

– И меня! – пискнул Приз.

– И меня! – завизжал хищник, ибо это он искусно притворился подземкой, в пасть которой так неосторожно влез Кармоди.

– Сизрайт!

И ничего!.. Все осталось, как было, и Кармоди с ужасом подумал, что Сизрайт мог отлучиться: вышел пообедать или же в уборную, или же заговорился по телефону. Голубой прямоугольник неба становился все меньше, выход как бы запирался. Фигуры вокруг потеряли сходство с людьми. Стены сделались пурпурно–красными, вздулись, напряглись и начали сдвигаться. Гибкий монорельс жадно обвился вокруг ног Кармоди. Из утробы хищника послышалось урчание и обильно пошла слюна. (Давно известно, что все кармодиеды неопрятны, как свиньи, и совершенно не умеют вести себя за столом.)

– Помогите! – продолжал вопить Кармоди. – Сизрайт, помогите!

– Помогите, помогите ему! – зарыдал Приз. – Или же, если это вам трудно, то помогите хотя бы мне. Вытащите меня отсюда, и я дам объявления во все ведущие газеты, созову комитеты, организую группы действия, выйду на улицы с плакатами, все для того, чтобы убедить мир, что Кармоди не должен остаться неотомщенным! И в дальнейшем я посвящу себя…

– Кончай болтать, – сказал голос Сизрайта. – Стыдно! Что касается вас, Кармоди, вы должны думать, прежде чем лезть в пасть своего пожирателя. Моя контора создана не для того, чтобы вытаскивать вас всякий раз из петли в последний миг!

– Но сейчас–то вы меня спасете? Спасете, да? – умолял Кармоди.

– Сделано! – сказал Сизрайт.

***

И снова Кармоди был в городе, похожем на Нью–Йорк – на этот раз он стоял перед отелом «Уолдорф–Астория».

На нем было прочное пальто фирмы Барберри. Это сразу можно было узнать по ярлычку, пришитому не под воротником, а снаружи, на правом рукаве. И все прочие ярлыки тоже оказались снаружи, так что каждый мог прочесть, что у Кармоди рубашка от Ван Хейзена, галстук от Графини Мары, костюм от Харта и Шеффнера, носки Ван Кемпа, ботинки кордовской кожи от Ллойда и Хейга, шляпа «борсолино», сделанная Раиму из Милана. И кроме всего, Кармоди распространял слабый запах мужского одеколона «Дубовый мох» фирмы Аберкромби и Фитч.

Все на нем было с иголочки, все казалось безупречным, и все–таки разве это настоящий шик! А ведь он честолюбив, ему хотелось двигаться вперед и выше – выйти в люди того сорта, у которых икра на столе не только к рождеству и которые после бритья употребляют лосьон «Оникс», носят рубашки от братьев Брукс, а куртки – только от Пола Стюарта.

Но для таких штучек нужно пробиться в категорию потребителей А–АА–ААА вместо заурядной категории В–ВВ–АААА, на которую его обрекало скромное происхождение. Высший разряд ему просто необходим. Чем он хуже других? Черт возьми, ведь он был первым по технике потребления на своем курсе в колледже! И уже три года его Потребиндекс был не ниже девяноста процентов. Его лимузин, его Додж – «Хорек» был безупречно новехонький. Он мог привести тысячу других доказательств. Так почему же ему не повысили категорию? Забыли? Не замечали?!

Теперь он сыграет ва–банк. Риск гигантский. Если дело сорвется, его могут в мгновение ока выставить со службы и он навсегда вылетит в безликие ряды потребительских париев, в категорию НТС–2 (нестандартные товары, сорт 2–й).

В нем сейчас жили два Кармоди.

Все эти мысли, чувства и действия казались естественными только одному Кармоди (его активному Я). А другой Кармоди (рефлективное Я) следил за активным с немалым удивлением.

Активное Я нуждалось в подкреплении перед испытанием огнем и водой. Кармоди прошел в бар «Астории», поймал взгляд бармена! – тот и рта не успел открыть, а он уже крикнул: «Повтори, дружище!» (Неважно, что ему ничего еще не подавали и повторять было просто нечего.)

– Садись, Мак, – сказал бармен, улыбаясь. – Вот тебе «Баллантайн». Крепко, ароматно и на вкус приятно! Рекомендую!

Черт возьми, все это Кармоди должен был сказать сам – его застигли врасплох! Он уселся, задумчиво потягивая пиво.

– Эй, Том!

Кармоди обернулся. Это Нейт Стин окликнул его, старый друг и сосед. Тоже из Нью–Джерси.

– А я пью колу, – сказал Стин. – После колы я веселый! Рекомендую!

Опять Кармоди попался! Он залпом допил пиво и крикнул: «Эй, друг, повтори! Наповторяюсь до зари!» Убогая уловка, но лучше, чем ничего.

– Что нового? – спросил он у Стина.

– Блеск! Жена с утра уже в Майами, – сказал тот. – На неделю. Солнечный рейс «Америкен Эйруэйс» – два часа, и меньше даже – вот уже и вы на пляже!

– Отлично! И я сегодня свою заслал на острова, – подхватил Кармоди (на самом деле его Элен сидела дома). – Отправьте жену на Багамы – не будет семейной драмы!

– Точно! – прервал Стин. – Но если у вас всего лишь недельный отпуск, неужели вы станете тратить драгоценные дни на дальний морской переезд, когда у вас под боком очаровательная деревня – Марлборо!..

– Верная мысль! – подхватил Кармоди, – А кроме того…

– Нетронутая природа, комфортабельные коттеджи, – перебил Стин. – Живу на даче, не тужу, не плачу!

Это было его право: он предложил тему.

Кармоди снова крикнул: «Эй, друг, повтори!» Но не мог же он кричать «повтори» до бесконечности. Что–то было не так в нем самом, во всем окружающем и в этой обязательной игре! Но что? Этого он сейчас никак не мог ухватить.

А Стин, спокойный, собранный, откинулся, продемонстрировав свои новые небесно–голубые подмышники, пришитые, конечно, снаружи, и снова завел:

– Итак, когда жена в отлучке, кто будет заниматься стиркой? Конечно, мы сами!

Вот это удар! Но Кармоди попытался его опередить.

– Эй, – сказал он, хихикнув. – Помнишь песенку: «Смотри, старик, мое белье куда белее, чем твое».

И оба они неудержимо расхохотались. Но тотчас Стин наклонился и приложил свой рукав рубашки к рукаву рубашки Кармоди, поднял брови и открыл рот.

– Эй! – сказал он. – А моя рубашка все же белей!

– Смотри–ка! – отозвался Кармоди. – Чудно! Стиральные машины у нас одной марки и ты тоже стираешь «Невинностью», да?

– Нет, у меня «Снега Килиманджаро»! – ехидно сказал Стин. – Рекомендую!

– Увы, – задумчиво вздохнул Кармоди. – Значит, «Невинность» меня подвела…

Он изобразил разочарование, а Стин сыграл на губах победный марш. Кармоди подумал, не заказать ли еще хваленого пива, но оно было пресным, да и Стин – слишком прыткий сейчас для него партнер.

Он оплатил пиво кредитной карточкой и отправился в свою контору на 51–й этаж, № 666, 5–я авеню. Встречные сослуживцы пытались втянуть его в свои рекламные гамбиты. Кармоди приветствовал их с демократическим дружелюбием. Но теперь он не мог позволить себе отвлекаться. Наступал решающий час. Если вы отважились ввязаться в соревнование Потребителей, если хотите показать себя достойным не какого–нибудь барахла, а Вещей, Которые На Этом Свете Имеют Настоящую Цену, например швейцарского шале в девственных дебрях штата Мэн или лимузина Порше 911–S, который предпочитают Люди, Считающие Себя Солью Земли, – ну так вот, если вы хотите иметь вещи такого класса, вы должны доказать, что вы их достойны! Деньги – деньгами, происхождение – происхождением, примитивная целеустремленность в деле, наконец, – это тоже не все. Вы должны доказать, что вы сами из Людей Особого Покроя – из Тех, кто может Преступить, кто готов поставить на карту все, чтобы выиграть все сразу.

– Вперед, к победе! – сказал сам себе Кармоди, трахнув кулаком о ладонь. – Сказано – сделано!

И он героически распахнул дверь мистера Юбермана, своего босса.

Кабинет был еще пуст. Но Юберман должен был появиться с минуты на минуту. А когда он появится, Томас Кармоди скажет ему: «Мистер Юберман, вы, конечно, можете за это вышвырнуть меня на улицу, но я должен открыть вам правду: у вас изо рта скверно пахнет»… И после паузы еще раз вот так: «Скверно пахнет!» А затем: «Но я нашел…»

В мечтах все просто, а как обернется на деле? Но если ты Настоящий Мужчина, ничто не может остановить тебя, когда ты вышел бороться за внедрение новейших достижений гигиены и за собственное продвижение вперед и выше! Кармоди просто ощущал устремленные на него глаза этих полулегендарных личностей – их величеств Промышленников.

– Приветик, Карми! – бросил Юберман, большими шагами входя в кабинет. (Красивый человек с орлиным профилем, с висками, тронутыми сединой – благородный признак высокого положения. Роговая оправа очков на целых три сантиметра шире, чем у Кармоди!)

– Мистер Юберман, – дрожащим голосом начал Кармоди. – Вы, конечно, можете за это вышвырнуть меня на улицу, но я…

– Кармоди, – прервал босс. Его грудной баритон пресек слабенький фальцет подчиненного, как хирургический скальпель марки «Персонна» рассекает дряблую плоть. – Кармоди, сегодня я открыл восхитительнейшую зубную пасту! «Поцелуй менестреля!» Мое дыхание час от часу благоуханнее. Рекомендую!

Фантастическое невезение: босс сам наткнулся именно на ту пасту, которую Кармоди собирался ему навязать, чтобы добиться своего! И она подействовалае Изо рта Юбермана уже не разило, как из помойной ямы после ливня. Теперь его ждали сладкие поцелуи Девочек, конечно. Не Кармоди же с ним целоваться.

– Слыхали об этой пасте?.. – И Юберман вышел, не дожидаясь ответа.

Кармоди иронически улыбнулся. Он опять потерпел поражение, но от этого ему лишь сделалось легче. Мир потребления оказался ужасен и фантастически утомителен. Может, он хорош для людей иного склада, но Кармоди не из этого теста. Значит, все.

Он понимал, что ему будет жалко расставаться со своими потребительскими сертификатами и с замшевой кепкой, со светящимся галстуком и с портфелем «Все мое ношу с собой», со стереофоником KLH–24 и особенно со своей наимоднейшего силуэта импортной мягкой новозеландской дубленкой с шалевым воротником «Лейкленд».

– Э–э… Чем хуже, тем лучше! – сказал сам себе Кармоди.

– В самом деле? Так какого же черта? – спросил один Кармоди у другого Кармоди. – Смотри! Не слишком ли быстро ты здесь акклиматизировался?..

Оба Кармоди понимающе глянули друг на друга, подвели итоги и слились.

– Сизрайт! Заберите меня отсюда…

***

И со своей обычной пунктуальностью Сизрайт тотчас же перебросил его на следующую из вероятных Земель. Перемещение получилось даже быстрее мгновенного – такое быстрое, что время скользнуло назад и чуточку отстало от себя самого: Кармоди охнул раньше, чем его толкнули. Из–за этого возникло противоречие, крохотное, но все же противозаконное. Однако Сизрайт все исправил методом подчистки, и никакое начальство ничего не узнало. Обошлось без последствий, если не считать дырочки на пространстве–времени, которую Кармоди даже и не заметил.

Он оказался в маленьком городке. Узнать его вроде бы не составляло труда: Мэйплвуд, штат Нью–Джерси. Кармоди жил там с трех лет до восемнадцати. Да, это был его дом, если только у него был вообще где–нибудь дом.

Или, точнее, это был его дом, если Мэйплвуд был Мэйплвудом. Но именно это и предстояло доказать.

Кармоди стоял на углу Дюранд–род и Мэйплвуд–авеню – прямо перед ним торговый центр, позади – улицы пригорода с многочисленными кленами, дубами, орехами и вязами. Справа – читальня «Христианской науки», слева – железнодорожная станция.

– Ну и как, путешественник? – произнес голос у его правой ляжки. Кармоди глянул вниз и увидел у себя в руке красивый транзистор. Конечно, это был Приз.

– Ты опять изменился?

– Я метаморфичен по природе, – сказал Приз. – Изменяюсь непредвиденно для самого себя. Неужели мне надо сообщать о своем присутствии всегда и всюду?

– Было бы сподручнее, – заметил Кармоди.

– А мне гордость не позволяет вести себя так навязчиво, – сказал Приз. – Я откликаюсь, когда меня зовут. А раз не зовут, значит я не нужен. В последнем мире ты во мне не нуждался. Так я пошел и выпил с приятелем.

– Ладно, заткнись. Дай сосредоточиться.

– Не скажу больше ни слова. Только можно спросить: а на чем ты хочешь сосредоточиться?

– Это место похоже на мой родной город, – сказал Кармоди. – Я хочу понять: он это или не он?

– Неужели это так трудно? – спросил Приз. – Кто знает, как выглядит его родной город, тот его и узнает.

– Когда я здесь жил, я его не разглядывал. А с тех пор как уехал, почти не вспоминал.

– Если ты не разберешься, где твой дом и где не твой, никто в этом не разберется. Надеюсь, ты это помнишь?

– Помню, – сказал Кармоди и вдруг с ужасом подумал, что ему никогда не удастся найти свой настоящий дом. И медленно побрел по Мэйплвуд–авеню.

***

Все было как будто таким, каким и должно было быть. В Мэйплвудском театре днем на экране шла «Сага Элефантины», итало–французский приключенческий фильм Жака Мара, блестящего молодого режиссера, который уже дал миру душераздирающий фильм «Песнь моих язв» и лихую комедию «Париж – четырежды Париж». На сцене выступала – «проездом, только один раз!» – новая вокальная труппа «Якконен и Фунги».

Кармоди остановился у галантереи Марвина, заглянул в витрину. Увидел мокасины и полукеды, джинсы с бахромой «собачья рвань», шейные платки с рискованными картинками и белые рубашки с отложным воротом. Рядом, в писчебумажном магазине, Кармоди подержал свежий номер «Кольерса», перелистал «Либерти», заметил еще «Манси», «Черного кота» и «Шпиона». Только что пришло утреннее издание «Сан»[28]28
  Журналы и газеты давно прекратившие существование. – Прим. перев.


[Закрыть].

– Ну? – спросил Приз. – Твой город?

– Рано говорить, – ответил Кармоди. – Но похоже, что да.

Он перешел через улицу и заглянул в закусочную Эдгара. Она не изменилась нисколько. У стойки сидела, прихлебывая содовую, хорошенькая девочка – Кармоди ее сразу узнал.

– Лэна Тэрнер[29]29
  Все «друзья», которых встречает Кармоди в иллюзорном городе детства, – кинозвезды. – Прим. перев.


[Закрыть]! Как поживаешь, Лэна?

– Отлично, Том. Что это тебя не было видно?

– Я ухлестывал за ней в последнем классе, – объяснил Кармоди Призу, выйдя из закусочной. – Забавно, когда все это вспоминаешь!

– Забавно, забавно, – с сомнением сказал Приз.

На следующем углу, где Мэйплвуд–авеню пересекалась с Саутс–Маунтейн–род, стоял полисмен. Он улыбнулся Кармоди меж двумя взмахами своей палочки.

– А это Берт Ланкастер, – сказал Кармоди. – Он был бессменным защитником в самой лучшей команде за всю историю школы «Колумбия». А вон, смотри! Вон человек, который помахал мне, входя в скобяную лавку. Это Клифтон Уэбб, директор нашей школы. А ту блондинку видишь под окнами? Джен Харлоу, она была официанткой в ресторане. Она… – Кармоди понизил голос, – все говорили, что она погуливала.

– Ты знаешь массу народа, – сказал Приз.

– Ну, конечно! Я же вырос здесь. А это мисс Харлоу, она идет в салон красоты Пьера.

– Ты и Пьера знаешь?

– А как же! Сейчас он парикмахер, а во время войны он был во французском Сопротивлении. Погоди, как его фамилия… А, вспомнил! Жан–Пьер Омон, вот как его зовут. Он потом женился на Кэрол Ломбард, одной из здешних.

– Очень интересно, – скучным голосом сказал Приз.

– Да, мне это интересно. Вот еще знакомый… Добрый день, мистер мэр!

– Добрый день, Том, – ответил мужчина, приподнял шляпу и прошел мимо.

– Это Фредрик Марч, наш мэр, – объяснил Кармоди. – Грозная личность. Я еще помню его дебаты с местным радикалом, Полом Муни. Мальчик мой, такого ты не слышал никогда!

– Н–да, что–то во всем этом не то, – сказал Приз. – Что–то таинственное, что–то неправильное. Не чувствуешь?

– Да нет же! Говорю тебе, что вырос со всеми этими людьми. Я знаю их лучше, чем себя самого. О, вот Полетт Годдар там наверху! Она помощник библиотекаря. Эй Полетт!

– Эй, Том! – откликнулась женщина.

– Мне это не нравится, – настаивал Приз.

– С ней я не был знаком близко, – сказал Кармоди. – Она гуляла с парнем из Милборна по имени Хэмфри Богарт. У него был галстук бабочкой, можешь представить такое? А однажды он подрался с Лоном Чэни, школьным сторожем. Надавал ему, между прочим. Я это хорошо помню, потому что как раз в то время гулял с Джин Хэвок, а ее лучшей подругой была Мирна Лой, а Мирна знала Богарта и…

– Кармоди, – тревожно прервал Приз. – Остерегись. Ты слыхал когда–нибудь о псевдоакклиматизации?

– Не болтай курам насмех! Я говорю тебе, что знаю этот народ! Я вырос здесь, чертовски приятно было жить тут. Люди не были пустым местом тогда, люди отстаивали что–то. Они были личностями, а не стадом!

– А ты уверен? Ведь твой хищник…

– К черту! Не хочу больше слышать о нем! Посмотри, вот Дэвид Наивен. Его родители англичане…

– Все эти люди идут к тебе!

– Ну, конечно. Они так давно меня не видели!

Он стоял на углу, и друзья устремились к нему со всех сторон: из переулка, со всей улицы, из магазинов и лавок. Их были сотни, буквально сотни, все улыбались, старые товарищи. Он заметил Алана Лэдда, и Дороти Ламур, и Ларри Бестера Крэбба. А за ними – Спенсер Трэси, Лайонелл Барримор, Фредди Бартоломью, Джон Уэйн, Френсис Фармер.

– Что–то не то! – твердил Приз.

– Все то! – твердил Кармоди. Кругом были друзья. Друзья протягивали руки. Никогда он не был так счастлив с тех пор, как покинул родной дом. Как он мог забыть такое? Но сейчас все оживало.

– Кармоди! – крикнул Приз.

– Ну что еще?

– В этом мире всегда такая музыка?

– О чем ты?

– О музыке. Ты не слышишь?

Только сейчас Кармоди обратил внимание на музыку. Играл симфонический оркестр, только нельзя было понять, откуда звуки исходят.

– И давно это?

– Как только мы здесь появились. Когда ты пошел по улице, послышался гул барабанов. Когда проходили мимо театра, в воздухе заиграли трубы. Как только заглянули в закусочную, вступили сотни скрипок – довольно–таки слащавая мелодия. Затем…

– Так это музыка к фильмам! – мрачно сказал Кармоди. – Так все это дерьмо разыгрывается, как по нотам, а я и не учуял!..

Франшо Тон коснулся его рукава. Гарри Купер положил на плечо свою ручищу. Лэйрд Грегар облапил, как медведь. Ширли Тэмпл вцепилась в правую ногу. Остальные обступали плотней и плотней, все еще улыбаясь…

– Сизрайт! – закричал Кармоди. – Сизрайт, бога ради!..