Текст книги "Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки (СИ)"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Но были и те, кто остался. И к этим парням и девушкам я присматривался особо. Среди них были те, кому суждено погибнуть в ближайшие месяцы. Знать бы, кому именно и как будет обставлена их смерть? Вот, например, Исмираль Пинк. Ясно же, что девушка почти ничего не учит. На что надеется? Что сразу после окончания учебы выйдет замуж и с дипломом о высшем образовании это сделать легче? Но кому нужна жена-некромант? Если она пойдет работать, то в первом же задании наломает дров и погибнет от когтей тех самых упырей, про кого не смогла ни слова сказать на экзамене. Или Роман Приз. Ясно, что умник, каких мало. Светлая голова, будущее светило отечественной некромантии и, как знать, не он ли однажды сменит на посту главы гильдии магистра Бруно Черного? Если, конечно, доживет…

Надо же, какой поворот судьбы! Эти парни и девушки учились на первом курсе, когда я сам получил диплом. Мы действительно могли встречаться в коридорах учебных корпусов, жить в соседних комнатах в общежитии, обедать за соседними столиками в одной столовой и брать книги в одной и той же библиотеке. Наверное, даже общались – новички могли консультироваться у «стариков». Кстати, всего на год старше этих выпускников учился тот самый Гебриан Чернореченский, который потом под именем Дея Долла устроил мне «веселую жизнь» в Больших Звездунах. Ну, да. Четыре года назад он учился на втором курсе, а Роман Приз, Исмираль Пинк и остальные – на первом.

Конечно, были и другие – всех не упомнишь, хотя я очень старался. Но запомнить пятьдесят восемь человек, их характеристики, оценить уровень знаний… Это много. Чересчур много. Я просто не знал, как справиться с заданием. Мне оставалось только ждать.

Как оказалось, недолго.

Сессия по традиции растягивается на несколько седмиц. Зимняя всегда бывает короче, а вот летняя, когда решаются вопросы о переводе на другие курсы или даже факультеты, продолжается почти полтора месяца. И почти каждый день мне предстояло посещать Колледж. Право слово, я мотался туда чаще, чем сами студенты! Мне-то приходилось, кроме собственно некромантов, точно также выслушивать алхимиков, боевых магов, ветеринаров – то есть, тех, кто так или иначе, рано или поздно мог попасть в сферу влияния Инквизиции. На сей раз ничего, связанного с расследованием – так сказать, рабочие будни. Заодно это давало возможность понаблюдать за некоторыми молодыми некромантами, так сказать, в нерабочей обстановке. И опять задать себе тот же вопрос: «Кто?»

Ответ пришел неожиданно.

Я, как всегда, утром приехал в Колледж и еще у ворот заподозрил неладное. Было тихо. Слишком тихо. Только несколько студентов и лаборантов попалось мне на пути. Но они удирали так быстро, словно, как ни странно это звучало, сама Смерть гналась за ними по пятам.

На мое счастье, навстречу мне попался один из младших преподавателей. Он тоже спешил, но в узком коридоре разминуться не получилось.

– Что происходит?

– А, это вы, – он явно нервничал. – Прошу прощения, пра, но на сегодня все экзамены отменены. Приходите завтра! Или послезавтра. Или вообще…

«Пра»! Терпеть не могу, когда меня так называют. Я же еще не…

– Что происходит? – я на лету схватил ринувшегося прочь мужчину, заламывая ему руку болевым приемом. Так можно остановить даже нечисть. Фирменный «куббиковский» прием явно не преподавали на курсах самообороны, потому что мой пленник некоторое время отчаянно дергался. Пытаясь вырваться, он только скрипел зубами от боли в суставе.

Наконец, он смирился и бросил на меня затравленный взгляд. Дескать, продолжай, палач, свое черное дело.

– Что происходит? – повторил я.

– Э-э…неприятности.

– Это я уже понял. А точнее? И учтите, если не скажете вы, я найду другого осведомителя, который выложит все не под давлением грубой силы.

Намек был правильно понят, и преподаватель рассказал все.

Общежитий для студентов было два. Одно, старое, находилось на территории Колледжа, вплотную примыкая к одному из корпусов. Раньше там жили и студенты, и преподаватели. Но примерно десять лет тому назад, с расширением факультета алхимии и объединения Колледжа Некромагии со Школой Ведьмаков, места для обучающихся стало не хватать, и в городе выделили для студентов дополнительно здание старой гостиницы. Городские жители селились именно там. А в старом здании оставались места только для приехавших из сельской глубинки – так сказать, подальше от искушений большого города. Позднее туда стали переселять только учеников старших курсов – дескать, у них учеба занимает больше времени и грех тратить его на дорогу по городу.

И вот в этом-то здании где-то в два часа пополуночи прогремел взрыв.

Подобное случается сплошь и рядом – если вы учитесь, скажем, на алхимика или боевого мага. Некоторые артефакты активизируются с громом, грохотом и разрушениями всего в округе. Вот почему многие алхимики селятся подальше от людей и устраивают свои лаборатории на чердаках – чтобы в случае чего уцелели нижние этажи здания.

Но на сей раз виноваты оказались не алхимики. Двое студентов-некромантов решили «позаниматься дополнительно». В результате одно из заклинаний сработало с точностью до наоборот – вместо того, чтобы сдерживать пространство в пентаграмме, оно его «схлопнуло».

Итог был печален. Двух стен со смежными комнатами как не бывало, повылетали окна чуть ли не на всем этаже. Несколько случайных свидетелей оказались травмированы осколками стекла и разлетевшимися камнями пополам с поломанной мебелью. Один из горе-экспериментаторов погиб на месте, а вот второй отделался легким испугом. И вообще он пострадал меньше, чем любой из находившихся в тот момент на этаже молодых людей. Что такое несколько синяков и ссадин по сравнению с порезами от стекла, контузией в результате падения со второго этажа и переломами рук и ног!

Все это я с пятое на десятое выудил у преподавателя, не переставая мягко и деликатно заламывать ему руку, если он вдруг делал вид, что забыл подробности. Я же осторожно! Нежно и ласково! Как ребенку! С чего бледнеть и покрываться испариной? И вообще, лучше беседовать с деликатным мной, чем с нашим палачом. Инквизиторам ведь палачами служат любители, а этих порой заносит…

Выпустив, наконец, жертву, я поспешил к общежитию. Во время учебы мне там приходилось бывать лишь несколько раз – а именно, я жил там пока писал диплом. Но зрительная память – все для некроманта, а поскольку и тут ничего не изменилось, и даже скабрезная надпись на перилах лестницы осталась на прежнем месте! – я легко нашел дорогу на второй этаж.

Вернее, на то, что от него осталось.

Мой невольный осведомитель действительно знал не все. Например, он сообщил, что взрывом разнесло две комнаты по соседству – справа и слева – но ничего не сказал о том, что точно также была уничтожена и комната напротив. От нее вообще остались лишь покрывшиеся трещинами обгорелые стены, а мебель и вещи превратились в уголь. Перепуганный обитатель комнаты топтался на пороге и все повторял:

– Я же только на минутку… я же только к соседу… я же не знал…

Из одежды на нем были только кальсоны, старая рубашка и халат. Пару уцелевших конспектов – то, за чем и ходил к соседу – он прижимал к груди так, словно они были из чистого золота. Я ему даже посочувствовал. В одночасье лишиться всего – это кого угодно выведет из равновесия.

Остальные студенты топтались в коридоре, не зная, куда приткнуться. Многие были со свежими царапинами, и девчонки с факультета целительной магии пытались кому остановить кровь, кому вправить вывих.

Эх, была не была! Помнится, меня чуть было не отправили на тот свет за то, что пользовался целительной магией, не имея лицензии. А то, что способность исцелять я получил случайно, взяв на себя силу умершей без покаяния знахарки, и пользовался ею от случая к случаю, никого не интересовало. Некромант не может быть врачом! И точка.

Но сейчас я не некромант. Я – инквизитор. А инквизиторы могут лечить. Вспомнить хотя бы пра Михаря – бывшего целителя, однажды нарушившего закон столь серьезно, что ему предоставили выбор – или казнь или постриг.

Как бы то ни было, терять мне было нечего. Я шагнул к студенту, левой рукой взял его за плечо, нащупывая болевую точку, быстро надавил, а потом положил одну руку ему на солнечное сплетение, вторую – на лоб, сосредоточился, мысленно вызвав в памяти картину перепутанных, смятых нитей ауры парня… Легонько надавил тут и там, выправляя провисшие нити – и резко отнял обе руки.

Парень вздрогнул, выходя из состояния шока. На глаза его навернулись слезы – до того сдерживаемые эмоции рвались наружу.

– Тихо-тихо! Не разводи сырость! – предупредил я.

– Так ведь все же погибло! – всхлипнул он. – Одежда… обувь, учебники… деньги!

– Деньги не проблема, – развязал кошелек на поясе, вытряхнул на ладонь всю мелочь, какая нашлась. Вообще-то предполагалось, что ее надо отдавать нищим при храме, но я рассудил, что этому парню они нужнее. – Это на первый раз. Учебники тебе простят, раз такое дело. Экзамены сдашь по чужим конспектам. А вещи… ну, может, кто из друзей поделится. Друзья-то есть?

– Ага. Были, – парень шмыгнул носом.

– Да сплыли?

– Ну, почти… Они в той комнате жили, – парень кивнул на помещение, где прогремел взрыв.

– Понятно, – вздохнул я. – Как их звали?

– Брашко Любечанин и Роман Приз.

Приз. Где-то я уже слышал эту фамилию.

– И кто из них… где?

– Романа в морг увезли, – вздохнула одна из девушек, слышавшая наш разговор. – А Брашко у вас.

– Где?

– Ну, там… у вас, – девушка вздохнула. – У инквизиторов.

Глава 4

Обратно спешил так, словно речь шла о моей собственной жизни и смерти. И подумать только, мне ничего не сообщили! Отправили, как ни в чем не бывало, в Колледж, практически через час-полтора после того, как арестованного Брашко Любечанина доставили сюда под конвоем. Дескать, им сессию надо сдавать, им не до эмоций.

Пра Михарь попался мне на полдороге.

– А, вот и вы, брат Груви! Слышали новость?

Он разве что не облизывался, как кот, объевшийся сметаны. И ужасно захотелось врезать ему в челюсть – просто так, чтобы не улыбался.

– Какую?

– Ну, как же! Ваши любимые коллеги отмочили! Про ночной взрыв в общежитии вам уже рассказали? Семеро пострадавших, труп и это не считая разрушений! Счастье еще, что у студентов есть милая привычка не ночевать у себя дома. Они даже во время сессии, вместо того, чтобы читать конспекты, продолжают сидеть до утра в кабачках, слоняться по ночному городу, нарываясь на приключения, бегать по любовницам и просто ходить в гости. Представляете, брат Груви, сколько было бы жертв, если бы на этаже все комнаты оказались полны спящего народа?

Я только покивал головой. Надо признать, тут он был прав. Достаточно вспомнить того парня из комнаты напротив. Если бы он спокойно спал вместо того, чтобы ходить к соседу за конспектами, его обычный сон легко перешел бы в сон вечный. Да и в комнатах справа и слева от разгромленной нашли бы свежие трупы.

– И, самое главное, этому парню хоть бы хны! Отправил на тот свет товарища – а сам в ус не дует.

– Где он? Мне сказали, что…

– Правильно вам сказали, брат. Он сейчас в подземельях. Дожидается допросов и дознания. Хотя, какое тут, к бесам, дознание? И так ясно, что он пытался убрать с дороги товарища.

– Что? Как – убрать?

– С помощью некромантии, разумеется! Только вот зачем? Делить им было нечего…наверное…

Он выжидательно посмотрел на меня.

– Что?

– Я жду ответа, Груви. Вас не просто так посылали в Колледж. Вы должны были внимательно наблюдать за студентами, отмечать наиболее перспективных и наименее подготовленных. То есть, самых сильных и самых слабых. Про этих людей вы должны были собрать максимум информации, заодно взяв на карандаш некоторых странных студентов. Например, этот парень иногда заговаривается. Или вот эта девушка за четыре года сменила три факультета…Все эти странные факты и фактики вы должны были оформить в таблицу и сдать ее мне не позднее шестнадцатого числа сего месяца!

– Про таблицу мне никто ничего не говорил, – испугался я, мысленно подсчитывая оставшиеся дни. Учитывая, что сегодня было четырнадцатое, времени практически не оставалось.

– Боги, за что вы послали мне этого ученика? – воззвал к небесам пра Михарь. – Ну, хоть что-то вы об этих студентах можете сообщить? Хотя бы имя жертвы и главного подозреваемого?

– А если я скажу вам имя погибшего, это будет считаться? – осторожно поинтересовался я.

– Только вместе с характеристикой. Был ли он, что называется, повернутым на науке или…

И только он так сказал, я сразу все вспомнил.

Роман Приз. Профессора рекомендовали его, как будущее светило отечественной некромантии. Дескать, такого умного и талантливого юношу грех отправлять «в поле», сражаться с упырями и всякой нежитью. Ему место в науке, на кафедре, в лабораториях. И, как знать, впоследствии в кресле главы гильдии, ибо, вопреки слухам среди обывателей, некроманты живут ненамного дольше, а некоторые даже меньше обычных людей, и магистр Бруно Черный тоже не вечен.

Но теперь ничего этого не будет. Роман Приз, талантливый студент, глупо и бездарно погиб в собственной комнате в общежитии в результате неудачного эксперимента…

Или удачного? Ведь второй экспериментатор остался жив. И он – ценный свидетель.

– В какой камере он сидит?

– Кто?

– Арестованный. Брашко Любечанин.

– Вы его знаете? – изумился пра Михарь.

– Слышал пару раз.

– И что?

– Мне пока трудно составить о нем свое мнение, пока не побеседую вторично. Где он?

– Здесь. Разумеется, он здесь. Сначала его хотели отправить в обычную тюрьму, но нашему представителю удалось переубедить власти. Как-никак, имело место применение магии. А эти случаи в нашей компетенции. Особенно в свете недавних событий…

Он замолчал, но его молчание было достаточно красноречивым. И едва ли не впервые заставило прислушаться к словам пра и задуматься над ними. Еще одна смерть молодого, подающего надежды некроманта. Считать ли этот случай семнадцатым? Всего через несколько дней после того, как был обнаружен шестнадцатый труп? А почему бы и нет? Кто бы ни был виновником этих таинственных смертей – судьба или какой-то маг – он одним выстрелом убивал двух зайцев. Не только устранял талантливого студента, но и заодно избавлялся от его напарника. Пусть он не такой уж умный-гениальный, но после этого случая ему точно не дадут работать по специальности. В лучшем случае, в принудительном порядке заставят сменить профессию, а в худшем – казнь, замененная на пожизненное заключение.

– Что с вами, брат Груви? – меня бережно взяли под локоток.

– Я думаю об этих смертях, – пришлось признать. – Если считать этот труп семнадцатым…

– А почему бы и нет? В конце концов, еще одна смерть молодого некроманта… Их даже специально истреблять не надо – сами себя перебьют.

Мне опять ужасно захотелось врезать пра, но я сдержался. Спокойно, Згаш, спокойно. Ты пока еще зависишь от этого человека и должен сначала избавиться от этой зависимости, а уж потом лелеять планы мести.

– Я должен с ним встретиться. С Брашко Любечанином.

– Вы получите такую возможность.

Собственно, тюрьмы при монастыре не имелось. Как-никак, тут не следственное управление. Монастырь был просто не приспособлен для ведения таких дел. Да, на его территории располагалось столичное отделение Инквизиции, но занимало всего одно здание, стоящее отдельно от остальных, объединенных в единый комплекс. Именно там и находились оборудованные под камеры подвалы, во всех остальных зданиях используемые по прямому назначению – для хранения продуктов и всякого хлама.

Несмотря на то, что вроде как одно время считался подследственным и даже имел сомнительную честь посидеть в инквизиторскою тюрьме, я в здании здешнего следственного управления пока еще не бывал. Даже при поступлении в монастырскую школу все соответствующие указы мне зачитывали в приемной отца-настоятеля. Приземистое здание из красного кирпича, двухэтажное, украшенное рядом полуколонн стояло отдельно от прочих, в скверике. Оно имело два входа – главный, который я легко открыл и запасной, а именно низенькую дверцу в торцовой стене. На вид обычная дверца, под козырьком, чтобы не замочил дождик, но обитая железом. И вот возле нее дежурил солдат.

Внутри было тесно, темно, пахло старыми пергаментами, мышами, земляной пылью – в общем, всем тем, чем обычно пахнет в старых зданиях. Длинный узкий коридор, передвигаться по которому можно было с осторожностью – вдруг неожиданно откроется дверь и посетителя отбросит к стене напротив – заканчивался двумя лестницами. Одна вела на второй этаж, а вторая – в собственно тюрьму. Она, как я узнал сразу, тоже была двухэтажной – в камерах первого этажа имелись небольшие окошки под самым потолком, куда худо-бедно проникал свет и даже свежий воздух. Камеры второго этажа представляли собой классические каменные мешки, где узники большую часть времени проводили в полной темноте. Свет им полагался только раз в сутки – вместе с похлебкой приносили и небольшую свечу. В спертом воздухе горела она плохо, постоянно чадила и коптила, а порой и гасла раньше срока, оставляя заключенного во мраке подземелья. Не самое приятное времяпрепровождение. Впрочем, тут надолго не задерживались – из каменных мешков быстро переселялись либо на кладбище, либо на эшафот, либо, если удавалось смягчить приговор, в другие тюрьмы.

На первом, «светлом» этаже сидели как раз те, кто находился под следствием и ожидал, куда же их отправят. Таких счастливчиков было меньше, чем можно было подумать. Из восемнадцати камер шесть представляли собой пыточные подвалы, допросную, архив, каморку тюремного врача и караульное помещение. Так что больше двенадцати узников тут не водилось.

Мне удивительно легко удалось получить разрешение на свидание с доставленным несколько часов тому назад студентом. То ли визита тут уже ждали и все подготовили, то ли настолько изумились наглости, что не смогли оказать сопротивление.

– Только недолго, – предупредили меня. – Через два часа в соседней камере начнется допрос, а там слышимость отличная.

– Странно. Должно быть наоборот…

– Должно быть именно так, – следователь, выписывавший пропуск, усмехнулся. – Конечно, вопросы дознавателей расслышать через стенку трудно, но вот если подозреваемый начинает вопить и визжать от боли – это слышно всему этажу. Действует, знаете ли, на нервы.

– На чьи?

– На все. Одним дает возможность задуматься о собственном поведении, а других… других он отвлекает от размышлений. Так что мы придерживаемся четкого расписания – в первой половине дня заняты пыточные, во второй – допросная. Вам повезло – вы попали в пересменку. Советую завершить ваш разговор в течение получаса. Потом вас будут… отвлекать.

Он оказался прав. Спустившись на этаж, я заметил, что дверь в пыточную распахнута настежь, и два помощника палача усиленно наводят там порядок – отмывают полы, расставляют инструменты, заново настраивают дыбу. Когда-то и мне пришлось побывать в руках таких вот «умельцев». И хотя удалось обойтись без последствий – спасибо, как ни странно, пра Михарю, бывшему целителю! – воспоминания остались самые неприятные. Я постарался проскользнуть мимо двери как можно скорее, не тратя времени на то, чтобы осмотреться.

Камеры узников практически чередовались с «подсобными помещениями» – наверное, чтобы далеко не водить арестантов. Справа они располагались следующим образом: караулка, потом две камеры, потом допросная, потом еще две камеры, потом комната врача и две последние камеры, в одной из которых и сидел Брашко Любечанин. Кстати, напротив его двери находилась дверь в одну из двух допросных – ему пришлось бы только сделать два-три шага по коридору.

Дежурный солдат долго гремел ключами, выискивая среди дюжины почти одинаковых тот, который подходит. Ключи действительно были похожи – настолько, что путались даже привычные охранники, а уж про энтузиаста, который решит выкрасть связку, дабы выпустить одного из пленников на свободу, и говорить нечего – пока не перепробуешь все, нужного не отыщешь. К тому же, их в связке было больше восемнадцати – так сказать, чтобы предоставить возможность выбора.

Эта камера отличалась неким комфортом – во всяком случае, относительно той, где когда-то пришлось коротать время вашему покорному слуге. Никаких охапок соломы на каменном полу, никакой дырки для стока нечистот, никаких цепей и колодок. Дощатый топчан с тощим матрасом и старым одеялом, табурет, прибитый к стене стол, на котором стояли миска и свечка. Ведро с крышкой в дальнем углу – и все. Нет, вру, цепи имелись – стандартные кандалы на запястьях и щиколотках арестанта, и тот, сидя на табурете, рассматривал их с таким видом, словно только что увидел. Впрочем, он отвлекся от этого занимательного зрелища и вскинул голову, глядя на посетителя.

Я тоже остановился, рассматривая его.

Парень, как парень, светлые волосы торчат во все стороны. Они слегка запачканы сажей, слегка обгорели. Лицо чуть вытянутое, обычное лицо без особых примет. Ну, не станешь же всерьез считать приметой ссадину на лбу и грязь на щеках и носу? Кстати, надо присмотреться – есть ли у него веснушки? Нос прямой, чуть курносый, глаза серые, брови…

Я остановился, поймав себя на мысли, что рисую его словесный портрет – как будто этот Брашко уже сбежал и надо разослать по всем заставам ориентировки для поимки особо опасного преступника. Даже помотал головой, отгоняя это видение.

– Что, – первым подал голос студент, – не нравлюсь? Считаете, что мне не место тут? Мол, такому гаду и убийце место сразу на костре, как говорится, от греха подальше и чтобы другим неповадно было? Смотрите, мол, так будет с каждым, кто решит сделать хоть что-то, не предписанное законами и правилами! Только, – он слегка выпрямился, – смею вам заметить, что во все века и времена находились люди, которые выходили за общепринятые рамки. Их называли по-всякому – гениями, бунтарями, даже сумасшедшими, но именно они двигали науку! Вы можете отправить меня на костер, – голос его чуть дрогнул, но с пафосно-революционного настроя парень не сбился, – но знайте – рано или поздно, но на наше место придут другие. Они шагнут дальше, они будут двигать науку! Прогресс не остановить! И если нас постигла неудача, то…

– Ты действительно способен уболтать кого угодно, – перебил я. – Долго готовился?

– А…Э-э… Что вы имеете в виду? Если вы спрашиваете, готовился ли я к тому, что мы совершили, то я отвечу…

– Я спрашиваю – речь свою долго готовил?

– Практически всю жизнь! – выпалил Брашко. – Можно сказать, что мне с рождения судьба предназначала горькую, но славную участь бунтаря и ниспровергателя устоев. Я, видите ли, родился в семье, которая…

– Анкетные данные меня не интересуют, – снова перебил я. – Ты можешь просто отвечать на вопросы?

– Это допрос?

– Вопросы здесь задаю я. Вот когда и если мы поменяемся местами…

Студент зафыркал, откинувшись назад.

– А вы прикольный! – сообщил он. – Шутку оценил!

– Я не шучу. У тебя отсюда два пути. Либо, как ты совершенно верно заметил, костер – ну, или, коли отыщутся смягчающие обстоятельства, пожизненное заключение и надежда на амнистию лет через пятнадцать-двадцать при восшествии на престол очередного короля… Либо ты выходишь отсюда в качестве ученика инквизиторов.

– А вот это видел? – Брашко скрутил две фиги. – Нако-ся, выкуси!

– Ты такой на самом деле или прикидываешься потому, что терять тебе нечего? – поинтересовался я.

– А вас какой ответ больше устроит? – насторожился студент. Склонил голову набок, прищурился. – Кстати, можно вопрос?

– Хорошо, – пообещал я. – Только потом я тоже задам тебе вопрос. И пообещай, что ответишь на него честно.

– Это точно не допрос?

– Это и был твой вопрос?

– А…ну…нет. Я другое хотел спросить, – и, не дожидаясь кивка, поинтересовался: – Не подскажете, где я мог вас видеть? Лицо мне ваше кажется больно знакомым, да и голос…

– В Колледже ты меня видел, студиозус Любечанин. На экзамене. Ты отвечал теоретическую магию. Теории там, правда, было кот наплакал, зато магии – хоть отбавляй.

– Точно! – он хлопнул себя по лбу и вскрикнул, когда случайно задел цепочкой кандалов по носу. – А я-до дубал… – прогнусавил, зажимая ладонью пострадавший орган. – А еще вопросик можно?

– Наглеешь, юноша, – кивнул я.

– Ну, так мне терять-то нечего, – философски пожал он плечами. – И потом – я все равно не смогу остальным ничего уже рассказать… никогда…

Я кивнул:

– Потом. Сначала ты ответишь мне на один вопрос. Зачем ты это сделал?

– Что именно?

– То, что произошло в твоей комнате. Что и зачем вы сделали?

– О, – на лице Брашко мелькнуло задумчивое выражение. – Это все Роман…Ну, Роман Приз. Мы живем… жили в одной комнате. Мы дружили, понимаете? Не скажу, что были не-разлей-вода, но все-таки… В общем, это была его идея. Я только поддержал. Мне стало интересно. Я вот в жизни до такого бы не додумался. А Роман в два счета сообразил…

– Что?

– Да с пентаграммами этими. Он все мечтал типовую формулу изобрести, чтобы, значит, не зубрить сто тысяч вариантов, а иметь один, стандартный, который только в мелочах будет подстраиваться под каждый конкретный случай. Вывести формулу, создать шаблон…Это бы упростило жизнь некромантов, а значит, оставило бы им время для других дел.

– Например, бунтовать и заражать окружающих крамольными идеями…

– Я так и знал, что в вашем лице найду только ортодокса, готового уничтожить самые крохотные ростки прогресса! – с негодованием повстанца на эшафоте провозгласил Брашко. – Роман был гением. И он не виноват, что эксперимент по созданию типовой пентаграммы прошел неудачно. Мне уже науку не двигать, но рано или поздно…

– Лучше поздно, чем рано. Человечество должно быть готовым для перемен.

– К переменам заранее приготовиться нельзя…

– Ага, поэтому некоторые студиозусы предпочитают не учить вопросы к экзамену в надежде, что достанется легкий билет. Мол, ко всему и сразу быть готовым нельзя.

– Я учил, – набычился парень.

– Только немного не тот предмет… Ладно, это к делу не относится. Оценка выставлена, никто не станет подвергать ее сомнениям… Ты лучше повтори еще раз – ради чего вы все это затеяли?

– Ради науки. Ради прогресса. В конечном счете, ради блага всего человечества!

– Очень большое благо – типовая пентаграмма. Вы еще скажите, что вашей упрощенной формулой могла бы воспользоваться любая домохозяйка, если вдруг ее на собственной кухне стали бы донимать шуликуны*. Набросала чертежик, добавила от себя пару значков – и все дела. Не надо учиться пять лет, корпеть над учебниками, тренировать глазомер и руку, чтобы научиться рисовать магические знаки даже в темноте. Достаточно в аптеке купить «рецепт» и правильно воспользоваться инструкцией.

(*Шуликуны – здесь, домовые чертенята. Чаще всего обитают у ведьм и колдунов, помогая по хозяйству и выполняя их небольшие поручения. Мелкие пакостники.)

– Вот вы как, да? – обиделся Брашко. – Я так и знал, что красно-бурые обязательно наложат на наше изобретение свою лапу. И только попробуй защищаться – ославят на весь свет, проклянут и подвергнут анафеме, а сами будут сплошь и рядом чертить мои схемы…

В какой-то мере я с ним был согласен. Моя собственная судьба шла такой же странной и сложной дорогой.

– Но-но! В конце концов, я обещал тебе вопрос. И если ты будешь себя так и дальше вести, забуду на него ответить!

Брашко несколько секунд рассматривал меня, склонив голову набок.

– Скажите, – прозвучал его голос, – а вы всегда такой злой или только по четным числам?

Оскорбление было серьезным и требовало ответа, но я взял себя в руки:

– С чего ты решил, что я вообще злой?

– С того, как вы вели себя на экзамене. Мы слышали, как вы «валили» ребят этими дополнительными вопросами…

– Ребята отвечали теорию, а я хотел услышать из их уст хотя бы слово об аналогичном случае, который произошел с ними на практике. То есть, в реальности. Кроме того, не стоит забывать, что Колледж находится в столице. А работать вам всем придется в лучшем случае в пригороде. А в худшем – где-нибудь в глубинке. И там вы наверняка столкнетесь с тем, что не все написано в учебниках. Некромант – в первую очередь практик. А вас пичкают теорией, как будто знание сотни формул спасет жизнь, когда на тебя прет парочка упырей. Или когда вы неожиданно обнаруживаете, что большинство ингредиентов для ваших зелий растет на огороде, и не стоит писать письма во все инстанции, чтобы в какой-нибудь Вшивой Дыре разрешили продажу магических зелий. По теоретическим вопросам любой из вас может уболтать комиссию, но с упырями или мроями этот номер не срабатывает. Тут нужны знания, которых у вас пока практически ни у кого нет.

– И что же нам делать? – помрачнел парень.

Мне понравилось это его «мы». Видимо, слишком крепка в нем уверенность в благоприятном исходе дела.

– Вам, – я нарочно выделил это слово, – молодой человек – уже ничего. Все, что могли, вы уже сделали…

– Но я хотел, как лучше, – насупился он. – Мы с Романом мечтали оставить свой след в истории…

– Вернее, об этом мечтал Роман Приз – он, насколько я знаю, был умен и талантлив.

– А мне что, нельзя? Пусть только избранные двигают прогресс? В конце концов, я ему активно помогал…

– И это привело к смерти будущего светила отечественной некромантии.

В голову пришла нехорошая мыслишка, что, если уж за девять лет – пять лет учебы и четыре года работы – в переднем зале Колледжа не сменили галерею портретов «Гордость отечественной некромантии», то теперь ради Романа Приза точно никто пальцем не шевельнет. А жаль. Мысль-то он высказывал интересную. Типовая пентаграмма… Один раз нарисовал схему – и пользуйся всю оставшуюся жизнь. Наверное, подсмотрел идею в кабинетах у некоторых магистров – там тоже на полу вычерчены знаки…

Хм. Знаки на полу. Это надо запомнить. Вдруг пригодится.

– Мы хотели, как лучше, – проворчал Брашко.

– А получилось, как всегда. Посидите пока, подумайте…

– Что сказать на допросе? А разве вы сейчас не…

– Должен вас огорчить, – я с некоторым удовольствием наблюдал за выражением лица студента, – ваше дело веду не я. Меня интересует другое. Сюда я зашел исключительно потому, что еще недавно видел вас в другой обстановке и просто хотел пообщаться…

А заодно проверить кое-какие свои догадки.

Пра Михарь наткнулся на меня у выхода:

– Как вам это нравится, брат Груви? Еще одна смерть молодого некроманта. И это не считая того, что и второй участник действа теперь окажется выключен из игры, а это значит, что теперь на двух некромантов стало меньше. Странная штука статистика, не находите?

Я находил. И все это мне не нравилось. Но если это правда, и Роман Приз стал семнадцатым в списке, если у его смерти та же причина, что и у остальных, то кому это выгодно? Кто настолько могущественен, что чужими руками, используя непредвиденные обстоятельства, одного за другим уничтожает некромантов? Конечно, вы можете сказать, что это притянуто за уши и нельзя же каждую смерть рассматривать с точки зрения наличия мирового заговора. Эдак мы доберемся до того, что начнем подозревать всех подряд. Хотя, с другой стороны, не нас ли учили, что все в мире взаимосвязано, и что каждый наш вздох, не говоря уже о делах и поступках, влияет на судьбу мира?