Текст книги "Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки (СИ)"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

В общем, ничего я не сказал, а просто взял справочник и сунул его за пазуху.

Лес вокруг по-прежнему поглощал все внимание, и я увлекся созерцанием оного настолько, что появление человека заметил лишь после того, как мой конь едва не толкнул незнакомца мордой. Собственно, пока тот не шевельнулся, его можно было принять за корягу.

Я натянул повод. Передо мной стоял старик, но пусть я буду проклят, если добавлю к его описанию слово «обычный». В нем все было необычным. Седая голова – в спутанных волосах и длинной, до пояса, бороде застряли листья и стебли болотной травы, где-то вялые, а где-то свежие, еще пахнущие тиной. Вместо одежды – рогожа. На плечах – что-то вроде накидки из рыбьей кожи, и, присмотревшись, я опознал в ней настоящую кожу, снятую с огромного, сажени в полторы, сома. Босые ноги испачканы в тине до колен, она облепила их так, что вполне могла сойти за обувь. Человеком от пришельца не пахло. Мой конь почуял это первым и попятился, мотая мордой.

– Куда? – прозвучал глухой голос.

– Туда, – в тон ответил я. Будь передо мной обычный восставший мертвец, давно бы уже действовал, но воевать с природными духами – лешими, водяными, болотниками – не входило в число «должностных обязанностей» ни у некромантов, ни у инквизиторов, ни даже у ведьмаков. А передо мной был один из них, местных духов.

– Зачем?

– Надо.

– Не много ли на себя берешь, смертный?

– Сколько надо, столько и беру, – говорил коротко, отрывисто и не смотрел на собеседника, чтобы не сорваться – нечисти нельзя смотреть в глаза, если хочешь сохранить рассудок.

– Смотри, не надорвись! – пригрозил тот.

– Ничего, я двужильный.

Старик коротко рассмеялся, и в ответ ему где-то в чаще леса заскрипели, заскрежетали ветви. Над головой прокатилась волна холодного ветра, принесшего запах гнилой травы и тухлой воды, где к тому же плавали кверху животами рыбы.

– Поворачивай назад, – слово было подкреплено жестом, указывающим направление.

– А вот это видел? – мой ответный жест тоже указывал направление, но в другую сторону.

Старик отшатнулся, подтверждая мою догадку. Нежить боится матерной брани и кое-каких характерных жестов.

– И еще не то увидишь, если будешь мне мешать!

– Сам не знаешь… – проворчал он.

– Ну, так узнаю. Или собираешься испытывать меня на прочность?

Несколько секунд мы смотрели друг на друга.

– Нет, – определился старик.

– Тогда прочь с дороги, – повинуясь узде, мерин сделал шаг вперед. Старик отступил. – Так-то лучше. И смотри у меня! – погрозил оттопыренным пальцем.

В ответ меня обожгли ненавидящим взглядом из-под нахмуренных бровей, но не осмелились спорить. Только проворчали вслед что-то доброе и лестное, вроде: «Чтоб ты подавился, проклятый!»

– Я все слышу, – не оборачиваясь, снова погрозил пальцем.

Спросите, чего это я такой наглый сделался? А разве не будешь таковым, когда навстречу выходит Болотный Дед? Эта природная нечисть понимает только язык силы, причем силы грубой, первородной. И магия слов и жестов иногда действует на них не так, как, скажем, на упырей и ведьм. Тут главное – не дрогнуть. А я еще и «ценный экземпляр», который трижды пытались убить потому, что он представляет опасность. Что ж, вот и доказательство того, что убийца – или заказчик покушений – не ошибся.

Правда, радоваться рано. Ну, отступил Болотный Дед, но ведь не удрал, скуля и умоляя о пощаде. Такое впечатление, что он вышел просто поближе рассмотреть того, с кем имеет дело и отошел в сторонку, когда увидел то, что хотел увидеть. А это значит, что в любую минуту надо быть готовым к труду и обороне.

– Згаш, – второй раз заставило вздрогнуть упоминание собственного имени из чужих уст, – вы видели то же, что вижу я?

А что он мог увидеть? Ох, нет! Неужели…

Деревья. Там, впереди. Они двигались. Незаметно, но все-таки, целеустремленно перегораживая путь. Бес меня побери, это какие же силы выступили против нас, если они заставили двигаться деревья? Это ведь не Болотного Деда проделки! Этот наверняка готовит какую-то еще каверзу, пока против меня ополчился уже его сородич, Лесовик.

– Остановите их, Згаш.

– Интересно, как?

– Кто из нас двоих маг, я или вы?

– Оба, пра, оба. Только у нас разная магия. У одного жизни, у другого…

Я оборвал сам себя потому, что одновременно говорить и действовать трудно.

Сорвал с шеи медальон, сунув назад, не глядя и лишь молясь о том, чтобы пра успел его подхватить из травы. Вот так. Сразу стало легче дышать – все-таки знак инквизитора создан блокировать природные способности к магии, кто бы что ни говорил! Пальцы сомкнулись на рукояти ножа. Обычного, кухонного, которым вчера вечером резал сало. А, собственно, мне больше ничего и не нужно. Разве только…

– Круг. Обычный круг. Сможете?

Пра что-то буркнул, спешиваясь.

– Действуйте.

Сам откинулся в седле, покрепче упершись ногами в стремена, уронил руки вдоль тела, сосредотачиваясь. В транс можно войти и без всяких эликсиров, просто для этого нужно больше времени – и сильнее желание.

Слова заклинания полились с губ легко и плавно, словно кто-то тихо нашептывал их в самое ухо. Не пришлось даже подсматривать в справочник. Дойдя до нужного места, поднял нож, сделал охранный пас, вычерчивая в воздухе руну охраны, и провел лезвием поперек левой ладони. Несколько раз сжал и разжал кулак, а потом встряхнул кисть, позволив капелькам крови упасть на траву.

Вот так.

Нет, это не колдовство в том смысле, в котором вы все ждете. Я – некромант. Мне доступна только магия смерти… ну и немного целительная магия жизни, поскольку когда-то одна умирающая знахарка поделилась со мной частью своих сил. Но все-таки убивать, останавливая сердца, мне намного легче. А лес, каким бы он ни был, был живым. И также боялся умереть.

Из травы в том месте, куда упали капли крови, повалил густой дым, который смешался с туманом, поглощая его и заставляя отступать. Я продолжал начитывать заклинание, чувствуя, как пощипывает ладонь, когда с нее срывались все новые и новые капельки. Конь подо мной замер, как статуя, а потом пошел. Я позволил ему переступить защитный круг – моя уверенность в своих силах крепла с каждой минутой.

Мы шли по миру, шли сквозь мир, отмечая путь дорожкой дымящихся капель, от которых веяло смертью. Вокруг нас двигались деревья, то придвигаясь ближе, то отступая и растворяясь в сером мареве. Между ними мелькали какие-то тени, сгорбленные, словно животные, вставшие на задние лапы или люди, которые походкой стараются подражать зверям. Они пытались убежать от созданного мною дыма, но это получалось не у всех. Где-то время от времени слышался треск и хруст, как будто челюсти огня перемалывали ветки и кости – дым настигал очередную жертву. А надо всем этим в серо-зеленое марево медленно, словно через силу, вползало бледно-розовое пятно восходящего светила.

Рядом слышались слова молитвы – это бормотал себе под нос пра Михарь. Я не прислушивался, кому он молился – все существо было подчинено другому, тому, что творилось вокруг. Нет, я не колдовал – у меня нет власти над природой. Я просто попытался испугать этот мир. Ведь деревья, каковы бы они ни были, живые существа. Они дышат, слышат, чувствуют окружающий мир – только у них совсем иные чувства. Ведь музыку можно извлекать не только касаясь струн. У флейты, например, нет ни одной струны, но кто скажет, что флейта – не музыкальный инструмент? Вот и деревья. Они живые, как и мы. И тоже боятся умереть. А это значит, что мало-мальски грамотный некромант способен внушить им страх перед смертью.

И у меня получилось. Напуганные деревья стали отступать, заслоняясь ветвями. Правда, у некоторых, самых упрямых и настырных, пришлось-таки отнять жизнь. Клянусь, это была самозащита – иначе их корявые сучья все-таки дотянулись до меня. Один небрежный пасс, короткое концентрирующее заклинание – и вот они застыли, высохнув вмиг, и лишь желтая сморщенная листва сыплется с поникших ветвей.

Это было последним ударом. Противник – кем бы он ни был – дрогнул, отступая. Порыв ветра разогнал туман. Вместе с ним ушел и колдовской дым. Стало заметно, что мы находимся на берегу озера, края которого так густо поросли ивняком, камышом, тростником и прочей болотной и озерной травой, что чистую воду можно было разглядеть только с конской спины.

Но самое главное – там, впереди, на небольшом пятачке среди кустарника, виднелась статуя. Она стояла вполоборота, так что рассмотреть ее черты удавалось с трудом. Только и поймешь, что это – женщина, судорожным отчаянным движением прижавшая руки к груди. Виднелась грудь, косы, да и одежда тоже не оставляла сомнений. Неведомый скульптор изваял ее с такой точностью, что казалось, будто это не мертвый камень, а окаменевшая живая женщина. Почему-то одолело любопытство – а что, если подойти поближе и заглянуть в каменные очи? Статуя смотрела на озеро. Проследив за ее взглядом, почувствовал, как неприятный холодок пополз по спине.

– Брашко!

Глава 21

Да, это был Брашко. Тело студента торчало на небольшом островке посреди водоема неестественно прямо, словно чучело. Лишь позже до меня дошло, что он прикручен к вбитому в землю столбу. Руки свободно висят вдоль тела, голова слегка запрокинута – под волосами, если присмотреться, поперек лба проходит узкая полоска кожаного ремешка, которая не дает голове склониться на грудь. Глаза закрыты. Лицо безвольно.

– Он жив? – рядом со мной возник пра Михарь.

– Не знаю.

Это было правдой – на таком расстоянии почувствовать, живой человек или нет, практически невозможно. Тем более, когда вокруг полным-полно других, наверняка живых, людей. То есть, хочу сказать, что видно их не было, но зато присутствие ощущалось.

– Что будем делать?

Это пра что, у меня спрашивает? У типа, который ни дня не проработал инквизитором?

– Понятия не имею, но…

Но стоять и смотреть спокойно не станем.

Тихий звон поплыл в воздухе. Колокола? Откуда? Понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что звук идет…из-под воды. Осторожно тронул пятками конские бока, чтобы подъехать ближе и посмотреть, что там происходит. Померещилось или нет, но в глубине, за рябью водной поверхности, действительно отражаются стены и крыши каких-то строений?

Ну да, я слышал истории и даже вроде как читал о таинственных городах, скрытых в недрах болот. Но почему-то вслед за большинством полагал это иносказанием – вот, мол, непокорные листвы таятся от королевского гнева, забрались в свои трясины и сидят там сиднями, сопротивляясь попыткам их ассимилировать. И, дескать, в своих городах они цепляются за давно отжившую старину, и вообще… Но никогда не мог подумать, что таинственные города – это такие вот отражения… отражения чего? Обман ли это зрения или нет? Кажется, если подъехать еще ближе, если сосредоточиться, срывая покров иллюзии, можно разгадать эту загадку. Больше, чем уверен, что в справочнике найдется подходящее заклинание – нечисть ведь тоже часто пользуется иллюзиями, маскируясь под обычных людей.

– Стой.

Конь резко остановился. Я, поглощенный созерцанием открывшейся картины и размышлениями, едва не вылетел из седла.

Опять Болотный Дед. Возник из камышей, словно выпь – только что его не было, и вдруг появился.

– Стой.

Теперь в нем больше величия и силы – как-никак, он стоит на пороге родной стихии. Пожалуй, сейчас он сможет и атаковать.

– Стою, – только дурак будет с ним спорить в этот момент. – Дальше что?

– Зачем пришел?

– За своим… – язык споткнулся. А, собственно, зачем я пришел? Когда двигался сюда, была цель – прийти. А теперь что?

– Я пришел узнать…

А, если раскинуть мозгами, что я пришел узнать? Ведь не за разгадкой тайны, почему в озере отражаются стены несуществующего города, проделал столь долгий путь! Да, на языке вертелось много вопросов, но что-то подсказывало мне, что ответы на некоторые искать надо не здесь. И надо было выбрать один или два, самые главные, которые не могут подождать.

– Я хочу увидеть сына.

Возможно, через день или час я пожалею о сделанном выборе. Возможно, только что я упустил единственный шанс. Но как бы то ни было, у меня был выбор – и я его сделал.

– И ты ничего не хочешь узнать?

Хочу. Я много, чего хочу узнать. Что здесь творится? Зачем похитили Брашко и что с ним собираются делать? Что это за город, от которого осталось лишь отражение? Как сюда, в этот край лесов и болот, попал мой ребенок, который человек только наполовину? Почему мэтр Бруно Черный хотел меня убить? И точно ли глава гильдии некромантов стоит за всем этим. Или я сам придумал себе удобное объяснение?

– Я знаю достаточно, чтобы не задавать вопросов. Я хочу увидеть сына.

Светлые, водянистые глаза впились в мое лицо. На дне этих глаз медленно разгорался огонь. Холодный бледно-зеленый кладбищенский огонь. Могилы, где готовится к вылуплению личинка упыря, тоже светятся в темноте зеленоватым светом…Кто затаился на дне этих глаз и только ждет мига, чтобы вырваться на свободу? Кто бы ты ни был, я загоню тебя внутрь, обратно, где тебе и место! Слышишь, кто бы ты ни был? Я – некромант. И у меня есть власть над миром живых и миром мертвых. И я стою на границе, которую ты не имеешь права переступить, пока я жив!

Огонь на дне водянистых глаз разгорелся ярче. Тот, кто явился мне в личине старика, тщился сменить облик и явить себя двум дерзким людишкам во всей красе. Но я не собирался отступать. Еще чего не хватало! Я стою на границе и не сделаю с нее ни шагу. Живой или мертвый, я не дам тебе, тварь, прорваться в наш мир. И мне плевать, что болота – это твоя вотчина, а я пришел незван-непрошен. Это – мой мир. Ты явился из мира чужого. Вот и уходи туда, где тебе место!

Огонь полностью затопил светлые, водянистые глаза. Теперь они, наверное, были подобны двум полупрозрачным изумрудам. Говорю «наверное» потому, что в те минуты воспринимал реальность иначе. Мы смотрели друг на друга, и каждый старался изо всех сил заставить противника отвести взгляд.

Не знаю, сколько времени продолжался этот поединок. Не помню ничего, как ни стараюсь напрячь память. А, собственно, ничего не было – только два взгляда, слившиеся в один, и безмолвный приказ, один на двоих: «Отступи! Нет, ты первый!» Человек – и древняя сила этих мест, сила самой земли, которую попирает простой смертный… уже не простой смертный, раз у него хватило сил и смелости приказывать этой силе.

По виску сочится капля пота, пропадает за шиворотом, холодит кожу – это все, что осязаю…

Приглушенное бормотание где-то на пределе слышимости – молитва пополам с матерной бранью пра Михаря – это все, что слышу…

Глубокий, как омут, темно-зеленый провал широко распахнутых глаз, в которых отражается чей-то силуэт – это все, что вижу…

Силуэт колеблется, искажается, меняет облик. Уже не человек, но какое-то чудовище. Иллюзия. Тут все – иллюзия. И Болотный Дед, который каждому путнику является в ином обличье. И странный город, которого как бы нет, но чье отражение реально – на самом деле он есть, и вода это знает, ей нет нужды лгать! И даже это чудовище – его на самом деле нет. Это мне просто внушили. Есть только человек, пришедший в сердце чужого ему мира, чтобы получить ответ на свои вопросы. И силуэт чудовища начинает меняться, плыть, растворяться, являя знакомые с детства черты.

А потом рвется нить. И тихий голос, в котором уже нет былой власти, врывается в уши:

– Ты этого хочешь – это будет.

Сам я оглушен нежданной победой – вообще, скажите мне, я победил или как? – чтобы что-то осознавать. Я просто сижу в седле, стараясь не упасть и слушая звон в ушах. Чья-то рука касается локтя. Шепот пра Михаря:

– Згаш. Згаш, очнитесь!

Я всегда вздрагиваю, когда этот человек называет меня по имени. И он, зараза, это знает и беззастенчиво пользуется. Но зато возвращает меня в реальный мир.

За те несколько секунд, что выпали из памяти, все вокруг переменилось. Нет, перед нами по-прежнему было заболоченное озеро с заросшими травой и ивняком топкими берегами. Но теперь я точно знал, словно сам был тут много веков назад, что там, где теперь над гладью воды торчат крошечные островки болотной растительности – и на одном из которых к лесине прикручен Брашко – что там когда-то был большой остров, где действительно стоял городок. Небольшой, с настоящей крепостной стеной, сложенной из мореного дуба, и даже с собственным святилищем. Там жили люди. Жили, пока не случилось нечто такое, отчего весь город исчез. Просто растворился в озере, в воздухе, в небытие. Почему такое случилось – знают боги, местные боги, и Змей Полоз первый следи них. Может быть, люди вовремя не принесли ему положенных жертв или прогневали богов своим поведением. Может быть, наоборот, они пожертвовали собой ради чего-то неизмеримо более важного, чем их жалкие жизни – как бы то ни было, никого не осталось. Лишь та женщина – она отправилась в лес, собирать травы. Местная знахарка. В городе у нее оставался муж и ребенок. Вернувшись, она не нашла и следа поселения, и, пораженная открывшейся картиной, окаменела от горя. Та женщина знала. И, взгляни я на мир ее глазами, узнал бы ответ. Но не сейчас.

Люди не ушли отсюда насовсем. Вернее, этот город, как ни странно, он до сих пор существует. Его нельзя увидеть обычным зрением, обычному человеку нельзя пройти по его улицам, но в нем теплится жизнь. Он словно надел маску, скрываясь, отводя глаза – и продолжая жить. И лишь вода, которой нет нужды лгать, способна выдать его тайну.

Чуть правее в озеро вдавался полуостров, где, скрытые зарослями, на сваях торчали несколько домиков – так этот город выглядит для любого постороннего глаза. И обитатели этого места сейчас тихо вышли навстречу, позволяя себя рассмотреть. Вернее, вышли не все – лишь те, кого мне позволили увидеть. Остальные продолжали оставаться там, за гранью реальности. Но я чувствовал их присутствие. Я, некромант, ощущал биение их сердец. Однако, сейчас они меня не интересовали. Взгляд прикипел к тем, которые шли навстречу.

Женщина с ребенком на руках. Чужая женщина, прижимающая к себе годовалого мальчика. И двое мужчин рядом – ведьмак с мечом и коротким метательным топориком в руках, и лич – стоявшие рядом. Лича я прежде никогда не видел, а вот ведьмак оказался подозрительно знаком. Мозгу понадобилось несколько секунд, чтобы воскресить в памяти осенний день двухгодичной давности, когда мне пришлось нейтрализовывать труп колдуна Пенчо-Пейна на кладбище Гнезно. Там собралось тогда девять человек – и этот самый ведьмак оказался в числе приглашенных. Краем глаза заметил, как дрогнуло его лицо – он тоже меня вспомнил и бросил заинтересованный взгляд на ребенка. Взгляд сравнивающий, оценивающий, ищущий сходство…

Но на этих двоих я не смотрел – ребенок на руках у этой женщины занимал все мои мысли. Почему-то не было никаких сомнений в том, кого я вижу. Вот он какой, мой сын! У него яркие вишневые губы матери, ее разрез глаз, ее волосы, но черты лица грубее. И от него уже сейчас, несмотря на юный возраст, веет силой. Обычно подобные способности проявляются намного позже – лет в двенадцать у девочек и лет в четырнадцать у мальчиков. Так это, например, было со мной. Но передо мной – сын богини, и не должен подчиняться обычным людским законам. Малышу на вид около года, и память судорожно начинает работу – где, когда, как мы с его матерью были в последний раз, сколько прошло месяцев и так далее. Но вскоре разум отказывается от этой попытки. Дети богов и богинь растут не так, как их обычные, смертные сверстники. Была легенда, когда сын бога семь лет не мог ходить и говорить, а потом сразу не только встал и пошел, но и поразил всех своей мудростью, силой и навыками. Другой сын бога еще в колыбели обнаруживал такую силу, что няньки боялись брать младенца на руки из опасения, что он оторвет им играючи руки. Третий полубог умел говорить с самого рождения, причем уже складно, стихами и обладал таким взглядом, что никто не мог долго смотреть ему в глаза. Четвертый рос не по дням, а по часам и в возрасте семи дней выглядел, как семилетний. Детей от бессмертных богов у смертных людей за всю историю было не так уж много, про всех сложены легенды. Нет ни одного народа на земле, кто не утверждал, что когда-то их боги сходили на землю и зачинали обычным женщинам героев.

Когда-то я сам любил зачитываться такими сказаниями. Но мог ли предположить, что однажды вот так буду стоять и смотреть на своего ребенка, зачатого от богини?

Итак, у меня двое детей. И оба появились на свет как бы помимо моего желания. Малышка Луна Байт, которой ранней весной исполнилось четыре года, и которую два года я уже не видел – моя внебрачная дочь, зачатая в полубессознательном состоянии. И вот этот мальчик. Как его зовут?

– Как его зовут?

– Мы не знали, господин, – подала голос женщина. – И назвали Збышеком… Збигневом.

Я кивнул, глядя на сына. Что ж, если все верно, и этому мальчику суждено однажды перевернуть мир и принести в него смерть и разрушение, то имя самое подходящее*. Впрочем, такое случается сплошь и рядом, что отцов не спрашивают, как бы они хотели назвать детей.

(*Збигнев – буквально «избавляющий, избывающий гнев». Прим. авт.)

– Хорошо. Мне нравится. Пусть будет Збигневом.

Где-то рядом послышался тихий вздох, и я почувствовал знакомый запах дыма и вереска. Моя жена? Смерть? Она-то что здесь делает? Хотя, с другой стороны, если она пришла просто посмотреть на ребенка…Где ты, милая? Позволь и мне увидеть тебя хоть одним глазком! Ведь это такое чудо – рождение потомка Смерти. Смерть стала источником новой жизни. Уже это способно вывести богов и людей из себя, а мир – из равновесия. Грядут катаклизмы, возможно, войны и эпидемии – и причина этому сидит на руках у незнакомой женщины, как ни в чем ни бывало. Сейчас он еще мал и слаб, ему любой может причинить вред – не зря подле его приемной матери замерли ведьмак и лич, готовый сорваться в бой по первому признаку опасности. Но пройдет время – и он станет таким, что мир содрогнется от ужаса, прислушиваясь к поступи нового Темного Повелителя.

Помилуйте! Темный Повелитель – вот этот мальчик? Вы уверены? Сколько раз повторять, что дети вырастают такими, какими их воспитывают.

– Я… могу посмотреть на него поближе?

– Можешь.

Покосился на старика, застывшего поодаль. Он поднял ясный холодный взгляд.

– Можешь. Ты можешь его отсюда забрать, – слова падали тяжело, как камни на дно колодца, и, как камни, мгновенно оседали на дне души. – Ты можешь увести его, и никто не встанет на твоем пути. Но тебе придется кого-то оставить здесь.

– Кого? – выдохнул я, уже догадываясь, что знаю ответ. Рядом тихо, невнятно, ругнулся пра Михарь, тоже сообразивший, куда задул ветер.

Ветер в самом деле появился, взъерошив кусты и камыши, погнал рябь по озеру. Но тут он усилился настолько, что женщина попятилась, закрывая плечом ребенка и спеша укрыться около домика. Люди – те самые, призрачные люди призрачного города – заволновались. Они знали, предчувствовали то, что сейчас должно произойти.

Я вперил взгляд в озеро, которое потемнело, словно осенняя хмурая туча нависла над ним свинцово-серым брюхом. Где-то там волна ударила в край островка плавника, где торчало прикрученное к лесине тело Брашко. Островок колыхнулся, словно небольшая лодочка. Мне показалось, или Брашко зашевелился, приходя в себя. Жив. Он был жив, только оглушен…

Ненадолго.

Моя жена все еще была поблизости. Ясно, чего она ждала – моего выбора. Ей, наверное, было бы приятно узнать, что сын растет с отцом, а не отдан на воспитание первой попавшейся семейной паре, у которой нет своих детей. Даже если бы я сам не мог растить ребенка при монастыре, у меня хватило бы денег, чтобы найти ему воспитателей в городе и навещать то и дело, следя за его жизнью и развитием. Но для этого мне надо было всего лишь отвернуться от Брашко Любечанина, который – да, теперь уж несомненно! – очнулся и пока еще в полусне озирается по сторонам, не понимая, как сюда попал. Я покину эти места, унося с собой сына – и оставлю студента на смерть. Какому богу его принесут в жертву, и как долго он будет умирать – неизвестно.

Не бойся, – тихий шепот моей жены, – умирать он будет недолго. Змей умеет разбираться с жертвой быстро…

Змей? Она имеет в виду Змея Полоза? Но разве он живет в этом озере? Или есть какой-то другой змей, о котором я еще не знаю?

Брашко заволновался, первым заметив что-то или кого-то в глубине озера. С островка ему было все отлично видно, а зрителям оставалось лишь гадать. Хотя что там гадать? Островок внезапно качнулся на волне, когда в толще воды шевельнулось огромное тело.

Я еще мог не смотреть. Я мог взять ребенка на руки, развернуться и уехать. И потом думать, на кого я его променял.

– Сейчас, – произнес старик.

Ох, зря он это сказал!

– Ничего не сейчас, – я вскинул руку. – Еще ничего не решено.

– Ты… ты должен сделать выбор!

– Я его сделал…

С ума сошел? – силуэт моей жены проступил серой тенью. – Ему уже не поможешь. А наш сын…

– Наш сын не может расти под присмотром труса и предателя, который бросил человека в беде! Унеси ребенка, – это относилось к той женщине. – Еще простудится…

Да ты понимаешь, что ты хочешь сделать?

– А что? – я пришпорил коня, заставляя его двинуться вперед. – Ты что, думала, я просто развернусь и уеду?

Тебе какой-то смертный дороже, чем наш сын?

– Я – тоже смертный. И этот парень – тоже чей-то сын!

Ты рискуешь никогда его больше не увидеть…

Это был удар ниже пояса. Я чуть было не повернул вспять, чуть не кинулся отнимать ребенка. Нельзя. Есть, знаете, такая штука – совесть. Меня могут оправдать все, кроме нее. Меня может даже понять и простить родной сын: «Папа, я понимаю, что ты хотел для меня, как лучше, когда оставил этого парня умирать… Нам всем приходится чем-то жертвовать – без этого нет жизни!»

– Нам всем приходится чем-то жертвовать… – повторил вслух.

Вода в озере колыхалась. Змей или кто-то, кого зовут Змеем, не спешил подниматься на поверхность. В конце весны вода в таких глубоких озерах еще холодна, и он наверняка разминается, пытаясь согреться в движении. Вот и ворочается в глубине, поднимая волны. Но через несколько минут он всплывет – чтобы вместо беспомощной жертвы встретить меня.

Мерин попытался артачиться, но я ударил его пятками и плетью изо всех сил, вложив в это движение столько злости, что конь одним скачком перепрыгнул через тростник и, разбрызгав копытами грязную воду, перескочил на островок. Тот заколыхался под лишней тяжестью, и мерин застыл раскорякой, дрожа всем телом и разве что не поджимая хвост.

Брашко вытаращился на меня, как на выходца с того света. Или, что вернее, как на пришельца с этого света на тот. Парень ведь уже почти распрощался с жизнью, а тут…

– Что вы тут делаете?

– Потом, – я спешился, ножом стал торопливо пилить веревки. Кинжал был бы сподручнее, но что поделать, если я безоружен? – Сейчас ты сядешь на коня и ускачешь…

– Что?

– Что слышал. Не тупи! У тебя мало времени.

Островок колыхнулся. Слабо, но достаточно заметно для того, чтобы мерин запаниковал. Змей поднимался.

– А в-вы? – узел удалось перепилить, и остальные веревки ослабли настолько, что их можно было кое-как стянуть.

– Обо мне не думай. У меня найдется, чем его встретить!

Вот так. С берега что-то кричали – пра Михарь, ведьмак, та женщина – но я не слушал. Помог студенту кое-как вскарабкаться в седло, шлепнул мерина по крупу:

– Езжай!

И остался на островке, который от толчка конских копыт колыхнулся так, что пришлось ухватиться за вбитый в него шест, чтобы устоять. Хорош герой и спаситель, не удержавший равновесия!

– Ну, давай, змеюка, вылезай, – прошипел, глядя на темную воду, – покажись! Дай посмотреть на тебя, раритет!

У некромантов есть одно оружие, о котором многие знают, но не все помнят. Некроманты могут питаться чужими жизнями, они могут выпивать жизнь, как вампиры высасывают кровь. Только вампиры делают надрез или надкус на коже, вскрывая вену, а некроманты точно также «надкусывают» ауру. Правда, это можно лишь в строго определенной точке. Но если жертва сама подставляется или есть возможность ее обездвижить на миг, чтобы прицелиться поточнее…

Змей «подставился». То ли спросонья промахнувшись, то ли красуясь перед жертвой, но на первый раз он промахнулся, и плоская голова, действительно похожая на змеиную, а не на драконью с картинки, взмыла в воздух в паре локтей от края островка. Тот качнулся, едва не переворачиваясь. Меня швырнуло на ворох болотной травы, а вывороченный шест едва не приложил по макушке. Не самый удачный момент для того, чтобы прицелиться! Но я смог.

Карманный справочник выпал из-за пазухи и – удача! – раскрылся на нужной странице. Одно слово – всего одно слово и тщательно выверенный пасс, и готово!

Правую руку обожгло, словно огнем. Я взвыл от боли, но радость приглушила ее. Получилось! Я «проколол» его ауру, словно загарпунил обычное животное. Почувствовав боль, Змей тут же нырнул, натягивая возникшую между нами «нить». Я упал на колени, чудом не проводив справочник в озеро. Нить натянулась настолько, что стало больно коже – как будто ее стягивали с руки. Но она не порвалась, и через нее в меня пульсирующим потоком хлынула жизненная сила древнего бога.

Что ты делаешь, идиот? – ворвался в уши голос моей жены. – Он же тебя сейчас утянет за собой!

В ее голосе злость, истерика базарной торговки и… страх. Что с женщинами делает любовь! А ведь она права. Сила божества способна отравить слабый человеческий организм. Змей крутился и метался в глубине, и точно также метался по островку я. Рука болела и наливалась тяжестью, от боли начала кружиться голова, меня подташнивало, один раз все-таки вырвало. По уму надо было давно порвать эту «нить», но для этого тоже надо «прицелиться». А второй раз удача отвернулась. Первая попытка – неудачно, «крючок» лишь раздражил жертву. Вторая попытка вышла совсем слабой. Третья…

Третьей просто не могло быть, ибо от резкого рывка я упал навзничь, не в силах пошевелиться и лишь чувствуя, как слабость и тяжесть овладевают телом.

Прохладная рука легла на лоб. Ноздрей коснулся слабый запах. Запах вереска и моря. Тихое жужжание пчелы. Закат… в том мире всегда закат…Умирать не страшно. Просто исчезнет эта тяжесть, не дающая сделать вдох. Просто отступит слабость, не дающая пошевелить и пальцем. Просто…

– Просто признай, что тебе понравилось умирать, – шепчет на ухо знакомый голос. – Из всех моих мужей ты чаще других оказываешься на краю гибели.

Лицо жены склоняется надо мной. Темные провалы глаз, маленький точеный носик, вишневые губы, которые я так давно не целовал. Поцелуй.

– Отпусти, – тихий шепот из уст в уста.