Текст книги "Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки (СИ)"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Прибыли раньше кого? – не отставал сосед.

– Вам-то какое дело?

– Да, собственно, никакого. Но когда гоняешься за женщиной, иногда стоит остановиться и подумать – а надо ли оно тебе? Вокруг так много доступных девушек, стоит ли тратить время и силы на одну неприступную?

Я посмотрел в окно. По слюдяному стеклышку текла вода.

– Если любишь…

– Ни одна женщина того не стоит! – с жаром прошептал сосед. – Любовь придумали трубадуры. Они за это деньги получают, за слезливые баллады. Это их работа – красивые сказки выдумывать. А дураки им верят…

– Пока сами не столкнутся с тем, чего не бывает.

– Ну да, чудеса иногда случаются. Только почему-то не здесь и не с нами, а с кем-то другим и где-то далеко. Но от этого…

– От этого не значит, что в них нельзя верить, – разговаривать с незнакомцем не хотелось, но слова почему-то лились сами. – Большинство из здесь сидящих никогда не видели богов и богинь вживую, только статуи в храмах. Но, тем не менее, большинство все-таки посещает храмы, молится и приносит жертвы…

– Оглядываясь на соседей и друг на друга! Думаешь, они все верят искренне? Многие делают это по привычке, потому, что мать, бабка, прабабка так делали веками.

– И, тем не менее, боги существуют.

И я точно это знал. Моя жена – богиня…

Жена. Богиня. А я…Я ей почти изменил. Опять, как с Руной Беркана. Бе-е-ес! Ну, почему у меня все не может быть, как у людей!

– Эй, парень, ты чего?

Резким движением скинул с плеча руку доброхота, встал, шагнул за порог. Дождевая вода остудила пыл, как нельзя лучше, потекла за шиворот. Настроение было паршивым. И с чего это я разболтался с первым встречным? Сказалась усталость или…

Скрипнула дверь. Ну, если это мой подозрительный сосед сует свой нос не в свои дела – прибью и скажу, что так и было! Пусть не лезет!

– Эй! Ты чего?

Так и знал. Сделал пару шагов подальше – не дурак же он, чтобы лезть за первым встречным под дождь! Или дурак? И чего ему надо? Что привязался? Ой, чувствую, не просто так! Опознал чужака? Или есть еще что-то, чего я не учел? Например, что меня все-таки достали из монастыря, и он действует по приказу того самого неведомого заказчика? А с фантазией у него плоховато – третий раз уже мне подстраивают встречу в трактире.

– Эй!

Вот настырный! Нет, это точно неспроста! И я его сейчас…

Топот копыт. Десятка два или три всадников движутся сюда быстрой рысью. Вон они уже заметны за пеленой дождя. От группы оторвался одинокий всадник, галопом вылетел вперед, разбрызгивая грязь копытами коня. Я машинально шагнул за угол, присел немного за ограду, чтоб не бросаться в глаза.

– Эй, парень…

– Тс-с-с!

Граф Гневеш со свитой. Торопятся так, что даже не смотрят по сторонам. Умчавшийся в сторону замка герольд уже трубит в рог – сквозь шелест дождя звук получается размытым. Глядя сквозь прутья ограды, проводил глазами всю кавалькаду. Богна Вжик и Брашко Любечанин затерялись среды рыцарей.

– Эй, парень!

Чужая рука вцепилась в ворот куртки.

– Отцепись!

– Нет, я тебя не оставлю в покое, пока не скажешь, что ты тут делаешь! – меня тряхнули, как щенка. Хорошо еще, что спутники графа слишком торопились, чтобы обращать внимания на стычку в двух шагах от обочины.

– Не твое дело! – огрызнулся в ответ.

– А может, как раз мое? – не отставал незнакомец. – Ты вообще откуда взялся?

– Откуда взялся, – я попытался отцепить от себя чужие руки, – там меня уже нет.

– Ясно! Сбежал! А вот я стражу кликну?

– Ори, сколько влезет!

А я еще и помогу.

Незнакомец не собирался отступать. Он вцепился в меня, как клещ, и, поскольку был выше и немного крупнее, легко мог бы сдвинуть противника с места. Да только противник сдвигаться не пожелал. Прижав ладонью его руку, чтоб не сорвалась, в полуприседе извернулся, проскальзывая под его локтем, сделал подшаг, одновременно пнув ногой под коленку и выворачивая кисть.

Противник взвыл, когда его рука оказалась вывернута так, что ладонь легла точно между лопаток. Предостерегающе хрустнул сустав.

– Т-ты… скотина, – пропыхтел он зло, безуспешно стараясь вырваться. – Я ж тебя…

– Одной-то рукой? А если я ее вот так дерну?

Сустав хрустнул громче, незнакомец взвыл.

– Да чтоб тебя…Уй-ы…

Я дернул сильнее, едва не выламывая руку из сустава:

– Будешь и дальше оскорблять – и вторую сломаю.

– Да кто ты такой, бесы тебя побери?

Ах, какой был шанс! Просто грех не воспользоваться, хотя ужасно не хотелось. Но, как говорится, рано или поздно это должно было случиться.

– Инквизитор под прикрытием.

– Чё? – незнакомец ухитрился вывернуть шею, пытаясь заглянуть мне в лицо. – Правда, что ли?

– Кривда, – поудобнее перехватил его запястье одной рукой, другую сунул за пазуху, вытаскивая медальон. Незнакомец впечатлился настолько, что даже перестал вырываться.

– Ты… вы… пра… прощения просим! Ежели что не так – то мы это…ну… не ожидали же!

– Я сам от себя не ожидал, – буркнул в ответ. Настроение испортилось опять. Выходит, это тип не подослан из монастыря, а местный житель, который пристал к одинокому проезжему по собственной инициативе. Но все равно следовало быть настороже.

– А ты…вы…пра, это ну…чего тут делаете?

– Провожу расследование, – ответил почти правду. – Нам поступила секретная информация, подробности которой я не могу разглашать. Ее следует проверить так, чтобы ни одна живая душа не узнала. Как зовут?

– А вам з-зачем?

– Ну, – я слегка дернул его запястье, – должен же я знать, за упокой чьей души буду молиться в храме. Потому что, извини, но мне придется тебя убить во имя высшей цели. Можно сказать, ты отдашь свою жизнь за безопасность отечества и, как знать, не поможет ли твоя кончина предотвратить гражданскую войну. Невинные жертвы есть всегда и во всем, а чтобы жертва была «винной» – тут дело иное. Так кого отпевать будем?

– А может, не надо? – вспотел незнакомец.

– Надо. Во имя высшей цели. Ты меня видел, ты со мной говорил. Ты можешь выдать меня врагам. Дело, которому я служу, слишком серьезное, чтобы оставлять живых свидетелей. Имя, брат! Имя!

– Не на-а-адо! – заголосил незнакомец во всю силу легких. – Я жить хочу-у-у…

Его испуг можно было понять – за нападение на инквизитора предполагалась смертная казнь. А то, что оный инквизитор при этом проводил расследование, выступало отягчающим обстоятельством – он был при исполнении, то есть, представлял тут государство. В этом случае нападавшего можно было казнить, обвинив не больше и не меньше как в попытке государственного переворота. Другой вопрос, что мне действительно нельзя светиться, теряя время на разборки. Куда его на время пристроить?

Взгляд сам собой упал на видневшуюся за деревьями и пеленой дождя громаду замка Гневешей. До него напрямик, через поросшее бурьяном и кустарником поле, было не более полуверсты. Сейчас приезжие уже в самом замке, слуги суетятся, растапливая камины и спеша принести графу сухое платье. Граф раздражен, устал, что мне и надо.

– Читать-писать умеешь?

– Ну…нам зачем? Мы люди маленькие…

– Отлично. Отвезешь графу письмо. Скажешь, от инквизитора.

Не самое подходящее время для того, чтобы вести переписку, скажете вы? На этом и был выстроен расчет. Граф Марек не станет разбираться. Он, может, даже письмо читать не станет, сгоряча прикажет сунуть гонца под замок. Потом, завтра или даже послезавтра, о нем вспомнят, соизволят отпустить, но пройдет какое-то время, что мне и надо.

Однако, письмо все же стоит написать такое, чтобы граф по прочтении оного сам захотел подержать его подателя за решеткой хотя бы несколько дней. А хотя бы и за нападение на инквизитора.

Гнезненское полесье – болотистый край. Многочисленные ручьи берут начало в болотах и впадают в мелкие речушки. Речушки спешат в озера, которые постепенно зарастают тиной, илом, сорной травой и превращаются в торфяные болота. И так – из века в век от сотворения мира. Пахотной земли почти нет, лишь кое-где на полянах и можно отвоевать у леса небольшие клочки земли под огород. Но чаще всего поляны скрывают под собой чарусы – луговины-ловушки. Бредешь-бредешь по чаще, калеча ноги о буреломы, теряясь в сумраке – и вдруг расступаются перед тобой вековые деревья, и ложится под ноги поляна с цветами. Кажется, после густого дремучего леса наконец-то можно перевести дух, вступив на поляну, но не тут-то было. Стоит сделать шаг, как рвется цветной ковер – и падает неосторожный путник прямиком в гости к обитателям подземного мира.

Да, именно мира. Это не Бездна, куда падают души злодеев, некромантов и волшебников. Это свой мир, куда можно попасть живым, и откуда нет возврата. Что там творится на самом деле – про то лишь сказки говорят. А сказка, как известно, ложь. А намек один – подземный мир действительно существует, и он живет по своим законам.

Тут даже на поверхности жизнь течет своим чередом. Местное население – дебричи, листвы, болочане – даже в Свентовита не верят, предпочитая ему Змея-Полоза, хранящего под землей свои богатства. В глубине болот, на крошечных островках, куда дорогу знают лишь избранные, стоят его святилища. Сколько раз посылали сюда князья и короли отряды дружинников – столько раз они все и погибали, оставаясь тут навеки. Возвращались единицы – порой искалеченные так, что больше уже эти люди ни на что не были годны, только сидеть у огня и дрожащим голосом рассказывать о злых чудесах, которые творятся во владениях Змея-Полоза.

Правда, в последние несколько десятилетий тут стало тихо. Дебричи постепенно выбрались из своих дебрей, многие живут в городах и даже постепенно забывают свои корни. Болочане славятся как торговцы и ремесленники – деревянная и глиняная посуда, а также кричное железо и уголь расходятся отсюда по всему королевству. Много среди них кожевенников, плотников, бортников. Листвы попрятались и почти не кажут носа, какое уж тут воевать. Но не зря говорят – «в тихом омуте бесы водятся». Что-то тут завелось. Собственно, завелось оно уже давно – Змей-Полоз, если быть точнее! – но недавно активировалось. И встал вопрос – почему именно сейчас, и какое отношение это имеет к смертям молодых некромантов и трем покушениям на некоего Згаша Груви.

Конечно, версия была. А именно – что здесь наконец-то осел пропавший из Добрина Йож Белла с женой и ребенком, создатель личей и преступник, когда-то подставивший меня. Внезапно «заразившиеся» деревни укладывались в схему – Йож Белла прославился, как создатель личей. Может быть, он ищет новые пути, проводит эксперименты по массовому «оличиванию» – ведь процесс этот долгий и трудоемкий. А если ему нужна армия, солдат-личей надо наделать побольше и побыстрее. За два года он вполне мог поднатореть в этом деле. И теперь нашел укромное местечко, где собирает силы. И покушения на некоего Згаша Груви имеют под собой реальную основу – это месть и устранение свидетеля одновременно. А помощник в рядах инквизиторов – ну, предатели бывают везде. Правда, неизвестно, как к этому привязать два десятка внезапно скончавшихся некромантов?

Об этом оный Груви и размышлял, болтаясь в седле. В действие вступил план под кодовым названием «Подсадная утка». В роли утки должен был выступить Брашко Любечанин, на свой страх и риск отправившийся в одиночке в самое сердце болот. Конечно, мало, кто знал, что у парня есть группа поддержки в моем лице. Об этом и сам Брашко не имел точного представления – добирались-то мы сюда порознь. Студент получил от меня четкие инструкции – проследовать вглубь болотистых земель, прокладывая дорогу для графских войск. Богна Вжик должна была снабдить его подробными рекомендациями – как добраться до деревни мертвяков, которую она в свое время нейтрализовала, и куда двигаться следом, чтобы не повторить печальную судьбу ее погибшего партнера. Брашко должен был регулярно писать отчеты с точным описанием всех примет и явлений, даже если это: «На стволе поваленной лиственницы увидел колонию грибов странного сине-зеленого цвета, похожих на оленьи рога. Стоило к ним прикоснуться, как семейка снялась с места и уползла в неизвестном направлении». Или: «На рассвете в первый раз за время путешествия услышал голос кукушки. Прокуковала тринадцать раз». И так далее. Это, с одной стороны, облегчало задачу графским войскам, когда они решат выступить – ведь дорога им будет известна заранее! – а с другой давала студенту видимость работы.

Первая ночь прошла относительно спокойно, а для Брашко даже с комфортом – он уже в сумерках добрался до какой-то деревеньки и ухитрился напроситься на ночлег в одну из избушек. Что до несчастного инквизитора, то о нем никто не позаботился. Пришлось полночи бегать, чтобы согреться, а вторую половину ночи стараться задремать, завернувшись в собственную рясу вместо одеяла. О костре нечего было и думать, чтобы не обнаружить свое присутствие. Проситься на постой? Ну, не в три часа ночи! Я бы у этих селян еще бы почитать чего-нибудь попросил, а то, дескать, бессонница одолела!

То же самое было на вторую ночь, за исключением того, что на этот раз мне удалось обнаружить стоявший на отшибе овин. Внутри на земляном полу нашлась прошлогодняя солома, в которой я и уснул сном младенца.

То есть, попытался.

Шорох. Тихий, осторожный, словно кто-то не уверен, что ему здесь рады. Кто-то крадется вдоль наружной стены овина. Нет, не овинник – тот никогда не покидает пределов своего жилища, и он возился в другом углу, когда я вошел. Учуял во мне не простого бродягу и затих до утра. А это…

Конь тихо фыркнул, переступив с ноги на ногу, пристукнул копытом. Тоже чует незваного гостя? Эх, жаль, что это не особым образом обученный ведьмачий конь или хотя бы не опоенная эликсирами лошадь некромантов! Просто вьючная коняга, выделенная графом Гневешем, не самая крепкая и быстрая. Обогнать на ней графа со свитой удалось лишь потому, что не надо было тратить много времени на сборы и можно было позволить себе сокращать путь, проезжая напрямик там, где другие следуют всем изгибам дороги. Как бы то ни было, на помощь коня в этом деле рассчитывать не приходится.

А, собственно, в каком деле?

Тихо приподнявшись на локте, молча ждал. Пальцы сами нашли рукоять ножа. Нет, не ритуального, лезвие которого вымочено в знаменитом «Эликсире Вайвора», который придает оружию особенные свойства. Просто кухонный нож, наточенный, однако, так, что самому было жутковато хвататься за лезвие. Но и такое оружие лучше, чем совершенно пустые руки. Главное оружие – в голове, а она покамест со мной.

Шорох все ближе. Что ж оно там так долго ползет? Терпение заканчивается!

А ведь именно ползет! Если прислушаться и отрешиться от посторонних звуков – копошения мыши, вздохов коня, далекого крика ночной птицы – можно разобрать слабое шуршание чешуи. Змея? Но, судя по шороху, она довольно крупная, локтей десять в длину, не меньше. Или невероятно толстая, с торс взрослого человека. Однако, что-то не было слышно в последнее время о змеях такого размера. Иначе сюда давно бы сбежались ведьмаки со всего континента.

Шорох уже за стеной, у самой двери. Притих. Зато слышно… дыхание?

Ламия.

Я понял это, когда тихо заскрипела створка. Только у ламий змеиное тело сочетается с человеческими руками, головой и грудью. Примерно до бедер это – соблазнительные девушки, а ниже – змеи. Активны сезонно – конец весны и большая часть лета. С первыми заморозками на почве ламии исчезают, отправившись в укромные уголки, чтобы выносить яйца. В это время они становятся малоподвижными, ведьмаки именно тогда за ними и охотятся. Скажете, это жестоко, убивать практически беременных самок? Но, если вспомнить, сколько человеческих жизней загубит ламия прежде, чем отложить всего одно яйцо, становится понятна та жестокость, с которой борцы с нечистью выслеживают их логовища. А эта что тут делает? Вышла на промысел? Похоже на то.

Вот она. В дверном проеме виднеется соблазнительный силуэт. Ламия приподнялась так, что ее человеческая половина не касается земли. По сути дела, ползет на хвосте, протянув вперед руки. Еще молодая – вон, как чешуя даже в темноте блестит – и явно неопытная. Наверное, я у нее первый. Даже жалко убивать такую.

– Тш-ш…Тут ес-с-сть кто-нибудь?

Ламии нападают только на спящих – подползают тихо, обвиваются всем телом, ласкают и постепенно душат, выпивая жизнь и кровь. Если человек отзовется, они часто исчезают. Поэтому я благоразумно промолчал.

– Ты здес-с-сь, – она даже обрадовалась. – Я с-с-сейчас… Не бойс-ся! Тебе будет хорош-шо… Нам обоим будет хорош-шо. Ты с-сможешь отдохнуть в моих объятиях-х-х…

Даже не сомневаюсь. Лежу, как бревнышко, дышу через раз и жду. Она все ближе. Уже ощущается ее специфический запах. Уже шуршит соломой. Вот коснулась ноги, проверяя, где ее «обожатель».

– А вот и я, милый. Здес-ссь…

Тихо угнездивается рядом, обнимает.

– Нам будет хорош-шо…

– А как же, – кивнул я, обхватывая ее тело. – Скорее сюда, крошка, я давно тебя жду!

– А? Что? – ее явно никто не учил, как поступать с теми, кто не спит. Ламия начала вырываться.

– Ну, куда же ты, крошка? – я покрепче прижал к себе извивающееся тело. – Иди ко мне, моя милая! Знаешь, как я соскучился? Знаешь, как давно я без женской ласки? Врагу не пожелаешь!

На самом деле обнимать ламию довольно приятно. Как и сородичи-змеи, они совсем не скользкие, а немножко шершавые, сухие и теплые.

– Тебе холодно и одиноко? – продолжал я. – Хочется простого человеческого тепла? Знаешь, мне тоже!

– Я это… ош-шиблась… – ламия попыталась вырваться из цепких объятий. Инстинкты говорили ей совсем другое – инстинкты в полный голос твердили, что жертвы так себя не ведут.

– Это ты хорошо придумала, что решила сюда заглянуть, – я изо всех сил разыгрывал изголодавшегося без женской ласки самца. – Нам, инквизиторам, так порой холодно! Только когда спалишь кого-нибудь, и можно погреться у костра. А тут еще и запах жареного мяса…

– Пус-сти!

– Нет! Я еще тобой не насладился! А ну-ка, крошка, раздвигай ножки. Нет ножек? – я пошарил по ее телу ниже пояса. – Ну, это мы сейчас исправим. И как это я удачно нож с кухни прихватил? Для разделки туш самое оно! И наточенный…

Лезвие блеснуло в темноте. Для сбитой с толку ламии это было слишком. Едва его кончик коснулся чешуйчатого тела, как она извернулась, стряхивая с себя «подлого насильника» и ринулась спасаться за порог.

– Куда ты, милая? – я устремился следом. – Мы же только начали…

Но ее и след простыл. Жаль. Говорят, змеиное мясо на вкус напоминает курятину… Да шучу я, шучу!

Глава 18

На третий день пути человеческое жилье осталось позади. В смысле, остались позади привычные селения с пашнями и погостами. Первая встреченная в лесу деревенька была окружена тыном и подступающими к самой стене зарослями, а до возделанного участка – тоже обнесенного оградой от копытных – было не меньше полуверсты. Люди тут жили подсечным земледелием – вырубали часть леса, выжигая потом поваленные стволы, и несколько лет пахали и сеяли на одном месте, пока почва не истощалась. Первые два-три года там сеяли хлеб, потом – овощи, репу, морковь, капусту. На пятый-шестой год пашню забрасывали, позволяли там расти сорным травам и пускали пастись скотину. А сами вычищали следующий участок, чтобы лет через пять все повторить сначала. Если же вокруг весь лес оказывался таким образом вырублен, селение либо приспосабливалось к новой жизни, либо в полном составе переселялось дальше в чащу леса. Обычно такое случалось лет через двадцать, двадцать пять.

Так бывало в других местах, но только не здесь. Слишком много земель на востоке Гнезненского воеводства были заболоченными, чтобы люди могли так запросто переселяться с места на место. За двадцать лет земля успевала отдохнуть, и ее расчищали вторично.

В первом же селении Брашко задержался на сутки с небольшим. Я, карауливший его снаружи, уже решил идти и выручать парня, когда он выбрался из-за тына сам. И показался мне настолько задумчивым, что проехал в десяти шагах от затаившегося меня, что не заметил не только отводящего глаза человека, но и его лошади. Отъехал саженей на сто, сел на какое-то бревнышко, быстро нацарапал донесение и, привязав записку к лапке почтового голубя, выпустил птицу. Наверняка, рассказал о том, что ему поведали в селении. Эх, как бы узнать?

Лес вокруг стоял густой, нехоженый, заросший так, что о дорогах можно было только мечтать. Ни о какой скачке и погоне речи не шло – кони передвигались только шагом. Брашко время от времени делал зарубки на стволах – вырезал небольшие стрелочки и иногда подле них один-два знака, мол, сверну направо или поеду прямо. Я, двигаясь за ним по пятам, порой добавлял кое-что от себя в надежде, что те, кто прочтет потом эти знаки, лучше поймут, что случилось.

Мы со студентом держались близко друг от друга – иначе в такой чаще легко потеряться. Несмотря на то, что Брашко был внимателен, обо мне он пока не подозревал – глаза легко отводить как раз тому, кто не подозревает о том, что за ним следят.

…А вот я что-то такое чувствовал! Разорви меня упырь, если ошибаюсь. Но чей-то пристальный взгляд ощущался затылком, спиной, копчиком – а стоило оглянуться, и наваждение пропадало. Может, это все здешние леса шутки шутят? Вот не догадался поинтересоваться у Богны, как тут с нечистью обстоят дела. Близость болот давала о себе знать, так не следят ли их обитатели за двумя чужаками? Может, Брашко тоже давно сообразил, что за ним наблюдают посторонние? Может, он и меня уже учуял, потому так старательно стрелочки и режет на коре деревьев? Тогда почему никак не выдает, что давно разгадал мой секрет? Тоже не уверен, что за ним наблюдает человек? Эх, и знак подать нельзя…

Ближе к вечеру тропа вывела на небольшую поляну, вернее, прогалину меж деревьями, где в низинке среди зарослей блестел глаз лесного озерка. Бывают такие маленькие озера, едва ли не шире пары локтей в поперечнике. Их называют глазами бога. И обычно это все, что остается от озера покрупнее, только заросшего сверху болотной растительностью. Этот зеленый ковер такой густой и плотный, что по нему можно верхом проехать, а на кочках растут деревья и кусты. Получается редколесье. Мерить глубину подобных озер не советую.

Шагах в двадцати от этого озерка рядышком, группой, стояли четыре дерева, в кронах которых виднелось что-то темное. Понадобилось несколько минут, чтобы понять, что это – избушка, устроенная на высоте в полтора человеческих роста. Четыре дерева срубили на одинаковой высоте, там на них, как на четырех ножках, поставили домик. Через какое-то время опиленные стволы обзавелись порослью молодых побегов, которые со всех сторон окутали домик так густо, что даже дверь нельзя рассмотреть.

Сумерки в лесу наступали быстро. Ехать куда-то еще не хотелось.

Напоив коня, Брашко пустил его на длинный повод пастись, а сам наломал сушняка и запалил небольшой костерок, приготовившись варить кулеш. Я, не имевший возможности разжечь костер, чтобы не выдать себя, вынужден был довольствоваться сухомяткой – хлебом, луком и собранными по дороге съедобными травами. Весной таковых еще было мало, разве что на опушках торчали тут и там мясистые стебли свербигуза да последние перышки гусиного лука. Эх, хорошо бы найти птичье гнездо! Скажем, куропатки, фазана или тетерева. А то у меня хлеба осталось всего на два раза. Хотя…

Взгляд упал на домик меж деревьев. А что, если это – кладовочка? Насколько помню, иногда в таких вот заимках хранятся запасы муки, вяленого мяса, орехов и сушеных грибов специально для заплутавших путников. Да даже если это всего-навсего склад пушнины – не верю, что там не найдется съестного – просто так, на всякий случай.

Решено. Ждем, когда Брашко задремлет – и лезем на разведку.

Ждать пришлось недолго – уже через полчаса после того, как кулеш был доеден, студент завалился спать. И сразу допустил ошибку, ибо, очертив защитный круг, не озаботился хотя бы перевязать коня на короткий повод. Его мерин продолжал пастись, как ни в чем не бывало. А ведь лошади достаточно сделать хотя бы один шаг, чтобы нарушить защиту! Бывалые путешественники обычно привязывают сытых лошадей внутри круга. Но да ничего. Вперед наука.

Крадучись, то и дело косясь на мирно спящего студента, добрался до домика на ножках. Прислушался, сосредоточившись на своих ощущениях. Нет, никого живого там нет. Мертвечиной – да, несет. Надеюсь, там не упырь? Сейчас узнаем.

Взяв нож в зубы и скрутив из рясы-потника что-то вроде жгута для опоры, осторожно полез по стволу. Да, вот тут и пригодились многочисленные тренировки, которым всех учеников подвергали в монастыре. Казалось бы, зачем инквизитору умение лазить, бегать, прыгать, кувыркаться? А вот пригодилось, несмотря на то, что ствол был ровным, без неровностей.

Я одолел примерно две трети подъема, так что оставалось всего ничего – пару раз подтянуться, и голова окажется на уровне «пола», когда в домике послышался странный шорох. Словно какое-то тело мешком упало с лавки на пол, покатилось, задевая углы, потом завозилось, пытаясь встать, и ползком двинулось в мою сторону.

Выходов из этой ситуации было два – либо двигаться вперед, вверх, либо назад, вниз. Что я сделал? Правильно! Полез вперед так быстро, как только мог. И моя голова оказалась над краем помоста буквально за пару мгновений до того, как обитатель избушки дополз до дверцы и распахнул ее, чудом не смахнув и вцепившегося в край горе-верхолаза.

– Фош беш, – невнятно из-за зажатого в зубах ножа, выругался я. – Шмотрешь надо!

Я вообще-то много чего мог сказать – от неожиданности с языка так и рвались слова. Еще бы! Передо мной был живой мертвец. А именно – дряхлая старуха в полуистлевших лохмотьях, с длинными лохматыми седыми космами, худая, морщинистая, беззубая, с запавшим ртом и гнилостным запахом от торчавших во рту зубов. Мне бы хватило пальцев одной руки, чтобы их пересчитать, причем один клык весьма живописно торчал над нижней губой. Спросите – почему я не паникую, не ругаю себя за беспечность, мол, что это за некромант, который с двух шагов не может распознать живого мертвеца? Да просто не чувствовалось опасности!

– Фух! – выдохнула старуха. – Ты…кто?

Оговорюсь сразу – вслух старуха не произнесла понятно ни одного слова. Ее неразборчивое бормотание выдавало в ней представительницу одной из тех малых народностей, которые обитают до сих пор на окраинах. Было в звучании этих слов что-то балтийское, словно она была родом из тех мест, но переселилась в эти заболоченные леса так давно, что почти забыла родной язык. Скажете, как я понял, о чем речь? Не знаю. Я это просто почувствовал. Как и в беседе с женой разговор велся мысленно. Нет, я-то произносил все слова вслух, но вот ответы…

– Гошть, – сквозь зубы прошепелявил я. – Пушти погрешшся.

Безопасная-то она безопасная, но не зря говорится, что наглость – второе счастье.

– Куды? Куды прешь? – она попыталась меня отпихнуть, но не тут-то было. Падать спиной вперед, пусть и с высоты в полтора человеческих роста, отнюдь не входило в мои планы. Я вцепился в край помоста, как голодный клещ в собаку и был готов покусать бабку, если та вздумает применить силу.

Сила, кстати, у бабки была и немалая. Но что вы хотите? Передо мной был настоящий живой мертвец, только почему-то без признаков разложения, а, скорее, высохший и даже немного мумифицированный. Интересно, какими смолами его обрабатывали и в каких настоях вымачивали? Узнать бы рецепт – и проблема с поточным производством мощей была бы решена раз и навсегда!

Но эти мысли мелькали где-то на задворках сознания, не мешая делу. Мне удалось подтянуться на руках и перевалить через край, вкатившись внутрь избушки. Старуха трепала и тянула меня к выходу, но я растопырился, упираясь руками и ногами:

– Не пойду!

Нож выпал изо рта и был тут же подхвачен в руку.

– С места не сдвинусь!

– Сам напросился, – мстительно прищурилась хозяйка дома. – Тогда уйду я!

Она примерилась и ловко сиганула через распростертое тело незваного гостя. Если бы не реакция, старуха рыбкой выскочила бы в распахнутую дверь, но коварный я успел ухватить ее за ногу в полете и так дернул, что она откатилась обратно, попутно задевая все, что попадалось на пути.

– Пусти!

– Не-а! Что за хозяйка, которая гостя одного бросает?

– Одного ради другого! Пусти! – она попыталась обойти меня по стеночке, но в тесной избушке этот маневр не удался. Я действительно уперся руками и ногами в стенки, перекрыв все подходы к двери.

– Нет, хрычовка старая! Никуда ты не пойдешь!

– С чего это? Аль приказывать могёшь?

– А хотя бы и да!

– Ну, держись! Сам напросился!

Она вскинула руки, растопырила пальцы, скрючила наподобие когтей и завыла дурным голосом, выписывая кистями странные пассы. Язык был мне не понятен, жесты – тоже. Наверное, местное наречие. Только вот какое? Дебричей, листов или кого-то еще?

– Тише ты! – прикрикнул на старуху, когда та, провыв заклинание, взяла тоном выше. – Парня мне разбудишь!

– Пусть спии-и-ит! – завыла ведьма. – Вечным сном спи-и-ит! Пусть все они спят!

– На вечный сон я не согласен. У меня есть дело. Да и у этого парня тоже. Я его под расписку взял. Вернее, даже стащил и должен вернуть обратно в целости и сохранности…

Моя болтовня возымела странный эффект. Старуха прекратила выть и размахивать руками, ссутулилась, перевела дух и смерила меня пристальным взглядом профессионального мясника или колбасника.

– И откуда ты такой прыткий взялся? – поинтересовалась она.

– Откуда взялся, там таких больше нет.

– Не дерзи! Я была старой, еще когда у твоей бабки молоко на губах не обсохло!

Вот в последнее верилось, причем легко. От старухи веяло не только смертью, но и седой древностью. Я даже что-то подобное читал относительно недавно. Только вспомнить бы, где?

– Прошу прощения, – откликнулся на слова старухи. – Просто оговорился. Я действительно прибыл издалека.

– Оно и видно! И этот тоже – сам не знает, куда забрел! А тут мои владения. Кто шаг шагнет, назад не воротится!

– Это мы знаем тоже, – отмахнулся небрежно. – За тем и прибыли.

– Аль погибели своей ищешь? Мелковат ты для витязя!

– Каким уродился. Не всем щеголять горой мышц. Надо кому-то и головой поработать!

– Вот оно как? И куда спешишь? Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?

– Нет, так дело не пойдет, – я сел, едва не ударившись макушкой обо что-то, свисающее с низкого потолка. – Ты бы, хозяйка, расстаралась, накормила бы гостя, а потом и поболтать можно было бы!

– «Накормить», – проворчала та и добавила несколько слов на непонятном наречии. Надеюсь, что не проклятье. – В доме шаром покати. Ни крошки нет уже давно!

– Врешь, бабка. Все у тебя есть, надо только поискать. Ни за что не поверю, что тебя сюда совсем уж без еды отправили!