Текст книги "Луна желаний (СИ)"

Автор книги: Галина Горенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Я в нетерпении раздвигаю ноги, приглашая, требуя внимания, а затем сама направляю его в себя, примеряясь к немалым размерам и принимаю на всю длину.

Ох, как же хорошо.

Сладко.

Оперевшись на вытянутые руки и поймав мой взгляд он начал двигаться, мощно, сильно, глубоко и жестко, внимательно наблюдая за моей реакций и усиливая или ослабляя напор, ловя даже отголоски моих эмоций. Я выгибалась и стенала, прикусывая загорелую грудь, чтобы не кричать от наслаждения в голос, подаваясь на встречу и поймав нужный ритм, двигалась и замирала. Древний ритуал, существующий испокон, со дня сотворения мира, наслаждение, граничащее с болью. Мне было так хорошо, что даже кружилась голова, а когда удовольствие сплелось в тугой клубок, взорвалось и рассыпалось миллиардом огненных искр, я, не сдерживаясь закричала, содрогаясь в экстазе.

Как только я перестала хватать ртом воздух и расслабленно откинулась на влажный шёлк, любовник одним неуловимым движением вышел из влажной глубины, развернул меня на живот, и вновь вошел, меняя угол проникновения и затрагивая такие точки, о существовании которых я раньше не догадывалась. Одна его рука мяла грудь, другая порхала на клиторе, не меняя ритма, он вбивался в меня, подгоняя к еще одной капитуляции, и выколачивая из меня еще один оргазм.

И когда я уже почти достигла точки невозврата, он вышел, обрывая стальные канаты, удерживающие меня на бренной твердыне и приник шальным ртом к набухшим лепесткам, погружая меня в Лету** на долгие мгновения. А затем вновь проник в меня, догнав моё удовольствие и излился, вторгаясь резко и на грани.

Спустя несколько бесконечно долгих таймов, я пришла в себя. Глаза наглеца неотрывно наблюдали за мной, а узкая кисть с длинными, сильными пальцами, покоилась на венерином холме, лаская розовые губки, не возбуждающе, но все же принося освобождающее удовольствие. Я сжала руку меж коленей и выгнулась, а потом перевернулась и оседлала Фатиха.

Спустя доли квази в попку мне уперлось доказательство того, что он не против повторить. Я скользнула вниз и обняв пальцами член мужчины вобрала в рот шёлковую головку. Вкус нашей страсти смешался у меня на языке, движения моих рук были уверенными, а вот язык осторожничал, но внимательно наблюдая за реакцией, я приноровилась к темпу и разобралась с тем, что больше всего нравится моему любовнику.

А когда он капитулировал, больно дергая меня за волосы и извергаясь я счастливо засмеялась, и кто сказал, что удовольствие партнера не может доставить радости тебе.

Это была бесконечная ночь, и намного, намного позднее, сморенный невыносимым удовольствием, Фатих уснул. По крайней мере мне так казалось.

Тихо и бесшумно я поднялась с нашего ложа, намереваясь покинуть ненасытного мужчину, далеко-далеко на горизонте забрезжил рассвет, и у меняя остались сущие мгновения, чтобы уйти незаметно.

– Останься, Долор, – впервые за всё время заговорил любовник.

Я повернулась, чтобы запечатлеть в памяти эту картину, подобрала сброшенную одежду, накидывая и застегивая фибулы***, а затем откинув полог, через который я сюда проникла много леоров назад – вышла.

Может быть в следующий раз останусь, подумалось мне.

*Куфия – мужской головной платок.

**Лета – река забвения.

***Фибула – брошь-застежка, обычно скрепляющая и удерживающая ткань

Глава 18. Надежда – опасная штука. Надежда может свести человека с ума

Партия в шах была напряженной, Эмир был большим мастером, мне было до него очень, очень далеко, к тому же я долго не тренировалась, а в этой игре есть масса особенностей, к тому же отсутствие постоянной практики и совершенствования навыка вело к неизбежному проигрышу. И все же Тан был доволен, я поняла это по тому, как раздувались его щеки и блестели глаза, так похожие на глаза сына.

– Ты порадовала меня, лиса, – улыбнулся мне, поглаживая сложное переплетение кос бороды, Тан. – Мне все и всегда подыгрывают, кроме сына, пожалуй. Очень сложно сохранять мастерство, когда никто не играет с тобой на равных.

– С удовольствием сыграю с вами вновь, всемилостивейший. Всегда хотела обыграть какого-нибудь правителя.

Хриплый, каркающий смех разрезал застывшее в гробовой тишине пространство, как раскаленный нож – масло. Свита боялась Арунаяна, и, хотя о нем ходили слухи, как о строгом, но справедливом правителе, сила некроса отвращала и пугала людей. Быть спиритом само по себе не просто, а такая по мощи сущность властителя подавляла любого в его окружении. Хотя думаю именно благодаря своему дару на Тана ни разу не было совершено покушений, не давая душе переродиться, убить некроса крайне сложно, а вот он со Жнецом на «ты», упокоить – поднять вновь, и так раз пятнадцать подряд, для него словно выпить с утра тай – обыденность.

Оба его сына по слухам унаследовали отцовский дар, но наследник кроме темной силы обладал дополнительными умениями, они проявились в день его первого совершеннолетия, и только усиливались по мере взросления. Что это за способности – держали в секрете, но с силой некроса редко уживался какой-либо дар, поэтому чем Небо осчастливило наследного Тана Азама я, пожалуй, могла лишь предположить.

Я собралась выходить, когда в шатер вошли братья, они шутливо подначивали друг друга, быстро разговаривая на древнем, и не обращали никакого внимания на то, что у Тана гости.

– Кам, кам, – привлек внимание отпрысков Тан, – хабо хаспайс филиос пейсер.*

Они снова были в повязках скрывающих нижнюю часть лиц. Длинные косы, заплетенные сложным узором, синие камисы вышитые серебром и одинаковый разрез черных глаз, вот и всё, что объединяло сыновей правителя. Сейчас, в статике, перепутать их было невозможно, но больше слоев одежды, пыль и скачка, и отличить их было бы крайне сложно.

Фатиха я узнала без особых усилий, но, как и он, сделала вид, что мы едва знакомы. Мужчины поприветствовали меня согласно древней традиции, только любовник чуть дольше задержал руку у сердца, и на это мгновение его глаза вновь полыхнули лиловым. Я вышла из шатра, не оглядываясь, и горячий воздух сразу обжег мне губы, а дневное светило ослепило.

Пока я моргала, силясь привыкнуть к яркому свету, ко мне подбежал слуга, и с низким поклоном затараторил что-то, пока я не остановила его жестом и не попросила говорить медленнее.

– Хозяйка, вас спрашивал Тирбиш, конник на шаримахе, дважды уже. Он ожидает у вашего шатра.

Быстрым шагом я подошла к своей палатке, кровный брат ждал, переминаясь с ноги на ногу и явно был взволнован.

– Что случилось Тиш**? – спросила я, приглашая его внутрь. Хабир не смел пускать никого внутрь пока хозяина шатра не было, даже кровного родственника, тем более мужчину. – Проходи и будь моим гостем.

Я распорядилась о прохладительных напитках и легких закусках и присела на низкие плетеные кресла из ротанга, зажгла ароматические палочки и щелчком активировала камень безмолвия, установленный ранее, и лишь тогда спросила о причине его появления.

– Долор, слуга наверняка рассказал тебе про следующую треть?

– Да, пустая треть. Караванная дорога. Редкие бедуины идут ей, предпочитая более длинный, но безопасный путь. Два колодца на четыреста миль. Миражей больше, чем оазисов, – вспоминала я.

– Всё так, но есть то, что знают лишь единицы, когда верблюжья тропа заканчивается, многие предпочитают идти вдоль моря… Это большая ошибка, сестра. Всадника там видно за много миль, он как букашка на ладони, а не всем так везет с братом, как наследнику Азаму. Всемилостивейшему – не повезло, из единокровного, он превратился в кровника***. Разбойника, лишенного чести, мечтающего о власти и богатстве законного правителя.

Он отпил из пиалы обжигающий тай, который вопреки моей просьбе принес слуга, всё же нравы кочевников тот знал лучше, я, в такую жару, могла лишь мечтать о прохладном бассейне, наполненным ароматическим маслом и лепестками пиона, вазочке фруктового щербета, дожде, ну или на крайний случай, ледяной бочке, но туареги могли хлестать черный и густой тай, в котором стояла ложка, в любое время дня или ночи. Поэтому поблагодарив Хабира за сообразительность и отпив из бокала прохладную воду с мятой, я поощрила Тирбиша к дальнейшему рассказу.

– Я вся внимание, брат.

Тирбиш вынул сложенную карту, она немного отличалась от моей, а еще на ней разноцветными символами было отмечено то, или иное препятствие, очень подробно мы разобрали каждое, затем он встал и оставив карту – собрался выходить.

– А как же ты, это же твоя…

– Я сделал эту специально для тебя, Долор. Пожалуйста – береги себя.

Второй старт не был таким напыщенным и торжественным, просто с восходом всадники подъехали к стартовой линии, и когда на горизонте забрезжил рассвет – подстегнули лошадей. Эта часть пути брала всадников измором. Пейзаж вновь радовал всеми оттенками бежевого и желтого, солнце нещадно жарило, да так, что его зенит мне пришлось пересиживать под импровизированным шатром. Голову Тумы я втянула под платок, а тело приходилось постоянно охлаждать, снежные камни я распределила на три дня пути, но такими темпами, они закончатся к концу второго.

Воду в первом колодце я проверила кольцом – чистая. От души напившись, освежившись и даже отдохнув, мы отправились дальше. Редко я встречала следы других участников забега, моей дорогой пошла едва ли четверть, поэтому я нисколько не удивилась, не встретив в пустынном оазисе, в котором решила остановиться на ночь – ни души.

Первая и вторая ночи прошли хорошо, солнце уже клонилось к закату, и я уже давно свернула, вовсю пользуясь подсказками Тирбиша, как вдруг осознание того, что я заблудилась, накрыло меня штормовой волной. К этому леору я должна была пройти второй колодец, ну пусть я задержалась, но оазис пропустить бы не смогла. Я вытащила карту, внимательно вчитываясь в исправления и подсказки, все совпадало, кроме последней четверти…

Я так и не поняла, когда сошла с караванной тропы и свернула не туда. Заблудиться, имея такую подробную карту было верхом глупости, но накопившаяся усталость и усиливающаяся с каждым таймом всепоглощающая жажда путали мысли и туманили сознание. Тума давно перешла на шаг, а вскоре я вообще спешилась и повела её под уздцы. Заднее копыто рассохлось, и кобыла не охрамела только чудом, я решила поберечь свою жемчужинку и обмазала толстым слоем верблюжьего жира пока еще мелкие трещинки и сколы, зпмотала тряпицей в несколько слоев и потуже завязала.

Тума дергала ногой, с непривычки и пару раз поглубже увязла в песке, а в остальном мы двигались в заданом ранее темпе, только вот шли мы в никуда. Судя по карте я свернула не туда больше семи леоров назад, но за то время, что я двигалась, мне не встретилось ни одного источника, ни одного оазиса и ни одного всадника. Идти назад по собственным следам было бы крайне сложно, песок – ненадежно хранил отпечатки ног и копыт, к тому же вероятность втретить воду или человека была выше, если я пойду, скорректировав направление.

Что ж, оглядываясь назад, я считаю это своей фатальной ошибкой. Самоуверенность едва не стоившая жизни мне и моей лошади. Я брела почти сутки, голодная, изнывающая от жажды, смертельно уставшая, всю воду я отдала кобыле, она тяжело дышала, а в ноздрях запеклась кровь, порой я тащила её, а порой она меня. Ноги я сбила в кровь, но упрямо продолжала идти, высчитывая направление согласно движению дневного светила и хронометру, доставшемуся мне от пробабки.

Порой мне казалось, что я бродила кругами, натыкаясь то тут, то там, на одинаковые чахлые кустики, выдуманные измученным воображением следы зверей и похожий ландшафт барханов, от обезвоживания у меня начались галлюцинации, но последней каплей стало то, что я как будто начала слышать мысли Тумы. В них кобыла ругалась на глупую хозяйку, и говорила, что предпочла бы смерть от рук табунщика, нежели от жажды в Пустой трети.

Я была готова сдаться, и возможно, баллансируя на тонкой гране между жизнью и смертью принято думать обо всём том хорошем, что случилось за прожитую жизнь, мне же не повезло. Или повезло, это уж как посмотреть, потому что мною двигала всепоглащающая, испепеляющая, сводящая с ума ненависть. Именно это помогло мне выжить.

Ненависть и ЛаЛуна.

В пустыне ночь наступает мгновенно, по щелчку пальцев, ты едва успеваешь моргнуть, как мрак накрывает бархатными крыльями ранее багряное небо. Третью ночь забега я должна была уже провести в своём шатре, но Небеса раздали мне другие карты, поэтому устроившись на ночлег с закатом в развалинах старой башни, я словно фаталист думала лишь об упущенных возможнастях, но принимала произошедшее – как данность. Клясть судьбу, пустыню или Кроу было глупо. Я решительно настроилась выспаться по мере возможностей и набраться сил, в этих сомнительных условиях для отдыха.

Но получалось слабо.

Всюду мне мерещились тени, странные звуки и запахи, но больше всего меня завораживала и будоражила воображение ЛаЛуна. Первая из лун вела себя очень странно, по крайней мере мой измученный разум воспринимал все так, а не иначе, она то приближалась, то отдадялась, меняя очертания. В одно мгновение мне улыбалось доброе лицо, в другое по круглому диску летела синяя птица, то она вела бледно-голубыми лучами по песку, меняя обыденный пейзаж на танцующие синие тени, то ласково касалась моей щеки, словно зовя меня куда-то, ощущать внимание старшей из ночных сестер было удивительно приятно. То неведомое чувство, что я не испытывала очень давно – безопастность, оно окутало меня прочным, нерушимым коконом. Мне чудился шум прибоя и крики чаек…и я подняла кобылу и доверившись внутреннему чувству, что манило и тянуло – пошла на встречу зову.

*Тише, тише, у нас гости, проявите почтение, – древний язык.

**Тиш – имя Тирбиш расшифровывается как «не тот», Тиш – родной.

***Кровник – заклятый враг, туареги клянутся на собственной крови отомстить, во время огненного ритуала – режут ладонь костяным ножом, заживает такая рана очень долго, шрам пропадает, как только месть свершилась, отсюда и название.

Глава 19. Пускай земля обагрена кровью, – луна сохраняет белизну своего света

Ступая точно по лунной дорожке уже через четверть леора я увидела огни.

Яркие, рассыпанные словно сотня светлячков на лугу.

Днем, когда слепит солнце и его лучи отражаются от песка, увидеть городок разбитых шатров, чей цвет сливается с окружающим пейзажем было нереально. Но вот ночью, когда таинственное светило делает мир грязно-серым, когда каждый, даже самый тусклый огонь виден за десятки миль, когда мириады звезд лишь подчеркивают контраст света костров и прохладного отражения россыпи светящихся драгоценных камней под небосводом, разглядеть лагерь участников забега не составило труда.

Еще через три четверти леора я входила в лагерь, больше суток оставалось на то, чтобы отдохнуть перед последней третью – Зыбучими песками. Название более чем красноречиво показывало, что ожидает участников забега. Но думать о предстоящем мне не хотелось, мысли мои крутились лишь вокруг приземленного: пить, есть, мыться и спать. Я плохо соображала, чего жаждала больше.

Хабир встретил меня как близкий родственник после долгой разлуки, повторяя как он рад меня видеть и как сильно переживал, что к назначенному леору я не появилась, а уж когда Тума и её всадница не показались утром – забеспокоился всерьез. Тирбиш вернулся, как и один из сынов Тана, а меня всё не было.

– Заблудилась, – призналась я, захлебываясь ледяной водой. Опустошив два стакана, и больше в меня не вместится, я плотоядно посматривала на третий, а уж когда слуга принес мне пшенную кашу, сдобренную орехами, и сладости на меду, коими славился Рассаян, набросилась на неё с таким видом, что Хабир предпочел отойти на пару шагов и не стоять между мной и моей едой. – А каким пришёл наследник? – завуалированно спросила я, силясь выяснить какой из Арунаянов уже вернулся.

– Не знаю, хозяйка, это знает лишь Эмир.

Наевшись так, что в меня с трудом влезла бы еще хоть ложка, я с трудом дошла до наполненной бадьи и забралась в нее, расплескав воду на песчаное дно шатра. Несколько раз я ловила себя на том, что засыпаю прямо в ароматной ванне, но сражение с дрёмой всё же проиграла и провалилась в её сладкие объятия. Не помню, как оказалась в постели, да только проснулась я именно в ней, раскидав с дюжину разномастных подушечек и запутавшись в шелковом покрывале. Рядом со мной, с блаженной улыбкой художника, обрётшего свою музу в развязанной позе, дрых Фатих.

Голый.

Признаться, я потратила несколько долгих, томительных мгновений для того, чтобы рассмотреть его во всем природном великолепии, и не пожалела. Даже в расслабленном состоянии литые мышцы покрытые гладкой, бронзовой кожей, так и манили прикоснуться. Провести шаловливым пальчиком по плитам мускулистой груди, очертить полные, упрямые губы, сжать широкие бицепсы, больно царапая ноготками, огладить рельефный пресс, а затем обхватить ладонью то, что так приветливо выглядывает из-за спустившейся простыни и само просится в руки.

Эх.

Я дернула незваного гостя за косу, приводя его в сознание, конечно можно было бы разбудить нахала поцелуем, но я не была настроена на романтику, судя по яркому солнцу, пробивающемуся сквозь купол шатра, дневное светило уже давно минуло зенит своего расположения и неумолимо подбиралось к востоку, намереваясь уступить место ночной сестре. За четырнадцать леоров оставшихся до рассвета мне необходимо было сделать массу вещей, а он мне мешал.

– Я ожидал другого приема, Долор, – потягиваясь сильным телом и выставляя на показ лучшие его части, проговорил сын Эмира.

– Незваный гость – хуже мантикоры, Фатих, – пробурчала я и решительно вознамерилась встать, подтягивая простынь к себе и оборачивая в неё свое нагое со сна тело. Но не тут-то было, жадно и бескомпромиссно меня притянули к себе загребущие руки и повалили на импровизированное ложе из подушек и покрывал.

– Карииииимаааа, – хрипло протянул любовник, целую шею и медленно спускаясь к груди. Острые зубы на грани боли ухватили сосок, а рука спускалась вдоль ребер, щекоча, выписывая пальцами завитушки и направляясь к стремительно увлажняющемуся лону, – не спеши. Тебе понравится, обещаю.

– Я голодна, – резко отрезала я. – И хочу проверить Туму.

Я встала, оставив простынь вцепившемуся в неё Фатиху. Верно он думал, что смутит меня удерживая её, тем самым, не давая мне подняться. Я давно перестала стеснятся наготы, своей – подавно. Решительно одевшись, испытав сожаление лишь на доли мгновения, быстро, как умела всегда, я вышла из шатра, и отправилась в конюшни. Сыну Тана, даже ненаследному, меж гонками оказывают всю посильную помощь бесчисленные полчища слуг правителя, занимаются жеребцом, готовят снаряжение, лечат магически и многое другое. Короче у нас разные стартовые площадки, чтобы я еще теряла, убегающее как вода сквозь пальцы, время за постельными игрищами. Я же, хоть и понадеялась на Хабира, но ведь это моя лошадь, и всю ответственность за неё нести мне.

К тому же, я не собиралась афишировать свою связь с сыном Эмира, чем бы она не закончилась. В Рассаяне получить клеймо падшей женщины очень просто, это мужам разрешено содержать гаремы и иметь до семи жен, тем более правящим, а нам, простым авантюристкам, и в гонке то участвовать зазорно, от общего остракизма и отказа от участия меня спасло лишь доброе отношение Эмира, но я то понимала, что интерес этот как к чуднОй зверушке, и когда любопытство правящего исчезнет – останусь только я, а иногда этого слишком мало.

Тума услышала мое приближение и радостно зафыркала, перебирая ногами. Она подставила голову под привычную ласку и разомлела, стоило мне почесать за ухом. Слопав яблоко и несколько сухарей кобыла ластилась и радостно облобызала мою ладонь, щекоча горячим дыханием, в поисках новых вкусностей.

– Прости, больше ничего нет, не следует тебе наедаться. Вечером получишь торбу с овсом, и перед стартом половину, а пока отдыхай.

И вновь я играла партию в шах с правителем, наслаждаясь густым таем и свежими лепешками с овечьим сыром и зеленью. Я опять отказалась от кальяна, ну не понимаю я его прелесть, но с удовольствием попробовала ореховую халву, сдобренную цельными ядрами и мелкими семенами. В этот раз я играла не таясь, продумывая десятки ходов и старалась в полную силу. Тан разгромил меня, как и прежде, но игра была напряженной, усилия, предпринимаемые им, чтобы обыграть меня были во истину титанические, а времени партия заняла в три раза больше, чем первая.

Во время игры, правитель устроил мне форменный допрос, умело отвлекая игрой и рассказами из молодости он старался выпытать то, что я так тщательно скрывала ото всех. Несколько раз я ощущала давление его силы на сознание, но сделала вид, что не поняла, что это было. После того, как я выяснила силу ментально воздействовать на людей у Кроу, я нашла старого мага, который помимо артефакторики, в которой был крайне силен, был еще очень сведущ в рунной магии и магии стихий.

Он бился над моим заказом больше двух демов, но задача была для него интересной, а деньги того уже почти не волновали. В общем ему удалось создать артефакт-блокатор, его можно было носить на теле, но снять его не представляло никакого труда, а вот идея вшить его под кожу – понравилась ему больше, чем все время глотать в общем-то небольшой темно-зеленый камушек, поэтому моё тело украсил ровный разрез на правой руке, чуть пониже подмышечной впадины. И теперь любое вмешательство ощущалось для меня как легкое воздействие, впрочем, не доставляющее какого-либо серьезного дискомфорта.

А потом я отправилась к морю.

Под ночным пологом, приветствуя покровительницу как подобает, я проскакала на Туме небольшое расстояние, когда огни городка еще видны, но ощущаются как далекие звезды на небесном своде. Я, не раздеваясь прошла на глубину столько, сколько смогла Жемчужинка, а затем, вернувшись на берег, привязала Туму к бревну топляка и сбросив одежду приняла приглашение ЛаЛуны. Посеребренная дорожка мерцала на водной глади словно отполированное зеркало из голубого золота, звуки замерли, ветер стих, влажный песок под ногами ощущался как шелковый ковер, что прядут восточные мастерицы. Я шагнула в воду, погружаясь глубже и глубже, ощущала как теплая вода обволакивает меня, как едкая соль пощипывая заживляет ранки, наполненная магией Луны.

Не знаю, чем я приглянулась голубоглазой сестрице, но ощущение, что впервые за несколько сентов первая из ночных светил привечает кого-то приятно грело меня. Я читала о её покровительстве, и главнейшая догма, полюбившаяся мне – ЛаЛуна никогда не требует платы за помощь. Как много людей могут похвастать этим же?

Под моими пальцами зажигался фосфоресцирующими каплями криль, расцвечивая морскую гладь зеленоватыми огоньками, рыбки тыкались мне в ноги, ища убежища у нарушителя их спокойствия, нежные лучи Покровительницы ласкали мне щеки и играли с распущенными волосами, всплывающими на поверхность как бурые водоросли. Накупавшись вдоволь, я вышла, оставляя следы на мокром песке. Энергия, полученная от ЛаЛуны, плескалась во мне, словно вода в переполненном стакане.

Отлив сильно сместил место, где я оставила вещи, но, когда я появилась у мертвого, выжженного солью ствола дерева, меня ждал сюрприз, приятный или нет, станет ясно позднее.

– Сколько же еще тайн ты хранишь, карима, – раздался хриплый голос, и возбуждающие мурашки пробежались вдоль моего позвоночника, простреливая поясницу и опутывая щупальцами возбуждения моё тело.