Текст книги "Луна желаний (СИ)"
Автор книги: Галина Горенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Глава 20. Нет покровителей надежнее, чем наши собственные способности
Я застыла, подчиняясь зову тела и прислушиваясь к его желаниям. Настойчивость мужчины импонировала, а горящие огнём желания глаза – завораживали. Так странно, но в их глубине плескались лиловые искры, разжигая жажду, подавляя волю, сминая сопротивление, хотя последнее чего мне хотелось – противится этому природному магнетизму.
Я сделала шаг, затем еще один, а потом побежала. Брюнет засмеялся и развел руки в приглашающем жесте, а поймав меня, стремительно бегущую в его объятия – закружил, целуя соленые губы. Я ответила, проталкивая язык меж жестких губ, погружая его глубже и обнимая мокрыми руками обнаженный торс, запутываясь непослушными от возбуждения пальцами в растрепанной косе, и комкая шёлковый узел силясь притянуть его уста еще ближе.
Вминаясь, вторгаясь, стремясь уменьшить меж нами расстояние я притягивала его еще ближе, с трудом осознавая свои желания, но тело точно знало, чего ему хочется, и не стало прислушиваться к сомневающемуся разуму. Нежной плотью я ощущала его возбуждение и стремясь соединиться дразнила любовника, плотнее прижимаясь влажными лепестками. Фатих не выдержал и двух вздохов, приспустив пояс свободных шаровар, он обхватил пальцами восставшую твердость и вошёл, глубоко, резко, удерживая мой вес на руках.
Я так истекала соками, что его проникновение было не просто долгожданным, он спас меня от агонии неудовлетворенной плоти. Обхватив его ногами за талию, а руками за шею, я умудрилась подставить набухшие соски под жалящие поцелуи губ, вбиваясь в меня в древнем ритме, мужчина сосредоточенно и с эпикурейским наслаждением дегустировал мою грудь, перепрыгивая с одного белого полушария на другое.
Целуя и насаживая, он за несколько мощных толчков довел меня до оргазма, первого из множества за эту ночь и практически сразу излился в меня, продолжая движение даже после… Несколькими мгновениями позже, он уже вносил меня в воду, не расцепляя наших объятий, лишь покинув моё лоно.
Ласковое море обволакивало наc, контраст прохладной воды и горячих тел был умопомрачительным. Голова кружилась, а предательское тело вновь предвкушало экстаз. Но вместо того, чтобы продолжить вторжение и движение на встречу друг другу, Фатих аккуратно спустил меня с рук, убедившись, что я достаю носочками до песчаного дна и нырнул, расцвечивая фосфоресцирующими огнями темную глубину. Дразня, приглашая плыть за ним.
Я бы потеряла его в темноте, если бы не светящийся след, прекрасно видимый в темноте. Погрузившись под толщу воды и оттолкнувшись ото дна я поплыла вслед за любовником, продвигаясь широкими гребками. Внезапно, брюнет вытащил меня на поверхность, подхватив за талию и прильнул к моим губам с прежней страстью, словно за те мгновения, что мы провели порознь, разлука для него была невыносимой.
Он водил пальцами по моей коже, возмущая воду, зажигая огни и доставляя мне удовольствие простыми прикосновениями. Фатих умудрялся держать и ласкать меня одновременно. Шаловливые губы сменяли уверенные пальцы, пока уста целовали щеки, глаза, губы, виски, шею, ключицы, руки теребили камушки сосков, покручивая и пощипывая, проводили по клетке ребер, рисовали завитки вокруг пупка.
Но когда длинные пальцы раздвинули нежные створки я застонала в голос, вызывая громкое эхо над поверхностью воды посеребренной ЛаЛуной. Уверенно он проник в меня пальцем, находя правильный ритм, присоединил еще один, поглаживая большим горошинку клитора и слизывая соленые капли с груди, вобрал сосок в рот, сжимая острыми зубами и подводя меня к грани экстаза. Я забилась в его руках, словно русалка, попавшая в сеть и потянула за основание косы, ища его губы.
Через мгновение, он вонзился в меня, вбиваясь на всю длину, подчиняя страсти и покоряя желанием, горячая плоть двигалась внутри, вызывая блаженство, моё тело двигалось на встречу экстазу, от сплетения наших тел расходились волны, во все стороны веером разлетались светящиеся брызги, а крошечные рыбки, побеспокоенные разыгравшейся бурей, шарахались в панике. Я укусила его в плечо, остро вонзая в него зубы, до крови, силясь сдержать крик оргазма, но в несколько движений любовник окунул меня в раскаленное блаженство, догоняя и извергаясь внутрь, вызывая спазмы и ощущение наполненности, полыхая фиолетовым взглядом.
Как оказалась на берегу – не помню. Я просто очнулась, лежа на крепком мужском теле, и несмотря на несуразность позы, мне было очень удобно.
– Мой прапрадед, Долор, объединил двадцать три племени и основал то государство, что мы имеем сейчас, – начал из далека, сын Эмира, хриплым от страсти голосом, – мой прадед основал единую для всех кочевников столицу, дед – построил Танский шатер, возвел неприступную крепость, отец стал лучшим заводчиком алталирской породы за всю историю Расаяна.
– Не очень понимаю, к чему ты клонишь, Фатих.
– Мы с братом выбрали разные пути. Моё образование всестороннее, от военного дела и дипломатии до правил этикета и истории рас. Я учусь сразу в трех университетах и Военной Академии Стоунхельма.
– А почему не в Расаяне? – удивилась я.
– Мы не воины, мы табунщики. Армии Расаяна не устоять даже против на всей скорости падающего в пропасть Демистана, несмотря на Цесса-наркомана на троне, военную мощь Северн пока подорвал не на столько. – Его слова больно резанули меня по сердцу, я давно перестала воспринимать Демистан как родину, и все же… – Я не могу бросить учебу, даже ради тебя не могу. Особенно ради тебя.
– Это оскорбление?
– Это комплимент, ты самодостаточная, умная, решительная, меня в тебе восхищает столько качеств, и именно поэтому я должен дать тебе больше, нежели великолепный секс (какой скромняга) и призрачные обещания. Не прошу ждать меня или хранить верность, просто знай – придет время, я найду тебя, и тогда ты станешь моей.
Я потянулась к нему, поцеловала в колючий подбородок, ощущая попкой реакцию на своё движение, а затем как была, вскочила на привязанную рядом Туму. Мужчина приподнялся на локтях провожая меня взглядом.
– Может быть да… а может и нет, – ответила я и не оглядываясь поскакала прочь, давая встречному ветру высушить тело и волосы.
Глава 21. Лошадиные скачки станут честными не раньше, чем выведут новую породу людей
Гонка по последней трети должна продлиться по времени от силы дневной переход. Расстояние, которое необходимо пройти меньше в несколько раз, нежели любой из отрезков, уже пройденных участниками. И если бы не одно «но», то гонка превратилась бы в увеселительную прогулку на солнышке. Зыбучие пески… Это неприятное природное явление, которое само по себе не приносит больших бед, ведь чаще всего глубина ямы небольшая, но из-за того, что конник лишается подвижности, в пустыне его подстерегают другие опасности.
Например, палящее, убивающее своими лучами солнце, хищники, нашедшие легкую добычу, обезвоживание, да в конце концов шайки бандитов, знающие о зыбучих песках и ценности лошадей участвующих в пробеге. Так же не стоит забывать про искусственные ловушки, караванная тропа проходит сквозь эту треть, и охочие до быстрой наживы головорезы изрыли эту часть пустыни так же, как оставшиеся ни с чем наследники, ищущие спрятанный клад на заднем дворе.
Старт.
…Лошади набирают скорость, последняя треть для самых сильных, чем больше ты пройдешь в составе группы, тем меньше тебе нужно будет скакать одному по проклятой земле. Вперед выбиваются с десяток лидеров, и мы с Тумой в их числе, больше полусотни всадников борются за главный приз. Для каждого он свой, а для меня это изумруды и возможность на равных общаться с сыном Тана, ведь победивший в Великой гонке приобретает титул «непобедимого». А тот в свою очередь приравнивается к, ну допустим, графу в Демистане.
Козырять титулом Кронцессы государства, которое представило меня для всего остального мира двинувшейся от горя истеричкой, которое лишило меня исконного права властвовать, которое попрало законы наследования и теперь управляется узурпатором и его ручным пуделем, я не собиралась. Шашни с сыном Эмира это одно, серьезные отношения – другое. Равные партнеры, на меньшее я не согласна.
Безопасная тропа то и дело сужается, но ни один из всадников не хочет уступать и пяди дороги, лошади практически ударяются крупом друг о друга, всадники напряжены и серьезны, погоняют коней, кто хлыстом, кто шпорами, кто хлещет поводьями. Я сознательно отстаю от общей массы остервенело скачущих, пара миль погоды не сделает, а за следующим поворотом конники распадаются раскрывшимся веером, как будто отрепетированный маневр на параде и продолжают скачку уже в замедлившимся темпе.
Слева от меня скачут братья, я то и дело ловлю взглядом смазанные, темные фигуры пытаясь рассмотреть кто из них, кто, обманываясь одинаковой одеждой и повязками. Буруваз и Хатальлам идут ноздря в ноздрю, не желая уступать сопернику расстояние и на конский волосок. Я наблюдаю за ними некоторое время, а потом резко ухожу влево, переходя на шаг.
Всё.
Дальше каждый за себя.
Несколько леоров я старательно обхожу остальных участников, силюсь избегать зыбучие ямы и опасные ловушки, словно по наитию миную их, шестым чувством догадываясь, где они, полностью доверяясь интуиции. Тума идет осторожно, будто знает какие неприятности поджидают её если она оступится. Мы то обгоняем других конников, то всадники обгоняют нас, несколько раз я натыкаюсь на тонущих в пустынной трясине кочевников, обреченно замерших на испуганно беснующихся лошадях, еще больше утопающих от судорожных попыток выбраться на твердую почву.
Ловушки, приготовленные разбойниками в тысячу раз опасней. Они не оставляют ни единого шанса на выживание, даже если тебе и твоей лошади удастся выжить после падения в прикрытую сухостоем и присыпанную пылью яму, утыканную острыми пиками, вероятность того, что ты сумеешь выбраться до того, как появятся строители этих песчаных могил – сводится к нулю. Я дважды проезжала мимо вскрытых ям, и даже мимолетный взгляд, направленный на раззявленную пасть пропасти с торчащими острыми клыками, обагренными невинной кровью, вызывал безысходный ужас, удача – коварная стерва и переиграть её удается лишь немногим.
Сокол, виденный мной в лагере туарегов, с криком промчался мимо, неся в зубах полевку, видимо один из участников захватил с собой ловчую. Близость птицы могла говорить о близости лагеря, если бы не одно «но», пернатый хищник мог летать за много миль от палаточного городка, и всё же интуиция вновь подсказывала мне, что шатры рядом. К моему удивлению, я была совершенно одна на финишной прямой и это очень настораживало.
Медленно, не веря своей удаче, сдерживая порыв Жемчужинки пустится в галоп, я перешла на легкую рысь, подчиняясь интуиции и прекрасно осознавая, что на конечной прямой ловушек и воздушных карманов будет во много раз больше, чем на протяжении всей трети.
– Осторожно, девочка, не торопись, – шептала я, поглаживая лошадь по замшевой шее, – нам бы еще немного пройти, давай аккуратно… Я шептала ласковые глупости, пропускала пальцы сквозь мягкую гриву, придерживала поводья и бормотала благодарности ЛаЛуне…
Полный невыносимой боли животный крик разрезал взмахом остро оточенного клинка раскаленное пространство Зыбучей пустыни. Слева от меня, в борьбе за жизнь, вздымая пыль, брыкался Буруваз. Истеричное ржание и хриплые окрики на древнем, вот что я услышала, остановив Туму, а подойдя поближе рассмотрела, как Фатих перевязывает жеребца. Острая пика пронзила одну из мышц задней ноги, только чудом он не сломал её, падая с такой высоты. Палки и доски легли под наклон, и, если обвязать жеребца, подтянув его силой моей кобылы наверх, то есть шанс вытащить злющего брюнета и охромевшего коня. Коса его растрепалась, темные пряди свешивались на залитый потом загорелый лоб, сильные пальцы, подарившие мне столько наслаждения, колдовали над повязкой уже пропитавшейся алой кровью.
– Всё в порядке? – спросила я. – Помощь нужна?
В ответ я услышала брань на древнем. Я, наверное, тоже бы разозлилась, если такое случилось бы с нами. Я спешилась, отвязала длинную веревку от седла и сбросила её. По сигналу любовника, я сжала бока лошади, и та, медленно переставляя ноги вытянула Буруваза. Сзади его подталкивал Фатих, то и дело отвешивая по конской заднице безжалостные шлепки, поторапливая хромающего жеребца. Оставаться в ловушке – самоубийство, конь – сапфир в чалме Тана, но, если упустить коня, ненаследный сын Эмира потеряет честь и будет опозорен на долгие тали.
Мимо нас проскакал Тирбиш на своем шаримахе, не остановившись и не предложив помощь, подстегивая коня, рискуя сейчас всем, чтобы опередить соперников в гонке. Как только мой брюнет оказался на поверхности я бросилась к нему, пытаясь обнять. Но тот ловко увернулся, практически отталкивая меня от себя, да так, что не ожидавшая от него такого, я споткнулась, практически ухнув носом в пыль.
Он смотрел вперед на умчавшегося всадника, затем на тех трех, что приближались с разных сторон, догоняющих моего кровного брата и произнес:
– Я опозорен, – в его голосе было столько яда и презрения, – спасен падшей девкой на отверженной кобыле. Пошла прочь.
А затем отвернулся от меня и легко вскочив на раненного коня пришпорил его, оставляя меня одну в клубах горькой пыли.
Я задыхалась от пронзившего меня разочарования, непрошенные слезы брызнули из глаз, а место, где еще совсем недавно билось сердце, вновь стало черной дырой ненависти. Я вскочила на Туму, повернула в ту сторону, где видела сокола и не спеша, легкой рысцой отправилась к шатрам. Тирбиш выиграл гонку, я же пришла шестой, но мне уже было все равно.
Задержавшись в лагере лишь для того, чтобы забрать свои вещи, уже через терил я стояла в портальной башне Хельмшторма, столицы Стоунхельма. Мои гастроли еще ни разу не заводили меня сюда, думаю поголовье двуипостатных надо слегка проредить.
Глава 22. Дружба – это любовь без крыльев
Хельмшторм мне нравился, он походил на своих жителей, оборотней – монументальный, мощный, основательный. Правящим кланом издревле были волки, как представители самой многочисленной когорты (ветки) двуипостатных. Наследником считался старший сын Кёнига* – Клаус Бладёльтер, оборотень, волк. Он был выдающимся генетиком, светило в области гематологии**, сильный маг, соль земли.
Несколько раз Медицинская Академия имела честь принимать его в своих стенах с приличествующей помпой и благоговением. Будущий правитель горных земель читал лекции по своему предмету, на них присутствовали не только студенты, но и уже практикующие медики. Доклады ученного всегда имели оглушительный, ошеломляющий успех. Он был новатором, с искаженной призмой восприятия мира. Была в нем какая-то искра сумасшествия, яростная безуминка. Уверена, что ради интересного эксперимента, он, не задумываясь, обескровил бы с десяток подопытных.
В Стоунхельме жили и пумы, и медведи, и тигры, а также некоторые немногочисленные кланы мелких хищников вроде ласк и норок, а еще лисы. Именно предки клана стальных лисиц интересовали меня во вторую очередь, возможность покопаться в семейных архивах, добраться до клановых артефактов и семейной библиотеки, найти всё, что можно про симбиоз второй ипостаси и стихий, а в первую – моя интересная, занятная, насыщенная преступлениями и кровью работа.
Связного найти удалось сразу, благо Мо снабдил меня его координатами. Местный «теневой» был старым оборотнем-медведем, и как все косолапые всё тащил в свою берлогу, даже меня. Рунар уговорил меня остановится в его гостинице, я вообще заметила, что главы преступных миров, несмотря на свою должность – в тени прятаться не любили, помимо грязного бизнеса, имели законный способ дохода, при чем приносящий неплохую прибыль. Гостиница была довольно далеко от библиотеки, и проведя великолепную ночь на свежих простынях, что после нескольких терилов путешествий было ни с чем не сравнимым счастьем и отведав прекрасный, хотя и немного плотноватый для меня завтрак, я отправилась, поймав свободный кэб, в самое большое хранилище книг среди стран содружества Кватры.
Почему самое обширное библиотечное собрание? Да все просто, Расаян лишь недавно основал столицу, что говорить про хран с книгами, Демистан до определенного времени вел закрытую политику и развивал лишь внутренние ресурсы, а в Ориуме талей пятьдесят назад сгорела центральная библиотека, сильно проредив манускрипты, скрижали и рукописи, тем самым отбросив страну даже не на второе место. На сколько я знаю, Виверн во всю занимается этим вопросом, на удивление дальновидный и здравомыслящий правитель попался государству, а уж если сравнивать со Стефано…
Пока я механически регистрировалась, предъявляя студенческую грамоту медицинской академии, выбирала раздел, в котором собиралась поискать необходимый мне фолиант, в голове крутились строки последнего письма Мозеса. Я получила его лишь утром и прочесть смогла в экипаже, после вежливой прелюдии, словно Сладкий Мо был не кондитером-преступником, а по крайней мере графом, на столько было витиевато его приветствие, он писал о своих опасениях по поводу того, что я могла где-то наследить.
Меня искали, обо мне расспрашивали, мною интересовались. Издалека, очень осторожно, у разных людей и нелюдей, но планомерно и систематически. По собственному наитию он предал фамильному дому стальных лисиц в столице нежилой вид, спрятав приметную Туму, и попытался проследить за интересующимися моей скромной персоной людьми. Все они оказались не местными, но это, пожалуй, всё, что их объединяло.
А вот про связь ненаследной Кронцессы Демистана и Ассасина дома КаноНуб – Долор кроме Мозеса и сестер не было известно никому. И за эту троицу я была спокойна, но вот то, что кто-то упорно ищет конкретно Долор – напрягало. Письма от табунщиков приходили до востребования, здесь я себя обезопасила, в остальном буду надеяться на Мо, и да, надо будет поднять ему процент, заслужил.
В голове мелькнула шальная глупость, что ищет меня бастард Эмира, но я тут же отогнала её от себя. Даже если бы нашёл, единственным желанием которое теперь у меня вызывает этот сын шакала, увидеть, как его на медленном огне поджаривают мантикоры Солара. Первый мужчина, который понравился мне на столько, что я на крошечное мгновение задумалась о том, чтобы впустить его в свое сердце и такой облом. Думаю, я злилась на него не за то, что он отверг меня, не за то, что унизил, больно ранив ядовитыми словами, а за то, что я позволила глупой, несбыточной надежде затмить все, что имело для меня такую важность. Он заслонил собой месть и ненависть, которыми я жила и дышала. И злилась я больше на себя, чем на него.
Книги, выданные мне сухоньким смотрителем, шаркающим тряпичными бахилами по зеркально отполированному полу, были все на древнем. Одна – история рас, две другие – об элементалях, еще с десяток об общей магии и оборотнях. Я поблагодарила библиотекаря, сдала заполненные формуляры и отправилась в читальный зал. Свободных мест было довольно, и я уселась у окна, в удобное тяжелое кожаное кресло и принялась читать, периодически меняя книгу, если не натыкалась по диагонали на то, что меня интересовало. Вникать в каждую книгу у меня не было возможности, и я тешила себя надеждой, что, используя метод известный всем студентам как «а вдруг?» у меня что-нибудь да получиться.
Продираться через древний всеобщий было крайне затруднительно, фолиант оказался ветхим и некоторые буквы расплывались, меняя значения слов на белиберду, я конспектировала все, что удавалось расшифровать и получающийся текст вдохновлял меня, тема воздействия второй ипостаси, элементале и да, да ЛаЛуны пусть и не была полностью раскрыта, но по крайней мере уже не единожды упоминалась в летописях.
Я на столько увлеклась книгой, шаря лихорадочно по нечетким строчкам до рези в глазах, что пропустила, когда напротив меня, мягко и беззвучно для своей массы опустился мужчина. Он привлек моё внимание лишь тогда, когда совершенно наглым образом потянул на себя мою книгу. Я подняла глаза, намереваясь отшить нахала, но мои губы растянулись в приветственной улыбке.
– Привет, лиса, – пробасил мужчина, – мне нужна твоя помощь, а ты, как я слышал из достоверного источника, большая специалистка в помощи такого рода…
– И чем же я, скромная горожанка, могу подсобить ненаследному сыну Кёнига?
– О, скром… – захлебнулся словами Генрих. Из его глаз, цвета восточного нефрита, брызнули слезы, голова откинулась, обнажая беззащитное горло, кадык ходил ходуном, а мышцы на груди сотрясались в такт раскатистому смеху.
– Тссссс, – прислонила я указательный палец к сомкнутым губам, – в библиотеке запрещено разговаривать громко. Ты ведешь себя слишком вызывающе.
– Прости, скромная горожанка, я больше не буду, – нарочито, громким шёпотом, произнес оборотень, – неужели лишенной венца кронцессе Демистана урезали приличествующее содержание на столько, что она подрабатывает библиотекарем? – Сделал он театральную паузу, а потом поднялся и буквально стиснул меня в медвежьих объятиях.
– Я рада тебе, бьерн***, – обняла я в ответ друга детства.
Так сложилось, еще при жизни родителей, матушка одного из двух внебрачных детей Кёнига Стоунхельма была одной из близких подруг кронцессы Демистана. Они учились в одном пансионе благородных девиц, настоящем, а не вроде КаноНуб. И пока я впервые не отправилась в кузницу ассасинов, я дважды в таль виделась с Генрихом Бладёльтером. Он был почти моим ровесником, всего на пару талей старше, страшным хулиганом и отчаянным шкодой, но отчего-то подружился не с Северном, что было бы ожидаемо, а со мной.
Детские проказы переросли в дружбу, но после смерти родителей я, отбросив сомненья, прервала любое общение, справедливо опасаясь за жизнь дорогого мне мальчишки. Защитить его мне было не под силу, а Кроу мог использовать любой рычаг давления, к тому же Северн, в слепой зависти угрожал расправой всем, кто мне был небезразличен, а Бьерн был мне дорог.
– И я, пойдем от сюда, покажу тебе моё любимое место в столице, там нам удастся поговорить без лишних свидетелей, – я выразительно оглядела давно опустевший читальный зал библиотеки, – к тому же я зверски голоден.
А вот это уже был аргумент с большой «А».
Таверна славилась печеным вепревым коленом, хаггисом и требухой****, так что мне пришлось довольствоваться печеными овощами и медовухой, боюсь мой желудок не сможет переварить ту еду, что Генрих считает верхом кулинарного искусства. Отдельный кабинет, монументальные кожаные диваны, расторопные официантки и запасной выход из каждой кабинки – вот они неоспоримые плюсы «Дырявого бочонка», и это я еще забыла упомянуть про название.
Когда медведь наконец насытил свою бездонную утробу, поглощая своё и умудряясь прихватывать с тарелки мои овощи, за что чуть не получил трезубой вилкой в огромную лапу, он откинулся на спинку, жалобно заскрипевшего дивана и разместив кристалл на столе, активировал его. Кабинет накрыл полог, так что подслушать наш разговор было бы проблематично.
– Рассказывай, что случилось, и к чему вся эта таинственность?
– Мне не к кому больше обратится, дело крайне деликатное, если о нем узнает матушка…
– Она что, оттаскает тебя за ухо, как в детстве? – захохотала я.
– Нет, просто её сердце будет разбито, – печально заключил Генрих, косясь на меня в хитром прищуре. Его матушку я любила, она была достойной несси, пусть из обедневшего, но всё же очень древнего рода, носила титул герцогини, и не выдержав натиск правителя, уступила ему в его притязаниях, искренне полюбив этого кобеля, коего здесь по недоразумению, именовали Кёнигом. Она подарила ему прекрасного сына и дочь, никогда не притязала на большее, чем он ей давал и ушла в тень, когда мужчина наигрался.
С отцом у Генриха были сложные отношения, не смотря на постоянную, неугасающую конфронтацию на первое, а затем и на второе совершеннолетие Кёниг не просто признал сына, но и внес его в список возможных наследников. Это что-то вроде артефакторной золотой скрижали*****, и, если твоё имя появилось на этой драгоценной дощечке – поединка за власть тебе не избежать. Наследование в Стоунхельме из сента в сент проходило по странному, давно, как мне казалось, изжившему себя ритуалу, и скрижаль принимала в этом обряде не последнее место.
На одиннадцатый ун после смерти правителя, все наследники, внесенные в список, собирались в знаковом месте. Оно давно было неизменным – сильнейший круг камней, ведьмина пустошь, место первобытной силы. Именно духи потревоженных, ради такого важного события, предков выбирали будущего правителя. У Генриха не было ни единого шанса против Клауса, кажется единственная черта, которую тот унаследовал у батюшки – это непостоянство. Женщин он менял даже не как перчатки, а много чаще, стяжал славу ходока, хотя был помолвлен, короче весь в папочку.
Но не дай Жнец ляпнуть кому-нибудь этот сомнительный комплимент, звериная натура бьёрна проявится даже раньше, чем вы успеете закончить сие нелестное сравнение.
– Лис, давай на чистоту, я знаю, что ты знаешь, что я знаю, так зачем ходить вокруг да около? – вот и правда зачем, сказал бы толком что ему от меня надо. – Мать, в приступе скажем так, недальновидности и слепого очарования, подарила отцу, в самом начале их отношений памятную вещь, как знак своего расположения и отношения.
– И ты хочешь, чтобы я украла её у Кёнига? – не проще ли попросить вернуть это у самого отца.
– Нет, – удивил меня он, – папаша как всегда и тут отличился. Одна из его любовниц оказалась мошенницей и воровкой, она то и сперла у него один из парных кулонов Хагалаз*****. Она знает, что это подарок матери, знает, что отец не устроит скандал, чтобы не ранить маму, и, по-моему, ему этот поступок вообще нравится, считает, что это своего рода борьба за его внимание. Идиот. Ты вернешь «противоположность»?
Я думала.
– К тому же, – внес контраргумент шатен, – я не хочу, чтобы эта пигалица унизила мать, одев кулон на один из балов.
– Верну, – ответила я. – Оплата по таксе.
– Спасибо. А друзьям есть скидка?
– Да, им двойной тариф, – серьезно ответила я.
– Договорились, – протянул мне руку бьёрн, – а потом, ты расскажешь мне, почему эта гнида Северн, узурпировал трон законной правительницы Демистана.
*Кёниг – правитель.
**Гематология – наука изучающая кровь.
*** Бьёрнами называют оборотней медведей в человеческой ипостаси.
****Хаггис – густая похлебка, сваренная в овечьем желудке, требуха – острый говяжий рубец.
*****Скрижаль – дощечка с написанным на ней текстом.
*****Хагалаз – противоположность. Любая.
