Текст книги "Луна желаний (СИ)"
Автор книги: Галина Горенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– Не понимаю тебя.
– Было оказано мощное ментальное воздействие, а как только я задал несколько вопросов и слегка надавил на разум, началось саморазрушение, а как итог – смерть. Трое, понимаешь? Их может быть больше. Покидать шатер сейчас не самое удачное время, но я обещал, да и сила твоя ждать не будет, я уже вижу, осталось совсем немного. Завтра с утра уедем. Одни.
– Объяснись, что ты имеешь в виду «как тогда?»
– Тогда, когда погиб мой брат.
*Сервус – рабовладелец, сленг.
Глава 37. Такая уж судьба у отцов – разочаровывать детей
Дальнейший ужин прошёл скомкано, я была задумчива и кажется даже расстроена новостями о гибели брата Азама, хоть и не была с ним близко знакома. Сам же Эмир, словно глубоководная раковина, поймавшая в плен ловца за жемчугом, замкнулся, не желая возвращаться к этой теме, да и вообще к непринуждённой беседе. Дважды нас прерывали, хотя разговор вовсе не клеился, и мы вкушали деликатесы молча, думая каждый о своем, но мельтешащие слуги раздражали.
Я покинула столовую не дожидаясь тая. После густого и крепкого напитка, что заваривают по местному рецепту, я не усну до утра, а мне хотелось выспаться.
– Завтра с рассветом, до встречи Долор.
– Мирной ночи, Тан, – ответила я.
Ночью я спала крепко и без сновидений, постель была удобной и прохладной, воздух свежий с горькой ноткой вечнозеленых специй и сандала, и всё же, смутная тревога и прочное ощущение чужого взгляда, царапающего меж лопаток, не оставляло меня. Встала я затемно, быстро и плотно позавтракав, захватила сдельную сумку, которую собрала с вечера и в сопровождении давешнего слуги спустилась к конюшням. Туму я отправила заранее, так что сейчас именно моя кобылка стояла оседланной, в нетерпении перебирала ногами и стригла ушами.
Азам уже был здесь и сам поправлял подпругу на вороном, похлопывая того по лоснящимся бокам и шепча что-то в чуткие уши. Не Буруваз, но тоже невероятно хорош. Жеребец с по истине цесским спокойствием сносил порывистые движения Тана, тыкаясь бархатным носом в ладонь и выпрашивая лакомство.
– Готова? Не боишься? – спросил Азам улыбаясь. От вчерашней тучи не осталось и следа.
– Готова, но страшусь неизвестности, – ответила я, споро вскакивая в седло.
Тан кивнул.
– Ничего не боятся только дураки, Лисса, а ты далеко не дура.
– Спасибо за столь лестную оценку, – сказала я, сжимая коленями бока Жемчужинки. И очень выразительно посмотрела на Азама.
– Можешь не стрелять глазами, – усмехнулся тот, – ты узнаешь всё, что рассказали перед обучением мне, но есть то, что постичь должно лишь в одиночестве. Итак…
Мы выдвинулись с восходом солнца, а когда дорога позволила, он начал свой рассказ. Локаим виртус являлось лишь избранным, как бы пафосно это не звучало, и сутки пути, по большому счету могли быть потеряны зря. Я не поверила ему на слово, и на первом же привале потребовала карту с точными координатами, а когда Эмир обозначил место – поняла, точка пересечения силы была совсем рядом с финишем Великого забега, и не заметить хоть какое-то строение, даже самую маленькую лачугу, было бы невозможно.
Наставником мог стать лишь тот, кто уже бывал в месте силы. И так же, как и много талей назад с будущим вседержителем отправился его наставник, так и сейчас, со мной, отправился Азам. Достойный.
– Твоя сила слишком нестабильна, мне просто необходимо находится рядом, чтобы контролировать возможные последствия. Не думай, что, если удалось обуздать элементалей, тебе не придется учить теорию. Очень много теории. Простейшие заклинания, бытовые, защитные, даже атакующие, ты сможешь выполнить интуитивно, но что-то посложнее…
– Логично, я и не надеялась выехать на голой силе.
Тан хитро прищурился после моих слов и не удержавшись захохотал. Я тоже улыбнулась, таким свободным, я не видела его ни разу, то, что открылось моему взору – мне нравилось.
А еще, время в изломе силы текло по-другому, там не нужна была пища, а естественные потребности организма отходили на второй план. Локаим виртус само решало, когда ты готов и отпускало из своих крепких объятий, испытав и обучив.
– А ты знаешь случаи, когда локаим так и не явился, отказав в постижении знаний? – спросила я, удобно откинувшись на спину кобылы и вытянув ноги поближе к пылающему пламени.
– Знаю. Брат так и не смог войти, – тихо произнес Азам, за треском топляка было не почти не слышен его ответ.
– Расскажи, – и он понял, о чем я спросила.
– У меня не было времени горевать. Когда демоны Изнанки выбрались наружу, потребовались силы десятков магов, чтобы уничтожить мерзких тварей. Я мстил, отдавая всего себя, всю ненависть и отчаяние, что двигали мной тогда, и по возвращении в Шатер не сразу понял, что происходит…
Он замолчал, пристально вглядываясь в лижущие сумрак смелые языки пламени, словно рассматривая в их огненном танце картины прошлого. Острые искры то и дело вырывались на свободу, силясь дотянуться до звезд, но терпели неудачу и гасли, чтобы попробовать вновь. Тай стал выползать из закопченной турки, шипя черной пеной и пузырясь от недовольства. Азам снял её с огня, добавил специи и разлив по пиалам, подал одну мне.
Так странно.
Я привыкла к тому, чтобы правители были изнеженными, словно кисейные девицы. Северн даже в десять стоял в нетерпеливом ожидании, когда ему накинут камзол или застегнут пряжку на туфлях, а здесь, я пью тай сваренный самим Эмиром. Надо будет внести сей вечер в анналы и сделать зарубку на календаре, чтобы отмечать это грандиозное событие каждый таль гульбой и плясками. А если серьезно, то мне было демонски приятно, да так, что я раскраснелась, поэтому спрятала свое смущение обхватив пиалу двумя руками и опустив глаза долу.
– Терил я пил, – тем временем продолжил он, – не просыхая, и именно эту слабость не могу простить себе, потому как был слеп и не заметил, что отец что-то скрывает от меня. Брата похитили, но за него хотели то, что для Эмира оказалось дороже собственной плоти и крови.
– Буруваза и Хатальлама, ведь так?
– Да, – голос его был словно эхо в горах, надтреснутый, неживой. – Карим Арунаян отказался представить похитителям жеребцов на случку, Лисса. Он решил подождать, когда пройдет время вязки, и уж потом выкупить сына.
– Не поверил в серьезность намерений похитителя?
– Нет, поверил, они прислали отрезанную мочку с серьгой, артефакт слежения. Как у меня, видишь? – Лиловый камень без огранки не больше пары каратов украшал левую мочку мужчины столько, сколько я его помню, и, если в другом ухе, украшения менялись, в этом никогда. – Но он отказался, все бормотал, что кровь – не водица и жеребец, покрывший неугодную кобылу, теряет в классе.
– Чистота породы и селекция были смыслом всей его жизни, так ведь?
– Дети…потомки…продолжение нас в них – вот смысл жизни. Тогда я не понимал, но с рождением Медины осознал всю тяжесть вины Тана. Я предпринял попытку спасти его, надеясь договориться, отдать выкуп золотом, я даже выкрал одного из драгоценных жеребцов, но тщетно…
– Мне жаль.
– И мне.
– Зачем ты искал меня? – вырвалось против воли, я захлопнула рот, и только тогда осознала, что спросила это вслух.
– Тогда, после Великого забега, думал – знаю зачем. Хорошо, что посчитал тебя мертвой, иначе бы смертельно оскорбил своим предложением и пути назад уже не было бы, а сейчас у меня есть время облечь его в новую форму. Еще тай? – перепрыгнул с волнующей меня темы Тан.
– Спасибо, но моя любовь к этому напитку закончилась в темной комнате консульства. Последнее, что я запомнила перед тем, как стать статуей – запах свежезаваренных зерен, его горький привкус на языке и тихий звук закипающей жидкости. Проклятый посол…надеюсь с ним повидаться.
– Боюсь твоим надеждам не суждено сбыться, в погребальной урне ты не поместишься. И можешь не благодарить, – ошарашил меня Азам, а затем подкинув топляка в костер, отвернулся, накрывшись попоной, всем своим видом показывая, что на вопросы отвечать не будет, и что вообще пора спать.
Он узнал кто виновен в проклятье и забрал его жизнь?
Это так мило.
Восход застал нас в пути, от горечи вчерашних сожалений не осталось и следа, её сменили волнение и страх.
Давно забытое чувство уязвимости преследовало меня всё оставшееся время в пути, и как только мы вышли на белую, песчаную косу, простирающуюся на многие мили вперед, паника и какой-то глубинный, утробный ужас накатили на меня, требуя повернуть назад, отказаться от задуманного, изменить планы.
Ха, я уже давно смотрю в лицо своим страхам, а это, судя по всему, пугалка для нерешительных и с моими чувствами сейчас забавляется локаим виртум.
Кварцевый песок, кипенно белый, словно только что выпавший снег, лазурное море, с пенными барашками, слизывающее влажную серую полосу прибоя, и огромный скалистый массив в очертаниях которого угадываются купольные строения. Его точно раньше здесь не было, точнее не было для меня. Солнечные лучи проникали сквозь странное строение, искажаясь и преломляясь, будто в кристалле странной формы, белесая дымка неспешно плыла, окутывая седой шапкой пики уходящие ввысь, протыкающие острыми пальцами бледное небо.
Огонь заплясал внутри солнечного сплетения, из жаркого воздух стал ледяным, а изо рта вышел пар. Я спешилась и пошла по берегу, ведя Туму под уздцы и проваливаясь по щиколотку в вязкой кварцевой пыли.
– Постой, Анима, – остановил меня Эмир, – пространство, время – они не подвластны нам в этом месте. Так я буду знать где ты, и что ты в безопасности.
На раскрытой сильной ладони с жесткими мозолями и мелкими белесыми шрамами лежал крошечный аметистовый гвоздик.
Глава 38. Есть дороги, которые нужно пройти в одиночку
Серьга остро уколола ухо, брызнула силой и растеклась словно чернильное пятно по пульсирующей болью мочке. Так и должно было быть, ведь артефакт активировался кровью и раньше она никому не принадлежала, прокол кровил всего мгновение, а затем аметист снова стал камнем и ощущался под пальцами шершавым.
Я была не из тех, кто долго запрягает. Никогда не отличалась терпением, пускай в книге, написанной матушкой моей матушки «О воспитании благородной нессы» сказано, что это добродетель. Одной добродетелью больше, одной меньше, поэтому я решительно сжала бока Тумы и та, перейдя на легкую рысь, всё ближе и ближе приближалась к скале. Пожалуй, так, никакое другое название этой громадине, выросшей из ниоткуда, я дать не могла.
Сухой, побитый ветрами камень осыпался мне под ноги, а я всё не могла отвести свой взгляд от входа. Зёв пещеры дышал тропической влагой, но не был затхлым. Пало землей, водой, солнцем и немного сухими травами, одновременно. Я выдохнула и шагнула, надеясь не встретить преграду, потом еще, и еще, а когда вошла, пространство вокруг завертелось, будто я упала в колодец, замелькало. Только вот кружилось и ухало всё в обратном порядке. Не вниз, а вверх.
Вдруг я оказалась на гигантском каменном плато, сильный ветер трепал рыжие пряди, выбившиеся из прически, солнце сразу нашло мою макушку, словно её и искало, припекая темечко, а гранитный щебень под ногами мелко затрясся, подпрыгивая и разъезжаясь под моими ступнями. Мох, то желтел и истлевал, то наливался изумрудной силой и цвел дивными, ароматными цветами.
Я не ощущала своего тела и словно опавший кленовый лист металась по месту силы, подгоняемая то в спину, то в бок сильными порывами ветра.
Я вступила в сердцевину каменного плато и все изменилось. Та связь, что ранее была лишь тихим шёпотом, сказанным в подушку, хриплым стоном, простуженного горла, раскрылась, распустилась, как редкий, бережно хранимый цветок. И стальные канаты, протянувшиеся меж нами, раздирали меня на части, силясь отделить мою сущность и предназначение, урвать кусок побольше.
Элементали проверяли меня, мою внутреннюю силу, мою оболочку, мою решимость, но я выстояла. Не отдав им ни каплей больше того, что полагалась стихиям.
На меня обрушился поток ледяной воды, словно разверзлись небесные хляби или я стояла под водопадом. Мои ступни замерзли, я почт не чувствовала плечи и почему-то уши, но всё равно внутри меня зиждилась ярость, клубилась и распалялась, как шутиха в Ноэль*. Расплескивая искры, которые гасил остужающий поток я разглядела свои ладони, вращая руками и пытаясть вернуть им чувствительность.
Точнее не мои.
Я знала чьи это руки.
Но как?
Я смотрела на длинные пальцы, с коротко остриженными миндалевидными ногтями, узкие ладони с мозолями опытного мечника и уверенной линией жизни, мощные предплечья и свежие, едва запекшиеся шрамы на них. А затем, стоило мне лишь сжать пальцы в кулак – мои/не мои руки вспыхнули.
Белое пламя поглощало постепенно, оно плясало и кусалось, игриво отступало и набрасывалось, словно голодный хищник на павшую дичь. Когда огонь покрыл всё тело, невыносимая боль сжалась в одной точке, сминая концентрацию, жаля до крика, выбивая слезу. Горьким ядом, сильной кислотой, обреченной агонией, пламя шествовало по коже, а затем проникло в каждую пору…
Меня вышвырнуло из чужого сознания, как камень из пращи, голова закружилась, и облегчение, что я испытала было будто сладкий нектар, растекающийся по всему телу, пьянил молодым вайном.
Азам, еще не мой любовник, пока не Эмир, стоял от меня в нескольких футах, голый, объятый губительным пламенем, но несломленный. Глаза горели аметистами, а лиловое пламя внутреннего огня не пускало разрушающую, смертоносную стихию внутрь. Фатальный, белый огонь то разгорался, то стихал с новой силой пытаясь прорваться, одолеть, победить, заставить сдаться. Но мужчина не пал, не опозорил себя капитуляцией, а согнав искрящийся клубок, шипящее и брызгающее искрами пламя в ладонь, прихлопнул его, как опостылевшую мошку.
Я моргнула и оказалась посреди песков.
Едва успев рассмотреть вереницу верблюдов, идущих караваном и предзакатное солнце на востоке, как я смежила веки вновь. И картинка опять сменилась, являя мне Азама в каменной зале с высокими сводами, подсвеченную тонкими бледными прожилками фосфоресцирующего минерала, тренирующегося на мечах. В одних шальварах, босой, он являл собой мощь и бескомпромиссность. Сильная грудь вздымалась как кузнечные меха, длинная коса хлестала плетью, отточенные движения, четкие и резкие, плавные и смертоносные.
В левой руке у него была простая сабля, я с такой тоже вполне себе могла управляться, но то, как он обращался с ней, казалось, не делая никаких усилий, легко вращая запястьем, превращая тонкую сталь в вестника смерти, завораживало. А затем я обратила внимание на правую, и моё дыхание сбилось. Обращаться с зульфикаром** – крайне редкое умение, таких мечников я не встречала, хотя в теории знала, что техника обращения с двухлезвейным мечом на столько же сложна, на сколько смертоносна. А само оружие чаще всего было артефактом, потому как в ковку и закалку вкладывался сакральный смысл и много специфической магии, считалось, что тот, кто покорит зульфикар – станет непобедимым исполином.
Судя по движениям Арунаяна – ему удалось подчинить себе древний меч.
Ресницы, как занавес в театре, завершили упавшим пологом сцену битвы с самим собой, и я оказалась на ровной полосе песчаного моря. Грозный рык и словно бабочка, попавшая в паутину коварного паука, я медленно поворачиваюсь всем телом и вижу несущихся на меня леопардов. Их клыкастые рожи хищно оскалены, сосредоточенные на жертве, то есть на мне, глаза горят алым, с острых, будто лезвия кинжалов, зубов капает слюна, лапы с длинными когтями вздымают облачка песчаной пыли, словно в место соприкосновения с грунтом попала пуля, и я против воли паникую.
Мозг напрочь отказывается воспринимать ситуацию как нереальную и я бегу. Краем глаза я вижу Азама, он бежит слева от меня, не оглядываясь и не петляя. Перегнать быстрейших существ нереально, но принять бой – значит проиграть. Пятки горят огнем, мелкие камни режут стопы словно ножи, я спотыкаюсь и вскакиваю, вновь бегу, быстро…
Препятствие впереди мне мешает, это сваленный ствол, широкий и длинный, откуда он здесь, почему такой огромный и всё еще сочный, когда корни его торчат, иссушенные солнцем. Азам пробегает сквозь него, как через плотный туман, а мне приходится перепрыгивать, меня дерево не пускает, а время заканчивается, неумолимо. Я прыгаю…
…и падаю.
Зрение возвращается.
Я вешу над обрывом, под моими ногами бездна, дна которой не видно. Мелкая щебенка песчаника сыпется мне на голову и плечи, я не могу открыть глаза, так как боюсь увидеть и осознать, что я лечу в пропасть, но по инерции ударюсь плечом, обдирая кожу.
Я шиплю и наконец сосредоточившись на ощущениях, понимаю, что меня держат за руку. Запястье пульсирует тупой болью, вывих, вряд ли перелом. Кончик длиннющей косы щекотит нос, рывок, и я оказываюсь в спасительных объятиях. Дрожащие пальцы оттряхивают мне лицо, и я наконец-то открываю глаза.
– Далеко собралась? – спрашивает Азам.
Я откланяюсь от него и скашиваю взгляд.
Предо мной огромное каменное плато с невысокой оградой и только что, поймав отголосок то ли воспоминаний, то ли испытав галлюцинации я чуть было не ухнула в ущелье.
– Что произошло?
– Без понятия. Я вошел следом за тобой, а тебя как будто и не было, пропала. Сначала я ждал, отслеживал по артефакту, а потом понял, что он работает с помехами.
– И что это значит? – я была обескуражена.
– Значит, что тебе повезло с наставником, – усмехнулся белозубо Тан, хотя я видела, что его глаза всё еще сосредоточенны, а мышцы напряжены, а ведь он едва успел, мелькнуло стрелой в сознании.
– Спасибо тебе, – выдохнула я.
– Я вернул долг жизни, – церемониально поклонился мужчина, прижав два пальца, большой и безымянный, к солнечному сплетению.
– Разве ты мне должен? – удивилась я.
– Ты спасла моего брата, тогда на Последней трети. Не вытащи его из ямы, он бы погиб. В тот день начался ливень, редкий в тех местах, он бы утонул, или его бы нашли те, кто вырыл ловушки. Джа рассказал мне, очень неохотно, – Эмир продолжал что-то говорить, а я пыталась собраться в кучу и подумать, но у меня решительно не получалось.
– Подожди… – прервала я его, – А кто из вас Фатих?
– Я – Азам Фатих, а брат Джа Фатих, второе имя по традиции дают в честь деда.
Осознание упало на меня гранитной плитой.
Какая же я дура.
Мальчишки всегда остаются мальчишками.
Одинаковые имена, которыми они запутывали всех, похожая внешность, что не удивительно, ведь у них один отец, а они родные братья, возможность менять жеребцов и личины, даже во время гонки, просто так, ради шутки, маски в конце концов. Я спасла из ямы не Азама, они поменялись перед финальным забегом, просто дурачились.
– Когда ты последний раз видел меня во время Великого забега? – спросила я, уже зная ответ.
– Когда твоя кобыла проскакала мимо шатра Тана, Долор. Хатальлам подвернул ногу, и я отдал своего жеребца брату. Ему хотелось покрасоваться пред отцом, а мне было всё равно.
Вот так вот Лисса.
Ты несколько талей лелеяла в себе обиду на слова, сказанные другим Арунаяном.
Тряхнув волосами и вызвав маленький камнепад, я, вдохнула, как учили, мелкими глотками и выдохнула сильно, осушая легкие и решила, что подумаю об этом завтра. Или послезавтра.
Я здесь, чтобы укротить стихии.
Осознать и укрепить связь с элементалями.
И понять, как мне удалось заглянуть в прошлое и подсмотреть становление Эмира Расаяна.
*Ноэль – праздник Зимы, отмечается в ночь окончания старого года и начала нового.
**Зульфикар – меч с двумя лезвиями.
Глава 39. Не стоит пытаться избавиться от воспоминаний, надо научиться жить с ними
Я перебирала воспоминания о пролетевшем обучении, словно бусины на четках.
И хотя время в локаим виртус было искажено и шествовало по своим правилам и законам, за пределом места силы прошли всего пара терилов. Спешить мне было ни к чему, стихии не терпели небрежности и торопливости. Я поняла это после первого же урока, когда моя несдержанность стоила мне подошвы любимых сапог. Земля просто не захотела отдавать их мне потому, что я была слишком нетерпелива. Поэтому отбросив все наносное, посторонние переживания, лишние мысли и мешающие концентрации воспоминания, я окунулась в обучение.
Азам оказался ненавязчивым учителем, по его словам, тот, кто постиг знания в месте силы просто обязан поделиться ими, хотя всё его менторство сводилось к тому, чтобы вовремя вытащить меня, погрузившуюся без остатка в клубок элементалей, накормить, напоить и отправить спать. Тот, кто сопровождал во время учебы Тана, по сути, делал то же самое, с некоторыми нюансами свойственными дару Арунаяна.
Ведь наши силы отличались, и пусть нам обоим подвластны стихии, мои элементали, покровители силы, были древними исполинами, привязанные к правящему роду сентами, ленивыми, неповоротливыми, разбуженными после зимней спячки, а оттого накопившими силы и недовольными от её переизбытка, ворчливыми и пакостными старикашками.
Охотнее всего мне удавалось договориться с пламенем, огненный элементаль благоволил мне, помогая укротить своих братьев, примирить их с новым владетельцем. Как я была рада, когда впервые, крошечный огонек вспыхнул на моей ладони после долгих и безуспешных попыток, как ликовала, когда он разгорелся, став подобным пламени факела, как торжествовала, когда рыжими змеями вились обжигающие хлысты подвластные моим желаниям, оставляя следы на каменном полу, закопченном и выщербленном от многочисленных неудач.
В противовес огненной стихии, водный элементаль сопротивлялся дольше всех, десятки раз обливая меня холодной водой, осыпая ледяными стрелами, испаряясь в жаркий пар, но и Аква* подчинился, приняв меня полной и безоговорочной хозяйкой.
Теперь всё свои тренировки я проводила, оттачивая мастерство владения силой, умением ставить блоки и атаковать. Я прекрасно понимала, что чем больше я тренируюсь тем сильнее возрастает моя мощь, но я, как никто другой, понимала, что использовать эти навыки можно и нужно лишь для созидания и помощи.
Издревле маги-стихийники боролись с природными катаклизмами, останавливали сход лавин, рассеивали цунами, смягчали жару, вызывали дожди в засушливые районы… Но моя сущность была другой, по идее, она была той силой, что должна была сдерживать другие государства и правителей от опрометчивых действий, направленных в сторону Демистана, прямых конфронтаций, (скрытые никто не отменял), но премьер-министр Кроу лишил мою страну природной защиты.
У Цесса Ориума была вторая ипостась, мощное и опасное существо, стоящее на страже интересов государства, у Кёнига Стоунхельма была армия сильных, опасных, практически неуязвимых во второй своей сущности бойцов – армия оборотней, у Тана Расаяна был дар некромантии, и хотя Азам пытался скрыть его от меня, я видела и понимала, какой силой владеет вседержитель. Редкий дар перешел по наследству от отца к сыну и был плотно завязан на магии стихий, не уверена на кого бы из правителей Кватры (за вычетом братца) я бы поставила в фатальный тотализатор, но скорее всего моим фаворитом, во всех смыслах был бы Азам. Некромаг-стихийник, страшно подумать, что он может, владея такой мощью.
– Долор, знаешь, что главное в умении владеть стихиями? – как-то спросил меня Азам после долгого дня изнурительных тренировок. Я пила восстанавливающий отвар, сидя на тканном коврике, отчетливо попахивающем конским потом. Видимо попоне. Аскетизм нашего быта меня не смущал, зато реакция мужчины на то, что я стойко переношу лишения меня смешила. Я не производила впечатление прихотливого тепличного цветочка, нежного и ранимого, привыкшего к расписанию полива и вкусной прикормке, капризно цветущем лишь раз в таль. Скорее я была степным роштаром, битым ветрами и обласканным жарким солнцем, источающим сладкий аромат любви и свободы.
– Нет, скажи, – улыбнулась я, подставляя пиалу.
– Способность разделять себя и элементалей. Отдыхать. Не нужно постоянно совершенствоваться, навык придёт со временем. Завтра ближе к вечеру, я отведу тебя на пляж. Ночевать мы будем там.
Меня по-прежнему преследовали странные откаты в прошлое, а то, что это именно случившееся когда-то, я поняла по осторожным вопросам, что задавала Эмиру. Несколько раз я видела один и тот же эпизод, когда Азам противостоял огненным и водяным хлыстам, уворачиваясь, устанавливая блоки, рассеивая и пламя, и влагу.
Его испытания проходили совершенно по другому сценарию потому, видимо потому, что сила всегда была с ним и только увеличивалась с взрослением, а уж когда его отец сложил с себя полномочия правителя – возросла многократно. Но те картины, иногда сцены обучения, иногда отдыха, иногда размышления, а порой и сна, были отрывистыми, без начала и конца. У меня создавалось ощущение, что я подглядываю за ним. Хотя признаться, делала я это с удовольствием.
Его тело и тогда было красивым: витые тяжи мышц, мускулистая грудь, мощный пресс, могучие плечи и длинные ноги, переходящие в шикарную задницу.
Однажды мне пришлось прервать обучение и принять холодный, очень холодный душ.
Мне явилась сцена, которая обожгла внутреннюю сторону век, отпечатавшись там на долгое время, и стоило мне закрыть глаза, как образ голого любовника под струями летнего дождя сводил на нет все мои попытки сосредоточится и приступить к тренировкам. От его близости и от ничем не прикрытого им желания, я сходила с ума.
Слава Великим, сон приходил ко мне мгновенно, падая на меня, словно гильотина на шею преступника – неизбежно. Он отсекал мои размышления и малодушные желания поддаться соблазну черной пустотой неудовлетворенности и забвения. Спала я без сновидений, хотя нет, не так, сны были, но судя по тому, что я просыпалась влажная, с завязанным в узел томительным ожиданием нутром и нерастраченной страстью – хорошо, что я их не помнила.
Я видела, как он смотрел на меня, когда думал, что я занята. Читала обещание в прямом взгляде на меня, и четко осознавала, что моя жизнь изменится, сразу, как только ментор посчитает мою учебу законченной. Мне бы хотелось продлить этот момент единения, когда мы принадлежим лишь друг другу, когда наша связь выше и чище страсти, когда я продолжаю сказанную им фразу, а он предугадывает мои желания. Но увы…
Иногда он отлучался.
И пусть он оставил наместника, того самого, что я видела с ним на переговорах стран Кватры, дела требовали его присутствия и я понимала, что обучение близится к концу, и судьба вновь расставит акценты и подведет итоги. Я не могла себя заставить сделать первый шаг, и дело не в гордости, просто каким-то шестым чувством я понимала, что Тан пока сам не понял, что ему нужно, не решил, как быть, и в этом вопросе, я предпочла оставить за ним последнее слово. Я знаю, что хотела бы услышать, но готов ли он произнести эти слова?
Тума встретила меня радостным ржанием. Кобыла застоялась, уверена Азам давал ей возможность размяться, но этого было недостаточно. Поэтому потрепав Жемчужинку по гриве, я легко вскочила на нее, намереваясь погонять. Дорога к шатрам, приготовленным для отдыха была не близкой, а значит времени изнурить застоявшуюся лошадь было предостаточно.
Песок, темно-жёлтый, более крупный, чем на побережье, караванная тропа и редкие колючие кустарники, палящее солнце и воспоминания о, ставшем знаковым в нашем знакомстве пробеге, несколько леоров выматывающей скачки и внезапно появившиеся светлые шатры, готовые, чтобы дать путникам долгожданные отдых и тень.
В большом, отдельно стоящем шатре внутри было так же, как в покоях Эмира во время Великого забега. И если тогда я смогла рассмотреть лишь пространство, исполняющее роль гостиной, то сейчас с огромным удовольствием удовлетворила свое любопытство пройдясь по всем закуткам «небольшой походной палатки» правителя Расаяна. Шёлковые ковры, изображающие племенных жеребцов, бушующее море или цветущие степи укрывали пол, мягкие бархатные и парчовые подушки различных форм были насыпаны живописными горками, чеканные столики с разнообразной снедью, законсервированной артефактами, приглашали утолить голод, а чан с раскаленным песком в который была глубоко зарыта джезва – жажду.
Не удивительно, но дивный аромат тая меня не вдохновил, а вот запотевший кувшин с розовым отваром вызвал такое обильное слюноотделение, что в принципе можно было не пить, но я все равно опустошила целый бокал. Зубы и виски заломило, но удовольствие от напитка было настолько огромным, что я от жадности налила еще, но едва ли осилила четверть. Балуясь, я сформировала в стакане несколько бесформенных ледяных кусочков, удивляясь на сколько просто мне удалось то, что раньше было и вовсе не под силу.
Пока слуги Тана заботились о наших лошадях, мы с Азамом заботились о своих потребностях. Я погрузилась с головой в наполненный чуть теплой водой с ароматом лаванды, бронзовый чан. За время учебы я освежалась лишь под проточной водой, а мне так хотелось принять ванну, что меня не остановила ложная скромность и практически ничего не скрывающая резная ширма. Я вытянула ноги, и вдыхая горьковатый запах бледно-лилового цветка, откинулась на отполированный бортик, наблюдая за причудливым узором игры тени на руках и груди.
Соски сморщились и призывно торчали темно-розовыми пиками, низ живота пульсировал от концентрированного желания, прохладная вода не остужала, а лишь дразнила, влажные складочки были влажными совсем не от воды, а хриплый голос Азама, едва ли приглушенный тканевым пологом, будоражил сильнее более откровенных ласк, чем мои несмелые движения. Дрожащие пальцы осторожно прошлись, раздвигая нежные лепестки, сметая контроль и возбуждая, стоило лишь слегка задеть пульсирующий бугорок, как по телу прокатились волны предвкушения, а сознательные круговые движения привели к неизбежной капитуляции. Я задыхалась, как выброшенная на берег рыба, силясь сдержать крик экстаза, но это перестало быть важным, когда, едва подняв глаза, увидела Азама не отрывающего свой лиловый взгляд от моих пальцев.
– Я не хотел подсматривать, – едва сдерживаясь, прохрипел он. Костяшки пальцев побелели, а красное дерево ширмы скрипело и крошилось.
– Хотел, – утробно засмеялась я.
И встала.
Приглашая и соглашаясь.
Миг и он подхватил меня на руки, впиваясь жесткими губами в мои и царапая щетиной нежную кожу. Поцелуй был исполнен такой страсти, что мы стукались зубами, кусали губы и ласкали языки друг друга, до тех пор, пока не начали задыхаться.
Едва переведя дыхание, мы прильнули друг к другу вновь. Мне мешала одежда любовника, добраться до его обнаженной кожи мне сейчас было так же необходимо, как дышать. Я неловко елозила пальцами по плотной ткани дхоти, пытаясь разорвать, но цеплялась за вышивку и от того злилась еще сильнее. Азам буквально оторвал меня от себя, и подняв на вытянутых руках замер, любуясь и опаляя темно-фиолетовым взором. Цвет его глаз откровенно пугал, почти черный, с множеством крошечных искр, но все опасения вылетели из головы, когда его горячий рот сомкнулся на одном из моих сосков, вышибая воздух. Я громко застонала, теряя остатки разума и выгибаясь на встречу приветливым устам.
