Текст книги "Луна желаний (СИ)"
Автор книги: Галина Горенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
Жаль, что он чванливый гордец.
Не прощаясь, я отправилась восвояси.
– Смерть, вот что ожидало б вас в пустыне, карима.
Я не обернулась. Но не принять этот вызов я не смогла.
Вероятно, я заглотила наживку, которую закинул мне кочевник.
Плевать.
Это будет весело.
*Хримгма – крепленое фруктовое вино.
**Урмари – уздечка, которая растет вместе с ребенком, дорогая и качественная, она служит поколениям.
***Карима – красавица.
****Роштар – мелкий лиловый цветочек, дающий на удивление много ароматического масла дивного аромата.
*****Древо породы – родовое древо, лошадиная родословная до 77 колена.
Глава 15. Легче всего место под солнцем уступается в пустыне
Лагерь участников пробега венчал шатер Тана.
Огромный, окрашенный в цвета танского рода, он словно крупный аметист в венце Арунаяна, выделялся среди прочих самоцветов, одна из его сторон поднялась в тот момент, когда мы с Тумой проезжали мимо. Невысокий, полноватый мужчина, в драгоценных одеждах, внешне ничем не выделялся среди бедуинов и туарегов таброна, но небывалая мощь, исходящая от него, подавляла. Карим Арунаян, Тан Расаяна, шестой эмир южных земель в новейшей истории был сильнейшим магом.
И судя по тому, какие ощущения вызывала во мне его сила – некросом.
По древнему обычаю Тан должен первым поприветствовать гостя, в том случае если он проигнорирует всадника, или не дай Великие отвернется, конник будет покрыт позором до скончания его жалкой жизни. Я не ожидала приветствия. Чужестранка на отверженной кобыле. К тому же не алталирской породе. Такие как Тума редко участвуют в Великих забегах, в этот раз шариахов лишь трое, Тирбиш, сын Тамира участвует на Джасире, лучшем жеребце их табуна. История его породы была прописана в книге Аруганаса*.
Если Джасир войдет в тройку лучших, тем паче победит, ему разрешат случку с Саванай, трети берилием во владении Тана Арунаяна. Денежный приз Тамира не интересовал, а вот возможность начать новую ветвь породы – очень. Хатальлам, как и Буруваз принадлежали Тану Арунуяну, но несмотря на то, что такие ценные жеребцы должны были управляться лучшими, высокородными конниками у властителя степи был лишь один законный сын. Азам.
На одном из жеребцов будет он, на другом, бастард от наложницы. И хотя в Расаяне границы меж законными детьми и потомками от рабынь были стерты, здоровое соперничество между мужчинами никто не отменял. По словам того же Тирбиша, правитель не выделял сыновей, отдавая им равные доли любви, меняя местами наездников, тусуя жеребцов под конниками. И каждый раз новая победа была сюрпризом.
Свою заявку я сделала в последний момент, старый таурег, принимающий взносы на отрез отказался, и, если бы не заступничество кровного брата я бы могла смотреть, но не участвовать. Списки одобрялись самим правителем, и видимо моя скромная персона вызвала его интерес, потому как когда я поравнялась с шатром эмира тот поприветствовал меня, выделив средь конников.
Спасибо, князь, теперь на моей спине красуется огромная мишень, каждый участник будет теперь считать своим долгом уделать мою кобылку, и меня за одно.
Едва я привела себя в порядок, смахнула пыль и расположилась в скромном шатре, как у входа появился слуга правителя. Подобострастно кланяясь, он просил дозволения сопроводить меня в танский шатер, как только я буду готова. Переодеваться в платье я не стала, хотя оно у меня было, я просто сменила блузку и сапоги. Надеюсь, эмир не ожидает меня в платье наложницы, потому что его ждет большой сюрприз.
Огромный шатер с несколькими уровнями, множеством укрытых от посторонних глаз помещений, укрытый дивно вытканными коврами, был великолепен. Запах сандала, тая и фруктового табака витал в воздухе. Повсюду стояли чеканные подносы, заменяя низкие столики, десятки разноцветных подушек, вышитых, украшенных бисером и драгоценными камнями валялись в искусственно созданном беспорядке, шелковые и шифоновые драпировки превращали походную палатку в дворцовые покои. Мой взгляд дольше всего на одно мгновение задержался на доске с шахом.
Фигуры были в игре, назревала цесская рокировка, но шанс спасти ситуацию у красных был.
– Смотришь на карты, Долор? – отвлек меня от созерцания Тан Арунаян, и только тогда я увидела рядом с доской – разобранную колоду. – Любишь играть?
– Нет, милостивейшей. Я не азартна.
– Это ложь, – засмеялся тот, затягиваясь кальяном, и обдавая меня розоватым, грушевым дымком. – Ведь в Великом пробеге ты ставишь на карту самое ценное, что есть у тебя – жизнь.
Он снова затянулся, зажав мундштук губами спрятанными в густой, черной, без единого седого волоска, бороде. Кальян весело забулькал, угли ярче вспыхнули, а по шатру потянуло цветами и вишней, многогранный табак раскрывался, оставляя даже на моих губах ягодное послевкусие.
– В моём роду ценится честь. Лошади – огромная часть нашей культуры, сентами мы занимались их селекцией добиваясь совершенства. И вот теперь, два, лучших из существующих жеребца борются за право властвовать. Как выбрать, они оба совершенство.
У меня создалось ощущение, что разговор сейчас резко перескочил с коней на сыновей. Но что я понимаю в правах наследования, цесса лишенная венца.
Слуга, тем временем, подал тай, крепкий, как любовь и чёрный, как душа грешника. Я махнула его залпом, зная о традиции шокировать чужеземцев силой напитка, и всё же с трудом не закашлялась. Проглотив горькую жидкость, от которой сердце мое застучало словно молот по наковальне, я поставила стакан на поднос и поблагодарила за оказанную мне честь.
– Я желаю тебе удачи, лисица, – тихо сказал Тан.
– Благодарю вас, эмир**. Удача никогда не бывает лишней, – ответила я и вышла из шатра в ночь, практически стукнувшись лбом о твердую грудь.
Поднимая взор, я точно знала, на кого я имела несчастье наткнуться у шатра правителя. Давешний красавец, коему я имела наглость отказать, крепко держал меня повыше локтей, всматриваясь в моё лицо. Хищная улыбка, словно молния в грозу, рассекла его лицо лишь на мгновение, а глаза блеснули в закатном солнце.
– Я рад, что не ошибся в тебе, карима.
– Уверена, что ошибся, – ответила я, освобождая руки от захвата. Под его горячими пальцами по коже бежал огонь, кровь бурлила, дыхание моё стало прерывистым. Я с трудом оторвалась, хотя меня тянуло к нему, как мотылька к открытому пламени.
– Фатих, карима, – представился конник.
– С чего ты решил, что мне интересно твоё имя.
– Ты должна знать, чье имя шептать в экстазе, – улыбнулся он.
Один – один, подумала я, направляясь под неотступно следующим за мной взглядом в свой шатер.
Милостью Тана у меня появился слуга. Кроме того, что он сориентировал меня, где и что находится: водопой, овес, старт, и прочие мелочи, скрашивающие существование в лагере, этот старец был кладезем полезной информации о Великом забеге.
Четыре пятых Расаяна – степи, последняя часть – пустыни. Именно через них идет большая часть пути великого забега, финишная прямая которого выходила к Лютому морю. Это я знала и без Хабира, но вот то, что он рассказал мне про сам забег, было крайне важным. У меня вообще создалось ощущение, что эмир специально отправил ко мне слугу, обладающего этими знаниями. Только вот какой интерес был у Карима?
Спор?
Скука?
Там будет видно.
Я подошла к месту старта. Везде, куда хватало моего взора было песчаное море. Раскаленное марево парило и отражалось от крошечных частиц кварца, создавалось ощущение, что пустыня тает, заваливаясь на бок в сторону рассвета. Я опустилась на одно колено и подняла горсть земли.
Иссохшая… Пустая… Безжизненная…
– Слепая Равнина – начальная треть пути, первый этап великого забега, – заговорил невесть откуда взявшийся слуга. В прошлый раз больше тридцати всадников не достигли её окончания, а еще впереди Зыбучие пески и Пустая треть. Большинство превращается в головешки, не достигнув и половины. Зачем тебе это, хозяйка?
– Я не твоя хозяйка, Хабир, – ушла я от ответа. Я и сама не знала зачем, наверное, мне хотелось, что-то доказать себе, проверить чего я стою… Дурацкий порыв, увидев пустыню своими глазами я начала сомневаться. И сильно. Но ослиное упрямство свойственное мне с самого нежного возраста вновь победило. Оттряхнув руки от пыли, я повернулась к слуге. – Расскажи мне всё что знаешь про пустыню.
*Аруганас – первый заводчик шаримахов. Лишь исконные потомки могут быть внесены в книгу рода.
**Эми́р (араб. امير – повелитель, вождь) – в некоторых мусульманских странах Востока и Африки титул правителя, князя, а также вообще лицо, носящее этот титул.
Глава 16. Не стоит разом многих змей дразнить
Алый восход и Тан со свитой.
Сигнальная башня и слепой шаман, стреляющий из ритуального ружья.
Сто восемьдесят три жеребца и три кобылы стоят на стартовой ленте, стригут ушами и топчут копытами иссохшую, растрескавшуюся землю, выбивая багряную пыль и мелкие камни. Справа от меня рвался в бой Хатальлам, на лице всадника была темная повязка, скрывающая личность конника. Но разворот плеч, угадывающаяся под одеждой длинная коса и задержавшийся на моем наряде взгляд, убедили, что предо мной Фатих.
Значит законный сын Эмира, Азам будет преодолевать пустыню на Бурувазе. Я поискала глазами гнедого и нашла его поодаль, на наследном князе так же был платок, он был помощнее брата, как-то покоренастее, явно, что наследник пошёл фигурой в отца. Его глаза так же неотрывно следили за мной, и я с удивлением увидела, как тот мне подмигнул.
Шокированная вниманием я резко отвернулась, тем временем раздался голос старца, призывающий к тишине.
– Скачите день до заката, начинайте путь с рассветом, – переводил мне слуга слова шамана, тот говорил на древнем наречии, кажется, его понимали единицы. – Тем, что посчастливится добраться до Ур Холифа, дадут вольные сутки отдыха перед Зыбучими песками. Шатры будут ждать вас, а верблюды оберегать на караванной тропе. Да придадут вам Великие предки сил и не оставят вас в мужестве.
Выстрел.
Несколько голубей слетело с верхнего карниза сигнальной башни, испугавшись громкого звука, а хрипящие, заждавшиеся скачки лошади рванули вперед, обгоняя друг друга. Всадники подгоняли скакунов, нахлестывая их по бокам и поддав шекелей жесткими ботинками. Пыль стояла плотным туманом, Тума стрелой бросилась вперед, а вдогонку нам кричали и улюлюкали.
Как только участники забега скрылись от взора наблюдающих старт гонки, то сразу же сбавили темп, а затем и вовсе практически перешли на шаг. Явного лидера не было, все всадники экономили силы. Свои и своих лошадей. Дорога из сбитой глины с камнями превратилась в песчаный ковер, солнце жарило невыносимо, а еще не достигло зенита, что же будет когда оно доберется до наивысшей точки небосвода?
Раскаленный песок и зыбучие барханы, куда не посмотри. День подходил к концу, когда первый из конников пошатнулся на пригорке, под копытами жеребца осыпался песок и неловко подвернулась передняя нога. Открытый перелом, больные глаза лошади, горькое ржание. Туарег занес кинжал, произнеся ритуальные слова прощания и пронзил сердце агонизирующего жеребца.
Я спешилась и почти подошла к качающемуся от горя мужчине.
– Стой, Долор. Ты не должна помогать… – сказал Тирбишь тихим голосом. – Нельзя.
Жестокие правила. Добираться до старта ему придется пешком, несколько дней. Повезет, если выживет.
Ночь большинство всадников встречали в небольшом оазисе. Зелень и источник воды делали эту неказистую полянку небесным местом. Я расседлала Туму, напоила её и прикрепила торбу с овсом, по совету Хабиба я добавила в зерновую смесь рубленого инжира и засахаренных фиников, он утрамбовал их к мясу и хлебу, настоятельно рекомендуя подкармливать лошадь, да и самой подкрепляться.
– Они дают много энергии, хозяйка. А чтобы наесться нужно очень мало, – и действительно, в такую жару голода я не ощущала, лишь жажду, но воду я экономила, не зная когда следующий источник. Дважды за день я заставила себя съесть несколько спрессованных пластинок засахаренных сухофруктов и орехов. Тяжести в желудке как от вяленного мяса не было, пить не хотелось, и действительно, сил прибавилось.
Я дождалась поздней ночи, а когда шорохи и разговоры стихли, взяла сменное белье и отправилась к источнику. Раздеваться в импровизированном лагере полном мужчин, пусть и уставших от дневного перегона, было опасно, зачем дразнить хищника. С кинжалами я чувствовала себя уверено, и в пансионе я сражалась одна против двадцати наставников, но зачем светить своими уменьями. Поэтому, стараясь двигаться бесшумно, подошла к источнику.
Глубокий, с прозрачной, ледяной водой родник был широким, как средний по величине бассейн в Варах. Откуда тут, посреди пустыни такая роскошь – не ясно. Я быстро разделась и, оставшись в рубахе до колен, прошла к удобному спуску. Черная гладь всколыхнулась, зарябила лунная дорожка и из воды, голый, по крайней мере по пояс, вынырнул Фатих.
А нет, не по пояс.
В этом я смогла убедиться, когда наглый провокатор полностью вышел из воды, ничуть не стесняясь и пристально наблюдая за моей реакцией. Сын эмира не отводил глаз и белозубо улыбнувшись, шутливо поклонился, предлагая сменить его в чаше для купания. Вода струйками стекала по мускулистой груди и животу, ниже я принципиально не смотрела, уставившись в родинку у ключицы.
– Судя по всему вода в роднике очень холодная, – уколола я мужчину. Явная демонстрация внушительных прелестей, по его замыслу должна была меня смутить?
– До-о-о-ло-оор, – нараспев протянул моё имя Фатих, даже не делая попытки прикрыться.
Я, не оборачиваясь, вошла в воду, она обжигала холодом, тело сразу заломило, но я выдохнула и нырнула с головой, проплыв несколько квази до следующей отмели. В пансионе нас учили терпеть любые перепады температур, а природное расположение и ландшафт КаноНуб тем более способствовали выработке необходимых навыков. До пятой ступени у меня не было одеяла. А крошечное оконце в келье завешивалось лишь на зиму, тогда морозы стояли лютые и даже без такой, казалось бы, несущественной преграды можно было замерзнуть на смерть. Одна из учениц так и не проснулась погребенная под снегом в особо сильную пургу.
С жарой обстоятельства стояли примерно так же, горячие источники, благодаря разломам и спящему вулкану, натренировали моё тело на восприятие запредельно высоких температур, и всё же пустыня давалась мне нелегко. Я сильно расслабилась за пару талей, утратив некоторые из навыков, надеюсь не безвозвратно. Тут же я дала себе слово возобновить экстремально тяжелые нагрузки, с моим везением и умением влипать в истории это не повредит, а вот обычные тренировки здесь мне не светят, слишком много посторонних, следящих за действиями друг друга, глаз.
Я вынырнула и не оборачиваясь промыла волосы, через несколько таймов – вышла, переодеваясь в свежую одежду и прополоскав старую. За ночь она высохнет, хотя по моим прикидкам завтра к вечеру, если не сбавлять темп, мы должны будем оказаться в Ур Халифа. Я намазала лицо и руки жирной мазью, она не только смягчала и увлажняла, но и защищала мою слегка загорелую, но обычно белую как снег, кожу от палящего солнца, и неспеша пошла к своей стоянке.
Конники вокруг родника предпочли не останавливаться, это была нейтральная территория, негласное правило, а вот места у кустов и деревьев, считались самыми престижными, поэтому я удивилась, пройдя пару лежанок и наткнувшись на спящего наглеца посреди песчаного пресыпа. Длинная, еще влажная коса, обмотанное даже на сон лицо (интересно от кого он прячется?), удлиненный камис* обтягивающий плоскую грудь и твердый живот…демоны, почему я всё время на него пялюсь, он конечно хорош…
Ядовитое чувство опасности хлестнуло веткой по лицу, напрочь выбивая из моих припудренных вожделением мозгов образ красавца, я замерла, хотя и до этого не издавала ни звука и пристально огляделась. Редкие шорохи спящей стоянки не предвещали опасности, я постояла еще некоторое время, но осколки паники, напрочь засевшие в сердце, не желали исчезать.
Молниеносное движение смазанной лентой и я отсеаю за мгновение вынутым кинжалом голову кобры ощеренную в боевом оскале, два куска плоти, еще квази назад бывшими целым существом извиваются, сокращаясь, как я уже вновь заношу кинжал и бросаю его в другую, подползшую слишком близко к сыну эмира.
Только рукоятка виднеется в голове твари, остался один кинжал и бесполезные в ближнем бою метательные рыбки, толстой коже песчаных змей они не нанесут никакого вреда, поэтому я немедля подошла и ощутимо пнула высочество куда-то в область мягкого места. Именно туда его собиралась тяпнуть кобра, и её зубы с которых продолжает капать яд, всё еще находятся в опасной близости от прекрасной филейной части князя.
Фатих вскочил, на ходу выхватывая, из-под тонкорунного ковра на котором спал, саблю. Мгновение и он отражает атаку взбесившейся кобры, с дюжину других вьют кольца, танцуя свой охотничий танец у наших босых ног, брызжа ядом и беспрерывно шипя.
– Во что ты втянула меня, карима? – шепчет он.
– Или ты меня, наследник. – парирую я.
Со змеями точно не всё в порядке, они не нападают стаями, не бросаются на людей просто так, не капают ядом, его не так много, пустынка** вообще обычно его бережет… А значит рядом притаился змееуст, это он науськивает, стравливает потерявшего контроль хищника и сонную добычу, они – слепое орудие убийства. Теперь нужно найти главную, ту, что отдает приказы…и убить, тогда остальные станут вести себя как нормальные кобры.
Но видимо наследник не был силен в ритуальной герпетологии*** и он принялся крошить и рубить сошедших с ума змей, расправившись с ними за несколько мгновений, понять убил ли он ту, что передавала приказы мага своим пресмыкающимся сородичам было не возможно, а так как моя помощь более не требовалась, намеревалась уйти.
– Спасибо, – произнес мужчина совсем рядом от меня. Я как раз доставала второй кинжал из головы убитой мной твари.
Я выпрямилась, а нахал, воспользовавшись близостью притянул меня к себе, впечатывая в твердую грудь и поцеловал, вторгаясь и присваивая меня себе. Сминая мои губы поцелуем, сводящим с ума и рождающим самые бесстыжие фантазии в моей голове.
И на миг я стала его.
А потом, собрав всю волю в кулак, я оторвалась от горячих губ и сжимающих мою талию рук и развернувшись – ушла к себе. Защитный контур был в норме, хотя Тума почувствовав опасность переминалась с ноги на ногу, ожидая моего возвращения. Я шагнула за линию, и отодвинула её немного, подвинув одну из вешек. Замкнувшийся контур полыхнул синим, а я, облокотившись на свою жемчужинку, мгновенно заснула.
*Камис – удлиненная рубашка, иногда с капюшоном.
**Пустынная кобра, змея из семейства аспидов.
***Герпетология – наука, изучающая змей.
Глава 17. Я не люблю сражаться, я люблю побеждать
Казалось я лишь мгновение назад провалилась в беспокойный сон, а уже пора вставать. Тума разбудила меня совершенно бесцеремонным способом – просто встала. Я использовала её вместо дивана, и была крайне недовольна, когда мебель подо мной зашевелилась, а затем и вовсе отошла, намереваясь покинуть безопасный контур.
Еще вчера я набрала воды в роднике, вечером, при всех отравить источник побоялись бы, но за ночь это сделать было проще простого. Великий пробег – это нечестная игра, поимо породы, значение которой сильно переоценивали, здесь во всю процветали пороки. Зависть, ревность, подлость, алчность, самодовольство, гордыня – лишь малая часть того, что пустыня вытаскивала наружу из людей, даже если эти черты были спрятаны очень глубоко.
«Выиграть любой ценой» – вот негласный лозунг Великого пробега. Многие не чураются подтасовать карты в свою пользу, конечно, если тебя поймают за руку и твоя вина будет доказана, наказаньем будет смерть, но многие из участников слишком азартны, чтобы оставить победу в такой игре на волю случая. Вот и сейчас, хрипящий жеребец, умирающий на водопое, и горюющий хозяин, воздевающий руки к немилосердному небу, вновь доказали мне простую истину – верить можно лишь себе.
Сегодня жарить начало раньше, чем вчера. Чем ближе мы подбирались к окончанию первой трети, тем глубже проникали в пустыню, тем жарче становилось. Песок раскалился еще до полудня, Тума чеканила шаг и ступала осторожнее, чем раньше. Всадники умчались с рассветом, я тоже решила поторопиться, но сверившись с компасом и положением светила, немного скорректировала путь, сместившись с караванной тропы левее.
Куфия* надежно спасал меня от смертоносного солнца, от х'ами пришлось отказаться, ткань его слишком плотная, не подходила для пустыни. Медленно, но, верно, мы продвигались, срезав приличную петлю, я планировала оказаться впереди большинства конников, но пока пейзаж вокруг меня был безрадостным и однообразным: обжигающий песок и слепящее солнце.
В мою размеренность ворвался странный гул, пока еще тихий, но с каждым мгновением он нарастал всё сильнее. Обгоняя меня, жестко стегая уздечкой по крупу изможденное пустыней животное, мимо меня промчался всадник на соловом жеребце, такой окрас большая редкость среди алталиров, и я запомнила и лошадь, и всадника. К чему такая скорость и потуга я поняла через несколько квази.
За моей спиной, надвигалась стеной песчаная буря, заслоняя собой небо и солнце на нем. Бежать от пыльной мглы не было смысла, впереди была развалившаяся крепость, но я очень сомневалась, что мне удастся добраться до неё, а гнать Туму как давешний всадник, силясь обогнать беснующуюся стихию, не было смысла. Я подстегнула её, и к моему удивлению кобыла рванула, словно не шла шагом по зыбучей равнине растрачивая последние силы.
Я успела упасть на песок и повалить на него свою лошадь, набросила на нас огромный платок, сорванный с головы, сложенный в несколько слоев, и нас накрыло плотным слоем пыли, обжигающей легкие. У меня не было времени даже на то, чтобы разложить камни защитного круга, они могли бы немного смягчить силу ветра, но замкнуть контур с таким порывистым ветром было не реально. Несмотря на фильтр из ткани, дышать было практически невозможно, мелкие камни, высохшие растения и еще Жнец знает, что колко ударяло в круп лошади. Тума беспокойно всхрапывала, пытаясь подняться, ее корпус надежно прикрывал меня от стремительно летящей песочной крошки, но удерживать лошадь с каждым квази было всё сложнее.
Я гладила ее по мокрой шее и успокаивающе шептала всякие глупости, поймав за уздцы брыкающуюся кобылу, я притянула её поближе и практически выдыхала ласковые слова в бархатные ноздри. Спустя несколько мгновений она успокоилась, но буря лишь усиливалась, и мне оставалась лишь надежда, что она прекратится до того, как у нас закончится воздух.
Не знаю сколько прошло времени, почти теряя сознание от нехватки кислорода, я задыхалась от пыли, в ушах стоял гул, а глаза резало словно в них плеснули кислотой, казалось, что под моими веками собрался весь песок этой пустыни, а затем резко всё прекратилось. Я не верила в то, что буря закончилась и еще некоторое время лежала, прислушиваясь к окружающим звукам.
Но песчаная мгла ушла.
Я подняла Туму, закашлявшись от пыли и открыла мех с водой, в кожаном мешке плескалась жидкая грязь. Вода во фляге была чистой, но там едва ли была половина, я щедро хлебнула, а остальное отдала лошади.
Когда мы покинули развалины старой башни и немного прошли вперед, я увидела темный пригорок, запорошенный пылью. При ближайшем рассмотрении это оказалась мертвая гнедая, прикрывающая своим телом погибшего всадника, они задохнулись в эту бурю, и их не спасло даже то, что куфия мужчины была явно качественней моей, а контурные камни мерцали бледно-голубым светом, ограждая мертвеца от несуществующей угрозы. Я уже ничего не могла сделать для них, даже сорвать жетон участника, мне оставалось лишь вскочить на Туму, и с трудом разглядев тропу, отправиться в Ур Халифа.
Мне было жаль и лошадь, и всадника, но почему-то моё сердце, сжималось в тревоге, когда я думала о том, что заносчивый наглец, бесконечно соблазнительный и опасный словно дикая пума, мог так же, как и этот бедолага не пережить песчаную бурю. Я надеялась, что он выжил, а если нет, я найду его и убью сама ещё раз, за то, что не хватило сил справиться с какой-то там пылью.
Солнце практически покинуло небосвод, окрашивая последними багряными лучами густой, ночной бархат, слишком яркие звезды и красавица ЛаЛуна, выглядывающая из-за очередных барханов, освещали путь лучше, чем слепящее солнце. Так мне казалось по началу, но потом я разглядела огни приветственных чаш.
Далеко.
Но по сравнению с тем, какое расстояние мы уже прошли – это были мелочи.
Ровная, утоптанная дорога из песчаника и глины встречала уставших участников забега. Шатры раскинулись в Ур Халифа огромным лагерем. Я никогда не была в столице Расаяна, но почему-то именно так мне представлялся Танский шатер. Величественный, со множеством куполов и снующими туда-сюда слугами, громкими разговорами, лошадиным ржанием и смехом, запахом редких специй и экзотических ароматических масел.
Конечно, я знала наверняка, что дед нынешнего Тана пренебрег традициями, которые соблюдали до него сентами и возвел в центре Алэка каменное строение, в последствии названное дворцом. Внешне оно походило на то, что я видела сейчас, но было более масштабным и надежным. По окончании этой аферы нужно будет обязательно посетить столицу, хотя бы для того, чтобы собственными глазами убедится в том, что было написано в книгах по новейшей истории государств Кватры.
Тума спешно трусила к единственному входу в охраняемый лагерь, предвкушая отличный овес и поилку с водой, я же из-под платка старалась разглядеть всадников и их жеребцов, точнее одного. Но долго искать не пришлось. На входе в городок, облокотившись на ограждение и практически сливающийся с другими туарегами, стоял Фатих, демонстрируя мне белозубую улыбку.
Когда кобыла поравнялась с ним, он сделал шаг вперед и положив руку на круп лошади рядом с моей ногой, практически касаясь её, и с облегчением произнес:
– Жива…
– Жив, – выдохнула я, намерено прикоснувшись коленом к его руке. Темные глаза вспыхнули, и он уже сознательно, погладил мою ногу обжигая через ткань, горячей ладонью.
Я сжала лошадиные бока и фыркнув от нетерпения, Тума направилась вглубь лагеря…
…Тан, восседающий в главном шатре поманил меня, а когда я спешилась и подошла поближе, выдохнул ароматную струю в мою сторону и отложив мундштук кальяна обратился ко мне:
– Больше сотни миль за двое суток, пережила песчаную бурю, – начал он перечислять мои подвиги, – пока вернулось меньше полусотни, а ты здесь… Я желаю завтра сыграть с тобой партию в шах, девочка, почему-то мне кажется, что ты меня удивишь.
А затем потерял ко мне всякий интерес и затянулся вновь. Меня окутал пряный запах корицы и фруктов, а сама я уже представляла себя отмокающей в деревянной бадье, которую мне обещал слуга, если я переживу первую треть, и если она не будет горячей и исходить ароматным парком, я на правах хозяйки…ну не знаю, высеку его, что ли.
Настроение было шальное, еще леор назад я думала лишь о том, как вымоюсь до скрипа, выпью мятный отвар и усну, но лагерь жил своей самобытной, ночной жизнью и мне тоже расхотелось спать. Я действительно приняла ванну, а слуга мой так обрадовался моему возвращению, что я даже немного растерялась. Он умудрился достать посреди пустыни мой любимый сыр, коровий, что само по себе было сродни чуду, и рыбу, белую, приготовленную на огне. Я проверила как устроили кобылу, освежилась и насытилась, а затем переодевшись – вышла из шатра.
Прячась в тени, скрываясь от посторонних глаз, избегая нежелательных встреч, я добралась до нужного мне шатра и затаилась. Прохладный ветер трепал шелк моей одежды, запутывал распущенные волосы и подгонял в спину, словно требуя, чтобы я ускорилась.
Охранный контур, вокруг палатки, на мне не сработал, а звуки, долетающие до моего слуха, были самые обычные, пожалуй, услышь я хоть намек на присутствие там кого-то еще кроме сына эмира – заходить не стала бы. Но разрезав кинжалом полог у шва и проскользнув змеёй внутрь я не увидела никого, кроме Фатиха, разлегшегося на подушках и выжидательно смотрящего на меня.
– В следующий раз воспользуйся дверью, Долор, – засмеялся он.
– Следующего раза может и не быть, – парировала я. Ложная скромность сейчас была ни к чему, я хотела этого мужчину, и он знал это, поэтому расстегнув пару булавок, удерживающих легкую ткань, я подошла к нему уже полностью нагая. Острые пики грудей вызывающе торчали, выдавая моё возбуждение. Щеки раскраснелись, а пониже живота скручивалось в спираль и пульсировало возбуждение.
Его глаза поменяли цвет, мерцая темным аметистом, черты лица заострились, становясь еще более хищными и опасными, улыбка превратилась в оскал волка-людоеда, а весь он подобрался словно пантера, готовая к смертоносному прыжку. Мгновение и он рядом со мной. Томительно, медленно, словно издеваясь над моим нетерпением, Фатих притянул меня, погрузив руки в распущенные волосы, и поцеловал.
Сначала ласково, пробуя на вкус мой рот, изучая губы, лаская языком мой, а затем, со стоном, сдаваясь опутывающей его, словно щупальца кракена, страсти, сильно, настойчиво, выдавливая по капле ненужную сейчас нежность. Он подхватил меня на руки и не прекращая, а лишь углубляя поцелуй, опустил на прохладные подушки.
Я обняла его, крепко, словно боялась, что у меня могут забрать любовника, вырвать из моих объятий, лишив меня будущего блаженства. Я подставляла под поцелуи беззащитное горло и хрипела от удовольствия, когда после острых поцелуев, брюнет прикусывал мягкую кожу. Горячее дыхание обожгло ушную раковину, зубы прикусили нежную плоть мочки, вызывая табун возбужденных мурашек по всему телу, я утопила ногти, царапая спину и выгибаясь на встречу ласке, подставляя чувствительную грудь под поцелуи.
Губы его сомкнулись на бледно-розовом соске, втягивая, лаская языком, покусывая и снова…Моя руки бессовестно шарили по всему его телу трогая, щупая, сминая, я кусалась и целовала всё, что попадалось под мой алчущий рот. Второй рукой он теребил сосок второй груди, то сильнее, то слабее, а я терялась в ярких всполохах страсти мечтая побыстрее закончить эту муку и продлить её как можно дольше. Его возбуждение упиралось мне между ног, тревожа размерами и заставляя предвкушать удовольствие, которое он обязан доставить мне.
Не собираясь довольствоваться пассивной ролью, я просунула шаловливые руки под тонкие шаровары. Твердая, горячая плоть уперлась мне в ладонь, и я с радостью обхватила мощный ствол, вырывая хриплый стон мужчины. Вверх-вниз, туда-сюда, сдавливая и ослабляя схватку, мужчина толкается мне в кулак, получая лишь малую долю того блаженства, что он может получить, находясь во мне.
