Текст книги "Раскаянье дьявола"

Автор книги: Фруде Гранхус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

Рино ехал вдоль поросших зеленью горных отвесов, совсем голых там, где гора становилась круче. По другую сторону фьорда горная гряда была длиннее и более округлой и напоминала окаменевшие морские волны. Он подъезжал к Рогнану – местечку, покинутому богом еще в восьмидесятые. Никакого обновления, никакого оптимизма – только упадок и запустение. И именно на упадок первым делом обратил внимание Рино, остановившись возле дома, где вырос человек, упомянутый в полицейской базе данных как «пропавший без вести».

Женщина, которая помогла ему найти этот дом, сказала, что там до сих пор живет мать мужчины, но она не выходила из дома уже несколько лет. И таким образом уберегла себя от всяческого зла.

Не успел Рино подняться по ступенькам крыльца, как весь покрылся липким потом. Знаменитому теплому климату Салтдала сопутствовала невыносимая засуха, установившаяся в регионе.

Вывески с именем хозяина не было. Звонка у двери тоже. Рино взялся за ручку двери, но остановился. Ярле Утне – догадка его интуиции, сохранявшейся несмотря на скепсис Гюру. Утне посадили в тюрьму, когда ему было двадцать три, а в розыск его объявили в возрасте двадцати пяти лет. У него никогда не было никакого другого адреса, кроме этого. Это свидетельствовало о прочной связи с матерью.

Рино открыл дверь, и в нос ему ударил затхлый запах пыли. Давно требующий ремонта коридор, обшитый светлой вагонкой, криво висящая на стене одинокая вышивка с изображением танцовщицы из южных стран. Приглушенные голоса, раздававшиеся из комнаты, свидетельствовали о том, что женщина была не одна. Рино снял обувь, поставил ее возле обшитых мехом тапочек и постучал в кухонную дверь. Голос, пригласивший его войти, никак не мог принадлежать пожилой женщине. Открыв дверь, Рино увидел, что у матери Ярле Утне в гостях была женщина примерно лет сорока.

– Гюнлауг Утне? – спросил он, не отводя взгляда от сидевшей за столом женщины. На ней был халат, словно предназначенный для полярных экспедиций. Если бы Рино не знал, что матери Ярле Утне слегка за семьдесят, он мог бы предположить, что она, по меньшей мере, в два раза старше.

Женщина перестала жевать и принялась внимательно разглядывать Рино.

– Меня зовут Рино Карлсен…

– Полиция? – Голос был грубым и хриплым.

Рино кивнул.

– Можно задать вам несколько вопросов?

– О чем? – ответила женщина, явно не испытывая желания общаться.

Рино взглянул на вторую женщину, которой, похоже, было неловко от поведения старухи.

– О вашем сыне… пропавшем много лет назад.

– Пошел вон, гаденыш! – Старуха ударила рукой по столу. Чайная ложка, лежавшая в яичной скорлупке, подпрыгнула.

– Гюнлауг… – Мягкое вмешательство второй женщины не помогло, и мать Утне выдала следующую порцию ругательств. Переведя дыхание, она добавила, поясняя:

– Вы все гаденыши. И ты тоже.

– Мне просто нужно задать вам пару вопросов.

Гюнлауг Утне сидела с отсутствующим выражением лица, а голова и верхняя часть туловища медленно покачивались.

– Нужно поговорить с полицейским, понимаешь? —

Вторая женщина постаралась вразумить старуху.

– Это они лишили жизни моего Ярле, эти свиньи… Пошел вон! Слышишь ты? – Она раскрошила пальцами яичную скорлупу. – Заточить в тюрьму невинного мальчика, это вы можете… Ярле заботился о своей матери так, как это должен делать сын. А вы копались в его вещах и выдвинули свои извращенные обвинения… А яйцо, кстати, сухое и переваренное! – Она бросила скорлупу на стол и добавила голосом, в котором слышались подавленные рыдания: – Я постоянно твержу об этом. Семь минут. И что, ты думаешь, у них получается? Если яйцо варят до захода солнца, прежде чем подать к столу, вот так вот и будет. На вкус полное дерьмо, дерьмо, дерьмо!

– Я просто хотел узнать, когда вы его видели в последний раз. – Рино понимал, что поведение старухи вряд ли объяснялось только тоской по сыну и скверным характером. Очевидно, реальность и иллюзии в ее голове сплетались в причудливый клубок.

Какое-то время она сидела, наклонив голову, а потом медленно повернулась к Рино:

– Думаешь, ты очень важный человек? Но знаешь, кто ты на самом деле? – Старуха предостерегающе подняла палец вверх. – Гаденыш!

– Гюнлауг! – Вторая женщина, как бы извиняясь, посмотрела на Рино.

– Я понимаю, что вы не любите полицию, но мне нужна ваша помощь.

Гюнлауг продолжала перебирать яичную скорлупу, бормоча себе под нос все, что она думает о блюстителях закона.

– Можно вас на пару слов? – вторая женщина кивком указала Рино на дверь. – Я ее помощница, – пояснила она, выходя в коридор. – Простите за такое поведение. Она уже довольно давно не в себе.

– Я думал, она понемногу успокоится.

– После того, как выпустит из себя весь яд и желчь, боюсь, она ускользнет в свой мир.

– Я постараюсь быть максимально деликатным, но похищена девочка, и у нас мало времени.

Женщина зажала ладонью рот.

– О господи, так речь о той бедной девочке. Но Ярле… Ярле ведь умер.

– Вы его знали?

Женщина покачала головой.

– Гюнлауг постоянно о нем говорит – что его посадили в тюрьму за то, чего он не совершал, и что вы… ну, полиция… лишили его жизни.

– Она думает, ее сын умер?

– А разве нет?

Рино глубоко вздохнул.

– Скорее всего.

Женщина снова покачала головой.

– Гюнлауг будет настаивать на своем. Что Ярле умер и что в этом виновата полиция.

Это изначально был выстрел вслепую. А теперь даже и не выстрел. Единственное, чем в состоянии поделиться мать Утне, – это многолетняя ненависть к людям в полицейской форме.

– Она жила надеждой на его возвращение.

– Как это?

– Его комната. Это святыня. Она никого туда не пускает. Конечно, я заходила, чтобы вытереть пыль, но она об этом не знает.

– Покажете мне комнату?

Женщина бросила взгляд на кухонную дверь.

– Только тихо.

Она сняла сандалии и на цыпочках поднялась по лестнице на второй этаж. Она явно побаивалась старуху. Рино последовал за ней в темный коридор и остановился возле одной из дверей, женщина беззвучно открыла ее.

– Я скажу, что вы уехали, – прошептала она и добавила: – Но поторопитесь.

– Пять минут.

– Не больше.

Она включила свет в комнате и поспешила вниз.

Комната напомнила ему студенческое общежитие. Кровать, письменный стол и пара книжных полок. Никаких картинок на стенах, но более яркие в некоторых местах обои намекали на то, что раньше там висели плакаты. Рино знал о Ярле Утне только то, что прочитал в документах по делу, но тот, кто живет с матерью до двадцати пяти лет и удовлетворяет страсть, насилуя маленьких девочек, – определенно ущербный безумец.

Какие у них были отношения? У матери с сыном. Как она отреагировала на приговор? Ярле Утне отрицал свою причастность как к похищениям, так и к нападению, за которое был осужден. Как это переживает мать? Чувствует ли она свою вину, пытаясь понять, что именно упустила в воспитании ребенка? Что-то говорило ему о том, что мать поступает так же, как сын, – все отрицает, сохраняя в своих глазах образ невинной жертвы системы.

Рино посмотрел на названия на корешках книг. Явный перекос в сторону ковбойской литературы в мягких обложках. Он присел за письменный стол и выдвинул один из ящиков. Копии старых налоговых деклараций, стопка газетных вырезок, свидетельствующих об интересе к машинам и двигателям, а также несколько сложенных плакатов. В глубине ящика лежала коробка, доверху набитая карточками размером с лотерейный билет. Некоторые были пустыми, некоторые изрисованы каракулями, на некоторых были написаны имена и номера телефонов. Видимо, в этой коробке Ярле Утне хранил свой каталог клиентов. О ней ничего не было в протоколе, вероятно, следователям эти бумаги не показались важными. Рино еще раз взглянул на книжную полку и достал случайную книгу. Пара закладок, и ничего больше. Он оглянулся, потом забрал с собой коробку и открыл дверь.

В этот момент его пронзила мысль. Рино присел на край кровати и отодвинул покрывало. Простыня была аккуратно заправлена, белье ничем не пахло. Крадясь на цыпочках мимо кухни, Рино заметил, что настроение старухи ничуть не улучшилось. На крыльце его обдало душным жаром, Рино подумал о том, как же ему хочется вернуться в привычное лето Северной Норвегии с его прохладой и ветрами.

Примерно в половине одиннадцатого Гюру остановила машину возле дома семьи Халворсен. И в этот раз входная дверь была распахнута настежь. Видимо, Ребекка Халворсен оставила ее открытой на всю ночь, опасаясь, что запертая дверь не позволит ее дочери вернуться.

Как только Гюру поднялась на крыльцо, у двери появился он – мужчина, при мысли о котором она уже сутки ощущала приступы тревоги. Она даже не пыталась его себе представить, но сейчас приходилось признать, что любые ее ожидания были бы обмануты. Эйнар Халворсен ростом был не выше ее самой, другими словами, не выше среднестатистической норвежки. Лицо осунувшееся, худое. Он начал лысеть, отчего впалые глаза стали еще более выразительными. Голову он держал чуть наклоненной, словно ему продуло шею. Протянутая для рукопожатия рука оказалась меньше руки Гюру.

– Гюру Хаммер, – констатировал он еще до того, как она представилась. Его рука была потной и расслабленной. – Я Эйнар Халворсен, отец Иды.

Голос был слабым и тихим, говорил он медленно. Ничто в движениях его тела не выдавало той паники, в которой она сама была бы в подобной ситуации. Он пропустил ее в дом перед собой, и от этого Гюру почему-то почувствовала себя уязвленной. Она остановилась у двери, ведущей на кухню, и выжидательно посмотрела на Эйнара.

– Давайте сядем в гостиной, – сказал он. Голову он держал все так же, чуть наклонив набок. Ребекка Халворсен сидела на диване, на самом краешке на подушке. Она поприветствовала Гюру осторожной улыбкой и приподняла чайник, предлагая угоститься. Гюру согласилась исключительно из вежливости и села рядом с женщиной.

Они не задавали вопросов ни о следах, ни о находках, вели себя абсолютно спокойно. Гюру это показалось немного странным.

– Боюсь, мы ищем вслепую.

Эйнар Халворсен с тревогой посмотрел на нее, садясь в кресло.

– Мы связались со всеми аэропортами, вокзалами и паромами. Но, скорее всего, прошло около двух часов с момента исчезновения Иды до того, как мы взяли под контроль все транспортные пути. Мы опасаемся, что похититель уехал на автомобиле. Отсюда можно добраться довольно далеко, прежде чем возникнет необходимость воспользоваться паромом.

Зазвенели чашки и поднос. У Ребекки Халворсен задрожали руки.

– На данный момент мы не располагаем никакими существенными зацепками. – Гюру отпила чай. Он и в этот раз был абсолютно безвкусным. – Но мы исходим из того, что Ида не была случайной жертвой.

Раздалось приглушенное всхлипывание с другого конца дивана.

– Как нам рассказали, Ида обычно играла… играет недалеко от дома. – Гюру мысленно отругала себя за оговорку. Меньше всего родителям нужно, чтобы полиция говорила об их дочери как о погибшей.

– Да, это так, – судорожно подтвердила Ребекка Халворсен.

– То есть маловероятно, что она поднялась к шоссе?

– Она бы никогда этого не сделала. Она всегда играет здесь, так, чтобы я видела ее из окна. – Ребекка Халворсен взглянула на супруга. Она на мгновение выпустила дочь из-под надзора, и ее мучили угрызения совести.

– Это означает, что тот, кто ее забрал, подвергал себя опасности быть замеченным. Тот, кто выбрал случайную жертву, действовал бы иначе. Так мы считаем.

Эйнар Халворсен наклонился вперед, оставаясь в кресле, из-за чего его узкие плечи стали казаться еще уже, а рубашка повисла, словно на вешалке.

– Не хочу мешать вам работать. Но я думаю, вы ошибаетесь.

Он говорил все с той же нейтральной интонацией.

– Мы прожили здесь не больше полугода и ни с кем особо не подружились. Мы не знаем никого, кто желал бы Иде зла.

Гюру рассматривала сидящего перед ней человека. Физически не представляя собой ничего особенного, он заполнял собой всю комнату.

– По телефону вы сказали мне, что верите, что Ида вернется…

Эйнар Халворсен широко улыбнулся. В его улыбке не было ни триумфа, ни злобы, лишь признание того, что он уверен в своем предсказании.

– …через три дня…

Сидящий перед Гюру мужчина вздохнул, но не разочарованно и не надменно.

– Я наделен даром! – сказал он.

Гюру снова удивилась тому, что у родителей впереди была будто бы целая вечность. Они словно жили в замедленной видеосъемке, даже говорили так. Ей же казалось, что с каждой уходящей минутой все они приближаются к смертельному исходу.

– Я вижу, – продолжил Эйнар Халворсен. – И я читаю людей. Ида вернется домой, теперь уже через два дня.

– Почему вы так уверены? – Гюру услышала в своем голосе нотки зарождающегося раздражения.

– Гюру Хаммер, – сказал Эйнар, складывая руки на груди, – просто примите, что это так, чтобы мне не пришлось объяснять вам, почему и как это произойдет.

– Боюсь, с точки зрения профессионального расследования мы должны изучить все доступные нам сведения.

– Понимаю. И я хотел бы, чтобы вы знали, что мы высоко ценим те усилия, которые вы тратите, чтобы приблизить день возвращения Иды. Поймите меня правильно, я не хочу, чтобы вы останавливались.

– Не понимаю, о чем вы.

– Я вижу только то, что Ида вернется к нам через три дня отсутствия. Я не знаю ни где ее найдут, ни кто это сделает. Вполне возможно, это будете вы.

Если бы сидящий перед ней человек не излучал уверенность и спокойствие, Гюру решила бы, что он безумен.

– И вы объясняете это тем, что вы… видите?

Отец Иды снова расплылся в улыбке:

– Я не знаю, как лучше объяснить то, что является реальностью… Я вижу.

– А что именно вы видите?

Эйнар Халворсен выпрямился в кресле, его движения были плавными и спокойными.

– Прямо сейчас я вижу женщину, – сказал он, кладя ногу на ногу, – у которой есть большая темная тайна. Большая, потому что она не захотела ни с кем ее разделить, темная, потому что она сама ее такой сделала.

Гюру поспешила достать блокнот.

– Как давно у вас эти способности?

– Видимо, с рождения. Но мне было около двадцати, когда я осознал, что обладаю ими. Большинство из нас переживают моменты так называемого дежавю – когда мы испытываем стойкое ощущение, что происходящее уже случалось раньше. У меня оно бывало чаще обычного, затем я смог кое-что предвидеть, потому что видел все очень четко. В возрасте двадцати двух лет я впервые воспользовался своим даром. Это было за год до знакомства с Ребеккой.

Эйнар Халворсен налил себе чай, по-прежнему действуя очень медленно. Казалось, мысль о том, что его дочь может быть мертва, даже не приходила ему в голову.

– У моего коллеги были ужасные угрызения совести. Несколькими годами ранее он развелся с женой. Та сильно изменилась, потеряв нерожденного ребенка, – девочку, которую очень ждала. – Эйнар опустил в чашку три кусочка сахара, один за другим. – Коллега переживал за нее и попросил меня к ней наведаться.

– Чтобы увидеть?

Эйнар с интересом взглянул на Гюру, а затем продолжил.

– Скорбь и тоска изменили ее, а увлечение популярной психологией и книгами по саморазвитию делу не помогало. Одним теплым весенним днем я к ней зашел. – Он сделал глоток безвкусного чая. – Я и сам точно не знал, как именно буду действовать. Я был молод и, как я уже говорил, только что осознал, что обладаю даром.

Гюру приехала сюда, чтобы получить зацепку. Вместо этого она наблюдала за тем, как лелеет собственное эго сидящий перед ней мужчина, словно она была здесь ради него, а не ради его дочери. Тем не менее она не решилась его прервать. Пусть история, которую он рассказывал, началась задолго до рождения девочки, Гюру чувствовала, как она ее затягивает.

– Я приехал туда во второй половине дня и обнаружил их с сыном, забившихся в угол. Мой коллега, тот самый, у которого под опекой оставался мальчик, не преувеличивал… Мальчик… был жертвой. Я увидел его и сразу же это понял. К сожалению, я выбрал самое простое решение, закрыв глаза на очевидное. Мать посмотрела на меня, и я осознал, что передо мной женщина, которую гложет тоска.

Он бросил взгляд на супругу, которая так отчаянно хотела ребенка. Может быть, он чувствовал что-то подобное и в ней, до того как сдался?

– Тоска в ее душе была похожа на большой черный нарыв, постоянно растущий и зреющий. Я увидел, что того, чего она так страстно желает, ей никогда не получить. Но вместо того, чтобы честно сказать ей об этом, я просто утешил ее словами, что все образуется.

Эйнар Халворсен сжал тонкими пальцами виски.

– Я был молод и не обладал достаточным жизненным опытом. Я не соврал ей, но все же не сказал полной и истинной правды. Не сказал, что она получит желаемое, но лишь ненадолго. И скрыл от нее, что все закончится страшно.

– Она умерла? – Голос Гюру дрожал.

– Насколько мне известно, нет.

По спине Гюру пробежал холодок.

– Вернемся к Иде, – промямлила она и мысленно отругала себя за то, что не может с собой совладать. – Могло ли случиться такое, что из-за ваших способностей вы нажили себе врагов?

Эйнар Халворсен не дрогнул.

– Если бы я встретил эту женщину сегодня, то все равно не рассказал бы ей об утрате. Я не пугаю людей. Я дарю надежду там, где вижу, что она существует. И всегда тщательно обдумываю свои слова.

– И все-таки, если я попрошу вас подумать…

– Дорогая Гюру! Среди моих последователей нет несогласных, и я не сделал ничего, что могло бы побудить кого-то похитить мою дочь.

Эйнар Халворсен казался милым человеком – понимающим, эмпатичным. И тем не менее Гюру чувствовала к нему все возрастающее отторжение.

– Нам нужна хотя бы ниточка, – сказала она.

– Если я ее обнаружу, вы будете первой, кто об этом узнает.

Гюру встала, но почему-то не спешила уйти.

– Да будет так, – вдруг выпалила Ребекка.

Гюру вопросительно взглянула на нее.

– Ида вернется домой в четверг.

Гюру повернулась к улыбающемуся Эйнару Халворсену:

– А вы видите, какая жизнь ждет Иду?

– К счастью, нет. Поймите, я не очень рад тому, что у меня есть дар. Видения приходят ко мне сами, я не пытаюсь их вызвать. – Эйнар Халворсен встал прямо перед Гюру, очень близко, даже, пожалуй, слишком. – Я и в вашу жизнь заглядывать не пытаюсь.

Слова прозвучали медленно и тягуче.

– Но я вижу вашу тревогу. И вижу, что однажды вы обретете покой.

Слова стихли, у Гюру потемнело в глазах.

Эйнар Халворсен положил руку ей на плечо в знак утешения:

– Да будет так!

Глава 20

– Ее муж безумен. – Гюру одним глотком осушила половину бутылки минералки. – Я сказала ему, что расследование зашло в тупик, но им как будто все равно. Они оба абсолютно убеждены в том, что Ида вернется во вторник. По крайней мере, в этом уверен он, и подозреваю, что Ребекка Халворсен не решается усомниться.

– Тебе не показалось, что он ее как-то подавляет? – спросил Рино.

– Она слепо ему верит. Но заставляет ли он ее это делать? Не знаю.

– Этот мужчина с рюкзаком. – Рино приподнял брючину, прилипшую к вспотевшей коже. – Очень многое свидетельствует о том, что внутри рюкзака была Ида. Если похищение было спланировано, то рюкзак – довольно неординарный выбор.

– Что-то не так с этим Эйнаром Халворсеном. Ни один нормальный родитель так себя не ведет. Если судить по языку его тела, может показаться, что он достиг нирваны. – Гюру достала документы. – Вот выписка из трудовой книжки. Последние два-три года он не получает зарплату. Живет исключительно на пожертвования.

Рино пробежал глазами список, состоявший из десяти или двадцати мест работы, в большинстве из них он трудился совсем недолго. Правильно – Эйнар Халворсен уволился с последнего места два года назад.

Гюру стукнула бутылкой воды «Имсдал» по столу. Возможно, ее разочарование объяснялось тем, что поведение Эйнара Халворсена абсолютно не соответствовало хоть каким-то ее представлениям.

– Я чувствую, что уловила в нем какую-то зацепку. Какое-то противоречие, которое очень скоро вскроется.

– У нас есть Ярле Утне, – сказал Рино и достал коробочку, которую нашел в комнате педофила.

– Дорогой Рино. – Она перегнулась через стол и снисходительно посмотрела на напарника. Видимо, Гюру почувствовала, что ее голос прозвучал уничижительно, поэтому лишь вздохнула и покачала головой, а затем заговорила гораздо мягче: – Прошло несколько десятилетий. Один этот факт сокращает вероятность того, что он здесь замешан, буквально до долей промилле. К тому же все эти годы его никто не видел.

– Совпадает схема поведения: цвет волос жертвы, способ ее исчезновения. – Рино достал одну из карточек. – Это его список заказов. Думаю, он ездил по округе, выполняя самые разные поручения. Вот здесь он записывал, что нужно починить или отремонтировать, – все, начиная от починки крыши до столярных работ.

– Ностальгически настроенная мать?

– Хуже. Она ничего не трогала в его комнате. Либо она все еще надеется увидеть его живым, либо таким образом выражает свой протест.

Гюру вопросительно посмотрела на Рино.

– Она не верит в его виновность.

– Ты высказал идею, что он жив?

– Она в деменции. Или очень к этому близка.

– Но?

– Что «но»?

– Я же вижу, у тебя есть какая-то идея.

– Конечно, меня посетила мысль, что он…

– Иногда бывает дома? И именно поэтому она оставила в комнате все как было?

Рино кивнул.

Гюру встала и подошла к окну.

– Прошли почти сутки с момента исчезновения Иды. А все, за что мы можем ухватиться, – интуиция и ощущения.

– Эйнар Халворсен и Ярле Утне – все, что у нас есть.

Она все так же смотрела на пыльную улицу.

– Я жду зацепку, которая все перевернет. Она должна скоро появиться, просто обязана.

– Есть хочешь? – выпалил он.

– Что? – Гюру обернулась, судя по выражению лица, он только что смертельно ее обидел.

– Ну можно же есть и думать одновременно. – Рино почувствовал себя неловким парнишкой, только что признавшимся в любви главной красавице класса. Он уже пожалел, что задал такой вопрос.

– Ладно.

Выражение лица сменилось на раздражающе нейтральное. Рино так и не удавалось понять, как она к нему относится.

– Почему ты решила специализироваться именно на насилии над детьми? – Рино надкусил второй кусок пиццы. Разговор лился свободно до тех пор, пока речь касалась Иды Халворсен, но стоило ему попытаться приблизиться к самой Гюру, слова терялись.

– Почему ты стал полицейским? – парировала она.

– Форма клевая.

Выражение ее лица совершенно не изменилось. Она даже не удосужилась показать, что шутка ей понравилась, и это в очередной раз подчеркнуло ее высокомерие.

– Приходится делать выбор. И не всегда обдуманный. – Гюру провела рукой по волосам. – Ты в разводе?

– Люди не всегда делают обдуманный выбор.

В этот раз ему удалось добиться ее улыбки.

– А ты? – спросил он.

Она ответила ему взглядом, в котором невозможно было прочитать ответ.

– А как твой сын переживает то, что мама и папа больше не живут вместе?

– Все в порядке, – сказал Рино, хотя не то чтобы был в этом так уж уверен. Иоаким особо не разговаривал на эту тему, а его вызывающее поведение автоматически приписывалось диагнозу СДВГ. Вполне возможно, какие-то из его протестов были вызваны разводом родителей.

– У него есть братья или сестры?

Рино помотал головой.

– А у тебя? – Он тут же пожалел о своем вопросе. Вопрос прозвучал так, словно между ними пролегло несколько поколений.

– К моему большому удивлению, да. Буквально несколько недель назад я узнала, что у меня есть сводный брат.

– Семейные тайны…

– Типа того.

Подростки за соседним столом начали пихаться под воздействием бушевавших в них гормонов. Один из мальчиков подвинулся и задел стул, на котором сидела Гюру. Она обернулась и довольно резко его осадила.

– Пусть научится себя вести, – пробормотала она, приходя в себя.

– Просто возраст такой, – сказал Рино, пытаясь улыбнуться.

Она мотнула головой и посмотрела наверх. А она довольно высокого мнения о себе, не так ли? В глубине души он понимал, что она не героиня его романа, и все-таки знал, что продолжит за ней увиваться. Что-то в ней пробуждало его инстинкт охотника.

– В какой-то момент все мы становимся дурачками, – прошептал он.

Гюру ответила улыбкой, по которой было ясно, что она еще не до конца перестала злиться.

Из-за соседнего столика снова раздался шум, и Рино вспомнил, что Иоаким сказал за завтраком.

– То дело, о котором я тебе говорил…

– Про парня с сожженными волосами?

– Скорее, без волос.

– И что?

– Ты думаешь, это все-таки не отчим, да?

– Я слышала только десятисекундное резюме от тебя и сказала лишь то, что на твоем месте не была бы так уверена.

– В моем мире мальчишки реагируют спонтанно. Стычки между ними периодически случаются. Но чистый садизм…

– Тебе лучше знать. – Она приподняла ладони, прекращая разговор. – У тебя же есть сын такого возраста.

Он понимал, что она не хотела его задеть. Однако слова прозвучали как дурное пророчество.

Рино сидел в кабинете за закрытой дверью. Обеденный перерыв превратился в довольно напряженное мероприятие, и когда Томас исподтишка показал ему большой палец, увидев их возвращающимися вместе, до триумфальной улыбки ему было очень далеко. Гюру не подавала никаких признаков того, что она им очарована, а он сам все сильнее ощущал, что она не настолько ему нравится, чтобы влюбиться. Однако вместо того, чтобы успокоиться, Рино только еще тщательнее отыскивал трещинку в фасаде. Ту самую, которая позволит увидеть за маской равнодушия зарождающиеся чувства.

У них все еще не было никаких серьезных зацепок, и Рино занялся перелистыванием каталога заказчиков Ярле Утне. Он удивился тому, что в основном это были люди не из ближайшей местности, – напротив, основная масса заказов приходилась на Северную Норвегию. Это могло говорить о двух вещах: во-первых, те, кто был знаком с Ярле Утне, не желали, чтобы он выполнял для них какую-либо работу, а во-вторых, он часто ездил на большие расстояния.

Рино перебрал уже почти половину коробки, как вдруг его догнало запоздалое узнавание. Он быстро вернулся к просмотренным карточкам и достал одну из них. Сердце забилось чаще. Не отрывая взгляда от карточки, Рино поднялся в кабинет Гюру и, на мгновение забыв, что она не Томас, ворвался внутрь без стука.

– Есть! – сказал он, размахивая карточкой.

Гюру казалась скорее удивленной, чем заинтересованной.

– Заказ от 12 апреля 1986 года. Протечка крыши. Ремонт запланирован на конец мая – начало июня. Заказчик: Эмилия Санде.

– Санде…

– В Свольвере. Похищенную осенью 1986 года девочку звали Сара Санде. Ставлю машину и жену на то, что это она.

Гюру забрала из рук Рино карточку и прочитала кривые буквы, складывавшиеся в написанные с орфографическими ошибками слова.

– Сара Санде, – прошептала она.

– Он пришел к ним, увидел, что девочка живет только с матерью, и похитил ее.

– Но почему, черт подери, эти карточки не нашли в тот раз?

– Мать. По всей видимости, она обожала его настолько сильно, что спрятала его картотеку, когда случилась беда.

– Черт!

– Что «черт»?

– Картинка-то складывается.

– И почему же «черт»?

– Я так надеялась, что мы можем о нем забыть. Прошло двадцать семь лет…

– Неважно, мать ли Эмилия Санде этой девочки или нет – он там был. Через час я вылетаю в Свольвер.

– Да, насчет твоей ставки… – Гюру обернулась к компьютеру, и Рино впервые заметил на ее лице улыбку, которую так ждал. – Жены-то у тебя нет, а «Вольво» вряд ли сойдет за машину.