Текст книги "Раскаянье дьявола"

Автор книги: Фруде Гранхус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– А мальчик что говорит? – Гюру наклонила голову, из-за чего стала похожа на маленькую девочку, лишенную ореола всезнайства. Он ждал какого-то знака, намека на то, что под маской равнодушия она скрывает заинтересованность, но пока ничего такого не наблюдалось.

– Он помнит только, как бродил в одиночестве вокруг палатки.

– А остальные?

– Похмелье. Едва могут вспомнить, как забрались в спальники.

– Хм… и что ты думаешь?

– У отчима на лбу написано, что он виноват.

– И зачем ты тогда со мной советуешься?

Рино не мог уловить, что именно было в ее взгляде – высокомерие или ирония.

– Жестокое обращение с ребенком, – сказал он, пожимая плечами.

– Если бы у меня были какие-то подозрения, я попыталась бы с ними поговорить.

«То есть все-таки высокомерие, не так ли?»

– У меня просто предчувствие, – сказал он, хлопнув в ладоши.

– Понимаю. Но на твоем месте я бы не была так уж уверена.

– Почему?

– Его судимости… Кого он избивал?

– Бывших жен. Обе они сказали, что отчим он просто отвратительный.

– Он знал, что в палатке спят два мальчика.

– И что?

– Мужчины, избивающие своих жен, трусы. Если бы пьянка пасынка так его взбесила, он бы дождался, пока тот вернется домой. Я так думаю.

Рино задал этот вопрос только для того, чтобы попытаться сблизиться с напарницей. Он был абсолютно уверен в своем мнении.

– Я подумаю об этом, – сказал он и махнул рукой, через секунду осознав, что заимствовал этот жест у Иоакима. Рино подумал, что взрослому полицейскому он совсем не к лицу.

В это мгновение в дверь постучали. Хенри Леннинг, один из старейших сотрудников в участке, отдавший службе более тридцати пяти лет жизни, показался в дверях. По покрасневшему лицу коллеги Рино сразу же понял: что-то произошло.

– Я вот о чем подумал, – сказал Хенри, переводя дух. Он страдал от гипертонии и плохо переносил стресс, так что в оперативной работе больше не участвовал. За глаза коллеги называли его Сельма II. – Ты, наверное, тогда еще не служил в участке, Рино, но однажды у нас уже случалось что-то подобное. – Хенри вытер пот со лба. – Одного мы тогда поймали.

– Одного?

– А второго – нет.

Глава 11

На этот раз ее несли в большом чемодане. Его стенки были твердыми, и ей пришлось съежиться еще сильнее, чем в рюкзаке. И запах был другим – неприятный, неопределенный. Казалось, воздух вокруг такой же тошнотворный, как дым от костра. Чемодан постоянно трясло, и она представила себе, что ее тащат по узким коридорам. Повсюду звучали голоса, но она не могла уловить, что именно говорили люди. Может быть, кто-то искал маленькую девочку? Она попыталась выдавить из себя крик, но от этого ей стало еще труднее дышать. В этот момент мужчина что-то сказал, но в кромешной мгле чемодана его слова прозвучали нечетко и неясно, словно он говорил на иностранном языке. Она непроизвольно застонала, когда чемодан подпрыгнул на кочке. Голосов стало больше, послышался звук автомобильного двигателя, она поняла, что сейчас ее вывезут на берег.

Если он заберет ее с корабля, мамочка никогда не сможет ее найти. И она принялась кричать изо всех оставшихся сил. Несмотря на кляп во рту, она все-таки выдавила из себя душераздирающий вопль. Невозможно было представить, что находящиеся вокруг люди этого не услышали. От ее крика чемодан задрожал, да, он действительно затрясся. И она все поняла. Он вывез ее на причал. Тряска прекратилась, снова послышались голоса. Сейчас или никогда. И она снова закричала, ворочаясь и пинаясь изо всех сил. Она надеялась, что сейчас кто-то попросит мужчину открыть чемодан, но вместо этого голоса затихли. Она попыталась закричать в последний раз, но едва смогла вдохнуть. Нос заложило, ей показалось, что кто-то встал ей на грудь. Чемодан подняли, она немного покачалась в разные стороны, а потом ее опустили на землю. Хлынул поток света и, наконец, воздух – много воздуха. Мужчина вытащил кляп из ее рта, и она судорожно задышала, всхлипывая, а потом снова погрузилась во тьму.

Девочка поняла, что лежит в машине, сзади – там, куда папа обычно клал свои чемоданы. Однажды она попросилась поиграть в этой маленькой комнатке, но папа твердо ей отказал. Она даже представить себе не могла, где находится. Единственное, что она твердо понимала, – ее увозили все дальше и дальше от матери. Сама того не желая, она представила себе, как корабль постепенно удаляется, становясь лишь маленькой точкой на горизонте. Девочка зарыдала молча, без слез. Она плакала так очень редко, хотя иногда такое случалось. Она называла это «внутренним рыданием». Она плакала от тоски по матери, но при этом думала об отце. Может быть, именно из-за этих бесслезных рыданий.

Ей показалось, что она пролежала в этом замкнутом пространстве целую вечность, но вот мотор наконец затих.

Он взял ее на руки так, как обычно носила мама, если девочка спала или слишком устала, чтобы идти своими ногами. Она зажмурилась, но не удержалась и приоткрыла один глаз. Деревья. Поросшие травой скалы. И старый дом.

Первым, что она всегда замечала, попадая в незнакомое помещение, был запах. Дома его не было, но в остальных местах всегда чем-то пахло. Вот и здесь она почувствовала какой-то незнакомый ей ранее запах.

Он посадил ее на скамью в коридоре, а потом ослабил ремни у нее на ногах. На одной из стен висело изображение Спасителя на кресте.

– Теперь можешь двигаться.

Она попыталась сделать, как он сказал, но, казалось, невидимая веревка все еще связывала ей ноги.

– Теперь руки.

В этот раз он помассировал кисти, на которых держались ремни. У него были огромные ладони, почти в два раза больше отцовских.

– Хочешь пить?

Она кивнула. В горле у нее пересохло. Прежде чем пройти в соседнюю комнату, он закрыл дверь. Она услышала звук льющейся воды, и ей захотелось почувствовать влагу во рту как можно быстрее. Воду ей можно. На несколько секунд она забылась, перестала тосковать и бояться – она с жадностью выпила полный стакан.

– Еще?

Она залпом выпила второй стакан.

– Бедняжка, тебя замучила жажда.

Он улыбнулся, но из-за плохих зубов улыбка вышла устрашающей.

– Помнишь, что я тебе обещал?

Она опустила глаза и подумала о маме, о грусти, которая постоянно мелькала на ее лице, даже сквозь улыбку.

– Сказочную страну, – зашептал он, наклонившись поближе.

У него изо рта плохо пахло.

– Хочешь посмотреть?

Нет, она не хотела, а этот пугающий шепот отбивал малейшее желание.

– Пойдем, я тебе покажу.

Он открыл другую дверь, и она почувствовала запах влажной земли. Обычно она видела цвет запаха. Например, пицца, которую пекла мама, пахла оранжевым. А этот запах был черным, угольно-черным. Он потащил ее вниз по лестнице, запах превратился во вкус – неприятный вкус. Воздух был сырым и густым, на стенах висела паутина размером с крышку от кастрюли. Она насчитала четыре двери, все они были такими же грязно-серыми, как и стены. В это мгновение ей показалось, что откуда-то слышны сдавленные крики, она представила себе царапающие дверь пальцы. Она принялась звать маму – молча, внутри себя – и этот крик заполнил ей голову.

Он открыл дверь в одну из комнат, и запах стал знакомым. Этим летом мама красила кладовку. Пахло тогда точно так же.

– Я постарался навести для тебя красоту.

Диван и маленький стульчик в чехле из искусственного меха. Телевизор, дома у нее такого не было. Она никогда не интересовалась почему. Он отпустил ее руку, и она почувствовала, что хочет в туалет. Она едва успела подумать об этом, а по ногам уже потекло. Она стояла и смотрела на растекающуюся под ногами лужицу, не до конца понимая, что наделала.

– Просто постучи, когда захочешь в туалет.

Он принес из коридора тряпку.

Просто постучи. Ее здесь закроют. В полном одиночестве. Он поднял одну ее ногу, потом вторую. Она не могла двигаться. Запах мочи заполнил нос, но стыдно, как тогда, на корабле, не было. Держаться оказалось уже просто невозможно. Она вздрогнула, когда он встал перед ней на колени. У него изо рта по-прежнему плохо пахло.

– Не надо бояться. Я буду добр с тобой.

Замри! Они с мамой играли в такую игру в родительской постели, когда папы не было дома. Она складывала оба одеяла в большую кучу, садилась на край кровати и замирала. Мама тихонько толкала ее, во время падения нужно было замереть, у нее почти получалось.

Теперь она замерла. И ничего не могла с этим поделать.

– Хочешь, я кое-что покажу?

Застыли и голова, и шея. Она не могла ни кивнуть, ни покачать головой.

– Думаю, тебе понравится.

Она хотела домой. Домой, к маме.

– Пошли.

Он потащил ее в коридор и остановился у одной из дверей. Его тень на стене была похожа на того монстра, который иногда ей снился. Огромный колосс без глаз. А ее собственная тень напомнила ей о Красной Шапочке.

– Готова?

Он открыл дверь. Из комнаты показались темные фигуры, она поняла, что это звери. Лошадь, дракон, кто-то наподобие льва. Он включил свет, и она увидела четвертого зверя – дельфина.

– Любишь карусели?

Она никогда на них не каталась.

– Эти зверушки когда-то давно стояли на одной карусели.

Мужчина погладил лошадь по выцветшей спине. Все фигурки были установлены на каком-то штативе.

– Хочешь попробовать?

Она попыталась покачать головой, но тело по-прежнему играло в «замри». Он поднял ее и посадил на лошадь. Ее голым бедрам стало холодно от соприкосновения с пластмассой. Она тоже была застывшей.

– Ты можешь играть здесь, когда захочешь. Просто скажи мне.

Из-за того, как он это сказал, она поняла, что пробудет здесь долго, холод от лошадки проникал внутрь нее, забирая тепло и жизненные силы.

– Может, позже?

Он понял ее и поставил на пол.

– Здесь есть еще.

Комната вращалась, он подталкивал девочку перед собой. Как только они завернули за угол, она увидела глаза размером с компакт-диск. Она закричала что было сил, и эхо ответило. Она была абсолютно уверена, что кричали окружавшие ее звери.

Глава 12

– Это было больше двадцати лет назад. – Леннинг закрыл за собой дверь. – С разницей в пару месяцев похитили двух маленьких девочек. Правда, они были младше той, что пропала сейчас, но это дело врезалось мне в память.

Леннинг все еще тяжело дышал, ему понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с силами.

– Первое дело, как я сказал, закончилось хорошо. Я не помню, сколько прошло дней, но однажды утром девочку нашли у дверей пекарни, она спала в бумажном мешке. Это случилось в Тромсё, пресса долго об этом писала.

Теперь Рино вспомнил – интервью с озадаченным пекарем, слезы радости матери, долгие рассуждения о том, что произошло на самом деле.

– Девочке было всего года два, – проговорил он.

Леннинг кивнул:

– Да, вроде того.

– А та, что не вернулась? – Гюру сидела на самом краешке стула.

– Ей было примерно столько же. Пропала в Свольвере.

Рино вспомнил и это дело. И связь между ними.

– Преступника так и не нашли, – сказал он.

Леннинг покачал головой:

– Официально, нет. Но многое указывало на то, что это сделал ранее судимый педофил, освободившийся за пару месяцев до первого похищения.

– И что? – нетерпеливо спросила Гюру.

– Детали из моей памяти испарились, но и он тоже испарился. Многие тогда хотели его линчевать. Наверное, поэтому он и исчез.

– Как пропали дети? – спросил Рино.

– Их похитили в момент, когда они остались без присмотра.

– У нас мало времени. – Гюру постучала ручкой по столу. – К тому же маловероятно, что речь идет об одном и том же похитителе.

Рино вопросительно приподнял бровь.

– Рецидив через двадцать лет? – Гюру покачала головой и отшвырнула ручку. – Но все равно добудьте все существенные факты по этим делам, мы посмотрим.

Ангелику Биркенес похитили 29 июня 1986 года, а 3 июля пекарь нашел ее спящей в мешке на крыльце пекарни. Ее мать, Ракель Биркенес, в тот день от счастья обратилась в веру.

Сару Санде похитили 7 октября того же года. Мать работала в магазине, а девочка спала в подсобке, откуда и пропала.

Никаких следов насилия у Ангелики не было, но она была обезвожена, истощена и, в целом, было заметно, что за ней плохо ухаживали. Следователи сначала решили, что ее похитил больной или умственно отсталый человек, но после второго похищения появилась версия о маньяке: сначала он пожалел о содеянном, но через несколько месяцев все-таки завершил свой план. Расследование не дало никаких результатов, и через пару лет дело закрыли. Последние сведения зарегистрировали в 1988 году, но и эта ниточка никуда не привела. Версия о педофиле, строго говоря, и версией-то не была, но в отсутствие альтернативы ее внимательно проверили. Мужчину, о котором шла речь, звали Ярле Утне; в 1985 году его приговорили к тюремному заключению на шесть месяцев за нападение на трехлетнюю девочку. Последний раз его видели в ноябре 1986 года, в системе он до сих пор значился как без вести пропавший.

– Никакой связи между делами. – Гюру рассматривала фотографии девочек.

– Вообще-то совпадения есть.

Они сидели в кабинете Леннинга на стульях посетителей так близко друг к другу, что стоило Рино чуть-чуть потянуться, он бы мог погладить Гюру по ноге.

– Например, то, как пропали девочки.

– То есть ты исходишь из того, что в Северной Норвегии всего один извращенец.

Рино отодвинулся.

– Раскаянье, самобичевание, новый старт… и рецидив.

Гюру покачала головой:

– Все не так, с самого начала. То, что первую девочку отпустили через несколько дней, конечно, свидетельствует о раскаянии. С этим я согласна. Но педофил, осуществивший свои тайные желания, не будет так раскаиваться, то есть эта версия строится на абсолютно неправдоподобном ходе событий. И то, что мы притянем эти истории к делу двадцать семь лет спустя, не поможет вернуть Иду Халворсен домой.

Рино переглянулся с Хенри Леннингом, тот покраснел еще сильнее, чем в момент, когда пришел к ним в кабинет, чтобы рассказать о своем предположении.

– Не притянем, конечно, но и не будем полностью исключать. Здесь все-таки что-то есть…

Гюру отложила фотографии девочек.

– Совершенно точно, на проверку этой версии уйдет время. А времени у нас нет.

Рино взял один из документов.

– Удивительно, сколько на самом деле может держать в памяти двухлетний ребенок. Я едва помню свой первый день в школе и совершенно ничего не помню до пятилетнего возраста.

– Если бы в возрасте двух или трех лет с тобой произошло что-то травмирующее, ты бы это запомнил.

Гюру снова цитировала строчки из учебника. Ну или за свои двадцать восемь лет она приобрела больше жизненного опыта, чем многие – за всю жизнь.

– Ангелика Биркенес помнит комнату и звуки. Тесная комната, шум. К тому же она запомнила особенный запах. Она говорит, что всю жизнь подсознательно ищет этот запах. И если когда-нибудь снова его почувствует, то, как она считает, сразу же вспомнит все, что с ней происходило. Очень интересно.

– Нам нужно вернуться ко времени до и около исчезновения девочки. – Гюру явно не собиралась заниматься делами из восьмидесятых.

– Ангелику Биркенес нашли рано утром через четыре дня после исчезновения. То есть, вполне возможно, ее положили на ступеньки предыдущим вечером… то есть вернули на исходе третьего дня.

Рино не знал точно, верит ли он в свои рассуждения, но ему нужно было высказаться.

– Ребекка Халворсен абсолютно уверена, что дочь вернется через три дня. Подобные вещи я называю совпадениями.

Глава 13

Он проверил новости на телетексте. К его удивлению, о похищении не было ни слова. А ведь прошло уже почти семь часов с момента, как он ее забрал. Через четверть часа будет выпуск новостей на телеканале TV2, уж там-то похищение должно стать одной из главных новостей. А как иначе?

Он взглянул на дверь, ведущую в коридор. Из подвала не раздавалось никаких звуков. Видимо, она уснула. Путешествие ее утомило. Он решил приготовить поесть, порезал на небольшие кусочки яблоки и апельсины, ведь фрукты-то ей можно? Потом намазал шоколадной пастой пару кусочков хлеба – один для себя, один для девочки. Он держал бутерброд так, как всегда это делал – положив его на кончики пальцев, рука при этом напоминала клешню. Очень по-мужски.

Наконец начался выпуск новостей, но мини-человечек на экране ничего не рассказал про похищение. Это было по меньшей мере странно. Конечно, мать начала поиски почти сразу же, а полиция была на месте еще до того, как корабль отошел от причала. И все же в редакции новостей канала TV2 до сих пор ничего об этом не знали. Он принялся беспокойно ходить по комнате, пытаясь отогнать от себя ощущение, что что-то пошло не так. Каждый раз, проходя мимо секретера, он видел свое отражение в разбитом зеркале. Тонкие трещины напоминали паутину, отчего картинка казалась собранной из отдельных кусочков. Может, так оно и было. Ты рождаешься целым, а затем уготовленные судьбой события разбивают тебя на кусочки. И приходится постараться, чтобы ни один из кусочков тебя не пропал. Разглядывая себя в отражении зеркала, он улыбнулся. У него получилось. Никто не видел, как он забрал девочку. Это был самый сложный элемент плана, любая случайность или неудача могли полностью его уничтожить. Теперь дело оставалось только за грандиозным финалом. И здесь все пойдет как по маслу.

Он на цыпочках спустился по лестнице и, прислушиваясь, остановился возле двери. Из соседней комнаты слышались скрипы. Он осторожно повернул ключ и открыл дверь. Девочка свернулась клубком на диване. Поставив тарелку с фруктами на стол, он укрыл ее пледом. Мысль о том, что она описалась, засела у него в голове. Она испугалась, испугалась до ужаса, и, похоже, карусельные фигурки тоже ее не порадовали. Налаживая механизм, прикручивая к кругу разных зверей, он представлял себе подпрыгивающую от нетерпения девочку, озаренную радостью от выбора книг и фильмов, но вышло совсем не так. Она едва взглянула на то, что он для нее подготовил. Нужно дать ей время. Вот и все. Просто дать время.

С момента как увидел красное платье, он твердо знал, что все произойдет именно сегодня. Словно сама судьба одевала ее. После многомесячного планирования этот день наконец наступил.

Он слышал по ее дыханию, что она спит. Хороший знак, несмотря ни на что. Она успокаивалась. Он поднес руку к ее голове, так близко, что ее волосы потянулись к руке. Он подумал, что в том, что золотые волоски тянутся к нему, есть что-то символичное. Все закончится хорошо. Долгожданным слиянием.

Он снова услышал приглушенный звук из соседней комнаты. Надо было заглянуть и ко второй, хотя все его естество противилось этому. Резкий запах ударил в нос, как только он шагнул внутрь. Она пробыла здесь довольно долго. Свет из открытой двери осветил место, где она сидела, но она так и не подняла глаза. Она не хотела смотреть на него. Ну и ладно. Он тоже не пытался добиться зрительного контакта. Она сидела неподвижно, прекрасно зная, что он терпеть не может возню. Особенно сейчас, когда соседняя комната тоже занята. Она наверняка поняла, что что-то произошло, а крики из игровой разрушили любые сомнения: вместе с ней здесь был кто-то еще. Но она не знала, что это для нее означает.

Он закрыл за собой дверь и остановился, прислушиваясь. Все тот же вечный скрип. Он почувствовал зарождающееся раздражение, но сдержался. Вместо этого он открыл дверь в погреб. Задвижка вентиляции всегда была открыта на полную, хотя из-за этого мыши и крысы с первыми холодами беспрепятственно проникали внутрь. И все равно воздух оставался тяжелым и удушающим. Он повернул выключатель и сосредоточился на том, чтобы дышать через рот.

Раньше это помещение использовалось для хранения картошки и овощей, которые он выращивал. У одной из стен стояла пирамида пустых ящиков для картошки, а в земляном полу виднелись характерные ямки. Мышки искали, чем поживиться. Их привлекал запах, потому что где-то там, под влажной землей, лежали останки. Он закрыл глаза и представил, как стоит на коленях на земле и роет лопатой яму. Он вспоминал все детали этого момента: писк мышей, запах гниения. Его слабая попытка достойно попрощаться. Когда-то очень давно. Он закрыл дверь, поднялся в комнату и снова проверил телетекст. «В Будё похищена девочка» – гласили жирные буквы на экране.

Глава 14

Гюру чувствовала беспокойство во всем теле. С каждым новым часом вероятность найти Иду Халворсен живой уменьшалась вдвое. Все показания были проверены, и Гюру не верила, что это дело как-то связано с похищениями из восьмидесятых. Поэтому у нее был только один вариант: Ребекка Халворсен.

Может быть, конечно, она это только вообразила, но женщина, которая встретила Гюру на лестнице, выглядела более изможденной, чем всего несколько часов назад. Очевидно, слепая вера в то, что дочь вернется обратно живой и невредимой, начала угасать.

Ребекка Халворсен проводила Гюру в гостиную, голые стены которой производили впечатление почти стерильной чистоты. Стихотворение в рамке, вот и все. «Латынь», – подумала Гюру, все время короткой поездки пытавшаяся разработать стратегию разговора. Усаживаясь на диван и соглашаясь выпить чашечку чая, она все еще не пришла к какому-то решению.

– Я хочу узнать побольше об Иде, – сказала Гюру, сделав глоток чая. Чай пах цветами, но не имел никакого вкуса.

– Ида – дитя любви. – Ребекка Халворсен нежно улыбнулась, а потом продолжила: – Мы ждали ее много лет.

– Она ходит в детский сад?

– В этом нет необходимости. Я сижу с ней дома.

«А вот в следующем году тебе придется ее отпустить, – подумала Гюру. – Ведь девочка пойдет в школу. Если, конечно, ее удастся найти живой».

– Если мы исключаем возможность того, что Ида упала в море, остается два варианта, – сказала Гюру, доставая блокнот. – Либо преступник какое-то время следил за ней, либо то, что он ее увез, было чисто импульсивным поступком.

Женщина взглянула на следователя.

– Если он – или она – следил за Идой на протяжении некоторого времени, значит, этот человек знал, когда наступит наилучший момент, чтобы ее забрать. – Она и сама слышала, что слова звучат очень холодно. – Ваш муж… часто бывает в отъезде?

Ребекка Халворсен кивнула:

– Эйнар посвятил свою жизнь тому, чтобы делиться… другими словами, чтобы помогать.

– То есть часто?

– В это время года он бывает дома не чаще одного-двух выходных в месяц. Зимой он уезжает реже.

– Он часто отсутствовал дома этим летом?

– Призвание – наш жизненный крест.

– Возможно, преступник знал, что ваш муж постоянно в разъездах, или мог как-то понять, что вы нередко остаетесь с дочерью вдвоем.

Ребекка Халворсен с трудом сглотнула.

– Можете немного рассказать о том, как обычно проходит ваша неделя?

– Что вы имеете в виду?

– Вы участвуете в каких-нибудь активностях? Ходите за покупками в определенное время? Что-то такое?

– За покупками ходит Эйнар, когда бывает дома.

Гюру с трудом могла поверить в то, что услышала.

– То есть вы хотите сказать, что никогда не ходите в магазин?

– Изредка. Большинство продуктов, которые можно Иде, нужно заказывать специально. Мы не можем просто пойти в магазин за продуктами. У Иды аллергия почти на все. Если она съест что-то, что не переносит, то… – Ребекка Халворсен опустила глаза. – К счастью, теперь она знает, что ей можно, и не прикасается к тому, что нельзя.

Гюру поняла, что они подумали об одном и том же. Преступник не знает о болезни Иды.

– Вы общаетесь с кем-то из соседей?

– Мы прожили здесь всего полгода…

То есть они прожили в Будё дольше, чем она сама. А Гюру хоть какие-то связи, но все же наладила.

– Вы с Идой когда-нибудь ездили вместе с вашим мужем?

– Пару раз. В Тромсё и в Харстад.

– Получается, вы с Идой сидите одни дома, пока ваш муж путешествует и… заглядывает в будущее людей?

– Мы оба считаем, что так правильно.

– Понимаю. Но по вашему рассказу получается, что вы с Идой две одинокие души.

– Мы ходили в бассейн, – просияла собеседница Гюру. – Чтобы попробовать справиться с паническим страхом Иды перед водой.

– Вы сказали, в детский сад Ида не ходит. Она общается с ровесниками?

– Очень редко. – Женщина перешла почти на шепот.

– И никого… постоянного?

Ребекка Халворсен смотрела куда-то сквозь Гюру.

– Я часто думала, – сказала она.

– О чем?

– Ида. Мы так долго старались… точнее, Эйнар никогда не переживал о том, будут ли у нас дети. А я очень хотела детей. И я молилась. Вечер за вечером, год за годом. После того, что случилось сегодня, я подумала… возможно, нам не предназначено быть родителями. Возможно, именно поэтому у нас забрали Иду. Я никогда полностью не принимала тот факт, что мне нужно посвятить свою жизнь дару Эйнара, и только ему. Я хотела ребенка. И Ида сместила фокус. Если бы я его послушала, нам некого было бы терять.

– От Эйнара Халворсена у меня… – Гюру огляделась с таким видом, будто слово, которое она пыталась подобрать, было написано где-то на столе.

– Мурашки? – подсказал Рино.

– Он кажется таким чертовски собранным. Мысль о насилии над ребенком – самый главный ужас родителей – вообще его не посещала. Если мы найдем Иду живой, он наверняка выставит все так, словно дочь похитили из-за ее непослушания, и предоставит ей справляться с травмой самой. Если хочешь знать мое мнение, он желает, чтобы Ида вернулась потому, что она принадлежит ему, а не потому, что он отчаянно ее любит.

Стоял ранний вечер, Гюру только что поговорила по телефону с отцом Иды. В коридорах участка все еще сновал народ, впереди было еще несколько часов поисков и опросов.

– Мать и дочь живут словно перекати-поле, а отец семейства разъезжает по округе и взращивает свои пресловутые способности. – Гюру почти выплюнула эти слова.

– Совершенно точно можно сказать, что перед нами далеко не идеальная семья. – Рино расстегнул пуговицы на рубашке. Он сделал это не для того, чтобы поразить Гюру растительностью на груди, просто в кабинете было влажно и душно.

– Я все больше убеждаюсь в том, что похищение было совершено не импульсивно, – продолжила Гюру. – Тот, кто забрал Иду, знал, что она много времени проводит одна.

– Думаю, мать стала жертвой задолго до исчезновения Иды. Супруг внушил ей представление о себе как о полубоге. Он ведь даже не упомянул о страшной аллергии дочери, а по словам матери, если она съест что-то не то, речь будет идти о жизни и смерти.

– Возвращение на третий день?

– Для него это очевидно.

Рино перегнулся через стол. Только теперь он заметил, что у его коллеги карие глаза.

– Ты ведь уже успела об этом подумать, не так ли? Что все это может быть спектаклем, цель которого – привлечь к себе внимание, а воскрешение на третий день станет прекрасным финалом.

Гюру кивнула:

– Но нельзя допускать, чтобы подобные мысли затуманили нам глаза. Если мы поступим неверно, это может стоить девочке жизни.

– Придержи-ка эту мысль. – Рино прижал палец ко лбу. – Больше одной у меня в голове не помещается.

Гюру слегка улыбнулась ему, а потом принялась массировать виски пальцами.

– Ида была желанным ребенком. Но только для матери. Если отец заявится с ней на руках во вторник…

– Да, у нас в руках будет Ярле Утне.

Рино показалось, что взгляд Гюру пронзил его насквозь.

– Педофил из восьмидесятых, – продолжил он.

– Исключено.

Ему не понравилась непререкаемая уверенность, с которой она отмела его версию. К тому же решимость придавала лицу Гюру такие черты, из-за которых она потеряла очки по шкале привлекательности женщин для Рино. Он снова принялся рассматривать материалы, которые принес Леннинг. Что может заставить человека украсть двухлетнюю девочку? Хелена, вот уже третий год как бывшая жена Рино, в самом начале их отношений хотела дочь. Но родился Иоаким.

Блеклые фотографии были отсканированы. У одной из девочек были густые волосы до плеч, на второй была шапочка.

– Иде скоро должно было исполниться шесть лет, – сказал Рино.

– Разница в возрасте, возможно, не имеет никакого значения, а вот временная перспектива очень важна. Никто не в силах сдерживать свои извращенные наклонности в течение четверти века.

– Милая девочка. – он положил на стол фотографию Сары Санде.

– Это та, которую не нашли? – спросила Гюру.

– Угу.

Она сидела молча, разглядывая фотографию, непроизвольно теребя в руках позолоченную цепочку на шее. Маленький опал в форме сердца покачивался из стороны в сторону.

– Ты любишь детей? – спросил Рино.

Она вопросительно взглянула на него.

– Я про твою специализацию, – добавил он.

– Меня интересует профилирование преступников. – Голос звучал так жестко, что Рино почувствовал необходимость перейти в оборону. Обычно у него с женщинами такого не происходило.

– У меня есть сын, Иоаким. Ты, наверное, видела его в участке.

– Классный парень.

– Да, классный, очень точное слово. А у тебя? Есть дети?

Гюру ответила таким взглядом, что Рино передумал задавать дополнительные вопросы. Она протянула ему фотографию, и он еще раз посмотрел на девочку, которая так беспечно смотрела на мир.

– У тебя есть фотография Иды? – спросил он, все еще переживая из-за отказа Гюру продолжать флирт.

Не слишком торопясь, Гюру достала из выдвижного ящика фотографию.

Те же светлые волосы.

– Ангелика Биркенес, – сказал он, не отрывая взгляда от фотографии Сары Санде. – Можешь найти ее номер телефона?

– Хочешь ей позвонить?

– Меньше чем через минуту, если ты умеешь обращаться с компьютером.

Пальцы Гюру застучали по клавиатуре, словно барабанные палочки. Рино никогда даже не пытался научиться печатать вслепую.

– Ангелика Биркенес… вот. – Гюру повернула к Рино экран, и он записал номер на стикере. – Я бы хорошо подумала на твоем месте. Ты втянешь ее в это дело, и она вспомнит все то, что давным-давно пережила.

Рино, хотя и неохотно, согласился с ее доводом. Тогда стоит пойти другим путем. Он посмотрел сопроводительные материалы к присланным документам. Дело было таким старым, что все бумаги хранились по средневековому методу – в бумажных папках. Отправителем значилась некая Вигдис Касперсен, по всей видимости, версия Всемогущей Сельмы из отделения в Тромсё, вовремя пришедшей на выручку. Рино сразу же набрал ее личный номер телефона. Он объяснил, зачем звонит, и спросил, нет ли в деле дополнительных фотографий Ангелики Биркенес.

– Есть еще пять или шесть. Я отправила первую попавшуюся.

– На той фотографии, которая перед нами, на ней шапка. Я бы хотел узнать, какого цвета у нее волосы.

– Ой, и правда, зря я отправила именно эту фотографию. У нее были прекрасные волосы – светлые и золотистые. Она была похожа на ангела.