Текст книги "Раскаянье дьявола"

Автор книги: Фруде Гранхус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Фруде Гранхус
Раскаянье дьявола

Frode Granhus: “Djevelanger”, 2014

Перевод: А. К. Юченкова

Марии

Какими словами облегчу я твою боль

И дам тебе силы жить снова.

Как мне забрать тебя оттуда,

Где ты держала в руках свое разбитое сердце.

К. Макдональд / Р. Макдональд – RUNRIG[1]1
  Runrig – шотландская келтик-рок-группа. Основатели группы – братья Кэлам, Рори и Блейр Макдональды. — Прим. пер.


[Закрыть]

Пролог

Как обычно, она сидела в кресле-качалке. Краска на сиденье и подлокотниках давно стерлась. Это кресло было с ней всю ее жизнь, и если все пойдет, как задумано, она, устав от суеты дней, уснет в нем навсегда.

Она сложила руки на груди. Длинные тонкие пальцы выдавались из морщинистых кистей, голубоватые червячки вен вились под кожей. Суставы опухли и болели, но ее это не беспокоило. Завтра ей наверняка станет лучше. Кресло равномерно покачивалось, вперед-назад, вперед-назад, и свисавший с шеи медальон колебался вслед за ним. Полозья кресла были вырублены грубо, никто не позаботился о том, чтобы убрать шероховатости.

Ей нравилось наблюдать из окна за дорожным движением, но сейчас не было видно ни машин, ни прохожих. Она тихонько покачивалась, изредка хитро улыбаясь сидящей на диване кукле. Ее нужно было переодеть, но кукольная одежда как сквозь землю провалилась. Боль немного отступит, и она поищет более тщательно. Нельзя же кукле сидеть вот так, полуголой.

Она тихонько запела песенку, названия которой не помнила, и все так же смотрела в окно. Солнца на востоке не было. Она наклонилась вперед, но вообще не увидела его на небе. Она продолжала напевать, решив больше об этом не думать. Пропела мелодию несколько десятков раз, и вдруг внимание привлек какой-то странный звук. Она остановила кресло и прислушалась, а потом продолжила качаться. Кресло, как обычно, поскрипывало, но ей показалось, что она услышала что-то еще. Ощущение присутствия в доме человека не оставляло ее, и она снова взглянула на куклу. Вдруг ей перестало хватать воздуха. Что-то зажало нос и рот. Скоро тело затряслось в отчаянных судорогах, но воздух в легкие так и не попал. Она разглядела рядом с собой какую-то тень, мутные очертания лица, показавшегося знакомым. В панике она попыталась вскочить, но руки оказались прижаты к подлокотникам. Все вокруг стало бесцветным, легкие работали на пределе возможностей – и вдруг все прекратилось. Боль в груди отпустила, потихоньку получилось сориентироваться. Она поняла, что привязана к креслу, а на голове – пластиковый пакет. И единственный доступ воздуха – маленькое отверстие, не больше монеты.

Суббота, 31 августа
Глава 1

Это случилось в самый теплый день года. Поначалу мать утешала себя тем, что в тот день, который, как она опасалась, мог стать последним в жизни ее дочери, на небе ярко сияло солнце.

Ида, которой шел седьмой год, за обедом нетерпеливо болтала ногами, увлеченно рассуждая о том, чем собирается заняться. Две куклы «приставали» к ней с просьбой отвести их погулять в коляске, и крошка копировала собственную мать, по-взрослому повторяя, что свежий воздух еще никому не повредил. Поковыряв рагу и выпив полный стакан домашнего лимонада, она встала и беспокойно затопала ногами. Она была готова бежать и не хотела терять ни минуты. Тело рвалось вперед, пока мама пыталась аккуратно застегнуть на ней кофту. Объятие, любящий шлепок – и вот она уже на свободе. Подойдя с коляской к выезду из двора, Ида обернулась и посмотрела на кухонное окно. Широко улыбнулась, увидев спрятавшуюся за шторой маму. Гордо провела рукой по гладкой ткани платья. Почти новое, она надевала его всего лишь раз, в начале лета на школьное воскресное мероприятие. Волосы цвета ванили были аккуратно собраны в хвост, у края волос виднелась полоска незагорелой кожи. А вот лицо и руки были совсем коричневыми. Лето выдалось на удивление солнечным.

Ида вприпрыжку побежала по узкой тропинке, вьющейся мимо пригорков и иногда поднимавшейся на округлые, поросшие зеленью, холмы. Хотя этим летом она научилась плавать, мама строго-настрого запрещала приближаться к морю. И страх пока еще побеждал любопытство.

В момент, когда мама отпустила штору, Ида повернулась и помахала ей на прощание. Но как только дочь пропала из виду, у матери в душе зародилось неприятное предчувствие. Ида раньше никогда не махала ей, когда играла на улице! Мать постаралась отбросить от себя это ощущение, но уже через несколько минут снова выглянула в окно и попыталась найти глазами дочь. Она заметила знакомый высокий хвостик за пригорком и, улыбнувшись, отвернулась и продолжила мыть посуду. Закончив, мать вытерла руки полотенцем и вышла на лестницу. Летняя жара скорее изматывала, чем приносила удовольствие. За скалами виднелась ровная гладь моря, но Ида не стала бы к нему спускаться. Мать улыбнулась, вспомнив, с каким величайшим опасением дочь относилась к воде. Даже бассейн она воспринимала как угрозу. Мать направилась к подъездной дорожке, постоянно высматривая дочь. Она снова начала беспокоиться, но потрясла головой, чтобы отбросить ложные подозрения, и повернулась, дойдя до тропинки.

Вернувшись на кухню, она принялась собирать игрушки и разбросанную одежду и делала это с каким-то отчаянным усердием, словно сейчас было крайне важно привести дом в порядок. Она изо всех старалась не смотреть в окно, но ее буквально манило к нему. Иды не было видно. Медленно и осторожно, словно совершая нечто незаконное, мать снова вышла на лестницу. Никаких звуков детской игры слышно не было, никаких поддельных голосов кукол, лишь ровный гул дороги вдалеке. Все еще колеблясь, мать пошла по тропинке. Следы игрушечной коляски исчезали там, где грязь уже засохла, но снова появлялись в тени валунов. Ида была в том возрасте, когда дети болтают без умолку, однако мать, отошедшую уже на пару сотен метров от дома, преследовала тревожная тишина.

– Ида!

Она не узнавала собственный голос, в котором явно слышалась тревога. Снова позвала дочь, в этот раз громче, но ответом стало лишь легкое дуновение ветерка. Перед глазами предстал первый поход дочери в бассейн и то, как она вертелась, чтобы вода не попадала в глаза. Мать резко повернула к морю. Почти сразу же она заметила в траве рядом с тропинкой коляску. Не перевернутую, не отброшенную в сторону – коляска аккуратно стояла так, словно ее поставила сама Ида. Мать снова прислушалась, пытаясь уловить детский голос вдалеке, но услышала лишь пульсацию крови в висках.

Она подошла к коляске, где спали аккуратно уложенные и накрытые пледом куклы. Наверное, Ида просто решила немножко прогуляться, и все же мать пошла самой короткой дорогой к морю. Вдруг у нее с ноги соскочила сандалия. На какое-то мгновение мать замерла от ужаса, словно если она сейчас пойдет босиком, то признается, что с дочерью что-то произошло, но потом быстро надела сандалию обратно. Подойдя к скалам, выходившим к морю, мать подготовила себя к тому, чтобы увидеть безжизненное тело дочери в волнах. Но детских сандалий на камнях не было, как и красного платья на поверхности воды.

Конечно же, Ида вовсе не спускалась к морю, как она вообще могла такое вообразить. Мать развернулась и пошла обратно, абсолютно уверенная в том, что Ида появится с минуты на минуту, она просто заигралась и даже не подумала о том, что мама может волноваться. Конечно, Ида вполне могла пойти к кому-нибудь из соседей, хотя ровесников дочери поблизости не было. А может быть, они просто разминулись, и прямо сейчас дочь уже дома и давно забыла про кукол и коляску. Наверняка все именно так. Ида просто пошла другой тропинкой и зашла на веранду с задней части дома. Мать постаралась улыбнуться, убеждая себя в том, что причин для беспокойства нет, и направилась к дому. Обойдя небольшой холм, она увидела, как в сухой траве что-то блестит. Она сразу же узнала заколку дочери, серебряную, с бабочкой. От легкого ветерка крылышки бабочки подрагивали.

Глава 2

Звук двухтактного двигателя, работающего на реверсе, разошелся по всему корпусу судна. Приглушенное бурчание, затихшее, когда лодка плавно проскользила последние метры до причала. Матросы, привыкшие постоянно перекрикивать ветер и волны, сейчас тихонько переговаривались, словно в штиль их суровость испарялась. С носа и кормы на сушу полетели канаты, которые следовало закрепить, а потом с легким хлопком открылся люк на борту судна. Опустили трап. Он подождал, пока на берег сойдет последний пассажир, а потом спокойно вышел сам.

На причале, где грузчики готовились к погрузке и разгрузке судна, дул фён[2]2
  Фён – нем. Föhn, от лат. favonius (фавоний – римский эквивалент греческого зефира) – сильный, порывистый, теплый и сухой ветер, дующий с гор в долину. — Прим. ред.


[Закрыть]. Человек оставил за собой грохот подъемных кранов и рычание грузовиков и вышел с пристани. Размяться было приятно, хотя с каждым шагом идти становилось все труднее и периодически приходилось останавливаться, чтобы передохнуть. Футболка промокла от пота, но дело было не только в жаре. Всю дорогу его не покидала тревога. Это была его третья попытка, а ведь тройка – счастливое число, не так ли?

Город превратился в призрачный ландшафт с нечеткими зданиями, звуки смешались в далекое невнятное бурчание. Он был голоден, но даже не чувствовал этого. У него перехватило дыхание, и пришлось сбавить шаг. Постепенно все вокруг приобрело обычные очертания. Машин на дороге было немного, постройки стали встречаться реже. Осталось всего несколько сот метров, он знал это. Он вытер пот со лба и пошел дальше спокойно и размеренно. Именно такие редкие дни, когда море сверкает и солнце заливает береговую линию, заманивают молодых людей в моряки. Вот только в реальности их куда чаще ждут метровые волны, суровое море, дождь, готовый за считаные секунды промочить до нитки, и снегопад, за которым не видно ни зги.

Он сел на камень и зажмурился от яркого солнечного света, отражавшегося от мелких камушков. Валуны на берегу были похожи на застывшие гигантские волны, оставшиеся после страшных осенних штормов.

Через четверть часа он ухватил краем глаза какую-то фигурку. Сначала это был лишь смутный силуэт, но постепенно красный цвет стал отчетливо виден. Солнце все еще слепило, и он заслонился от света ладонью. Фигурка наклонилась – видимо, сорвала цветок – длинный хвостик качнулся вперед. Это была она.

Сердце забилось так, что в груди стало больно. Девочка пополняла букет все новыми цветами, а потом направилась к камню, на котором он сидел. Она шла, опустив взгляд, сосредоточенная на сорванных растениях. Он быстро оглянулся, надеясь, что и остальные последовали его примеру и вышли насладиться солнышком. Он представил, как взмахнет рукой в знак приветствия, легонько пожмет плечами, мол, какой неожиданный подарок преподнесло нам это бесконечное лето, и встанет, чтобы размять затекшие ноги. Улыбнется девочке, кивнет незнакомцу. А потом просто уйдет, не оглядываясь. Просто приятный прохожий, наслаждающийся жизнью.

Но рядом никого не оказалось. В глубине души он знал, что никто не появится и то, что он задумал, предопределено судьбой. Девочка остановилась, разглядывая собранные цветы. Она что-то напевала – до него донеслось легкое мурлыканье, к горлу подступила тошнота. Он опустил голову и медленно сосчитал от десяти до нуля. Может быть, девочка успеет повернуться, пока он закончит считать? «Два, один, ноль». Он поднял глаза. Тошнота усилилась. Она подошла ближе. Хвостик на затылке покачивался из стороны в сторону, а платье, красное как спелый томат, мягко облегало худенькое тельце. Она снова разглядывала букет, не замечая, что уже не одна. Он знал, что, если сменит позу, девочка тут же его обнаружит. Осторожное покашливание, и она мгновенно повернется. Но язык прилип к нёбу, руки и ноги налились свинцовой тяжестью. Он рассматривал ее красное платье, и ему казалось, что девочка парит в воздухе. Ее лицо и фигура слились воедино, тело превратилось в бесформенную массу. Лишь красный цвет платья сохранил свою яркость. Потом ее очертания снова обрели четкость. Маленькая девочка с букетиком полевых цветов. Прямо перед ним.

Глава 3

Сорок третьи сутки высоченного атмосферного давления. Сорок третьи сутки земля жаждала влаги. Эмилия Санде ощущала непонятное волнение, причем уже не первый день. Она быстро шла по узкой тропинке. Запах лета почти исчез, в лесу стоял удушливый смрад. Трава засохла и покоричневела, цветы поникли. Все вокруг жаждало дождя, но она сама – сильнее всех. Дорожная пыль поднялась от ее шагов и попала в рот. Она кашлянула и сплюнула тягучую слюну. Небольшая лесополоса, к которой она шла, напоминала иссохшую растительность пустыни. Подойдя к тому, что когда-то представляло собой болото, Эмилия увидела лишь потрескавшуюся израненную землю. Она пошла по узкой тропинке, петляющей между деревьями, листва которых выглядела уже по-осеннему. Каждый раз, когда она приходила сюда, картинки из прошлого вновь и вновь представали перед глазами. Она уже смирилась и поняла, что это неизбежно.

Пробравшись сквозь заросли, Эмилия услышала вдалеке жужжание насекомых. Лишь убедившись в том, что звук не приближается, она решилась двинуться дальше, и совсем скоро перед ней предстало лесное озеро. Темно-синюю водную гладь обрамляла грязная полоса ила, подсохшая от солнца и ветра.

Вода опустилась на два или три метра. Рано или поздно правда выйдет наружу.

Если не пойдет дождь.

Она дошла до другой стороны озера, туда, где водную гладь разрезала полоска земли. Из-за того, что вода опустилась, эта полоска стала напоминать ножку гигантского гриба. Эмилия села на камень на самом краю суши. Она просто сидела и смотрела на воду… Ничего особенного она не замечала. А вот взглянув чуть правее, примерно в десяти – двенадцати метрах от берега, Эмилия разглядела на дне тень. Корень? Разве не естественно предположить, что это корень какого-то дерева, закончивший свою жизнь на дне лесного озера? К счастью, невозможно было даже подумать, что кто-нибудь решится плавать в этой мутной воде или, что было бы еще хуже, – нырять. Как бы ни припекало солнце, как бы ни прилипала одежда к потному телу, в озере Ков никто никогда не купался. Этому учили с детства.

Эмилия еще помнила, как в детстве, когда она была совсем маленькой, озеро нашептывало ее имя, словно было предрешено, что однажды она закончит свои дни погребенной в вязком иле. Каждый раз, приближаясь к краю свинцово-синей воды, Эмилия чувствовала, как ее манят к себе коричневые водоросли.

Она сидела, рассеянно уставившись на поверхность воды, и старалась отогнать от себя эту картинку. Но очнувшись, Эмилия тут же увидела тень на дне озера. Вот и другие когда-нибудь ее увидят.

Если не пойдет дождь.

Она подняла глаза к небу и прокляла его безоблачность.

Глава 4

Мать металась по комнатам, но Иды нигде не было. Снова выйдя на лестницу, она обратила внимание на поднимающуюся, словно над гейзером, дымку над морем. Но красного платьица не было видно. Иды нигде не было. Так что ей все-таки пришлось пойти к соседям.

В этот раз мать шла по тропинке намного быстрее. Паника стучала в груди. Каждый раз, когда она выкрикивала имя дочери, у нее перехватывало дыхание. Она дошла до того места, где стояла кукольная колясочка. Почему Ида бросила кукол? Обычно она заботливо таскала их всюду с собой. Круглые пластиковые глазки бессмысленно уставились на безоблачное небо. И вдруг мать поняла. Куклы никого не ждали. Их бросили.

– Ида! – громко и резко закричала она.

Никто не ответил. Ее охватила паника, в крике послышались нотки отчаянья. Всего в паре сотен метров отсюда сновали автомобили, но никто из водителей и представить себе не мог, в каком состоянии находилась женщина, которую они едва замечали, проносясь мимо. Пожилой мужчина медленными тяжелыми шагами брел вдоль дороги. На какое-то мгновение она ощутила ярость оттого, что кто-то может вот так беззаботно гулять под солнцем, когда она, возможно, навсегда потеряла свое единственное дитя, милую чудесную Иду, которая приносила в этот мир одно лишь добро.

Не успела мать дойти до первых домов, как балконная дверь одного из них открылась, и к ней вышла женщина.

– Вы не видели Иду?

Женщина, с которой они были едва знакомы, задумчиво покачала головой. Наверное, она даже не знала, кто такая Ида.

– Красное платье, хвостик.

– Она убежала?

Мать еле сдержалась, чтобы не заорать, что, если бы у нее было хоть малейшее представление о том, где сейчас находится дочь, она никогда бы не пришла сюда, но вместо этого она упала на колени и разрыдалась. Сухая трава иголками вонзилась в ноги, но новая боль не смогла заглушить ту, что шла изнутри. Совсем скоро раздались новые голоса. Всхлипывая, мать поднялась на ноги. Запинаясь, она попыталась объяснить, что случилось, и вдруг чьи-то слова зажгли лучик надежды:

– Я недавно видел девочку.

– Вы ее видели? Где?

Мужчина лет шестидесяти стал отнекиваться, словно не желая оказаться тем, кто дает ложную надежду. Он с сомнением указал на место.

Нетвердыми ногами она направилась туда, споткнулась, потеряла сандалию, чуть не упала, но сильные руки подхватили ее.

– Мы поможем ее найти. Я позвоню в полицию.

Она в ужасе посмотрела на мужчину, который сказал, что видел Иду.

– На всякий случай, – поспешил добавить он.

Все вокруг поплыло в тумане. Она представила себе людей в форме, прочесывающих окрестности, и водолазов, исследующих морское дно в своих резиновых костюмах. Наверняка Ида просто увлеклась, собирая цветы. С того самого момента, когда первые бутоны львиного зева вытянули свои головки к весеннему солнышку, она постоянно это делала. Мать не могла подсчитать, сколько раз дочь стояла в дверях кухни, протягивая букетик из полевых цветов и трав.

Она снова взглянула на море, оно по-прежнему было угрожающе спокойным. Ида ведь даже не любила купаться, она бы никогда туда не направилась. Никогда. И тут мать поняла, что произошло на самом деле. Кто-то заманил к себе девочку, и Ида, которой не раз повторяли, что нельзя никуда уходить с незнакомыми, даже если те предлагают конфеты или посмотреть котят, не смогла удержаться от соблазна. От мысли, что ее дочь находится в руках извращенца, напугана и не понимает, что произошло, каждая клеточка тела матери задрожала. Она снова бросилась бежать. Несколько раз у нее подкашивались ноги, но она отбивалась от подхватывающих ее рук, которые хотели поднять или удержать ее. Вскоре воздуха в легких не осталось, и она упала на колени.

– Ида пропала.

Голос был полон боли и звучал глухо.

– Мы поможем ее найти.

Подошла какая-то женщина.

– Вы совсем не знаете мою Иду. – Тело матери содрогалось от рыданий. – Совсем, – повторила она.

Глава 5

Он сидел на безопасном расстоянии от корабля и ждал. Во рту ощущался привкус металла. Он сделал это. Обратной дороги нет.

Рукой он придерживал застежку рюкзака. Девочка билась, словно пойманный зверек, и даже несмотря на портовый шум, ее плач было удивительно хорошо слышно. Он попытался отрешиться от этого звука, как и от мысли, что ей безумно страшно. Он должен сосредоточиться, не поддаваясь сожалению или сочувствию.

Погрузка заканчивалась, корабль готовился к отправлению. Кран качался над причалом, и грузчик потянулся за крюком.

Пора! Он надел лямку рюкзака на плечо. Со своего места он хорошо слышал, как ворчит двигатель крана. Этот звук заглушит любые другие, так что у него было около трех минут до того, как последний груз окажется на борту. Он поднял рюкзак и надел вторую лямку. Она оказалась тяжелее, чем он предполагал. А он слабее, чем предпочитал думать. Он направился к кораблю. Молодая пара с большими туристическими рюкзаками наблюдала за тем, как на судно, мерно покачиваясь, поднимается груз. Он улыбнулся им и поднялся по трапу.

Один из стюардов стоял, перегнувшись через перила, на верхней палубе. Он позевывал и наблюдал за погрузкой, не обращая никакого внимания на тех, кто поднимался на борт.

Равномерное ворчание крана-погрузчика заглушало звуки, превратившиеся в приглушенные всхлипы. В коридорах никого не было видно, протиснувшись мимо тележек с постельным бельем и полотенцами, он зашел в каюту. Поставив рюкзак на полку, он открыл его. Ноги дрожали, но оттого, что на борт удалось проникнуть беспрепятственно, открылось второе дыхание.

Повязка у нее на глазах держалась крепко. Первое, что он сделал, когда она оказалась у него в руках, – лишил ее возможности видеть. Он знал, что не выдержит полного ужаса взгляда и отпустит ее. Она все так же лежала, сжавшись в комочек, хотя уже могла выпрямиться. Он смотрел на нее, дрожа от смешанного со страхом возбуждения, и чувствовал себя именно тем монстром, которого она, очевидно, опасалась. Он тяжело дышал, капли пота со лба падали ей на волосы. Он отошел от нее на шаг, стянул футболку и вытер ею лоб и верхнюю часть тела. Девочка все так же лежала неподвижно. Он включил диск, который заготовил заранее, и скоро каюту заполнил детский голос, поющий песенку «Паучок Петер». Он добавил громкости, а потом вытащил кляп у нее изо рта и снял с глаз повязку. Как только он дотронулся до нее, она замерла, и лишь на втором куплете неуверенно приподняла голову. Ему было больно видеть ее в таком состоянии – со связанными руками и ногами. От получаса в скрюченном состоянии у нее наверняка затекло все тело. А ведь он специально выбрал более широкие ремни и не затянул их до конца. Ему хотелось, чтобы юное тело осталось неповрежденным.

– Хочешь пить? – Голос охрип и от этого звучал менее дружелюбно, чем ему хотелось.

Он протянул ей пакетик яблочного сока. Реакции не последовало. Он попытался взять ее за руки, но она отпрянула и сжалась. От рюкзака шел кисловатый запах. Она была в ужасе. Он осторожно развязал ремни и принялся массировать тонкие пальчики. Его натруженным рукам ее кожа казалась шелковой. Под звуки песенки «Колеса машины» он попытался достать ее из рюкзака, но она словно застыла в скрюченном положении, и у него ничего не получилось. На столе стояла тарелка с конфетами, но она даже не удостоила ее взглядом. Он был в курсе, что она аллергик, но не знал, что именно ей нельзя. Он разглядывал ее. Резинка сползла с хвостика, золотые волосы свободно рассыпались по худеньким плечикам. Платье, туфли и колготки испачканы в грязи. Она отчаянно сопротивлялась. Дыхание было неровным. «Надевай защитный костюм, – подумал он. – Просто закрой глаза и решись. Тебе нужен непроницаемый панцирь».

В животе забурчало. Как и раньше. Вдруг он почувствовал запах пота и понюхал свою подмышку. Резкая вонь. Он прошел в туалет и включил воду в раковине. Подождал, пока она нагреется, намылил руки так, что на тыльной стороне ладони образовалась пена. Он стоял, поигрывая мышцами. В зеркале отражалась истинная мужественность, однако он быстро понял, что силы были уже не те. Он расслабился и, тяжело дыша, принялся намыливать подмышки. Надев чистую футболку, он вернулся в каюту. Она все так же лежала, уткнувшись лицом в спинку сиденья. Он нежно погладил ее по голове, а когда снова затянул ремни на ее запястьях, она вздрогнула.

Стройные детские голоса из CD-плейера весело рассказывали о пекаре из Ёстре-Пеки. Он бросил взгляд на иллюминатор. Канаты подняты. Он наклонился к девочке и прошептал:

– Знай, все будет хорошо.

Запах мочи усилился.

– Я спасу тебя от жизни, – сказал он.