Текст книги "Вампир без клыков (СИ)"

Автор книги: Фрол Мищенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

– Дружок, я могу делать тебе больно хоть целую вечность. И за кучу лет жизни я не слышал ни об одном существе, которое не боялось бы этого. Можешь храбриться, но как только я возьмусь за дело всерьез, ты будешь мечтать о смерти. Так всегда случается.

– Идиот, если я не могу умереть, то боль для меня – всего лишь пугалка! Я переступлю через нее, как переступят через твое тело мои братья!

– Если они найдут меня. Тем более, ты забываешь – боль испытывает не только тело.

– Что ты хочешь сказать?

– Пока ничего. Пока я только спрашиваю. Где ты выучил язык?

Гоблин не успел ответить. Кулак сжался на его горле, заставляя хрипеть и побуждая к сопротивлению. Долго это не продолжалось – пальцы разжались, давая уродцу вдохнуть.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Удар по лицу вбил голову в стену, и глаза гоблина закатились. Тот почти отключился, но все же умудрился выдержать.

– Откуда ты родом? – следующий вопрос.

И я, ухватив тонкую руку пленника, выломил ее. Хруст плечевого сустава раздался раньше, чем крик, и гоблин забился на полу, пытаясь отползти.

– Ты правда можешь сопротивляться боли или просто брехал?

Ухватив ступню, подтянул бессмертного, а затем разломил ногу, как ломают хворост у костра – кровь брызнула из открытого перелома.

– Почему-то твои крики становятся все громче, не правда? – улыбнулся я, хватая кисть пока еще здоровой руки.

Первый палец, второй палец, третий – я сгибал их по очереди, но не в ту сторону, в которую суставы позволяют обычно. Хруст, хруст, хруст, и не было слышно почти ничего кроме воплей. Мне оставалось лишь посочувствовать хозяйке дома. Хотя для варваров звук боли должен быть привычным.

– Это пока еще не пытка, ты же понимаешь? – уточнил я, надавливая подошвой на ступню и резким движением вздергивая гоблина за шею вверх.

Малец хрипел, но держался. Я не понимал, для чего – зачем оставаться в сознании, если все равно не собираешься отвечать? Другое дело, если он готов дать ответ… Впрочем, я не прочь изнывать в любопытстве еще некоторое время.

– Стой…

– Прости, не слышу!

Ухватившись за торчащую из перелома ноги кость, я потянул ее на себя, выжимая еще больше крови. Мясо растягивалось, рвалось до тех пор, пока конечность не отделилась, сдавшись под моим напором. Я помотал оторванной ногой, демонстрируя болтающиеся из стороны в сторону кусочки мяса и связок.

– Так все же, – усмехнулся я. – Ты готов ответить? Хотя бы на один вопрос.

– Я не учил язык… – хрипел мелкий, пытаясь побороть агонию тела. – Это наркотик горгоны… я вколол его себе…

Горгона… Я видел лишь одну, когда Ян путешествовал с Джорданом. Демон сразился с тварью на площади, одержав победу. Там же были и гоблины. Их убил южанин. Мог ли мелкий быть там? Вряд ли все гоблины напали на Яна.

– Это было в Холиврите? – спросил я.

– Да…

– Ты видел меня раньше?

Гоблин кивнул.

– Что за наркотик? Разве у горгон не яд?

– Эти твари мутируют… и эволюция создала не яд, а вещество, которое расширяет сознание каждого получившего дозу…

Кивнув, я попытался припомнить события тех дней более ясно. Мог ли гоблин сам себе вколоть жало горгоны? Если он это сделал, то он четко знал, что получит не яд, а знания. Но как он мог знать?

– Ты не сам себе вколол.

– Сам себе! Мне старейшина приказал, и…

– Ясно.

Я вспомнил, как мы с Джорданом видели в том городе образованную коммуну из гоблинов и людей. Тогда они выглядели как обычные сумасшедшие… Видимо, люди не справились со знаниями в голове, как и некоторые гоблины. Но часть вполне хорошо перенесла наркотик. Значит, этот поганец был одним из них. Непонятно только, почему Джордан ничего не сказал о наркотике. Может, получи Ян дозу, все вышло бы иначе. Впрочем, демон в своем репертуаре.

– Хорошо, тогда отвечай на другие вопросы.

– Какие?.. – спросил гоблин, испуганно посмотрев на меня.

– Умеешь ли ты, – с улыбкой наклонился я к окровавленному лицу, – переносить боль?

***

Когда Ян убил вампира с фиолетовыми глазами, то не получил его способности, хоть и поглотил душу после выстрела. Тем не менее, когда я стал единственной сущностью в теле, обретя клыки и яд, способность того упыря передалась. Это свидетельствует о том, что какими бы ресурсами ни обладало существо, если оно не способно справляться со своей ролью – оно не сможет.

Ян, вроде как ставший вампиром, но так и не принявший эту роль. Гоблин, обретший разум, но не нашедший ему никакого внятного применения… Они – хороший пример того, как незаслуживший получает почесть. Медаль дана, но блеска нет.

Магия была подарена мне с детства. Я знал это. Да и глупо отрицать – отец, потомственный чародей, и мать, ученая, своими силами добившаяся понимания потоков маны. Становление вампиром стало моим рассветом как мага. Я не смог избежать родительских троп. Не могу сказать, что я рад, – это лишь факт.

Тем не менее, я не имел ни малейшего понятия, как получить знания о колдовстве вампиров. Мне довольно легко дался Хатшь, хоть я знал, что его применение может быть самым разным. Магия имеет четкие формулы, но никто и никогда не пытался запретить менять свои методы, чтобы получить из одного заклинания что-то иное.

Сидя перед окровавленным гоблином, который медленно регенерировал, я размышлял. Пытался вспомнить, какие чувства были во мне от Хатшь. Поняв их, я мог бы понять, что можно изменить в формуле. Прокусив палец, я добился того, что кровь тела преобразовалась в дым. Мог ли я что-то сделать, чтобы вместо большого облака появлялся целеустремленный поток? Если я решу применить Хатшь, заклинание заденет всех вокруг. Получится ли сделать так, чтобы колдовство затронуло кого-то конкретного?

Гоблин почти пришел в себя. Он действительно умел справляться с болью. Обычно при ранах, которые я нанес, теряют сознание. Впадают в шок. Уродец же умудрялся отвечать. Хороший знак.

– О чем задумался, придурок? – спросила Алиса, закрыв книгу.

– Заклинания.

– И что?

– Ты знаешь, как можно вспомнить больше?

– Без понятия. Даже если бы и знала, не в моих интересах учить чему-то новому такого как ты.

Я пожал плечами.

– Что ж, тогда буду сам всего добиваться. Хатшь.

Палец прокушен, и из раны повалил дым, начав быстро создавать вокруг меня черное облако. Первым зацепило гоблина, тот заворочался, застонал. Алиса растворилась, исчезнув. Все же сбежала. Предсказуемо.

Дым – все еще подвластен ветру. Если я хочу, чтобы Хатшь двигался в каком-то направлении, мне нужно понять, как это сделать. Быть может, именно поток воздуха поможет?

Кусая палец, я создаю источник появления дыма. Но я никак не могу его направлять. Что если укусить язык и попытаться выдыхать дым?

Я сконцентрировался. Надкусил кончик, подождал, пока первая вспышка боли пройдет.

– Хатшь.

Дым заполнил рот. Четко почувствовал это. Прохладно-горькое ощущение. Я постарался выдохнуть его, дунуть в какую-то сторону, но стоило приоткрыть губы, как стало ясно, что обычное дыхание не действует на заклинание. Выходит, магический дым ветру не подвластен.

С раздражением потер лицо, сидя в облаке смога и слыша, как гоблин вскрикивает. Видения начали заполнять его голову.

Может, заклинанию достаточно моей воли? Если я просто захочу наслать на кого-то этот дым…

Снова надкусив палец, чтобы создать новый источник, я протянул руку к голове гоблина. Коснулся лба.

– Хатшь, – произнес, концентрируясь на желании заполнить голову существа жуткими видениями.

Но вновь бесполезно. Я почти не видел, но чувствовал, что дым опять по-прежнему повалил из раны, распространяясь вокруг.

Вздох.

– Это бессмысленно, – пробормотал я. – Магию просто так не освоишь.

Усевшись в кресло, в котором еще недавно была Алиса, я прикрыл глаза, слушая вопли гоблина. «Жалко, что отец ничего не рассказывал про свои опыты. Мне бы пригодилось».

***

Уродец пришел в себя нескоро. Тройной Хатшь погрузил его разум в пучины агонии, и до глубокой ночи малыш метался и стонал. Когда дым рассеялся и тело регенерировало, я вновь связал мелкого, чтобы не опасаться побега.

– Что это было? – спросил гоблин первым делом, как вернулся в привычный мир.

– Капля магии, – пробормотал я, открывая глаза и потягиваясь.

– Ты еще и колдун, – с презрением прокомментировал мелкий.

– Колдун, колдун, еще какой. Будешь много трещать – прокляну и яйца отсохнут.

Зеленокожий не ответил. А что ему сказать? Повода для шутки нет, хотя и игнорировать тоже не очень хороший вариант – после того, что я уже сделал, можно догадаться о весомости моих обещаний.

Я посмотрел на перекошенное природой лицо, на кожу с бородавками и когтистые лапы. Выглядящие слабыми из-за худобизны, но я прекрасно знал, что это компенсируется скоростью. Кровь, которой гоблин заляпал пол, была похожа скорее на слизь. И воняла.

– Почему ты такой урод? – спросил я, впрочем, не ожидая ответа.

– А почему тебя мамка родила?!

– Впрочем, ты прав. Я пока видел недостаточно много уродливых тварей. Так что постараюсь привыкнуть к твоему наглому хлебалу.

– Хлебало у тебя, когда ты…

Гоблин запнулся, когда подошва сапога врезалась в лицо.

– Давай без острот, приятель, – вздохнул я.

– Мать твою, нос!.. – визжал карлик, катаясь по полу и прижимая руки к лицу.

– Кстати, не хочешь рассказать, где прячутся твои братья? Мне что-то захотелось убить парочку тварей.

– Можешь опять начать пытать, это я не расскажу! – с готовностью признался мелкий.

– Пусть все святые будут свидетелями, сейчас на твою пытку у меня нет терпения. Настала ночь, гоблины вроде как спят, так что я должен поторопиться. Ты и так мне все расскажешь.

– Да? Пока не похоже на то!

– Похоже. Ты. Расскажешь. О братьях, – отчеканил я, внимательно глядя в глаза карлику. – Это мой приказ.

Взгляд гоблина остекленел. Я видел, как уродец борется с Даром фиолетового, но сопротивляться не мог. Если зрительный контакт был, значит, разум впустил в себя слова.

– Они к востоку от моей норы. Обустроились под холмом.

– Точнее.

– На холме огромный камень с какими-то рунами. В округе такого нет.

– Спасибо, – вздохнул я, поднявшись.

Гоблин пришел в себя тогда, когда я уже коснулся ручки двери.

– Почему? – спросил он. – Зачем ты пытал меня, если мог просто приказать выложить все, что я знаю?

– О? – я обернулся, с удивлением посмотрев на гоблина. – Ну, все просто. Я обожаю делать больно. Бывай! К утру твоих братцев уже не будет.

– Ты – самая худшая погань этого мира, – прошипел малец. – Надеюсь, ты сдохнешь.

– Я бы не надеялся, – буркнул, закрывая за собой дверь. – Похрен, если сбежишь. Все равно уже некуда. Пора навести шорох.

Гоблины очень хорошо нападают. Сбиваются в толпу и проходят по чужим домам гибельным вихрем. Но посреди ночи, у себя на земле, эти твари из-за тупости расслабляются. И тогда расплата смерчем настигает их.

Глава тридцать вторая, в которой блестит среди грязи

Хруст шейных позвонков… с каких пор стал сладкой музыкой? Черт знает. Но однажды, когда я услышал звук скрученной головы, понял – это мне нравится. Слишком сильно.

Знавал я пару шлюх, которые искренне верили в мгновенную и безболезненную смерть при переломе шеи. Несмотря на то, что это ошибка, это были самые умные бляди в моей жизни. Потому что другие толком и не знали ничего о способах убийства.

Есть то, чего обычные люди не знают: жизнь иронична и в ней нет линейности. Все неоднозначно. Иногда хруст, который многие могут принять за смертельный, окажется вовсе не таким… Я слышал о парнях, которые оставались в живых. Разок даже видел такого. Но шутка в том, что вовсе неважно, что значит хруст шеи. Если она затрещала, то человек либо покойник, либо беспомощный инвалид. И в любом случае он испытывает огромный шок от боли.

Самое болезненное – боль в шее. Потому что чаще всего она значит именно смерть. Но не мгновенную, ха-ха, нет, не совсем. Бывало такое, что я сделал все слишком идеально, и кто-то откинулся сразу же после заветного похрустывания. Но часто я видел, как человек моргал, смотрел замутненным от боли взглядом. Не мог ответить, дыхания толком не было, но я знал, что он пока еще жив.

Самое жестокое – когда приходится ломать шею второй раз. Это делать даже мне неприятно. Когда ты подозреваешь, что ошибся, и рискуешь оставить за спиной болтливый язык, нужно взять голову в захват еще раз. Приятно хрустеть позвонками, когда человек пытается бороться. И мерзко делать это с обмякшим, беспомощным телом. Которое и без того тонет в пучине боли.

Апогей ублюдства – когда приходится взяться за голову в третий раз. Тогда уже проще найти где-нибудь нож или острый камень. Ну или хотя бы отколупать щепку от доски, чтобы сделать несколько дыр в глотке и дать несчастному наконец-то испустить дух.

Я слышал о том, как один парень пережил два перелома шеи за свою жизнь. Так сложилось, что его семейка была довольно богатой, они могли позволить себе врачевателей. И когда мальца едва живого забрали из лап смерти, зафиксировав его голову в одном положении, и когда боль перестала так жечь… спустя полтора месяца за парнем пришли еще раз. На этот раз ему ломали шею не в подворотне, а в собственной кровати. Мерзкая жуть.

Впрочем, это неважно, смотрели гоблины со сломанными шеями мне вслед или нет. После десятка лет, проведенных в практике, я понял простую истину: что сломано – то сломано. Самый надежный способ не бояться за спину – хрустеть. Тем более, мерзкие зеленоватые твари не богатые сынки. Им некого просить и некого ждать на помощь.

Мне было интересно, как выглядит конура этих уродов. Итог разочаровал. Кучка слабаков просто спит под открытым небом на траве. Видимо, огрубевшая кожа и мерзкая начинка тел позволяет не так бояться змей.

Когда нужно убить кучу спящих – лучший друг нож, по мнению большинства. Вонзил в шею, провернул, вытащил, и оставил жертву булькать. Слишком тихо, чтобы разбудить остальных… Другой хороший способ – подушка. Две минуты тихой борьбы… Ха, шучу. Подушка? Серьезно? Истории об этом ходят, но я никогда не рвался проверять. Слишком ненадежно. Никогда не мог представить, с какой дикой силой нужно давить, чтобы задушить через толстую подушку.

Как насчет того, чтобы одной рукой зажать рот, а другой – глотку? Придется потерпеть испуганные удары в живот и грудь, но способ неплохой. Особенно когда это гоблины.

Я оставил за собой три тела, как вдруг чей-то голос холодно приказал:

– Остановись.

К счастью, я не успел взяться за следующего. Как раз опускался на землю, чтобы приступить.

Оглянувшись через плечо, я увидел гоблина, голос которого был на удивление не таким уж и мерзким. В ночном свете все же разглядел ствол револьвера. Адель ехидно улыбнулась.

Подняв руки, медленно поднялся. Никак не удавалось высмотреть глаза противника. К сожалению, способность фиолетового работает лишь при контакте взглядов.

– Ты – Вангр? – спросил гоблин.

– Конечно. С кем имею огромную честь?

– Лила, – сухо ответили. – Приготовься умереть.

– Подожди-подожди! – заторопился я. – Лила? Так ты девушка?

– Да, – ответили, и в интонации я слышал горделивость.

– А где же Лила нашла этот чудесный пистолет, который однажды принадлежал мне?

– Что?.. – удивилась гоблинша.

– Так ты не знаешь? Это мой револьвер.

– Какая разница?! Я тебя убью!

– Особенность этой пушки в том, что она стреляет очень маленьким калибром. Даже попав в голову, не факт, что ты меня убьешь.

– К чему ты это?.. – поинтересовалась Лила.

– К тому, что если ты собираешься убить, то стоит найти что-то другое. Впрочем…

За время, что я выиграл, носок сапога нащупал камень. Все, что оставалось сделать – это пнуть его достаточно метко. Уверен, что Лила не догадывалась о моем плане. Вялая жестикуляция руками, на которую обратят больше внимания, чем на слегка сдвинувшуюся ногу.

Камень полетел в тело гоблинки, и вместе с этим я рухнул на землю. Выстрел стал знамением боли в боку, но лучше так, чем мне пробьет кишки серебром и солью.

Оттолкнуться всеми конечностями, устремившись к вооруженной мелочи. У Лилы было еще пять пуль, если она их сберегла, но это не имело никакого значения – ухватить кисть руки, провернуться, упирая локоть в плечо, рывком накрениться вперед, болезненным броском перекидывая карлицу через себя. Схватить кулак с пистолетом, свернуть его до хруста. Рвануть револьвер из-под левой руки, которой мелкая попыталась ухватиться за рукоять. Отскочить.

Отведя в сторону барабан, я вытряхнул на ладонь содержимое. Три гильзы, три патрона. Швырнул их прочь, пока кожу не разъело.

– Значит, до этого ты выстрелила два раза, – прокомментировал я, глядя, как гоблины просыпаются и хватаются за самодельное оружие. – Надеюсь, охота была удачной.

Твари стали брать в кольцо. Удивительная сообразительность, как для только что проснувшихся болванов. Я не торопился двигаться. Лила тоже поднялась на ноги, сжимая сломанное запястье. Не хныкала, не рыдала – вполне сносная выдержка. Лишь стояла, сгорбившись.

– Но знаешь, в этот раз тебе не повезло. Тебе и твоим друзьям, – я наблюдал за тем, как кольцо становится все уже. Противники собирались перехватить инициативу и проткнуть меня своими дрянными копьями. Боже, и как у них ума хватило выстругать такую жуть?.. – Хатшь.

Из раны на боку брызнул дым. И подошедшие слишком близко – подавились им. Лишь Лила успела попятиться, отступив назад. А я шел за ней. Меня перестали интересовать гоблины, задыхающиеся в слезах ужаса. Во всем этом дерьме я увидел маленький драгоценный камешек, который собирался испытать на прочность. Ведь есть разница между цветным стеклом и настоящим рубином.

– Так что? – спросил я.

– Ч… что?.. – спросила гоблинша, и я чувствовал в ее голосе страх.

– Почему ты боишься? Тебя задел дым?

– Нет…

– Рука болит?

– Нет! – огрызнулась она.

– Тогда чего ты боишься? Или… – я подошел ближе и схватил ее лицо, бросая девушку в землю. – Боже, ты увидела что-то страшное?!

– Чего ты хочешь?! – рявкнула она.

Я выронил перед ней пистолет.

– Пристрели меня.

– Ты выкинул все патроны!

Усмехнувшись, опустился.

– Обычный трус схватил бы пушку и начал бы пытаться стрелять. Как думаешь, сколько таких я видел за жизнь?

Пожал плечами.

– Впрочем, вот что. Ты… да, ты! Что выберешь – хочешь умереть раньше тех, что за моей спиной, или все же останешься смотреть, пока не подойдет твоя очередь?

Она молчала. А что можно сказать? «Да, убей их, мне плевать, я хочу сделать их секундами своей жизни»? «Убей меня, я хочу умереть пораньше»? В ней борется безнадежность с надеждой. Что-то придумать, что-то сделать, хотя рабочая рука сломана.

– Еще поживешь? – спросил я, устав ждать ответ.

Она кивнула. Хорошо. Пускай еще поживет… Я рывком встал, возвращаясь к истерящим в дыму гоблинам. На ходу пощупал свою рану. Удивительно, пуля лишь задела плоть на ребрах. Коснулась вскользь, мимолетным поцелуем. Не оставила на моем теле столько святой соли, чтобы я корчился от боли. Но все же, под пальцами заскользили оплавленные кусочки плоти. Рана совсем не такая, какой должна быть после выстрела.

Ухватил первую голову. Хруст. Второго гоблина я поднял над коленом и разломил спину. Тоже больше не боец.

Иногда жаль, что недостаточно сил убивать одним ударом кулака. Приходится вытворять все эти захваты, использовать хрупкость костей как преимущество. Хороши молотки – один сильный удар по башке и все, не жилец. Еще, когда-то я пользовался кастетом. В те моменты, когда мне нужно было хорошенько кого-то отделать и сделать это побыстрее… Но убивать таким скучновато.

Все же, я попробовал. Было интересно, на что способно тело вампира. Оно ведь, как ни крути, все равно сильнее человеческого.

Удар, удар, удар. Я бил чутка выше уха. Череп костяшками колотить – дело в высшей степени неблагодарное, но это с человеческими руками. За свои я не боялся, даже если что-то сломаю, спокойно заживет. Если уж я оторванную руку прирастить могу…

Судя по тому, как гоблин затих, мозг его отошел в мир более достойный. Но на всякий случай я все же хрустнул шеей. Пока что моих сил было недостаточно для того, чтобы раздавить череп вместе с содержимым.

Решив, что было бы неплохо ускориться, я расправился с оставшимися пятью отработанным движением. Гоблинов было немного, но если уж они живут под открытым небом – очевидно, это вся их община. Не всем удалось переплыть море. И я усмехнулся, вспомнив угрозы того мальца. Вот эти вот слабаки – и угрожать мне?..

– Ну что? – спросил я у Лилы. – Как себя чувствуешь?

– Просто отлично. Закончи это!

– Ну подожди, испортить твое самочувствие я всегда успею. Мне интересно. У вас разве в общине больше никого не было? Мне говорили, что вас много, – лгал я, с интересом наблюдая за ее реакцией.

– Будь нас много, мы бы тебя размазали… – прошипела Лила.

– Не уверен. Но ладно, оставим спор. Ты знаешь другого гоблина, который умеет говорить на моем языке? У него еще была кошка. Чика.

– Да, знаю. Он мой брат.

– Отлично. Откуда у него бессмертие?

– Не скажу!

– Скажешь, просто у тебя есть выбор – ты будешь кричать долго или не будешь вообще. Потому что он вопил, пока я ломал кости.

– Ты ничего…

– … не вытянешь из меня. Эту сказку я слышал, тем не менее – стою здесь, убил всех ваших друзей.

– Значит, это он рассказал, где мы?

– А ты что думала? Что я вот так вот нагадал по картам, где вы живете? Выследил по звездам? Нет, я мог бы, но пытать ведь интереснее. Смотреть за тем, как упрямый ягненок ломается в зубах волка.

– Ты знаешь, что болен?

– Я знаю. А ты знаешь, что можешь умереть?

– Знаю.

– И тем не менее, я продолжаю делать свое, а ты – свое. Нам никак не мешает то, что мы что-то знаем. Так вот. Бессмертие.

– Я смотрю, ты не оставляешь мне выбора… – прошептала Лила. – Впрочем, неважно. Был один демон. С клювом ворона. Он провел эксперимент.

– Хорошо, достаточно. Больше ничего не хочу знать. Другой вопрос. Револьвер. Как ты его нашла?

– Лежал в траве… недалеко от людского поселения.

– Что ты там делала?

– Искала еду.

– Ясно. Скука, – я опустился перед Лилой. – Но ты меня убедила. Пойдешь со мной.

Удар основанием ладони вырубил карлицу. А я почесал затылок.

– Все же будет быстрее, если я понесу тебя.