Текст книги "Честный акционер"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

3

То, что руководителем следственной группы был назначен Нофель Керимов, сразу же не понравилось Рюрику Елагину. Елагин всегда недолюбливал Керимова, считая того человеком «странным» и склонным к интригам. Рюрик вообще не любил неискренних людей, а неискренность сквозила в каждом слове, в каждом взгляде и даже в каждом жесте Керимова. «Татарская лиса» – так про себя прозвал Рюрик Елагин Керимова.

Недолюбливал он и начальника Следственного управления Казанского, который непосредственно курировал это дело. Все глубже вникая в это дело, Елагин все больше сознавал его несостоятельность. И этот факт не давал ему покоя. В конце концов Елагин решил высказать Казанскому все свои сомнения, хотя чувствовал, что по головке его за это не погладят.

Едва он заикнулся о своих сомнениях, как разговор с начальником тут же перешел на повышенные тона. Казанский долго, минут десять, объяснял Рюрику его должностные обязанности и, совсем уж распалившись, закончил свой моноло? тем, что «ленивым и непрофессиональным» людям не место в Генпрокуратуре. Естественно, он имел в виду Рюрика Елагина. Намек был недвусмысленный. Однако Елагина он не остановил.

– Владимир Михайлович, – вновь, с еще большим упрямством заговорил он, – вы доверили мне вести эпизоды, связанные с Борисом Берлиным. В основе этого дела лежит обвинение партнера Бориса Берлина – Виктора Семеновского – в хищении пяти векселей по двести миллионов каждый. Но ведь электростанция и в самом деле была построена. Первую очередь сдали в прошлом году, финансировал проект банк «Монаполис». А значит, Семеновский и Берлин выполнили свои обязательства, профинансировал и строительство электростанции, как и было предусмотрено договором!

– И что дальше? – холодно поинтересовался Казанский.

Елагин набрался духу и выпалил:

– Я полагаю, что уголовное преследование Берлина следует прекратить. И уж конечно, мы не имеем никаких оснований для его задержания и заключения в следственном изоляторе.

Рюрик предполагал, что его слова вызовут грозу, но не думал, что она будет такой сильной. Лицо Казанского стало белее полотна. Казалось, что он не говорит, а яростно выплевывает слова, как огненные шары, стараясь испепелить ими бедного Рюрика Елагина. Но Елагин был не только упрямым, но и крепким парнем – крепким во всех отношениях. И Казанский это знал. Вскоре гнев Казанского, наткнувшись на упрямое и невозмутимое молчание молодого следователя, стал иссякать.

– Берлин будет задержан! – в конце концов сказал Казанский. – Завтра же! А что касается тебя, Елагин, то… – Тут на столе у начальника Следственного управления зазвонил телефон, и он оборвал фразу. – Я с тобой еще не закончил, – сказал он Елагину, прижимая телефон к уху. И рявкнул в трубку: – Слушаю!

Некоторое время он слушал молча, затем сказал:

– Нет, я не забыл… Да, уже собираюсь. Спасибо, что напомнили. – Он положил трубку на рычаг и посмотрел на Елагина. – Ладно, Елагин. Сейчас у меня важное совещание. Но завтра утром мы продолжим этот разговор. Идите работайте.

Рюрик повернулся и вышел из кабинета. «Завтра утром он меня в порошок сотрет», – уныло подумал следователь.

И был не прав. Вопреки ожиданиям Казанского «утро» для него так и не наступило. Через четыре часа после разговора с Рюриком Елагиным начальник Следственного управления Генпрокуратуры по расследованию особо опасных преступлений, государственный советник юстиции второго класса Владимир Михайлович Казанский был мертв.

Глава третья
ЧЕРНАЯ «МАЗДА»

1

Берлин весело взглянул на Турецкого и сказал:

– Я из тех людей, которые – если им представится возможность говорить – будут говорить долго и утомительно. Я из породы болтунов, Александр Борисович.

– А я люблю послушать, – ответил ему Турецкий.

– Правда? А разве работа вас не ждет?

– А вы и есть моя работа, Борис Григорьевич. – Турецкий стряхнул с сигареты пепел, прищурился и спросил: – Итак, какое отношение вы имеете к покушению, в котором погибли Казанский, Краснов и Самойлов?

– Никакого. Я уже говорил об этом следователю, который вел допросы до вас.

Турецкий кивнул:

– Да, я знаю. Вы также утверждали, что в момент убийства были с женой в ресторане «Зеленая лагуна».

– Утверждал. Ну и что?

– Мы встретились с официантами и менеджерами ресторана, работавшими в тот вечер. Никто из них вас там не видел.

Берлин нервно передернул плечами:

– В ресторане постоянный полумрак. Они могли меня не разглядеть.

– Вас? Не разглядеть? – Турецкий усмехнулся и покачал головой. – Это было бы слишком фантастично. В этом ресторане у вас репутация одного из самых щедрых клиентов. Маловероятно, чтобы вас не заметили.

Берлин нахмурил лоб:

– Помнится, в тот вечер у меня было раздражение кишечника, и я постоянно бегал в туалет. Возможно, официант подходил к нашему столику в те моменты, когда меня поблизости не было. Кстати, расплачивалась в тот вечер за ужин моя жена. Я это прекрасно помню. А мою жену персонал не знает. Обычно я ужинаю в «Зеленой лагуне» с партнерами по бизнесу или друзьями. Устраивает вас такое объяснение?

– Меня – да. Но суду оно может показаться неправдоподобным. В вашем кабинете нашли радиоустройство. Вы связывались по нему с сотрудником безопасности вашего офиса Кизиковым?

Берлин провел ладонью по волосам.

– М-м… Видите ли, Александр Борисович… Вашему предшественнику я сказал, что это устройство мне подкинули. Но потом я припомнил, что у меня в кабинете действительно могло быть такое устройство. Иногда, когда я выезжаю на деловые переговоры, меня сопровождают охранники. Иногда мне приходится координировать их действия. Или вернее: им– мои. Но я пользуюсь радиоустройством настолько редко, что и забыл о том, что оно у меня есть.

– Допустим. Допустим, что так оно и было. Но…

– Хотите я скажу вам истинную причину моего ареста? – неожиданно выпалил Берлий. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Причина в том, что власть на меня разозлилась. Да-да! Именно так! И травит меня из-за моего интервью, в котором я критиковал президента, его окружение и его действия.

– О каком интервью идет речь?

– Интервью в газете «Честные известия». Я тогда сказал, что люблю Россию, но действия правительства и взгляды населения не вызывают у меня оптимизма. К примеру, вы знаете, что уровень поддержки политических свобод в стране, в том числе свободы слова и шествий, составляет, по опросам, процента два-три? Ценность этих свобод в массах низка! Но все это связано с недоразвитостью демократического мышления.

Турецкий задумчиво посмотрел на Берлина и спросил:

– В чем же именно вы не согласны с нынешней властью?

– Хотите по пунктам?

– Сделайте одолжение.

Берлин поднял руку и стал загибать пальцы:

– Первое. Она фээсбэшная или гэбэшная. Она лживая, антинародная и популистская. Власть получает голоса, провоцируя нетолерантность, провоцируя ксенофобию. У гэбэшной власти не бывает оппозиции. В этом ее сила. У этой власти нет позиции. Поэтому не может быть оппозиции. Это власть, которая всегда мимикрирует под ожидания. Потому что ее название – не человек, а рейтинг. И если ее имя рейтинг, то неважно, кто стоит во главе, кто как бы олицетворяет эту власть. У нее есть абсолютно стабильные преимущества. Отсутствие любой позиции и борьба с врагами режима, которых можно назвать или оппозицией, или анти-президентским заговором. Все это было в нашей истории, все это повторяется. Все это ведет к невозможности создания любой идейной оппозиции. Это то, что мы сейчас получили в России.

Берлин замолчал, видимо, для того чтобы перевести дух.

– Зажигательно говорите, – одобрил Турецкий, попыхивая сигаретой.

– А вы со мной не согласны? – вскинулся бизнесмен.

– Мне импонирует ваша убежденность, – уклончиво ответил Турецкий.

– Дело не в убежденности. Дело в фактах. Такая власть глобально нестабильна. Она полностью зависит от нефтедоллара. Она неспособна что-либо сделать. – В красивых глазах Берлина зажегся яростный огонек. – А как только она начнет что-либо делать, – продолжил он с еще большей запальчивостью, – или как только упадут цены на нефть, ее пресловутый рейтинг превратится в антирейтинг. Вот тогда начнутся кровавые времена, которые назовут «борьбой за власть любой ценой». Не дай нам с вами бог дожить до этих времен. Вернее, не дай вамбог до них дожить в России. Я-то, случись что, с голоду не умру. Просто продолжу свой бизнес за границей, вот и все.

– Не слишком патриотично, – заметил Александр Борисович.

Берлин раздраженно качнул головой:

– Патриотизм здесь ни при чем. Я хочу, чтобы моя семья, мои дети жили в стабильной, богатой стране. И если Россия не хочет стать такой страной… – Он с вызовом пожал плечами. – Что ж, придется попытать счастья где-нибудь еще. В конце концов, везде живут люди. Все мы на планете Земля. Но что бы ни случилось, я не стану подыгрывать нынешнему российскому режиму. Это я вам твердо обещаю.

– Значит, вы не верите в Россию?

– Почему? – Тут Берлин улыбнулся, затем облокотился о стол и чуть нагнулся вперед, как бык, готовящийся к нападению. – Я верю в Россию. Верю, что она изживет нынешнюю власть, как болезнь. Ведь другого пути нет. Либо страна выздоравливает, либо умирает. Поймите, Александр Борисович, нынешняя власть крайне неустойчива и сама является врагом себе. Чтобы такая власть была повержена демократическим путем на выборах, нужно пройти через все. Надо дать властям возможность сделать все те ошибки, которые они сделают неизбежно. Как бы тяжело это ни было для страны.

– Позволю себе вам напомнить, что «правые» проиграли на прошедших выборах, – сказал Турецкий. – Вам не кажется, что в этом есть и их вина? И что они сделали все, что могли, а теперь должны уступить место другим политическим силам?

Берлин нахмурил собольи брови и тяжело вздохнул:

– Нужно очень бережно относиться к нашему либеральному наследию, – изрек он. – Наша манера вечно все разрушать до основания и начинать с нуля приведет к тому, что мы никогда не попадем в период традиций, стабильности и поступательного развития. Невозможно построить все новое, заранее отрицая все старое. Это мое твердое убеждение. Я вас еще не утомил?

Александр Борисович усмехнулся одними уголками губ:

– Пока нет. Говорите. Должен же я понимать, с кем имею дело.

– Тогда слушайте! Это демократы создали в России нормальную жизнь! Без их реформ сегодня не было бы нашего президента, не было бы того более или менее нормального экономического развития страны. Президент получил от них в наследство устойчивую экономику! У них есть идеология. И, в конце концов, у них есть опыт.

– Если мне не изменяет память, – спокойно начал Турецкий, – ваш партнер по бизнесу Михаил Храбро-ицкий отнюдь не узник совести. Он задержан по подозрению в экономическом преступлении. А вы – в уголовном.

– Насчет себя я уже все сказал. А что касается ареста Храбровицкого… – Берлин саркастически усмехнулся. – Страна, в которой таких людей, как он, заключают в тюрьму, не имеет будущего. Это…

– Это ваше твердое убеждение, – закончил за него Александр Борисович. – Достаточно. Я вполне уяснил себе ваши политические взгляды. Равно как и экономические. Кстати, Борис Григорьевич, прокуратура снимает с вас обвинение в махинациях с векселями «Газ-промсервиса».

Берлин прищурил глаза:

– А вот это уже сюрприз. С чего бы это вдруг?

– Следователь Елагин тщательно во всем разобрался и установил, что у следствия нет доказательств того, что вы принимали участие в этом преступлении.

– А как с Семеновским?

– Следствие по делу Семеновского еще продолжается. Это все, что я пока могу вам сказать.

Пока Александр Борисович закуривал новую сигарету, Берлин молчал, с угрюмой иронией поглядывая на следователя из-под насупленных бровей. Но лишь Турецкий выпустил первое облако дыма, бизнесмен снова заговорил:

– Значит, вором меня сделать не удалось, так вы решили сделать из меня убийцу? Забавно! Генпрокуратура никого просто так не отпускает, правда?

– Если бы у следствия не было против вас улик, вас бы никто не задержал, – спокойно ответил Турецкий. – К тому же вы не хотите сотрудничать со следствием. Зачем вы придумали эту историю про ресторан? Ведь рано или поздно, но ложь обязательно бы раскрылась.

– Я не врал. Я действительно был в ресторане. С женой. Черт, да спросите вы у нее!

– Спрашивали, – кивнул Турецкий. – Она подтверждает ваши слова.

– Ну вот видите! – обрадовался Берлин.

– Но ваша жена – лицо заинтересованное, – продолжил Александр Борисович. – А других доказательств нет. Так что алиби у вас довольно слабое.

– Но ведь есть такое понятие, как презумпция невиновности. Или в нашей стране оно уже не действует?

– Действует, – «успокоил» бизнесмена Турецкий. Затем вздохнул, закрыл папку, лежащую перед ним на столе, и сказал: – Спасибо за беседу, Борис Григорьевич. На сегодня мы, пожалуй, закончим.

2

Бар, в котором маленький и юркий человек, похожий на крысу, назначил встречу генералу Грязнову, больше походил на привокзальный буфет провинциального городка, чем на столичное заведение общепита. Вывеска гордо гласила «Бар-рюмочная «Пикник». Какое отношение все это имело к пикнику, установить было решительно невозможно. Небольшой зал, выложенный кафелем, меньше всего походил на лесную полянку. А тусклые витражи на окнах, оставшиеся еще с советских времен и изображавшие нечто, похожее на заводской цех с громоздящимися станками, абсолютно не напоминали чистое загородное небо над сосновым бором.

Завидев Грязнова, человек, похожий на крысу, оторвался от своей рюмки (хоть в этом вывеска не обманула) и растянул сухие губы в улыбке.

– А, вот и вы! – громко сказал он, приподнимаясь со стула, чтобы пожать генералу руку. – А я жду-жду, а вас все нет и нет. Неужто, думаю, обманули старого приятеля.

– Небось опять пирушку за мой счет закатил? – сказал Грязнов, усаживаясь за стол и обводя недовольным взглядом тарелки с салатами и котлетами.

– Да тут всего-то на сотню рублей, – развел руками Юркий. Затем вздохнул и печально добавил: – Но денег у меня при себе нет – тут вы угадали. Поиздержался я за последние дни, Вячеслав Иванович. Сильно поиздержался.

– «Поиздержался», – передразнил его Грязнов. – В карты небось все просадил. С Сычом в покер резался?

Юркий человечек вздохнул еще тяжелее, чем прежде, и кивнул:

– С ним.

– Какого черта играешь, если знаешь, что он передергивает?

– Да как вам сказать, Вячеслав Иванович… – Юркий слабо улыбнулся и пожал тощими плечами. – Надежда-то всегда остается. Пусть даже и самая маленькая.

– Надежда на то, что он твоих дешевых уловок не заметит? И когда ты уже поумнеешь, Ильницкий?

Было видно, что замечание Грязнова насчет «дешевых уловок» задело Юркого.

– Да поздно мне уже умнеть, Вячеслав Иванович, – с обидой в голосе произнес он. – Видать, так дураком и помру.

Грязнов достал из кармана пачку сигарет, вытряхнул одну и протянул ее Юркому:

– На-ка посмоли хороших.

Юркий взял сигарету и вежливо поблагодарил. Гряз-нов дал ему прикурить от своей зажигалки, затем прикурил сам, махнул перед лицом рукой, отгоняя дым, и сказал:

– Ну говори, зачем звал? Опять будешь врать и деньги за это просить?

Ильницкий снова, в третий раз за последние минуты, вздохнул и сказал с мягким укором:

– Вячеслав Иванович, зачем вы так? Вы ведь мою натуру знаете.

– Знаю, Ильницкий, знаю. Потому и доверия у меня к тебе нет.

– Обижа-аете, Вячеслав Иванович, – протянул Ильницкий. – Я же к вам всей душой.

– Это верно, – согласился Грязнов. – Да только душа у тебя слишком жадная да алчная.

– Жадная? Стыдно вам такое говорить, гражданин начальник. Вас послушать, так я Рокфеллер какой-то. А я, наоборот, мужик честный и лишнего с дорогого мне человека никогда не возьму. – Маленькие глазки; Ильницкого воровато блеснули. – Мне бы сотен пять на поправку положения, а? Должок один нужно оплатить – ну прямо кровь из носу.

– За какие заслуги? – нахмурился Грязнов.

Ильницкий быстро обернулся, огляделся (скорее для того, чтобы добавить своим словам веса, чем из-за страха или тревоги) и сказал, сильно понизив голос:

– Я ведь вам уже рассказывал, гражданин начальник. Тогда, по телефону.

– Ты так тихо бубнил, что я толком ничего не по-| нял. Повтори еще раз, с толком, с расстановкой.

– Значит, так, – начал Ильницкий. – В ночь после того вечера, когда генералов взорвали, двое пацанов из кодлы Сычева машину в переулке подобрали. Аккурат недалеко от того места. Подержанная «мазда» черного цвета…

– Что значит «подобрали»? – перебил информатора Грязнов. – Украли, что ли?

– Не то чтобы украли, а так… – Ильницкий замялся, подбирая более подходящее слово, да так и не нашел. – Подобрали, короче, – повторил он. – Когда взрывом рвануло, они в кафе сидели, за углом от этого… как его… от места преступления. И как только грохот услышали, сразу из кафешки выскочили. Видят, а рядом с кафешкой «мазда» припаркована. Ну и что-то там вышло у них… Точно не знаю что.

– В каком смысле «вышло»? – не понял Грязнов.

– Ну, в общем, взяли они машину эту. Но говорят, что хозяин сам ее им отдал. Даже дверцу сам открыл. Ну они эту «мазду» в гараж к Сычеву и перегнали. Раз уж хозяин от нее сам отказался…

– Ничего не понимаю. Как это – отказался?

– Гражданин начальник, я же вам говорю – не в курсе я насчет подробностей. Знаю только, что «мазда» эта неподалеку от места взрыва стояла.

Грязнов поморщился. Он уже начал сожалеть, что пришел на эту встречу. Однако за долгие годы «сотрудничества» Ильницкий редко его подводил. У этого парня было настоящее чутье на преступление, и чаще всего его информация действительно помогала в работе.

– Ну и где она теперь, эта «мазда»? – спросил Гряз-нов.

– «Мазда»-то? Да, наверно, так в гараже у Сыча и стоит. Если, конечно, продать не успел.

– Как встретиться с Сычом?

– Да как – просто. Ну то есть адреса я его не знаю, но он постоянно возле гаража своего ошивается. Помните ведь, где у него гараж был?

– Ну.

– Так там и остался. Мы и в покер с Сычом возле гаража играем, на скамеечке.

– Это Сыч тебе про «мазду» рассказал?

Ильницкий кивнул:

– Угу. Пока в карты играли, все и выложил. Знаете ведь, как оно под пиво да под водочку бывает. Да под хорошее настроение. И не хочешь рассказывать, а расскажешь. А я сразу смекнул, что с этой машиной не все ладно. Особенно когда он мне про рацию сказал.

Грязнов удивленно поднял брови:

– Про что?

– Про рацию, – повторил Ильницкий. – А что, разве я по телефону вам про нее не сказал? Странно… Голова совсем ничего не держит, надо пить завязывать. Короче, рация там была. В нее тот человек и кричал, который потом проходным двором убежал.

– Рация тоже у Сыча?

– А у кого ж еще? Он мне ее и показал. Черная такая, как у ментов, только малость поизящнее. Дорогая, наверное, штука.

Грязнов помолчал, обдумывая рассказ Ильницко-го. Ильницкий же внимательно следил за выражением лица Вячеслава Ивановича, стараясь угадать, какой эффект произвели на генерала его слова.

Наконец, не в силах больше ждать, Ильницкий осторожно спросил:

– Так как насчет уговора нашего?

– Какого уговора? – вышел из задумчивости Гряз-нов.

– Ну насчет суммы… на поправку здоровья?

– А, ты про это.

Грязнов достал из кармана пиджака бумажник, вынул из него несколько купюр и протянул их информатору. Тот взял бумажки, аккуратно сложил их пополам и запихал в карман джинсовой рубашки. Физиономия его светилась от удовольствия.

– А насчет брата моего не похлопочете? – неожиданно спросил он.

– Какого еще брата?

– Да брат у меня в ментовку за угон загремел. Совсем еще сопляк. Выпил лишнего с пацанами, ну и накуролесил.

– Он не накуролесил, он украл. И за воровство свое ответит.

– Так по мелочи же. К тому же – в первый раз. Похлопочите, что вам стоит?

Грязнов пристально посмотрел на Ильницкого, затем усмехнулся и сказал:

– Если твоя информация действительно нам поможет – так и быть, помогу твоему недорослю получить условный срок.

– Вот это дело! – обрадовался Ильницкий. Он протянул руку к графину с водкой. – Может, обмоем нашу встречу? Все-таки давно не виделись.

– В следующий раз.

– Ну как знаете. А я, с вашего разрешения, дерну.

– В какое время Сыч бывает в своем гараже?

Ильницкий глянул на настенные часы и ответил:

– Езжайте сейчас – не ошибетесь.

Грязнов встал из-за стола, но тут Ильницкий состроил жалостливую рожу и попросил:

– Только вы ему не говорите, что это я вас навел.

– Думаешь, он сам не догадается?

– Одно дело – догадаться, а другое – знать наверняка, – резонно заметил Ильницкий. – Кстати, гражданин начальник, за банкетик наш не заплатите, а?

– Я ведь тебе дал денег.

– Так ведь те деньги – должок отдать, – жалобно проблеял Ильницкий. – А за «покушать» – отдельная такса. Если вы, конечно, не против.

Грязнов усмехнулся, покачал головой, удивляясь наглости стукача, затем вынул из кошелька еще одну бумажку и небрежно бросил ее на стол. После чего повернулся и вышел из «Бара-рюмочной», оставив Иль-ницкого наедине с графином водки.

В машине он вынул из кармана сотовый телефон и набрал номер капитана Могильного:

– Алло, Коля, это Грязнов… Слушай, я сейчас встречался с Ильницким. Он мне кое-что рассказал. Ты ведь помнишь Игната Сычева?… Да-да, тот самый, что номера перебивал. Так вот… – Вячеслав Иванович пересказал Могильному историю, рассказанную Ильниц-ким. – У меня сейчас важное дело. Поэтому, будь добр, сгоняй в гараж к Сычу и потряси его хорошенько на предмет этой «мазды»… Да, прямо сейчас… Хорошо. Позвони мне потом.