Текст книги "Честный акционер"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

5
(спустя две недели после взрыва)

Оказавшись в кабинете Турецкого, Павел Петрович спокойно, не торопясь, оглядел антураж и стены, кашлянул в кулак и лишь затем сел на предложенный Турецким стул. Сел и уставился в окно.

Александр Борисович смотрел на него с нескрываемым интересом. Павел Петрович молчал, Турецкий – тоже, предпочитая, чтобы гость заговорил первым. Наконец Кизиков разлепил сухие губы.

– Александр Борисович, – начал он, не глядя на Турецкого, – я пришел.-., покаяться.

Турецкий медленно закурил.

– Покаяться? – сказал он. – В чем?

Павел Петрович перевел взгляд на Турецкого, как-то странно усмехнулся, затем выставил вперед руки ладонями вниз и сказал, повысив голос:

– Вяжите меня. Я убил.

Сигарета едва не выпала из открытого рта Турецкого. Он хлопнул ресницами.

– Погодите… – «Важняк» с нескрываемым изумлением посмотрел на Кизикова. – Кого убили? Когда?

– Их, – ответил Кизиков. – Всех. Взял и убил.

– Что за… – Внезапно Турецкий догадался. – Вы про взорванных генералов говорите?

Павел Петрович опустил голову и, уткнув взгляд в свои коричневые ботинки, кивнул:

– Про них.

Дым тонкой струйкой поднимался к потолку. В кабинете стало душно.

– Так. – Александр Борисович протянул руку и открыл окно. В кабинет ворвались звуки улицы. – Вот так будет лучше. – Он вновь посмотрел на Кизикова. – И каким же образом вы их убили?

– Не сам, – глухо ответил Павел Петрович. – Но Генку послал я. Я решил, и я приказал. Он сопротивлялся. Но я его заставил.

С минуту Турецкий молча разглядывал старика. Все это время Кизиков сидел, опустив голову и глядя на свои туфли. Голова его слегка подрагивала.

– Хм… – задумчиво произнес Турецкий. – А вы, часом, не того? Не пьяны? Мне показалось, что от вас пахнет.

Павел Петрович поднял голову, во взгляде его промелькнуло возмущение:

– Сто граммов «Столичной», – сухо сказал Кизиков. – По-вашему, я могу опьянеть с такой дозы?

– Я встречал людей, которые пьянеют и от меньшего.

– Только не я!

– Ладно, не горячитесь, – миролюбиво сказал Турецкий. – Я не настаиваю. Убили так убили. Что ж, теперь рассказывайте, как убили, за что убили?

– Я люблю Россию, – медленно, одышливо произнес Кизиков. – И я не могу смотреть, как моя страна катится в тартарары.

– А она катится? – уточнил Александр Борисович.

– А вы что, сами не видите! В стране процветает коррупция. Власти – коррумпированы. И гниение начинается с тех ведомств, которые должны уберегать нас от этого. МВД, ФСБ, Генпрокуратура… На три ведомства не найдешь ни одного порядочного человека!

– А вы не преувеличиваете? – вежливо поинтересовался Александр Борисович.

Неожиданно толстое лицо Кизикова побагровело.

– Перестаньте ухмыляться! – сказал – нет, крикнул он. – Я говорю вам о важных вещах.

– Если мне не изменяет память, вы пришли сдаваться, а не хамить, – спокойно напомнил Турецкий. – Придерживайтесь своей роли. Итак, вас не устраивает ситуация в стране. Что дальше?

– А дальше, после того как ваша контора возбудила уголовное дело против Храбровицкого, я решил: кто-то должен открыть народу глаза на произвол властей.

– Оригинальный способ. Только вряд ли народ от этого прозрел.

– Чепуха! Страна обратила на это внимание. Сейчас в газетах только о коррумпированности силовых ведомств и пишут. Так что можно считать, что я достиг своей цели.

– Продолжайте, – сказал Турецкий и стряхнул с сигареты пепел.

– Я дал указания своему сыну – подъехать к машине и положить на крышу взрывчатку. Часовой механизм сработал раньше, чем я рассчитал. К сожалению, Гена не успел отъехать на безопасное расстояние и погиб. Вечная ему память.

Кизиков замолчал. Турецкий подождал немного, но, поняв, что продолжения не будет, спросил:

– Где вы взяли взрывчатку?

Павел Петрович поскреб пальцами потный лоб и ответил:

– Купил. У чеченцев.

– Адреса, имена.

Кизиков лукаво посмотрел на Александра Борисовича и покачал головой:

– А вот этого я вам не скажу. Эти ребята мне помогли, зачем же я сейчас буду их подставлять. К тому же я дал им слово. Не знаю, как у вас, прокурорских, а у нас, российских офицеров, принято держать слово.

– Ясно.

Турецкий потушил окурок и устало потер пальцами заслезившиеся от дыма глаза.

– Вы что, не верите мне? – подозрительно спросил Павел Петрович.

– Верю, не верю – какая разница? В нашем деле имеют значение лишь факты и улики. Где вы находились и что делали в тот момент, когда прогремел взрыв?

– Как что? Указания давал. Мы с сыном постоянно были на связи.

– Где вы находились? – повторил вопрос Турецкий.

– В здании банка «Монаполис». Там, где вы рацию нашли.

Турецкий прищурился и резко спросил:

– Как вы туда попали?

– Просто. Я ведь числюсь консультантом в службе безопасности банка. Давно, уже с год. Я и Геннадия туда устроил. У него был ключ, этим ключом я и воспользовался. Берлин об этом ничего не знал. По крайней мере, пока вы не нашли в офисе рацию. Теперь-то, наверное, догадывается, но не хочет меня подставлять. Он слишком благородный человек для того, чтобы совершать такие пакости. – Павел Петрович посмотрел на графин и сглотнул слюну. – Извините, можно воды?

– Пожалуйста.

Александр Борисович налил в стакан воды и протянул его Кизикову. Тот с жадностью выпил – все, до дна. Вытер ладонью губы и сказал:

– Вот оттуда я по рации с сыном и разговаривал. А вы, наверно, думали, что дочка моя там сидела? – Павел Петрович натянуто засмеялся. – Богатая у вас фантазия, гражданин следователь! Богатая, ничего не скажешь. Да дочка моя совсем еще девчонка. Вы руки ее видели? Не руки – прутики. Она и не знала ничего о нашем плане. Если бы мы ей сказали, она бы не дала нам его осуществить.

– Значит, это была ваша идея – совершить возмездие? – сказал Турецкий, задумчиво разглядывая своего собеседника.

– Ну ясно, моя, – кивнул тот. – Чья же еще? Поговорили мы раз с Генкой. Я ему говорю: так, мол, и так. А он мне: «Я, – говорит, – тебя, отец, понимаю. У меня у самого давно уже руки чешутся поквитаться с генералами. За друзей своих погибших поквитаться, за ноги твои, в Афгане оставленные. За то, что я по ночам спать спокойно не могу…» – Голос Павла Петровича дрогнул, из краешка глаза скатилась слеза. – Вот так мы с ним все и порешили. Я-то стар уже на мотоцикле гонять. А Гена говорит: «Об этом не беспокойся. Я как раз недавно нашу старенькую «Яву» отремонтировал. Бегает, как молодая. Уйду без всяких усилий, ты только взрывчатку толковую найди. Чтоб осечки не было». Нашел я взрывчатку. А он ее, значит, на крышу машины бросил. Вот так все и было.

Пока Кизиков исповедовался, Александр Борисович делал в блокноте пометки. Но и после того как Павел Петрович замолчал, Турецкий продолжал писать.

– Ну и как теперь? – негромко окликнул его Кизиков.

– Что? – поднял на него взгляд Турецкий.

– Дочку-то мою отпустить придется. Александр Борисович, пожалуйста… Не наказывайте за мои грехи Ларису. Хватит того, что я потерял сына… Да и Женю отпустите, Бабаева… Он ведь тут тоже ни при чем…

Турецкий задумчиво пожевал губы.

– Ведь я по всем сознался. А значит, настоящий убийца найден. Вот он, перед вами. Чего вам еще нужно?

Турецкий посмотрел на старика.

– Чаю…

– Что? – не понял тот.

– Чаю хотите?

6
(за две недели до взрыва)

Борис Берлин остановил машину.

– Ну вот мы и приехали. Твой подъезд.

– Спасибо.

Лариса взялась за ручку сумочки, но Берлин положил ладонь ей на руку. Лицо его стало строгим и сосредоточенным, как у человека, которому предстоит сообщить дурную весть.

– Не хотел тебе говорить, но… Наверное, все-таки должен. – Берлин тяжело воздохнул. – Я сегодня говорил с адвокатами Михаила. Держится он молодцом, но физически сильно сдал. У него теперь постоянные головокружения. По ночам мучаеТ бессонница. На него оказывается огромное давление, и я не знаю, сколько он еще выдержит.

Лариса побледнела. Ресницы ее дрогнули.

– К нему пускают врача? – с горечью в голосе спросила она.

– Да, но врач сказал, что он бессилен помочь Храбровицкому. Он сказал, что от таких болезней есть только одно средство – воздух свободы. А судя по действиям прокуратуры, Михаилу это не светит. Они взялись за него всерьез.

Берлин немного помолчал и добавил:

– Миша просил тебе передать, что сильно по тебе скучает. И чтобы ты не падала духом. И… и если случится что-нибудь страшное… прими это спокойно. Потому что это будет его решение.

Глаза Ларисы расширились от страха:

– О чем это вы?

Берлин опустил глаза:

– Похоже, он задумал что-то дурное. Я пробовал его отговорить, но ты ведь его знаешь. Ему очень тяжело в тюрьме.

– Он что, хочет покончить жизнь самоубийством? – спросила Лариса, замирая от ужаса.

Берлин кивнул:

– Похоже на то.

Лариса выпустила из пальцев сумочку и прижала ладони к груди.

– Что же нам делать? – хрипло спросила она. – Чем мы можем ему помочь?

– Я обсуждал этот вопрос с адвокатами. Не знаю, стоит ли прислушиваться к их мнению… Ты ведь знаешь, они практики и циники…

– Что они сказали?

– Они склоняются к мысли, что помочь Михаилу уже ничем нельзя. Для Казанского посадить Храбро-вицкого – вопрос чести. Понимаешь, он слишком сильно увяз в этом деле. Слишком много напортачил, чтобы признавать свои ошибки. Если он пойдет на попятную – ему сильно непоздоровится. – Берлин вздохнул и развел ладони. – Теперь это вопрос личных амбиций господина Казанского. И исход дела на девяносто процентов зависит от него.

– Но ведь должно же у него в душе остаться хоть что-то человеческое! – воскликнула Лариса. – Неужели он не понимает, что в его руках – человеческая жизнь!

– Думаю, что ему на это плевать. Он столько раз брал грех на душу, что еще от одной загубленной жизни его душа чернее не станет. По крайней мере, он так думает.

Лариса сжала кулаки:

– А другие? Ведь Генпрокуратура – это не один Казанский!

Берлин положил руки на руль и медленно покачал головой:

– Пока Казанский сидит на этом деле, другие обходят его стороной. Связываться с ним – себе дороже. Да и зачем это им? У них своих дел по горло. Нет, Лариса, Казанского не обойти. Все упирается в него. А в нем, похоже, кроме ненависти, никаких чувств к Михаилу не осталось. Да и не было, наверное.

– А если нам пожаловаться на него? Подать на него в суд?

Берлин горько усмехнулся:

– Бесполезно. В его действиях нет состава преступления. По крайней мере, на взгляд следователей и судей. Они ведь все так поступают. Помнишь, как в «Джентльменах удачи»? «Чем больше посадим – тем лучше». У них, в этой чертовой прокуратуре, тоже – показатели и свои планы. А планы нужно выполнять. Любой ценой. К тому же на них давят сверху. Вот они и стараются.

Лариса повернулась и пристально на него посмотрела.

– И что мы будем делать? – спросила она, еле шевеля сухими губами.

Берлин откинул со лба чуб и сказал:

– Думать. Времени у нас осталось мало. Если мне что-то придет в голову, я тебе позвоню.

В комнате находилось пятеро: Геннадий Кизиков, Лариса Кизикова, ее жених Евгений Бабаев, друг Евгения – Олег Бебиков и приятель Бебикова – Андрей Кириллов. Кириллова Лариса, Евгений и Геннадий видели второй раз в жизни. Это был вальяжный и раскованный молодой человек с круглым, добродушным лицом и лукавыми маленькими глазками. Он сидел на диване, сложив руки на груди, и болтал короткой ногой, обутой в лакированный черный ботинок. Бебиков представил его как «частного детектива». Но на детектива Кириллов был похож меньше всего.

Лариса, одетая в красный халат и мягкие тапочки, на правах председателя собрания расхаживала по комнате и излагала свои соображения. Ее влажные волосы были зачесаны назад, черные брови были нахмурены, а глаза сверкали странным, судорожным блеском.

– Особую рьяность в этом деле проявляет госсоветник юстиции второго класса Казанский, – сказала Лариса. – Папа передал ему папку с собранными доказательствами, но он не присовокупил ее к делу. Мне кажется, он ее просто уничтожил.

– Довольно подло, – заметил Кириллов, по-прежнему беспечно болтая йогой.

– Да уж, – поддакнул Бебиков. – За такое надо морду бить.

– Я предлагаю послать ему письмо, – сказала Лариса. – Ив этом письме написать: если он не захочет вести дело честно, ему не поздоровится.

– Я не согласен, – пробасил Бабаев.

Лариса удивленно на него посмотрела. Уж от кого-кого, а от него, своего верного спутника, она возражений не ожидала. Губы Ларисы презрительно изогнулись.

– Ты что, струсил?

Бабаев энергично потряс головой:

– Не в этом смысле, дорогая. Я просто не думаю, что его напугает какое-то письмо. Казанский – человек пуганый. Ему все наши угрозы, как мертвому припарка.

При слове «мертвый» Лариса вздрогнула, и Евгений это заметил.

– Что с тобой? В комнате холодно?

– Нет. Просто я… Да нет, ничего. Что же ты предлагаешь?

– Тут нужны более решительные действия, – сказал Бабаев.

– Верно, – кивнул Олег Бебиков. – Письмом эту сволочь не проймешь. Такие, как он, понимают только это… – Он сжал пальцы в кулак и потряс им перед собой. – Поверь, Лариса, это убеждает лучше любых писем и угроз.

Он повернулся к Геннадию:

– А ты что скажешь?

Кизиков-младший задумчиво вздохнул:

– Не знаю, ребята. Слишком уж все это похоже на игру. Казаки-разбойники какие-то.

– Брат, эту игру затеяли не мы, – резко сказала ему Лариса Если Храбровицкого засудят, ассоциация погибнет. Подумай о тех парнях, которые лежат в госпиталях и залечивают души в пансионатах. И еще – о тех, кого выбросят на улицу, когда «СНК» станет банкротом. Их, между прочим, сто пятьдесят тысяч. По-твоему, это игра? Иди объясни это им!

Геннадий болезненно поморщился:

– Не кричи, я не глухой. Я же не говорю, что Храбровицкого держат в тюрьме справедливо. Я просто пытаюсь продумать ситуацию, найти самый эффективный выход. Не тот, который вы предлагаете. Ну пошлем мы ему письмо, как ты предлагаешь, или пересчитаем ему кости в подъезде, как предлагает Олег. И что это изменит?

– Вообще-то Геннадий прав, – поддержал Кизикова Андрей Кириллов. – Я справлялся у своих источников. Делом этим занимаются важные чины. От Генпрокуратуры – Казанский. От ФСБ – генерал Самойлов. От МВД – генерал Краснов. Это одна шайка-лейка. Тактику и стратегию следствия они просчитывают втроем. На троих и свой успех разделят, когда Храбровицкому срок впаяют.

Все взгляды устремились на него.

– Это точно? – спросила Лариса.

– К гадалке не ходи. Я все-таки частный детектив и знаю многое из того, о чем вы, «простые смертные», можете только догадываться.

Лариса перевела взгляд на Геннадия:

– Ну и что ты скажешь теперь? Какие «способы» решения проблемы нам предложишь?

Геннадий пожал плечами:

– Сестренка, ты же знаешь, я – плохой стратег. Я – человек действия, так же как и Женька. – Он кивнул в сторону Бабаева. – Мы лучше умеем воевать, а разрисовывать красным карандашом карту военных действий – это дело других. Тех, кто в этом петрит.

Лариса прищурилась и обвела присутствующих тяжелым взглядом.

– В таком случае, – медленно сказала она, – вам лучше послушать меня.

7

Через пятнадцать минут Геннадий вышел на кухню покурить. Лариса последовала за ним. Геннадий зажег сигарету и протянул ее сестре. Она покачала головой:

– Нет, не хочу. Сигарета успокаивает, а я сейчас не хочу быть спокойной.

– Что хорошего в горячности?

Лариса усмехнулась:

– Все великие свершения делались горячими и беспокойными людьми. Если бы люди всегда были рассудительными и холодными, мы бы до сих пор жили в каменном веке.

– Спорное утверждение, – возразил Геннадий. – К тому же твоя горячность никогда не мешала тебе рассуждать здраво. Ты умная девушка, сестренка. Но ты не должна себя переоценивать. Даже самые умные люди совершают ошибки.

Лариса пожала плечами:

– А я и не спорю. Поэтому я и хочу, чтобы ты участвовал в нашем обсуждении. Чем больше мнений, тем точнее можно все просчитать. Последние десять минут ты молчал. Почему? Ты не согласен с нами?

Геннадий затянулся сигаретой, выпустил косматое облако дыма и нахмурился.

– Ты никогда не видела, как убивают людей, сестренка, – глухо проговорил он. – Ты не видела, как люди корчатся в крови. Ты сама никогда никого не убивала и не знаешь, как чувствует себя тот, кто убил другого человека.

– Не в этом дело, Ген.

Он повернулся и пристально на нее посмотрел.

– А в чем?

Лариса прикусила губу. Затем заговорила – быстро, но рассудительно, как она одна умела:

– Я понимаю, о чем ты говоришь, брат. Я понимаю, как трудно сделать то, что мы… о чем мы говорили. Но иногда, делая добро, мы вынуждены совершать страшные поступки. Подумай сам. Если бы в тридцатых годах кто-нибудь убил Сталина, он бы спас миллионы людей. Миллионы высоких и благородных человеческих жизней в обмен на одну – мелкую, дьявольскую и подлую. Это стоит того, правда? – Она немного помолчала. – Мы пойдем на это не из личной мести. И не из-за шкурных интересов. И ты это прекрасно знаешь. Я не хочу давить на тебя. У каждого человека своя судьба, и каждый распоряжается своей жизнью так, как хочет. Если ты не захочешь мне помочь, я не стану тебя винить. Правда. Я все пойму.

Геннадий прищурился:

– А ты?

– Я для себя уже все решила, – твердо ответила Лариса. – И теперь не поверну назад, чего бы мне это ни стоило.

С минуту они оба молчали. Геннадий курил, Лариса положила подбородок на сжатые кулачки и прикрыла глаза. Наконец он сказал:

– Хорошо. Я буду с тобой.

… В комнату они вернулись вместе. Бабаев, Кириллов и Бебиков смотрели на них выжидательно, переводя взгляды с нее на брата и стараясь угадать, о чем они договорились на кухне. Лариса не стала испытывать терпение друзей и сказала:

– Гена с нами. Все в йорядке.

Лица троих мужчин разгладились, словно они хором издали тайный вздох облегчения. После ухода Геннадия и Ларисы на кухню они десять минут провели в мучительном ожидании. Каждый решал про себя: что делать, если Геннадий откажется? Тоже отказаться? Или пойти на дело без него? Но где гарантия, что он их не сдаст?

– Итак, мы решили главное. Теперь нужно договориться, кто и какую часть работы на себя возьмет.

– Что касается меня, – сказал Бебиков, – то моя роль предельно ясна. Исполнитель из меня – с моим слепым глазом – никакой. А вот подготовить «инструмент устранения» я смогу.

– Ты давно не практиковался, – сказал ему Бабаев. – Ты уверен, что сможешь сделать толковую бомбу?

Бебиков пожал плечами:

– Не знаю, что ты имеешь в виду под словом «толковая». Дайте мне все необходимые характеристики, и я вам изготовлю продукт, соответствующий этим характеристикам. Это я могу гарантировать.

– Нам понадобятся три бомбы. Это как минимум. Но кроме основных нужно проработать и запасные варианты.

– Можно использовать снайперские винтовки, – предложил Бебиков. – Я знаю, где их можно достать. Правда, они нам обойдутся в хорошую копеечку.

– Деньги – не вопрос, – сказала, Лариса. – Мы можем снять необходимую сумму со счетов ассоциации.

– Если мы это сделаем, нас легко будет вычислить, – заметил Геннадий.

– Ну тогда воспользуемся другими источниками, – пожала плечами Лариса.

Парни помолчали. У всех на губах замер один и тот же вопрос, но задать его осмелился только Геннадий:

– Ты это о Берлине?

– Да, – кивнула Лариса. – У меня с ним хорошие и доверительные отношения. Можно даже сказать, что мы друзья. Уверена, он может дать столько денег, сколько понадобится.

– Но сперва он поинтересуется, зачем нам эти деньги, – заметил Геннадий.

– Разумеется. Но… – Лариса поколебалась. – Мне кажется, он все поймет. Даже если я ему ничего не скажу.

– Как это? – не понял Андрей Кириллов, который (в отличие от всех присутствующих) знаком с Берлиным не был.

– Михаил Храбровицкий – его друг и коллега, – сказала Лариса. – Можно сказать, он вывел Берлина в люди, сделал его богатым. К тому же если Храбровицкого осудят, то за ним потянут и самого Берлина. Он прекрасно это понимает.

– Гм… – неопределенно произнес Кириллов и недоверчиво потер подбородок пальцами.

– Лариса права, – поддержал подругу Евгений Бабаев. – Мне кажется, Берлин давно наталкивает нас на эту мысль. Я даже думаю, что втайне он злится, что мы такие недогадливые.

– Значит, он будет участвовать? – спросил Кириллов.

Лариса покачала головой:

– Нет. Он никогда не сделает ничего, что может повредить его репутации. И мы должны это понимать.

Кириллов усмехнулся:

– Между нами говоря, позиция довольно подленькая.

Лариса посмотрела на него гневным взглядом. А ее брат пожал плечами и объяснил:

– Берлин не солдат, ой – бизнесмен. И как любой бизнесмен, предпочитает откупаться от проблем деньгами.

– Решает свои проблемы чужими руками,'– презрительно произнес Кириллов, не обращая внимания на недовольные взгляды Ларисы.

– И что тут такого? – вновь пожал плечами Кизиков.

А Лариса сказала раздраженным голосом:

– Это не только и не столько его проблема, сколько наша. Или ты до сих пор этого не понял?

– Да ладно тебе ругаться. – Кириллов улыбнулся и примирительным жестом поднял ладони. – Незачем на меня набрасываться, ребята. Я ведь ваш друг, помните? Просто я привык называть вещи своими именами. А что касается вашего Берлина, то я его не знаю и знать не хочу. Делайте, как считаете нужным. Главное, чтоб он нас не заложил. Ты за это поручишься? – Он посмотрел на Ларису.

– Да, – серьезно ответила она. – Как за себя саму.

– Ну тогда я спокоен, – улыбнулся Кириллов.

– Рада за тебя. Ты сможешь узнать о передвижениях генералов? Выяснить их маршруты, рабочий график?

– Попробую. Но нужно, чтобы кто-нибудь помог. Одному мне «наружку» не наладить.

Лариса повернулась к Бабаеву:

– Женя?

– Да, конечно, – с готовностью отозвался тот. – Андрей, я в твоем полном распоряжении.

– Да и я, если нужно, помогу, – сказал Кизиков.

Кириллов сощурил маленькие, добродушные глазки:

– Ну с такими помощниками я горы сверну. Считайте, что золотопогонники у нас в руках. Кстати, Лариса… Я тут подумал… Может, тебе пока не стоит в это соваться? Поговори с Берлиным, вытряси из него деньги, и все. Остальное мы сделаем сами.

– Правильно, – кивнул Бабаев. – Мы вполне справимся вчетвером.

Геннадий Кизиков с любопытством посмотрел на сестру, думая, что она, по-своему обыкновению, начнет спорить и возражать, однако Лариса лишь пожала плечами:

– Посмотрим. Пусть пока все идет, как идет.

Через три дня Ларисе Кизиковой позвонил Кириллов. Голос у него был возбужденный:

– Алло, Лариса, это Андрей! Важная информация! У нас с вами есть шанс убить трех зайцев сразу!

– То есть?

– На следующей неделе наши… «объекты» едут на встречу с руководителем аппарата Кабинета министров Русаком. Будет какое-то важное совещание по поводу Храбровицкого. Подробности я сейчас уточняю.

– Мы сможем перехватить их по дороге?

– А почему нет? При правильной организации дела возможно все! Я пять минут назад говорил с Бебиковым. У него все в порядке, работа движется. Как у нас со средствами?

– Ты имеешь в виду деньги?

– Разумеется.

– Деньги я достала.

– Рассказала Берлину обо всем?

– Нет.

– Он сам догадался?

– Сложно сказать. В общем, он просто дал мне деньги.

– Столько, сколько мы рассчитывали?

– Да… И даже немного больше.

– Отлично! Ладно, даю отбой. Как только узнаю подробности о совещании, доложусь. Пока!

Кириллов отключил связь. Лариса положила трубку на рычаг, чувствуя, кай учащенно бьется ее сердце. Итак, дело начало набирать обороты. Лариса посмотрела на свое отражение в зеркале. Лицо ее слегка похудело, но черты стали тоньше, строже и оформленней, как это обычно бывает у монахов и аскетов. В целом это новое лицо ей понравилось.