Текст книги "Честный акционер"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Глава седьмая
ЩИТ АХИЛЛЕСА
(за два года до взрыва)

1

– Нет, папа. Ты не прав. – Лариса упрямо наморщила переносицу. – Власти нельзя уступать даже в малом, иначе потеряешь в большом. Иначе любое, даже самое святое, дело ждет крах.

Они сидели в кафе подмосковного пансионата и пили сухое вино, закусывая его оливками и копченым мясом, нарезанным тонкими ломтиками. Отец нахмурил черные, цыганские брови и сказал в ответ на тираду дочери:

– Но непримиримость тоже никогда не приводила ни к чему хорошему. Нужно быть лояльным к власти, и тогда она будет лояльна к тебе. Если чиновник говорит – «плати», нужно платить. И платить столько, сколько он просит. Иначе это обойдется тебе еще дороже.

– Слышали бы тебя какие-нибудь англичане или французы, – фыркнула Лариса.

– А думаешь, у них не так? Во всех странах чиновники – продажные твари.

Лариса страдальчески закатила глаза:

– Пап, я тебя умоляю. Ты дальше Польши да Болгарии никуда не выбирался. Я бы на твоем месте пожаловалась на произвол местных властей, иначе этот санаторий обойдется тебе в такую копеечку, что…

– Во-первых, не мне, – поправил ее Павел Петрович. – А во-вторых…

– Все равно! – перебила Лариса. – Чужие деньги тоже надо беречь!

– А во-вторых, я лучше тебя знаю, как нужно действовать в подобной ситуации, – договорил Павел Петрович. – Потому что мне это не впервой.

Лариса саркастически усмехнулась:

– Вот как?

– Вот так, – кивнул отец.

Лариса надула губы и, сложив руки на груди, стала демонстративно смотреть в другую сторону. Взгляд отца стал виноватым.

– Ну не дуйся, малышка, – мягко сказал он. – Я ведь… О, черт!

– Что? – повернулась к нему дочь (любопытство пересилило обиду).

Вместо ответа отец помахал кому-то рукой. Лариса повернулась в ту сторону. У барной стойки она увидела высокого мужчину, который с улыбкой (явно в ответ на махание отца) двинулся в их сторону.

– Кто это? – быстро спросила Лариса.

– Один мой знакомый, – объяснил отец. – Очень хороший человек. Сейчас я тебя с ним познакомлю.

Высокий мужчина подошел к столику.

– Здравствуйте, Павел Петрович!

Он протянул руку Кизикову. Тот поднялся навстречу и пожал протянутую руку:

– Здравствуйте, Михаил Сергеевич! Как же вы так… без предупреждения.

– Да вот, проезжал мимо – дай, думаю, заеду. Посмотрю, как вы тут устроились.

Мужчина перевел взгляд на Ларису. Она сидела ни жива ни мертва. Сам Храбровицкий стоял возле их столика! Знаменитый олигарх, человек, который так много сделал для ассоциации, причем сделал не из какой-то выгоды, а из простого человеческого сострадания (так постоянно приговаривал отец Ларисы, вспоминая о Храбровицком).

– А это прекрасное создание, насколько я понимаю, ваша дочь? – весело спросил Храбровицкий.

Кизиков кивнул:

– Да, познакомьтесь.

Храбровицкий взял ручку Ларисы и изящным жестом поднес ее к губам. Лариса почувствовала его губы на своей руке! Инстинктивно вскочив со стула, она пролепетала:

– Лариса.

– Приятно познакомиться, – ответил Храбровицкий. – Ваш отец много рассказывал про вас, и даже показывал вашу фотографию. Но в жизни вы гораздо красивее, чем на снимке.

Лариса зарделась от смущения. «Неужели он говорит правду? – пронеслось у нее в голове. – Неужели я ему действительно нравлюсь?»

К Храбровицкому у Ларисы было особое отношение. Отец много и с удовольствием рассказывал о нем, и постепенно в сознании девушки облик Храбровицко-го приобрел идеально-романтические черты. Он представлялся Ларисе этаким благородным рыцарем на белом коне (ну или в белом «мерседесе»; какая, в сущности, разница?), защитником угнетенных и обиженных, Робин Гудом (с той лишь разницей, что Храбровицко-му не приходилось отнимать деньги у богатых, чтобы передать их бедным; он для этого был сам слишком богат). Лариса конечно же видела Храбровицкого по телевизору, он даже иногда снился ей во сне (о снах этих лучше умолчать, ибо они были слишком интимного характера), но «живьем» она его еще ни разу не видела. И вот он стоит перед ней, высокий, красивый, ухоженный, элегантный, как принц Флоризель.

– Присядете с нами? – обратился между тем к Храбровицкому отец Ларисы.

Олигарх поднял руку и глянул на часы, затем с улыбкой кивнул:

– Что ж, пожалуй. У меня есть минут десять свободного времени.

Павел Петрович отодвинул ему стул, и Храбровицкий сел.

Он обвел взглядом зал кафе и удовлетворенно заметил:

– Уютно тут у вас. Я обошел почти все помещения и комнаты. Должен отметить, что деньги потрачены не зря.

– Это точно, – согласился с ним Кизиков. – Правда вот, сауну никак не закончим.

– Да, я видел. Какие-то проблемы?

– Теперь уже нет. Осталась одна отделка. Думаю, недельки через две все будет готово. – Павел Петрович самодовольно улыбнулся, отчего его смуглое цыганское лицо приобрело разбойничье выражение. – Сауна у нас будет внушительнее, чем в Сандунах. И за это нужно благодарить только вас, Михал Сергеич.

– Ну перестаньте. Я только выделил деньги. Все остальное сделали вы. – Храбровицкий посмотрел на сильно опорожненную бутылку сухого вина. – Вы позволите мне вас угостить?

– Ни в коем случае, – решительно тряхнул кудрявой головой Кизиков. – Сегодня угощаю я!

– В таком случае закажите шампанского, и мы отметим открытие сезона в вашем пансионате. – Храбровицкий подмигнул Ларисе и добавил: – Если, конечно, юная леди не против?

– Нет, что вы. Наоборот, – пролепетала Лариса и покраснела до самых корней волос, понимая, что сказала глупость.

«Теперь он подумает, что я алкоголичка», – с ненавистью к себе подумала она.

– Я сейчас! – Павел Петрович поднялся из-за стола и направился к барной стойке.

Лариса проводила его взглядом, затем робко повернулась к Храбровицкому и вздрогнула. Михаил Петрович внимательно на нее смотрел.

– А вы не похожи на отца, _:– раздумчиво констатировал он. – Разве что… глазами.

– Я больше похожа на маму, – сказала Лариса. – И глаза у меня тоже от нее.

Он улыбнулся:

– Любопытно было бы взглянуть!

– Мама умерла, – сказала Лариса и нахмурила брови.

«Зачем я это сказала? Теперь он подумает, что я заурядная хамка», – пронеслось у нее в голове. Храбровицкий тоже нахмурился:

– Извините.

– Да нет, ничего. – Чтобы загладить свою «вину», Лариса заставила себя улыбнуться и сказала, стараясь, чтобы ее голос звучал весело и раскованно: – Папа часто говорит о вас. Для него вы могущественней и добрее, чем сам Господь Бог! И знаете… это не просто слова. Таких людей, как вы, в России днем с огнем не сыщешь!

Храбровицкий пожал плечами:

– Люди должны помогать друг другу. В моих силах – дать немного денег. У вашего отца и у его коллег гораздо более благородная и сложная миссия. Ведь так?

– Да, наверное, – согласилась Лариса, лишь бы только не противоречить своему кумиру. – И все равно порой мне кажется, что вы – единственный благородный человек в России. И единственный щедрый из всех состоятельных людей.

Он кивнул:

– Угу. Самый человечный человек. Как дедушка Ленин.

Уголки его губ насмешливо дрогнули. Лариса чуть было не обиделась (отец и брат говорили про нее, что она «заводится с пол-оборота»), но она питала слишком большое уважение к Михаилу Храбровицкому, чтобы позволить своей обиде развиться, а потому усилием воли уничтожила ее на корню.

– А вот и шампанское! – услышала она у себя над головой возглас отца.

Павел Петрович поставил на стол бутылку шампанского и три бокала. Подошедший официант дополнил натюрморт тремя тарелочками: с икрой, оливками и бутербродами.

Первый тост произнес Кизиков.

– Я знаю, что вы не любите, когда вас благодарят, – начал он, преданно и восторженно (Лариса не нашла других слов) глядя на Храбровицкого. – Но сегодня можно. Михаил Сергеевич, я хочу выпить за ваше сердце. Сердца парней, которые восстанавливают силы в этом пансионате, изранены. У кого-то в переносном, а у кого-то и в прямом смысле. Вы не солдат и не офицер, но понимаете в наших делах побольше иного маршала…

Лариса насмешливо посмотрела на отца. Иногда – после бокала-другого вина или после пары стопок водки – у него случались приступы словоохотливости, которые брат Ларисы Геннадий грубо именовал «словесным поносом». И когда они случались, остановить его не могло ничто. В такие моменты отец начинал выражаться напыщенно и торжественно.

– Вы понимаете, – продолжал Павел Петрович, – что эти ребята – главный потенциал России. Что на них, как на плечах Антея, держится все наше…

– На плечах Атласа, – поправила отца Лариса. —

Это он держал на своих плечах небесный свод. А Антей набирался сил, припадая к земле.

– Вот именно, – не растерявшись, кивнул отец. – Наши ребята, как Антеи, набираются сил в этом пансионате, припадая к родной российской земле и дыша родным российским воздухом. Воздухом святости и патриотизма! Так давайте же выпьем за всех честных людей, которые еще остались на нашей земле! За вас, Михаил Сергеевич!

Они чокнулись и пригубили немного из своих бокалов. Кизиков тут же схватил бутылку и с возгласом «надо обновить!» снова долил их доверху. Храбровицкий воззрился на него с нескрываемым удивлением. Лариса покраснела от стыда.

– У меня созрел еще один тост! – объявил Кизиков.

«Ну все, он готов, – с раздражением подумала про отца Лариса. – И зачем только мы пили это дурацкое вино? Надо было обойтись чаем или кофе. Хотя кофе отцу тоже нельзя. В следующий раз куплю ему пакет сока – и пусть пьет хоть до помутнения».

Храбровицкому и Ларисе пришлось снова поднять бокалы. Павел Петрович удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Раньше, в благословенные советские времена, в нашей стране не было богатых людей. А до революции их было много. Но русские миллионеры тем и отличались от западных, что они не только набивали собственные карманы, но и тратили огромные суммы на благотворительность. Это их стараниями Россия стала великой страной! Если вспомнить имена Морозова, Мамонтова…

Храбровицкий поставил бокал на стол и достал из кармана сигареты. Взгляд Павла Петровича упал на грязную пепельницу. Глаза его гневно сверкнули. —

Извините, я сейчас, – быстро «свернулся» он, поставил бокал, встал и направился к барной стойке.

– Ваш отец – прирожденный оратор, – весело сказал Храбровицкий, закуривая.

– Не то слово, – печально улыбнулась Лариса. – Этот его тост продлится час, не меньше. А следующий растянется на два часа.

– Пусть выговорится.

Лариса вздохнула:

– Вам-то хорошо, вы сейчас уедете. А мне с ним весь вечер сидеть. Он договорится до того, что у меня заболит голова.

– Неужели все так серьезно?

– Серьезней, чем вы думаете. Иногда мне кажется, что эта его пьяная болтливость – результат давнего ранения. – Правда, мама говорила, что он и до ранения был таким.

Храбровицкий шевельнул бровями.

– Он ведь Герой России, да?

Лариса кивнула:

– Да. На банкете по случаю вручения он чуть не заговорил до смерти самого президента.

– И что же делать?

– Если его оставить одного минут на десять, он быстро «сдуется». В такие моменты болтливость переходит у него в мечтательность. А это уже безопасно.

– Вы уверены?

– Да. На все сто.

Павел Петрович вернулся с чистой пепельницей. Поставил ее перед Храбровицким и сел на свое место.

– Итак, за что мы пили? – Кизиков хотел взять бокал, но Храбровицкий положил ему на руку ладонь.

– Знаете что, Павел Петрович? – мягко произнес он. – Вы не будете Сильно возражать, если я на полчасика украду вашу дочь?

– Э-э…

– Я хочу прогуляться по сосновой роще, – объяснил Храбровицкий. – А из нее получится неплохой проводник.

– Да, конечно. О чем речь! – Кизиков повернулся к дочери и повелительно изрек: – Лариса, отправляйся с нашим гостем. Покажи ему, что и как. Да, и возьмите с собой шампанское! А у меня еще осталось немного вина.

2

Они прошли по сосняку с полкилометра, вышли на небольшую полянку и увидели деревянный стол и две врытые в землю скамьи перед ним.

– Здесь отдыхающие играют в шахматы и домино, – объяснила Лариса.

– Но чаще, наверное, в карты? – догадливо улыбнулся Храбровицкий. – В такой райской тиши парням наверняка не хватает острых ощущений. Азартные игры – прекрасная возможность уравновесить ситуацию.

– Это да, – согласилась Лариса. – Это иногда случается. А вы… – Лариса искоса посмотрела на Храбровицкого, – азартный человек?

– Был когда-то, – кивнул тот. – Однажды я проиграл в рулетку тридцать тысяч долларов. Но знаете, Лариса, в любом бизнесе холодный расчет и уравновешенный ум важнее и полезнее азарта. Мне пришлось избавиться от многих вредных привычек, прежде чем я стал хорошим бизнесменом.

– А у вас их было много, вредных привычек?

Храбровицкий остановился и посмотрел на Ларису ясными, блестящими глазами.

– А вы сами как думаете?

– Я думаю, да, – сказала Лариса. – Ведь у вас была такая бурная молодость. То есть… вы, конечно, и сейчас не старик…

Храбровицкий запрокинул голову и весело расхохотался. Лариса тоже улыбнулась, хотя чувствовала себя смущенной из-за проявленной бестактности.

– Да уж, – смеялся Храбровицкий. – Не старик. Между прочим, мне всего тридцать девять! Да-да, не удивляйтесь, мне еще нет и сорока! А то, что волосы седые, так это от больше нервов, чем от прожитых лет!

– Я совсем не имела в виду, что вы старик, – смущенно произнесла Лариса. – По мне, так даже наоборот, вы красивый, молодой мужчина! Вы похожи на Пола Ньюмена! Правда-правда. Но только в молодости. Я хотела сказать – в его молодости!

– На Пола Ньюмена? – Храбровицкий усмехнулся. – С Полом Ньюменом меня еще никто не сравнивал.

– Не улыбайтесь, – краснея, ответила Лариса. – Вы правда на него похожи. У вас такие же утонченные черты и… мужественный профиль.

– А вам нравится Пол Ньюмен?

– Это мой любимый актер!

Храбровицкий внимательно посмотрел на Ларису.

– И давно вы в меня влюблены? – спросил он вдруг.

Лариса вспыхнула, как свечка.

– С чего вы взяли, что я в вас влюблена? – с вызовом произнесла она.

Храбровицкий прищурился и медленно произнес:

– Профессиональная наблюдательность. Моя профессия научила меня разбираться в людях.

– Какой вы… самонадеянный, – гневно выговорила Лариса. – Скажите еще, что видите меня насквозь!

– Насквозь – нет. Но… – Он нежно обхватил ее за талию. – Идите сюда.

– Что вы… – возмущенно начала Лариса, но договорить не успела. Храбровицкий впечатал в ее губы крепкий поцелуй. Отпрянул, чтобы взглянуть на ее лицо, и, прищурившись, спросил:

– Ну как? Теперь вы объявите меня хамом и дадите мне пощечину?

Вместо ответа Лариса обхватила его щеки ладонями, решительным жестом притянула его к себе и тоже поцеловала.

– Вот это да! – восхищенно произнес Храбровицкий, как только они разомкнули губы. – Вы не только очень красивая, но и очень решительная девушка. Пожалуй… я таких еще не встречал.

– Вы первый начали, – по-детски проговорила Лариса. Щеки ее пылали, сердце бешено колотилось. Она была готова провалиться сквозь землю.

Казалось, Храбровицкий понял ее состояние. Он поднял пальцем ее подбородок – жест был решительный, мужской, но нежный и осторожный.

– Не надо стесняться своих чувств, ангел, – мягко сказал он. – Оставайтесь всегда такой же открытой, и вы никогда не состаритесь. Поверьте мне, я знаю, что говорю.

Его глаза светились нежностью. «Неужели мне это не снится? – подумала Лариса. – Неужели я только что целовалась с ним?» Все это казалось ей прекрасным сном. Лариса набралась смелости и сказала:

– Оставайтесь сегодня ночевать в пансионате. Уже поздно. Пока доберетесь до города, стемнеет.

– Я не боюсь темноты, – возразил Храбровицкий и вновь, еще пристальнее, чем прежде, вгляделся в лицо Ларисы. – Вы правда хотите, чтобы я остался? – спросил он, понизив голос почти до шепота.

– Да, – так же тихо прошептала Лариса. – Вам здесь будет хорошо. Правда. В пансионате есть свободные комнаты, и они все хорошие. А перед сном вы можете поиграть в бильярд или пинг-понг… Или погулять по сосняку… Когда темнеет, здесь зажигаются фонари… Это очень красиво.

Взгляд Храбровицкого стал рассеянным и задумчивым.

– А вы тоже останетесь? – спросил он.

У Ларисы сжалось сердце от сладостного предчувствия.

– Да, – выдохнула она. Ресницы ее дрогнули, но она не опустила взгляд. – Ябуду ночевать в седьмом номере… Это на первом этаже… Через две комнаты от бильярдной.

– Что ж, пожалуй, я останусь, – сказал Храбро-вицкий. – Только мне нужно будет сделать пару звонков.

– В пансионате есть телефон, – выпалила Лариса, и только закончив фразу, поняла, насколько глупой она была.

Храбровицкий улыбнулся одними глазами и тихо покачал головой:

– Спасибо, ангел, но у меня есть свой. А пока…

И снова привлек Ларису к себе.

3

«Боже, что я делаю?» – это была первая мысль, пришедшая Ларисе в голову, когда она вернулась в свою комнату. Она подошла к зеркалу и уткнулась разгоряченным лбом в его прохладное стекло. У Ларисы было такое ощущение, словно она одна выпила бутылку шампанского. Ей хотелось летать и плакать. Плакать от счастья и плакать… тоже от счастья. Пока Лариса была с Храбровицким, она была только счастлива. Но стоило ей закрыть дверь, и в сердце засаднила тоска.

«Ты не должна была так делать, – сказал Ларисе ее внутренний голос. – Ты не имеешь на это права. Михаил женат. У него есть «ребенок. Маленький сынишка, который любит его и ждет. Ты не можешь просто так вторгаться в его жизнь!»

Она оторвала лоб от стекла и задумчиво посмотрела на себя в зеркало. Глаза блестели, как у пьяной. Ресницы подрагивали. Появившийся на щеках румянец до сих пор не сошел. Волосы были слегка растрепаны.

– Ну ты и мымра! – сказала себе Лариса.

Она пригладила волосы ладонью. Затем достала из сумочки помаду и подровняла губы. Придирчиво себя оглядела, повернув голову вправо и влево.

«Интересно, что он во мне нашел? – вдруг подумала она. – Я ведь никогда не была красавицей. Да и кто я для него? Простая девчонка. Дочка навязчивого, восторженного старика – вот и все».

«Нет, не все, – тут же возразила она себе. – В тебе есть огонь, и ты об этом знаешь. Мальчишки всегда заглядывались на тебя. К тому же мужчины любят женщин не за красоту, ты ведь часто об этом читала. Они любят, когда в женщинах есть «изюминка». А в тебе этого «изюма» хоть отбавляй!»

Лариса улыбнулась своим мыслям. Она действительно была особенной. Ей про это мальчишки еще в школе говорили. Да и в университете, на курсе Ларисы, было много желающих завязать с ней «теплые отношения». Да только ничего не выйдет. Лариса никогда не даст затащить себя в постель желторотому юнцу, которого и мужчиной можно назвать лишь с большой натяжкой. Другое дело – Храбровицкий. Это был настоящий, «стопроцентный» мужчина. Зрелый, сильный, умный, благородный, умеющий властвовать и проявлять милосердие. К тому же он всего добился сам. Построил свою жизнь своими руками! Вот это человек!

Лариса еще раз придирчиво себя оглядела. Оставшись довольна своим отражением, она сказала ему:

– Действуй, как подсказывает тебе твое сердце! Об остальном – не думай!

«А как же его семья? – вновь спросил Ларису ее внутренний голос. – Как же его жена и его маленький сынишка? Ты заставишь его предать их?»

– Нас с ним свела судьба, – жестко ответила Лариса своему внутреннему голосу. – Вот пусть она и решает, будет у наших отношений будущее или нет. А я буду делать так, как подсказывает мне мое сердце! А ты – заткнись!

И внутренний голос больше не тревожил Ларису.

4

В ту ночь они были вместе. И окончательно разомкнули объятия, лишь когда за окном уже стал заниматься рассвет. Лариса откинулась на подушку и, распластав руки, произнесла чуть севшим от усталости голосом:

– Я так счастлива…

Михаил улыбнулся, наклонился и поцеловал ее в грудь. Потом взял с тумбочки сигареты и закурил. Лариса смотрела на его четкий профиль на фоне мерцающего окна и думала: «Чем была для него эта ночь? И о чем он теперь думает?»

– О чем ты думаешь? – спросила она вслух.

– Я? – Храбровицкий затянулся сигаретой и выпустил облачко дыма. – О тебе. О чем же еще?

– А что ты обо мне думаешь?

– Думаю, какая ты хорошая. Какая ты красивая. И как мне повезло, что я встретил тебя.

– Это правда?

Он кивнул:

– Да. Я всегда говорю правду. Я привык дорожить своим словом, поэтому им дорожат и другие. – Он постучал сигаретой о край пепельницы и спросил: —Тебе налить вина?

– А там еще осталось?

– Да, немного.

Храбровицкий взял с тумбочки бутылку и наполнил один из бокалов. Протянул один Ларисе. Она взяла бокал и осторожно, чтобы не пролить, поднесла его к губам. Пока она пила вино, он затушил сигарету, встал с кровати и стал одеваться.

– Уже уходишь? – спросила Лариса.

Он застегнул молнию на брюках и кивнул:

– Да, пора. Скоро станет совсем светло. Не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как я выхожу из твоей комнаты.

Он надел рубашку. Лариса закусила губу и нахмурилась. Затем залпом допила вино и решительно спросила:

– Миша, что между нами было? Мы просто развлеклись, и все? Или это что-то большее?

– Не знаю, ангел, – мягко ответил он. – Возможно, мы совершили ошибку этой ночью. Как говорил поэт, нам не дано предугадать… Давай пока оставим все как есть, ладно?

– «Пока»? – с усмешкой спросила Лариса.

Он кивнул:

– Да, пока. Никто ведь не знает, что нас ждет в будущем.

Она вздохнула:

– Хорошо, как скажешь. И мы будем снова обращаться друг к другу на «вы»?

– Желательно.

– Жаль.

Храбровицкий надел туфли и, присев на край кровати, задумчиво сказал:

– Понимаешь, ангел, иногда любовь длится годы. Иногда месяцы. А иногда – одну ночь. Но эта ночь вмещает в себя все эти годы. Одна только вспышка – и оба сгорают в ее пламени. Понимаешь, о чем я?

– Да, – сказала Лариса. – Мы с тобой сгорели.

– Я знал, что ты меня поймешь. Мы с тобой очень похожи. Если б я не понял этого сразу, я бы не остался в пансионате на ночь.

Внезапно Лариса почувствовала, что он говорит правду. Она чувствовала так же, как и он. Ночь не принесла разочарования, но она опустошила обоих. Она мечтала о такой ночи. И вот эта ночь наступила. Теперь можно было жить дальше, сохранив в душе тепло. Что-то вроде тлеющих углей, которые будут согревать душу еще долгое время. Тепло воспоминаний, сладкая ностальгия.

– Мы с тобой действительно очень похожи, – проговорила Лариса. И неожиданно для себя добавила: «– Как брат с сестрой. Мы ведь можем остаться друзьями, правда?

– Правда, – ответил Храбровицкий. – Мы будем лучшими в мире друзьями. Потому что мы понимаем друг друга с полуслова.

Так оно и случилось. Во время редких встреч – в кабинете отца или в коридорах офисного здания ассоциации – они с вежливой улыбкой жали друг другу руки. Если встреча происходила наедине, весело болтали обо всем на свете, как старые друзья. Но никогда больше они не позволяли себе перейти границу простой дружбы, ни словом, ни намеком не упоминая о той волшебной ночи, которая связала их друг с другом крепче любой веревки.

Иногда Ларисе было приятно вспомнить ту ночь, и сердцу ее становилось тепло от этого воспоминания, как от воспоминаний детства и юности. Лариса по-прежнему отклоняла ухаживания однокурсников, но вовсе не потому, что берегла себя для Храбровицкого. Ей просто не хотелось, вот и все.

Так продолжалось полгода, пока однажды она не встретила его.