Текст книги "Частное расследование"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

7

Несмотря на довольно позднее время, Сергей все еще торчал в кабинете.

– Что, пашешь? – одобрительно кивнул, входя, Турецкий.

– Да вот бумаги привожу в порядок, Александр Борисович…

– Что нового по делу?

– Предсмертную записку Травина провел сквозь экспертизу.

– Наверно, подлинная, да?

– Да, конечно. А как вы догадались? – съязвил Сергей.

– А я догадлив от рожденья. Еще что?

– Больше ничего. Я ж говорю – бумаги приводил в порядок. А что у вас?

– Что у меня? Тут в двух словах не расскажешь. Такое все… Не хочешь ли пивка от Синебрюхова? В «Бармалей» тут заскочил. Жрать захотелось после похорон – беда! Шесть банок взял вот. А?

– Конечно. С удовольствием. А может быть, ко мне махнем, а, Александр Борисович? Я на работе не люблю – ну просто в горло не идет. Ей-богу. В субботу взяли водочки с Мишуткой – и не смогли. Не пошла.

– Ну прихвати ее с собой: глядишь, пойдет.

Дежурный на проходной проводил завистливым взглядом прозрачный пакет в руках Сережи с шестью банками пива и едва початой литровой «Смирновской».

– А я, – разлагольствовал на ходу Турецкий, – знал одного прокурора, который не то что на работе мог заложить, это-то запросто, на суде, во время обвинительной речи. Понимаешь, ставил, собака такая, графин прямо напротив себя. И выступал, мерзавец, прихлебывая. Требую, значит, со всей строгостью законности, понимаешь, смертной казни, ну и так далее.

Выйдя на улицу, Турецкий свистнул, подзывая Рагдая. Турецкий знал, что, только если он будет сейчас хорохориться, балагурить, нести ахинею, только в этом случае он не свалится с ног от усталости. Тогда откроется второе дыхание и, может быть, удастся зацепиться хоть за что-то в этой довольно странной истории с чередою не связанных как бы друг с другом смертей, но вместе с тем такой последовательной цепью смертей в одной простецкой, в сущности, семье.

– Ну вот. И этот прокурор, добавлю, любил ужасно ордеры на обыск нам подписывать. «Ищи-ищи, давай, ты не манкируй. Глядишь, найдешь чего– вези на экспертизу: попробуем тут, что уж…»

Машина тронулась.

– С чего начнем? – спросил Сергей, пропуская Турецкого в квартиру впереди себя.

– Начнем сначала, как обычно.

– Я музычку поставлю, вы не против?

– Наоборот, я – за.

– Я понял вас. – Сергей поставил музыку, причем довольно громко, а затем вдобавок включил еще воду на кухне, в ванной. Не сильно так, шумела чтоб. Сергей знал, что Турецкий очень не любил серьезных разговоров на фоне тишины: легко подслушать на большой дистанции. Ведь луч инфракрасного лазера, совершенно невидимый глазом, запросто наводится на окна квартиры и считывает колебания стекла. Стекло дрожит от речи, как мембрана. Единственный тут способ – весь разговор топить в шумах. Да и выпивка сама была только предлогом, чтоб не беседовать на службе. Турецкий говорил ему, что были случаи утечки информации – довольно странные, – раз пять-шесть за последний год.

Сергей принес с кухни кофейник, две чашки. Потушил верхний свет, оставив неяркий торшер.

Они сидели рядом, плечо к плечу.

– Что-то серьезное, Сергей, – начал Турецкий. – В жизни я такой бутафории не видел. Вот к этой Ольге, к вскрывшейся, неоднократно являлся ее покойный отец…

– Грамов А. Н.?

– Ну да. Конечно. И убеждал ее, – Турецкий сделал выразительный жест рукой, – покончить с жизнью. Так доложил мне Травин. Доложил – и через час повесился. Похоже, добровольно.

– Да. Добровольно. Забыл сказать вам – экспертиза…

– Да ясно, ясно! – Турецкий отмахнулся.

Сережа открыл бар, выбор в котором был невелик – все та же водка да пиво, привезенные ими и сразу поставленные аккуратистом Сергеем в бар. Вынув бутылку водки, Сергей выжидающе покачал ею в воздухе.

– Нет, водку не буду, давай пиво.

Сергей убрал водку на место, достал две банки пива и бокалы.

– Вот именно, – кивнул Турецкий. – Допустим, это правда. Так и было. Травин не соврал. Их так убить решили. Таким вот странным способом. Подумай, организация какая: гипноз, психоз и режиссура. И все ради чего? А?

– Я бы сделал катастрофу.

– Разумно. Но кому бы ты устроил катастрофу?

– А кому надо? – глуповато спросил Сергей.

– Вот-вот. Вопрос номер один.

– Предположим сначала, что грохнуть надо было всех троих, – нерешительно высказался Сергей и вопросительно взглянул на Турецкого.

– Разумное предположение: ведь в жизни же все трое и погибли? Да. Так, значит, – всех троих. Допустим. Что бы ты делал, Сергей, на месте преступников, стремящихся уничтожить сразу троих?

– Ну, как чего? Автокатастрофа.

– Автомобиля нет у них. Пешком они ходят.

– Подкараулить, сымитировать нападение… Ну, или с целью ограбления.

– Таких пытаться грабить, да с мокрухой, может только идиот. Простые инженеры. Слабо твое прикрытие.

– А хулиган? Просто. Всех троих, двоих – как хочешь! Вечерком, под фонарем.

– Нет, тоже не получится! Ты забываешь, ведь Травин был «приходящий». Все окружающие знали, конечно, что они «сожительствуют», как говорят в народе. Но все же вместе они нигде старались не появляться.

– Это значит, две катастрофы. Уже опаснее.

– Еще деталь: она работала на вычислительном центре, там же, где и Травин, почти всегда, ну очень часто, она работала в ночную смену, а сын нормальной жизнью жил – школа, секция. Бокс. То есть их всех троих наверняка можно было бы застать лишь дома, причем в ночь с субботы на воскресенье. Или на праздники. Понятно?

– Понятно. Три катастрофы? Ну нет! Уж проще застрелиться самому.

– Они пошли, видишь, на более тонкую штуку: призрак. Дело, прямо сказать, архисложное. Я бы даже сказал, практически невозможное. Но у ребят есть, видимо, гипнотизер.

– Не-е-т! Это что-то тут накручено. Давайте исходить из фактов, только фактов. Мы можем утверждать, что Травина вели к самоубийству? Подталкивали? Принуждали? Нет, не можем! Дальше. Ольга была, конечно, явно не в себе. Тут просто. В июле у нее трагически погиб отец. Дальше. Через три недели мать умерла. Мать, родная мать. Утешительница. Опора и поддержка. Советчик. Отдушина. Ага. Остался Травин. Теперь про Травина. Заходит и ночует. Но не женится. Уж все, казалось! Осталась без отца, без матери! А он не женится. Приятно это ей? «А-а-а, пропади вы пропадом», – сказала Ольга Алексеевна и задушила сына. В сердцах. А может быть, на сдвиге. Того слегка. И вскрытие тут не покажет ничего. Теперь остался Травин. Тут ясно, комплекс вины у него огромный. Она, я думаю, ему давненько угрожала, что убьется вместе с сыном. Угрожала, чтоб женился. Когда он увидел вас в институте, то сразу заподозрил, испугался: вдруг с Олей впрямь чего стряслось… «Вы следователь?» – он вас спросил. «Ага». Так, ясно. Значит, что-то там стряслось. Поэтому он и спросил в машине: «Что, Оля умерла?» – «Да, умерла». – «А Коленька?» – «И Коленька». Тут он расстроился, понятно… Не камень, человек. Вы начали расспрашивать его. А что он вам ответит? Что он подлец, обманщик, двоеженец, что он ее, да со своим-то с собственным ребенком в могилу затолкал? Такое может человек мгновенно осознать и приговор себе при постороннем человеке огласить? Конечно нет, не может. Вот он и накидал вам бочку ерунды, про то, про се, про призраков. Чтоб вы отстали от него. А приговор себе он вынес. Там, внутри. В душе. И через час привел его в исполнение. Все очень просто. Так?

– Да нет. Так, но не совсем. Я после похорон беседовал с младшей сестрой погибшей. С Мариной Алексеевной Грамовой. 1966 года рождения, разведена, имеет дочь Анастасию 1986 года рождения. Психолог по профессии. Психолог!

– Да хоть стоматолог!

– Нет, не скажи. К ней, видишь ли, является тот призрак тоже!

– Ложь! – Сергей вскипел и аж едва не привскочил: – Вот это ложь! А призрак тот же самый?

– Тот же, тот же! Они их Не могли сравнить, конечно. Они не вместе жили, понимаешь. А призрак появляется в квартире. По месту жительства, прописки, значит…

– Ну, туфта-а-а!

– Послушай, не спеши. Ты слушай дальше. Мало того что к ней, к Марине, являлся, как и к сестре, призрак отца, сегодня утром к ней они пришли всей группой: отец и Оля с Коленькой – погибшие.

– Ай, бросьте!

– Не спеши, послушай! Так вот, умершая сестра сказала ей сегодня на рассвете, за пять часов до собственных похорон, что я на ней женюсь через неделю.

– На мертвой или на живой, не понял?

– Нет, на живой. Марине.

– Не здорово, конечно, но терпимо, – пошутил Сережа. – На мертвой хуже ведь жениться, да?

– Вот, а теперь все шутки в сторону. Я напросился к ней дежурить – на ночь. Чтоб лично, может быть, присутствовать при появлении всех этих духов. Она – со всей душой: «Конечно, приходите». – «А если я приду с собакой?» – «Конечно. И с собакой можно. Места хватит всем». Я говорю ей: «Надобно легенду для соседей сочинить, не так ли? Чтоб не спугнуть преступника, который призрак якобы». Она: «Легенда? Ну, любовник?» И это через три часа после похорон родной сестры, племянника.

– Да, лихо!

– А держится, кстати, отлично. Собой владеет абсолютно. И дочка прелесть у нее! Даже сажать ее жалко!

– Кого – дочку?! – глаза Сергея полезли на лоб.

– Да нет, ты что, какую дочку? Маму, маму… Однако вернемся к делу. Завтра я пойду к ней. Дежурить. На ночь.

– Так завтра вас, мне кажется, убивать будут, Александр Борисович. Насколько я понимаю.

– Угу. Призраки. Гипнозу я, кстати, абсолютно не поддаюсь – проверено. А вот чего-нибудь в питье подмешать. Или на иглу надеть, чтоб призраки явились, – это можно.

– А я другое думаю. Теперь-то они мудрить не будут. Вы просто все исчезнете. Вы, Александр Борисович, с Рагдаем – в канализацию, а Марина Алексеевна с дочерью – в иные города, в иные веси, иные паспорта…

– Вот этот вариант ты и проработай. Чтоб не ушли, случись осечка. За тебя! – Турецкий поднял бокал.

Выпили.

– А может, что-нибудь поесть сообразить? – спросил Сергей.

– Да нет, не стоит. Вот что еще запомни, стажер, на всякий случай, если что. Я в жизни доверяю троим: Меркулову Косте, Рагдаю и – тебе.

– Спасибо, Александр Борисыч. – Серега был действительно растроган. – А прокурору города Москвы, положим? Нет?

Турецкий пропустил его вопрос мимо ушей.

– А вот тебе подарок от меня. На память. Опять же – если что случится. – Турецкий протянул Сергею толстый карандаш.

– А что это такое?

– Такая штука. Стреляет. Как детский пистолет – на десять метров. Только там заряжен не шарик пластмассовый, а свернутая пружиной тончайшая стальная сеть – с мельчайшими крючками – типа рыболовных. Стреляешь в грудь. Она в полете распружинивается и на обхват – там грузы по концам. А результат такой – ты весь сетью опутан. Стальную проволоку не разорвешь рукой. Стоишь, как связанный. А чем – не видно. И дальше – только на носилках транспортируешься. Дарю. И двадцать зарядов к нему. На.

– А как же вы?

– И у меня такой же есть, ты не волнуйся. Один дружок мой старый мне пару штук таких принес. Лабораторный образец. А мы берем, так сказать, на испытание.

– Да, с этим вас в канализацию не спустишь.

– Не говори, Сережа, «гоп», пока не перепрыгнешь.

Боковым зрением Турецкий вдруг заметил, как за спиной Сергея медленно и бесшумно возникла какая-то светлая неясная фигура.

Турецкий вздрогнул – его будто что-то толкнуло изнутри. Он очень медленно, боясь спугнуть, поднял глаза и увидал отчетливо: человекоподобный обрубок, светлый, почти светящийся, висел в воздухе за спиной Сергея.

Сергей, не подозревая ничего, вертел в руках подарок – так и этак.

Стараясь не шевелить головой, Турецкий скользнул взглядом по Рагдаю, лежащему на полу. Рагдай был абсолютно спокоен.

Призрак двигался по направлению к ним: не шел, а, пожалуй, скользил – за то мгновение, что потерял Турецкий, отводя глаза на Рагдая, призрак стал ближе.

Взгляд Турецкого, направленный на приближающегося мертвеца, оставался рассудочным, он лихорадочно думал, фиксировал. Фигура, свободно висящая в воздухе. Фигура, плотно закутанная» саван. «Какое странное, глубинно неприятное ощущение, – мелькнуло в голове у Турецкого. – Такое же, какое возникает у тебя внутри при виде мертвеца в гробу. Что это? Животный страх перед грядущей смертью? Его, призрака, я абсолютно не боюсь. А страх, природный, дикий ужас просто сковывает, как во сне. Не двинешься, не вскрикнешь».

Сергей оторвался от «карандаша» и перехватил взгляд Турецкого, направленный ему за спину.

Тут же призрак начал как бы растворяться в воздухе.

– Александр Борисович! – тревожно воскликнул Сергей ч обернулся.

За ним уже ничего странного не было.

В тот же момент, в противоположном от двери направлении, за спиной у Турецкого, раздался сухой и короткий треск.

Треск издала слегка приоткрывшаяся форточка. Точнее, бумага– Сергей успел заклеить на зиму окно, и бумага треснула по периметру форточки, когда форточка приоткрылась. Этот резкий треск и заставил их вскочить. В первое мгновение оба не могли понять, что и где треснуло.

Рагдай исступленно лаял на форточку.

А когда перестал, в комнате вдруг воцарилась тишина, нарушаемая только тихим, доносящимся с кухни и из ванной журчаньем. Там вода по-прежнему бежала из кранов.

Турецкий медленно повернулся к бару. Открыл его. Осторожно взял стакан.

– Сюда мне водки налей.

– Так ведь она для конспирации? – удивился Сергей.

– Вот-вот. Налей для конспирации.

Посмотрев, как Сергей дипломатически скупо плеснул ему водки, Турецкий отобрал у него бутылку и налил себе полный стакан.

– Что с музыкой? – спросил он. – Почему не играет?

– Действительно. Закоротило? Странно.

– И в Японии, значит, дерьмо делают?

– Первый раз в жизни, – смертельно обиделся Сергей. – Это же кенвудовская штука – вещь! Это не она. Это, наверно, не знаю – воздух московский! – нашел он подходящее объяснение. – У нас ведь воздух-то какой? Помои газообразные. Вон форточку взять – заклеил, а не запер. А была бы бумага что надо, ничего не случилось бы. Точно говорю. А вы услыхали, как затрещала, встрепенулись, да?

– Да.

– Вот слух у вас!

– Не жалуюсь. – Турецкий выпил залпом стакан и встал. – Пошли, Рагдай.

– Вас отвезти?

– Не надо. Я оставлю здесь свою машину. Поеду на такси, ты не волнуйся.

– Да что мне стоит отвезти вас! Я сто граммов пива вы-пил-то, всего! Я отвезу вас, а сам вернусь – без всякого такси.

– Мне не домой, – сказал Турецкий. – Мне далеко сегодня. В Чертаново, другой конец Москвы.

Перехватив удивленный взгляд Сергея, Турецкий пояснил:

– Поеду я к Марине Алексеевне Грамовой.

– А это зря, – голос Сергея стал жестким и твердым. – Грубейшая ошибка,

– Я знаю. Но появился новый факт, который все меняет.

– Какой?

– Простецкий. Я люблю ее.

8

На улице мрак непроглядный. Турецкий зашел в телефонную будку, набрал номер.

– Марина?

– Слушаю.

– Я к вам сейчас приеду. А?

– Я жду.

– Вы даже не спросили – кто приедет?

– Я вас узнала сразу. Турецкий Александр Борисович. Так?

– И вы не удивились?

– Нет, ничуть. Сказать по правде, я ведь знала.

– Знали? Что?

– Что вы приедете ко мне сегодня.

– Вы можете предсказывать?

– Нет, не могу. Но у меня есть предсказатели. Моя сестра.

– Она опять являлась?

– Нет. Она сказала это еще утром. Я вам рассказала далеко не все, что я узнала от нее, вы извините. Скрыла кое-что.

– Что?

– Да ничего особенного. Пустяки. Детали.

– Зачем вы это сделали?

– Ну ведь любая женщина не станет вам рассказывать всего. Какой вы, право.

– Нет, Марина, все же.

– Я расскажу, когда приедете.

– Мне кажется, что вы меня заманиваете.

– Еще скажите, что это я вам позвонила только что, что я вас в ресторан сводила и я к вам напросилась сегодня ночевать. Скажите же! Я жду, – голос Марины звучал язвительно.

– Я еду!

– До встречи.

Выйдя из будки, Турецкий свистнул. На свист его отреагировали сразу двое: Рагдай, обнюхивавший фонарный столб поодаль, и таксист, спешивший мимо в парк.

– Я только в парк!

Турецкий молча сунул ему в нос удостоверение:

– В Чертаново поедешь.

– Во, хитрый ты какой, – удивился таксист, отпирая дверь. – А я-то думал, ты богатый пьяный Буратино. С лисой Алисой, – таксист причмокнул на Рагдая, устроившегося на заднем сиденье.

– Не плачь – останешься доволен, не обижу.

– Ага. Так, значит, Буратино ты и есть.

– И даже пьяный чуть.

– Я чувствую, – кивнул таксист, принюхиваясь: – Не столько пьяный, сколь богатый. – Он дал по газам так, что тачку, выруливавшую на трассу, слегка занесло. – Ох, жизнь собачья, – подмигнул таксист Рагдаю через зеркальце заднего вида.

– Ну вот еще, – вздохнул Турецкий. – Прекрасная жизнь и удивительная. Так-то!

Откинувшись на заднем сиденье такси, Турецкий задремал. В полудреме его продолжали мучить события последних дней, он, как и многие службисты, работающие на износ, продолжал выполнять обязанности следователя даже во сне…

ОБЗОРНАЯ СПРАВКА

(для наблюдательного производства по делу №)

Мною выполнено ваше задание. В связи с этим сообщаю, что пресс-релиз по аномальным явлениям, зарегистрированным на территории СССР за первые девять месяцев текущего года (январь – сентябрь включительно), готовится мною в настоящий момент. Объем имеющегося в моем распоряжении материала настолько велик и разнообразен, что подготовка вышеуказанного обзора в короткий срок не представляется возможной даже при условии подключения к работе дополнительных сотрудников.

Что же касается общих соображений по поводу аномальных явлений, связанных с призраками, духами, привидениями (далее обозначаемыми для краткости аббревиатурой ПДП), могу вам на данный момент сообщить лишь следующее:

1) ПДП являются неотъемлемой частью фольклора всех народов и всех времен.

2) Причины, обстоятельства и мотивировки появления ПДП весьма разнятся в различных формациях и временах– в зависимости от места, эпохи, национальных особенностей страны, народа. Однако, заметим, сам факт «существования» ПДП устойчив во всех случаях. Более того, в ряде религиозно-мистических учений само существование ПДП является центральным моментом.

Так, например, одним из главных догматов христианской веры считается постулат о воскресении Христа после смерти и ожидании его вторичного прихода. Иными словами, европейская культура, например, ставит в центр распространеннейшего вероучения возможность воскресения умершего (а конкретно – Христа) и его, подчеркнем, неизбежное появление впоследствии.

3) Распространенность веры в существование ПДП и ее толерантность относительно времени, места и национальных особенностей социума объясняется в первую очередь, видимо, психологической подкладкой. Человек смертен, как и все живое на Земле. Фактически всю свою жизнь любая человеческая особь осознает себя осужденной на смерть, причем, как правило, – ни за что ни про что, с ее точки зрения. Отсюда следует чрезвычайно устойчивая вера в загробную жизнь (рай, ад), реинкарнационные теории (различные версии о существовании целой цепи жизней на Земле) и, наконец, в частности, – явления, связанные с ПДП.

4) Распространенность ПДП связана, видимо, и с защитными механизмами человеческого социума. Так как человек почти лишен так называемого биологического сострадания по отношению к представителям своего же вида («ворон ворону глаз не выклюет», а «человек человеку – волк»), социум, компенсируя этот природный недостаток, устойчиво поддерживает мнение о ПДП как о механизме, с помощью которого все тайное может стать явным, и если даже убийце некому отомстить, то сможет сам убитый, причем впрямую – непосредственно.

5) Устойчивость и «популярность» ПДП объясняется также и тем, что ПДП являются по сути мировоззренческим феноменом, выведенным априорно за рамки естественно-научного, эмпирического подхода. Действительно, научные факты доказуемы, при желании каждый может убедиться воочию в справедливости научного факта, и, значит, они безусловно проверяемы на практике. Явления же, связанные с ПДП, не могут быть такими в принципе. Так, например, глупо себе даже представить, что Гамлет мог бы вызвать призрак отца в качестве свидетеля на суд над Клавдием. Заведомо ясно, что дух Полония едва ли явился бы куда бы то ни было не по собственной воле.

6) Существующий в настоящее время естественно-научный подход к аномальным явлениям, связанным с ПДП, не отвергает эти явления с порога. Такое терпимое отношение современной науки к сугубо мистическим темам базируется на трех, по крайней мере, соображениях.

Первое соображение состоит в том, что бурное развитие науки в XX веке дало отчетливо понять человечеству в целом, как мало оно знает и сколь бессильно оно перед Природой, Космическим мирозданием.

Неожиданные повороты на пути познания Вселенной (открытие ядерной энергии, сверхпроводимости, сверхтекучести и т. д.) заставили науку стать куда осторожней, корректней в оценках и суждениях о «возможном» и «невозможном».

Второе. Ряд странных, совершенно необъяснимых научным образом явлений, явно обладающих мистическим окрасом, были совершенно достоверно обнаружены в течение последних десятилетий и, более того, документально зарегистрированы аппаратурой (фото-, кино– и видеосъемка, показания приборов, наблюдения с помощью, например, телескопов, различные радиофизические измерения и т. д.). Эти явления мало известны широкой публике, так как они, как правило, засекречены правительствами стран, обнаружившими их, а если преданы огласке (когда засекретить явление не представлялось возможным), то в совокупности с Дезавуирующей дезинформацией.

К наиболее известным явлениям этого сорта относятся встречи американских астронавтов со странными объектами при посещении Луны и так называемые «видения» советских космонавтов в околоземном пространстве (все это зарегистрировано на фото-, кино– и видеопленку – сотни снимков, километры записей).

И наконец, третье. В рамках самой науки в XX веке стали возникать явления, выводящие за рамки «стандартных» естественно-научных представлений.

Все это в совокупности приводит к вполне лояльному, хотя и весьма осторожному, отношению науки к явлениям различных подвариантов ПДП.

С глубоким уважением,

Сергей Седых,

стажер следователя.

10 октября 1992 г.

P.S. Если вы сами, уважаемый Александр Борисович, захотите стать привидением, то ничего нет проще. Вам следует лишь сесть в машину и поехать в…

– Чертаново, – повернулся к спящему Турецкому таксист. – Куда дальше-то?

Турецкий вздрогнул, просыпаясь. Приснится же такая чушь! И не расскажешь, что тебе приснилась обзорная справка от стажера. Про привидения. Действительно, еще чуть-чуть – и крыша поедет окончательно.

– Куда, я спрашиваю?

– На Красный Маяк давай. Дом двадцать пять, квартира восемь.

– Ну уж в квартиру я, наверно, не поеду?

– Цветов, не знаешь, где купить здесь?

– Цветов? Цветов у «Пражской» купишь. Может быть.