Текст книги "Частное расследование"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

12

Александр Борисович Турецкий, следователь по особо важным делам, сидел в своей машине, припаркованной в уютном дворике недалеко от Пушкинской, и ждал Сергея, который обещал ему два часа тому назад доставить «два сенсационных материала», как он неосторожно признался Турецкому по телефону.

Неосторожность, видимо, уже принесла свои плоды: Сергей обещал явиться на место встречи к часу, но до сих пор – а уже 13.47 – не пришел. Турецкий начинал волноваться.

Чтобы не дать себе «раскрутиться» в предположениях о причинах столь значительного опоздания Сергея, Турецкий решил еще раз проанализировать только то, что уже было известно ему достоверно, но к чему не подходил ни один вариант из рабочей гипотезы. Подобные факты, не укладывающиеся, откровенно торчащие наподобие шила из мешка, чрезвычайно важны: они либо расширяют, улучшают гипотезу, сразу и резко приближая ее к истине, либо, наоборот, уничтожают ее, способствуя тем самым рождению новой гипотезы, – верной или, точнее, более адекватной произошедшим событиям.

Каковы же эти «торчащие», «мешающие» факты?

Во-первых, мистический флер. Зачем? Зачем, например, было предсказание, что после похорон они с Мариной и Настей пойдут в ресторан, а затем, через неделю, поженятся? Зачем было сделано такое предсказание – раз? Кем – два? И почему сбылось – три? Если исключить мистическое, «загробное» объяснение, в материалистических рамках это никак не объяснишь.

Второе. Его «заброска» в Киев. Опять-таки: кто и, главное, ради чего?

Третье. Этот странный запрет на присказку. Совершенно бессмысленный с прагматической точки зрения. Ответа по-прежнему нет.

Четвертое. Неудавшийся Настенькин «полет» с балкона, в качестве наказания за вырвавшуюся из его уст запрещенную фразу. Значит, запрет был сделан совершенно серьезно? Кем? «Смежниками»? Смешно. Грамовым? Нет, невозможно. Уж он-то бы и дочь, и внучку пожалел бы.

Пятое. Подброшенные в гостиницу рукописи. Тут глупость полная. К тому моменту сама жизнь настолько уже убедила его в реальности мистических явлений, что подкладывать какие-то статьи для его осведомления не было никакого смысла.

Шестое. Грамовский архив, ушедший, что называется, «с потрохами» в ГБ. Что толку им с творений Пушкина, Лескова, Досхоевского? Ну, тут-то можно подобрать ответ. Он называется «заметки на полях». Там Грамов, может быть, чего-то написал, – ну, прямо на книжках, между строк. Теперь до этого дорыться трудно. Но можно – в принципе. Конечно, если постараться.

И, наконец, седьмое. Меркуловский «кроссворд», коварный ребус о детали, сопутствующей удавлению подушкой Олиного сына.

Внезапно кто-то сзади подошел к машине: Турецкий увидал в зеркальце заднего вида только сильно разорванный рукав куртки.

Турецкий мгновенно вывалился из автомобиля прямо на снег, выхватывая в падении «марголин»…

Это был Сережа Седых, слава Богу!

– Простите, опоздал. Машины мне не дали, я в метро застрял. Почти пятьдесят минут в туннеле простояли. Вот, у куртки оторвали весь рукав на выходе. Фу, торопился к вам, бежал. А вы чего, меня так испугались?

– Да нет, твоих «сенсаций»… – ответил Турецкий, вставая со снега.

– Сенсации – о, да!

– Садись, рассказывай.

– Так вот. Начнем с простого. А. Н. Грамов вырос в Марьиной роще. Там и закончил школу-десятилетку. Я в ней был.

– Зачем же ты туда ездил? Он учился там сто лет назад.

– Да. Но учился он там одновременно с С. А. Навроде. Они ровесники.

– Ну?! Это ты там, в школе, установил?

– Нет. В школе я получил домашний адрес классной руководительницы грамовского класса. Она еще жива, пенсионерка, восемьдесят три года. Так вот, они не только одногодки, но и проучились в одном и том же классе, пройдя всю школу вместе, – от 1 «Б» до 10 «Б»!

– Да. Это, пожалуй, сенсация!

– Нет. Это-то как раз не сенсация. Сенсация состоит в другом. Учительница мне поведала, что их класс она железно помнит В нем училось много неординарных личностей, людей, заметных на российском небосклоне, сейчас, тридцать три года спустя…

Ну-ну, давай рожай же, не томи!

– Еще один их одноклассник, Л. А. Шабашин

– Кто, начальник ЦКС?

– Генерал-лейтенант МБ нынче. Первый зам.

– Да. Убил ты меня. – Турецкий даже растерялся. Попали мы с тобой в компанию.

– Компания лихая, что и говорить.

– Фу, мне даже жарко стало. В пот бросило. Ну, это, я надеюсь, все.

– Нет, это я вам сенсацию попроще для начала выдал.

– А есть и посложнее? – Турецкий почти с испугом посмотрел на Сергея.

– Да. Позагадочней, на мой взгляд.

– Ну, валяй! – Турецкий наконец решился воспринять.

– Ребята-«археологи», ваш дружок из МУРа, Грязнов Слава, навел меня на них. Они взялись извлечь останки всего за десять штук, смешно? Пять вперед, пять по результату Ударили по рукам, достали, принесли. В мешке. Ну, я мешок – на экспертизу, как вы сказали, точно так, на голубом глазу, нашли вот, дескать, нечто около кафе. Я дело-то возбудил, конечно. И, конечно, от вашего имени. Для соблюдения процессуальных норм. Вот, пожалуйста. «О нахождении обгорелых останков неизвестного происхождения около заднего двора кафетерия «Золушка» 20 декабря 1992 года»

– И это оказались кости обезьяны, верно? перебил Турецкий.

– Предположительно какой породы? Ну? Сергей явно не хотел сдавать сенсацию без боя.

Предположительно – орангутанг, равнодушно продолжил Турецкий. Нет, это не сенсация. Я так и думал.

– Ага. А раз вы так и думали, то скажите мне, сколько содрали с меня гробокопатели, ну, «археологи», вручая эти обезьяньи останки? А?

Пять штук, поди, так вы договорились? Ну еще, по. жим, штуки полторы на пьянку попросили тебя набросить. Может быть.

О нет, не угадали. Я очень долго торговался с ними, с трудом сошлись на сорока.

– На сорока рублях? Отдал бы, что там торговаться!

– Нет. На сорока тысячах! Они сначала заломили сто, но я им – фигу! Битый час беседовали.

– Конечно, можно было б заплатить и сто, как я сначала и предполагал.

– Вы все неверно предполагали. Сто стоит, например, на Новодевичьем Хрущева вырыть или Гоголя, допустим. Одежда там, ботинки, на Запад, есть там коллекционеры. А генерала – ради формы, например, – простого генерала, не больше двадцати. С зубами золотыми, с орденами – подороже, двадцать пять. Как правило. А просто так кого-то, Грамова, допустим, вашего, на Истряковском кладбище, никем не охраняемом, ему десятка – красная цена… Вы не волнуйтесь, я же все узнал сперва в МУРе, прежде чем контачить с ними. Пусть я стажер, но не такой простак. Как некоторые.

– Все ясно. Я согласен. Но почему ж тогда цена взлетела вдруг безумно?

– А просто нам взвинтили цену. Дорогу кто-то нам перебежал, понятно?

– Нет, непонятно.

– Рассказываю. Договорились мы сначала на десятку. Я место им на кладбище сам указал, у них отличные есть карты, не схемы – карты, двадцатипятиметровки, всех кладбищ московских, подмосковных…

– Давай поближе к телу!

– Даю поближе. Я им на карте точно указал могилу, сказал: Алексей Николаевич Грамов. Извлечь все целиком, в мешок и – мне в руки. Все, сговорились. Я их авансировал. Пять. Они мне – завтра утром, жди! А сами звонят ночью: давай-ка встретимся, сменились обстоятельства. Ну, я из постели прыг – и к ним туда. Они мне: мы пришли копать и даже испугались. Что такое? – это я им. Они мне: глядь, а могила-то уже разрыта! Я им: не может быть! Они мне: мы тоже так подумали. А пригляделись: точно. Могила-то жены разрыта, С. А. Грамовой! Разрыта и пуста. Ни гроба нет, ни тела. Подчистую. Понятно? Кто-то снял жену.

– Могила Грамова А. Н.?

– Его-то пока не тронута. Была. Но! Раз кто-то проявил заметный интерес, так, значит, это надо кому-то. Они мне: мы всех «археологических коллекционеров» знаем… Два дня – и выясним, кто жену увел. Вот им-то мы и мужа, стало быть, запарим. Ну для комплекта, для коллекции. И не за десять штук, ясно, раз такое дело. А за сто. Стартовая цена. Ну, я им: двадцать штук даю не глядя! Они мне: девяносто! И пошло поехало. На сорока сошлись.

– Все ясно, Сережа. Ты знаешь, ты с ними снова завяжись и передай им от меня, ну как бы от «клиента», что если они найдут того, кто телом С. А. Грамовой заинтересовался, то я за это «тело» Грамова А. Н. отдам им задарма. Скажи: все останки, истлевший саван, все-все-все! Просто подарю…

– Не понимаю вас: зачем?

– За информацию.

– Нет, это-то понятно. За информацию и тридцать штук еще! Вот как с ними надо: за информацию «косарь» им скинуть. И будет с них. А то, глядишь, от жадности у них мошонки лопнут!

– Ну, я смотрю, ты специалистом стал.

– Стараемся.

– А сам ты в это время, вступив с ними в переговоры, подготовь…

– Знаю, знаю! – Сережа перебил Турецкого на полуслове. – Им подготовить кости человеческие, обгоревшие, мужчины лет пятидесяти, ведь так?

– Так, – согласился с удивлением Турецкий. – А как ты додумался до такого?

– Да очень просто. Впарить. Я им заказывал ведь Грамова за десять? Ну. Они сварганили мне обезьяну – за сорок. А я им что назад: не обезьяну же, конечно. А человеческие кости, точно так же, как и они, туфту задвину им.

– Ну ты даешь, Сергей!

– Стараемся, Александр Борисович. Служу Советскому Союзу! – как говорил один майор ГБ, устраиваясь сутенером на Гаити.

– Вот кстати, относительно гебешных майоров… Записывай: Чудных Борис Валерьевич. Иванников. Не знаю инициалов. Далее, майор Невельский А. П. Потом его соседка, живет дверь в дверь… Квартира 51. Суханова Алина. Ну и давай сюда еще Шабашина Л. А. прибавим… Все эти люди к нам имеют отношение. И вместе с тем они работают в МБ. Все, что о-них мы можем выудить по открытым источникам – архивам, выпискам из домовой книги, в загсе, ну и так далее. Понятно?

– Да это ж адова работа!

– Да, не сахар, согласен. Но что же нам делать?

– Нет, я не против поработать, но вы ж меня не посвящаете в детали, в суть.

– Я это делаю нарочно. По двум причинам. Во-первых, сам подумай, пораскинь мозгами, ты ж кое-какую информацию имеешь. И я скажу тебе: совсем не малую, глядишь, чего-то и сообразишь. Как только будет первый результат по «делу Турецкого в отпуске за свой счет», тогда я сразу подскажу тебе еще немного, понял? А во-вторых: чем меньше знаешь, тем больше шансов у тебя дожить до пенсии. Знаешь, как в Писании: «От многих знаний много и горестей и умножающий мудрость – умножает печаль». Поэтому вот тебе пятьдесят штук– компенсация истраченного плюс на чай и пиво и – вперед!

Высадив Сергея возле Следственного управления, Турецкий медленно проехал по Страстному, повернул на Чехова и покатил к Садовому кольцу.

Сергей действительно добыл ему два сенсационных факта.

Первый – что Навроде и Грамов – бывшие одноклассники, прекрасно ложился на его гипотезу, подтверждая, что он шел по верному пути. «Довесок» к этому факту Л. А. Шабашин, тоже их одноклассник, давал возможность построения новых ветвей расследования, делал гипотезу весомей и богаче, позволял быстрее двигаться вперед.

Второй сенсационный факт был абсолютно дик. Его нельзя было приставить ни к одному из «углов» версии Турецкого. Кому, черт возьми, могло понадобиться тело Грамовой С. А.? Да и зачем? Вот если бы у него, у Турецкого, останки Грамова ушли из-под носа, тут все было бы объяснимо. Их мог, во-первых, извлечь сам Грамов, чтобы скрыть концы, опасаясь возможной эксгумации, и, во-вторых, их могли раскопать «смежники», заподозрив, – точно так же, как он сам заподозрил, – что А. Н. Грамов жив. Да, да! Если б останки Грамова исчезли, это работало бы на версию, но увод тела жены Грамова! Не то что это путало все карты, нет! Объяснение есть, наверно, раз произошло, так, значит, было кому-то нужно. Но кому и зачем?

Турецкий ощутил, уже который раз за последние два с лишним месяца, что он, в сущности, совсем немного понимает, в чем же он так интенсивно крутится.

Проявление шло медленно и странно, открывая новые детали, но закрывая частично то, что представлялось ясным изначально.

Он выехал уже на кольцо, когда его вдруг внезапно осенило.

Ефимыч!

Конечно же Ефимыч!

Как же он сразу-то не сообразил!

Ефимыч подтасовал время задушения Коли. Сначала он дал заключение на месте: «Задушила ребенка, а затем сама вскрылась». А «дух», ну, этот, «форзи», сообщил Марине, что ребенок был задушен два часа спустя после смерти Оли. Дальше. Имея эту информацию и предположив, что это, может, правда, он взял «на понт», на «пушку» пьяного Ефи-мыча – на свадьбе. И тот тогда мгновенно и признался: да, дескать, время я чуть-чуть подтасовал.

Но как он объяснил, зачем он это сделал? Зачем подтасовал?

О, объяснение прекрасное! «Заботясь обо мне», о следователе Турецком!

Вот что имел в виду Меркулов!

Благой порыв!

Ефимыч пил, и крепко пил, как многие судмедэксперты, да и большинство патанатомов. На это все глядят закрыв глаза – традиция, «профессиональная болезнь».

И если бы Ефимыч так и сказал: спьяну, может, напорол, напутал, ты прости, там: две бутылки за день, сам понимаешь. Мог и ошибиться, кто без греха? Вот если бы так он объяснил возможность ошибки, то все ему сошло бы с рук. И ни Меркулов, ни сам черт не обратили бы внимания!

Но было-то другое! Во-первых, Ефимыч сразу же признал, что он их во времени местами поменял. То есть он признался не только в том, что радикально подтасовал результаты медицинской экспертизы, по сути их фальсифицировал. Нет, он признался в большем, во много раз большем: он признался в том, что совершил это сознательно. Прекрасно понимая, что он делает.

Ради чего он это делал?

Ради моего же блага! Ну, чтобы дело выглядело очевидней, как коллективное самоубийство. И чтобы расследование я закончил быстрее и не мучился впустую. Хотя он сам-то знал, что тут имело место убийство. Здорово он понимает заботу о ближнем! Да и кто – Ефимыч! Который или в подпитии – слегка, или в угаре, еле ходит, еле дышит. И с вечно потным лбом.

Он на «крючке», Ефимыч.

Меркулов сразу бы его подсек, а я, зеленый, столько времени думал!

13

Иванников – Невельскому

РАПОРТ

(передан по линии закрытой радиофаксимильной связи)

Сегодня, десятого октября, в полном соответствии с нашими предположениями сразу после окончания похорон О. А. Грамовой с сыном Н. Ю. Грамовым состоялась встреча А. Б. Турецкого с М. А. Грамовой и А. А. Грамовой.

Результаты контроля ситуации группой наружного наблюдения подтвердили, что встреча протекала ровно, без обострений, в полном соответствии с нашими предположениями.

Подчеркну, что имел место и забавный случай, который в силу его очевидной случайности следует классифицировать как курьез. А именно: А. Б. Турецкий, действуя по собственной инициативе, без всяких «поползновений» со стороны М. А. Грамовой, пригласил их (вместе с дочерью, разумеется) в ресторан, на что М, А. Грамова дала, естественно, согласие безо всяких колебаний.

Около полудня они посетили ресторан «Бармалей» и находились в нем более двух часов. Так как в этом ресторане работает официантом наш штатный сотрудник, прапорщик Кахно Ю. В., группа «наружки» имела возможность с помощью привлечения указанного официанта установить как аудио– так и видеоаппаратуру скрытного наблюдения (сначала в общем зале, затем у бара).

Разговор М. А. Грамовой и А. Б. Турецкого носил доверительный характер, что и предполагалось нами в одной из версий развития событий.

В частности, М. А. Грамова сообщила в непринужденной форме А. Б. Турецкому о неоднократных явлениях ей призрака покойного отца, а также и то, что сегодня, 10 октября, ранним утром к ней являлась помимо отца покойная сестра с сыном и предсказала ей, что сегодня, после похорон, она посетит ресторан со своим будущим мужем, т. е. с Турецким, за которого выйдет замуж через неделю.

Как нами и предполагалось, эта информация чрезвычайно насторожила А. Б. Турецкого и, как нам показалось, он заподозрил ее в некоторой причастности к странной истории о самоубийстве ее сестры.

Побочным и не вполне учтенным нами отрицательным аспектом случившегося следует считать, что, заподозрив М.А. Грамову в сопричастности, Турецкий дело о самоубийстве, как показало дальнейшее развитие событий, не прекратил, а, напросившись к М.А. Грамовой в гости «на ночь, подежурить, на днях», вернулся на службу, с которой через минут двадцать – тридцать уехал вместе со своим стажером С. Седых пьянствовать на квартиру последнего.

Так как образ действий А. Б. Турецкого не оставлял никаких поводов для тревог, мы сняли с него наблюдение и занялись подготовкой предстоящего ночного сеанса воздействия на М. А. Грамову.

Однако дальнейшее развитие событий приобрело несколько странный характер. А именно:

В 22.35 А. Б. Турецкий приехал на дом к М. А. Грамовой (не ожидав этого визита, мы еле успели в последний момент свернуть аппаратуру и ретироваться. Только через полчаса, развернув аппаратуру, приступили к работе).

Куда более странный оборот события приобрели в дальнейшем.

Вместо того чтобы после легкой выпивки (что, кстати, имело место: кофе, коньяк) приступить непосредственно к любовным играм, предшествующим, как известно, вступлению в непосредственную связь, А. Б. Турецкий и М. А. Грамова завели нескончаемо длинный, занудно-философский разговор о мертвецах, выходцах с того света.

При этом следует также отметить, что разворачивавшийся разговор был ярким (обе стороны обсуждали явление духов живо, горячо, заинтересованно) и, кроме того, если принять во внимание тот еще факт, что «Витамин С» к моменту начала беседы мы не включали вообще, представшая нашим взорам картина выглядела исключительно дико, неправдоподобно, фальшиво и просто сюрреалистично.

Замечу также, что к явлению духа А. Н. Грамова к ней М. А. Грамова присовокупила философскую концепцию, а следователь по особо важным делам А. Б. Турецкий внимал ее выступлению с чувством глубокого удовлетворения, понимания и сочувствия.

Более того, у нас не осталось ни капли сомнения, что А. Б. Турецкий вполне поверил в реальную возможность явления «духа погибшего А. Н. Грамова», что, учитывая его позавчерашний визит в «Химбиофизику» и разговор с директором (нашим бывшим штатным сотрудником, полковником КГБ в отставке Мишутиным Игорем Александровичем), представляется нам весьма опасным поворотом событий. (Из доклада И. А. Мишутина об этой встрече следует что А. Б. Турецкий активно интересовался не только и не столько обстоятельствами гибели А. Н. Грамова, что было бы естественно, на наш взгляд, но и тематикой, направлением исследований, проводимых А. Н. Грамовым.)

С включением нами «Витамина С» на минимальных уровнях порядка 6–8 вт/стерадиан, философская тема тика разговора объектов усилилась, хотя мы не пытались индуцировать на них никаких абстрактных, не имеющих отношения к практике идей.

Это крайне важный, очень настораживающий эффект, Альберт Петрович! Он может, не побоюсь сказать, свести на нет все, что достигнуто, если мы не разберемся с этим эффектом, не поймем, в чем тут дело, не научимся избегать его!

Что нам делать? Мы слегка растерялись и ждем Ваших немедленных указаний.

Просим Вас выслать их нам немедленно – либо на спецпейджер, либо по линии закрытой радиофаксимильной связи, либо, на худой конец, с обычной фельдъегерской и той, со спецкурьером.

Прохоров Иван Иванович, ночной таксист, решил с сегодняшней смены начать новую жизнь, резко прекратить пить, курить, возить бухих лохов за пять номиналов, а также кончить после каждых суток за баранкой неизменно «чистить хрюкало» жене и, одновременно с этим, заняться наконец-то воспитанием своих же собственных детей.

К такому решению его побудил страшный сон, приснившийся ему накануне, в котором Бог, выглядевший, кстати, как пьяный полковник ГАИ и специально принявший такой вид для пущей доходчивости гласа своего, божьего, до сознания Ивана Ивановича, остановил его (возле Онкологического центра АМН на Каширке), проверил права и путевку (зачем это было нужно Богу, неясно), а затем прочел ему, Ивану Ивановичу, столь конкретный «отче наш», что его даже во сне бросило в горячий пот. От этого горячего пота он и проснулся в три часа ночи, сходил в туалет, и, после того как там его бурно вырвало, он твердо решил «завязать» и «начать все сначала»…

И вот теперь, начав «новую жизнь», он свернул с Кировоградской на улицу Красного Маяка и тут же увидел компанию, стоящую на углу и пытающуюся поймать мотор. Их было трое – двое мужчин и одна молодая женщина лет двадцати пяти. Один мужик, постарше, интеллигентного вида, в очках, типичный лох из яйцеголовых, а другой, тоже крепко за тридцать, был похож, скорее, на монтера или сантехника, причем из худших: крепко пропитая морда, хитроватый взгляд подлых выпуклых глаз…

Этот последний явно не понравился Ивану Ивановичу.

Тем не менее он все же тормознул и, предупредительно приоткрыв дверь, произнес:

– Здравствуйте, дорогие мои пассажиры! Садитесь, пожалуйста!

Неприятный, похожий на монтера-сантехника, даже отшатнулся слегка от такой вежливости… Но, быстро взяв себя в руки, склонился к любезно открытой Иваном Ивановичем двери и прошипел змеей одно лишь слово:

– Кышнахермигом!

После чего с такой силой хлопнул дверью, что по всему корпусу новой тридцать первой «волжанки» Ивана Ивановича прокатились зыбкие волны звонкой вибрации.

Иван Иванович, потрясенный, тронулся и поехал как во сне.

Только завернув на Чертановскую, он наконец сообразил, что надо было б вылезти, конечно, и навешать до ушей и выше этому козлу, да и остальным тоже. Однако тут же Иван Иванович вспомнил, что, решив начать новую жизнь, он далеко заложил монтировку – в ЗИП, хрен достанешь, когда нужно.

Около кинотеатра «Ашхабад» он остановился, достал монтировку из ЗИПа и положил ее на обычное место, под правую руку, между своим сиденьем и кожухом коробки передач.

– На Ногина, шеф? – скромно постучал ему в стекло какой-то зачуханный ветеран, умеренно жирной, вшиво упакованный и, сразу видно, пустой, как Обращения ЦК КПСС к советскому народу.

Вместо ответа Иван Иванович только погрозил ему монтировкой.

Он уже твердо решил вернуться к своей старой жизни, а именно: продолжать крепко пить, курить, возить исключительно бухих лохов за пять номиналов, а также после каждых суток за баранкой «чистить хрюкало» жене и, одновременно с этим, абсолютно не заниматься воспитанием своих же собственных детей.

Зачем она ему – новая жизнь? Ведь от добра добра не ищут.

Альберт Петрович Невельский дважды перечитал сообщение от Иванникова, переданное ему шифровальщиком Егоровым и крепко задумался.

Развитие событий абсолютно не радовало его. Третий этап операции развивался слишком быстро: дела явно опережали сопутствующие бумаги.

Как и положено, он сразу, седьмого еще октября, доложил Кассарину об успешном завершении второго этана операции. Тот, без сомнения, тут же отрапортовал Сомову, седьмого же, в праздник, короткой шифрограммой: с праздничком, дескать, вас, Владимир Александрович!

Подробный же отчет полковник Кассарин поди готовил тщательно, чтобы расставить все акценты, не навалить лишнего, но и не умолчать о необходимом. Дай Бог, он отрапортовал девятого, а то и десятого с утра – ну, это скорее всего.

Сомов, как известно всем, вплоть до самого тупого резидента самой последней иностранной разведки, страшный тугодум. Даже на вопрос «2x2=?» Сомов ответит не раньше одиннадцатого. Да, если все будет тип-топ, то Сомов, крепко подумав, разразится циркуляром сегодня, одиннадцатого, днем…

Кассарин, соответственно, подведет в письменном виде черту под вторым этапом работы и даст «добро» на дальнейшее не ранее чем через сутки, то есть двенадцатого днем. Да нет, если учесть, что одиннадцатое только началось, то, считай, фактически почти через двое суток!

Скорее всего Кассарин отпишет «представить к наградам» и начать третий этап операции с 13 октября.

А она уже сейчас идет во все тяжкие, хотя одиннадцатое едва успело начаться.

И явно идет операция как-то боком.

У него, у Невельского, конечно, есть основания действовать: ведь он имел санкции на параллельное развитие второго и третьего этапов. Но!

Но что делать, к примеру, с Турецким?

Если будет какой-то срыв, не дай Бог, Кассарин повесит на него всех собак за то, что начал развивать третий этап в полную силу, не дождавшись письменного приказа.

Но если все будет о'кей, то у него, у Невельского, появится возможность отрапортовать победно о завершении третьего этапа через сорок секунд после письменного приказа о его начале.

Но! Если Кассарин отдаст письменный приказ о санации Турецкого лишь 12 или 13 октября, а они из него «слепят» «груз 200» уже сегодня, одиннадцатого?! Что тогда? Тогда это будет выглядеть так, что он, Невельский, не дожидаясь распоряжений свыше, начал убирать по собственной инициативе людей, заметных на небосводе московского правоохранения… Что подумает в этом случае Кассарин? Да то, конечно, что у Турецкого был какой-то значительный компромат на Невельского, и поэтому дал добро «замочить» этого следователя по особо важным делам не дожидаясь письменного указания Кассарина на сей счет. Что сделает Кассарин? Может быть, выразит «фе», может, и похвалит на словах, но тут же начнет рыть, пытаясь достать этот самый компромат на него, на Невельского. И хоть компры нет на самом деле (по крайней мере у Турецкого), однако кому ж приятно, когда начинают копать под тебя?

«Нет, нет! – решил Невельский. – Мне не с руки санкционировать, давать добро».

Но дело-то не терпит!

В любой момент может возникнуть утечка, через Турецкого, – раз он поверил Марине… Не в выходцев же с того света поверил он? Нет, разумеется. И теперь эта информация в любую секунду готова «отслоиться» от Турецкого и поплыть по верхам… Куда, в каком направлении? Да в направлении Меркулов – Емельянов, куда ж еще… Минуя аппарат, к беспалому может лечь… Прямо на стол…

Нет-нет! Ждать нельзя! Смертельно опасно!

Развитие третьего этапа идет погано, что и говорить. Философия всплыла откуда-то, явления паразитные… Очень хреново!

«Перестрелять бы их всех в одночасье– оставшихся Грамовых вместе с этим меркуловским выкормышем, – мелькнуло в голове у Альберта Петровича, – да и дело с концом!»

Но! Но только не вследствие моих прямых указаний! Пусть бы этот Иванников сам на себя бы решение взял как старший по исполнительной группе. Это бы неплохо! А там, глядишь, и его самого… Того… И майора посмертно… Как ему и хотелось…

Ладно, ладно!

Куда потом выгребать, мы с Алиной прикинем! Сейчас бы утечки не допустить!

СРОЧНО!

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ГРИФ «СЕРИЯ К»

11 ОКТЯБРЯ 1992.02.12. ОНПО ИВАННИКОВУ ТЧК НАСТОЯЩИМ ПРИКАЗЫВАЮ ВАМ ДЕЙСТВОВАТЬ ОПЕРАТИВНО ЗПТ ГРАМОТНО ЗПТ ПРИВЛЕКАЯ СМЕКАЛКУ И ГИБКУЮ ТАКТИКУ ЗПТ НЕПРЕРЫВНО ДОКЛАДЫВАЯ МНЕ ТЕКУЩУЮ ОБСТАНОВКУ И ВАМИ ПЛАНИРУЕМЫЕ ДЕЙСТВИЯ ТЧК ГЛАВНАЯ ЦЕЛЬ В НАСТОЯЩЕМ ТИРЕ НЕДОПУЩЕНИЕ УТЕЧКИ ИНФОРМАЦИИ В ЛЮБОМ ВИДЕ ТЧК ПОДПИСЬ ТИРЕ НЕВЕЛЬСКИЙ

Не зря майора Альберта Петровича Невельского беспокоили мысли о возможной утечке информации, ой, не зря!

Странная история, которую можно было без труда интерпретировать именно в ключе утечки информации, произошла тогда же, в ночь на одиннадцатое октября, там же, На улице Красного Маяка, аккурат во время ожидания вышеприведенной криптограммы от Невельского.

Странность этой истории заключалась в первую очередь в том, что об этой истории так и не узнал никто из «смежников»…

Более того: даже непосредственные виновники происшедшей утечки не обратили на нее внимания – как бы… А точнее говоря, просто забыли начисто о случившемся.

История эта произошла буквально минут через пять после того, как Вячеслав Карнаухов шуганул необычно вежливого, любезного таксиста, подкатившего к ним, надо добавить, на подозрительно новой тридцать первой «Волге»; известно же, что в парках новую машину дают только за крупную взятку, и тот таксист, который может ее дать, как правило, не знает чудных слов вроде «здравствуйте», а тем паче «пожалуйста».

Вот Карнаухов и послал его резко, приняв за «подставу», за что тут же получил выговор от капитана Иванникова: «Слишком уж резко, могла драка возникнуть!»

Сцепившись слегка по этому поводу, все трое немного повздорили, и потому стояли надувшись, глядя вдаль… По этой же причине все трое смолчали, увидев странное явление, возникшее откуда-то из-за задворок молочной.

В слякотную осеннюю ночь на одиннадцатое октября, выйдя из пустынного двора, к ним направлялся сам Дедушка Мороз.

Дед Мороз был одет, как ему и положено, – в красную шубу, красную шапку с белой опушкой… Если его что и отличало от обычного Деда Мороза из заводского ДК, так это лицо. Лицо у него было не обычное, не ярко-красное от двух бутылок «Московской особой», одной «Старки» и одного «Казачка», выпитых только что в тесной аппаратной вместе со Снегурочкой, с зампредместкома и с представителем пожарной инспекции, нет, лицо у этого Деда Мороза было естественного цвета – цветущее, в добрых старческих морщинках, – настолько «правильное» лицо, что оно даже производило впечатление хорошей, дорогой динамичной маски, вроде тех, что делают из особой резины на проклятом Западе.

– Добрый вечер, детки! – поприветствовал он их, подойдя.

– Здравствуйте, – сухо ответила Деду Морозу Алина.

Карнаухов обиженно молчал, все еще переживая полученный «втык» за таксиста, а Иванников вдруг замер, пораженный: голос Деда Мороза ему показался до боли, до жути знакомым!

Где же он его слышал?!

Дед Мороз достал из бездонного кармана своей шубы довольно здоровый транзисторный приемник, странного, бутафорского дизайна (впрочем, такой он и должен быть у Деда Мороза) и, включив его, произнес с грустью:

– Дерьмо…

– Что «дерьмо»? – спросил Карнаухов.

– Все, – кратко ответил Дед Мороз. – Все дерьмо, – он подумал и добавил: – Кроме мочи, конечно… Вот: чувствуешь? – Дед Мороз подкрутил ручку настройки, и передняя панель транзистора вспыхнула веселыми разноцветными светодиодами… Шкала настройки ожила, осветившись тихим голубым сиянием, и там, в глубине ее, засветился жидкий кристалл дисплея… По плоскости небольшой активной матрицы побежали, струясь, разноцветные индикационные кривые…

Алина Альберговна ахнула помимо своей воли:

– О Боже, совсем как у нас!

– Не-ет, у нас на кухне газ! – с гордостью возразил Дед Мороз и, скривив презрительную усмешку, кивнул в сторону двух огромных спортивных сумок, стоящих у ног Алины и содержащих «Витамин С» в походном состоянии. – А у вас…

– А у нас – водопровод… – встрял Карнаухов ни к селу ни к городу.

– Вот, – подытожил Дед Мороз, продолжая настраивать свой транзистор. Транзистор заурчал, как собака во сне – тихо, умиротворенно подскуливая, начав одновременно с этим фосфоресцировать приятными розовыми тонами…

«Где я слышал… много раз… этот голос Деда Мороза?!» – лихорадочно соображал Иванников. – А у нас на кухне газ, а у вас? – пробормотал он вслух, напрягая память…